ОЧЕРК О КАВКАЗСКИХ ГОРСКИХ ПЛЕМЕНАХ,

с их обрядами и обычаями в гражданском, воинственном и домашнем духе.

Посвящается Ее Пр-ву Марии Александровне Дубовицкой.

ВСТУПЛЕНИЕ.

Прежде чем начну описание мое о Кавказе и его современных обитателях, я нужным нахожу объяснить предварительно в какой последовательности было население разнородных племен, по всему протяженно этой необозримой цепи гор, которые вспоследствие соделались постоянными обладателями ныне занимающих ими мест ¹: ибо все различные племена, населяющие ныне Кавказские горы и имеющие каждое свой язык, могут почитаться отломками от разных целых народов, истребленных или прогнанных в отдаленные [2] страны, другими один за одним шедшими и один другого теснившими народами, при общем их переселении. Остатки каждого из них здесь случайно уцелевшие, принуждены были искать спасения своего во внутренностях гор, и в последствие вековых времен образовать разнородные общества, — о которых ни один из древних историков не упоминает под нынешним их названием. Эта причина служит главным затруднением определить каждое племя в его первобытном начале, а потому, в потомственном их происхождении, они остаются загадочными и неуказанными рекою исторического времени: все что мы знаем об них до настоящего времяни, суть, данные, не имеющие положительного решения. По этому убеждению — минуя мелочных, ни на чем не основанных рассказов этого народа, я должен был принять ближайшим фактом историческое предание владычествовавшего здесь народа в VII-м веке и историю Дербент-Наме: из этой железной брони, замыкавшей Восточную и Северную часть Кавказских гор с ее обитателями, как свидетеля векобытия, извлечь главные достопамятности Кавказского народонаселения.

Самые древнейшие народы, переселившиеся к Кавказским горам, признаются по истории Дербент-Наме, Лезгины. По сохранившимся преданиям их, они вышли из Северной Индии и провинции Лезги; скитавшись долгое время по разным странам, наконец они достигли до Кавказа и овладели полями южной части его, тут основали жилища свои, и здесь пребыли постоянными обладателями около 800 лет до P. X. ² По прошествии этого времени, Лезгины были вытеснены из спокойного владения своего пришедшим от юга многочисленным народом Гесир, или Ясыр имянуемым. — Сильный натиск и кровавые войны принудили их бросить свои жилища, отойти к горам, и там, [3] для безопасности, поселиться на неприступных высотах Южного Кавказа. Гесириане распространили владычество свое повсюду, даже вдоль морского берега и около Ширивана, назвав Каспийское море своим именем Баер Алгасир. Гесир на Лезгинском языке жид, а Ясыр невольник, а потому, следуя истории Дербент-Наме, можно допустить что тот народ есть из тех десяти колен Израелевых, которые, по изведении из Палестины, поселены были частию в Мидии, а частию Армении ³.

Гесиры, как не были сильны в обладаемых ими местах, однако же не повсюду наслаждались спокойствием, особенно в Шириване они принуждены были выдерживать кровопролитный войны с Армянскими царями, и от время до времяни ослабевали в силах. Потом, около 100 лет до P. X., появились страшные толпы Монголов, вышедших из северного Тибета и разлившихся от Баккара до Астрахани и гор Кавказских ⁴.

Монголы, следуя в бесчисленном множестве под предводительством Гакана (Князь), по имени Сан-ан-ки, истребляли и захватывали с собою все те народы, какие им встречались на пути; наконец они избрали местом своего поселения Астрахань, Маскутом называвшеюся; таким образом, распространяясь далее к северу и западу, некоторые из них, расположились около Казани, а другие по реке [4] Куме, и основали здесь Большой и Малый Маджар ⁵, построили великий город Татар ⁶, в котором заключалось до 200 000 жителей. Другие, частию Монгольского народа и племена с ним пришедшие поселились в завоеванных ими городах: Балке, Гюльбахе, Чилладе ⁷, Кизил-Кале, Семендери, Инче и по другим местам. Сам же Гакан нзбрал для своего пребывания г. Гюльбах.

Гесиры сколько не были самостоятельны, но, по долговременному сопротивлению, принуждены были уступить могуществу Монголов и войти в их зависимость.

В то время, когда Магомет начинал распространять учение своей веры, Монгольцы многие уже века обладали Кавказскою страною, и Магомет, желая бросить семена учения своего посреди отдаленных народов, отправил, от себя к Гакану посольство из ученых мужей, для наклонения его принять Исламизм, но послы его худо были приняты, им обрезали уши и прогнали обратно. Магомет, оскорбясь жестоким поступком владетеля Монголов, завещал при конце жизни своей, приемникам Калифата, отомстить Монгольцам, и во что бы не стало отнять у них г. Дербент, проповедуя при том: что этот, город есть врата в вечность и что всякий мусульманин, принявший участие во взятии его, приобретет рай в будущей жизни. [5]

Вследствие завещания Магомета, в 41 году мусульманской эры, послано было от Калифа Дамасского на Кавказ 14 т. воинов, которые, однако ж, не принесли никакой пользы: они были разбиты Гаканом, часть их взята в плен, а остальная прогната обратно. Потом в 61 году, пришло на Кавказ 30 т. Аравитян под предводительством брата царствующего Калифа, для непременного взятия Дербента: это войско одержало знаменитую победу над совокупными силами Монгольцев и Гесириан, а наконец, по многим военным хитростям, завладело Дербентом, и, укрепясь в этой твердыне, Аравитяне начали распространять завоевание свое, — они покорили власти своей провинцию Мискур, и принудили жителей ее принять магометанский закон ⁸.

В 103 году, по магометанскому исчислению, пришло в помощь первым войскам еще 40 т. Аравитян; эти вновь прибывшие ратники, стеснили Гесириан и Монголов, взяли город Таргу ⁹, и, по трехмесячной осаде, завладели неприступною крепостию Инче, которой развалины видны и до ныне, около реки Салака.

Хотя Аравитяне и пользовались удачным успехом завоевания, однако ж Гакан Монгольский не был еще лишен владычества своего над Тесте-Капчатскою землею и находившимися во владении его большими городами. Но народ, живший по реке Куче, в большом и малом Маджаре, не в состоянии будучи сносить бремени войны и частых набегов победителей, принужден был отпасть от власти Гакана и переселиться в западные страны, где вероятно и споспешествовал основанию королевства Венгерского; примеру их последовали так же жители города Татар, они переселились на земли Херсонские.

Таким образом Арабы, обессилив Гакана и завладев большею частию его подданными, в 112 году мусульманской жижздры низвергли с владычества Тесте-Капчатского [6] и лишили жизни, а остатки народа, упорствующего в покорении себя, прогнали за реку Терек или соделали своими невольниками и обратили в магометанскую веру. После смерти Сан-ан-ки, в столиц Гюльбахе, оставался управлять сановник его Яндырей, но он недолго сопротивлялся силе завоевателей, и, дабы не проливать более крови подданных, покорился власти победителей, за что, и оставался спокойным владельцем управляемого им города. По смерти его, Гюльбах получил название Яндырей, который и до настоящего времени сохранил название свое Андреевскою деревнею, близ которой построена Г. Ермоловым крепость Внезапная ¹⁰.

Разнесшийся слух о счастливом завоевании Аравитянами Кавказских народов, скоро достиг до царствующего Калифа Дамасского; этот державный соревнователь в распространении учения законодавца своего обратил все попечение на край Кавказский, как на приобретение стоившее столь дорогой цены, и, чтобы упрочить его и потомственное наследие приемникам Калифата, он послал для населения на Кавказе многочисленные племена, как-то: Филистинов, Гемесов, Кисиров, Чиризов, Селимов, Сикиков, Баалев и Карассов, из 17 т. семейств состоящих и живших между Дамаском и Муссулом. Для безопасного сопровождения их до места, дано было отборное охранное войско, в 10 т. человек заключавшееся, под предводительством храброго сановника Абун-Муселима. Этот великий полководец своего времени, прибывши благополучно на поля Шириванские, часть приведенных им племен, поселил вдоль Южной покатости гор, и потом уже обратился на покорение окрестных народов: а так как в то время Восточная и Северная часть Кавказа разделена была на три области: Табасаранскую,Саульскую и Кумыкскую, [7] а к последней принадлежал и народ Лезги, то Абунь-Муселим прежде всего устремил оружие свое на область Кумык, как сильнейшую из трех; покоря ее своей власти, обратил жителей в мусульманскую веру и оставил из пришедших с ним 2,000 семейств на совместное поселение с туземными жителями в городе Кумык, под управлением одного из своих сановников Шахбалла ¹¹. Утвердясь таким образом в области Кумыкской, он обратил войска свои на область Саул (ныне Каракайдскское ханство): здесь покорил остатки Гесирского народа, часть его истребил, а остальную соделал единоверными или невольниками и поручил в потомственное владение Гемсу или Утиме ¹². После покорения области Саул, Абун—Муселим перенес завоевание свое в область Табассаранскую, и, завладев последнею, отдал в наследственное владение Магомету — Маянсуру; одну часть переселенцев пришедших с ним из Аравии, он смешал с жителями завоеванных областей, а другую в числе 4 т. семейств, оставил на поселение в Тесте-Капчатке, и потом, наложа подати, предписал, сколько должна иметь каждая область войск.

Хотя все учрежденные Абун-Муселимом Кавказские Князья были подвластны одним Калифам, однако же он почтил Шахбалла блистательным титулом Главно-Начальствующего Князя и повелителя всего Кавказа и земли Тесте-Капчатской, даже до последних пределов Ширивана ¹³. Князю Табасарансколу даны были в помощь два кадия, они должны были наблюдать за исполнением догматов веры и над гражданским управлением; сам же князь, как и Каракайской владетель, подчинены во всем Шахбаллу князю Кумыкскому: они обязывались быть при нем во всех военных случаях, и, без воли его, ничего [8] не предпринимать. Один г. Дербент, управлялся особым Начальником, под непосредственными повелениями Калифа: он, только в случав нужды, должен был давать военную помощь Шахбаллу, а последнему поставлено в обязанность содержать, всеми потребностями, Дербентский гарнизон.

Наконец Абун-Муселим, утвердивши власти и порядок по всем завоеванным народам, вознамерился покорить оставшиеся еще свободными Лезгинские племена и заставить силою оружия принять исламизм; но, при всех упорных сражениях и по долговремянной неудачной осаде столицы их Авара, лишился жизни с частию лучших своих войск ¹⁴. С того времяни, хотя Лезгины и оставались независимыми, однако же не осмеливались делать явного нападения на сильных врагов своих. Арабы, из презрения к языческой вере Лезгин, назвали, как их самих, так и места ими заселенные, Кяфер-Кумык, т. е. (проклятые неверные), а ту часть, которая подпала владычеству их и приняла Магометанскую веру, Газе-Кумык (храбрыми): с этого времяни Кумыкская Область, бывшая в одном составе, разделилась на две, т. е. на Кумык-Кяфер и Газе-Кумык. ¹⁵

Когда царствующие Калифы соревновали еще подкреплять властию и войском страну приобретенную оружием владычеству их, дотоле и состояние жителей, завоеванного края, пребыло в совершенном спокойствии, но коль скоро раздоры потрясли престолом Калифа и учением Магомета, тогда Кавказские Князья воспользовались этим смутным времянем и соделались независимыми, — они в тоже время разорвали союзную связь между собою, а потом каждый из них, почитая область свою уделом себе [9] принадлежащим, начал силою оружия утверждать право своего самодержавия, отчего возгорелось междусобие и, не прежде, кончилось, как по взаимном изнурении сил их; от этого произошли отдельные, независимые одно от другого Княжества Гази-Кумык, Каракайдек и Табасаранское и, с того времяни, владетельные Князья их, с получением достоинства, принимали на себя наследственное имя первоначального Князя, т. е. прародителя своего, как-то: Князь Кумыкский именуется и доныне Шахбаллом или Шашхалом, Каракайдской Геше или Утене и Табасаранский, где один из двух кадиев умертвив наследника Княжества, присвоил себе права его, именуются до настоящего времяни Владетельными кадиями.

Последнее нашествие Татар с Чингис-Ханом не сделало разительной перемены в области народа Кавказского: часть этих пришельцев смешалась с обитателями Кавказских племен, а главная толпа их удалилась за реку Кубань, некоторые основали там свои жилища, а другие пошли далее на запад.

Вот главные эпохи общенародного переселения на Кавказ: из этих обломков наконец составилась, исключая самостоятельных княжеств, разнородных племен имеющих разные языки и один господствующий во всех горах, Татарское или Кумыкское. Что же принадлежит до образа жизни, обрядов и привычек их, они все имеют одинаковые сходства, исключая племени называемого Кубечи: этот немноголюдный народ, по сохранившимся преданиям, признает себя выходцами из Германии, и удержал в образе жизни своей прежний порядок и мастерство, отличающее их от прочих горцев: строение домов их, более имеет сходство с европейским, внутреннее убранство мало отличается от немецких колонистов, они имеют столы, стулья, столовые приборы, и кровати с занавесями и тюфяками, всегда опрятно прибранными, вместо покрывал у них употребляются ночные легкие перины, набитые перьями или пухом, смотря по состоянию; одна одежда у обоего пола туземная с некоторым изменением, [10] принаровленным к собственному их вкусу. Все почти мужчины занимаются ружейным мастерством с серебрянною оправою под чернию, и насечкою из меди, серебра и золота, с отличною чистотою и искусством. Занятие женщин: ткут позументы и ковры, прекрасно вышивают шелком по сукну, вязанье шерстяных узорчатых носков, делание отличных епанчей или бурок, шитьем одежды и всем прочим домашним хозяйством. Женский пол строен и красив даже при старости, чего редко можно видеть между прочими племенами! есть много из них блондинок с голубыми глазами всегда живыми, пылкими, которыми они управляют с большим кокетством. Тип их хотя имеет сходство с азиатским, но отличается какою-то приятною особенностию. Черты лица всегда веселые привлекательные и радушные. В разговоре этого племени сохранились еще некоторые немецкие слова.

Быт горцев.

Все вообще Кавказские народы, как то: горные племена и живущие на плоскостях, начиная от Черного Моря до Андреевской деревни, имеют свои поселения именуемые аулами, под зависимостию владетельных Князей, или управляются избранными старшинами вольных обществ. Имеют, вместо домов плетеные из хвороста и обмазанные сараи (сакли) с двумя или более отделениями, смотря по многолюдному семейству; посредине каждого отделения сделан, из того же материала, очаг с длинным отверстием обмазанным глиною, где зимою поддерживается беспрерывный огонь, как для обогрения, так и приготовления пищи. Домашнее убранство заключается в узорчатых плетеных из тростника циновках и розноцветных с бохрамою, тонких, шерстяных войлоков; у богатых, сверх того, ковры и палацы, все это расстилается около стен на земляном полу, с длинно-узкими подушками, набитыми шерстию: на этих половых диванах, сидят и спят дома хозяева и здесь принимаются близкие [11] родственники. Женский пол на женской половине, а мужчины в отдельных, от общей связи, строениях, называемого кунакской, где угощаются все приходящие и приезжающие, знаемые или вовсе чужие, не смотря на звание и состояние посетителя. Все вообще горцы внимательны к гостеприимству, и хлебосольство почитается у них высокою добродетелью. Гость, во время пребывания своего в доме им посещаемом, совершенно обеспечен как в особе своей, так и в имуществе; гостеприимство у горцев уважается до такой степени, что если бы заехал внезапно кровавый враг, то, и в таком случае, господин дома обязан его принять со всем приличием, не подавая ни малейшего виду своей ненависти, а при отъезде дать ему провожатого для охранения пути, он отвечает за безопасность посетителя, своею жизнью и всем состоянием; здесь не исключены даже христиане, совсем чуждые знакомства.

Домашние потребности.

Домашняя утварь их состоит из медных и чугунных котлов разной величины и формы, медных, деревянных больших и средних тазов, их изделия. Кто более имеет металлической посуды, тот считается зажиточным. К этой хозяйственной потребности принадлежат глиняные горшки и кувшины; последние бывают величиною от одного до пяти ведер собственно для воды, отличной глины, доброты и отделки, сохраняемые в наследство ¹⁶. Пища их состоит из просяной или кукурузной муки, молока и части масла или бараньего сала, в роде похлебки: она раздается, сделанными нарочито для этого употребления, коренковыми ковшами, с печеными в горячей золе лепешками или с пшенною густою кашею разрезанною на ломтики (паста); к этому прибавляют овечий сыр, летом свежий, а зимою копченый и тем оканчивается вся прихоть вечернего и утреннего стола, в особенности у [12] бедных. Богатые готовят суп в том же роде из баранины и редко из говядины; жаркое шашлык из свежей или копченой баранины, на горячих угольях приготовляемый, и довольно вкусный; к этому прибавляют, во время угощения сторонних, пилав приправленный чесноком, размешанным в кислом молоке, и на десерт подают сотовый мед или лепешки из пшенной муки, замешенной на меду, и поджаренные в кипятке растопленного коровьего масла,— это лакомство довольно вкусно. До водки все вообще горцы лакомы, если только могут найти случай пить ее без издержек, но в домах своих не держат. Виноградные вина запрещены законом, все питье их состоит в разведенном с водою кислом молоке (сгозме) называемомь арьян, и любимого питья горцев, приготовляемого из просяной муки вроде браги (буза); самое же роскошное бал-буза, она приготовляется из пшенной муки с медом особенного вкуса и опьянелостию: вот в чем заключаются все прихоти горцев. Трапеза их вообще подается на круглых столиках о трех низеньких ножках, они едят сидя на полу, покрытом циновками или коврами; кроме деревянных ложек, никаких более приборов нет. Князья, первостепенные вельможи и почетные старики садятся за обед или ужин одним своим лицем, без участия даже детей; все молодое семейство мужеского пола начинает свой стол после старших и обед заключается прислугою. Все же женщины на своей половине и точно тем же порядком. Ни в каком народе не уважается так старость как у горцев: сын не смеет сесть не только перед отцем, но и перед дядею с отцовской или материной стороны; если же входит старик, хотя простого роду, то молодые люди все встают с приглашением посетителя занять указанное место, тогда садятся и сами.

Порядок домашней жизни и обрядов ее.

Мужчины, кроме детей до 7-ми летнего возраста, живут отдельно от женщин и не могут входить днем на половину последних, как равно женщины в мужское [13] отделение, исключая старых; все надобности их, относящиеся к мужчинам, передаются или посредством детей или при встречах на дворе. Мужчины не занимаются домашними трудами, исключая полевых работ и скотоводства, они все дни просиживают в кунакской, у ворот или при молитвенном доме (мечеть) совершенно праздными; напротив, все домашние заботы и тяжкие труды, лежат на женщинах: они управляются с домашними животными, готовят пищу, приготовляют припасы, соблюдают чистоту и опрятность в доме; по окончании утренних забот, садятся за рукоделье; все что для мужчин нужно, от верхнего платья до последней обуви, исполняется рукою женщины; на их попечении ухаживать за малолетными детьми, снаряжать их и думать собственно о себе. Главное же занятие мужчин за чистотою оружия, и верховою принадлежностию; они не стесняют себя в отлучках и без всякой заботы рыщут по произвольному желанию, и с возвращением в дом, никто не потребует отчета, где он был и что делал,— отец и мать, как будто, не замечали отсутствие сына, если он не имел от них особенного поручения. Лучший разгул горца звериная охота, посещение знакомых, осматривать свои табуны или атару (стадо овец) и малодецкий разгул на грабежи, — вот вся деятельность мужчины в домашнем его быту, если он не имеет постоянного ремесла, как-то: кузнечного, оружейного, серебряного для украшения оружия, сидельного или ременного, которые наследственно переходят от отца к сыну, имеющему более наклонности к отцовской промышленности; изделие же деревянных потребностей принадлежит исключительно старикам.

Женщины вообще, исключая старух, не могут видеться с посторонними мужчинами, они всегда укрываются от глаз любопытных; но девицы свободно и везде могут ходить с открытым лицем, останавливаться с молодыми людьми, участвовать с ними в праздничных беседах, плясать и петь; но всякое отступление от азиатского приличия в нравственном отношении, подвергает жизнь их самым гибельным последствиям, никто не пощадит [14] запятнявшую честь свою легкомысленным поведением, а потому все девицы, при всей свободе своей, сохраняют себя во всей строгой чистоте. Хороводы их бывают во время двух годовых праздников Рамазана семи и Курбат трехдневного. В нескольких местах аула и на известных площадках собираются девицы и холостые молодые люди; они составляют круг и, взявшись за руки, кружатся тихо и грациозно под песню или под национальную музыку, составляющею жестяной цилиндр не более одного дюйма в диаметре, длиною в аршин, с тремя к нижнему концу ладами; эта флейта приставляется на один из верхних зубов так, чтобы округлость ее пересекалась посредине отверстия зубом; когда испускаемый игроком воздух начнет проходить в цилиндр, инструмент издает вблизи дрожащий звук, но издали чистый, приятный флейтовый голос. Есть и другие инструменты, как-то в роде скрыпки, кобыз с тремя волосяными струнами, издающий сиповатый звук посредством смычка, натянутого волосьями в четверть дуги и намазанного толченою серою: этот инструмент держится ручкою вверх, подобно виолончели, он не принадлежит горцам, а перешел к ним от Монгол; трехструнная балалайка, совершенно другой от русских формы; волынка подобная малороссийской, перешедшая вероятно от последних к крымским Татарам, а от них к горским племенам, наконец род арфы, странного устройства о 12-ти кишечных струнах, тон ее меланхолический и приятный, этот инструмент вероятно остался от греческих колоний, занимавших восточный берег Черного моря, как ближайших соседей горцам.

Пляска черкесская отличается от прочих народных плясок тем: кавалер делает легкие прыжки со стороны на сторону и при каждом из них становиться на пальцы обеих или по одиночки ног, заложа руки на поясницу; девицы, разверня обе руки и вытянув их горизонтально, опустив немного кисти рук и наклонив голову, как будто во избежание любопытных взглядов танцующего, едва касаясь полу, плавно подходите сперва с одной, а [15] потом с другой стороны кавалера, и отходя назад, становится на свое место, — в движениях их видна какая-то покорная грациозность, которая невольно ложится на душу. Господствующий же танец во всех племенах лезгинка, перешедшая к высшему сословию горцев, от Лезгинского племени, она имеете приятный для глаз вид и не без цели: мужчина, назначая себе в танец девицу, должен, со всею вежливостию азиатского этикета, подойти к ней и дотронуться до руки ее, в это время начинает музыка, и пара пускается в танец; здесь кавалер, при всех своих быстрых изворотах, старается повстречаться лицем к лицу с своей дамой, как будто полюбоваться ее красотою, но ловкая танцорка так искусно и гибко делает маневры, что самому отчаянному знатоку танца, не удастся достигнуть своей цели, — всякий легкий, живой и неожиданной оборот кавалера, всегда опоздан. Мило смотреть на этот воздушный танец, столько в нем тонкого расчета и грации, если он чисто лезгинский, без всякой сторонней примеси.

Обряды свадебные.

Когда молодому человеку совершится от 20 и более лет, и желание его будет вступить в брак, тогда он о намерении своем объявляет отцу и указывает на ту девицу, которую выбрало его сердце; отец передает эту новость матери, они совещаются между собою, до какой степени состояние их позволяет на выкуп, потом отец жениха делает предложение отцу невесты, а жена его — матери; здесь, при согласии, совершается условие о выкупе, и если со стороны невесты оно удовлетворительно, дается уже слово после первых обрядов, свадьба отсрочивается до условного времени, а иногда на год и более. По заключении договора, жених, не только не может видеть днем своей нареченной невесты, но и проходить мимо ее дому, свидание их бывает ночью и тайно, чтобы никто из домашних и сторонних, не мог быть свидетелем; всякая, в подобном случае, встреча, признается стыдом для жениха, вредить невесте и ее родным. Когда [16] же условный срок для брака настанет, тогда родители невесты везут ее с торжественным поездом в дом жениха, где встречают их родные с духовником (мулла), который и утверждает союз молодых, брачною молитвою, соединя при этом мезинцы рук их вместе; при всей этой процессии невеста накрыта длинною фатою или тонким белым покрывалом так, чтобы никто не мог видеть ни лица ее, ни талии; после чего молодую уводят в особо назначенное для них отделение, и с этого дня муж не может видеться днем с своею женою до того времени, когда она родит дитя, тогда только разрешается ему свободный к ней доступ. Молодая, до рождения сына, остается безмолвною; она не может ни говорить, ни отвечать на вопросы свекра, свекрови, деверей и невесток, впрочем ее не затрудняют ответами: весь разговор состоит в назначении общих домашних занятий, а потому молодая, кроме исполнения желаний старших, не подвергается никакому испытанно.

Когда мужу будет известна первая беременность подруги его, тогда он вешает над нею заряженный пистолет на случай если она родит сына, то должна выстрелить: этим сигналом извещается муж и все родные о рождении наследника и все в доме приходит в торжественный восторге; девочки лишены этой почести, хотя более приносят домашней пользы.

Но если бы родители или родные не согласились выдать дочери своей за искателя руки ее, тогда молодой человек, во избежание нарекания, старается узнать секретно, чрез близких преданных ему друзей, по желанно ли девицы сделан ему отказ; если получит отрицательный ответ, в таком случае он, с дозволения родителей, совещается с верными ему друзьями, выкрасть невесту волею и неволею, во чтобы не стало. По этому плану, все участники собираются в полном вооружении на условленное место, известя наперед девицу в какое время и в каком месте она должна показаться со стороны скрытой засады, и, при появлении ожидаемой добычи, берут ее без всякого шуму, [17] сажают в приготовленный экипаж (арбу) укрытую со всех сторон и запряженную лихими лошадьми, окружив вершниками несутся во всю прыть, приближаясь же к жилищу жениха, начинают стрельбу из ружей, в знак удачного подвига; услыхав сигнал, родные кроме отца и матери выходят встречать приезжую гостью и отводят в половину, назначенную для ее жизни; здесь, с исполнением брачного обряда начинается пир. Впрочем при таких случаях бывают и кровавые сцены: если родители невесты узнают вскоре о похищении дочери их, в таком раз они со всеми родственниками преследуют похитителей, и если погоня их будет удачна и виновные настигнуты, завязывается перестрелка и убийство неминуемо, но никогда не случается, чтобы невеста была отбита и возвращена в дом родительский; этим преследованием прикрывается только стыд, ежели бы со стороны родных девицы не было оказано обычного сопротивления. Этот обряд исполняется и в таком случае, когда бы потеряна была возможность настичь похитителя. Обычай свадебных пиршеств не сопровождается ни какими излишними прихотями, и девицы никогда не участвуют с свадебных процессиях. У Горцев нет девишников, исключая в племенах Кумыкских, где, за несколько дней до свадьбы, собираются в дом невесты подруги ее и молодые люди, они поют не свадебные песни, которых у них нет, но плясовые и танцуют до рассвета, в этих увеселениях может находиться и жених, но он старается скрывать себя от глаз невесты. После похищения девицы, родители жениха и молодой, начинают сближаться между собою, посредством духовных лиц и почетных стариков, наконец дело улаживается согласием на выкуп (калым).

Неверность в супружестве со стороны женского пола дает право мужу умертвить виновную, или, обезобразив глаза, уши или нос, отправить в дом ее родителей, и требовать обратно уплаченный за нее выкуп. Никто не может быть посредником, чтобы согласить мужа жить с позорною женщиною, здесь нет примирения: обесславленная [18] жена отчуждается не только мужем, но и своими родителями, родственниками и участь ее гибельна. Впрочем такое явление между горским женским полом бывает редко, не по строгости их поведения, но по жестокому последствию: она не только отталкивается от всего общества, но ей предстоит в будущем все варварские мучения или смерть; эта несчастная потеряла право на защиту, и соблазнитель будете преследован со стороны мужа и родственников ее, куда бы не скрылся он, везде будет найден и одна кровь его смывает нанесенное оскорбление.

Похоронный обряд.

Смерть одного из семейства приносить в дом общую печаль. Тело покойного оставляется на том месте, где постиг его смертный час; по обмытии надевают на него чистое двойное белье, голову обертывают чрез подбородок белым платком, а все тело тонкою холстиною. Тогда домашняя печаль разносится по всему селению, приглашается хор известных плакальщиц, умеющих исчислять добродетели и воинственную отвагу покойного, в этот дом скорби собираются все родные и знакомые обоего пола, мущины остаются снаружи при входе в саклю, а женщины входят во внутренность ее и садятся по обеим сторонам траурной женщины, которая с растрепанными волосами, открытою грудью, и в изорванном платье сидит неподвижно, опустив голову на грудь. Когда весь порядок будет устроен, одна известная импровизаторша начинает куплет плачевной песни речитативом, а прочие присоединяют свои голоса и оканчивают первой напев восклицанием вовшау (увы) и так продолжается несколько куплетов, в которых исчисляются все подвиги покойного, доброта его сердца, любовь к семейству и оставленной подруге, которой более не видать ясных дней и не ожидать милых ласк возлюбленного. Она осиротела как ласточка с своими птенцами; кто защитит бедную от невзгоды? [19] кто даст приют сиротам ее? кому тяжела печаль бедной страдалицы? кто утишить горькую? кто подаст ей руку радости? того уж нет! чья грудь так сладостно согревала несчастную, он уснул непробудным сном и оставил другу своему, всем родным и друзьям, одну скорбь неутешную. В продолжении этого периода, страдалица бьет себя в грудь, раздирает ее и лице ногтями до ручья крови с неистовым криком аия, вай (ах, ох)! после все умолкает, как будто из сострадания, чтобы дать несколько успокоиться несчастной. Потом начинается та же процессия; в продолжении первой процессии мущины из близких родных и друзей покойного, входят по одному и по два в саклю сетующих, падают перед плачущею на колени и приклонясь до земли, раздирают ногтями на лбу между глаз кожу до крови, не произнося ни одного утешительного слова, исключая громкого стенания, когда кровь покажется на лице, тогда встают и с поникшею головою выходят на открытый воздух; весь этот обряд продолжается до ночи, тогда покойного берут близкие родственники, и уносят на одре, без провожатых, на место погребения, где ожидают их рабочие, и тело умершего опускают или, лучше сказать, кладут в могильный шкаф, сделанный по средине главной ямы с боку на полдень, головою на запад и лицем к Мекке, так чтобы покойник лежал на правом боку; потом противу самых глаз, сквозь небольшую палочку, продевается написанная муллою молитва, содержащая в себе текст из Алкорана: «Что душа усопшего, по воскресении, не прежде может достигнуть эдемских ворот, как по прочтении той молитвы». Когда же ниш начнут закладывать досками, духовник начинаете в полголоса читать приличную погребению усопшего молитву, в продолжении которой все присутствующие удаляются от могилы на такое расстояние, чтобы не слышно было слов муллы, но с последним, громко произнесенным, аминь ! все бросаются поспешно засыпать могилу землею; потом ставится у ног покойного памятник, высеченный из камня с приличною надписью. Если [20] умерший духовное лице или Аджи ¹⁷, то верхний конец камня обделывается в роде головы, обвитой чалмою. Князья же и первостепенные уздени, смотря по богатству, имеют Фамильные склепы, построенные из камня с высокими сводами. Место покоя умерших почитается священным.

На другой день похорон собираются до рассвета все те женщины, которые были накануне в дом скорби и с первым лучем зари идут на кладбище; главное лице в этой свите составляет вдова или мать, ее ведут по средине сопутниц под руки ближайшие родственницы умершего, хор поет последний прощальный привет потерянному другу, — и утренний воздух сливаясь с правильною гармониею голосов, невольно ложится на сердце и возобновляет в памяти о прошедших потерях, милых сердцу. Когда вся печальная процессия приближается к месту умершего, траурная особа вырываясь из рук родственниц, как стрела летит и падает на могилу, начинает речитативным напевом превозносить похвалу покойному и потом упрекать, «зачем он оставил ее сиротою, неужели я несчастная огорчила твое нежное сердце и не умела усладить твоей жизни, за которую готова отдать свою. Нет! ты не знал любви подруги твоей, ты не хотел испытать ее. О! как душа моя была тесно соединена с твоею, что может сравнится с моею горестию и кто в силах утешить меня; ты, ты один был рай души моей, мое утешение и надежда!» При таком, быть может не всегда искреннем, обряде, она бьет себя в грудь, царапает лице и рвет волосы, при унылом напеве хористок, до тех пор, когда ее оторвут родственницы от могилы и процессия возвращается безмолвно в дом вдовы, где приготовлены уже поминки, со всею азиатскою роскошью по мере состояния и даже выше средств: здесь [21] нет ни меры, ни снисхождения к состоянию. Во время трехдневных похоронных угощений, чрез шесть недель повториться посещение к покойному и последние поминки заключают все хлопоты. Вдова остается в том же платье и белье, которое она надела при начале смерти ее мужа, и носит не переменяя круглый год. В этом состоит весь траурный обряд у горских вдов женщин: нет ни черных платьев, ни плерезов, все это заменяется самыми отвратительными лохмотьями. По прошествии годового времени, если вдова не намерена выйти замуж, то достаточные, надевают на себя бешмет, сшитый вновь из черной нанки или зонту и на голове носят белый платок или покрывало.

Но если покойный имел состояние, если б даже и нераздельное, тогда один из братьев берет в супружество вдову брата своего, чтобы часть принадлежащего от покойного мужа, не могла выйти из круга общего отцовского состояния,— этот брак допускается только в таком случае, если бы вдова не имела от покойного мужа детей мужеского пола, ибо оставшийся сын вступает в полные права отца своего, а дочери наследуют четвертую и седьмую части отцовского достояния, исключая выкупа «калым» полученный при выходе в замужество; это право принадлежит брату, заступившему место отца, хотя бы он был еще малолетен. Если же вдова не соглашается выйтить замуж за одного из деверей своих, тогда она, получая законную часть четырнадцатую и седьмую и не возвращая полученный ею при браке выкуп, может свободно расстаться с родными мужа своего и жить в родительском доме, располагая замужством по своей воле. Женщина вступающая во второй брак, лишена права получать за себя выкуп.

Мужские беседы.

Мужские собрания или беседы составляются на парадной площади или у молитвенного дома (мечеть) где, между прочих разговоров о домашних нуждах, о приобретении или [22] улучшении своих заведений, воспоминают и о прошедших временах, о храбрых подвигах отцев своих и предков. Молодые не участвуют в беседах старших, но слушают с большим вниманием рассказы красноречивой старости, и, как завет передаваемый устами мудрого, сохраняют глубоко в своей памяти. Прочие же более наклонны к веселости, становятся в кружок, занимаются разными, гимнастическими играми или, в угождение старикам поют о подвигах, известных по преданию рыцарей и кончину их; в это время старики прерывают разговор и с поникшими главами слушают певца, поправляют его ошибки. Весь ряд песни расположен по куплетам: запевало проговоря протяжным и громким голосом один монолог своей повести, хор повторяет последние слова, и так рассказывается по порядку вся биография лица воспеваемого и давно уже расставшегося с земными заботами. В это время мальчики, от 7 до 12 лет, останавливают свои шалости и серьозно вслушиваются в слова предания, как будто стараясь удержать их в своей памяти.

Посещения родственников и близких знакомых мужчин, принимаются на мужской половине (конакская). Их беседа заключается в разговорах об охоте и прочих занятиях, о новостях случившихся в их ауле и в отдаленных местах гор; здесь по важности события, основывается и заключение о событии. Ни в каком народе не распространяются вести с такою быстротою, как между горными племенами, в особенности если касаются до подвигов партии, отбывшей на хищничество или о неудаче ее. Они отчетливо знают обо всех предположенных движениях наших войск, и какие предпринимаются оборонительные меры теми племенами, против которых составлена экспедиция со сторону Русских. Такое тонкое внимание изощряет их память до того, что если бы посланному от князя к другому владетелю или к обществу, с важными поручениями, нужно было передавать изустно многосложные и самые интересные сведения, то нет ни малейшего сомнения, что он выполнит их от слова до слова без [23] всякого изменения. между горцами нет письменных сношении, исключая самых важных и очень редких случаев. Одно духовенство их можете назваться грамотным на столько, чтобы знать обычные тексты из Алкорана для молитв, несвободно понимая даже главные догматы веры; если же есть между ими ученые, то они весьма редки.

Обряды веры.

Вера Кавказских горских народов ныне почти вообще Сунитская или Омарова. Заповеди Имама и Ислама заключаются: верить, что Богь есть един и нет Ему равного. Бытие ангелов несомненно. Все священные книги справедливы. Могомет истинный и неложный посланник Божий, что будет другая жизнь. Добро и зло ниспосланы от Бога, все умершие восстанут, возвратятся им души и жить будут. Во второй Ислам: строго держать один месяц в году пост Рамазан; исполнять неупустительно пять раз в сутки предписанные законом молитвы; кто имеет состояние, обязан, хотя единожды в жизнь свою, посетить и поклониться гробу Магомета; каждый от избытков должен уделять десятину неимущим, как жертву назначенную им Богом; верить свидетельству Пророка Магомета о Единстве Божьем: эти заповеди обязывается знать каждый мусульманин и научать детей своих с семилетнего возраста. Вот все, в чем заключается сила религиозного убеждения. Дети, не достигшие девятилетнего возраста, не могут по закону входить в молитвенный дом, но все достигнувшее этих лет, приходят в мечеть в сопровождении духовника; здесь пастырь прочитывает над ними разрешительную молитву и, по испытании в знании веры, разрешает удостоенных, не только входить в дом общей молитвы, но, и по желанию родителей, посещать Мекку.

Впрочем между горскими племенами есть и язычники, как то: «Ингуши, Карабулаки, Жираховцы и некоторые из племен осетинских, которые и доныне имеют свои священные рощи и избранные для поклонения деревья, [24] куда собираются в положенное по закону время или по обетам, для принесения жертв от исцеления хронических болезней, как то: головы, ноги, руки и прочих членов, вешают на дерево сделанные из дерева или металла, пораженные части, в мениатюрном виде в других же болезнях лихорадочных и прочих, вешают на сучья священного дерева разноцветные платки и даже лоскутья разных материй, здесь же под этими деревьями, в особенности при пещере Вопи, где заключен прах святого мужа, составляются пиры, по разным благоприятным событиям, и приносятся жертвы из домашних животных, для удачного исполнения предпринимаемого замысла, равным образом рождение младенцов, и поминки по умершим, одним словом все торжества радостные и печальные исполняются жрецами в заповедных рощах и при пещере, которые и сберегаются от руки человека под общим народным проклятием. Эти три племени считают себя остатками от Монгольского народа. Они имеют особенный свой язык и некоторые домашние обряды. Верят в злых и благодетельных духов, отличаются также воинским оружием; кроме ружья, шашки, кинжала и пистолета имеют копья длиною до 4-х фут. с древкою и щиты разной величины овальной формы, обтянутые свиною кожею с стальными полосами, на ремнях с тремя кольцами и действуют ими с неимоверною быстротою и искусством. Бросаясь на неприятеля они сплачиваются между собою и прикрывают себя щитами. Сверх прочего оружия, имеют палки из твердого дерева с стальным шарообразным набалдашником, со множеством острых гвоздей на один дюйм выпущенных на поверхность шара, — называемый топиус; это гибельное орудие, и удар его смертелен, а рана неисцелима. Мужской пол их небольшого роста, но крепкого сложения, а женской строен и красив собою. Женщины и девицы не уступают в храбрости мужщинам и так же ловко действуют оружием.

Некоторые Закубанские племена: Беслеевские, Темиргоевские, Махошевские Убыхи и Абадзехи, по сохранившимся [25] преданиям их, были назад тому сто сорок лет язычниками, и потом христианами. Этот факт не подлежит сомнению, потому что на прежних местах их жительств, около восточных берегов Черного моря и во внутренностях гор, уцелели еще следы священных лесов, где на вековых деревьях, находятся и ныне остатки изображены вырезанных змей, птиц и жертвенников, доказывающих прежнее этого народа идолопоклонство. В этих же местах видны вырезанные на деревьях и поставленные на возвышениях, иссеченные из камня кресты, подтверждающее Христианство; но как эти племена не были укрепляемы в религии Христианства, а принявши Магометанизм не имели к нему полного убеждения, то и удержали некоторые христианские обряды, например: на кануне 31-го Марта они делают из дерева небольшие кресты, ставят по своим нивам, в местных рощах и на возвышениях. С тем вместе приготовляют крашенные яйца и, с наступлением 31-го Марта, торжественно обнимают друг друга и обмениваются яйцами, но по какому сознанию делается ежегодно и в одно время это воспоминание, они решительно не могут дать отчета, относя его начало ко временам предков. Впрочем почти все Закубанские народы слабо убеждены в исламизме, быть может от безграмотности их духовных наставников. Водворение Христианской веры в области Кавказских народов, можно отнести ко времени царствования Грузинской Царицы Тамары, ибо в эпоху ее жизни, много дикарей, в особенности Осетинского племени, были обращены в христианство, следы которого и доныне видны в уцелевших от времени, и разбросанных по горам Кавказским, храмах. Но когда турки овладели Карталиниею и присоединенными к ней областями, тогда они обратили все внимание на полухристиан, и в половине ХVIІІ-го века водворился в горских народах исламизм, исключая левой стороны горского народонаселения где магометанская вера возникла по пришествии на Кавказ с войсками Арабского полководца Абун-Муселима и осталась до нашего времени, без всякого изменения. [26]

Воспитание детей.

В среднем классе, дитя мужеского пола, достигшее четырех летнего возраста, лишается материнского попечения, оно отдается в отдаленные от родительского дома племена, известному своею храбростию, умом и опытностию, зажиточному горцу, хотя бы он был из простого звания. Мальчик принятый на воспитание остается у дядьки (Аталык) до совершенных лет, на всем содержании воспитателя, обязанность которого состоит: изучить питомца своего всем военным искусствам, ловкостии, красноречию, хитрой скрытности и недоверию, а с этим вместе и смелости во время опасных предприятий. На этом условии Аталык, берет дитя на свое попечение со всею ответственностию. Этот питомец с семилетнего возраста учавствует уже во всех отлетных партиях, под непосредственным руководством своего наставника, от него он изучает всю воинскую гибкость, рассказами же о предках его, о их храбрости и воинственных подвигах, перешедших в предание настоящему поколению, развивает способности юноши, и воспламеняет молодой ум его до осымнадцатилетняго возраста. Цель такого воспитания та, чтобы младенец, лишенный родительской нежности, взрос во всей строгости; из этого вытекает последствие характера их, они соделываются суровы, грубы и неискренни, а потому и лишены всякой привязанности к родительскому дому. Одна дикая воля и необузданная страсть заставляет их искать потребности жизни грабежем и убийством. Они все вообще, с некоторым весьма редким исключением, преданы корыстолюбию и скупости до самой презрительной степени, и этот унизительный порок заставляет горца быть лукавым, он не остановится обещать вам много и не исполнит ни одного из них, и без всякой совести встречаться с вами и повторять тоже обещание, чтобы выманить доверчивости вашей какой бы то ни было подарок или хороший прием: вот до какой степени они заражены бессовестностию. [27] Когда питомец в определенные для воспитания его лета, и воспитатель уверен в его физических и нравственных успехах, тогда он отвозит питомца своего в родительской дом, отдает молодого человека с рук, получает за все попечении свои щедрые подарки и с этого времени он считается я доме родителей молодого человека, близким родственником, не только уважаемым со стороны воспитанника, обязанного помогать воспитателю, и его семейству всем и во всю жизнь, но и всеми родственниками его.

Дети владетельных князей, отдаются на воспитание как возможно далее от родительского дома, еще грудными, на попечение сторонней женщины. Вскормившая оторванного от грудей матери младенца, считается молочною матерью и гордиться, если питомец возрастет в крепком и сильном телосложении. Дети ее мужеского пола вступают с воспитанником в родство молочных братьев; эта связь нового стороннего родства, считается у горцев в большом уважении и почестях. Молочные братья везде готовы жертвовать за него жизнию. После семилетнего возраста дитяти, воспитательница передает питомца своему мужу для образования, приличного его званию и назначению. С этого времени он оставляет женскую половину и переходить к дядьке. По окончании воспитания, молодой человеке возвращается в отцовский дом; отец, при встрече с сыном, после столь долговременной разлуки, не изъявляет излишней радости и едва обращаете на него свое родительское внимание, но все прочие домашние, мать и женское родство, приходят в совершенный восторг. Вся же нежность со стороны отца выказывается в празднестве, которое дает он в честь сына. Новоприбывшего помещают в отдельном строении, к нему назначается особая прислуга и опытный не молодых лет уздень (дворянин), для руководства и советов молодого Князя; впрочем этот новый член семейства, совершенно чужд взаимного с родными сочувствия, он, по непреклонной воле своей и независимости от родительской власти, отлучается из дому, на грабежи и разбои, или по прихоти, куда поведет его первая [28] зародившаяся мысль — здесь никто не может остановить молодого человека, от предпринятого намерения. — Такие подвиги не почитаются у горцев предосудительными, особливо если они настроены противу иноверцев. — Все, что признано в благоустроенных обществах образованного народа преступлением, у диких сынов Кавказа считается достоинством рыцарским: а потому кто больше имел практики в грабежах и более пролил крови, тот приобрел общее уважение и считается героем; об нем гремит во всех горах разнесшаяся слава и дела его передаются в изустных преданиях отдаленному потомству.

Воспитание женского пола.

Дочь с младенческих лет приучается матерью и другими родственницами ко всем рукодельям, она должна знать все домашние труды, не заботясь о светском приличии или этикете, чуждых вовсе дикому состоянию горцев; но, и за всею патриархальною простотою, они не лишены женского кокетства: девица как бы ни занята была работою, не пропустит ни одного свободного случая, чтобы не посмотреться в зеркало или даже в зеркальный осколок, сберегаемый в ее кармане и не сделать несколько граций в движениях лица и глаз, в поправке головной прически. Всякая девица с 7-ми летнего возраста носит кожанный из мешины или сафьяну корсет, стянутый сколь возможно туго и зашитой наглухо, что бы образовать тонкую форму талии; эта шнуровка остается до замужества неприкосновенною, никто не может снять ее кроме мужа: он, при первом посещении молодой жены своей, разрезывает это брачное таинство, кинжалом или ножем, как будто этим символом покоряет избранную в подруги своей жизни непреклонной своей воле, повиновению и чистоте поведения. Этот первый шаг напоминает ей, какая участь ожидает виновную, за нарушение супружеской верности. [29]

Народные сходки или совещания.

Всякое совещание, в случаях важных и сопряженное с общею безопасностию или пользою, составляется не из одного племени; сюда приглашаются не только союзные народы, но и заключается мирное условие с враждебными племенами, которые сколько бы не были в неприязненном сношении, не вправе уклоняться от общего дела. Везде рассылаются вестники и назначается место и время куда должны стекаться: Князья, уздени трех степенен со всеми своими вассалами, а так же духовенство и почетные старшины с опытными стариками. Всякое племя имеет при себе гадателя или авгура, к которым горцы благоговеют. Когда собрание удовлетворительно, тогда один из почетных духовных лиц, предлагает омовение, после которого весь собравшейся народ с полным умилением становится на молитву; в это же самое время гадатели закалывают животных, избранных для узнания будущего, рассматривают их внутренность и предсказывают успешное или неудачное исполнение принятого намерения, потом закланные жертвы разбираются по частям для приготовления пищи. По окончании молитвы и когда все собрание займет по достоинству свои места, гадатели объявляют свои предсказания, их выслушивают с глубоким вниманием и если они благоприятны тогда начинается совещание: первые голоса подаются духовенством, потом княжеские, а за ними узденья и старики, но ни один из молодых модей, как бы не был в почете, не может вмешиваться в мнение старших, они все в почтительном уважении выслушивают решение старших.

Если князьям нужно объясниться между собою, при собрании или при некоторых лишних для них людях, в таком случае они употребляют известный только между ими язык, называемый макобза, которому научаются с малолетства один от другого и сохраняют между собою как тайну. Когда совещание кончилось, и план [30] предприятия утвержден общим голосом, тогда начинается пир, особливо при благополучных предсказаниях. Все собрание разделяется по мере почетных особ, на кружки, где так же не участвуют молодые люди. После почетного стола, начинается другой для молодых людей высокого роду, а наконец доходит до простых воинов и заключается трапезою слуг; по окончании всей этой процессии, подтверждается клятвою сделанное условие и собрание распускается.

Ежели при совещании положено собраться военной силе в большом количестве и идти на разорение одной из наших пограничных станиц или деревень, тогда избираются предводителями по одному в каждом племени: жребий выбора подает на Князя или узденей 1-й и 2-й степени, известных опытною храбростию, а так же нередко избираются и духовные; все же прочие вошедшие в составь каждой когорты повинуются безусловно своим предводителям и отправляются по разным направлением к назначенному для всей массы пункту, с условием, когда и где должны соединиться на возвратном пути. При таких обстоятельствах скопище союзных племен старается обмануть бдительность нашей кордонной стражи, и чтобы вернее выполнить свои предположения, распускают с намерением ложные слухи о своем движении и намерении, стараясь тщательно скрыть настоящую цель свою; эти слухи передаются нам лазутчиками, по словам которых и делается распоряжение, соединить силы к той стороне, которой более угрожает мнимая опасность, следовательно отвлечения войск к защите места назначенного от набега горцев, обессиливает другие пункты кордонной цепи, тогда неприязненная партия поспешно следует к настоящему месту своего назначения, ослабленному защитою и предприятие совершается удачно тем более, что помощь к подпавшим огню, грабежу и убийству, не в силах подоспеть своевремянно, в особенности противу такого неприятеля, которого набеги и действия так быстры, как молния.

Окончивши удачный или неудачный подвиг, вся партия [31] разделяется на три или четыре части, смотря по обстоятельствам: первая передовая для открытия опасности, вторая по обеим сторонам средней колоны, при которой находятся пленные и прочая добыча, и третия самая сильнейшая сзади для прикрытия ее. При переправах чрез реки сохраняется тот же порядок; но если они имеют за собою преследователей и завяжется перестрелка, тогда партия будет держаться до последней возможности и ежели силы их начнут ослабевать и сопротивление более невозможно, они для облегчения своего, бросают добычу, и партия рассыпается в разные стороны, таким образом всякий избирает себе возможный путь к спасению; иногда же этот маневр делается с умыслом, чтобы разъединить наших казаков и отвлечь их сколько можно далее от пехоты; когда же расстояние увлекшихся преследованием за рассыпавшеюся партиею горцев будет соответствовать их умыслу, в это время разбросанная партия, по сигналу крика гяур (неверный), в одно мгновение оборачивается лицем к преследователям, занесшимся без всякой осторожности, и сплачиваясь в несколько частей дружно и с ловкостию нападают на слабых казаков, и гонят в беспорядке, до главной нашей колонны или каре, а приблизившись несколько далее пушечного выстрела, они дружно останавливаются и принимают направление к переправе и к условленному месту, когда же опасности более не предвидится, удаляются к горам, где располагаются для отдыха, и по разделе добычи разъезжаются по своим домам. Если подвиги благоприятствовали и удачно исполнены, тогда возвращение каждой части партии к своему аулу, предварительно торжествуется стрельбою из ружей, сопровождаемою скачками и радостным криком. Но при неудаче и потере, въезжают в аул ночью со всею возможною тишиною, и тела убитых, которые почитается по закону за смертельный грех и стыд оставлять на поле битвы, — развозятся по домам и первый блеснувший на востоке луч утренней зари наполняет всю деревню неистовыми криками: тогда родственники обоего пола сбегаются в дом [32] горести. Здесь мать потерявшая сына, жена мужа, или сестра брата, расстрепав волосы, разодрав на себе одежду, бьет и царапает грудь и лице, приговаривая, что покойник дрался как лев, но, уступая, сам решился умереть со славою не отдаваясь живым в руки гяуров (неверных); похороны делаются по обыкновению, но камень над могилою ставится с надписью его подвигов и с изображением, каким орудием он убит. Бывали однако же примеры, что партия горцев окружалась со всех стороне нашими войсками, так что всякое средство к спасению невозможно: в такую критическую минуту, первый предводитель партии сходит с лошади и тут же закалывает ее, примеру его последуете вся партия, из этих трупов складывают род завала, и, при пении предсмертной песни, защищаются до последнего оставшегося в живых ¹⁸. Если же горцы предупреждены об угрожающей опасности какому-нибудь аулу, тогда в тоже время извещаются ближайшие соседственные ему аулы, принять участие в обороне, и в тоже время делаются оборонительные приготовления. Все лесистые места по проложенным дорогам перерываются канавами и делают завалы, последние занимают горцы всеми своими силами, исключая части из них, назначенной для наблюдения за движением неприятельским, [33] эта передовая стража завязывает дело с нашими стрелками или конницею, стараясь наводить преследователей на засады. Но при крайних опасностях и слабой уверенности на защиту, они на возвышениях лесистых Гор становят сметливых людей, и первый из них, где ближе угрожает опасность, зажигает нарочито приготовленный костер,— от показавшегося дыма его, принимает другой и так далее; по этому незатейливому телеграфу стекаются к тому месту или аулу, со стороны которого показался первый признак дыма, со всех сторон вспомогательная зашита. Случается также, что такое призвание на помощь повторяется несколько раз и сикурс усиливается. На плоских же местах, неогражденных горною природою, горцы все вообще бывают конные и дерутся противу нашей кавалерии с удивительным искусством и стойкостию; но с приближением пехоты нашей с орудиями, ретируются к горам или в лесистые места, не имея духу аттаковать пехоты нашей, на чистом поле: не только в половину силою, но и одной роты довольно остановить напор до 800 и более горцев. Вообще, в центральной полосе и на правом фланге Кавказской линии, горцы дерутся конными, исключая таких случаев, если бы нападение обращено было прямо на жилища, тогда отправивши жен и детей со всем имуществом в горы и леса, мужчины остаются в домах избранных для удобной обороны, и отстаивают до последней возможности каждый из них; но если бы сопротивление не могло удерживать занятой ими защиты, тогда постоянно переходят в другие сакли, которые ближе к горам или лесу, чтобы в последнем крайнем случае можно было иметь верное спасение, на плоскости же остаются одни конные, для удержания неприятеля от стремительного нападения. Горцы левого фланга, более действуют пешими, по причине гористых и неприступных лесистых местностей; конные всадники их далеко уступают Закубанцам и Кабарде, но пешие, они дерутся отчаянно и с таким ожесточением, что если меткий выстрел из ружья или пистолета [34] изменил руке и глазу горца, тогда он выхватываете кинжал и, чтобы вознаградить свою неудачу, бросается с бешенством к неприятелю, не смотря на неравное число врагов своих, и ежели не встретит отчаянного ловкий удар штыка, то погибель защищающегося неизбежна. Впрочем, в нынешнее время все изменилось, и воинственный дух в горском народе вышел из той важности, которую должен бы был наследовать от предков своих,

В прошедшем столетии и в начале настоящего, когда еще Большая Кабарда разделялась на четыре самостоятельные княжеские владения: Кайтукина, Бек-Мурзица, Атажукина и Мисостова, одно от другого независимое. Князья их имели неограниченную власть над своими подданными, и как представители каждый своего удела, удерживали самостоятельность свою наблюдением за равновесием прочих владетельных особ, — не унижая власти каждого из них и не подчиняясь мнению сильного; в противном случае порождались несогласия в защиту прав и равного достоинства, сохраняемого свято в их обычаях. Тогда Большая Кабарда вместе с Малою, под владетельным управлением Князя Бековича-Черкасского, могла выставить до пятнадцати тысяч панцирников, — это не простые воины, которыми мог бы назваться каждый кабардинец, нет! это люди испытанные в военном бою, это рыцари готовые на жизнь и смерть. Вооружение их состояло: из лука с пятидесятью в колчане стрелами, сабли дамасской и пистолета, вот весь боевой снаряд панцырника. Каждый из них имел помощника, избранного из отважных товарищей, обязанного защищать господина своего во время военное до последней возможности. Редко были случаи, чтобы избранный в это почетное звание, пережил своего рыцаря: оба они должны пасть один подле другого, или оставшегося в живых ожидает посрамление не только в его лице, но и на все его потомство. [35]

Суеверие.

Ни в одном народе нет столько суеверия, как у Кавказских горцев: все что было им внушено во время детства, передано в рассказах о бесплотных духах, привидениях, мертвецах и прочих чудесах доступных самому грубому невежеству, всему верят с такою искренностью и убеждением, как будто всякий из них был личным очевидцем чудесных событий. Нет горца, который бы не был уверен в заговоре всякого огнестрельного и холодного оружия и в колдовстве разного рода. Муллы, пользуясь суеверием народа, выписывают из алкорана молитвы, и зашивая их в сафьянные свертки, разной формы и цвета, отдают желающему (конечно не без возмездия), и эти талисманы или амулеты нашиваются на бешметах и верхнем платье, с полным убеждением к чудесам этого таинства. Но если бы, не смотря на эту защиту, встретилось с горцем какое несчастие, и даже рана, или смерть на войне, тогда духовник приписывает такой случай противудействующей причине. Ворожба их разделяется на несколько степеней: бобы, нитки, перепутывающиеся между пальцами, и по фигурам, какие будут сплетаться, заключается событие будущего, утренние и вечерние зори. Здесь определяются предсказания по всходу солнца и чем появление его окружается, лучами или облаками, какого цвета и фигур, по этим признакам предсказывается будущее. Нашептыванием на разные коренья, травы и воду исцеляются все воспалительные болезни и лихорадки; противу последней муллы дают отписи из алкорана. Наружные язвы, в особенности раны, исцеляют соком из трав ими знаемых, или из них же составленною мазью; но прежде чем должны приступать к постоянному лечению, рану очищают растопленным свежим коровьим маслом в такой температуре, что едва больной можете выносить, и эта операция повторяется три и более раза, смотря в каком положении будет рана. Такое предварительное [36] очищение язвы, предотвращает от дикого мяса и антонова огня, и с помощию травных мазей, или пчелиного пластыря находимого в ульях в роде теста, скоро исцеляется. Опытность горцев в лечении ран, как свежих, так и застарелых, от какой бы он причины не произошли, никогда не допускает. До такого состояния, чтобы больной мог лишиться пораженного члена, и потому между горцами за редкость можно встретить изуродованного, или калеку, исключая естественных причин. Костоправы горцев заслуживают всякое удивление: искусство их и легко и всегда верно.

Если же нужно узнать удачу или худые предсказания замышляющей партии на грабеж, тогда гадатели или авгуры закалывают годового барана; по снятии кожи и по очищении внутренности, вся туша кладется в котел, наполненный водою, и ставится на огонь; когда же мясо будет сварено, тогда ,вынув из котла, разделяют его по частям, но кость правой передней лопатки тщательно очищают от тела и вторично кладут в котел, кипятят до совершенного обнажения от покрывающих ее частей, так чтобы все нервы на кости лапатки были ясны: — по этим чертам горский хиромантик разгадывает счастие или неудачу предпринимаемого намерения; если признаки не благоприятствуют, тогда партия разъезжается по домам до другого случая. Это ворожба военных предприятий.

Комментарии

1. По историям, Кавказ имеет девять народных переселений под общим названием Скифов, от Востока: Аланы, Гунны, Авары и Болгары, доныне удержавшие настоящее свое название. Готы, Угры, Печенеги, Хозары и Монголы, один из сильнейших народов; от Юга три: и по истории Дербент-Наме Лезгины, Гесиры и Арабы.

2. Восточная часть Кавказа всегда была подвержена первоначальному нашествию переселявшихся один за другим народов, и отсюда уже, как из главного источника, они разливались по всему Кавказу и уходили в отдаленные страны.

3. И ныне есть племя еврейское, разбросанное по горам и живущее или совместно с другими племенами или отдельно небольшими обществами, сохранив догматы своей веры и обычаи, исключая одежды, которую присвоили от горцев: поэтому можно думать, что они действительно есть остатки Гесириан.

4. История указывает нам нашествие Монголов на Кавказ в XIII век, и нигде не видно чтобы наводнение их на юге было за 100 лет до P. X., а потому нельзя утвердиться положительно на историки Дербент-Наме: он мог принять под именем Монголов другой народ, пришедший с востока, это анахронизм, недоступный моему описанию, а принадлежит исследованию глубокой учености.

5. Остатки этого города еще и поныне видны, при деревне помещика Скаржинского, под именем Бургон-Мадусар.

6. В пятидесяти верстах от Екатеринограда, по военно-грузинской дороги, при самом начали первой цепи Черных гор, с левой стороны реки Терека, видны еще признаки бывшего города. Это место здешними народами и ныне называется Татар-Теп, т. е. стан, или скопище, и этим доказывается, что этот город построена и получил свое название от Татар-Монголов.

7. В 17 верстах, от Екатеринограда, по той же грузинской дороге, на правом берегу реки Терека, видны развалины бывшего города Джюллат, сохранившей название свое до настоящего времени; но какой народ обладал ими при основании — неизвестно.

8. Начало магометанизма в областях народа левой стороны Кавказа.

9. Ныне столица Шамхала Тарковского.

10. Андреевскую деревню можно назвать главною столицею Чечни и всех вольных обществ, по многолюдному населению ее разными племенами. Она составляла центральную торговлю левой стороны Кавказа и принимала отовсюду стечение народное.

11. По-арабски — дитя Шаха.

12. Ныне Уцмий, по-арабски — повелитель.

13. Повелитель Дербента как брат царствующего Калифа был отделен от всякой зависимости Абун-Муселима и Шахбалла.

14. Тело Абун-Муселима похоронено в Аварии в одной пещере, во всем воинственном наряде, и, как уверяют набожные магометане, остается до настоящего времяни нетленным, почему и признается ими за святое, куда ходят на поклонение даже из дальних мест.

15. Кяфир и Газе Кумык до ныне сохранили свое название.

16. Есть глиняная посуда сбереженная, при вседневном употреблении, до 60 и 70 лет и остается неоцененным сокровищем.

17. Аджи получает тот, кто посетил Мекку для поклонения гробу Магомета, в удостоверение ему кладут на руки штемпель, заключающийся в молитве из Алкорана.

18. Подобный случай был в 1818 году: Центральный начальник Кавказской линии, артиллерии Полковник Ю. П. Коцарев, преследуя разбойника известного во всех горах своею неустрашимостью и жестокими беспощадными грабежами, Дженбулата, с осьми стами отчаянных абреков, нагнал его при переправе чрез реку Терек, благоразумным и быстрым движением окружил партии отчаянных со всех сторон, отняв всякую возможность к спасению, заставил их в засаде своей из животных биться до последнего. Все, исключая одного спасшегося каким-то чудным случаем, перебиты так, что ни одного не осталось раненным. Память о Коцареве и до настоящего времени страшна горцам: они без содрогания не могут вспоминать о смерти страшного в набегах Дженбулата.

Текст воспроизведен по изданию: Очерк о кавказских горских племенах, с их обрядами и обычаями в гражданском, воинственном и домашнем духе // Москвитянин, № 23-24. 1855