Увеселения закавказских татар

Свойство жаркого климата и плодотворность почвы, с лихвою вознаграждающей малейшие усилия, распространили между Татарами Закавказья, как и на всем востоке, всеобщую лень и беспечность. Туземцы всего более склонны к торговле, как не требующей трудов ни телесных, ни умственных. Торговле споспешествует мирное положение края и многие распоряжения правительства, в особенности уничтожение внутренних пошлин, существовавших при ханах во всякой отдельной провинции. Ничего не делать, или делать кейф, что все одно, есть приятнейшее препровождение времени для Татарина, избегнувшего необходимости трудами рук добывать себе насущный хлеб; он проводит жизнь — [254] стругая палочки, совершая омовенья и намазы. Для такого рода людей, местом подобного кейфа преимущественно служит порог и станки дома начальника, — участковой ли он, или уездный; разумеется кто почетнее, тому и преимущество. При этом, от тунеядства, у них в особенности изощряются слух и язык. К увеселениям они страстны.

Охота с ястребами есть почти исключительное занятие одних беков. При обилии болот и лесов, а вместе с тем птиц и зверей, охотников с ружьями очень мало. Игры в карты и кости почти не существуют, разве между обруселыми. За то, конские скачки, джигитовка и пляски, составляют любимые, народные увеселения.

В дни известных праздников, или на свадьбах богатых людей, туземцы выезжают на лучших конях, в деревнях на ближний луг, а в городе на площади, и по парно, при звуках азиятской музыки, мчатся вскачь, ловко метая в догоняемого противника, вместо копья, небольшую палку, называемую джирид; всякий счастливый удар награждается поощрительным криком окружающей толпы. Ловкость Татар в джигитовке часто изумительна. Наездник, на всем скаку, держа кинжал в зубах, заряжает ружье, потом, быстро кружа им над головою, стреляет и после выстрела, в то же мгновение ружье за плечом и кривая [255] полоса Персидской сабли молнией блестит в его руке. Он готов встретить врага пулею, саблею и кинжалом. Наездники на всем скаку поднимают рукою с земли: шапки, джириды и самые мелкие монеты. Страсть к скачкам между туземцами так сильна, что если усталый путник, на измученном уже коне, встретит на дороге гладкую поляну, то не смотря на усталость, зной и предстоящие труды, с криком срывается с места, и конь, вполне разделяя страсть ездока, собирает последние силы, мчится на поляну быстрее ветра.

Песни туземцев, большею частью Арабские и Персидские, поются или хором, но в один тон, или двумя, по строфам с аккомпанементом чангура, трех-струнного инструмента в роде балалайки. Редко выражают любовь, но чаще прославляют подвиги богатырей и деяния шахов и ханов. Голос монотонный, протяжный, унылый, рассыпающийся в какие-то гортанные трели.

Музыка состоит из барабанов и разнотонных гобоев; она оглушительна и терзает ухо Европейца, изнеженное мелодиями Россини; долго оно не может отыскать в этих диких звуках никакой гармонии; но привычка и неимение лучшего, делают и это гудение приятным! Бывало, вдали запищит свирель, загремит бубен, невольно так и влечет что-то к [256] ним на встречу. Под эту музыку, мерную, полутактную, туземцы, на свадьбах и пиршествах, выступают в пляску, чрезвычайно схожую с Русскою. Та же плавность, те же па, иногда присядка, те же приемы; только нет одушевления Русской пляски, нет чувств в жестах, в физиономии. Пляска выражает одну только ловкость, силу, мужество и отвагу. Без сомнения, Русские заимствовали танцы от Татар; но как в наши хороводы допускались женщины, то заимствованные телодвижения приняли новую характеристику; выражение одной воинственности изменилось на выражение любви, нежности, страсти и от этого родились особенная грация движений, разговор лица, глаз, разговор самой души.

Есть у Татар особенный род пляски, которая заключает в себе что-то мистическое, религиозное. Начало ее, вероятно, проистекает из древней Персии до магометанства и, как должно полагать, она была принадлежностью обрядов огнепоклонников.

Существующая теперь в Нухе труппа таких плясунов, состояла при ханах из 12 погливанов, силачей или борцов, и они освобождались от всяких податей и повинностей; теперь их только 7 человек. Люди эти, в самом деле, силачи, обнаженные, с геркулесовскими мускулами, выступая на арену, преклоняются долу во [257] время чтения молитвы, призывающей на них благословение Аллы и его пророков, а по окончании ее, прикладывают руку к земле и к челу. Музыка начинает ударять тихо, мерно; погливаны берут огромные деревянные палицы, в роде больших кеглей, фунтов в 20 каждая, и окружают главного погливана, вооруженного луком, на тетиве которого насажены серебряные бляхи и погремушки. Потрясая гремящим луком, погливан-дирижер подает сигнал, и дубины, поднявшись над головами геркулесов, начинают вертеться в такт, сперва медленно, потом чаще, образуя разные условные фигуры; потом силачи, не переставая вертеть палицами, пляшут на малом пространстве с какою-то систематическою точностью; дирижер-погливан, своими знаками и гремящей тетивою ободряет усталых, и они становятся на колени, такт переходит из половинного в четвертной и наконец, погливаны, дойдя до совершенного изнеможения, прекращают пляску. После краткого отдыха, они же начинают борьбу. Сперва двое выходят на арену, и будто бы пробуя силы, ударяются обеими ладонями и потом оба, склонившись головою, боком, сталкиваются затылками. Тогда один из присутствующих громким голосом произносит над ними следующую молитву: «Царь-Али пособи! [258] достойнейшему рая пособи! Когда раздастся крик раба твоего, то пособи!…»

При окончании молитвы каждого преклоненного долу ударяет по спине, как бы благословляя на предстоящий бой. Противники расходятся, при звуках музыки, в позиции гладиаторов, крадутся друг к другу, дразнят, испытывают знание, осторожность и вдруг с быстротою, один прядает к другому, старается захватить за какую-нибудь часть тела; но осторожный противник удаляет от его рук весь корпус назад, пропуская голову к плечу врага и позволяя ему сделать тоже. Тогда руки обоих борцов бороздят одни только напряженные мускулы голой спины; но если удалось кому-либо ухватить противника за ногу, или за пояс, то борьба скоро прекращается в пользу первого и тогда противники целуются, чтоб вражда не оставалась между ними. Иногда бои эти сопровождаются несчастьем. В заключение, погливаны делают разные гимнастические упражнения, выказывающие необыкновенную силу и ловкость. Один становится по средине, боком, немного наклонившись, а прочие, на бегу касаясь одною только рукою головы его, перевертываются на воздухе и становятся на ноги, а после без всякой опоры делают это воздушные обороты.

Есть еще род пляски, с кинжалами. Фокусник, также при звуках музыки, держа в [259] зубах кинжалу и заткнув два других за пояс спереди, остриями вверх, а иногда еще и сзади, у щиколоток, и приставляя острие кинжала к зрачку раскрытого глаза, перевертывается через голову, делая различные, опасные телодвижения, заставляя зрителя ежеминутно опасаться за его жизнь. Пляска эта чрезвычайно неприятна, и не повсеместна, а только выполняется несколькими фокусниками.

Все эти пляски всего чаще в употребления при свадьбах. Плясунов туда и не просят, тем более, что хозяин ничего не платит ни погливанам, ни фокусникам, а они сами, заслыша зурну, идут потешать гостей. За хозяина расплачиваются зрители: добровольно бросая плясунам деньги, или покрывая плечи счастливых борцов-победителей кусками какой-нибудь материи, аршин в шесть. Когда же отводят невесту к жениху, то погливаны с дубинами, приплясывая впереди процессии, останавливаются перед домом каждого знатного человека, или начальника, и отдают ему честь ногами иногда в продолжение получаса. Как поезд этот всегда отправляется ночью, то картина, представляемая пляшущими, обнаженными Геркулесами, при ярком, красноватом свете нефтяных факелов, под густою зеленью огромных каштанов, под мерные звуки зурн и барабанов — истинно-очаровательна и носит на себе какой-то дикий, [260] мистический колорит. Но каково нравится она невесте, все это время сидящей верхом на лошади под чадрой и сеткой на лице — иногда путешествующей в дом мужа несколько часов сряду; думаю, что сердце, хоть Татарки, да все же молодой девушки, в ночь брака не камень, стучит в груди пуще барабана: а тут на каждом шагу остановка и не одна: — мысленно посылает она к шайтану как плясунов, так и зрителей — и поделом!

Татары, не менее Грузин, любят сражения на камнях, и подобная потеха, начавшись от двух-трех мальчишек, часто завлекает в кровавую драку несколько сотен людей, что нередко случается между враждующими сектами Сунитской и Шиитской.

Бараньи и петушиные бои во всеобщем употреблении. Где двое-трое проходящих остановятся, то уж непременно пристанет к ним четвертый и пятый, так что в несколько минут образуется огромная толпа, хоть бы предметом любопытства служила ползущая по земле букашка. Но если приверженцы кейфа где-либо завидят барана с огромными крутыми рогами, симметрически раскрашенного желтыми пятнами, с лентами и бантами на шее, или несчастного, истрепанного, без хвоста и хохла, с лысинами по всему телу, петуха-бойца с шпорами на лапках, то откуда ни возьмись, в запуски сбегаются [261] в кружок, и смотришь — ведут или несут противника выступившему на побоище. Баранов разводят шагов на двадцать; они, опустя головы, исподлобья поглядывают друг на друга и вдруг, при оглушительном крике зрителей, как молния слетаются, сшибаются лбами; толчок ужасен и один из бойцов падает ошеломленный. В таком случае он делается собственностью хозяина барана-победителя. Таким же точно образом, но гораздо продолжительнее и потешнее, происходит петушиный бой, с тою разницею, что при этом зрители держат заклады и хозяин побежденного петуха платит хозяину победителя условленную между ними плату, — так что некоторые этим только и промышляют, сбирая иногда в день по нескольку абазов. За то и петухи! С вида, подумаешь, что это заморская, неведомая птица, и признаков петушьих незаметно; а в бою, любо смотреть, так и петушится, прыгает, бьет грудью, клювом, шпорами, теребит противника, и, победив, вместо победоносного ура, звонко, гордо кричит кукурику, а соседние петухи радуясь славе своего собрата, во всеуслышание подхватывают кукурику! Им нет дела, кто победил, лишь бы была победа и был случай покричать!

Текст воспроизведен по изданию: Увеселения закавказских татар // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 61. № 243. 1846