ВНУТРЕННИЕ ИЗВЕСТИЯ

Важные правительственные акты и меры, принятые в начале сентября, не позволили нам говорить в предыдущей книжке о другом успехе, достигнутом Россией на ином поприще, — на поприще воинском. Между тем, как Наследник Российского Престола праздновал свое совершеннолетие среди деятельных приготовлений к разрешению вопроса об улучшении быта слишком двадцати миллионов русских подданных, и среди энергических мер, освобождающих будущее России от грозившего расстройства государственных кредитных установлений, на юге России принесла свои плоды решимость действовать рационально и энергически для дарования успеха усилиям войска, многие десятки лет боровшегося с фанатическим неприятелем и с многочисленными затруднениями, которые прежде замедляли путь русских знамен и лишали последствий русскую храбрость. Война, происходившая в углу Европейской России, наиболее отдаленном от Петербурга, приведена к благополучному [82] окончанию полномочным главнокомандующим кавказской армии, и окончание ее, предварившее ожидания России, стоило так мало русской крови, что слава успеха очевидно принадлежит еще более распорядительности военного начальства, нежели храбрости воинов, хотя воины тоже вполне заслужили и царское спасибо и единогласную похвалу соотечественников.

В № 14 Русского Вестника сообщены известия о движениях чеченского и дагестанского отрядов по 27 июля. К тому времени изъявили покорность общества, живущие на северном (левом) берегу Андийского Койсу, ниже Технуцала, а равно и общества областей Койсубу и Аварии, лежащих между нижним течением Андийского Койсу и левым (северным) берегом Аварского Койсу. Тогда еще не было получено сведений о действиях лезгинского отряда, на долю которого досталось покорить области, лежащие выше Технуцала, по верхнему течению Андийского Койсу, в юго-западном углу нагорного Дагестана. Чтоб ясно представить себе ход и значение этих действий, надобно припомнить, что нагорный Дагестан, в котором, после взятия Веденя, сосредоточились силы Шамиля, имеет вид треугольника, и что каждый из трех отрядов нашей кавказской армии имел поприщем своих действий одну из сторон этого треугольника. Между тем как чеченский отряд действовал с северо-запада от Андийского хребта, по южному склону которого протекает Андийское Койсу, а дагестанский отряд вступал в непокорную область с востока, из покорного Дагестана, лезгинский отряд имел основанием своих операций лезгинскую кордонную линию, которая тянется вдоль по южному склону главного снегового хребта, ограничивающего нагорный Дагестан с юго-запада. Так как силы Шамиля были преимущественно направлены против чеченского отряда, то дагестанский отряд, нападавший на правый фланг Шамиля, должен был действовать преимущественно с своего правого фланга, в северо-восточном углу треугольника, со стороны Темирханшуры, а лезгинскому отряду, нападавшему на левый фланг Шамиля, приходилось действовать преимущественно с своего левого фланга в западном углу треугольника, со стороны Тушетии. В этом углу нагорного Дагестана лежат две области, Ункратль и Дидо, расположенные на самых высоких террасах нагорного Дагестана, между главным снеговым хребтом и вторым снеговым хребтом, — северным или Богозским. Лезгинский отряд открыл свои действия против этих областей с запада, с горы Бешо, на которой он стоял 17-го июля, занимая позицию, возвышенную над уровнем моря на [83] 10 тысяч футов (На высоте, почти равной с вершиной Этны и в два с половиной раза выше вершины Везувия. Так как мы пишем преимущественно для жителей равнины, не имеющих наглядного представления о высоте гор, то считаем не лишним прибавить, что эта высота в полтора раза больше высоты ястребиного полета, и почти в два раза меньше высоты полета орла). Главным действием был спуск в ущелье Иланхеви, целью действий — разорение всех аулов Ункратля и Дидо, не хотевших покориться, и переход через Богозский хребет для соединения с чеченским отрядом; действовал лезгинский отряд пятью колоннами, и действия его окончены в шесть дней; после чего общества, в этой части края расположенные, узнав об изъявлении покорности Аварией, Койсубу и другими племенами Дагестана, прекратили сопротивление, и войска лезгинского отряда уже без боя перешли Богозский хребет и вступили на нижние террасы нагорного Дагестана, обращенные к Аварии и Карате.

Между тем дагестанский отряд открыл сообщения с чеченским отрядом. 27-го поля прибыл в главную квартиру расположенную тогда близ озера Ретло, прямым путем из Хунзаха через Аварию и Карату флигель-адъютант, гвардии ротмистр Ибрагим-хан Мехтулинский, в сопровождении почетных старшин аварских, койсубулинских и каратинских с их значками, и с ними весь Дагестанский конно-иррегулярный полк. Все они проехали спокойно через Карату, из которой только накануне бежал Шамиль и Казы-Магома. 30-го июля прибыл в главную квартиру тем же путем генерал-адъютант барон Врангель, командир дагестанского отряда, в сопровождении дивизиона Северских гусар с частью милиции, и пробыв в главной квартире два дня, отправился тем же путем обратно.

4-го августа был отдан в главной квартире в Андии, близ аула Тандо, следующий приказ главнокомандующего:

Отторгнутая в 1843 году из под русской власти Авария — 23-го июля изъявила покорность и по-прежнему вступила в подданство Его Императорского Величества.

На основании предварительно испрошенной мною лично Высочайшей воли, восстановляя Аварское ханство, назначаю ханом аварским флигель-адъютанта Его Величества, лейб-гвардии казачьего полка ротмистра Ибрагим-хана Мехтулинского.

Младшего же брата Ибрагим-хана, лейб-гвардии Гродненского гусарского полка, поручика Решид-хана, назначаю ханом Мехтулинским.

В это время не проходило дня, чтобы в лагерь чеченского отряда не являлись депутации от разных племен Дагестана, как из мест, где действовал дагестанский отряд, [84] так и из верхних гор, лежавших на пути лезгинского отряда. Не только области между течением Андийского и Аварского Койсу, но и области на правому берегу Аварского Койсу и далее между Аварским и Черным или Кара-Койсу и между Черным Койсу и самым восточным притоком Сулака, Кузыкумыхским Койсу, изъявляли покорность. Особенную важность имела сдача Чоха, укрепленного пункта, лежащего между Черным и Кузыкумыхским Койсу (27-го июля), и изъявление покорности Тилитлинским обществом, живущим между Аварским и Черным Койсу, в тылу у Шамиля на пути отступления его после бегства из Караты.

Надежды старого вождя мюридов должны были с каждым днем ослабевать все более и более. Человек менее твердой воли уже в конце июля пал бы духом на месте Шамиля. От Караты Шамиль должен был отступать на юг, имея у себя на востоке Аварию, которая отложилась от него и по которой уже разъезжала наша конница, а на западе Богозский хребет, с которого спускались колонны нашего лезгинского отряда. Бегство Шамиля по этим местам было поспешное; он быстро отретировался за правый берег Аварского Койсу, очистив всю страну на север между Аварским и Андийским Койсу. Но и на правом берегу он должен был видеть себя в крайней опасности. Одно из здешних обществ, именно Тилитлинское, как мы уже упоминали, изъявило покорность. Оно живет довольно высоко между Аварским и Черным Койсу. Шамиль направил путь свой несколько ниже, на Куядинское общество, но и тут встретили его враждебно. Куядинцы и Тилитлинцы отняли у него несколько лошадей и вьюков и довольно значительную казну (Куядинцы одну меру серебра, Тилитлинцы около 15 тысяч рублей); это показывает, между прочим, как незначительны были силы Шамиля. Он был совершенно оставлен жителями Дагестана. Тогда он решился броситься еще ниже Куядинских высот, в леса Ругджи и горные возвышенности Гуниба, лежащие между нижним течением Аварского и Черного Койсу. Эти возвышенности издавна обратили на себя внимание Шамиля своею неприступностью, и говорят, что он заблаговременно избрал их себе последним убежищем. Здесь на Гунибских высотах должна была решиться судьба этого героя-фанатика. Отсюда не было уже ретирады: пространство, лежащее далее на юг и юго-восток, между Черным и Казыкумыхским Койсу, не было надежно, уже после того как Чох сдался Русским, но 2-го августа Даниель-бек, бывший султан Элисуйский, вероятно опасаясь заслуженного наказания за прежние вины свои, сдал нам Ириб, укрепленное место области Тлейсерух, лежащей в верховьях Черного Койсу. Таким образом, покинутый почти [85] всеми, ожидающий последней судьбы своей, но все еще непреклонный, Шамиль мог полагать единственную свою надежду на неприступность Гуниба. Здесь укрылся он с двумя своими сыновьями, с семейством и остальными приверженными мюридами. По присоединении гунибских жителей, ему удалось составить партию в 400 человек, при 4 орудиях.

Между тем 10-го августа главнокомандующий, оставив чеченский отряд, отправился для осмотра новопокорившегося края. Конвой составлял и дивизион Нижегородских драгун, полсотни казаков и туземная милиция. Путь главнокомандующего лежал вниз по течению Андийского Койсу на Тлох, Игали к Сагрытлохскому мосту, ознаменованному подвигами дагестанского отряда, которые были совершены за три недели перед тем и побудили Шамиля ретироваться от Андийского Койсу. Затем князь-наместник проехал мимо Чирката, Ахульго, знаменитого по осаде и двум штурмам 1839 года, Ашильты и Унцукуля в Гимры. Посетив таким образом область Койсубу на всем ее протяжении, сиятельный князь направился из Гимр через Ахкент в Аварию, сопутствуемый конвоем, состоявшим из одних только Койсубулинцев и Аварцев. На этом пути были посещены аулы Цатанах, Арах-Тау, Танус-Бал и главное местечко Аварии, Хунзах. «Все население Аварии спешило на встречу г. главнокомандующему, говорит реляция от 18-го августа. Всеобщая радость по случаю освобождения от ига Шамиля и возвращения под управление наследника аварских ханов, под нашим покровительством, была выражена жителями торжественным приемом и в особом адресе к г. главнокомандующему.» Из Хунзаха князь Барятинский спустился в долину Аварского Койсу к аулу Голотль. Здесь, на привале, представился его сиятельству известный тилитлинский наиб Кибит-Магома, пользовавшийся в непокорных горных обществах большим влиянием и брат его Муртузали, с Тилитлинскою милицией. В сопровождении их, главнокомандующий прибыл в Тилитль, где останавливался в доме Кибит-Магомы. По осмотре этого сильно укрепленного аула, князь-наместник проехал версты две за аул и у подножья высокой горы, известной под названием Чемадан-Гора, ночевал. Тут был расположен 18-й Стрелковый батальон, высланный из дагестанского отряда навстречу главнокомандующему. 17-го августа, проехав по Куядинским высотам, с которых князь осмотрел Гуниб — последнее убежище Шамиля, его сиятельство прибыл в Ругджу, где в ближайшем расстоянии от Гуниба, в глазах самого Шамиля, жители радостно приветствовали поезд, огласив воздух восторженным криком и ружейными залпами. Здесь же были расположены три роты Самурского [86] пехотного полка из числа войск, окружавших Гуниб. 18-го числа главнокомандующий, переправившись через Черное Койсу, въехал в Чох. Крепость салютовала выстрелами из только что взятых неприятельских орудий и неприятельским порохом. После осмотра этого сильного, с замечательным искусством построенного укрепления, его сиятельство поднялся на Кегерские высоты, к месту расположения дагестанского отряда.

В этот же день князь Меликов, командующий войсками лезгинской кордонной линии, объехал все покорившиеся общества по верховьям Аварского и Кара-Койсу, присоединился к лезгинской линии и прибыл в Ириб с кавалерией, куда вслед за ним должна была прибыть и пехотная колонна. Генерал-майору князю Меликову послано приказание г. главнокомандующего прибыть в главную квартиру к Кегеру, где его сиятельство назначил общий съезд командующим войсками левого крыла прикаспийского края и лезгинской кордонной линии. Князь Меликов прибыл в Кегер 20-го августа, и таким образом части лезгинского отряда, вторично пройдя горы, соединились на юге с войсками дагестанского отряда.

Вслед за сим открыты были действия против Гуниба. Шамиль, не ограничиваясь природною крепостью Гуниба, употребил все средства, чтобы сделать его совершенно неприступным: он подорвал порохом все скалы, где представлялась малейшая возможность взбираться; заградил все тропинки, ведущие от Черного Койсу, Ругджи и Хинды, толстыми стенами, башнями, двух- и трех-ярусными оборонительными постройками, везде заготовил огромные кучи каменьев для скатывания на атакующих и, одним словом, приготовил оборону, какую только средства его и искусство горцев в подобном деле могли представить.

Уже к 8 августа, дагестанский отряд, за исключением нескольких батальонов, оставленных на сообщениях, был сосредоточен в Куядинском обществе на урочище Гунимеер, а 9-го, вследствие произведенного осмотра местности, войска двинулись к подножию Гуниба и заняли места для блокады, на всей окружности горы Гуниба, около 50 верст.

Несколько дней, проведенных на Гунибе, окруженном нашими войсками и восставшими против Шамиля жителями, дало ему время обдумать свое незавидное положение. Он видел в наших руках Ириб, Чох, Уллу-Кале, крепости едва приступные; он видел своих лучших, вернейших помощников в конвое главнокомандующего, проезжавшего по ущельям Андийского, Аварского и Черного Койсу, и по-видимому начал убеждаться, что пора его власти прошла безвозвратно. Он [87] решился вступить в переговоры, избрав посредниками Даниель-Бека и состоящего в службе нашей полковника Али-хана. Но после четырехдневных бесплодных переговоров главнокомандующий приказал прекратить их, и приступлено к предварительным работам для овладения Гунибом.

Войска кругом Гуниба были расположены следующим образом: на восточном фасе два батальона Ширванского пехотного полка, с 4-мя горными орудиями, под командою полковника Кононовича; на северном фасе: другие два батальона Ширванского полка, один батальон Грузинского гренадерского полка, один батальон Самурского полка, 5 сотен Конно-иррегулярного полка и две сотни конной милиции, под начальством генерал-майора князя Тархан-Моуравова; на южном: два батальона Апшеронского полка, два батальона Самурского полка и 21-й Стрелковый батальон, под командою полковника Тергукасова, а на западном фасе: два батальона Дагестанского пехотного полка, под начальством полковника Радецкого.

Командование означенными передовыми войсками и непосредственные распоряжения инженерными работами были поручены генерал-майору Кесслеру, под главным начальством генерал-адъютанта барона Врангеля.

Осмотр доступов на вершину горы обнаружил, что восточный скат ее, хотя слабейший и доступнейший по природным условиям, представляет однако же едва ли не самые большие препятствия, потому что пути по нему затруднены чрезвычайно крепкими и искусственными преградами и бдительно охраняются большею частью гунибского гарнизона. По этой причине, имелось в виду предпринять решительные действия с этого фаса только в крайнем случае, предпочитая им, если представится к тому возможность, нападение с которого-нибудь из остальных трех фасов; а для отвлечения внимания осажденных, и чтобы заставить неприятеля быть в постоянном ожидании решительного наступления нашего с восточного фаса, приказано было полковнику Кононовичу постепенно подвигаться вперед к укреплениям этого фаса с помощью осадных работ, производство которых поручено инженер-капитану Фалькенгагену.

Перед рассветом 25-го августа, по распоряжению начальника войск южного фаса, полковника Тергукасова, командир 1-го батальона Апшеронского пехотного полка, полковник Егоров, подойдя к скалистому обрыву и видя, что неприятель не заметил его движения по причине густого тумана, решился воспользоваться удобным мгновением и повести батальон далее на вершину горы. Местность, заранее осмотренная охотниками, представляла в этом пункте такие большие препятствия для [88] нападения, что осажденные, считая ее вероятно недоступною для нас, содержали здесь только незначительный караул. Перед нападающими, как стены, возвышались один над другим три скалистых крутых обрыва (каждый от 8-ми до 10-ти саженей высоты), только, в одном месте рассеченные узкою поперечною трещиной. 130 охотников, предводимых капитаном Скворцовым и прапорщиком Кушнаревым, обутые в лапти и поршни, с лестницами и крючьями, подсаживая друг друга, в совершенной тишине, вскарабкались на террасу, отделяющую нижний обрыв от второго; вслед за ними двинулся и батальон, оставя стрелковую роту внизу на местах, удобных для обстреливания верхних уступов. Не останавливаясь на первой террасе, охотники, а за ними и батальон, уже под огнем заметившего их неприятеля, с помощью лестниц и веревок, взошли на вторую террасу и вслед затем на верхнюю плоскость Гуниба, где к 6-ти часам утра собрался уже весь батальон. Между тем, охотники окружили неприятеля в примкнутых к скалам завалах, 7 человек захватили в плен, 15 положили на месте; остальные скрылись, пользуясь туманом. Вскоре затем подошли сюда еще две роты 4-го батальона того же полка, и тогда полковник Тергукасов двинулся к самому селению Гуниб, находившемуся оттуда еще верстах в 8-ми, и на дороге соединился с 21-м Стрелковым батальоном, который, имея в голове охотников, под командою подпоручика Териева, в то же время овладел уже с бою крепкими неприятельскими завалами, правее занятых Апшеронцами.

Одновременно и войска северного фаса (верстах в 15 от Апшеронцев), под личным начальством генерал-майора князя Тархан-Моуравова, с такими же трудностями и с таким же блистательным мужеством, поднялись на Гуниб с противоположной северной покатости.

Взойдя на высоты, князь Тархан-Моуравов направил шедшие в голове стрелковую роту Грузинского гренадерского полка, под командою подпоручика Микеладзе, и сотню Конно-иррегулярного полка с есаулом Джафар-Аге, а вслед за ними и весь гренадерский батальон, под командою подполковника Габаева, к палатке Шамиля и в тыл устроенных на восточном скате укреплений, а после в обход аула.

Озадаченные появлением наших войск с разных сторон, горцы в беспорядке бросились бежать от стен южного фаса вверх, преследуемые снизу выстрелами ширванских стрелков. Большая часть мюридов, в том числе и сам Шамиль с сыновьями, бежали к селению Гуниб и засели по саклям. Вслед за бегущими от стен мюридами, полковник [89] Кононович двинул быстро вверх 1-й и 2-й ширванские батальоны. С 4-мя горными орудиями; а полковник Радецкий взобрался в это время на Гуниб с большим трудом с западной стороны.

Между тем, партия мюридов — человек до ста — из числа бежавших в рассыпную от укрепления, отрезанные от аула, собрались на лесистом холме влево от ведущей к аулу восточной дороги, и там, засевши за каменьями, открыли частую пальбу по подымавшимся снизу ротам Ширванского полка. Одна и вслед за ней другая роты этого полка были направлены, чтобы выбить мюридов из-за камней. Горцы, не видя никакого спасения, выхватили шашки и кинжалы и бросились навстречу Ширванцев; тут завязалась хотя не продолжительная, но жаркая и кровавая рукопашная схватка; сброшенные с холма мюриды кинулись на стоявший внизу у неприятельского орудия караул наш, но, преследуемые с тылу, были отброшены вниз к небольшому ручью, где окружены со всех сторон и истреблены все без исключения.

Когда таким образом войска с разных сторон устремились к аулу, генерал-майор Кесслер, имея в виду приказание главнокомандующего употребить все усилия, чтобы Шамиль достался нам живым в руки, тотчас остановил натиск войск, уже готовых ворваться в Гуниб, и расположил их таким образом, чтобы преградить защищавшимся в ауле мюридам все пути к отступлению.

В это время князь Барятинский лично прибыл, вместе с командующим войсками в Прикаспийском крае, на место боя и приказал остановить перестрелку с засевшими в Гунибе мюридами, предложив им сдаться, не подвергая напрасно аула, в котором было много женщин и детей, всем ужасам штурма.

После переговоров, длившихся около двух часов, Шамиль, видя аул окруженным густою цепью войск, готовых ворваться в него, решился сдаться; в сопровождении нескольких приближенных мюридов, он тут же явился к главнокомандующему, повергая безусловно свою судьбу милосердию Государя Императора.

Князь Барятинский принял его, сидя на камне. Зная, что, по понятиям горцев, человек, у которого отнято оружие, теряет вместе с тем и всю свою честь, он допустил его представиться себе в оружии. Говорят, что когда князь уехал, Шамиль сел на тот камень, на котором сидел князь, и долго не хотел сойти с этого места. Наконец, по убеждению графа Евдокимова, объяснявшегося с ним без переводчика, он встал и сел на лошадь. По одну его сторону поехал граф Евдокимов, по [90] другую полковник (ныне генерал-майор) Тромповский; за ними следовали два переводчика и эскадрон драгун. На пути Шамиль два раза останавливался и просил позволения молиться; много раз он просил пить воды.

Г. главнокомандующий приказал отвести его в лагерь главной квартиры; а на другой день прибыли сюда же два его сына и все семейство. 27-го числа все они отправлены в Темир-Хан-Шуру, откуда Шамиль с старшим сыном Кази-Магома отосланы в С.-Петербург, в сопровождении гвардии полковника (ныне генерал-майора) Тромповского.

До Темирханшуры все ехали верхом, в сопровождении двух эскадронов драгун, батальона пехоты и двух сотен Дагестанского конно-иррегулярного полка. Горцы тысячами выходили навстречу; женщины выли, оплакивая своего имама; мужчины прикасались к полам его платья и целовали их на прощанье. От Шуры до станции Червленной Шамиль ехал в тарантасе барона Врангеля, а в Червленной, по приказанию князя Барятинского, Шамиля уже три месяца ожидала карета, в которой, он и отправился из родных гор своих на далекий север.

При овладении Гунибом взято четыре орудия, одно крепостное ружье и Шамилева секира; в плен захвачено около ста мюридов и такое же число убито. Потеря с нашей стороны заключается в 19-ти нижних чинах и двух милиционерах убитых; семи офицерах, 114 нижних чинов и 7-ми милиционеров раненых; контуженных 2 офицера и 29 нижних чинов.

Денег у Шамиля оказалось только около 7.000 рублей и никакого другого богатства.

Так окончилось поприще этого рокового человека, этого дикаря, несомненно принадлежащего к числу великих людей. В глубокой старости суждено было ему познать, что рок не покровительствует его фанатизму, и познав это, увидеть своими глазами христианскую цивилизацию, с теми плодами ее, которые успели до сих пор созреть в России. Наша страна, далеко отставшая от других стран на пути преуспеяния, должна была показаться этому жителю гор страною чудес и блаженства, волшебным миром, существование которого он не предполагал возможным на земле. «Вы, Русские, не будете в раю, говорил он в Харькове, по свидетельству очевидцев: у вас на земле такой рай, какой нам обещан на небе.» Но чем громаднее расстояние между нашими средствами и теми средствами, которые мог представлять ему убогий быт Горцев, тем более вырастает величие духа, так долго и так успешно торжествовавшее над скудостью средств. Справедливость требует сказать, что взятием Гуниба пресечено поприще человека, действительно необыкновенного. Его вражда с нами, [91] внушенная фанатизмом и недоверием, для которого, как он утверждает, были с нашей стороны поводы, должна была окончиться в нашу пользу; она не могла оставить по себе других следов, кроме замедления сношений, распространяющих цивилизацию, кроме пролитой крови и посеянной ненависти. Но между этими мрачными воспоминаниями будет проходить одна светлая черта, которою поневоле дорожат люди даже во врагах своих, потому что она укрепляет сознание людей о внутреннем могуществе человеческой природы. Этою светлою чертой будет память о героизме бывшего нашего соперника, о силе духа, испытанной длинным рядом удач и неудач и господствовавший над разнохарактерными племенами с таким полновластием, которому мы стали бы тщетно искать другого примера в истории времен нам близких. Мы, победители, купившие победу столькими потоками русской крови, должны вынести из этих мрачных событий еще то убеждение, что нет племени дикого и нецивилизованного, нет быта грубого и невежественного, в котором не могло бы сказаться человеческое достоинство во всем его колоссальном величии, сказаться грозно и мстительно тому, кто не был бы готов признать его добровольно.

Для Кавказа и Закавказья отныне начинается новая эра. Путешествие князя-наместника по Прикаспийскому краю и Кахетии, от пределов Аварии до Тифлиса, было подобно триумфальному шествию; везде народ ликовал от уверенности, что настает наконец мирное время, когда можно пользоваться безопасно плодами трудов своих и обратиться от военных занятий к делам мира. На правом крыле кавказской линии, в западной части гор, взятие Шамиля имело также благоприятные для нас последствия. Впечатлительные умы эти восточных племен должны быть поражены разнесшеюся по горам молвой о великом, неожиданном для них событии. На днях напечатано в газетах известие, что вслед за Бжедухами изъявили покорность и племена, живущие между реками Лабой и Белой. Зная восточных людей, можно ожидать, что и другие горские племена упадут духом, а начальство края, без сомнения, воспользуется минутой испуга.

Новая эра провозглашена для этого края и в высочайшей грамоте, данной 8 сентября князю-наместнику. Вот слова ее:

Нашему генерал-адъютанту, генералу-от-инфантерии, главнокомандующему кавказскою армиею и наместнику кавказскому, князю Александру Барятинскому.

Отличною воинскою распорядительностью вашею даровано окончательное замирение восточной части Кавказа. Доблестные войска [92] предводительствуемой вами армии, сосредоточенной, по непосредственным распоряжениям вашим, в недрах Кавказских гор, совершили покорение всех враждебных нам издавна горских племен от Каспийского моря до военно-грузинской дороги. Главный виновник и вождь в долговременной, ожесточенной борьбе противу нас мюридизма, Шамиль, окруженный, в укрепленном Гунибе, войсками, под личным вашим начальством состоявшими, взят с боя в плен со всем семейством и последними приверженцами его. Отныне предстоит вам, во вновь покоренной стране, не утверждение власти нашей силою оружия, а распространение между новыми подданными Нашими гражданственной образованности и общественного благосостояния. Желая почтить совершенный вами славный подвиг и изъявить полную душевную Нашу к вам признательность, Всемилостивейше пожаловали Мы вас кавалером Императорского ордена Нашего Св. Апостола Андрея Первозванного с мечами, знаки коего, при сем препровождая, повелеваем вам возложить на себя и носить по установлении. Пребываем к вам Императорскою милостью Нашею навсегда неизменно благосклонны и искренно доброжелательны.

В заключение пожелаем, чтобы замирение края повело к более короткому знакомству с ним России. Богатства и особенности кавказского перешейка еще очень мало известны нам; мы еще слишком мало извлекаем из них выгод. Для общей пользы и Европейской России и Закавказья желательно, чтобы взаимные сношения становились чаще, чтобы связи этого края с Россией закреплялись все более и более. Такому сближению может всего более способствовать литература. До сих пор край этот не мог быть предметом живой журнальной корреспонденции; он находился на военном положении, и хотя горцы едва ли могли бы узнавать из наших журнальных корреспонденций такие вещи, которые не доходили до них через лазутчиков, но все-таки требовались предосторожности. Теперь, благодаря успехам русского оружия, положение дел изменилось. Теперь было бы несомненно полезно, если бы литературе открылась возможность распространять в России самые подробные сведения о Кавказе и Закавказье.

____________

Текст воспроизведен по изданию: Внутренние известия // Русский вестник, № 9. 1859