Из архива князя Л. А. Ухтомского

(См. "Русская Старина" март 1911 г.)

1851 год.

22-е марта.

Вчера корвет лег в дрейф, и я поехал в Адлер для опроса о благополучии крепости, а также затем, чтобы запастись свежей провизией. Шлюпке надо было идти до берега верст шесть. На половине дороги пошел туман и править приходилось на удачу. Всякое место, куда бы мы ни пристали, кроме одной точки, могло быть атаковано горцами, Хотя у нас были орудие и ружья, но все-таки мы беспокоились. К счастию, ничего не случилось — и мы пристали к укреплению. Местоположение Адлера, как всякого места Кавказа, живописно. Горы были еще покрыты снегом, но зелень на нижних холмах уже распустилась, персики и абрикосы цвели. Какие страшные противоположности! Посреди этой роскошной природы, на берегу моря, кажется, тут-то и жить. Но вышло иначе. Постоянные лихорадки мучают наши войска, положение которых без того незавидное. За полверсты от укрепления никто не может быть безопасен, почему все сидят в четырех стенах. Пища тоже не роскошная. Все зависит от расположения горцев, и так как теперь они в неприязненном положении, то солдаты едят солонину и сухари. На днях комендант Адлера с отрядом из ста человек ходил в горы, чтобы разорять убыхов, собранных эмиром. Поход его был удачен: он выжег огромный аул и взял в плен одно семейство. Мы нарочно ходили смотреть на них. Вообрази [104] картину. Старуха-мать и дочь, лет шестнадцати, сидели в комнате. Мальчик лет сели и девочка лет восьми сидели на пороге, полунагие. Ребенок, девочка лет двух, лежала без памяти: какая-то шальная нуля ранила малютку. Еще старуха стояла около печки и охала. Нам сказали, что это — одно семейство, а старуха из числа слуг. Вдруг в укрепление — суматоха: увидали пароход, который идет сюда. Все одеваются в форму, чтобы явиться начальнику береговой линии; всякий из офицеров ждет чего-нибудь — кто писем, кто новостей, все бегают, все хлопочут. В последний раз пароход был здесь в декабрь месяце; в остальное время обитатели укрепления не имели никаких сведений. Мы тоже пошли на берег. Толпа мирных имеретинцев, в своих оригинальных костюмах, полунагих, а некоторые в звериных шкурах, собралась на пристани. Будберг, в полной кавказской форме, со своей свитой, принимал донесение от коменданта. Эта сцена как будто бы вырезана была из французской иллюстрации. Пока матросы носили провизии на шлюпку, наливались водой, мы зашли опять к пленным. Все они были в слезах; непрерывные стоны наполняли комнату. Новая толпа любопытных смотрела на них, как на новооткрытую породу зверей. Мы спрашиваемы "Что это значит?" Один имеретин объясняет нам, что на пароходе прибыл горец из Сочи и сказал, что отец их убит в стычке, а брат лежит тяжело раненый. Когда мы вошли в другой раз, молодая черкешенка была чем-то сконфужена, все поправляла свое красное платье, шитое золотом, и шитую мантилью; на левой руке у нее было кольцо. Мать сидела в стороне, убитая горем. Раненая малютка все еще спала. Но, как была хороша молодая черкешенка! Правильные черты лица, темно-голубые глаза и локоны светло-каштановых волос. Бледность, истомление делали ее еще интереснее.

Многие из офицеров удивлялись, что она плачет, говорили ей, что им, пленным, будет здесь хорошо и проч. Жалкие люди! Они верно не понимают любви к родине. Они, вероятно, не в состоянии вообразить плен семейства, у которого все погибло, не исключая защитников!.. В один и тот же час я видел два трагические момента в жизни этого семейства: первый, когда они еще не знали о гибели своих родных, может быть, мечтали о том, как бы дать им о себе известие; второй — после известия о смерти отца и брата. Жалко, что я забыл спросить, как решил Будберг: отдадут ли их, или оставят в плену. Я думаю, что отдадут: ведь русские не воюют с женщинами"!..

Текст воспроизведен по изданию: Из архива князя Л. А. Ухтомского // Русская старина, № 4. 1911