ЛОВЕНЕЦКИЙ В.

ШЕНШИРЕКСКОЕ ДЕЛО

Близ селения Оглы, в Северном Дагестане, с 29-го июля по 30-е августа 1857 г.

(Рассказ старого ширванца).

В доме полковника З* собралось нас несколько человек. Полковник З*, как старый ширванец, бывший в бесчисленных делах с горцами, человек не лишенный природного юмора, как кавказец любивший поговорить, был очень интересен для молодежи, еще не слыхавшей свиста пуль, не коптившейся в пороховом дыму. «Константин Иванович, расскажите нам что-нибудь из вашей походной и боевой жизни» — стала к нему приставать молодежь.

Полковник не заставил себя упрашивать. Он начал рассказ так:

— «Знаете ли, господа, или слышали вы, где находится селение Оглы?»

— «А шут его ведает, почем мы знаем! вы вот расскажите, тогда мы и узнаем», — закричали несколько голосов.

— «Ну, так прошу внимания».

«Селение Оглы лежит в Северном Дагестане, в Кутишинском округе, по дороге к укреплению Аймаки, верстах в сорока от укрепления (ныне города) Темир-Хан-Шуры и верстах в двадцати от Большого Дженгутая, так сказать столицы бывшего Мехтулинского Ханства. В этом селении, то есть в Оглах, я стоял в июле 1857 года со второй и третьей ротами и со взводом стрелков нашего славного Ширванского полка, или с «графцами», как нас называли.

«В ночь с 29-го на 30 июля, часа за четыре до рассвета, часовыми нашими было услышано несколько выстрелов со сторожевых башен, выстроенных почти на всех высотах Мехтулинского Ханства, для наблюдения за неприятелем. Выстрелы эти были знаком тревоги, и значили: неприятель показался в наших пределах. Две роты и взвод стрелков Ширванского Его Высочества Николая Константиновича полка, расположенные в с. Оглах, мгновенно выстроившись, тихо и в порядке двинулись к высотам, идущим от араканского спуска. Темнота ночи препятствовала нам оглядеться на местность, и мы, почти ощупью, подвигались вперед; [140] но проводники, хорошо знакомые со всеми горными тропинками, вели нас не останавливаясь. Волнистое и перерезанное оврагами местоположение много препятствовало движению, так что мы едва, и то в некоторых местах, могли идти по полувзводно и беспрестанно должны были свертывать и развертывать наш фронт.

«Не нарушая тишины ночи даже и ударом штыка о штык, прошли мы по направлению к горам более пяти верст, совершенно не зная: где и в каком расстоянии от нас неприятель и сколько его? Подвигаясь вперед, мы, менее чем после часового марша, подошли в прямоугольном направлении к последней башне, где и имели не более пятиминутного отдыха; между тем, милиционеры наши, разъезжая вправо и влево, старались открыть неприятеля, как вдруг, среди полной тишины, вновь повторившиеся выстрелы и крик с башни открыли нам направления врагов... Быстро начали мы подниматься на крутизны, чтобы, заняв высоты, не дать мюридам обойти нас с флангов; пройдя еще около двух верст, мы стали замечать чернеющиеся толпы неприятеля, занимавшего одну из высот хребта; стрелки наши, открыв огонь, поднялись на высоту, а вслед за ними наша вторая рота, оставив за собой в прикрытии третью роту, с криком «ура» и с барабанным боем, ударила на врага, не выдержавшего и первых наших выстрелов. Без всякой почти потери (Один стрелок был ранен в руку.) заняли мы оставленную горцами позицию; третья рота, бывшая в резерве, присоединилась к нам, и мы, не прерывая огня, продолжали преследовать отступающего неприятеля, осыпавшего нас градом пуль. Преследование наше продолжалось, на расстоянии около четырех или пяти верст, по крутым откосам хребта, так что мы беспрестанно должны были, спускаясь с высот в овраги, вновь подниматься на крутизну гор, под неприятельскими выстрелами. Продолжая преследовать, мы вышли на всхолмленную покатость хребта, и перед нами вправо открылась крутизна, образовывавшая правый бок оврага, идущего на восток от араканского спуска; в зияющей пропасти его мы заметили толпы, которые медленно двигались длинной вереницей к подъему спуска. Кто были эти тени, мы не могли знать; только брызгавшие искры от ударов стали в кремень, указывали нам движение масс и большую их численность, то скрывавшуюся в изгибах пропасти, то вновь появлявшуюся в виде фосфорических огоньков. Не оставляя преследования находившегося впереди нас неприятеля, мы старались толпам, [141] подвигавшимся в овраге, отрезать дорогу к спуску и довольно быстро шли вперед. Наконец близкий рассвет позволил нам разглядеть положение неприятеля: впереди нас, около двух тысяч отборных всадников старались задерживать наше движение, дабы дать возможность, подвигавшимся вправо от нас в полугоре, мюридам, прогнать отобранную ими баранту из Дженгутая, к спуску прежде нас. Заметив малочисленность нашу, они упорнее начали отступать; но, несмотря на чудеса отваги, выказанной храбрецами, для солдат наших, бывших в прошлую кампанию в делах под Баш-Кадыкляром, на чингильских высотах и при Керпи-Кеве, было легким и мгновенным делом заставить горцев показать нам подковы коней своих, так что мы почти на хвостах скакунов их гнали, видимо опережая неприятеля находившегося в овраге.

«Хищники, видя невозможность задержать нас, заняли высоты спуска и, на половину спешившись, открыли по нам сильный огонь; но роты наши, под градом пуль, заняли высоты и обратили в бегство лихих наездников. Положение горцев, гнавших баранту в овраге, стадо критическим: преследуемые (Драгуны и милиция мехтулинского хана, расположенные в селении Дженгутае, прибыли уже тогда, когда почти всё было кончено ширванцами.) сзади драгунами и милиционерами Ибрагим-хана Мехтулинского, они должны были пройти под огнем выстроившихся на высоте рот, и, не думая уже о добыче, старались только спасти или дорого продать жизнь свою; но, вероятно, муллы их не усердно совершали намазы: в эту роковую для многих из них ночь отступление их совершалось медленно, при неумолкаемом огне. В этот момент открылась истинно-великолепная картина: первые лучи восходящего солнца, заиграв на штыках, озарили местность и выказали всю удаль русского молодечества: теснимые сзади мюриды быстро поднимались к подъему спуска и гибли здесь под перекрестным огнем ширванцев. Впрочем, должно сказать, что отступление неприятеля не лишено было некоторого порядка: конница, прикрывая пехоту, прошла с нею до половины подъема, и вдруг с гиком ударила на нашу 2-ю роту, пехота же, поднявшись вслед за конницей, дав залп из ружей, бросилась на 3-ю роту. Рукопашный бой закипел со всем ожесточением. Между тем, 2-я рота, успев рассеять конных, бросилась на выручку 3-й роты и дело приняло новый вид: это был уже не бой, не отступление, а бегство; горцы дрались на кинжалах в одиночку, попарно и [142] кучками. Мюриды гибли, но не просили пощады, да ее и не было — подоспевшие милиционеры и драгуны, врезываясь в ряды их, рубили направо и налево, и шашки их дымились вражьей кровью. О разгуле и пире нашего штыка нечего и говорить — свидетели тому трупы, легшие на высотах араканского спуска!..

«Потеря, понесенная нами в этом деле, была слишком незначительна против неприятельской: мы потеряли несколько человек убитыми и ранеными из милиции; из строя же у нас несмотря на семичасовую перестрелку, выбыло сильно ранеными семь и контуженными 10 человек, тогда как неприятель оставил на поле боя 250 трупов, не считая раненых и убитых, которых горцы по обычаю уносят, 80 человек пленными и всю отогнанную баранту. В деле участвовали два наиба, под предводительством Ибрагима Араканского, а численность сборища простиралась до 3,500 человек.

«Все дело со стороны нашей пехоты ведено было Ширванского полка храбрым майором Зофиропуло и личной и испытанной храбростью наших ротных командиров.

«Описав, как очевидец и участник, весь ход этого дела я не могу умолчать о подвигах некоторых из наших молодцов-солдат. Я помню от начала до конца всю картину боя и некоторые черты резко остались в моей памяти.

«В тот момент, когда 3-я рота была окружена толпой отчаянных мюридов, майор Зофиропуло (Ныне полковник, начальник стрелков 83-го пехотного Самурского полка.), находясь в голове колонны, был отрезан от роты, несколько выстрелов было сделано по нем и занесено несколько кинжалов; но судьба видимо берегла его: рядовой третьей роты Дмитриев бросился к любимому начальнику; выстрелом положил одного из горцев, и заслонив майора грудью вызвал на бой мюридов. Один из удальцов налетел на него, но был в мгновение ока заколот; тогда Дмитриев с криком «держись транянки» и обернув ружье прикладом, начал сыпать удары направо и налево. Многочисленность врагов не пугала храбреца: он долго защищался и нападал, пока не упал обессиленный от двух ран, нанесенных ему кинжалами в левое плечо и в живот.

«2-й роты рядовой Горнищенко, выйдя из первых с князем Вачнадзе (командиром роты) на высоту подъема, выстрелом положил одного горца и, мужественно бросившись вперед примером своим увлек за собой товарищей. Заколов двоих из пеших [143] горцев, он ласково поглаживал свой штык, приговаривая: «не нужно чистить: бусурманская кровь смыла ржавчину с голубчика».

«Занимательнее же всего показался мне рассказ рядового Дудникова, когда я спросил его: как это он попал под мюрида? — «Видно линия такая вышла», говорил Дудников. «На меня бросилось двое; на бритой голове одного я разрядил свое ружье и только хотел пощекотать другого, да труслив, верно, был: увернулся бестия и бух на колени; я думал пардону просить, а он хвать меня за ноги, да под себя, и норовит вынуть кинжал... Да и я не промах: схватил его за руки, да и держу; наших поблизости никого не было; ну, думаю себе, пропал я, а он, детина здоровый, уже совсем было дошел меня, да благо подвернулся тут Александро Михайлович... Как даст ему штыком под ребра, так бритоголовый только крикнул «Алла!..» да и выпучил на меня свои зенки»!

«По окончании дела, приятно было видеть наших солдат, когда они, забирая пленных, подавали раненым воду и перевязывали их раны. В числе их находился почти ребенок, мальчик лет четырнадцати или пятнадцати, красавец собою; к нему подошел рядовой Кисленко, и, подавая ему сумки, с найденными в них яблоками, грушами и чуреками, спросил его: «Не твои ли, голубчик? на, возьми, да помяни своих покойников-то»!..

«На третий день после дела, к нам приехал с четырьмя сотнями милиции командир полка, князь Сергей Илларионович Васильчиков: с ним мы ходили на рекогносцировку араканского спуска. Князь благодарил нас за наш подвиг. Вот точные слова его благодарности: «Слава дела вашего отразится на весь полк и подвиг ваш займет не последнюю страницу в летописях здешней войны»! Его сиятельство подарил из своих денег по 200 рублей серебром на каждую роту. Громкое «ура» и «покорнейше благодарим» были ответом на слова и подарок любимого нами начальника.

«На возвратном пути, князь заезжал в укрепление Аймаки, чтобы видеть наших раненых; с отеческой заботливостью он расспрашивал о положении их и, отъезжая, подарил каждому из них по 5 рублей серебром».

«Князь Васильчиков особенное внимание обратил на рядового Дмитриева; он посещал его раза два-три в неделю в лазарете, произвел его за молодецкий подвиг в унтер-офицеры, а командующий войсками в прикаспийском крае, князь Орбелиани, прислал ему знак отличия военного ордена св. Великомученика Георгия. Но [144] не перенес старый солдат-молодец лихого удара кинжала мюрида: сначала он было поправился, стал ходить, был на месте, где лихо дрались ширванцы, но вскоре потом заболел и умер. Мир праху твоему, старый служивый! Вечная память тебе, исполнившему свято свой долг и присягу!

«Когда было получено известие в Темир-Хан-Шуре о молодецком деле ширванцев, то со всех батарей укрепления, по приказанию князя Орбелиани, была произведена салютационная пальба из орудий, эхо которых разнесло далеко по горам торжественную весть о победе.

______________________

29-го июля 1871 года исполнилось четырнадцать лет со времени этого знаменательного события. Из нижних чинов, участвовавших в деле, нет никого; остались только иные из офицеров, которые порой, в минуту душевной, откровенной беседы, вспоминают о славном, молодецком деле 2-й и 3-й рот нашего старого боевого полка. И тут-то стоит послушать их красноречивый рассказ о том, что делалось в незабвенный для них день 29-го июля. Дабы не предать забвению доблесть 2-й и 3-й рот Ширванского Его Высочества полка, я передаю печати рассказ старого ширванца в том самом виде, в каком он мне передан очевидцем лихого семичасового шенширекского боя. Пусть в памяти нашей армии не умрет шенширекское дело. Пусть старики-ширванцы, возвратившиеся к родному очагу, если встретят этот рассказ, увидят, что служба их не позабыта, что имена рядовых Горященки, Кисленки, Дудникова, Дмитриева будут передаваться памяти новых солдат-новобранцев. Пусть последние, полные силы, почерпнут отсюда пример на будущее, сами будут похожи на Дмитриева, Кисленку, Дудникова, Горященку, именами которых гордится наша славная, сердечная кавказская армия.

Командир 2-й роты 84-го пехотного Ширванского Его Высочества полка, капитан Владимир Ловенецкий.

Ур. Дешлагар.

Текст воспроизведен по изданию: Шенширекское дело близ селения Оглы, в северном Дагестане, с 29-го июля по 30-е августа 1857 г. (Рассказ старого ширванца) // Военный сборник, № 9. 1871