РАССКАЗ ОЧЕВИДЦА О СРАЖЕНИИ ПРИ АХАЛЦЬІХЕ, 14-ГО НОЯБРЯ 1853 ГОДА.

Весть о вероломном нарушении Турками мира едва успела дойти до Тифлиса, как, вслед за нею, получено было там известие о движении двух сильных Турецких корпусов: одного к Александраполю, а другого к Ахалцыху; сверх того, значительный неприятельский отряд направлялся к Боржому…. Но у Александраполя были сосредоточены главные наши силы, под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Бебутова; Ахалцых охраняли 5-ть баталионов Генерал-Маиора Ковалевского, а между Сурамом и Ацхуром находились Белостокский и Брестский Пехотные полки.... Все [322] знали испытанное мужество Русских войск, которые, еще со времен Петра Великого, привыкли не считать неприятеля, а спрашивать только: где он?... и потому спокойно смотрели в будущее, с надеждою славы и победы.

Утром 31-то Октября, Его Светлость Князь Наместник Кавказа потребовал к себе любимого и уважаемого всем краем, Тифлисского Военного Губернатора Князя Ивана Малхазовича Андроникова и приказал ему: немедленно принять начальство над войсками, находящимися в Ацхуре и Сураме, идти с ними на встречу Турок, разбить передовой отряд их, соединиться с Генерал-Маиором Ковалевским, и непременно очистить Ахалцыхский округ от неприятеля. Сила Турецкого корпуса, по слухам, была в 26 тысяч; из этого числа 18-ть тысяч остановились под Ахалцыхом, а тысяч 8 устремились к Боржомскому ущелью, решившись, во что бы ни стало, занять его.

Князь Андроников, сделав на-скоро приготовления к немедленному выезду, послал 1-го Ноября по эстафете приказание в Сигнахский и Телавский уезды: о сформировании двух пеших 5-ти-сотенных дружин и призыве к оружию конных охотников и Князей. Начальник Горского округа получил то же приказание. Усердие всех ополчиться противу коренных врагов, и готовность спешить на призыв уважаемого начальника были [323] так велики, что Сигнахцы и Телавцы, получив 2-го числа это приказание, снарядили две дружины — не в 500, а в 700 человек каждую, и 10-го числа они были уже в Тифлисе.

Между тем, Князь Андроников выехал из Тифлиса и, прибыв 2-го числа в Гори, успел, в самое короткое время, набрать там значительное ополчение из милиционеров. 3-го Ноября в Сураме получил он от Ковалевского известие из Ахалцыха. Турки избегали, повидимому, решительного боя, но тщательно укреплялись на позициях, верстах в 2 1/2 от крепости.

Известие это и приближение Турецкого отряда к Боржомскому ущелью побудили Князя тотчас же послать из Сурама Командира Брестского Пехотного полка, Генерал-Маиора Бруннера, которому приказано было занять 3-мя ротами Страшноокопскую станцию и быть в готовности подкрепить стоявшего у Ацхура Полковника Толубеева.

Едва эти распоряжения были сделаны, как Турки, 6-го числа, атаковали Ацхур. Толубеев дал о том знать Бруннеру, а сам, в течение целой ночи, геройски отражал настойчивые нападения неприятеля. 12-ть верст отделяли Страшный окоп от Ацхура, Бруннер пошел на подкрепление Толубееву, взяв с собою 3 роты и ночевавшую в окопе дружину Тифлисскую…. Солдаты не шли, а летели на помощь товарищам. Так прошла ночь — [324] оба отряда соединились, и Бруннер, приняв над ними начальство, расположил 8-мь рот впереди Ацхура на весьма выгодной позиции. Едва успел он поздороваться с людьми, как неприятель, получивший ночью в подкрепление 3 баталиона регулярной пехоты, открыл огонь из 3-х орудий и начал кружное обходное движение, выставляя свой фланг. Эта минута решила дело. Русский отряд, построившись, между тем в две линии, дал залп по неприятелю и кинулся в штыки. Турки дрогнули и побежали; 7 верст гнали их храбрые войска наши, при чем отбили 1 пушку, 2 знамя и множество оружия и аммуниции….

Понятно каждому беспокойство Князя Андроникова во все это время; но он не мог спешить, как желал, к месту сражения: надобно было приготовить продовольствие для безостановочного дальнейшего движения вперед, и когда все это было сделано, Князь выступил 6-го числа с Донским казачьим № 2-го полком, двумя горными орудиями и двумя, взятыми из Гори, горными мортирками. Весь этот небольшой отряд прикрывал повозки обоза Брестского Пехотного полка, нагруженные хлебом, и транспорт с фуражем. По мере сближения с Ацхуром стали все явственнее слышаться пушечные выстрелы. Канонада продолжалась несколько часов — Князь видимо был занят мыслию о происшедшем бое. Между тем стемнело; [325] оставалось еще 12-ть верст до Боржома, дорога становилась труднее, отряд пошел тише. Тогда Князь Андроников, незаметно для окружающих, вышел из коляски, взял у конвойного казака лошадь и ускакал один вперед. Приближенные нагнали его уже в Боржоме, где он успел сойти с лошади и осмотрел оставленную там Бруннером, 1-ю роту при сотне казаков — Снова заслышались выстрелы, гул которых постепенно удалялся, наши догадывались, что неприятель отступает, но радоваться не смели. 8-го Ноября, в 9-м часу утра, приехал в Боржом раненый офицер, и рассказал Князю, что Бруннер на-голову разбил неприятеля, гонит его и взял у Турок одно орудие. Это радостное известие было подтверждено казаком, привезшим от победителя записку, где тот на-скоро уведомлял Князя Андроникова о решительной победе, одержанной над превосходным в силах неприятелем. Тотчас же было написано об этом Князю-Наместнику краткое донесение: с ним послан в Тифлис Адъютант Князя Андроникова, Поручик Гринченко. Утром 8-го Ноября, Гринченко поздравил Князя Воронцова с днем его Ангела и победою…. Но некогда было даже и порадоваться; 9-го, Гриченко снова отправился к отряду и прибыл к нему 10-го числа.

8-го, 9-го и 10-го Ноября стягивались в Боржом отставшие, при следовании по ущелью, повозки [326] обоза. По собрании их, устроен в Боржоме, из привезенных запасов, склад; а с собою взяли только необходимое. При складе оставлена рота с мортирками.

11-го. Ноября Князь Андроников прибыл в Ацхур, где собрались в то время 2 1/2 баталиона, гордые только что одержанною ими победою. В простых, но доходивших до души словах, Князь поздравил молодцов с победою и роздал присланные Князем-Наместником, по два креста в роту; пешая Тифлисская дружина, сравнительно с пехотою, получила 6 крестов…. Люди радостно приветствовали заслуженного старца. При криках «ура!» шапки полетели на воздух; все ликовало и радовалось…. Тут же отдан приказ: 12-го числа выступить в 4 часа, до рассвета.

Отряд, шедший к Ахалцыху, состоял: из 2 1/2 баталионов пехоты, Донского № 2-го полка, части пешей Тифлисской дружины и Осетинской милиции, сотни конных охотников и 2 горных орудий, к которым присоединили взятое у Турок 7-го чи1 ела. Это, поступившее в Русскую службу, Турецкое орудие было запряжено лошадьми из под запасного лафета. Снарядившись таким образом, отряд пошел живо, легко, весело; Князь ехал в коляске, запряженной шестью лошадьми. — При отряде следовало несколько троек, взятых по распоряжению [327] Начальника отряда с Ацхурской почтовой станции; но зачем? – это была тайна.

Одно обстоятельство особенно озабочивало Князя Андроникова: доступ к Ахалцыху возможен чрез узкое дефиле при Ценисе, и еслиб Турки успели занять его, то отряду Князя пришлось бы штыками прокладывать себе дорогу, а подобный случай мог помешать успеху. Для отвращения этого, Князь Андроников, в ночь с 11-го на 12-е, дав знать Генерал-Маиору Ковалевскому о своем следовании к Ахалцыху, просил выслать из крепости к Ценису 2 баталиона при 2 орудиях....

До Цениса дорога идет по волнообразной, но не весьма пересеченной местности. Движение небольшого Русского отряда, на всем этом пространстве, было обеспечено с флангов конными и пешими милиционерами; порядок движения был следующий: пехота шла в голове колонны, за нею обоз, под прикрытием Осетин и Грузин, в ариергарде Донской Казачий полк. — Уже оставалось не более 7 верст до Ахалцыха, вдали виднелся Ценис, дорога становилась труднее; вдруг показался всадник, за ним другой — они скакали прямо к отряду. Это были наши, приехавшие с известием, что дефиле у Цениса занято высланными из крепости 2 баталионами при 3-х орудиях, под начальством Подполковника Циммермана. — Таким образом цель была достигнута, отряд Ацхурский [328] беспрепятственно прошел дефиле, а два баталиона, его занимавшие, получили приказание возвратиться домой и варить кашу.

По миновании Ценисского дефиле, дорога становится шире: это позволило стянуть обоз и вести его в три повозки. Стройное движение столь плотной массы повозок, вокруг которых как бы рассеялось небольшое прикрытие из пехоты и кавалерии, было замечено и Турками с возвышенной их позиции у с. Аб. Находившийся там начальник Турецкого корпуса, ферик Али-паша, смотря в зрительную трубу, сказал окружающим: «это – стадо, которое под небольшим прикрытием, гонят в крепость, верно с тем, чтобы испугать нас».

Между тем отряд Князя Андроникова спокойно двигался вперед. Версты за три до Ахалцыха высыпало к пришедшим на встречу все население старого и нового города…. Жители приветствовали дорогих гостей радостными криками «ура!». По мере сближения наших войск с крепостью, толпы росли все более и более, наши сомкнулись и пошли с барабанным боем и песнями. В 2 часа отряд вошел в город.

Войска Генерал-Маиора Ковалевского, занимавшие Ахалцых, стояли, во все время блокады, биваками на позиции, впереди старого и нового города. Приняв над ними начальство и желая перед боем дать всем необходимый отдых, Князь [329] Андроников расположил весь соединенный отряд по квартирам; кавалерия же разбила свои коновязи на площади…. Остальное время дня было употреблено для собрания сведений о неприятеле и приведения в известность своих средств.

Лазутчики и жители уверяли, что позиция Турок необыкновенно крепка и почти недоступна. Желая, лично в этом удостовериться, Князь Андроников, 13-го, произвел рекогносцировку пригласив с собою Генерал-Маиоров: Ковалевского, Фрейганга и Бруннера, Офицеров Генерального Штаба: Полковника Дрейера, Подполковников: Фрейганга и Циммермана, и всех вообще начальников отдельных частей. Осмотр Турецкой позиции был произведен в расстоянии полуружейного от нее выстрела. Оказалось, что часть неприятельского корпуса укрепилась в. с. Аб, лежащем на полугоре, против нового города, Вторая позиция Турок, избранная и укрепленная с большим знанием дела, находилась впереди селений Большого и Малого Памача, где помещался парк. Третья главная и самая сильная неприятельская позиция, на которой наиболее толпились их войска, была у Верхнего и Нижнего Суплиса. Укрепленная с особою тщательностию и искусством, она была, сверх того, весьма хорошо избрана: левый ее фланг примыкал к отвесной скале, а фронт огибала глубокая река Посхов-Чай, местами разделявшаяся на рукава. [330] Независимо от возведенных укреплений, неприятельские войска укрывались в самых селениях, дома которых были приспособлены к сильной обороне. Дорога ведшая к Суплису от Старого Ахалцыха, была защищена Турецкою батареею из 7-ми полевых орудий.

Князь Андроников, видя мужество и одушевление войск, и намереваясь, овладением самою сильною частию неприятельской позиции, показать Туркам, что для победоносного Русского войска нет и не может быть никаких неодолимых преград, решился атаковать главные силы неприятеля, стоявшие у Суплиса. Дабы увеличить число своей артиллерии, Князь приказал, 13-го же, начальнику Ахалцыхского артиллерийского гарнизона приготовить 6 крепостных орудий, так чтобы они могли выступить в поле с войсками. Это приказание было исполнено со всею сметливостью и досужеством, к которым способен Русский человек: под лафеты впрягли почтовых лошадей, прислугу взяли из полков, и новая батарея из 6-ти орудий была, в несколько часов, совершенно готова.

Вечером 13-го Ноября, отдано по отряду секретное приказание: выступить 14-го Ноября в 4 часа утра и произвесть нападение на главную неприятельскую позицию у Суплиса.

Для этой цели, как уже известно из подробной реляции, назначились две колонны: одна из 4-х [331] баталионов Виленского Егерского полка при 14-ти орудиях, под начальством Генерал-Маиора Ковалевского, направлялась на Нижний Суплис противу Фронта позиции Турок; другая колонна: из 3 1/2 баталионов Белостокского и Брестского пехотных полков при 3-х горных орудиях, все под начальством героя Ацхурского, Генерал-Маиора Бруннера, следовала долиною реки Посхов-Чай и выходила на левый фланг неприятельской позиции. Охранение правого фланга сей колонны поручено 15 пешим дружинам Грузин, Горийцев и Осетин, 9-ти сотням Донцов и 200 челов. дворянской конной дружины. Движение всего отряда прикрывалось действием батареи из 8-ти легких и 6-ти крепостных орудий, которые отделясь от колонны Ковалевского, под прикрытием одной роты, занимали весьма выгодную позицию на командующем берегу Посхов-Чай и должны были ослабить огонь стоявшей на Ахалцыхской дороге, Турецкой 7-ми орудийной батареи.

Тихо и в необыкновенном порядке войска выступили из Ахалцыха; туман носился над долиною, где шумела быстрая и глубокая река; к рассвету колонны подошли к неприятельской позиции. В это время, по предварительно сделанному Князем Андрониковым распоряжению, открыта пальба из крепости и несколько бомб полетело в неприятельский лагерь.... Турки встрепенулись; но наш [332] отряд уже был возле, колонна Ковалевского быстро раскинула в линию свои баталионы. Застрельщики рассыпались по скатам; артиллерия с обеих сторон открыла канонаду.

В линиях Турок стало заметно движение: войска их со всех сторон спешили на главную позицию; из Аб перевезли туда два орудия и поставили на высоту, в которую упирается Суплис. Огонь орудий, был обращен противу обходной колонны Бруннера, но ядра или не долетали до наших войск, или перелетали через них.

Бой разгарался: на самом близком расстоянии 9 Турецких орудий перестреливались с 14 нашими. Взошло солнце, — но, от дыма выстрелов, оно казалось огненным шаром без лучей; гул канонады разносился далеко.

Колонны наши успели, между тем, занять назначенные места и двигались вперед, раскинув по сторонам цепь стрелков; Князь Андроников был всюду, где требовала необходимость; не нужно было ему одушевлять войска, напоминать им о долге – все рвалось в битву, он лишь умерял порывы отваги до наступления решительной минуты. Под самым сильным огнем неприятельским Князь разъезжал на рыжей лошади своего завода, известной Тифлису, потому что она выиграла призы на нескольких скачках. Казак и человека три [333] конных охотников следовали за доблестным старцем.

Пальба между тем гремела: Турки стреляли залпами, по 3 орудия разом; наши живо отвечали им. К 11 1/2 часам канонада начала с нашей стороны, как будто затихать и Князю доложили, что снаряды, бывшие при орудиях, почти все выпущены и надобно послать за другими в Ахалцых. Спокойно выслушал Князь Андроников это донесение и сказал: «Ну, слава Богу, что выпущены, теперь пора штыкам работать».

Как молния разнеслись простые, но многозначительные слова эти по целому отряду и были приняты всеми с живейшим восторгом. Нижние чины, передавая их друг другу, прибавляли: «Ведь он старый солдат, знает, что зимний день короче птичьего носа…. Точно надо штыкам работать, а то наши кашевары не успеют, сердечные, и каши сварить». Для пояснения надобно прибавить, что кашевары, не хотевшие отстать на этот раз от товарищей, были также во фронте.

Раздалась в рядах Руских команда и все двинулось вперед; люди шли как на ученье…. «не оттягивай, ребята, равняйся, держи ногу, пусть знают наших егерей». Вот что говорили разъезжавшие перед рядами Баталионные командиры, и говорили в то время, когда ядра визжали над их колоннами, гранаты с громом и треском [334] разрывались над мужественною горстью храбрых, шедших атаковать втрое превосходные силы неприятеля, засевшие в крепкой позиции, а ружейная пальба из домов и мечетей закипела с удвоенною живостию. Но таково следствие истинно военной дисциплины и обучения — они поражали удивлением даже старых Кавказских служивых. Войска 13-й дивизии не забыли уроков мирного времени; они и в сражении маневрировали с тою отчетливостию и даже щегольством, к которым привыкли на ученьях.

Виленские егеря первые сбежали с крутого берега и вошли в реку Посхов-Чай, которая в этом месте шириною до 70-ти сажень; за ними двинулись, все остальные. Ни глубина реки, доходившая по грудь, ни картечный огонь с ближней дистанции, ни ружейные залпы неприятельских баталионов и батальный огонь из домов, садов, мечетей и завалов — ничто не остановило стройного стремления мужественных войск Русских. Отряд, как ни в чем не бывало, вступил в реку, и, равняясь в рядах и шеренгах, неудержимо двигался вперед. С половины реки движение ускорилось, грянуло «ура!» и все кинулось вперед…. Движение это было столь быстро, напор так стремителен, что неприятель, встретивший атакующих залпом орудий в ту минуту, когда они выходили из реки, не успел дать второго залпа — снова [335] раздалось в рядах Русских громовое «ура!»; батарея Турецкая смолкла; слышались только вопли и стоны раненых и хрипение умирающих, да глухие удары оружия в рукапашной схватке; когда дым, стоявший над батареею рассеялся — она уже была в наших руках.... Тогда еще раз загремело «ура!», но это уже был крик победы, и вслед за тем выстрел, приготовленный Турками для нас, полетел в растроенные ряды их.

Со взятием батареи смолкла канонада, но ружейный огонь кипел и Русский штык работал неустанно. Турки пытались держаться: но снова, потеряв три орудия и теснимые с фронта Ковалевским, а с фланга Бруннером, пришли в беспорядок и обратились в бегство.

И так главное было сделано, но не наступило еще время торжествовать победу: неприятельская колонна из регулярной пехоты и кавалерии, бывшая вне выстрела, отступала повидимому в порядке. Один из баталионов Генерала Бруннера устремился вслед за нею, а с горы поскакали туда же три сотни казаков. — Турки не выждали нападения и рассеялись; кавалерия их побрасала свои пики с флюгерами, а пехота ружья, ранцы, аммуницию и даже свои шинели.... Поспешность бежавших была такова, что Турецкие кавалеристы замахивались саблями на своих пехотных товарищей, когда те хватились за их стремя. Прибавим, что [336] артиллерийские офицеры, бывшие на главной неприятельской батарее, отпрягали лошадей из-под орудий, дабы поспешнее ускакать от Русского штыка.

Главный Турецкий отряд был уже обращен в совершенное бегство, когда за правым флангом нашим, по другую сторону Посхов-Чай, со стороны Аббас-Тумана, показались 2 баталиона регулярной Турецкой пехоты, до 1 1/2 тысяч регулярной и иррегулярной кавалерии и до 3-х тысяч Аджарской пешей милиции. Заметя их, Князь Андроников обратил, туда оставшиеся при нем 6-ть сотен казаков и 200 конных Князей и охотников, из бывших же под рукою горных орудий — два выставил на высоте у верхнего Суплиса, а два, отбитые у Турок, обратил с главной позиции, против неприятеля и послал в густые толпы его несколько ядер. Донцам и охотникам приказано было сначала занимать противника перестрелкою, когда же направленные в Турок выстрелы произведут расстройство в рядах их, тогда смело ударить в пики и гнать опрокинутых, не позволяя им соединяться с главною частию отряда.... И здесь все совершилось по приказанию: несколько наших ядер, попавших весьма удачно, произвели беспорядок в рядах Турок; в это время налетели Донцы и Княжеская дружина. В жаркой схватке, здесь происшедшей, легло до 250 врагов, взято знамя народного ополчения и 2 штандарта — [337] остальные беспорядочные толпы бежали. Во время преследования захвачено до 30 человек.

Лесистая и пересеченная местность и наступившие сумерки не дозволяли продолжать преследования; неприятель совершенно рассеялся; казаки и застрельщики, раздраженные примерами зверской свирепости Турок с нашими пленными и мирными жителями, кололи отсталых. Турки стремительно бежали по направлению к Ардагану; все поле сражения от Нижнего Суплиса до Большого Памача было усеяно неприятельскими трупами, разбросанными по-всюду ружьями с исковерканными штыками, множеством аммуниции и одежды. Преследование было прекращено у границы, близ Качкаевского карантина. Отряд наш соединился у Большого Памача и здесь приветствовал его Князь Андроников с славною победою, а неприятель позаботился об угощении победителей: в лагере его найдены были заваренные котлы с рисом и шипело на сковородах уже разрумяневшееся жаркое: это успели добавить кашевары. Скот был в числе добычи.

День 14-го Ноября останется незабвенным в летописях русской славы: 7 тысячь наших разбили здесь на-голову 18 тысячь неприятеля, взяли у него 12 орудий и 16 знамен и отбили 2 огромные парка. Подробный рапорт главного виновника успеха дает самое верное понятие и о мужестве [338] всего Русского отряда, и об отдельных подвигах каждого из частных начальников; мы же ограничимся теми частностями, которые не могли найти места в оффицияльном донесении.

Видя мужественные действия Русского отряда и распорядительность наших начальников, вероятно, каждый невольно спросит: где-же был предводитель турецкого корпуса? Куда в опасную минуту скрылись те ренегаты и беглецы всех наций, которые, по словам европейских газет, одни стоили для Турок целой армии?... В самом деле, любопытно знать, что делали во время боя эти прославленные заранее воители?

Прежде всего о турецком главнокомандующем: Али-паша совершенно не ожидал нападения, и, выехав на батарею, следил в смущении за смелым движением Русских войск; когда же, не смотря на залпы орудий, картеч и ружейный огонь, пехота наша спустилась в реку и загремело то вековечное «ура!», от которого трепещут враги России, Али-паша с беспокойством оглянулся вокруг и, повернув лошадь, ускакал с поля сражения.

В Большом Памаче распоряжался помощник Али-паши, какой-то ренегат, исправлявший в Турецком корпусе звание обер-квартирмейстера. Когда Русские, сломив главные силы Турок, быстро двинулись на крепкую позицию у Памача, бывшие там Турки обратились к начальнику и также [339] спрашивали, что им теперь делать? Любопытен ответ его: «Шестнадцать дней учил я вас, глупцы и трусы, тому, что вам должно делать, и вы меня не поняли: как же вам понять это в последнюю минкту!»... Проговорив это, герой ускакал.

В рядах наших все, от начальника до солдата, рвались в битву как на пир: старик солдат не оглянулся даже, когда раненый его молодой товарищ вскричал: «дядюшка, я ранен, выведи меня из побоища?»... «Что ты, брат, ответил опытный служивый, присядь здесь на камне, земля своя, пойдут и подберут; коли же я останусь, пожалуй, ранят и меня, мне тоже понадобится дядька; вот нас и выбыло трое, а когда идут во вражью землю, так каждый солдат у начальника на счету».

Добыча, покинутая неприятелем на позиции и на пути отступления, не остановила наших: они все шли вперед, преследуя врага своей родины и Веры; в рядах Русских раздавались клики: «будешь ты в другой раз, нехристь эдакая, соваться в Православную землю!... аль не был в русской науке.... Вот эту штуку, братцы, (кричали солдаты, указывая на неприятельское знамя), след полонить; нутко, дружно за ней!... Знаменные ряды стой, сдавай Турок знамя, приказано доставить по начальству.... Ладно, справляйся пока, ребята, с этой дрянью, а я отсалютую знаменем Капитану, да и вернусь.... [340] Нечего сказать, штука важная, прибавляли товарищи, рассматривая отбитое знамя, вся сама шелковая и кутасы шелковые; а все-таки в ней проку мало — все серпы, да звезды, да крючки, а хоть бы один крестик…. Шутишь, Турка, без креста много не навоюешь!»

Вечером запылали по лагерю нашему огни, раздались песни, и, у составившихся из служивых кружков, каждый показывал товарищу добычу. Шитые золотом офицерские мундиры, вьючные лошади, чубуки, седла продавались нипочем; солдаты оставляли собственно у себя отбитое у Турок белье, марсельские щетки, фабру, мыло, помаду, надеясь, как говорили они в шутку, пощеголять, в особенности последними, на инспекторском смотру. Разбирая и складывая неприятельские разбросанные ружья и видя их погнутые штыки, наши перекидывались шуточками о неизменном в бою надёже — русском штыке с тройным закалом и тройною гранью.

Но не перескажешь всего; окончим рассказ наш вопросом: кто не отдаст полной справедливости чудесному русскому солдату, кто не согласится, что не может быть преграды для того, кто так свято понимает свой долг, не гордится победою, и в пылу битвы повторяет царственное изречение: «На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки».

Текст воспроизведен по изданию: Рассказ очевидца о сражении при Ахалцыхе, 14 ноября 1853 года // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 113. № 451. 1855