ИЗГНАНИЕ ШАМИЛЯ ИЗ ДАРГИНСКОГО ОБЩЕСТВА В 1846 ГОДУ.

Изгнание Шамиля из Даргинского общества в 1846 году занимает одну из блистательных страниц в летописи подвигов Русских войск но Кавказе, как в отношении стратегическом, так и по важности своих последствий. Имев счастие быть в этом походе, я решаюсь представить его любознательности читателей, тем с большим удовольствием, что поход этот составляет одно из лучших воспоминаний моей [36] службы в рядах храбрых Нижегородских драгун. Кроме того, надеюсь, что несмотря на краткость и несовершенства моего расказа, он может послужить материалом для будущих историков Кавказских походов.

Драгунский Его Королевского Высочества Наследного Принца Виртембергского полк, в конце июля месяца 1846 года, пришел из Грузии на новое место, на реке Сулаке, в 1 1/2 верстах от построенного в 1825 году укрепления Чир-Юрта, и уже чрез два месяца временные офицерские домики и казармы покрыли место прежней степи. Главное было сделано; но, тем не менее, помещение для двух-тысячного полка требовало неутомимой деятельности, и возведение домов в слободке для семейных нижних чинов и приготовление материалов для будущих постоянных казарм и лазарета, занимало ежедневно сотни рук. Шамиль, видя что поселение полка решительно препятствовало набегам его шаек в Прикаспийский край, а построение крепости Хасав-Юрта при Яманасу — вторжению на Кумыкскую плоскость, вздумал напасть на Северный Дагестан со стороны Даргинского общества, забыв свою недавнюю неудачу под кр. Внезапной. Подсылаемые им фанатики-эмисары приготовляли умы Даргинцев в его пользу, сулили им благословение Бога и пророка Его, возбуждали ненависть к Русским и убеждали, что войска наши, разделенные защищением Чечни и [37] Южного Дагестана, не в-состоянии будут противустать толпам поборников Тиридата. Между-тем, в ущельях Аварии собирал Шамиль своих приверженцев, и в начале октября, чрез Хаджал-Махинское и Аймакинское ущелье, ворвался в Даргинское общество и занял ближайшие аулы. Но надежда Шамиля привести в исполнение план свой скоро рушилась. С первым известием о вторжении неприятеля, командовавший войсками в Северном Дагестане генерал-лейтенант князь Бебутов поспешил сосредоточить войска, бывшие в его распоряжении. 9-го октября в 3 часа по полудни получено было в Чир-Юрте предписание о выступлении 4-х эскадронов драгун, а в 5 часов 1-й и 4-й дивизионы уже стояли на плацу, в полной готовности к походу. По умилительному обычаю русскому, отправляющиеся в поход были напутствованы молебствием и окроплены святою водою. Полковой командир, полковник Круковский, поздравил драгун с радостным событием и пожелал успеха. Восторженное ура было ответом храбрых, и весело потянулись мы, справа по шести, по направлению к Темир-Хан-Шуре. Между-тем наступила ночь — темная, южная ночь. В величайшей тишине, и с осторожностью от нечаянных засад, которых можно было ожидать на каждом шагу, подошли мы на рассвете к сел. Кумтер-кале и расположились для отдыха у подножья скалы, на которой стоит аул, против [38] песчаного конусообразного холма. Изобретательное воображение жителей составило про него предание, не лишенное интереса по присутствию восточного элемента — силы, богатырства, которое проглядывает и в наших русских сказках. Еще прежде слышал я про это предание, но мне хотелось узнать его подробнее; случай помог мне. Пока солдаты отдыхали и приготовлялись к дальнейшему походу, я подошел к группе офицеров, обступивших какого-то горца, в черкеске, с погончиками. Наивные расказы его интересовали офицеров 4-го дивизиона, недавно прибывших из России и незнакомых еще с бытом и понятиями жителей Дагестана. Один из офицеров познакомил меня с горцем, который был прапорщик милиции, Юсуф-бек, Чохский выходец, недавно выздоровевший от раны, полученной в начале года в деле на Гаркасе и отправлявшийся с нами в поход. Мне удалось склонить речь на песчаный холм и Юсуф-бек передал нам, на ломаном русском языке, следующее предание:

«Во времена глубокой древности, владетельницею Кумтер-кале была княжна, которой красота гремела по всему Востоку. Разумеется, что она была окружена толпой обожателей, но никто не был так счастлив, чтобы успеть склонить сердце красавицы в свою пользу. Она наотрез отказывала всем искавшим ее руки. В числе их были два знаменитых князя, которые, не смотря на ее холодность, продолжали [39] свои искания…. Княжна заметила их настойчивость: постоянство, видно, во все времена считалось редкостью; притом княжна была женщина, — и она тронулась такою страстию. Но кому же было отдать преимущество? Оба князя были равно богаты, красивы и храбры. Выбор был затруднителен, но женский каприз решил дело. Княжне надоело видеть из окон своей сакли великолепный Сулак, который широкою лентою извивался у подножия скалы. Ей захотелось, чтобы кто-нибудь изменил течение реки, и это поставила она непременным условием своего замужства. Князья призадумались, но не надолго. Один вздумал преградить реку искуственною горою и с невероятным терпением сносил со степи песок. Гора быстро росла, наконец ему оставалось принести одну ношу. С радостною надеждою на обладание красавицей, спешил труженик к Кумтер-кале, но ужасное зрелище поразило его; от Сулака осталось одно русло, воды не было ни капли. Ясно, что соперник опередил его: но каким образом? Он терялся в догадках. Вдруг взор его открыл в пустынной дали великолепный поезд: то ехал торжествующий соперник. Загадка объяснилась; хитрец от княжны отправился прямо к знаменитому Казанищенскому оружейнику Базалаю, потомки которого и в настоящее время известны своим искусством, и заказал ему богатырский кинжал, одним взмахом которого он рассек горный [40] хребет Хуттум-Баш, где Сулак круто поворачивал вправо. Не встречая препятствия, река потекла прямо, и задача была решена. Княжна отдала свою руку богатырю, а несчастный соперник не пережил своего несчастия: он умер, завещав похоронить себя на песчаном холму.» Как-будто в подтверждение этой сказке, место, где Судак прорывается меж гор, чрезвычайно узко, и стены ущелья совершенно гладки и параллельны друг другу, а по направлению к Кумтер-кале тянется песчаная ложбина, очень похожая на иссякшее русло река. Впрочем, можно догадываться, что в основании предания лежит какой-нибудь геологический переворот.

Отдохнув часа три, мы двинулись вперед, и, по руслу небольшой речки, подошли к укреплению Канчугаю — мимо Кяфырт-Кумык, резиденции шахмала Тарковского, где и ночевали. 10-го числа пришли мы в укрепление Темир-хан-Шуру, центр управления Северного-Дагестана и Прикаспийского края. Построенное на крутой скале в 1831 году, укрепление это замечательно по мужественной обороне жителей в 1843 году, от горцев, осаждавших его; — гарнизон, состоявший из одного баталиона, нашел себе подкрепление во всем народонаселении: даже женщины с чанами горячей воды стояли на валу форштадта и обливали ею неистовые толпы изуверов…. В 1849 году, в апреле месяце, 5-я гренадерская рота Апшеронского [41] пехотного полка, под командою поручика Петлина, на штыках вынесла хищников, ворвавшихся уже в форштадт под предводительством известного Хаджи-Мурата. В крепости замечателен центральный военный госпиталь, вмещающий более 1,000 человек больных. Для незнакомого с трудами кавказской походной жизни, Темир-Хан-Шура не имеет ничего интересного; но с каким восторгом спешат в нее войска наши, после экспедиций, в продолжении которых они, часто по целым месяцам и даже годам, не знают иного крова, кроме палатки или чистого неба! Солдата влечет сюда мысль о теплой хате, о покое, о семействе; офицера — радушный прием, вечера в кругу знакомых и родных, и приятность незнаемого им на бивуаках комфорта. Но мы, не останавливаясь, чрез Мосселим-аул и Буглень, славный красотою женщин, пришли к богатому Дженгутаю. Пользуясь часами привала, я отправился в аул, замечательную резиденциею вдовы владетеля Мехтулинского Ханства, Ахмет-хана: квадратный дворец его, с признаками европейского устройства, занимает вершину горы, которая покрыта концентрическими рядами саклей…. Жители живут в довольстве и изобилии, незнакомом жителям гор Аварии, что можно видеть по их здоровому виду и красоте Татарок. Последними имел я случай любоваться, когда они, держа на голове большие глиняные кувшины, шли за водой. Восточный [42] обычай закрываться чадрой здесь не в употреблении, и мы могли любоваться красотой девиц, которые невольно напоминают древние греческие типы. Дорога к Малому Дженгутаю довольно хороша, но далее узкой тропою идет в гору и ночью подвергает путника опасности упасть в овраг, на дне которого журчит быстрый каменистый ручей. Тихо, шаг за шагом, вели мы коней в поводу, в темноте, о которой жители Севера неимеют понятия... Неприятность пути увеличивал дождь и дорога сделалась скользкою; наконец мы увидели огонек: то был привал пастухов, которые под навесом скалы пасли овец. Аул Дуранги был, пределом нашего пути в этот день и, усталые, заснули мы на запаханной земле, не чувствуя осеннего дождя, который мелкими брызгами мочил наши шинели…. С зарею 11-го октября двинулись мы далее к Оглам, все в гору. Аул Оглы, отделенный от Дженгутая какими-нибудь 20-ю верстами, составляет с ним редкую противуположность: тут уже не увидите вы того довольства: вас встречает мрачный и пытливый взор недоверчивого Лезгина. Сакли принимают вид отдельных крепостей, усеянных амбразурами; обоняние ваше поражает запах кизяка, которым, в точном смысле слова, облеплены жилища Лезгин.

С Оглов начинаются аулы собственно так [43] называемого Лезгинского племени, столь склонного к хищничеству и: набегам, и только близость наших крепостей и почти постоянное квартирование наших войск в селениях, заставляет его отказываться от любимого образа жизни и, таким образом, не-хотя поддаваться введению гражданственности, мирного быта. Земледелие Лезгин в младенчестве; но многочисленные стада овец доставляют шерсть, из которой выделывается сукно, ценимое почти наравне с Аварским, столько известным по всему Кавказу. Выработываемые жителями бурки и паласы находят также хороший сбыт в Дагестане. Верстах в 3-х от с. Оглы лежит аул Кулецма, жители которого встретили нас с радостию, уверенные, что теперь им нечего бояться хищников, которые заняли уже с. Аймаки, верстах в 10-ти оттуда. 12-го октября весь отряд сосредоточился в Кулецме; силы его составляли 5 неполных баталионов пехоты, 2 дивизиона драгун, сотня казаков и часть милиций: Аварской, Акушинской и Дагестанских всадников, при 4-х горных единорогах, одном полевом орудии и ракетной команде. Наличное число войск никак не превышало пяти тысяч, тогда как силы неприятеля, по уверению лазутчиков, простирались до семнадцати. Такая несоразмерность не тревожила князя Бебутова, хорошо знавшего кавказского солдата, и на следующий день решено было стремительным нападением на Аймаки нанесть [44] первый удар Шамилю. Оставив тяжести отряда под прикрытием эскадрона драгун и 2-х рот пехоты, при одном полевом орудии, командующий войсками с остальными силами выступил, 13-го октября поутру, против неприятеля. Аул Аймаки, расположенный по скатам двух горных хребтов, примыкает одним концем к подъёму на Аймакинские высоты, а другим к ущелью Гергебильскому. Окружающие его высоты и дурная дорога делают доступ к нему трудным и оборона могла быть упорна, но храбрые Апшеронцы стремительно ворвались в аул, опрокидывая все препятствия, тогда как артиллерия заняла высоты. Завязался кровопролитный бой, который кончился поражением неприятеля: толпы горцев в беспорядке бежали к Гергебильскому ущелью и Кудухским высотам, и только одна трудность спуска и беспрестанные завалы спасли их от преследования драгун. Сакли были разрушены, как в наказание жителей за измену, так и потому, что пребывшие нам верными Лезгины не могли здесь жить спокойно по близости тогда еще непокоренного Гергебиля. Ущелье, соединяющее Аймаки с этим гнездом хищников, служило тогда удобною дорогою беспрестанным вторжениям последних. Теперь аул снова заселен, и на террасе, образуемой уступом горы и поворотом в ущелье, построено в 1848 году Аймакинское укрепление, преградившее путь набегам неприятельских шаек. К пяти часам войска [45] наши воротились к Кулецме, потеряв выбывшими из строя только до 40 человек, тогда как горцы оставили на месте до 100 трупов; толпы пленных шли за отрядом. Взятие Аймаков имело сильное нравственное влияние на Мехтулинцев соседних аулов, с напряженным вниманием ожидавших первой встречи наших войск с горцами, и депутаты из Кака-Шуры и Пасанаура явились в наш лагерь с поздравлениями и уверением в преданности правительству. С утром 14-го октября отряд двинулся к Акушинскому селению Лаваши; дорога туда теряется по скату горной цепи, отделяющей владения Мехтулинцев от Акушинского общества, и верстах в 9-ти от аула круто спускается к руслу мелкой речки, носящей название Кой-су, общее всем бассейнам горных вод ¹. Встречающиеся по дороге мельницы и рощи чинар и тополей придают много картинности местоположению, составляя резкую противоположность с угрюмыми, выдавшимися скалами, закоптевшими от огней, которые раскладывают проходящие тут войска. Подъем на гору ведет к аулу Лаваши, расположенному чрезвычайно удобно на высоте, которой овраг служит естественным [46] рвом. У ворот нас встретила депутация из почетнейших жителей, под предводительством Акушинского кади, который поспешил на встречу войскам нашим из аула Акуши. Отсутствием его, как оказалось впоследствии, вздумал воспользоваться один князь, привлеченный на сторону Шамиля, обещавшего сделать его наибом Акушинского общества. Речи мятежника не имели влияния на Акушинцев, помнивших еще грозную месть Ермолова за их измену; они остались верными своему долгу; только несколько человек неопытной молодежи последовало за возмутителем, который, не видя успеха в своем намерении, принужден был бежать к Шамилю, покинув дом, стада и большую часть имущества.... Не вводя войск в аул Лаваши, князь Бебутов расположил их на противоположном крае оврага. Орудия были расставлены на исходящих углах высот, а драгуны разместились на плоской вершине горы. Начало темнеть. Солдаты расположились варить себе кашу, и костры ярко зажглись по всей горе, освещая веселые группы Кавказцев, которым в этот день роздана двойная порция спирта. Ужин молодцов был прерван несколькими выстрелами хищников, засевших за оврагом. Невидимые нами, они стреляли на огни, у которых сидели солдаты В избежание несчастных случаев, огни были потушены, ночная цепь усилена и [47] выставлены секреты ². Все ожидали нападения, но перестрелка прекратилась и ночь прошла тихо. С рассветом отряд двинулся вперед, имея в авангарде кавалерию. Так как ночная перестрелка заставляла предполагать вблизи присутствие неприятеля, то мы с нетерпеливым ожиданием смотрели вперед: но густой туман покрывал окрестные высоты. Пользуясь им, мы успели захватить двух поселян из аула Кутеши, гнавших в горы ишаков (ослов), нагруженных имуществом. Они объявили, что аул занят многочисленным неприятелем под предводительством самого Шамиля, Кибит-Магомы и других наибов; Хаджи Мурат с отборною кавалерией занимает Ходжал-Махинские высоты и охраняет вход в ущелье; сверх-того, сильный отряд расположен у сел. Кака-Махи. Между тем из аула выехала толпа всадников и авангард наш стремительно бросился на них. 1-й дивизион драгун, под командою подполковника Обухова, имея впереди 2-й эскадрон, под начальством капитана князя Мачабелова, опрокинув горцев, на плечах их, по скалистой горе, ворвался в узкие улицы аула и, спешившись, бросился в штыки на неприятеля, изумленного таким [48] быстрым превращением кавалерий в пехоту. 4-й дивизион, под начальством маиора Докукина, заняв вход в аул с другой стороны, тоже спешился. Начался упорный, ожесточенный бой горсти храбрых против неприятеля, сильнейшего в десять раз. Шашки, кинжалы, штыки смешались.... В рукопашном бою личная храбрость и уверенность в победе заняли место тактических соображений. Наконец горцы, принужденные к отступлению, засели в саклях и стреляли из амбразур. Между тем пехота, пройдя бегом более трех верст, ворвалась в аул с правой стороны, имея впереди третьи баталионы Апшеронскзго и Дагестанского полков. Команда с крепостными ружьями, от Апшеронского полка, шла на штурм с песнями. 1-й баталион того же полка, направленный по нижней дороге, занял середину аула, а огонь артиллерии нашей, командуемой капитаном Лагодою, разрушал верхние сакли аула, расположенного по горе амфитеатром. Безостановочно сражаясь целых два часа, драгуны и пехота брали штурмом саклю за саклей, квартал за кварталом; наконец горцы начали толпами отступать от Кутешей. Одновременно со штурмом аула, аррьергард наш, состоявший из двух баталионов пехоты, при двух горных орудиях, мужественно отражал неприятеля, занявшего скалистые гребни гор, а прибытие двух рот пехоты при двух горных орудиях и сотни казаков решительно помешало ему войти в [49] сообщение с толпами, отступавшими от Кутешей, и таким образом обойти наш левый фланг. Видя неудачу, Хаджи-Мурат бросился от Ходжал-Махинского ущелья на помощь своим, но прибытие из Кутешей двух эскадронов драгун и баталиона пехоты дало нам возможность перейти из оборонительного положения в наступательное. Блистательная аттака драгун обратила неприятеля в бегство. Преследование сделалось общим и, начав дело штыками, драгуны кончили его, рубя шашками бегущих горцев. Трупы последних устлали все пространство до Ходжал-Махинского ущелья, где преследование и прекратилось; но навесные выстрелы артиллерии нашей провожали еще несколько времени горцев, которые, собравшись толпами, жалобно пели предсмертную песнь.

Так кончилось Кутешинское дело... Мы, Русские, хранящие в памяти много истинно-чудесных подвигов, не придаем особенной важности событиям второстепенным; но при всем том, взятие аула Кутеши останется навсегда одним из самых блистательных подвигов Русского оружия на Кавказе и перейдет в память позднейших поколений. Драгуны, особенно отличившиеся в этом деле, заставили горцев видеть в них что-то сверх-естественное, нечеловеческое. Пораженные ужасом, они придали им название шайтан-солдата, т. е. чорта-солдата, и в последствии, упроченная новыми победами, репутация [50] драгун приобрела такую известность у горцев, что присутствие их в отряде они считали для себя знаком верной неудачи. Надо притом заметить, что 4-й дивизион, незадолго до того прибывший из России на укомплектование полка, в первый раз еще был в деле. 3-й (что ныне 2-й) Резервный Кавалерийский корпус узнал об этом радостном успехе своих товарищей и братьев по оружию из приказа, который был отдан по корпусу 12-го декабря 1846 года за № 54-м. Передавая известие о событии этом, его высокопревосходительство господин генерал от кавалерии (тогда генерал-лейтенант) Шабельский заключил приказ следующими прекрасными словами: «Вот действия, коими покрыли себя блистательною славою ваянии товарищи по оружию, славные драгуны 3-го Резервного Кавалерийского корпуса, начав и окончив дело! — Поражением Горцев они в полной мере доказали превосходство своего назначения действовать двояким строем, двояким оружием. Вот что значит знание своего дела в том и другом! Вот, что значит уверенность в своем деле: налететь быстро, хватить в шашки, гнать неприятеля, потом мигом с коня и громить штыками. Вот дело только одного драгуна, или, как горцы со. страху назвали, шайтан-солдата. Хвала Нижегородцам! Они первые доказали на самом деле, и еще в неприступных горах Кавказа и против отъявленных храбрецов, что могут [51] сделать драгуны нового устройства, Всемилостивейшей волей Государя Императора направленного. Да послужит вам, молодцы драгуны, доблестный пример Нижегородцев! Да воспламенит в вас«победный клик этот твердую самонадеянность в непобедимости и усвоит в душе каждого то возвышенное чувство, коим должен гордиться всякий из вас: завидным наименованием драгуна.

«Приказ этот предлагаю прочесть всем эскадронам вверенного мне корпуса, при полном наличном их составе.»

Трофеями победы были 300 пленных, одно горное орудие, 21 ящик с боевыми патронами, множество значков и оружия всякого рода. На долю одних драгун досталось более 400 винтовок. Бегство Шамиля было так быстро, что он не успел захватить своей шубы и секиры, а Кабат-Магома оставил свою наибскую печать. До 800 тел покрывало улицы аула и дорогу к Ходжал-Хотинскому ущелью. У нас выбыло из строя до 120 человек.

Биваки вечером того дня у сел. Бака-Махи представляли оживленную картину. Веселые песни не переставали ни на минуту: по рукам столпившихся у огней солдат ходила круговая чарочка, импровизированная из крышки походной манерки. Расказы молодцов-усачей про виденное и сделанное возбуждали всеобщее внимание, а [52] какая-нибудь наивная выходка молодого рекрута производила смех гомерический. Так прошла вся ночь.

Совершенно-разбитые скопища горцев укрылись в глубине Аварии. Оставив отряд в Наскенте и Кака-Махи, Кн. Бебутов отправился с частию войск в аул Акушу, где солдаты были угощены жителями. Сакля изменившего нам князя, о котором говорено выше, была срыта до основания; стада его и других беглецов разделены между бедными. 18-го числа отряд возвратился в Темир-Хан-Шуру, где победители были встречены полковою музыкою, выстрелами артиллерии и радостным «ура» восторженного народа.

Взятие штурмом аула Кутеши, обезопасив жителей Дагестана и Прикаспийского края от вторжения горцев, вселило в первых привязанность к нам и было прекрасным началом целого ряда славных дел в Дагестане, которые, при управлении кн. Аргутинского-Долгорукого, окончательно успокоили умы колебавшихся жителей и упрочили власть Русского оружия во владениях Махтулинских и Шахмала Тарковского.

Вл. Каченовский.

Прап. Кинб. драгунск. полка.

Комментарии

1. В географических описаниях Кавказа, название Кой-су, впрочем, придается только трем значительным рекам: Кой-су, Аварскому, Андийскому и Казыкумыкскому.

2. Секретом называют известное число солдат, которые по наступлении темноты выводятся за ночную цепь и кладутся на земле, с целию предупреждать внезапные нападения неприятеля на лагерь. Горцы очень боятся секретов.

Текст воспроизведен по изданию: Изгнание Шамиля из Даргинского общества в 1846 году // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 100. № 397. 1853