ЛОМАЧЕВСКИЙ Д.

НОВАЯ ВОЕННО-ГРУЗИНСКАЯ ДОРОГА

Кавказский хребет, идущий от устья Кубани до самого Апшеронского полуострова и составляющий таким образом естественную границу России с ее закавказскими провинциями, представляет, как всем известно, чрезвычайные неудобства к переезду. Ущелья и реки, прорезывающие этот хребет в разных направлениях, не могут служить путями сообщения, потому что первые из них, то есть ущелья, местами чрезвычайно суживаются, а реки, по причине стремительной быстроты своей, не судоходны. Единственный, хотя и чрезвычайно неудобный путь, указанный самою природой, пролегает по узкому ущелью, называвшемуся в древности Алаунскими Воротами и идущему от крепости Владикавказа до главного города Закавказской Области – Тифлиса. Существование этой дороги известно с древних времен, но усовершенствование ее относится к эпохе русского владычества за Кавказом, и преимущественно ко времени командования генерала Ермолова. Несмотря на небольшое ее пространство (178 верст) и неусыпные заботы о ней правительства, дорога эта и до настоящего времени представляет те же неудобства, обращающиеся в известных местах и в известное время в трудности, сопряженные с опасностию жизни для путешественников. Неудобство этой дороги заключается в высоте гор и крутизне подъемов и спусков, а опасность езды по ней – в завалах. Причиною завалов бывают оттепели. Когда снег, лежащий на поверхности горы, [165] оттает и потом замерзнет, то новая выпавшая на него масса снега, не будучи в состоянии удержаться на скользкой поверхности оледенелой горы, скатывается и заваливает собою окрестные пропасти и ущелья, производя своим падением громоподобный гул, слышный иногда за несколько десятков верст. Замечательнейшие завалы были в 1832, 1846 и 1855 годах. Завал 1832 года надолго сохранится в памяти туземцев: более четырех миллионов куб. футов льда и снега обрушилось в ущелье и завалило его длиною на 4 1/2 версты, а вышиною до 200 саженей. Завалы мeнеe важные повторяются непременно каждый год по нескольку раз и заносят целые караваны верблюдов, не щадя также и путешественников. Расчистка снега после завала на военно-грузинской дороге требует очень много трудов и времени. Несколько рот пехотных полков, команда солдат путей сообщения и более 800 нанимаемых казною Осетин безпрестанно разрабатывают дорогу, и все-таки эта расчистка редко продолжается менее недели; иногда же путешественники должны сидеть целый меcяц в холодной станции, потому что даже пешком нет возможности идти далее. Экстра-почты, курьеры и эстафеты подвергаются той же участи. Подобные неисправности во время завалов вынудили местное начальство составить план о проведении новой, объездной дороги; но этот план долго не мог быть осуществлен по трудности выполнения его. Только с 1847 года, когда один смельчак-Персиянин пустился в oбъезд с огромным караваном вьючных лошадей и, к общему удивлению, благополучно приехал в Владикавказ, – объездная дорога начала получать известность. Впрочем, надежду, что по этой дороге водворится когда-нибудь постоянная езда, туземцы считают несбыточною, по причине высоты и крутизны Аквинанского хребта, по которому она проходит. Несмотря на это, в последние два года смелые Калмыки и Персияне, наскучив продолжительною разработкой завалов на старой дороге, часто пускаются на новую. С недавнего времени и на последней построены казармы для помещения рабочих команд. Вот по этой-то дороге пришлось мне ехать в декабре месяце 1855 года.

3 декабря, часов в одиннадцать утра, я выехал из Тифлиса. Погода в этот день была прекрасная; солнце играло лучами своими на плоских крышах жилищ и оживотворяло поблекшие несколько от продолжительного ненастья розы. От Тифлиса всю первую станцию дорога идет довольно ровная, широкая; близь древнего грузинского женского монастыря Мцхет приходится переезжать через не менее древний мост, красиво перекинутый через Арагву. От Тифлиса до Мцхета двадцать три версты, а оттуда до [166] Гартискаpa – четыре. Часа в 2 пополудни я прихал в Гартискар и стал требовать лошадей; но не тут-то было: станционный смотритель показал мне предписание, присланное из Пассанаура с нарочным казаком, не давать ни под каким видом проезжающим лошадей, по случаю недавно происшедшего в горах завала. Делать было нечего, надо было покориться необходимости, и я остался на станции в ожидании возможности ехать. Хотя до места, где был завал, от Гартискара было еще несколько станций, но задержка проезжающих была необходимостью, потому что ближайшие к месту завала станции были уже, что называется, битком набиты. Впрочем, после мучительного пятичасового ожидания на Гартискарской станций, мне удалось, наконец, убедить смотрителя дать лошадей, и я поехал далее. От Гартискара до Душета, небольшого города, считается 25 верст. Дорога на этом пространстве довольно сносна, хотя есть значительные подъемы и спуски. В виду Душета начинают уже выростать из земли кавказские исполины, образующие ущелье, по которому пролегает дорога до самого Владикавказа. Переночевав в Душете и выехав на другой день рано утром, мы начали подниматься в гору по каменистой и неровной дороге, идущей у подошвы одного из хребтов, окаймляющих ущелье. До следующей станции, Ананура, было всего двенадцать верст; но лошади наши, утомленные крутостию и продолжительностию подъема, совершенно выбились из сил и едва дотащили только к вечеру. Следующая станция – Пассанаур – двадцать одна верста. Путь от Ананура до Пассанаура продолжается тем же, довольно широким ущельем, и по деревянному мосту проходит через вновь пересекающую его Арагву, которая, вырвавшись из кайшаурского ущелья, катит пенные волны свои на юг. Река эта хотя и смирнее вечно бушующего Терека, но во время дождей выходит из берегов, срывает мосты и разливается по окрестным ущельям. Пассанаур – небольшое местечко, состоящее из почтового двора, одиннадцати духанов (Духан – лавка с съестными припасами), да нескольких грузинских саклей. Фунт хлеба тут стоит 8 1/2 к. сер., бутылка кахетинского вина – 40 к. с., фунт дров – 11 1/2 к.с. Впрочем, эти цены сравнительно не велики, потому что в Кайшауре и Коби, во время завалов, они удвоиваются. Все продукты в духанах содержатся в самой отвратительной нечистоте, так что только сильный голод может заставить путешественника-Европейца съесть что-нибудь. В горах Кавказа нет ни ржаного, ни пшеничного хлеба, а что-то среднее между [167] ними, похожее и цветом, и вкусом на подошву, и называемое чуреками. Да простят мне неприхотливые Грузины, но к сожалению это горчайшая истина, даже собака моя, мой верный Эльбрус, только нюхал чуреки, а не ел их!

Отсюда ущелье, вмещающее в себе старую военно-грузинскую дорогу, принимает направление на северо-запад, через Кайшаур и Коби, где совершается перевал через Гут и Крестовую горы, и потом, поворачивая снова на северо-восток, приводит путешественников к селению Степанцминда, у подошвы Казбека, и обращается в более ровную, безопасную дорогу. К северу же от Пасанаура, по прямому направлению к Казбеку, длинною и правильною цепью тянется Аквинанский хребет, по которому проведена новая, объездная военно-грузинская дорога.

Приехав в Пассанаур, я едва мог наидти помещение, потому что не только станцию и казармы, но даже и конюшни нашел занятыми. Услышав, что на обеих дорогах сильные завалы, я решился вернуться обратно в Тифлис, чему хотели последовать и другие; но нас предупредил приехавший из Душета Грузин, говоря, что дорогу от Ананура завалило снегом более двух саженей в вышину, и сообщения никакого нет. Двенадцать суток пробыли мы в Пассанауре, как в заточении, не имея возможности ехать ни вперед, ни назад. Несколько съехавшихся семейств и одинокие проезжающие составляли все это время одно нераздельное общество: вместе ели, вместе пили, вместе играли в карты, отыскавшиеся на дне чемодана какого-то старичка-доктора, бывшего душою этого маленького импровизированного общества. Скопившиеся во множестве караваны бедствовали; погонщики и чреводары (Верблюдовожатые) равнодушно должны были смотреть как десятками околевали верблюды, ослы и мулы от недостатка в корме, – и еще при этом утешительная весть, что старая дорога будет разчищена не ранеe, как через три недели... это ужасно!

Наконец, на двенадцатый день мы услышали, что по новой дороге есть возможность пройдти пешком через Аквинанский перевал. Все, исключая едущих с дамами, приняли эту весть с неописанным восторгом, несмотря на явную опасность, сопряженную с переездом через Аквинанские горы. Я нанял маленькие осетинские саночки и выехал часов в одиннадцать вечера, при лунном свете и 30° мороза. Быстро помчала меня живая горская лошаденка по прекрасной дороге, перенесла по мосту через Арагву, [168] переезжаемую тут в последний раз, и ввезла в сугробы снега, по которым шла уже тише и не редко останавливалась. Версты за четыре до первого пункта, на котором можно было остановиться, именно до Георгиевского укрепления, дорогу нам пересекла хотя небольшая и мелкая, но чрезвычайно быстрая Черная речка. Осетин, везший меня, знаками пригласил меня взять лошадь за хвост, чему я сначала очень удивился, и за что после очень благодарил его, потому что только сила лошади могла устоять против этой стремительной быстроты. На семнадцатой версте от Пассанаура мы миновали Георгиевское укрепление, стоящее на прекрасном местоположении и окруженное живописно раскинутыми по горам грузинскими аулами. В Георгиевском укреплении и на нескольких других пунктах новой дороги построены, в 1853 году, бутовые конюшни, в которых ежегодно с 1-го декабря будут выставляемы по две тройки почтовых лошадей со старой дороги. Польза этого нововведения несомненна: хотя почтовые лошади и не могут тут выполнять своего назначения, но, как вьючныя, они будут чрезвычайно полезны для путешественников.

Еще четыре с половиною версты на гору, и мы в Буслачирах.

Станция эта состоит из шести, никогда почти не топимых, по неимению дров, комнат и кухни. Одна из этих комнат, более теплая и удобная, носит громкое название генеральской, о чем и гласит прелепленная к дверям ее бумажка. Хотя я и надеюсь быть генералом, но еще не генерал, и потому все члены мои, в продолжении двухсуточного пребывания в Буслачирах, находились в состоянии окаменелости. Просьбы, мольбы, угрозы о затоплении камина остались тщетными. Попытка напиться чаю оказалась также неудачною: самовара не было. Впрочем, он в горах вообще мало употребляется.

В Буслачирах, кроме того, есть еще особенное помещение для рабочих команд и казаков, употребляемых для провожания курьеров и экстра-почт и защиты их от нападения горцев. В одном из надворных строений окруженной стеною станции помещается часть военнорабочей № 35 роты и казаки; в другом – часть 3 линейной роты. Из начальства тут живут: инженерный капитан, заведывающий окружною дистанцией от Пассанаура до Казбека, штабс-капитан, смотрящий за работами, и прапорщик, состоящий при команде линейной роты.

Как бы ни был беззаботен путешественник, но он невольно призадумается, достигнув буслачирской равнины; я испытал это на себе. Небольшая овальная площадка, носящая название [169] буслачирской равнины, со всех сторон окружена изумительной высоты горами, заоблачные вершины которых могут быть видимы только в ясную погоду. Въехав на буслачирскую равнину узким ущельем, я искал взорами продолжения его, потому что я не мог и подумать о возможности переправы через эту гигантскую стену. Несмотря на это, два дня спустя я был уже готов к совершению этой трудной и опасной переправы. О возможности ехать верхом нельзя было думать, и потому я нанял четырнадцать человек солдат, заплатив им 38 р. сер. за переноску семи пудов вещей в следующую казарму, Аквинанскую, отстоящую от Буслачир на шесть верст. Тифлисский купец С., ехавший по торговым делам в Москву и встретившийся со мной в Буслачирах, охотно давал за переноску своих шестнадцати пудов сто р. сер.; но так как он не имел казенной подорожной, то начальник команды не согласился без особенной надобности подвергать жизнь солдат явной опасности. Я отправился один. Длинною вереницей потянулись мы по извивавшейся змеею на склоне горы тропинки, прорытой в глубоком снегу трудолюбивыми солдатами. Покатость горы почти вертикальная, и потому провести прямую дорогу не хватило бы ни сил, ни возможности. Дорога до Аквинанской казармы высечена в грудах гранита и дикого мрамора, и идет из стороны в сторону четырнадцатью зигзагами. Чем выше мы поднимались, тем круче и труднее делался подъем. Глядя на несущих вещи солдат, я удивлялся силе привычки, благодаря которой ни один из них, казалось, не был сильно утомлен, тогда как я, взбираясь без всякой ноши, едва мог дышать от усталости.

Играя лучами по кристальной поверхности снега, солнце издавало такой ослепительный блеск, что еслиб наши лица не были заблаговременно намазаны порохом, мы все ослепли бы, потому что не было ни одной темной точки, на которой бы мог успокоиться взор.

Наконец, мы достигли седьмого зигзага. Страшно было смотрить вниз: Буслачирская казарма с ее пристройками казалась точкою. Вскоре мы стали тихо пробираться под аркою нависшей над нами громадной груды снега, каждую минуту готового обвалиться. Думая, что наблюдающим за нами из Буслачир Грузинам будет слышно, я хотел выстрелить из пистолета; но прапорщик, провожавший меня, с ужасом вырвал его у меня, говоря, что даже кашлянуть опасно, потому что малейшее сотрясение в воздухе может произвести обвал! Часа через два мы добрались до двенадцатого зигзага и должны были или вернуться назад, или подвергнуть [170] жизнь свою жесточайшей опасности: бывшим накануне завалом, дорогу совершенно завалило, а с нею вместе караван, состоявший из шестидесяти верблюдов и двух татар-чреводаров. Один из этих несчастных был отрыт живым, но совершенно поседелым от испуга; вьюки же с казенным сукном остались, вместе с верблюдами, на вечные времена в недрах снега, потому что невозможно определить места, в котором нужно рыть, да и не стоит того. Большая часть из них, вероятно, скатилась в пропасть. Нам предстояло пройдти саженей пятнадцать над бездонною пропастью по отвесной стене снега, по которому не было даже проложено следа! Человек, ехавший со мной из Тифлиса, долго не хотел решиться на эту ужасную переправу, не исполнив последнего долга християнина, не приобщившись Св. Таин. Но вот смелые солдаты один за другим перешли на противоположную сторону, и мы решились последовать их примеру. Инстинктивно держась за нависший с левой стороны снег и боясь взглянуть направо, уже почти достиг я цели, как вдруг снег под ногами моими осунулся... Я потерял равновесие, в глазах у меня потемнело... Но тут один из солдат схватил и поддержал меня...

Дорога эта до того утомила меня, что я, несмотря на раннее время, решился переночевать в Аквинанской казарме. Инженерный солдат из Евреев, желая показать свою национальную изобретательность, сварил мне чай в горшке, и я, выпив его с удовольствием, заснул на солдатских нарах как никогда не спал. В Аквинанской казарме живут человек полтораста Грузин, нанимаемых казною для разчистки дороги, и несколько солдат военно-рабочей роты, для наблюдения за работами первых. Грузины помещаются тут в отдельно выстроенном огромном capaе, получая за работу по 20 коп. сер. в сутки. Для проезжающих эта казарма не представляет даже и тех скудных удобств, какие находят они в предыдущих казармах: тут нет даже особого помещения.

Часа в четыре утра мы снова пустились в путь. До Средней казармы четыре версты. Дорога, за исключением некоторых ее частей, очень хороша: первые три версты – ровно, последняя – крутой спуск. Расчистка снега производится помещающеюся тут частию четырнадцатой мушкатерской роты, 4-го батальйона Навагинского пехотного полка. Для наблюдения за работами живет поручик военно-рабочей роты. От Средней казармы спуск делается еще круче и, идя семью или восемью зигзагами, продолжается до казармы, называемой Семеновскою саклей. Весь этот спуск хотя и очень крут, но совершенно безопасен, потому что завалов тут почти [171] никогда не бывает. От Семеновской сакли можно уже было ехать верхом, и я, взяв двух вьючных лошадей, отправился далее. Дорога до Казбека (12 верст) очень ровная; только множество текущих с гор и пересекающих дорогу ручьев затрудняют несколько езду по ней. По правую сторону дорога от Семеновской сакли до Казбека, в небольшом друг от друга разстоянии, красуются живописные осетинские аулы: Каргуч, Ахалпих и Гудашаур.

За несколько верст до Казбека, путешественникам начинает сопутствовать до самого Владикавказа Терек. Эта река носит несколько названий; по-армянски ее называют Терх, по-грузински – Tepгu и Ломехи, по-турецки и персидски – Терек. Она вытекает из высочайшего хребта Кавказских гор в Осетинской волости Тирсау, откуда стремится на восток до принятия в себя р. Арадоны, а потом уже склоняется к северо-западу. Берега Терека вообще очень возвышенны и круты; в иных же местах они образуют громадные каменистые утесы, особенно у селения Степанцминда и в Дарьяльском ущельи. Быстрота Терека была воспета нашим незабвенным поэтом. Терек замерзает очень редко, и то только в низменных местах, от конца декабря до начала Февраля. Рыбы очень много, особенно шамаи и лососи. В водополь Терек возвышается до 15 футов, выходит из берегов и наводняет ущелье; вода в нем мутная, иловатая, зеленоватого цвета, но очень здоровая.

Станция Казбек построена на прекрасном местоположении. Недоступные по высоте горы, окружающие станцию, покрыты густым лесом, что составляет для глаз приятную картину. Гора Казбек, в древности Мкинвари, возвышает свою вершину из-за огромных предгорий, на одном из которых стоит монастырь во имя Св. Троицы, построенный грузинскою царицей Тамарой, во второй половине XI века. Монастырь этот пользуется особенным уважением туземцев, но доступ к нему очень труден. Узкая тропинка вьется почти перпендикулярно на разстоянии 5 1/2 верст, и потому служба бывает только один раз в год, в храмовой праздник. Одна из гор, окружающих казбекский пост, носит название Бешеной балки, по причине бывающих тут сильных земляных завалов. У подошвы этой горы раскинуто небольшое селение Степанцминда, или Казбек, c церковью Св. Стефана, построенною императором Александром I.

Вообще говоря, казбекскую станцию можно считать лучшею на всей военно-грузинской дороге. Четыре духана, построенные не в дальнем от нея разстоянии, могут доставлять путешественникам [172] довольно хорошие и свежие продукты, благодаря близости к Владикавказу. Обыкновенные кушанья, приготовляемые на скорую руку в духанах – шашлык и пилав. Лучшие произведения кухни какого-нибудь английского гастронома едва ли могут сравниться с шашлыком, этим незатейливым, но прекрасным кушаньем. Приготовление его очень не сложно: берут часть баранины (непременно молодой), делят ее на мелкие куски и, насадив их на железный вертел, ворочают над раскаленными угольями до тех пор, пока баранина не изжарится. Такой, повидимому, простой процесс жарения баранины может произвести всякий, но попробовав собственноручно приготовить шашлык, я испытал на себе справедливость пословицы: дело мастера боится.

По положению своему почти у самой подошвы Казбека, станция эта не совсем безопасна от завалов, раскидывающихся часто на несколько верст. Впрочем, туземцы одарены каким-то инстинктом в предугадывании несчастий, и переселяются задолго до завалов в ближайшие аулы. Так живущие у подошвы Казбека почему-то убеждены, что завалы должны повторяться каждые шесть лет, и редко в том ошибаются. Земляные завалы с горы Бешеной Балки представляют менее опасности для жителей селения Степанцминда, потому что они и реже бывают, и не так велики. Особое отделение станции называется гостиницею, в которой, благодаря заботливости жены сторожа, путешественники могут иметь за недорогую цену обед, состоящий из хорошо приготовленных щей и котлет. Проезжающие на своих лошадях найдут удобное для последних помещение и недорогой корм; именно, мерка ячменя, заменяющего тут овес, стоит от 1 р. 20 к. до 1 р. 80 коп. сер. Состоящая из двух комнат гостиница, довольно тепла и чиста. С нею соединяется каменною стеной довольно обширная казарма, вмещающая в себе роту Навагинского пехотного полка, несколько десятков казаков и всех ямщиков. В полуверсте от станции дом и земля полковника русской службы Казбека, на которой живут казенные крестьяне Осетины. Домашняя жизнь Осетин и внутренний вид их саклей производят очень неприятное впечатление. Сколько Грузины, особенно живущие в городах, обнаруживают врожденной склонности к чистоте и порядку, столько Осетины враждуют против того и другого. Сакля Грузина, даже бедного, составляет резкий контраст с саклей Осетина. Осетинка, нередко поистине прекрасная, могущая служить моделью для ваятеля, переменяет нижнее платье только тогда, когда оно, изорвавшись, само сползает с ее членов! [173]

От Казбека можно было уже ехать на почтовых. До Дарьяла девять верст. Дорога довольно ровная, идущая по крутому берегу Терека, под нависшими над нею скалистыми утесами. На месте нынешнего Дарьяльского укрепления стоял в древности, по словам Плиния, огромный и хорошо укрепленный замок, построенный во втором веке до Р.X. царем Мирваном. Народное предание говорит, что название «Дарьял» произошло от имени прекрасной женщины Дариеллы, бывшей атаманом разбойников и наводившей ужас на окрестности.

Дарьяльское укрепление стоит у въезда в чрезвычайно узкое ущелье, носящее с ним одно название. Дорога в этом месте до того узка, что почти нет возможности разъехаться встретившимся. В древности ущелье это называлось Кавказскими Воротами; оно разветвляется на несколько других ущелий, окаймленных высокими гранитными утесами, в разселинах и щелях которых растут вековые сосны и ели. Хотя все горные ущелия Кавказа во множестве изобилуют различного рода зверями, но Дарьяльское преимущественно. Волки, медведи и шакалы ходят целыми стаями даже днем. Ничего не слышал я отвратительнее раздирающего душу крика шакалов, которые, впрочем, на людей нападают очень редко. Объяснить это легко тем, что скатывающиеся в пропасти, во время завалов, верблюды, мулы и лошади, удовлетворяют их алчности. Бросив взгляд на вершины поросших соснами дарьяльских скал, путешественник непременно увидит несколько диких коз, водящихся исключительно в этом ущельи и составляющих немаловажную отрасль туземной промышленности.

Дорога от Дарьяльского укрепления до аула Ларса (6 верст) продолжается тем же узким ущельем, ограниченным гигантскими гранитными скалами, подошвы которых завалены грудами безпрестанно скатывающихся обломков гранита и дикого мрамора. В некоторых местах этого ущелья солнце показывается в продолжение целого дня только часа на два или на три, именно, когда оно находится на меридиане; остальное время дня в ущелье царствует полумрак.

В Ларсе, возле самой станции, стоит гостиница, далеко впрочем отставшая достоинством от казбекской, хотя и в ней можно достать неизменных щей и котлет, напиться чаю и пр.

В одиннадцати верстах от Ларса стоит редут Балта, проехав который я достиг, наконец, Владикавказа...

Д. Ломачевский.

Текст воспроизведен по изданию: Новая военно-грузинская дорога // Русский вестник, № 7. 1857