О происхождении Каспийского моря.

Предание это передано Шамилю известным Кази-Муллою. В стране Дербентской, называемой «Темыр-Капу» (железные ворота), до образования теперешнего «Дербентского моря», называвшегося в прежнее время «Хазарским», а также «Зеленым», — на всем его пространстве существовало в древние времена обширное могущественное государство, столицею которого был богатый и многолюдный город, укрепленный к этому же так искусно, что завладеть им не было никакой возможности; а [385] без покорения его нельзя было сделать никакого вреда и целой стране.

Обладателем этого государства был мудрый государь, много заботившийся о благе своих подданных и управлявший страною так разумно, что приобрел уважение и ей и себе со стороны всех друзей и недругов.

Из числа последних сильнее и опаснее всех был северный сосед, владевший страною, орошаемою рекою Идылем, которая в наше время зовется Волгою. В описываемую же эпоху, река эта еще не имела сообщения с Каспийским морем, а, разделенная на бесчисленное множество рукавов, терялась в сыпучих песках нынешней астраханской губернии.

Страна эта была обширна, население ее многочисленно, казна богата, войска храбры. Но, не смотря на все это, цветущее положение дербентского государства возбуждало в обладателе приволжского края сильную зависть, которая недавала ему ни днем ни ночью покоя, и напоследок возбудила в нем твердую решимость покорить Дербент во что бы то ни стало.

С этой целью он неоднократно делал туда вторжения с войском, «по многочисленности своей подобным туче». Много было выказано в этих экспедициях искусства, много замысловатых хитростей употреблено для взятия Дербента, много [386] наконец храбрых воинов легло под его стенами, — но все было напрасно: город был укреплен как-то особенно — искусно, а жители и гарнизон, защищавшие его, были храбры и верны своему долгу. Поэтому, ни сила, ни искусство, ни подкуп не имели ни малейшего успеха.

Мучимый своим желанием, северный государь придумывал для исполнения его новые планы, и изыскивал новые средства; но все, что ни представлялось его уму, тотчас же опровергалось рядом прежних неудач. Наконец, он впал в тоску, близкую к помешательству.

Однажды вздумалось ему спросить одного из своих визирей (министров): не знает-ли он причин, по которым они постоянно встречали неудачи в предприятиях против Дербента, и не придумает-ли сам он какого-нибудь средства отвратить их на будущее время?

Министр, к которому обратился царь с этим вопросом, славился необыкновенным умом и особенною преданностию к своему государю, что сделало известным его имя повсюду. Обдумав должным образом предложенный ему вопрос, он отвечал, что после всего сделанного ими для завоевания Дербента, причину их неуспехов следует, по его мнению, приписать какой-нибудь особенности, составляющей одно из оборонительных средств государства, и известной одному только государю. А потому, чтоб [387] овладеть Дербентом, необходимо прежде приобрести этот секрет; для чего и предложила, он следующий план.

Так как преданность его государю и доверие, которое этот последний оказывает ему, известны всему свету, — то перемена столь близких отношении на гнев и немилость, способны, как ему кажется, обратить на это обстоятельство особенное внимание соседних государей, и вызвать с их стороны участие к опальному, а не менее того и желание воспользоваться его услугами. Основываясь на этом предположении, министр просил государя излить на него притворным образом гнев свой в присутствии посторонних лиц, и потом, приказав отрезать ему часть носа и ушей, заключить немедленно в темницу. Отсюда он намеревался уйти и явиться к дербентскому государю, который, видя на его лице несомненные признаки происшедшей ссоры, не затруднится уже поверить его рассказам и, по всей вероятности, предложит вступить к нему в службу. Успех остального министр принимал на себя.

План этот показался царю весьма дельным. Но искреннее расположение его к верному министру и нежелание обезобразить его физиономию долго поддерживали в нем нерешимость прибегнуть к такой резкой мере. Однако, любовь к отечеству преодолела, и он, выразив на другой же день в [388] присутствии всего двора гнев свой на любимого визиря, приказал отрезать ему часть носа и ушей и ввергнуть в темницу.

Через несколько дней, министр убежал из темницы, и, ни мало не медля, отправился в столицу дербентского государства. Явившись к царю, до которого уже дошел слух о бывшем с ним приключении, он был принят необыкновенно ласково, и тотчас же получил предложение вступить к нему в службу и быть полезным своею опытностию.

Скоро ум министра, его полезная деятельность и раскрытие слабых сторон характера и управления государя, к которому прежде он был так близок, приблизили его на столько же и к дербентскому государю. Но особенно-благоприятное впечатление произвел его ум на царицу, для которой он скоро сделался необходимым. Слушая рассказы министра, царица не замечала даже безобразного ущерба в его физиономии, причиненного его же собственным патриотизмом, и в самом непродолжительном времени он сделался к ней еще ближе, нежели к ее мужу.

Отношения эти, как и следовало ожидать, породили откровенность, которою патриот-министр, при первом удобном случае, не замедлил воспользоваться.

Дербентский государь страстно любил охоту и [389] пользовался почти каждым свободным временем, чтобы доставить себе это удовольствие. Однажды, когда он охотился дольше обыкновенного; а царица по обыкновению проводила время в беседе с министром, этот последний навел разговора, на военные средства дербентского государства и высказал при этом свое убеждение в невозможности покорить его при самых благоприятных условиях, в чем ему и бывшему его государю не однократно приходилось удостоверяться собственным опытом.

Царица подтвердила это мнение и в дальнейшем разговоре между прочим высказала, что для завоевания Дербента существует одно лишь средство; но что оно составляет секрет, известный только двум лицам: ей и ее мужу.

Умному министру немного нужно было употребить труда, чтобы секрет завоевания Дербента сделался известным еще третьему лицу. Так оно и случилось; и царица, вызванная министром на полную откровенность, поведала ему, что вся сила и крепость дербентского государства заключаются в отдалении от него реки Идыля; что стоит только пропустить посредством канализации воды ее в обрыв, служащий пределом низменного пространства составляющего их владения, — и тогда все оно покроется водою, в которой погибнут все жители и исчезнут самые следы существования этого государства.

Для министра этого было довольно. Обратив [380] разговор на другой предмет, он вспомнил об охотившемся государе, и, выразив беспокойство насчет долговременного его отсутствия, объявил, что поедет разъискивать его. Вслед за тем приказал он приготовить для себя коня, и, сев на него, поспешил отправиться, только не на охоту, а во владения своего настоящего государя.

По зрелом обсуждении доставленных им сведений, тотчас же были сделаны все необходимые для канализации распоряжения, и вслед затем, начались гигантские работы. Неизвестно сколько времени они продолжались, но результат их представляется глазам нашим в настоящее время и подтверждает справедливость предсказания дербентской царицы: воды реки Идыля, пропущенные на низменное пространство, составлявшее владения дербентского государя, затопили его собою, истребив все, что там было, и оставив один только признак существования столицы государства: это — выходящую из моря стену, которая служила погибшему городу одним из укрепленных фасов. Стена эта не имеет ничего общего с тою, которую мы называем стеною Александра Македонского и которую горцы знают очень хорошо.

Текст воспроизведен по изданию: Легенда дагестанских горцев. О происхождении Каспийского моря // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 159. № 636. 1862