ЧАСТНОЕ ПИСЬМО О ВЗЯТИИ ШАМИЛЯ.

Тифлис, 2 Сентября, 1859 г.

Мне страшно и даже совестно приниматься за такое безконечное письмо; мы столько объехали и столько видели интересного в течении месяца, увенчавшегося самым благополучным, счастливым и блестящим окончанием экспедиции, что я боюсь оказаться совершенно неспособным передать как следует свои впечатления. Надо приняться за старое и вернуться к тому периоду экспедиции, когда еще все оставалось впереди, в неизвестном будущем, и я прошу не обращать внимания на формы моего слога, потому что перо мое слишком туго скользит по бумаге, чтобы поспевать за столпившимися в моей памяти фактами и свежими воспоминаниями.

Утром 27-го июля все собрались на благодарственный молебен и поздравление у палатки К. В. (в лагере на Андийских высотах), по случаю известий, повезенных на другой день Ш-вым в Петербург. Вечером смотрели на огромное количество Андийских, Аварских, Тавлинских и др. переселенцев, переезжавших, с своим имуществом и разноцветными значками, из опустошенных аулов, на новое место жительства, через наш лагерь. Между ними попадалось много характеристических и немало зверских лиц. 28-го. Обедал с Н-ным и Ф-ном, у Ч-ова, который славится своим хлебосольством. После обеда приехал Ш-в в дорожном костюме, и весь наш штаб с ним; пошла прощальная попойка, проводы, продолжавшиеся до 10 ч. вечера. В заключение мы все за ним поскакали, с джигитовкою и стрельбой.

29-го. С-ов назначен командовать конвоем на место Ш-ва. Весь день переселенцы и семейства [1047] Русских пленных проходят через наш лагерь. Мы делаем подписку в пользу последних. Вечером узнаем, что у кн. М-ва, на Лезгинской линии, было удачное дело и только 7 человек потери.

30-го. Ужасный ветер, с дождем и градом, на нашей горе; нашу и многия другия палатки сносит, все мокро, много вещей сломано, вообще пренеприятная погода. Барон В-ль, виновник геройской и страшной переправы через Андийский Койсу, при Сагретло, приезжает к нам в лагерь, с своею свитою. За ужином длинный стол наш еще увеличился.

31-го. Всю ночь зябли. Утром были с визитами у Б. В-ля и начальника штаба его, кн. М-ого, с которым очень рады были увидится. К вечеру опять разыгралась страшная погода, и град оглушительно барабанил по палатке и даже нередко по кровати.

1-го Августа. Не двигаемся с места и, признаюсь, эта жизнь начинает нам надоедать. Большой обед для Кабардинцев по случаю их полкового праздника. Вечером заводим игры: барр, разные tours de force и пр., но дождик опять разгоняет нас по палаткам.

2-го. Встаем в 5 ч. утра для прогулки и осмотра дорог. Объезжаем вокруг озера Ретло. Посещаем укрепления и вагенбург и к 5 ч. возвращаемся обедать в лагерь.

3 го. В 6 ч. утра отправляемся на рекогносцировку вниз, к Андийскому Койсу, по новой дороге. Посещаем полуразоренные, но уже обитаемые аулы и с удовольствием скрываемся от знойной жары в роскошных и тенистых садах, от [1048] которых совершенно отвыкли. Едем вдоль Койсу, текущего со страшной быстротою между скалами, по очень трудной дороге, к аулу Конхидатл, где осматриваем Шамилевский перекидной мост. С моста возвращаемся в сады, завтракаем и отдыхаем, а в это время жители всех соседних аулов Техпуцала толпятся около нас, поют, пляшут, приносят фрукты, а им щедро раздают золото и серебро, на которое они бросаются с жадностью. Шамиль их раззорил. Жара ужасная. На одном из привалов К. Б. получает письмо от кн. М-ва: — Он прошел все пространство с Лезгинской линии без выстрела и через несколько дней должен сам быть к нам. Возвращаемся в лагерь в 6-м ч. вечера. Очень довольны прогулкою, но до нельзя устали.

4-го. Я дежурный с 5 ч. Утр. Снимаемся с позиции. Часть багажа отправляем с Сергеем в Грозную, потому что приказано быть на легках для объезда края и преследования Шамиля, который, говорят, хочет укрепиться в неприступном Гунибе. Переходим к берегу Койсу, в те самые сады, где накануне отдыхали, попадаем в сердитый пчельник и едва оттуда ускакиваем, с распухшими ушами и носами и становимся лагерем на берегу шумного потока.

5-го. В 8 ч. утра приезжает князь Me-в, с драгунами и большою свитою воинственных Тушин, Пшавов и Хевсур. Проходят мимо дяденькиной палатки, с музыкою и дикими песнями.

6-го. Днёвка. Утром — закладка Преображенской крепости, с большою церемониею, молебном, пальбою и смотром. Большой обед, вместе [1049] с К. В. Вечером езжу верхом с С — ным и О-вым, в гости к Т. командиру драгун.

7-го, Приезд Даниель-Бека — знаменитого султана Элисуйского, бывшего генералом нашей службы, передавшегося Шамилю, выдавшего свою дочь за сына Шамилева — Кази-Магому и наводящего страх на всю Кахетию своими набегами из неприступной горной крепости Эриба; теперь он изменил Шамилю, сдал Эриб и сам явился к нам в лагерь. Прекрасная наружность и благородное лицо. Пробуем вновь пущенный на Койсу плот — надувной, для переправы. Благополучно переправляюсь на тот берег и назад с Г — ным, но чувство неприятное и сильное головокружение. Езжу верхом с В-ном, В-вым и О-вым в соседний аул. Старухи показывают нам кулак, а дети бросают каменья, к счастью небольшие. Ужин у Ф-на. Завтра должны съездить в Карату — один из самых больших и замечательных аулов по своей продолжительной независимости от самого Шамиля.

8-го. Выступаем в 6 ч. утра. Должны переправиться на гутта-перчевом плоту. Все мы стоим на берегу; С-в, штатский чиновник В-в и брат переправляются первые; мы ждем своей очереди. Видно веревки на плоту иначе были привязаны на кануне. В самом сильном течении плот вдруг быстро опрокидывается, и все трое летят в воду, и в 1 минуту их уносит, как перья по реке. Вы не можете себе вообразить, какое ужасное чувство овладело мною. Говорят, что я был бледен, как мёртвый. К. Б., не смотря на боль в ноге, выбежал к берегу, не менее бледный. Я уже [1050] лез в воду, когда увидел, что С-в и брат, которых поставил на ноги один молодец, Кабардинский князь Наурузов, сами выходят на берег; но бедного В-ва, который не умеет плавать, вытащили уже далеко без чувств. Когда он опомнился, его хотели опять переправить на наш берег, и вообразите, плот опять перевернулся, и В-ва опять, Бог знает куда, снесло, совершенно уже, как труп. К. Б. был в отчаянии, и мы все были уверены, что он утонул, но к счастью Наурузов бросился верхом в воду и опять вытащил его. Долго откачивали его, спасли и перенесли в лагерь, в обход через Конхидатльский мост. Конечно плот велено уничтожить, и мы все пошли обходною дорогою на мост. Слава Богу, что К. Б. не переправился первый; тогда все бросились бы спасать, и наверное многие-бы утонули.

Прогулка очень длинная, но интересная. Проезжаем по крытым улицам аула Конхидатль и оттуда в огромный аул Карату, где Русские никогда носа не показывали и где похоронен несчастный сын Шамиля — Джемал-Эддин. Любопытно видеть восторженный прием жителей, залп из ружей, пляски и песни. Все это Шамиль запрещал им; теперь они его не боятся. К 5 ч. мы возвращаемся в свой лагерь и после обеда сидим и разговариваем у К. Б.

9-го. Курьер из Петербурга с известием о пожаловании С. флигель-адъютантом. Езжу верхом. Вечером ужин у Н.

Завтра едем далее, но еще более на легках, и потому сделано распоряжение, чтобы половину адъютантов отослать в Тифлис, через [1051] Грозную. Бросаем жребий; мы оба едва дышем от страха. Ведь все интересное впереди! Вообразите наше счастие и всеобщее удивление, когда мы оба в числе 4-х вынимаем хорошие билеты. Л-в, С-н, В-в, и Ф-н возвращаются. В-н получает конвойную команду, на место С-ва.

10-го. Прощаемся с своими товарищами и в 6 ч. снимаемся. Идем все вдоль скалистых берегов Койсу. За Конхидатлем соленый грунт земли и большие соловарни, потом идут прекрасные поля и сады. За завтраком великолепный виноград. Маленький сын знаменитого Хаджи-Мурата очень забавляет нас. Мы вступили в пределы Аварии и стали лагерем на небольшой возвышенной плоскости.

11-го. Я дежурный. Выступаем в 6 ч. Дорога чрезвычайно трудная, все вдоль Койсу. У аула Егали находим отряд генерала кн. М-ского. Здесь было ужасное поражение Граббе в 1842-м г.: теперь мы едем с небольшим количеством войск. Дальше посещаем Сагретло, место замечательной переправы В-ля. Далее идем, все вдоль Койсу, то скалами, то зеленым парком садов. На привале за закускою опять обилие винограда.

Влево оставляем аул Чиркаты и оттуда взбираемся по ужасно крутому и скалистому подъему к скале, с которой видим знаменитые и страшные скалы Ахульго и Сурхаевой башни, где мюриды так храбро защищали Шамиля, который на веревке спустился в Койсу и таким образом скрылся. Прошед через аул Ашильта, где Апшеронский полк потерпел сильное поражение в 1839-м году, мы остановились ночевать на горе, потому что [1051] уже стемнело и все так устали, что не было возможности идти далее. Есть было решительно нечего, кроме скудного завтрака, взятого с собою. Вьюки не поспели за нами, их захватила ночь где нибудь в горах. Для К. Б. делают шалаш, а мы ночуем на бурках под открытым небом.

12-го. Просыпаемся мокрые от сырости. Вьюки по немногу приходят к 10 ч. утра, некоторые попадали с кручи в воду. Для отдыха назначена дневка. Она была необходима.

13-го. Выступаем в 5 ч. утра по узкой и крутой тропинке. Несчастный драгун в моих глазах сорвался с крутой скалы и в двух шагах от меня ударился вместе с лошадью об камни и в тот-же день, говорят, умер.

Вьюки наши подымаются прямо на Бетлинские высоты, а мы, по красивой горной дороге, вдаемся в сердце Аварии. На лево возвышается великолепный Каранай, за ним вдали видна плоскость линии и дальня полоса Каспийского моря. Спускаемся в большой аул Умцукуль — столицу Койсубу, где жители принимают нас с восторгом; потом спускаемся далее в равнину Аварский Койсу и продолжаем идти вдоль берегов бушующей реки, по узкому и опасному карнизу, между отвесными скалами, грозно свисшимися над нашими головами, сажень на 200 вверх. Через висячий мост переправляемся в знаменитые Гимры — место рождения Шамиля и геройской смерти Кази-Муллы, его предшественника. Прекрасный аул, подножия Караная, окружен богатыми садами. Жители принимают нас с хлебом и солью и [1053] подчуют бараниною, сыром и отличными фруктами. Тяжело подыматься назад, в гору; жара нестерпимая; наконец приходим в свой лагерь, на высотах, около аулов Бетли и Ахкент. Плохая позиция: — дурная вода и большой недостаток в подножном корме.

14-го. Скучный переход, ни одного аула и ночлег в горах.

15-го. В день Успения выступаем в 5 ч., проходим через большой аул Танус, где нас встречают с пушечною пальбою, в Гунзах — столицу Аварского ханства. Осматриваем место бывшей здесь Русской крепости, нами-же разрушенной и тут-же становимся лагерем, около чистого ручья.

Раздача подарков главным жителям и старухе — матери Хаджи-Мурата. Ночью страшная гроза.

16-го. Выступаем в 6 ч. и приходим к полдню — отдыху и закуски — в богатый аул Голотль, на Аварском Койсу. Кибит-Магома, могущественный наиб Тилитлинский, является к главнокомандующему и провожает нас до своей резиденции Тилитли, где дает нам большой и жирный обед на коврах в своем доме. В 3-х верстах от аула, на возвышенности становимся лагерем. Завтра последний переход наш в Гуниб, или скорее, под Гуниб, где Шамиль с 500 мюридов укрепился, как в последнем и неприступном убежище. Он может держаться там долго; скалы кругом отвесные, а на вершине находятся аулы, поля, леса и обильные источники.

17-го. Выступаем в 6 ч. и подымаемся на скалу, откуда видим всю равнину Куяды, усеянную аулами; усеченный конус Гуниба с [1054] выдающимися со всех сторон скалами и белеющиеся у его подножия палатки рассыпанных вокруг лагерей В-левского отряда, блокирующего Шамиля. Спускаемся вниз, огибаем Гуниб и к вечеру становимся лагерем около отряда кн. Т-ва. На вершине горы едва видны люди, отделившиеся вероятно от пикета, чтобы наблюдать за нашими движениями. Батальоны принимают нас залпами. Вечером слышна дальняя перестрелка за Гунибом, вероятно с нашими аванпостами. Маленькое приключение смешит все общество: — молодой бешеный бык, приведенный в подарок жителями, вырывается на волю, кой кого опрокидывает, заставляет нас всех со стыдом разбежаться; кончается тем, что его тут-же убивают.

18-го. Должны присоединиться к В-вскому отряду; выступаем в 6 ч., еще огибаем Гуниб, направляясь к Чоху. Три пушечных удара от неприятеля приветствуют нас, но ядра перелетают через хвост нашей колонны, над головами драгун и вьюков. В то-же время из крепости Чоха, недавно нами занятого, салютует нам наш гарнизон. Жители аула принимают нас с жертвоприношениями и в глазах наших перерезывают горло нескольким быкам. Чай пьем у баталионного командира, в крепости. Удивляемся отличным работам укрепления, которое, при хорошей защите, может быть совершенно недоступным. Около 2-х часов приходим на гору, к отряду В-ля. Никогда не видал я еще такой торжественной и воинственной встречи. — 12 орудий, с высоты приветствуют нас 101 пуш. ударом. 16.000 войска кричит «ура»; по обеим [1055] сторонам дороги, во всех полках, играет музыка. К. Б. благодарит войска от имени Государя, потом пропускает их мимо себя. За обедом у В — ля провозглашаются тосты, и солдаты приходят поздравлять К. Б. и с криками «ура» окружают палатку. С Шамилем войдут в переговоры; но, говорят, что он едва-ли сдастся и, что вероятно будет штурм.

19-го. Переговоры с Шамилем начались, посредством Даниель-Султана и полковника Л-ва. В нашем лагере идут большие толки и пари: сдастся ли Шамиль, или будет штурм.

20-го. Ничего еще неизвестно. К. Б. отправляется после обеда осмотреть соседний аул Турчидаг. Вечером приезжает кн. Л. М-в, с Лезгинской линии, с своими Тушинами и Хевсурами. Несколько позже приезжают Даниель-Султан и Лазарев, с переговоров, но нам, смертным, ничего неизвестно; кажется, еще ничего не решено.

21-го. Весь день мы в ожидании, что Шамиль, или его сыновья явятся в лагерь. Шамилю предлагают пенсию и идти в Мекку, но он упрямится. Вечером К. Б. посылает за нами, и мы у него сидим часа два. Из лагеря очень хорошо видна гора, которая плоскостью несколько поката к нам; единственный почти подступ перерезан белеющимися завалами; среди зелени садов видна белая точка, а в трубу очень ясно видна палатка Шамиля. Аул Гуниб находится в углублении, в самой середине плоскости.

22-го. В 9 ч. утра приезжает курьер Ф. из Петербурга, с Монаршими милостями: К. Б. — Георгия 2-й степени, Е-ву и М-ну [1056] генерал-адъютанта, В-лю Георгия 3-й степени. К. Б. чрезвычайно доволен и посылает меня с поздравлением к Ми-ну, в аул у подошвы Гуниба, где идут окончательные переговоры. Скверный спуск к лагерю конных мусульман; укрепления Гуниба отлично видны. Застав Ми-на и поздравляю его, потом обедаю с ним и Даниель-Султаном и возвращаюсь с письмом к К. Б. Вскоре приезжает и сам М-н. Переговоры прерваны. Шамиль ни на что не соглашается. Быть штурму, или осаде; во втором случае простоим еще долго и увидим горную зиму, грязь и снег.

23-го. Большое передвижение войска. Перемирие прекращено, и войска стягиваются под Гуниб, для работы — закладки баттарей и пр. Я дежурный. Неприятель открывает пальбу с разных точек горы по нашими войскам; нам почти невозможно еще отвечать, но их огонь безвреден, и ядра Бог знает куда ложатся. Общее поздравление К. Б., в парадной форме. Пальба изредка продолжается в течении целого дня. Мы ожидаем на днях штурма; в войсках проявляется большое нетерпение. Осадный отряд поручен инженерному генералу К. Отъезд в Тифлис к 30-му, на который К. Б. так рассчитывал, отложен.

Настала тихая лунная ночь. Вдали идет перестрелка. На темных покатостях Гуниба мелькают огоньки, и вслед за ними раздаются выстрелы, иногда залпами, иногда дробью. Мы стоим у дверей своих палаток и более слушаем, чем смотрим в темную даль. Иногда раздаются отдельные сухие залпы; — это значит похороны — и на сердце как-то становится тяжело. [1057]

24-го. Пушечные выстрелы продолжаются до обеда. Дым обрисовывается на разных пунктах горы. Вчера вечером, говорят, несколько человек ранено каменьями в Ширванском полку и 1 совершенно раздавлен. Говорят, что в Шуру послано за припасами на 2 месяца, так что придется стоять долго. Вечером идут толки, что на скате горы хотят занять позиции, для дальнейших работ.

25-го. Ночью слышна перестрелка, и к утру глухие раскаты, в роде грома. В 8 ч. утра прискакивает Граббе, который ночевал у брата, с известием, что Гуниб взят штурмом на рассвете!....

Кн. Тарханов, этот храбрый из храбрых, с своею колонною, обманул неприятеля: велел забить в барабаны и кричать «ура» с правой стороны; в тоже мгновение с горы посыпались груды скал и каменьев, а через 1 ч. или 1 1/2 он потихоньку взобрался по неимоверно трудным скалам, посредством веревок, лестниц и крючков, на гору; солдат уже нельзя было остановить. К-р услышал, как за неприятелем в тылу грянуло «ура» и тотчас стал подыматься прямо на завалы. Здесь дело было самое жаркое. В тоже время 3-я колонна карабкалась с левой стороны. Шамиль сам, в глазах кн. Тарханова, бросил свою палатку и бежал в аул, где и заперся с остатками мюридов, семейством и имуществом.

К. Б. тотчас садится верхом, и мы все за ним едем на Гуниб. Чтобы Шамиль как нибудь не убежал, или не был убит, К. Б. обещает 10.000 р. с. тому, кто приведет его живого. Переезжаем через [1058] Кара-Койсу, текущий у подошвы Гуниба; на горе продолжается перестрелка в лесистых покатостях, холмах, около аула, в пещерах и оврагах. Некоторые мюриды скрылись в скалах, и их всюду ищут. Подымаемся в гору. Там и сям лежат обезображенные трупы мюридов; здесь в одиночку, там по два и по три; у некоторых снесено пол-черепа, и весь мозг лежит возле; этот перерублен пополам, у того нет ни головы, ни рук, ни ног; у другого половина тела сгорела, третий соскользнул со скалы и стоит почти на ногах, вперивши глаза прямо в нас и уже весь облепленный мухами. Тут лежит несчастный, умерший в страшных конвульсиях, или другой совершенно раздавленный каменьями. У ручья перевязывают нашего тяжело раненного: у него перерублен череп, все лицо и спина. Весь источник в крови. У первого завала нам объявляют, что Шамиль окружен в ауле. Тут-же лежат в ряд подобранные наши убитые. У стенки перевязывают наших раненных. Все большею частью от шашечных ударов и кинжалов. Стоны раздирающие! Один несчастный, с подвязанною головою, лицом, руками и ногами, как сумасшедший качает головою и ни слова не может выговорить. Раненным дают по 10 р. с. Один из них не протянул даже руки, покачал головою, показал на глубокую рану в груди, со вздохом простонал: — больно! и тут-же умер. Первое впечатление ужасно! Раненный офицер стоял во фрунте, с повязанною головою. Тут-же раздавались кресты и поздравляли юнкеров и офицеров с повышениями в следующие чины. [1059]

Подъезжаем наконец к аулу, от которого отделены глубоким оврагом. Шамиль там! Останавливаемся на лесистом холме. В аул брошено несколько бомб, и кругом стоит на всех холмах, во всех оврагах 8.000 войска. За нами в лесу стоит цепь, потому что мюриды еще рыскают и прячутся по пещерам.

Шамиль присылает своего приближенного Януса, чтобы удостоверится, здесь-ли сам главнокомандующий и вступить в переговоры. Ему ведено передать, чтобы он тотчас сам явился, что его жизнь, семейство и имущество обеспечены и что других условий нет. Шамиль говорит, что его убьют, если не удалят войска. Ему говорят, что этого быть не может. Проходит 1 ч. — Шамиль не выходит. Генералы просят штурмовать аул; но К. Б. говорит, что хоть-бы до завтрого надо дождаться. Вдруг по всей горе грянуло восторженное, дикое «ура» — Шамиль выходит из аула, а за ним человек 60 вооруженных мюридов. На половине дороги мюридов останавливают, и Шамиля ведут одного, однако при оружии. К. Б. жалел старика, крестился и благодарил Бога, что все так благополучно кончилось. Он сидел на скале, с протянутою на стуле ногою; мы все стояли возле, и кругом цепь драгун.

Шагах в 6 остановили Шамиля. Лицо у него прекрасное. Рост мужественный, большая борода; он был в зелёном, и большой белой чалме с хвостом. Лицо было очень бледно, и губы его дрожали, но голос был тверд. Он стал припоминать старое, об том, что Русские его обманывали и что вероятно и теперь убьют. Его успокоивали и говорили, [1060] что неприлично и неосновательно так о Русских отзываться. Торжественно и странно было слышать этот разговор, иногда дерзкий со стороны Шамиля. Имам в наших руках не сон-ли это?! Он заговорил о Турции и об обещании его туда отпустить. — «Я тебя звал к, себе» — сказал ему К. Б. — «и предлагал тебе условия. Ты не поверил, теперь я пришел к тебе, и условий быть не может, а ты можешь только надеяться на милость твоего государя». Потом опять уверил его, что его жизнь и семейство в безопасности.

К. Б. представил ему Тр-кого как своего друга, которому он его поручает и приказал ему ехать вслед за ним в наш лагерь. Тут К. Б. сел верхом и поехал. Шамиль все еще не доверял и присел в ожидании лошади. IIри нем остались Ер-в, Тр-кий, Н-н и я, который хотел видеть до конца, как он доедет до лагеря. Мы тронулись, кругом, впереди и сзади шли драгуны и казаки с вынутыми из чехлов ружьями. Тут же Шамиль сделал намаз (молитву), прощаясь, вероятно, с своею горою. Его окружала в это время цепь. Солнце закатывалось за горою, и картина была хороша. Мы продолжали ехать за Шамилем; у ручья он опять остановился и, подымаясь на нашу гору, снова остановился молиться на целый час.

Между тем уже совершенно стемнело, и к 9. ч. мы въехали в лагерь. Шамиля поместили в палатке, окруженной густою цепью стрелков. Надо было видеть радость, написанную на лицах солдат. Шамиль в клетке! Великий день! Весь восточный Кавказ усмирен, до [1061] Военно-Грузинской дороги; Грузия — в безопасности. Шамиль просит пилава, чаю и пишет письмо, чтобы успокоить семейство, которое завтра будет в наш лагерь. После завтра 27-го, Тр-кий везет Шамиля и Кази-Магому в Петербург. Семейство и имущество останутся в Щуре, впредь до приказания от Государя. К. Б. призывает нас и посылает в Тифлис, чтобы объявить городу великую весть к 30-му.

Маршрут наш пролегает через Южный Дагестан, Кази-Кумухское ханство, Самурскую область и часть Кахетии, на Царские - Колодцы, в Тифлис. Путь интересный, но утомительный, потому что весь верхом, на переменных Татарских клячах, до самой Кахетии.

26-го. Отсылаем Ефима в Грозную, а сами едем совершенно одни, с новым адъютантом А — вым, 3-мя проводниками Татарами и маленьким вьюком на 3-х.

Проезжаем большой аул и крепость Кумух — столицу ханства; закусываем без церемоний у незнакомой гостеприимной майорши; оттуда в Хозрех и в Чирах, поздно ночью. Дождливый день и утомительная дорога по зеленым горам. Чай пьем в крепости: проехали 80 верст и продолжаем.

К утру 27-го проехали через Ричо в Усу, очень изнурены и с большим трудом боролись против сна.

Проводник наш не говорит по Русски и почти ничего не понимает. Край живописный и везде отличная вода. Проезжаем Курах, закусываем у майора и по бесконечному подъему и спуску приходим в Ахты.

Аул утопает в садах чудной долины Самура, пробивающегося [1062] светлою и шумною струею между 2-мя стенами черных скал. Роскошная равнина окружена дикими и разнообразными скалами. Знаменитая крепость, выдержавшая блокаду в 1848 году, стоит верстах в 2-х от аула. Мы совершенно поражены величиною и красотою аула, напоминавшего нам, своими зелеными улицами и изобилием ручьев, предместия Дамаска.

Обедаем у жены воинского начальника Б-ва и продолжаем путь по высоким скалам, залитым серебрянным светом луны, вдоль Самура. Приезжаем в Сумугул, около 12 ч. ночи, насилу пробравшись по самым опасным тропинкам. Отдыхаем до рассвета на гумне.

28-го. Проехали еще 80 верст. Проезжаем Хнов, Борч, по крутейшим черным скалам, вдоль шумных потоков, питаемся кой-чем у Татар и спускаемся с громадной горы Салават в прелестный аул Гейнюк, весь рассыпанный в густых садах, уже в богатой и зеленой равнине Кахетии. Продолжаем ехать всю ночь, через Новый Гейнюк, и к рассвету приезжаем на Дербентскую почтовую дорогу, к Аккобургской станции. Разбиты и изнурены до нельзя.

Проехали от Ахтов 120 вер.; неизбежный спор с грубым старостою. Принуждены сесть в одну перекладную втроем и летим в Тифлис. Везде объявляем о взятии Шамиля. В Кахетии радость неописанная. В 12 ч. приезжаем в Царские Колодцы, прямо к кн. М-ву и обедаем у него. Настоящий праздник радости и веселья; тотчас 101 пушечн. удар и шампанское. Спешим далее и приезжаем в Тифлис к рассвету 30-го числа. Будим коменданта, который тотчас приказывает [1063] разбудить город 101-м пуш. ударом, потом будим разных других генералов и начальников, к которым имели бумаги. Радость и всеобщий восторг. Отдыхаем каких нибудь 3 часа. В 2 ч. обедаем у Д-вых и вечером заезжаем к Экзарху и др. лицам. 31-го завтракаем и обедаем у Gaillaume. Вот вам и пошла старая проза. Вечер проводим у коменданта.

1-го Сентября. Обедаем у Ш-кого и весь день рассказываем всем знакомым то, что я теперь только что намарал на этих 10 листах и, к счастью для моей головы и пальцев, подвожу к концу. Вечером слушаем оперу «Lombardi».

Завтра утр. торжественный въезд К. Б. в Тифлис. Большие приготовления: триумфальные ворота, адресы от имени города и дворянства, приготовления в саду для пышного праздника, иллюминация, вензеля, вероятно зурна, амкары и пр. и пр. все это можно предвидеть. День будет не хуже Наполеонова въезда в Париж.

Гр. А. О.-Д.

Текст воспроизведен по изданию: Частное письмо о взятии Шамиля // Русский архив, № 6. 1869