ВЕСТИ ИЗ МАНГЛИСА.

Сколько зима в Тифлисе, по своей теплоте, бывает приятна, столько же жары летние, по местному положению города, тягостны, утомительны и часто почти невыносимы, особливо для новых пришельцев с севера. Поэтому не удивительно, что весьма многие из живущих в нем, имеющие средства и возможность, оставляют Тифлис на это время и переезжают в места возвышенные, менее жаркие и более благоприятствующие здоровью. Одно из самых лучших мест в этом отношении, неоспоримо, есть урочище Манглис, где [101] расположена штаб-квартира Эриванского Карабинерного Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка. Оно возвышается над Тифлисом на 3,000 футов, а над поверхностью моря до 4,200 футов; рощи здесь теплы, места для прогулок бесподобны, воздух и растительность совершенно русские; не распространяясь о сем последнем много, скажу только, что здесь растет сосна и береза, малина и русские грибы; глубокий снег зимою лежит долго и морозы доходят до 20° Р. и более. Почти не верится, чтобы в таком близком расстоянии от Тифлиса — всего на 40 верст с небольшим — была такая разница в климате и растительности.

Однако Манглис, отстоя от Тифлиса на такое незначительное расстояние, представлял для желающих провести в нем лето, важное неудобство: местами дурную гористую дорогу, крутые каменные спуски и подъемы. В двух местах это было наиболее чувствительно: на расстоянии от Тифлиса до урочища Коджор и последние к Манглису 23 версты, где переезд чрез глубокий овраг представлял чрезвычайные трудности, тем более, что деревянные мосты чрез протекающую в глубине его речку не могли устоять от напора весенних вод и внезапных дождевых потоков; спустить же в этот овраг, по бывшей дороге, экипаж и потом поднять его на высоту Манглиса, [102] без пособия 15–20-ти и более человек, было почти невозможно.

Благодаря заботливости начальства, эти трудности ныне большею частию устранены. По распоряжению Наместника Кавказского, неусыпно пекущегося об улучшении путей сообщения в крае вообще, дорога от Тифлиса до Коджор уже три или четыре года приведена в хороший вид, а весною настоящего года устранено и последнее из упомянутых выше главных трудностей Манглийской дороги. В 1850 году князь наместник посетил Манглис и, видя крутизну спуска и подъема чрез Манглийский овраг, поручил командиру расположенного здесь полка, генерал-маиору князю Багратиону-Мухранскому, сообразить — нельзя-ли дорогу чрез этот овраг улучшить, или провести ее по другому направлению? Князь Мухранский с полным усердием исполнил желание достойно-любимого всеми на Кавказе начальника. Убедившись, что местность прежнего спуска и подъема не представляют никакой возможности устроить дорогу отложе, он предпочел дорогу чрез овраг провести по совершенно другому направлению и в другом месте, а чрез самую речку, которая при таянии снегов и частых здесь проливных дождях, стремится с быстротою бурного потока и всегда срывала деревянные мосты, построить высокий, надежный каменный мост. Эта счастливая мысль приведена в исполнение самым удачным [103] образом, в самое короткое время, по указаниям самого командира полка, под надзором доморощенных инженеров и архитекторов — без всяких смет и планов, одними полковыми средствами и без всякого пожертвования со стороны казны.

Весною 1851 года преступлено было к проведению дороги; вместо 2–3-х верст переезда чрез овраг, вы сделаете теперь одною, может-быть, верстою более; две трети этой дороги уже окончены и вы проедете на этом расстоянии, не встречая никакой надобности в пособии людей; еще осталось провести одну треть дороги, которая будет окончена, вероятно, также в этом году, если только прочие работы в полковом штабе это дозволят. Чрез самую речку, в глубине оврага, построен прекрасный, об одной арке, надежный каменный мост, с каменными парапетами; высота его с аркою, от ложа речки, 4 саж., диаметр арки — 3 сажени; с обеих сторон моста выведены, для укрепления насыпи дороги и берегов самой речки, каменные стены с откосами. Для моста выбрано наиболее удобное здесь и надежное место; он утвержден на скале, и потому имеет самые крепкие устои; та часть моста, которая может заниматься водою, кладена на цементе. Место это с обеих сторон примыкало к крутым каменистым откосам ущелья, в которых с большими усилиями нужно было глубоко прорезывать дорогу. Но усердие к общей пользе и желание оставить по [104] себе добрую память, превозмогли все эти трудности. При этом замечу, что постройка и все следующие к ней работы, при произведении их подрядным способом, обошлись бы, наверное, не менее десяти тысяч рублей, и что все это было окончено только с небольшим в два месяца. Нельзя не удивляться этой быстроте, свидетельствующей и заботу доброго хозяина и усердие тех, кому поручен был ближайший надзор за работами. В последнее время работы были нарочно усилены, чтобы мост поспел к 29-му июня — дню полкового праздника, и чтобы праздник этот еще более ознаменовать освящением этой прекрасной и вместе истинно-полезной постройки.

Перед литургиею был общий церковный парад, в предшествии знамен и данных полку георгиевских труб; после литургии началась панихида по усопшим и убитым чинам этого полка; потом было молебствие и, наконец, торжественное церковное шествие с образами и хоругвями по новой дороге к ново-воздвигнутому мосту. Полк, или вернее сказать два его наличные баталиона (Другие два баталиона находились в отлучке — один в Тифлисе в карауле, а другой в Чеченском отряде), с прочими командами и школою военных воспитанников, уже были здесь расположены развернутым фронтом в два длинные ряда, вдоль дороги; дорога здесь идет в две изломанные линии — [105] террасами, и один ряд войск красиво возвышался над головою другого; впереди находились знамена полка и его георгиевские трубы. После молебствия на мосту, командир полка обратился к войскам с краткою, приличною настоящему празднику речью, ответом на которую было громкое, единодушное «ура!» Праздник этот был еще тем отраднее для полка, и громкое «ура» тем чистосердечнее, что в этот день получено было известие, сообщенное полку его командиром, о новом удачном боевом деле в Чечне, в котором участвовали и две роты 1-го баталиона этого полка. — Отрядом командовал храбрый генерал Слепцов. Боевые вести всегда близки сердцу русского солдата, и потому весть об этом удачном деле принята была с полною и непритворною радостью.

Убегая жаров Тифлисского лета, я, в числе прочих, перебрался в Манглис на это время, и сообщаю вам виденное и слышанное мною, как частный и посторонний зритель.

Погода вполне благоприятствовала здешнему полковому празднику. Нижние чины получили от командира по фунту мяса и по чарке водки во здравие Августейшего Шефа, а мы день этот заключили славным балом у командира полка. Музыка долго гремела; двадцать пар порхали в вихре танцев; громкое «ура» за ужином было единодушным ответом на тост за здравие Государя Императора, Августейшего Шефа полка — [106] Наследника Цесаревича и всего Августейшего Дома, и мы разошлись по домам тогда только, когда барабанный бой утренней зари дал знать, что уже пришла пора приступить к деятельности следующего дня.

Нет сомнения, что подобные полковые праздники тем приятнее бывают и тем более остаются в памяти полка и присутствовавших, если они вместе с тем бывают ознаменованы каким-либо добрым и истинно-полезным событием; так например, теперь было открытие новой дороги и освящение нового моста, а выставленный на фасе сего последнего «1851-й год» будет долго напоминать этот праздник. День этот прошлого года памятен также добрым делом — освящением построенной пред тем, полковыми же средствами, очень красивой ограды вокруг церкви, остававшейся без нее более 20-ти лет. К полковому празднику в 1852 году равно готовится новое доброе событие, но только в несравненно больших размерах; при постоянной заботливости полновато командира, без сомнения, к тому времени поспеет ново-воздвигаемое здесь большое каменное здание, назначенное для госпиталя со службами и для инвалидной команды, и которое тогда будет освящено. Здание это по фасаду будет заключать в себе более 80-ти саж., с одной стороны в три, а с других двух — в два этажа.

Остается теперь желать, чтобы и в прочих [107] полковых штаб-квартирах праздники эти были празднуемы подобными же, истинно-полезными событиями.

В добавление к моей статье о Манглисе, изложу здесь некоторые, в возможном сокращении, исторические данные о расположенном здесь полке, надеясь, что читатели за то на меня не посетуют, тем более, что полк этот, по своему давнему происхождению, истинно замечателен во всем Русском войске и что многие из приводимых мною данных, конечно не всем известны, а некоторые из них еще и вовсе не были в печати (Большая часть этих данных сообщены мне Ф. Б. Ульяновым).

Начало учреждения у нас регулярных полков должно быть, по всей справедливости, отнесено к царствованию Царя Михаила Феодоровича. В продолжении 1630, 1631 и 1632 г., перед войною его с Польшею, сформированы были из Германцев, Голландцев, Шотландцев и Англичан Немецкие полки: четыре пешие или Солдатские и несколько Драгунских или Рейтарских, а также шесть Солдатских полков Русских. — После этого иностранные полки, мало-по-малу уничтожились, и вместо их были учреждены новые, Русские, только состоявшие под начальством иностранцев, как людей опытных и наших наставников в военной науке. В числе их находились два первые [108] пехотные полка, сформированные, а потом комплектуемые людьми, выбиравшимися из Московских Стрельцов, и потому называвшиеся Выборными Московскими полками. Эти два полка более всех известны и долее всех существовали; из них первый, по месту своего квартирования на Бутырках (в Москве), существовал постоянно под названием Бутырского, а другой изменялся в наименованиях, принимая их от фамилий своих полковых командиров (как это было в Стрелецких полках); потом при Петре он назывался Лефортовским и это имя сохранилось долее всех прочих. Они-то послужили великому преобразователю образцом при составлении им известных Потешных полков, обращенных потом им же в два пехотные полка: Преображенский и Семеновский.

По всем документам прежнего времени, из упомянутых двух Выборных Московских полков, полк Бутырский всегда стоял первым, а это неоспоримо показывает первенство его сформирования; это подтверждается также и приведенною ниже Высочайшею грамотою 1842 г. Он учрежден в 1642 году. Таким образом, Бутырский полк есть старейший из всех регулярных полков в России; он есть родоначальник нашего победоносного войска. Хотя в 1724 г., Петр Великий, имея в виду расположить армии на вечные или непременные квартиры, переименовал полк [109] этот во 2-й Московский, по месту его квартирования, однако он был более известен под прежним своим названием (для отличие его от 7-ми других полков, расположенных в Москве и в ближайших городах и названных также Московскими, но только разных нумеров), и имя Бутырского постоянно удерживал, со времени своего основания, сряду 150 лет. В продолжении этого времени он всегда отличался храбростию в боях и в особенности под Полтавою и на Кагульском поле; следовательно имел счастие сражаться под личною командою двух великих полководцев — Петра I и Суворова.

При Императрице Екатерине II, в 1784 г., из этого полка и полка Селенгинского (учрежденного в 1763 г.) был сформирован Кубанский. Егерский корпус. Между тем, в это же царствование образован был между прочими войсками и другой, для южной же границы, корпус Кавказский (состоявший всего из 4-х баталионов: Свияжского, Белорусского, Горского и Кабардинского). Судя по названию этих корпусов, нет сомнения, что они расположены были на теперешней Кавказской линии; следовательно, к этому времени должно относить и перевод Бутырского полка из Москвы на Кавказ, если это еще не было ранее несколькими годами, именно в 1777 году, когда, по проэкту князя Потемкина, учреждена была по сухопутной границе новая линия, под именем Кавказской, которая шла [110] от Екатеринограда на Георгиевск и Ставрополь до Донской станицы, по Новочеркасскому тракту.

В 1796 г. из одной половины Кубанского корпуса был образован бывший 16-й Егерский полк, а из другой, с некоторым добавлением из корпуса Кавказского — 17-й Егерский, в последствии переименованный в Эриванский Карабинерный, о котором представляются здесь исторические данные.

С 1796 по 1799 г. штаб-квартира 17-го Егерского полка была в Моздоке — в то время главном военном пункте, откуда, как из центра двух линий — Кавказской и существовавшей еще до того Моздокской, — начинались все наши тогдашние военные экспедиции. Где до того времени была штаб-квартира этого полка, сведений нет; но без сомнения она была или в Екатеринограде, как губернском в то время городе Кавказской области, или же где-либо на линии. Сведения как об этом, так и о военных подвигах этого полка за то время, должны находиться в архивах старых дел, Георгиевском или Моздокском; впрочем, нет никакого сомнения, что полк этот участвовал во всех ближайших к месту его квартирования экспедициях того времени, а равно и в первоначальном, в 1784 г., проложении, посредством ряда крепостиц, Военно-Грузинской дороги от Моздока до Владикавказа.

По просьбе Грузинского царя Георгия XIII о [111] пособии, полк этот, в 1799 году, был назначен в Грузию. Он прошел туда чрез Дарьяльское ущелье, с 4-мя орудиями, под начальством генерал-маиора Лазарева; 26-го ноября он вступил в Тифлис и был встречен здесь с распростертыми объятиями, как Богом посланный защитник. До того времени, Русские войска четыре раза приходили в Грузию (в 1769, 84, 95 и 96) и всякий раз потом возвращались на линию. Но 17-й Егерский полк, потомок Бутырского, назад уже не возвращался, — Русские здесь остались и с тех пор уже не оставляли Грузии: она в это время, по единодушному желанию Царя и народа, была навсегда присоединена к Российской Державе. Таким образом, старейшему, первому русскому регулярному полку досталась на долю высокая честь первому положить начало утверждению за Россиею Грузинского царства и всего Закавказского края и водворению в нем спокойствия, безопасности и благоденствия, которые с каждым годом здесь более и более утверждались на прочном и незыблемом основании.

До конца 1803 года, полк этот оставался в Тифлисе; в это время он выступил под Ганжу (Елисаветополь); в первые же дни 1804 г. крепость эта взята с боя, и колонны 17-го Егерского полка ворвались в него первые.

До 1807 года он имел здесь кровию своею купленную штаб-квартиру и со славою участвовал [112] во всех делах наших того времени с Персиянами, в Карабаге и на Араксе. В этом году он переведен был в Шушу, где постоянное пребывание его, для удержания в покорности Карабага, было необходимо; а в 1815 году повелено было именовать его 7-м Карабинерным полком.

Между-тем наступило время, когда присутствие этого известного своею храбростию полка оказалось нужным на Турецкой границе, за Кавказом же: он с честию участвовал в делах против Турок, а в 1817 году его штаб-квартира переведена была в деревню Башкичет (на западной границе нынешней Тифлисской губернии), для удержания напора Турок со стороны бывшего Ахалкалакского санджака; здесь оставалась она 7 лет, а в 1824 г. была перенесена в урочище Манглис, как место более удобное и здоровое, где и до-сих-пор находится. Пребывая в этих двух штаб-квартирах, полк этот участвовал почти во всех славных делах наших против Турции и Персии, и в-особенности отличился при взятии Эривани, 1-го октября 1827 года, за что, в этом же месяце, повелено было ему именоваться Эриванским Карабинерным полком, а на киверах велено носить знак, с надписью «за отличие». Вслед затем, в 1832 г., за храбрость и подвиги, оказанные в Турецкую войну, ему пожалованы георгиевские трубы. Наконец, военные дела наши [113] с этими двумя государствами были покончены мирными трактатами, но полк этот не остался праздным: деятельность его обращена была против горцев, и с тех нор в экспедициях против них он участвовал и участвует почти каждый год.

Когда совершилось двести лет по учреждении Бутырского полка, то на имя Эриванского Карабинерного полка, как его прямого потомка, воспоследовала следующая замечательная, за собственноручным Его Императорского Величества подписом, Высочайшая грамота, 25-го июня 1845 г., которою даны полку новые знамена и которую мы считаем долгом привести здесь, как святыню полка, как аттестат его достохвальных подвигов и как документ, который, сколько нам известно, кроме приказов по войскам, в печати еще не появлялся.

Вот слова грамоты:

«Нашему Эриванскому Карабинерному полку.

«Родоначальник царствующего Дома Нашего, Великий Предок Наш, Царь Михаил Феодорович, в 1642 году учредил Бутырский Пехотный полк. С того времени, полк этот постоянно отличался мужеством и храбростию в боях с врагами Отечества и стяжал неувядаемую славу в достопамятные дни побед Полтавской и Кагульской.

«В 1784 году Бутырский полк поступил на [114] сформирование Кубанского Егерского Корпуса, из одной половины коего, в 1796 году, образован бывший 16-й Егерский полк, а из другой — 1-й, 2-й и 4-й баталионы Эриванского Карабинерного полка, который славу, Бутырским полком приобретенную, постоянно поддерживал, участвуя в неоднократных успехах Российского оружие против Турков, Персиян и горских племен.

«Ныне, когда исполнилось двести лет со времени основания Бутырского полка, Мы, желая увековечить имя и заслуги его в памяти победоносного Российского воинства, Всемилостивейше жалуем 1-му, 2-му и 4-му баталионам Эриванского Карабинерного полка новые знамена, с надписью: 1642–1842 г., которые, постоянно напоминая ему честь происхождения от старейшего из регулярных полков армии Нашей и подвиги, в продолжение двух веков им совершенные, возбуждала бы во всех чинах его рвение к сохранению сей славы в дальнейшие времена.

«Повелевая отправляемые при сем знамена, в собрании полка и по прочтении Нашей грамоты, прибить и освятить по установлению, Мы несомненно уверены, что они, осеняя ряды храбрых и возбуждая их соревнование, перенесут в самое отдаленное потомство — память о непоколебимой их преданности к Престолу и Отечеству и о славных подвигах, на поле чести полком совершенных.» [115]

Наконец, в 1850 году, после благополучного возвращения Наследника Цесаревича с Кавказа, Государю Императору угодно было назначить Его Императорское Высочество Шефом этого полка, которому вместе с тем повелено именоваться впредь — Эриванским Карабинерным Его Императоского Высочества Наследника Цесаревича полком. По этому случаю был дан, от 15 ноября 1850 года, Государем Наследником на имя полка особый замечательный и вместе весьма лестный приказ, который, кроме приказов по Кавказскому Корпусу, в печати еще также не появлялся. Его Императорское Высочество между прочим изволил в нем сказать: «Принимая новое звание с истинною и душевною радостию, Я спешу изъявить храброму полку Моему, сколь Мне лестно и приятно быть его Шефом, и чрез то принадлежать к войскам Отдельного Кавказского Корпуса, достойно гордящимся своею верною, храброю и полезною службою. Ознакомившись с ними лично и удостоверившись в их блестящем во всех отношениях состоянии, Я сохраню незабвенное о них воспоминание и искренне желаю иметь случай видеть все части Моего полка. Я горжусь славою, приобретенною им постоянно ревностною и усердною службою и вполне убежден, что все воинские доблести в нем навсегда твердо укоренены.»

После этих блестящих страниц в истории этого полка, кто из его чинов не поставит себе [116] за святой долг и высокое счастие служить верою и правдою Государю и Отечеству, и кто из них не будет готов пролить кровь свою до последней капли за их благоденствие и на их защиту? Полк этот уже доказал это неоднократно и может гордиться многими своими истинными храбрецами. Таковыми были, например, шеф полка Карягин, командир полка Лисаневич, маиор Гурамов и многие другие; имена их навсегда останутся в памяти и в сердце верного своему долгу Русского солдата.

А. Уманец.

Текст воспроизведен по изданию: Вести из Манглиса // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 97. № 385. 1852