ВРАНКЕН А.

Дело при Гилли, 3-го Июля 1844 года.

Одно из дел Генерал-Майора Пассека.

Весною 1844 года, в Темир-Хан-Шуре был собран отряд для наказания возмутившейся Акуши и Аварии. Уже все было готово к наступлению, но в горах не появлялся еще подножный корм. Горцы, пользуясь нашим бездействием, старались вновь возмутить Мехтулу и Шамхальство. — Чтобы прикрыть эти владения и удержать их в повиновении, на границу Акуши выслан был авангард: три батальона Апшеронского, 38 Донской Казачий полк, в составе 4 сотен, и шесть горных 10 фунтовых единорогов. Начальство над ним поручено Генерал-Майору Пассеку.

Небольшой лагерь отряда расположился на возвышении, занимая центральную позицию [272] между селениями: Большой Дженгутай, Дургели, Гилли, Параул и Кака-Шура. Неприятель занял Кадар, небольшое, но крепкое селение на высокой горе, верстах в 5-ти от нашего лагеря. О силах и намерениях его, лазутчики давали нам самые нелепые сведения, а окрестные жители сами старались ввести нас в заблуждение.

2-го Июня, в Кадаре заметно было необыкновенное движение; частые ружейные и пушечные выстрелы означали радостную встречу новых подкреплений. — Вечером того же числа, часть мюридов спустилась с лесистого хребта к сел. Кака-Шура. Жители впустили их без сопротивления и даже не предуведомили о том Генерала. — Плоха была надежда и на другие мирные селения.

Г. Пассек донес об усилении неприятеля Начальнику Дагестанского отряда Генералу от Инфантерии Лидерсу, а сам сделал следующие распоряжения: две роты с одним единорогом заняли с. Дургели, просившее нашей помощи: столько же назначено в прикрытие лагеря, фуражиров и подъемных лошадей. Весь третий батальон с 2-мя орудиями, под командою известного Подполковника Познанского, должен был подкреплять эти части и оборонять окрестные селения, в особенности Больш. Дженгутай, куда неприятель легко мог броситься, отвлекши наше внимание в другую сторону. Затем свободными [273] от назначения оставались: 1-й полубатальон 1-го батальона, 2-й полубатальон 2-го батальона Апшеронского же полка, два горные 10-ти-ф. единорога резервной № 2-го батареи и 4 сотни казаков.

3-го июля, в 6 часов утра, на высот Дженгутая блеснули штыки. Это был 1-й батальон Житомирского Егерского полка, выступивший ночью из Т. X. Шуры в подкрепление авангарду.

Генерал, желая узнать силы и намерения неприятеля, отправился с казаками к с. с. Параулу и Гилли, лежащим верстах в 8 от лагеря. С приближением его, многочисленная неприятельская конница, тянувшаяся туда же, начала отступать, потом сосредоточиваться, и наконец остановилась на возвышении, мимо коего идет дорога на живописное с. Карабудакент. Генерал построил своих казаков на противуположной высоте. Пологая, но довольно глубокая лощина отделяла его от мюридов и не позволяла ни той, ни другой стороне решиться на атаку.

Пассек горел желанием наказать дерзость мюридов, но хотел вместе с тем обеспечить себе отступление и потому прислал мне приказание немедленно выступить из лагеря со 2-м полубатальоном вверенного мне 2-го батальона, 1-м полубатальоном 1-го батальона и двумя горными 10 ф. единорогами. — Солдаты мои вывернули котлы с кашею, за которую только что уселись, взяли по 60 патронов, оставили ранцы и [274] шинели, распахнули мундиры, и через 10 минут двинулись, или, лучше сказать, понеслись на выручку любимому начальнику. День был знойный, но не смотря на это мы прошли 7 верст в один час.

В то же время приказано и 1-му батальону Житомирского полка, шедшему из Т. X. Шуры, оставить одну роту при тяжестях, а трем остальным спешить на соединение с кавалериею.

Как только пехота приблизилась, Генерал построил казаков лавами в две линии, перешел лощину, о которой я упоминал, и ударил на неприятеля. Беглым шагом следовал я за кавалериею, чтобы вовремя поддержать или принять ее на себя. Весело было смотреть на эту атаку; почти ровная местность благоприятствовала ей; удалые Донцы, на лихих конях, (Донской № 38-го полк, пробыв в Грузии 3 года, постоянно находился в сборе и потому сберег коней. Весной 1844 года, пред отправлением на Дон, ему приказано было присоединиться к Дагестанскому отряду. Он воротился на Дон только осенью, распустив Георгиевские штандарты, полученные за дело при Гилли) вмиг настигли мюридов и вогнали их в самое с. Кака-Шуру. Но тут картина переменяется: скрытая неприятелем артиллерия открыла по казакам огонь, и в то же время из деревни и прилежащего к ней леса выбежали тысячи стрелков и показались густые толпы пехоты. Казаки [275] начали отстреливаться и отступать. Генерал приказал мне остановиться и принять их на себя.

Батальон мой был построен во взводную колонну справа. На правом фланге, мимо коего должны были проезжать казаки, выдвинулись 2 орудия храброго Артиллерий Штабс Капитана Лагоды; их прикрывали стрелки, которыми вызвался командовать Штабс Капитан Щодра. Шагах в 15 впереди фронта стала густая цепь с резервом, под командою прославившегося в Дагестане своею храбростью Капитана Павлова. К левому флангу должны были примкнуть, спешившие к нам на помощь, три роты Житомирцев: наконец тыл обеспечивали, сколько могли, казаки, которые старались вновь устроиться.

Меры эти при метком картечном огне, остановили первое стремление Горцев и не позволили сделать тотчас единодушного натиска; частные же попытки ударить в шашки, отражались штыками стрелковых резервов. Быть также Горцы надеялись, что горсть солдат не будет долго сопротивляться, начнет отступать и тогда им легко будет отрезывать цепи, арьергард, захватывать раненых и наконец истребить ослабленную колонну. Конечно с этою целью вся неприятельская кавалерия потянулась нам в обход и стала верстах в 3-х на пути нашего отступления. [276]

Между тем толпы пехоты постепенно густея, обхватили нас с трех сторон; ряд разноцветных неприятельских значков вытянулся по гребню небольшого бугра, шагах в 30 от нашего фронта; огонь до того усилился, что тысячи выстрелов слились в один общий неумолкаемый гул. — В это время подоспели три роты Житомирцев; но храбрый Командир их, Подполковник Киандер, тотчас же пал пораженный тремя пулями. — Генерал, чтобы сберечь людей и дать им хотя кратковременный отдых, приказал всем, кроме стрелковых цепей и их резервов, прилечь.

Наступала грозная минута: мы были окружены почти в 30 раз сильнейшим неприятелем, все окрестные высоты были покрыты жителями готовыми при первом нашем шаге назад, присоединиться и помогать Горцам. — Кроме того, мы начинали уже чувствовать недостаток в патронах, а еще более в артиллерийских зарядах; при 2-х орудиях осталось только 2 номера; роты также потеряли много людей, но раненых не выносили, чтоб избежать замешательства и не ослабить фронта. Раненые офицеры не оставляли своих частей. Все понимали, что надобно умереть и желали только умереть с честью; но Генерал не терял надежды победить. Не слезая с коня, весело объехал он фронт и, приблизясь к казакам, спросил: «могут ли [277] они сделать еще раз атаку?» «Почему нет Ваше Превосходительство» был короткий ответ молодцов. Генерал приказал Подполковнику Быкодорову (Командир полка, Подполковник Номикосов, еще в начале дела был ранен в руку и потому сдал командование) построить казаков в лаву, сотню за сотней, выдвинуть их на левый фланг пехоты, и по данному, сигналу, ударить вместе с нею.

Чтобы приготовить эту атаку, Пассек велел перевести одно орудие с правого фланга на левый, где толпы мюридов были и многочисленнее и отважнее. Артиллерии Шт.-Кап. Лагода исполнил это превосходно: пользуясь густою и высокою пшеницею, он перекатил единорог под самыми дулами неприятельских ружей, но поставил его не далее 10-ти шагов от них и брызнул картечью вдоль значков. Это несколько озадачило Горцев, а Генерал не дал им опомниться. «Ребята, воскликнул он, Татарва (Презрительное солдатское прозвище, данное Дагестанцам) бежит! Кто Апшеронец, за мной! Ура!» Солдаты, уверенные что неприятель действительно обратился в бегство, легко поднялись и бросились в штыки, казаки ударили в дротики: храбрый Лагода, не отвозя орудия, успел еще раз выстрелить картечью.

Передние мюриды действительно начали было [278] колебаться; но на них напирали задние толпы, которым штыки и даже картечь не могла много вредить. От этого произошла ужасная свалка: казаки, пехота и мюриды, перемешавшись, составили одну волнующуюся массу; крики ура сливались с предсмертною песнью Горцев; пики, шашки, штыки, кинжалы и даже значки служили оружием; Пассек своею рукою изрубил 2-х мюридов: солдаты не хотели выдать своего начальника. Такая резня не могла быть продолжительною. Главная масса Горцев начала отступать: сперва медленно, а потом обратилась в бегство, увлекая за собою толпы, бывшие у нас на флангах и в тылу. Тогда преследование превратилось в травлю; ожесточенные казаки и солдаты гнали, кололи мюридов, давили их конями и наконец втоптали их в Кака-Шуру. Генерал приказал ударить отбой: штурмовать большое селение, обороняемое артиллериею и доведенным до отчаяния сильным неприятелем, было бы безрассудно.

Мне не суждено было видеть окончание этого славного боя: четвертая и последняя рана в голову выбила меня из фронта. Почти без чувств лежал рядом с Капитаном Павловым, которому пуля перешибла ногу. К нам подъехал наш юный герой. «Радуйся, друг мой! сказал он, мы отмстили за смерть (Он считал меня при последнем издыхании) твою: знамя [279] Даргинского народа, 20 значков и несколько сот тел, послужат тебе надгробным памятником!» И лицо его сияло радостью, потому что он любил славу выше всего в мире; он считал ее достоянием родины, для которой каждый воин охотно жертвует жизнью. Он сел снова на коня; конь его хромал от ран, шашка была покрыта кровью, но сам он оставался невредим. И я подумал, что Провидение бережет его для славы и пользы России!»

Жители ближних селений, наблюдавшие ход боя с высот, поспешили поздравить победою и извиниться, что не успели подкрепить вовремя. «Я не нуждался в вашей помощи, сухо ответил им Генерал, но могу поздравить вас в свою очередь с тем, что вы не присоединились к мюридам.»

Мюриды всю ночь убирали своих убитых и раненых; но по утру мы похоронили еще 245 тел, не отысканных ими в пшенице. И долго спустя пастухи окрестных аулов находили в оврагах обезображенные трупы, все еще сжимавшие окровавленное оружие.

Первым последствием этой славной победы было успокоение Мехтулинского и Шамхальского владений; Акушинцы не только перестали тревожить наши границы, но оставили без защиты и свои собственные. Они до того упали духом, что не дали обещанной помощи бывшему [280] Султану Элисуйскому, который через четыре дня спустя был разбит на голову Генералом Шварцом. Через 3 недели Акушинцы дрались уже против Шамиля.

По сведениям, собранным Г. Командующим в Северном Дагестане, видно, что при Гилли участвовали: 9 главных наибов Шамиля и с ними 27,500 человек от обществ, лежащих между Кара-Кайтахом и Андийским Койсу. Против них было: в начале боя 1000, а под конец 1400 Русских; но ими командовал Пассек.

А. Вранкен

(Из газеты: Кавказ).

Текст воспроизведен по изданию: Дело при Гилли, 3-го Июля 1844 года. Одно из дел Генерал-Майора Пассека // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 59. № 235. 1846