Состояние турецкого гарнизона в Карсе 1854 года.
Название полков.	Число людей.	Командиры.
1-й Арабистанский пехотный	1.076	Гуссейн-бей
2-й — — — — — –	1,528	Нури-бей
6-й — — — — — –	901	Кадри-бей
2-й Анатолийский пехотный	1.762	Кадри-бей
6-й — — — — — –	1.277	Али-бей
2-й пехотный (редиф)	1.564	Исмаил-бей
1-й пехотный (редиф 2 срока)	2.155	Осман-бей
Батальйон гвардейских стрелков	345	Гуссейн-ага
Сапер (редиф)	188	Хаджи-ага
1-й Арабистанской конницы	490	Гюсни-бей
2-й — — — — –	489	Гассан-бей
Артиллеристов	1.446
Итого	13,221
Полевых орудий 34; орудий на батареях 67; всего орудий 101.
Лагерь при Карсе, 7 ноября.
В. Ф. Виллиамс.

Начальство над сим отрядом на зиму было поручено Керим-паше, при коем оставлен адъютант Виллиамса Тисдель, с приказанием блюсти за исполнением распоряжений своего начальника. Продовольствия имелось в то время в Карсе для людей на полтора месяца, а для лошадей на один. В половине ноября, Виллиамс возвратился в [136] Эрзрум, а вновь-назначенный Шукри-паша прибыл в Карс, где принял от Зариф-Мустафы начальство над анатолийскою армиею; Зарифа же потребовали в Царьград, для предания, по настоянию английского правительства, суду; но с первого приезда Шукри-паши, Виллиамс остался им также недоволен за уклончивость от зависимости, в которой он располагал его держать. Коммиссар жаловался на злоупотребления полковых командиров, покрываемые главным начальником, на нетрезвое поведение многих и на оскорбительное обхождение с присылаемыми из Царяграда молодыми турецкими офицерами, получившими образование в Галатском военном училище. Узнав о заговоре между главными начальниками, — не допускать вмешательства его в хозяйственные распоряжения по войскам, он донес о том Кларендону и Редклифу, требуя отозвания Шукри-паши и предания всех виновных суду и наказанию. Вместе с тем, Виллиамс написал Редклифу длинное письмо, коим упрекал его в равнодушии к пользам службы; ибо он ни разу не отвечал на многочисленные представления его и не понуждал турецкого правительства к доставлению требуемых им предметов снабжения, необходимых для того, чтобы восстановить благоустройство в турецкой армии и не подвергнуться новым бедствиям в предстоящую кампанию. Копия с сего письма [137] была послана Виллиамсом к Кларендону, вследствие чего возродилась переписка между сим последним и Редклифом, который, находя упреки Виллиамса неосновательными, а бумаги его слишком обильными, оправдывался, ссылаясь на недеятельность турецкого правительства, приведенного в расслабленное состояние ³. Однакоже Кларендон не нашел посланника правым в том, что он оставлял без ответа требования Виллиамса, и дал ему это заметить.

Между тем английское правительство, убеждаясь в необходимости увеличить власть своего комиссара, потребовало от султана, чтобы Виллиамсу дано было звание ферик, или дивизионного начальника. Это было исполнено, после чего Турки стали его называть Инглиз-пашою и Виллиамс-пашою. Около того же времени, он был произведен своим правительством, в бригадные генералы. В конце 1854 года, Виллиамс послал из Эрзрума в Топрах-Кале четыре баталиона пехоты, с артиллерией и регулярною кавалериею, для наблюдения за Баязидом, который был в конце осени оставлен нашими войсками, по случаю глубоких снегов, затрудняющих в зимнее время сообщения сего города с Эриванью, [138] чрез Агридагский хребет. Турецкий отряд сей в последствии времени был значительно усилен и занял оставленный нами Баязид. Между тем, в Курдистане, сделалось восстание, под предводительством Эздимир-бея, для усмирения коего были посланы Шукри-пашою, по распоряжению сераскира и без ведома Виллиамса, войска из Топрах-Кале в Серт и Джезире. Виллиамс, встревоженный сею попыткою действовать помимо его, написал о том Стратфорду, прося о смене виновного другим главнокомандующим. Представление его было уважено, и на место Шукри назначен в анатолийскую армию главнокомандующим Васиф-Мегмед-паша, человек старый, кроткий, обладавший независимым состоянием, чрез что обеспечивалось войско от вкоренившегося грабежа.

Васиф, родом из нашей Гурии, селения Чохлати, фамилии Гуджабидзе, был взят в плен Турками на двенадцатом году от рождения и продан на константинопольском рынке известному Решид-паше; находясь у него в услужении, он принял мусульманскую веру и получил первоначальное образование. За услуги Решид-паше, Васиф в непродолжительном времени был произведен в звание капуджи-баши (камергера), и в последствии достиг чина генерал-майора. Решид-паша следил за ним и содействовал к повышению его в течение всей его службы. Его назначили губернатором [139] в Салонику, с производством в чин генерал-лейтенанта. Вскоре получил он более важный пост правителя в Багдаде, а с званием мушира, или полного генерала, в 1849-м году был назначен в Трапезунт для управления областию. В 1852 голу, он командовал частью войск, расположенных в Анатолии, и наконец возведен в звание главнокомандующего анатолийской армией, к коей прибыл в крепость Карс в начале апреля 1855 года.

В длинных инструкциях, данных Васиф-паше при отправлении его из Константинополя, в подробности указаны были все беспорядки, на кои жаловался Виллиамс, с приказанием исправить те, которые были явно обнаружены, и просить у английского генерала объяснения по тем, которые не были изложены удовлетворительным образом; при том ему строго предписывалось во всем руководствоваться советом Виллиамса. С такими наставлениями, при известном бескорыстии и мирном расположении Васиф-паши, нельзя было сомневаться, что он поладит со взыскательным поверенным английского правительства, который, основываясь на новом звании своем ферика турецких войск, еще до приезда Васифа, стал тем более настаивать на исполнении своих требований. Виллиамс видел необходимость преобразовать армию, и не взирая на затруднения совершить [140] такой подвиг в короткое время, не унывал и не переставал действовать с свойственною ему энергиею, без пощады преследуя корыстолюбие и лень, строго в глаза упрекая начальников и даже смещая многих второстепенного звания.

Первым действием Васифа, по приезде к армии, было арестование своего предместника Шукри-паши, вместе с его начальником штаба Гуссейн-пашою, за дурное поведение, равно как за ослушание и дерзости их против английского коммиссара, требовавшего наказания преступных, как он их называл. Оба паши были отправлены в Царьград для предания суду; но Редклиф, уже недовольный Виллиамсом, в официальной бумаге Кларендону жаловался на неуместные к нему выражения коммиссара и находил, что его обращение с Турками не соответствовало дружелюбным отношениям султанского двора к союзным державам. Он писал даже, что поступок Виллиамса была, последствием личности и неоснователен, потому что Шукри-паша, по прежним своим заслугам, пользовался добрыми, именем и расположением генералиссимуса Омер-паши, требовавшего его в Евпаторию. В таком образе мыслей, посол встретил сочувствие между главными сановниками султанского двора, оказавшими то же участие к предместнику Шукри-паши, Зариф-Мустафе паше, которого военный суть оправдал. Сераскир по сему случаю отозвался даже с [141] неудовольствием насчет власти, присвояемой Виллиамсом, говора, что он только что коммиссар английского правительства, но не главнокомандующий армиею, с чем соглашался и Редклиф. Переписка эта, принявшая колкий оборот, служила началом к новым неудовольствиям, позже еще более развившимся между английским посланником и комиссаром; но, не взирая на сие, Виллиамс продолжал действовать с тою же решимостию, и турецкое правительство, побуждаемое английским, начало высылать предметы, потребные для вооружения и снабжения армии. В Анатолии стали набирать рекрут, для укомплектования полков.

Оставаясь в Эрзруме Виллиамс обратил внимание на укрепление оного, где кроме батарей, воздвигнутых в окрестностях, устроен был в нескольких верстах от города, по дороге к Баязиду, укрепленный лагерь при Деве-Боюну. Исполнение сего было поручено, с осени 1854 года, инженер полковнику Каландрелли, родом Италиянцу, находившемуся, как и многие другие иностранные офицеры, волонтером при турецких войсках. Раннею весною 1855 года, Виллиамс лично руководил сими работами, к производству коих побудил жителей Эрзрума, как мусульман, так и Армян. Находившийся при нем выходец Шварценбург, называвший себя полковником бельгийской службы и бароном, был им послан для осмотра и укрепления всего [142] пути до Баязида, в Гассан-Кале Керпи-Кев и Топрах-Кале. ⁴ Так как до Виллиамса доходили слухи о намерении нашем действовать наступательно, то он поспешно послал за войсками, отправленными, как выше было сказано, без его разрешения из Топрах-Кале с Вели-пашою для усмирения Курдистана.

Не с меньшею деятельностию продолжал занятия свои, по устройству военной части в Карсе, адъютант Виллиамса Тисдель, оставленный при Керим-паше. Люди стали получать хорошую пищу и в полках занимались учением. Турки продолжали до конца ноября месяца 1854 года работы на укреплениях, предпринятых ими с начала войны. Им была указана правильная оборона крепости, и артиллерию привели в порядок. Кроме имевшихся в ящиках зарядов, припасено было еще по 400 на орудие; но Виллиамс домогался иметь по 1200 зарядов, в том числе и на крепостные орудия. Из крепости было выслано до 1000 человек вооруженных Карапапахов, как наших, так и турецких подданых, постоянно наполнявших базары. Мера эта, клонившаяся к удержанию порядка в городе, была [143] смелая, потому что жители Карса и области его, мало знакомые с порядком регулярного войска и придерживаясь более обычая, привыкли считать опорой и защитой своею вооруженные племена, их окружающие. Как в течение зимы, Карапапахи занимали с нашей стороны передовые караулы за Арпачаем, то Тисдель, с разрешения Виллиамса, учредил и с своей стороны подобные караулы, которые были поручены заведыванию выходца, называвшего себя генералом Кисти, родом Венгерца, покинувшего отечество свое после смут 1849 года. Он повидимому имел воинские дарования; Турки называли его Исмаил-пашою. Вскоре после того Тисдель получил, чин майора турецких войск.

В течение зимы были присланы в помошь к Виллиамсу, по его требованию, английские офицеры: инженерный полковник Лек (Lake), артиллерии майор Ольфертс и, стрелковых войск капитан Томсон (Thomson). Из них, на смену адъютанта своего, он послал, весной 1855 года в Карс, Лека и Томсона; Ольфертс был отправлен в Баязид. Лек стянул в Карс войска, зимовавшие в окрестных городах и селениях, так что крепость имела под ружьем, готовых к бою, 15 тысяч регулярного войска, за исключением больных, слабых и всех расходов людей. С самой ранней весны, начал он усиленно продолжать работы на укреплениях; в некоторых местах построил деревянные [144] блокгаузы, верки же вооружил крепостными орудиями, присланными из Царяграда. Орудия эти все были медные и восемь из них 27-ми фунтового калибра. В половине мая было уже собрано в Карсе регулярных войск, готовых к бою: пехоты 13.900, конницы 1.500, артиллеристов 1.500, всего до 17.000 человек, что могло составлять на провианте до 22.000 человек. В то же время был послан Васиф-пашой приказ к войскам, находившимся в Моссуле под начальством Мегемет-паши, а в Диарбекире — под начальством Мустафы-паши, немедленно следовать к Эрзруму.

Госпитали также получили хорошее устройство под руководством доктора Сандвита (Sandwith), приехавшего к армии с Виллиамсом. Они были богато снабжены вещами и медикаментами; при них состояло более восьмидесяти лекарей и фельдшеров, большею частию из иностранцев.

Анатолийская армия не предназначалась для наступательных действий. Предполагалось только оборонять ею Карс и всю границу до Баязида, для прикрытия Эрзрума. В сих видах, Турки должны были особенно заботиться о снабжении Карса достаточным продовольствием. Хлеб можно было приобресть покупкой; но главные затруднения состояли в доставке оного. По сему, в поенном министерстве, предположено было составить постоянный подвижной траспорт из 25-ти тысяч вьючных [145] лошадей, которых хотели собрать во всей Анатолии в роде повинности, полагая по одной лошади с 45 домов. С каждых же 135-ти домов назначено было вызвать по одному человеку для присмотра за тремя лошадьми. Люди и лошади должны были оставаться на службе до окончания войны, после чего распускались по домам, с уплатой хозяевам за всякую утрату или ущерб, могущие оказаться в их лошадях. Распоряжение об исполнении сего было прислано из Царяграда в Эрзрум.

Такое сложное средство не могло бы иметь успеха в самом благоустроенном государстве; тем менее в Турции, где корыстолюбие властей и чиновников развито в высшей степени. Виллиамс, узнав о сем предположении, немедленно писал Кларендону, прося его не допускать подобной меры, во избежание неминуемого при исполнении оной грабежа со стороны местных начальников и представляя о трудности прокормить такое большое количество лошадей и скота, когда и самые войска нуждались в продовольствии. Он просил разрешения нанять 5.000 верблюдов и 2.000 лошаков для подвоза в Карс продовольствия, с помощью местных обывательских арб; но, повидимому, представление его в сем случае не было уважено, потому что часть лошадей была собрана с жителей Анатолии; провиант также собирали и свозили из отдаленных частей сей области. Между тем наступила поздняя осень; [146] снега покрывала Соганлугские горы, и потому успели сделать довольно значительные склады только по пути от Эрзрума к Карсу, в селе Энги-Кев и в окрест-лежащих деревнях. В местечке Бардус, где также был учрежден склад, построены были удобные пекарни, при коих занимались изготовлением сухарей трапезунтские Греки, исключительно применившиеся к сему роду занятий.

В Карс не могли уже перевезти много провианта; те из прислужников нового транспорта, которые не успевали скрыться побегом, попадая в Карс, оттуда уже не возвращались. Лишившись лошадей, они были назначены к разным занятиям при осажденном гарнизоне и, частью, были даже записаны в число обороняющих крепость. Вознаграждения же за отобранных лошадей жители никакого не получили. Виллиамс, страшась последствий равнодушия, медленности и корыстолюбия турецких начальников, не находил много способа удовлетворить главной потребности — снабжения Карса продовольствием, как взять все дело в собственные руки, и потому просил Редклифа об исходатайствовании ему сколь можно поспешнее от турецкого правительства звания интенданта турецкой армии, с положительным приказанием местным властям повиноваться ему в сем отношении; но и это представление его осталось, повидимому, без разрешения. Однако он отчасти достиг цели своей, чрез прибывшего нового [147] главнокомандующего, Васиф-пашу, который, во всем повинуясь Виллиамсу, разрешил ему надзор в Эрзруме за покупкой и отправлением провианта к Карсу.

Тут Виллиамс оказал необыкновенную деятельность. В последних числах января 1854 года, имелось в Карсе продовольствия для тогдашнего гарнизона только на пятьдесят дней; в начале апреля 1855 оставалось хлеба только на пятнадцать дней. Бывший тогда правителем в Карсе, Серри-паша, замеченный в неправильном употреблении сумм, вверенных ему для закупки хлеба, был остановлен в действиях своих Виллиамсом. Сам Виллиамс, не щадя трудов, входил во все подробности найма у жителей вьючного скота, в чем ему преимущественно помогал часто выхваляемый им начальник артиллерии Тагир-паша, воспитанный в Вуличе, и помощник его Ибрагим-Бей, родом Пруссак. Виллиамс навял даже персидских, так-называемых чарвадаров (какие и у нас нанимались для возки провианта), уговорив их на время сложить товары, обыкновенно перевозимые ими для торговых домов из Тавриза в Трапезунт и обратно. Сперва он отправил их в Карс с разными предметами снабжения для войск, доставленными наконец из Царяграда по его настоятельным требованиям; после же подрядил их, при пособии местных средств, перевозить в Карс сложенный в [148] течение зимы в селе Энги-Кев хлеб. Сия операция не могла начаться прежде конца апреля месяца, а потому хотя всего заготовленного хлеба ко времени открытия военных действий нельзя было перевезти, но за всем тем к концу мая имелось уже в Карсе четырехмесячное продовольствие тогдашнего гарнизона. Но как с этого времени гарнизон ежедневно усиливался вновь собиравшимися войсками, то по мере умножения войск сокращались средства продовольствия.

Турецкое правительство, повидимому, не столько заботилось о происходившем в Азии, как о событиях, совершавшихся в то время вблизи Царя-града. Виллиамс просила, о присылке артиллеристов для прислуги у орудий, что было исполнено; но когда он однажды представил о последствиях неудач, могущих встретиться, если не будут присланы значительные силы для удержания Малой Азии, то предают этот был передан Редклифом на обсуждение в Порту, которая отвечала, что сераскир написал о сем Омер-паше, поручая ему спросить о тома, мнение обоих главнокомандующих союзных войск, и что в сем отношении поступлено будет согласно с отзывом их. Казалось, в самом деле, что союзники, исключительно занятые осадой Севастополя, обращали тогда мало внимания на военные действия в Малой Азии. Странно, что такой важный для Англичан вопрос был возбужден столь [149] поздно, и сие не может иначе объясняться, как недостатком средств для противодействия в той стороне успехам нашего оружия, до окончания озабочивавшей их осады Севастополя.

Турки опасались нового поражения. Доказательством тревоживших их в то время страхов может служить следующий случай. Едва узнав о намерении генерала Муравьева двинуться за-границу, Виллиамс выехал из Эрзрума и прибыл в Карс 27 мая. На пути своем, в селение Деве-Боюну, получил он от мушира Васиф-паши письмо из Карса, с предложением оставить оный и ограничиться обороной Эрзрума. Виллиамс ускорил свой путь, и по приезде в Карс всячески убеждал слабого Васифа укрепиться духом и устранить мысль об оставлении такого важного пункта и крепости, для вооружения и обороны коей было уже приложено столько забот. Он немедленно осмотрел все укрепления и посты, и убедил жителей присоединить из среды своей к защитникам Карса 800 вооруженных граждан, которые тогда же заняли на укреплениях назначенные им места, вместе с регулярными войсками. Последние старания его в это время, об усилении запершейся армии, обратились в Батум к Мустафе-паше, которого он просил направить к нему 5.000 человек через Ардеган; но Виллиамсу неизвестны были местность и обстоятельства того края. Вели-паше, занимавшему тогда Баязид, [150] предписал он чрез мушира быть в готовности двинуться по первому приказанию; требовал от начальников соседственных областей присылки Лазов, баши-бузуков, и город стал наполняться разновременно-приходящими партиями конных и пеших вооруженных людей.

К сожалению, не имеется в английских бумагах полного расписания анатолийской армии, с названием частей и их начальников; почему остается единственным руководством в сем случае вышепоказанная неполная таблица о войсках, остававшихся на зиму в карсском гарнизоне. В этом росписании видны три рода войск: полки Арабистана, Анатолии и так-называемый редиф. Сверх того было еще три стрелковых батальйона, из коих один султанской гвардии. Регулярная пехота анатолийской армии выучена была по французскому уставу. Она делилась на три дивизии: одна состояла из арабистанских полков, служивших опорой всей армии; войско сие храбро сражалось при Кюрюк-Дере. Арабистанцы, совершенно отличающиеся видом, нравом и языком от Турок, которыми они пренебрегают, привычны к терпению, воздержанию, трудам и повиновению; оружие у них всегда в порядке. Другая дивизия, анатолийская, уступала первой во многих отношениях; люди были вялы и менее способны к делу; между ними более всего оказывалось побегов. Третья часть, составлявшая [151] резерв, была сформирована из отпускных солдат и всех менее имела устройства и порядка. Гвардейский батальйон отличался видом, одеждой и военным образованием. Стрелковые батальйоны были вооружены новыми французскими штуцерами со стержнем (a tige); в состав их преимущественно набирались жители горной части страны, лежащей на юг от Смирны, где они с малолетства занимаются стрельбою; оружие их всегда содержалось в отличном порядке. В кавалерийских полках Арабистана и Анатолии были те же оттенки, как и в пехоте. Артиллерийская прислуга была в особенности хорошо обучена и в исправности.

Остальные войска карсского гарнизона состояли из конных баши-бузуков и Курдов, всегда уступавших нашей кавалерии, и из пеших Лазов, жителей гор, прилегающих к морю и окружающих Трапезунт. Свирепое и бесстрашное племя сие, с древних времен известное по своей храбрости и наклонности к добыче, составляло массу ратников надежных для боя, но не всегда покорных властям, но привычке к независимости, коею они пользовались в недоступных горах своих. Между всадниками встречались Негры и Абиссинцы; слышно было, что в гарнизоне Карса находилась на первых порах также одна сотня Друзов с Ливанской горы. Наконец сами жители оберегали стены своего города. [152]

Из лучших людей между начальниками были: Керим-паша, командовавший арабистанскою дивизией, Турок прежнего времени, как он сам себя называл, старец скромный, испытанный в боях, хотя без образования, но пользовавшийся всеобщим уважением и любовью своих подчиненных, называвших его Баба-Керим, что значит «дедушка Керим». Один из бригадных командиров, Гуссейн-паша, был замечателен по своей храбрости, быстроте и любознательности; родом он был Черкес, племени Убых, обитающего в соседстве Абхазии. Хаджи-Темур-ага, начальник иррегулярной конницы, пользовался особенным уважением в войске и на своей родине между Малатией и Диар-бекиром, где обладал большими родовыми имениями и считался между первыми аристократами. Он был гостеприимен, любил пышность, и окружал себя многочисленною толпой роскошно-убранных слуг, что придавало ему много веса; его часто видали в перестрелках и узнавали по пышной одежде и богатой конской сбруе. Одно присутствие сего храброго и ловкого вельможи привлекало под знамена его тысячи удальцов, любителей привольной жизни на коне. Ему турецкое правительство обязано поражением Курдов, зимой, близь Джезира, Между Лазами известен был один из начальников их Али-бей. Среди знаменитостей карсского гарнизона считался также Гешим-Оглу, бывший [153] житель нашей Борчалинской дистанции, некогда бежавший к Горкам и в прошедшую войну получивший у них штаб-офицерский чин. Он принадлежал к числу разбойников, известных по отваге, расторопности и знанию местности, и долгое время был грозой для наших пограничных жителей Закавказского края. В быстрых набегах своих, он являлся в границах наших и в тылу войск, где безнаказанно грабил и увозил пленных, но с именем его, известным по всей Грузии, соединялось и понятие о разбойнических доблестях — верности в слове и в дружбе, как они воспеваются в народных песнях о витязях старого времени. Гешим-Оглу был драгоценен для Турок по родственным всякого рода сношениям, которые он имел с нашими Татарами. К радости и успокоению наших подданных, он был убит на приступе Карса.

Войско, собравшееся для обороны Карса, находилось весною в добром расположении духа и готовым принять бой в стенах. Оно было сыто и видело попечение о нем начальства. Азиятец ближе к природе чем Европеец и более его уподобляется в материальной жизни животному. Он угасает, замирает в зимнюю стужу, и получает новую жизнь с возвращением теплых дней и с возрождением природы. Те же Турки, те же баши-бузуки и Курды, коих существование увядало в течении [154] зимы, являлись с новыми силами, на свежих конях и с новыми надеждами, при появлении подножного корма. Но люди эти, по природе своей любящие простор, не могли бы нести трудной службы, предстоявшей им в тесном Карсе, еслибы их к тому не подготовили неусыпны и заботы Виллиамса.

Возродить разрушавшуюся анатолийскую армию было дело доступное, но довести ее до степени благоустройства европейской армии было дело невозможное. Виллиамс был поражен, равнодушием правительства и корыстолюбием начальников, с которыми должен был иметь сношения. Он видел, в чем заключается главное зло, препятствовавшее всякому усовершенствованию. Для устранения такой заразы, он не щадил трудов своих, и как человек с твердою волею, проникнутый важностью своих обязанностей, бился сначала один, без помощников, среди массы людей иноверных, помышлявших единственно об обогащении себя, касаясь самой чувствительной их струны, корысти. Он не устрашался борьбы даже с могущественным Редклифом, и с успехом подвинулся к предназначенной дели. Его требования и взыскания были непомерны; но еслиб он ограничил их, то и не достиг бы и той степени благоустройства, до которой доведено было войско к началу кампании 1855-го года. Прямота действий его доставила ему надлежащий [155] вес в войске и в народе. Начальники боялись его, нижние чины уважали и доверяли ему. Влиянием, им приобретенным, все действия анатолийской армии подчинились английскому правительству, ревновавшему об исключительном владычестве на азийском театре войны.

При открытии военных действий, числительность анатолийской армии находилась в следующем состоянии: в Карсе было, в начале июня 1855 года, на провианте до 28 тысяч человек разного оружия. Число сие скоро возрасло до 33 тысяч, более чего в Карсе не было во все время кампании. Баязидский отряд, под начальством Вели-паши, состоял из 7 тыс. регулярного войска, при 22 орудиях. Число иррегулярных войск при них часто изменялось и доходило от 5 до 10 тысяч. Отряд сей занял позицию свою, в укрепленном лагере, при армянском монастыре Сурб-Оганессе, или Учь-Килисе, что на восточном Евфрате, пониже Баязида. В Эрзруме находилось тогда несколько тысяч человека, всякого оружия: но туда стягивались войска из Моссула и Диарбекира.

---

Комментарии

1. О положении Анатолийской армии в конце 1854 года и в 1855 году сообщаются разные подробности в переписке, происходившей между английским правительством и лицами, посланными для наблюдения за действиями Турок. Официальные бумаги сии, занимательные по содержанию, были представлены в обе палаты парламента и напечатаны в виде сборника в Лондоне, в начале 1856 года. Сведения из них, здесь почерпнутые, дополнены другими из записок английских офицеров, участвовавших в карсской кампании, и обстоятельствами, соделавшимися в то время известными самому писателю. За всем тем, сей очерк не везде представляет одинаковую полноту; об иных предметах упоминается слегка, о других же говорится с большею подробностью; но сего нельзя было избежать, как потому, что Англичане в переписке своей преимущественно касались обстоятельств ближе их занимавших, так и по затруднениям препятствующим полному дознанию происходящего в неприятельском войске. Не менее того, сведения сии передаются здесь в том виде и порядке, в каком их можно было собрать, в том предположении, что и частности могут служить к объяснению предметов, мало доступных в полном объеме.

2. Спустя довольно времени после того как Редклиф уведомил Виллиамса о назначении Исмаил-паши главнокомандующим, Виллиамс писал Кларендону, что по дошедшим до него известиям, глазная болезнь вовсе не угрожала зрению Исмаил-паши, а служила только предлогом для избежания предстоявших ему в течении зимы трудов в Малой Азии, и что в таким случае, с прибытием его весною к армии, он никак не должен был надеяться найдти ее готовою к, военным действиям. Виллиамс не желал назначения Исмаил-паши, и, в намерении отклонить оное, сообщил Кларендону четыре приказа, посланные новым главнокомандующим к армии еще из Царяграда. По 1-му приказу, желтую выпушку на мундирах Анатолийской армии должно было заменить красною: 2-м предписывалось офицерам носить черные галстуки; 3-м требовалось, чтобы кисть феса свешивалась на левое ухо; 4-м воспрещалось офицерам мыться в бане вместе с нижними чинами. Четыре распоряжения сии указывают довольно странное направление, господствовавшее в те тяжкие для Турции времена между начальниками, коим вверялось преобразование войск.

3. Положение свое в сем случае он, между прочим, сравнивал с положением человека, приведшего лошадь к водопою, но неимеющего возможности принудит ее напиться.

4. В последствии времени, Шварценбергу поручено было заняться устройством кавалерии, и в помощь ему дан был выходец, именовавший себя Ташлар-бей и майором и получивший по сему чин полковника в турецкой службе. Находились в турецкой армии и другие иностранные офицеры, в числе коих было много Поляков.

Текст воспроизведен по изданию: Записки генерал-адьютанта Муравьева // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 156. № 622. 1862

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.