|
ПОПКО И. Д. ДНЕВНИК ИЗ ДНЕВНИКА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА И. Д. ПОПКО (Иван Диомидович Попко, образованный генерал, участвовавший в Кавказских экспедициях, оставил любопытные записки, верно и характерно отразившие состояние Русской армии на Кавказе, его жизнь и подвиги. Наблюдательный и тонкий ум его дает живую картину Кавказской войны, так мало изученной до сих пор и мало освещенной в записках современников. С. Фарфоровский). 1854 год. Лагерь при селении Кюрух-дара (Пустой Овраг) Июля 25. До обеда в походной церкви отпета панихида за упокой воинов, погибших вчера. Они полегли далеко от отечества, в чужой земле, но бессмертные души их упокой Боже общем и вечном человеческом отечестве, где нет ни печалей, ни болезней, ни разделения народностей, мнений и верований. За «вечной памятью» пропели «Тебе Бога хвалим», и сладкозвучному хору Тульского полка подпевали густым басом батарейные пушки. По окончании молебствия на параде князь Бебутов, собрав в тесный круг генералов и офицеров, произнес речь в благодарность за бой. На поле сражения послана была колонна для предания земле неприятельских тел; она трудилась целый день и не кончила своего печального урока. 26. В Александрополь повезли трофеи и повели пленных. Как-то назовут сражение? Караял, Кюрук-дара, Огузы, Суботань, Гаджи-вали, Яглы — вот сколько имен окружают поле битвы. Я проехал его и видел в различных видах бренность и срамоту человеческого состава. Убитые при наступлении лежат на спине, а при отступлении — ниц. У лежавших на спине детородные части страшно раздуты и напряжены, у лежавших ниц виден кал, где роятся мухи и спешат насытиться человеческими останками, пока не завладели ими черви... И вот человек, который обкрадывает казну, чтобы иметь хорошего повара, который любит усладить чрево и угостить нужных ему людей изысканными блюдами, тогда как он сам — ходячая снедь отвратительных тварей. [286] 27. Куда ни ступишь в лагере, везде воняет хвастовство; везде слышишь толки про последнее сражение, всякий норовит высказать себя храбрецом, всякий врет, как сивый мерин. Немногие молчат, немногие говорят истину. Богатырей, взявших у неприятелей пушки, высказывается столько, что если снести их рассказы, то к цифре орудий отбитых у Турок придется приставить ноль. Расскажу я быль, в которой нет ничего богатырского. За несколько дней до сражения рядовой М. Евсеев взял у меня товар, чтобы сшить мне пару сапог. Судьба послала нам бой да такой, после которого во всякой части оказался большой недочет в людях. Впечатления и последствия этого кровавого дня вытеснили у меня мысль о сапогах. На другой после боя день вечером говорят мне, что какой-то солдат ищет меня с сапогами. «Давай его сюда», и вот передо мной рядовой Евсеев с обвязанной головой и с подвязанной рукой, согнувшийся и стонущий от ран. «Что ты?» — Принес ваши сапоги. — «Да что с тобой?» — Из меня вырезали вчера две пули. — «Стало быть ты сшил сапоги до сражения?» — Никак нет, до сражения не успел докончить, а вчера нанял дошить земляка. — «Да ты ведь ранен?» — Взялся, так должен дошить, хотя и ранен. Евсеев был ранен в левое плечо и в левую скулу. Из Турецкого войска приезжал еффенди просить дозволения предать земле правоверных. Он поведал нам, что в сражении убит Гассан-паша, прибывший из Арабестана с войсками, закаленными в военных экспедициях против Бедуинов. 28. Рано утром командующий отправился на рекогносцировку к Карсу. Кругом немое запустение; деревни, как могилы. Только забытый котенок выполз из развалин. В его мяуканьи выражалась и тоска одиночества, и радость свидания с людьми. Среди могил бедных мусульман пять-шесть памятников богатых с эпитафиями на Турецком языке. На одном из памятников нацарапано по русски: Ефим Иванов. Как попала сюда эта надпись? С дер. Суботань мы предприняли обратный путь, напрямки. Вечер с прохладой, с вереницей коней, тянувшихся на водопой, с солдатской песней, которой вторит рожок, с дымком бивачного огня, с ракетой взвившейся под облака, с барабанным боем на «0тче наш», с задумчивым светом полного месяца, с горьким воспоминанием про бывшее, с тревожной мечтою о будущем и, наконец, с крепким здоровым сном. 30. Отправились из нашего лагеря в Турецкое войско под белым флагом в качестве эльчи (парламентера) прапорщик [287] Векудов и два переводчика для отвоза к Туркам писем и поклонов от их пленных офицеров. 31. Наши эльчи, по возвращении, рассказывали. «Турецкое войско расположено лагерем около Карса. Отряд баши-бузуков, остановив нас, представил начальнику Гаджи-Темир-Аге, который угостил нас кофеем, обедом и чаем. Версты за три до главного лагеря нас встретил эскадрон драгун; командир его вежливо попросил нас, чтобы мы завязали себе глаза. Так мы прибыли к ставке мушира. При въезде в лагерь, караул нам отдал честь, о чем нам сказал сопровождавший нас Турецкий офицер. Мушир принял ласково, попросил сесть и приказал подать кофе и трубку. Переговорив о деле, он с добродушием хвалил нашу кавалерию и Кавказскую пехоту. О своей кавалерии он отзывался с невыгодной для нее стороны; сделал замечание о недостатке повиновения и исполнительности ему подчиненных пашей. В сражении 24-го он стоял на вершине Караяла и обозревал поле битвы в трубу. Многих офицеров он заметил в лицо. Особенно поразил его генерал с большими бакенбардами, в белой фуражке, который распоряжался кавалерией. «Это был генерал Багговут», сказал Векилов. — «Кланяйтесь ему, кланяйтесь от меня и вашим храбрым драгунам», сказал мушир. «24-го они показали свою доблесть, и на месте их начальника я бы их наградил; вы были один против трех, и все таки ваша взяла» заметил мушир. В это время сопровождавшие Векилова казаки разговаривали в другой палатке с Поляками и Венгерцами, служащими у мушира. Многие из них хорошо говорят по русски. Они сообщили, что Кронштад и Одесса взяты, а Севастополь в блокаде. Прапорщик Векилов получил от мушира золотую с бриллиантами табакерку, а казаки по серебряным часам. Мушир прислал князю Бебутову письмо и 5000 пиастров для раздачи пленным. 3 Августа. Турецкий лагерь подвинулся к нам. Говорят о намерении Турок сделать ночное нападение, князь Барятинский отправился в Тифлис. Вокруг нас гниют 400 трупов, свежо похороненных. Здесь же разлагаются до 1000 трупов конских, едва забросанных землей; мы должны бежать из этой долины тления. 4 Августа. Приехал в лагерь Ксенофонт нашей войны, граф В. Л. Соллогуб. Я показывал ему поле битвы. Оно утопало в сумерках. Не так ли исчезнут в ночи забвения все наши победы и поражения? [288] 7 Августа. Вчера был полковой праздник драгунского князя Варшавского полка. Под наметами расставили столы разных размеров и высоты. Еды и пойла было вдоволь. Был мед, арбузы, дыни, абрикосы. Были споры о храбрости. Два хора музыкантов играли, два хора пили; многие после битвы потеряли голоса. Пили здоровье всех, кроме того, чье имя носит полк. Не попал ли он в лик тех святых, кому никто свечи не ставит? 10 Августа. Генерал-лейтенант А. Ф. Багговут, по болезни от ран volens-nolens сложил должность начальника кавалерии и отправился в Тифлис. Удрученный скорбью он собирается в дорогу, а рядом с ним идет пир с музыкой, песнями, кликами ура и т. д. Немногие из подчиненных генерала провожали его. В ту минуту как было получено известие о его уходе, генерал написал приказ. Вот он от слова до слова: «По случаю приключившейся болезни я слагаю с себя начальство над кавалериею и передаю оное, по воле г. командующего корпусом, старшему после себя генералу. расставаясь с храбрыми товарищами и братьями, я не могу скрыть душевную мою скорбь, что лишаюсь чести командовать такими молодцами. В сражении 24-го вы, братья мои ратные, от первого до последняго, явили чудеса храбрости, выполняли долг чести, превышая силы присвоенного вам оружия, ходили в аттаку на батареи, на пехоту и мимоходом опрокидывали кавалерию. Такие совокупные усилия редки в истории тактики; продолжайте пожинать лавры для славы Русского оружия, строем разите врага, исполняйте обязанности: это совет опытного привыкшего к трудам боевой жизни старого вашего начальника». 12. День ознаменовался обедом в сборном линейном казачьем полку “по случаю оставления казаков флигель-адъютантом Скобелевым". Обед, как обед, с шампанским. Пропета была свеже испеченная в печи поэтического таланта гр. С. песня: Видно, Турки в самом деле Патриотическая билиберда. 14-го. Мы не воюем, а обедаем. Был обед у командира 4-го драгунского полка. Хозяин не мог обедать, он был 13-м. Вечером наш сослуживец задал пир с двумя хорами музыки и хором песенников Туляков. [289] 15-го. Был на Грузинском обеде. Грузины добрый и веселый народ, любят покушать, выпить, посмеяться. Любят наслаждаться жизнью без лишних затей. Уютный уголок, два-три приятеля; азарпеша, наполненная Кахетинским, кусок шашлыка, вот о чем мечтает беззаботный сын Иверии. Не с такой легкостью отрешается от требований жизни Армянин. Грузин поэт, Армянин-практик. Грузин гуляка и рубака; Армянин трезвый и миролюбивый промышленник... 17. Игра — неразлучная спутница нас: играют и в офицерских палатках на золото, играют солдаты на медь. Это игра в карты. А вот и другая, преследуемая, укрывающаяся за чертой лагеря. Медный грош взвивается кверху и падает орлом или решкою. Вокруг толпа, где вы встретите и фуражку гренадера, и шапку линейного казака, и папаху милиционера, и картуз частного человека. Наши казаки, не видя неприятеля, ползут из лагеря Бог знает куда за фуражем и по другим надобностям. При этом есть и шалости. Полковник Т. ходил за фуражем, взяв две сотни мусульман. Последние ринулись на деревню и стали грабить. Некоторые потомки Чингис-хана с неистовством нападали на женщин и в одно и тоже время насыщали две различные страсти, сдирали с девушек украшения и насилуя их. 18. Против беспорядков приняты меры. Жители окрестных деревень приписали эти меры Тоштамуру-аге и повергли к острым носкам его сапог жирных баранчиков. Тоштамур-ага Татарин, прапорщик и дипломат. Он имеет влияние на судьбу их. Не в его ли власти нанести Русский отряд на хороший сенокос или увести от него и от разграбления деревни? В обед явился к князю Бебутову черводар с жалобой, что хаиб 1-го конно-мусульманского полка Рустем-бек отнял у него его “мальчика Ганимеда", без которого ему не спится... Для Закавказья это обычное дело. Когда появляется саранча, тогда по всему краю ищут такого человека, который избегнул искушения этого порока. Отыскав с большим трудом, его посылают на г. Арарат к источнику св. Иакова. Тогда являются с ним стаи скворцов, съедающих саранчу. Вечером с аукциона продавали имущество убитых офицеров. «Два сюртука, шарф, лядунка — 4 рубля, кто больше?» И товарищи равнодушно, а иногда даже с остротами набавляют цену за обрызганные кровью сюртук и лядунку. 22. В нашем лагере празднуют коронацию, Турки — Курбан-Байран. После литургии с многолетием взвилась ракета и открылась пушечная пальба. Войска выстроились, чтобы принять привет [290] командующего корпусом. В эту минуту прибыл фельдъегерь из Петербурга (он отправлен был оттуда 12-го). Что он привез? Депеши распечатаны. Высочайший рескрипт и орден Андрея Первозванного Бебутову, Георгия 3 степени начальнику артиллерии Бриммеру, генеральский чин полковнику Неверовскому (в Тифлисе фельдъегерь сдал Георгия 3 степени князю Барятинскому). Начались поздравления. Наследник прислал Бебутову при рескрипте собственные знаки ордена св. Андрея, которые тот сей час же и одел. У Бебутова был обед с Шампанским, портером, пуншем и т. д. Были за столом священники Русский, Армянский и Римско-католические. Сидели почетные Курды во всем красном, до сапог включительно. 23. Утром все генералы поздравляли князя Бебутова. Bellum parat bellum, обед рождает обед. Угрожает целый ряд обедов, даваемых друг другу. После обеда, сидя у меня, майор И. С. Л. высказал следующее общее заветное убеждение: чтобы быть в милости у начальства, надо родиться сыном фельдмаршала, или давать лакомые обиды. Последнее средство тоже хорошо, но требует повторений. У князя Баратова серебряная азарпеша (буквально «тысяча отправлений») наполнялась Кахетинским и осушалась при восклицаниях «алла-верды», «яхши-ол». В честь этому сосуду, разливающему утешение по всей Иверии, высказаны были приветствия, и чтобы засуха не касалась дна, и чтобы края ее румянились Кахетинским, каждый день, как небо-зарей, два раза. При этом вспомнили Грузины пословицу «коли арба не привезла дров, то сама пойдет на дрова». Автор «Тарантаса», беседуя, как простой смертный, рассказал анекдот. Один армейский любезник спросил у красавицы: «почему у нее ручки так белы и свежи?» — Оттого, ответила дама, что я всегда скрываю их в перчатках. — «Это странно», заметил простодушно офицер, «я 40 лет прячу свою спину, а она у меня черна и жестка». 10 Сентября Грузинский обед у князя Андроникова, с густым Кахетинским. Это исподний слой, подонки из чудовищного кувшина, вмещающего в себе несколько бочек вина. Да будет благословенна Грузия за эти сливки вина. Вот некоторые заметки из вечерней беседы.
Разговор вертелся около двух генеральских имен, Полтинина и Раевского. Первый на каждом шагу сыпал рифмованные остроты, в роде следующих: вот бандара, выпить пора; вот чертова долина, здесь выпить половину; вот гора Гут, всё выпить тут. Раевский по цинизму превосходил всех. Его моют и бреют насильно. Текст воспроизведен по изданию: Из дневника генерал-лейтенанта И. Д. Попко // Русский архив, № 6. 1909 |
|