ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОРУ БОЛЬШОЙ АРАРАТ В АВГУСТЕ МЕСЯЦЕ 1850 ГОДА

По утвержденному Главнокомандующим отдельным Кавказским корпусом предположению о тригонометрических работах нынешнего года в Закавказском крае, вменено было в обязанность совершить, если возможно, восхождение на Арарат с геодезическими инструментами, для измерения там вертикальных углов главных пунктов тригонометрической сети. В этом трудном предприятии должен был принять участие, с разрешения князя Воронцова, статский советник Ханыков, и для того он отправился, 9-го июля, в штаб-квартиру Донского № 37-го полка, Аралых, чтобы там соединиться с начальником треангуляции Закавказского [502] края, полковником Ходзько, и потом следовать далее.

14-го июля прибыл туда же и г. Ходзько; но необходимость сделать несколько наблюдении да Хор-Вирабском сигнале не позволила ему отправиться прежде 19-го июля на место, избранное для первого лагеря между Большим и Малым Араратами, на ключе, разработанном бывшим Эриванским сардаром Хуссейн-ханом и названном по этому Сардар-Булаком.

Здесь отряд оставался до 29-го; отсюда он предпринимал, 25-го июля, восхождение на Малый Арарат и здесь сделан ряд метеорологических и геодезических наблюдений, долженствующих, без-сомнения, разъяснить в значительной степени сведения, имевшиеся доселе о климате и наружном образовании этого замечательного перевала, связывающего две значительнейшие горы Закавказского края. Наконец приезд директора Тифлисской магнитной и метеорологической обсерватории г. Морица и штабс-капитана корпуса топографов Александрова, доставивших с собою нужные дополнительные для наблюдений инструменты, а ктому же и наступившее новолуние, давшее надежду на установление хорошей погоды, позволили уже решительно приступить к восхождению.

Для сего, 29-го числа, переехали в лагерь, расположенный в 7-ми верстах выше […] Сардар-Булака, почти под самою снеговою линиею Большого Арарата, спустившеюся нынешний год необыкновенно-низко. Здесь, дождавшись подвоза окончательного запаса углей и продовольствия, полковник Ходзько решился выступить 1-го августа.

Утро этого дня было прекрасно, а потому, навьючив катеров инструментами и всех лошадей отряда пожитками тех, которые должны были принять участие в восхождении, выступили из лагеря в 6 часов поутру. С начала вьючный скот двигался довольно удобно по снегу; но скоро покатости сделались до того велики, что лошади стали скользить и опрокидываться с вьюками, так-что надобно было отказаться вести их далее, и потому все вещи были переложены на четверо саней, предварительно устроенных для этой цели, и солдаты весело потянули их вперед, поощряя себя разными шутками и насмешками над теми, которые падали и скользили. Полковник Ходзько, несмотря на утомительность этого положения, был постоянно при санях; не занятые же члены экспедиции тянулись по скалам, опоясывающим левую сторону оврага. Впереди их шел армянин бывшего селения Аргури, проводник Абиха, Симон, и нес на себе черный крест, имевший около 3-х аршин вышины и долженствующий быть поставленным на вершине Большого Арарата. Таким [504] образом, до 2-х часов после полудня отряд достиг первого перерыва этого скалистого гребня, часто останавливаясь и поджидая саней, которые, весьма естественно, не могли следовать с тою же скоростию.

В 3 часа перешли на правую сторону оврага, и там, соединясь с полковником Ходзько, поднялись еще на 400 сажень выше и остановились лагерем под самою Таш-Килисою, огромною скалою, составляющею как-бы первую ступень вершины. Здесь покатость грунта и узкость полосы, обнаженной от снега, представили большую преграду для устройства лагеря; но при доброй воле солдат, место было расчищено и отряд кое-как разместился на ночь, с нетерпением ожидая дня, тем более, что скопившиеся около вершины и около острых шпицов Таии-Килисы тучи прерывали ночную тишину раскатами грома и блеском молнии. )

2-го августа, в 6 часов утра, двинулись далее; но тут затруднения возрастали с каждым шагом. Перейдя по снегу на скалистый гребень левого берега Таш-Килисинского оврага, отряд постепенно подвигался все выше и выше, встаскивая сани по снегу. Небо, довольно ясное поутру, стало заволакиваться тучами, и к 12 часам подул сильный западный ветер, осыпая восходивших мёрзлой снежной крупой. Это заставило полковника Ходзько приказать [505] сбросить с саней все, кроме инструментов, что однакож не мешало казакам, сменившим солдат у инструментов и тяжестей, весело тянуть сани вперед и, следуя примеру полковника Ходзько, преодолевать все трудности, с беззаботной храбростию и энергией, свойственной Русскому солдату.

Около часа пополудни отряд достиг северо-восточной оконечности гряды скал, которая тянулась отсюда мелкою каменною россыпью, прорезанною кое-где снегом и обледенелым настом, к подножию последнего обрыва вершины, около которого, в 1845 году, прислужник Абиха водрузил, во время своего восхождения, неокрашенный крест, теперь крепко вмерзший в землю и свидетельствующий о теплой вере принесшего его туда. Здесь сделан был небольшой привал, в той надежде, что начавшаяся буря утихнет, но ожидания смелых путешественников были тщетны. Увидев, около 2 1/2 часов, что ветер все более и более усиливается и густой серый туман все гуще и гуще склубляется около вершины, они решились идти вперед, чтобы по-крайней-мере между скалами обрыва найти приют от грозы. Взобравшись до половины скалистого обрыва, они убедились, что в этот день идти далее было невозможно: люди утомились, промерзли, снег сек им лицо и глаза, порывистый ветер затруднял движение [506] саней с инструментами, из коих в одних было до 7 пудов, а в других до 5 пудов веса; одним словом, положено было остановиться; но вопрос состоял — где? Обрывистые скалы нигде не расступались на столько, чтобы можно было думать поставить палатку, а потому полковник Ходзько решился отпустить людей, в 5-ть часов по полудни, в Тат-Килисинский лагерь, где на всякий случай оставлена была одна палатка, а сам, со всеми офицерами отряда и двумя казаками, остался на небольшой площадке, в 3 шага длины и 1 1/2 ширины, на которой 6-ть человек должны были разместиться для ночлега, под завыванием бури и падающим снегом. Образовав кое-как плотный клубок, г. Ходзько и его товарищи, прикрывшись одним небольшим ковром и кожею, в которую завертывается большой универсальный инструмент в дождливую погоду, решились в этом положении ожидать наступления утра.

Между-тем, ветер все усиливался и разрывая, по временам, густые облака, обложившие гору со всех сторон, при слабом свете месяца, открывал глазам путешественников то клочек Аракской долины, то Малый Арарат, которого, вершина была уже под ногами путешественников, то, наконец, глубокие, чернеющиеся пропасти, окружавшие неприветный их приют, расположенный гораздо выше Мон-Блана. К [507] довершению всего, около 10-ти часов вечера разразилась жестокая гроза: по яркости молний и силе громовых раскатов, путешественники не могли сомневаться, что они находятся в грозовом облаке; каждая вспышка электричества освещала воздух не зигзагом, как это обыкновенно бывает, а распространялась в нем как бы наполняя все его пространство, с ослепительною яркостию и с различными отблесками зеленого, красного и белого цветов; гром следовал почти непосредственно за светом, и всякий раз эхо многочисленных оврагов долго и явственно повторяло могущественные его раскаты. К 12-ти часам гроза утихла, но снег продолжал засыпать путешественников, так что те из них, которые не двигались с места, были покрыты им от 3-х до 4-х Английских дюймов толщины. Наконец наступило желанное утро, но и оно принесло мало утешения: вершина Большого Арарата была чиста, но внизу, выше Малого Арарата, все пространство, доступное глазу, было покрыто густою пеленою облаков, казавшихся сверху каким-то взволнованным и застывшим морем, из которого, помере восхождения солнца над горизонтом, отделялись пары, сначала в виде легкого дыма, потом все гуще, и гуще, и наконец так, что путешественники были опять вновь охвачены густым туманом и осыпаны обильным снегом. [508]

К 3 часам по полудни небо несколько разъяснилось, но ветер не терял своей силы. Положение г. Ходзько и его спутников было до того невыносимо, что они решились идти выше, в надежде найти за скалами чистое место, идущее вплоть до вершины, на котором можно будет разбить палатку.

В 4 часа, они снова начали взбираться по скалам, и только за третьею грядою увидели наконец ровное место, о котором им говорили. Оно представляло покатость, имеющую никак не менее 50 градусов наклонения, покрытую мелкими пиритами, издававшими нестерпимый серный запах; справа тянулся, из-под самой вершины, обрывистый овраг, идущий к Таш-Килису, а слева — не менее покатый овраг, соединяющийся с Макинским ледником. Достигнув до половины этой покатости, путешественники должны были остановиться над самою вершиною, до которой им оставалось, как оказалось впоследствии, только 200 шагов. Так как порывистый ветер и усталость людей делали невозможным движение вперед, то они с величайшим усилием утвердили здесь две палатки, на месте, которое казалось ровнее других, но которое все-таки имело не менее 30 градусов покатости; в палатке же, где поместились люди, ноль имел склон по-крайней-мере градусов в 40: и здесь-то г. Ходзько с товарищами [509] провел три ночи и два дня, т. е. 3-е, 4-е и 5-е августа, в течение коих, с весьма небольшими промежутками, ветер почти не утихал и был постоянно сопровождаем или снегом, или градом, или крупою.

Закат солнца, 5-го августа, подал путешественникам надежду на окончание бури; и действительно, утром 6-го числа, ветер совершенно стих; все овраги Большого и Малого Араратов выяснились и только небольшая гряда кучевых облаков венчала далекие вершины Карабага и широкие террасы Савалана, явственно рисовавшиеся на восточном горизонте.

Полковник Ходзько решился непременно употребить это утро для обзора самых вершин и выбора места постановки инструментов и окончательного лагеря. В три четверти девятого, он тронулся с казаками е места и в 9 часов ступил на поверхность вершины: туда же пришел, в четверть десятого, и статский советник Ханыков, в сопровождении капитана генерального штаба Услара и г. Токарева. Гг. же Мориц с штабс-капитаном Александровым остались в лагере для барометрических наблюдений. Тут представилась путешественникам довольно-обширная площадь, имеющая в длину, как статский советник Ханыков измерил на другой день, 1,132 шага с тремя вершинами, из коих, на двух первых, солдаты [510] наши, ходившие туда по своей охоте под предводительством рядового Чугункова, еще 12-го июля сложили довольно большие пирамиды из камня и воткнули в них вехи, в доказательство действительности своего восхождения. Первая из этих вершин была скоро пройдена и путешественники взошли на вторую, которая была посещена г. Абихом в 1845 году; но каково же было их удивление, когда, взобравшись на самый верх ее, они увидели перед собою третью вершину, гораздо высшую чем обе первые, которая казалась им целою горою, отделенною от них глубокою впадиною, и где спуск был довольно затруднителен, потому что начинался круглым обрывом сажени в 1 1/2 высотою. Тем не менее, с помощию солдат это препятствие было преодолено и в 10 часов до полудня, в день Спаса Преображения, гг. Ходзько, Ханыков и их товарищи стояли на Высшем холме вершины Арарата, которой достигали доселе только Паррот и Спасский, но только с другой стороны.

Первым делом их было водрузить крест, который, за отсутствием Симона, передан был донскому казаку Дохнову, с величайшею ревностию принявшему эту дорогую для всякого христианина ношу, на самом трудном подъеме на гору. Достигнув назначенного места, он упал на колени и, после трех земных поклонов, [511] принялся устанавливать крест; по утверждении этого символа христианского обладания библейскою горою, все обнажили головы и после искренней молитвы, при коей присутствовал и мусульманин, персидский подданный Поуруз-Али, прибывший утром из нижнего лагеря, полковник Ходзько, в сопровождении товарищей, отправился обратно, опасаясь, чтобы поднявшийся вновь бурный ветер не сделал дальнейшее пребывание на горе затруднительным. Спуск с вершины Большого Арарата представил отважным исследователям, по значительному наклону скользкой покатости, о коей уже было упомянуто, немаловажное затруднение, и тут один неловкий шаг мог увлечь каждого из них в снеговую пропасть Таш-Килисинского оврага. Тем не менее, с помощию альпийских посохов и сопровождавших солдат, они исполнили это счастливо и около полудня того же дня все были на месте. Капитан Услар и г. Токарев отправились вниз, а статский советник Ханыков с г. Морицом и Александровым остались при полковнике Ходзько, чтобы, 7-го числа, еще раз побывать на вершине, ночевать там и произвести ряд ежечасных суточных наблюдений над термометром, барометром и психрометром. На другой день погода уже очевидно установилась и они без труда снова взошли на вершину, где палатка их была до половины [512] врыта в снег, саженях в 10-ти от креста. Оставаясь там до 8-го числа, и произведя предположенные наблюдения, г. Ханыков с г. Морицом благополучно спустились вниз, после 5 1/2 часового хода, в нижний лагерь. 9-го переехали в Сардар-Булак, где снова произведен был ряд частных наблюдений, в соответственность с теми, которые производил полковник Ходзько, оставшийся на вершине, и 11-го приехали в Аралых, где они нашли радушный прием в доме полковника Хрещатицкого, принявшего все зависящие от него меры для облегчения трудного и счастливо-оконченного восхождения. Вскоре последовавшая затем болезнь штабс-капитана Александрова заставила полковника Ходзько отпустить его с вершины вниз и разрешить спуск большого универсального инструмента, недовезенного еще совершенно до верху; сам же он, оставаясь на самой вершине до 12-го числа августа, и окончив там с совершенным успехом все предположенные измерения, спустился наконец оттуда, в 3 часа по полудни, с командою и состоящим при нем переводчиком Шарояном, усердно помогавшим ему при произведении метеорологических наблюдений, и 14-го августа благополучно прибыл в Аралых.

В заключение необходимо сказать, что по окончании работы была воздвигнута, по распоряжению г. Ходзько, на месте наблюдения, пирамида из [513] снега, более сажени вышиною, в которой утвержден крест, и к нему прибита медная доска с следующею надписью:

1850 года.

Августа 6/18 дня.

В благополучное царствование Императора Николая I-го, при Наместнике Кавказского Края князе М. С. Воронцове, восходили на Большой Арарат: начальник треангуляции полковник Ходзько, Н. В. Ханыков, П. Н. Александров, Ар. Ф. Мориц, И. П. Шароян, и нижних чинов 60 человек.

Текст воспроизведен по изданию: Восхождение на гору Большой Арарат в августе месяце 1850 года // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 87. № 348. 1850