1804-1873.

IV. ¹

Из предшествовавшей главы мы видели, что последними действиями Н. И. Евдокимова русская власть окончательно утвердилась на значительной части плоскости большой Чечни. Что касается малой Чечни, то там все пространство между Сунжею и предгориями давно уже было в наших руках; но небольшая часть жителей, не пожелавшая остаться в расположенных на плоскости покорных аулах, ушла на передовые уступы Черных гор, в речные ущелья, и тут в местах малодоступных основала новые поселки, куда укрывались и беглецы из мирных обществ, преследуемые за разные преступления. Таким образом, в этих притонах скопилось население из самых враждебных нам элементов, отличавшееся своею воинственностию. Шамиль очень дорожил этими людьми, как надежною преградою на пути движений наших в горы, как джигитами, всегда готовыми тревожить нашу кавказскую линию; ближайшим в ним аргунским обществам он приказал, в случае опасности, немедленно оказывать им помощь.

Николай Иванович, держась своей постоянной системы: не увлекаться вперед, не обеспечив своего тыла и флангов, и предвидя, что вышепомянутые удальцы могут сильно навредить [358] нам при имевшемся в виду овладении Черными горами, решился, во что бы то ни стало, истребить их гнездо, а вместе с тем и ближе ознакомиться с занимаемым ими участком нагорного пространства, которое в недалеком будущем могло сделаться театром еще более сериозных действий.

Около середины октября 1857 г. он исподволь стянул отдельные части своих войск в кр. Грозную, Бердыкель и к аулам: большой Чечен и Алхан-Юрт, и стал распускать слухи о намерении своем двинуться на р. Басс (т. е. в совершенно противоположную сторону от намеченного пункта). Неприятель вдался в обман и стянул туда все свои силы, оставив прочие места почти без наблюдения; а тем временем войска наши, выступив из мест своего расположения, ночью на 19 октября, к рассвету уже соединились на переправе через р. Гойту, под общим названием Гойтенского отряда (10 1/2 баталионов, 22 сотни казаков и милиции, при 26-ти орудиях). Благодаря отвлечению горцев в другую сторону, отряд этот беспрепятственно дошел до Гойтенского ущелья, у самого входа в которое открылись враждебные аулы, густою цепью покрывавшие все нагорное пространство между рр. Мартаном и Энгеликом.

Ключем в обладанию всею окрестною местностию являлся аул Чижногой, на который Н. И. Евдокимов и повел (20 октября) главную атаку двумя колоннами, под предводительством генерал-маиоров: Мищенко и Кемпферта. Давно уже войскам нашим не приходилось встречать такого сопротивления, какое ожидало их здесь: абреки, настигнутые в своем мнимо-недоступном убежище, дрались как исступленные; выбиваемые из аулов, они не отступали, но, сплотившись, снова бросались в шашки и гибли на штыках. Вопреки их отчаянной храбрости наши солдаты неудержимо стремились вперед, овладели аулом Чижногой и добрались до самого хребта лежащей за ним высоты, где Н. И. Евдокимов остановил их, приказал занять позицию и укрепиться. Под сильным перекрестным огнем неприятеля устроено было несколько завалов и редут; много аулов было предано пламени; перестрелка продолжалась до позднего вечера.

Бой 20 октября хотя стоил нам не дешево (более 100 чел. [359] выбыло из строя), но за то он сильно озадачил противников и решил судьбу непокорного населения, гнездившегося между Аргуном и Мартаном. Успех сего дня послужил основою для последующей удачности действий наших в этом периоде экспедиции.

Следующие три дня были посвящены истреблению враждебных аулов и рекогносцировкам окрестной местности, при чем упавшие духом чеченцы почти не оказывали нам сопротивления мало-мальски энергического. Тогда Н. И. Евдокимов, покончив с передовым горным пространством между Мартаном и Гойтою, решился сделать то-же самое и на соседнем восточном участке, вплоть до Воздвиженской и, вместе с тем, осмотреть местность, для проложения прямого пути от названной крепости до мартановского ущелья, по самым подошвам Черных гор.

С 23 по 26 октября войска занимались рубкою леса между рр. Гойтою и Энгеликом, устройством переправ, рекогносцировками и т. п. Шамиль, встревоженный нашими последними действиями в горах Малой Чечни, послал на помощь местным жителям несколько тысяч тавлинцев с 2-мя орудиями, под начальством сына своего, Джемал-Эдина; но последний, вероятно убедившись в бесполезности всякого сериозного сопротивления, не пошел далее верховьев ущелья реки Гойты, ограничивался наблюдением за нами и легкою перестрелкою с дальнего расстояния.

Между тем, Н. И. Евдокимов, добравшись до Энгелика, стал распоряжаться там так же, как на Гойте и Мартане, не смотря на то, что неприятель успел собрать против него довольно крупные скопища. Благодаря искусному развлечению сил и внимания горцев, энгеликские аулы были заняты нами почти беспрепятственно и преданы пламени. Неприятель так упал духом, что даже не преследовал наших войск во время их отступления в отрядный лагерь, расположенный у разрушенного аула Устархана (на Гойте). Столь же спокойно прошел отряд и в кр. Воздвиженскую (28 числа), прямою дорогою по подошвам гор, где местность представляла чеченцам все удобства для нанесения нам вреда.

Князь Барятинский, получив донесение об одержанных [360] Евдокимовым успехах, приветствовал его следующим письмом:

«Поспешаю, почтеннейший Николай Иванович, душевно благодарить вас за блестящее начало ваших зимних действий и посылаю вам при сем добрую горсть георгиевских крестов, для возложения их на достойнейших из ваших сотрудников; благодарите также всех от меня участвовавших в прекрасных делах в Малой Чечне, и в особенности благодарю генералов Кемпферта и Мищенко; вас же, любезный Николай Иванович, обнимаю сердечно, и уверен, что действия ваши в Аухе, о которых донесение ожидаю с величайшим нетерпением, будут также увенчаны полным успехом ².

Хотя в Малой Чечне оставалось еще не мало работы, но необходимость подать руку войскам Прикаспийского края, при современных их действиях на северо-востоке Кавказа, заставила Н. И. Евдокимова направить туда же свои главные силы. Малую Чечню он, однако, из виду не выпускал, и решил посетить ее опять еще в течении текущей зимы.

29-го октября войска его перешли к Бердыкелю, а 1-го ноября двинулись по направлению на аулы: Чухум-Барз и Агшпатой; в то же время, другой отряд, под начальством барона Николаи, стоявший на Хоби-Шавдонских высотах, пошел к нему на встречу и занял с боя Эспен-аул. Направление, данное нашим войскам, заставило Шамиля предполагать, что мы затеваем экспедицию в глубь Большой Чечни и двинемся или вверх по Мичику, или по старой дороге генерала Граббе. Вследствие сего имам стянул туда свои главные силы и принял личное над ними начальство. К каким нибудь серьезным действиям он, однако, не приступал и ограничивался более наблюдением за нами; так что войска Н. И. Евдокимова почти беспрепятственно подавались вперед, рубя лес и производя рекогносцировки.

Шамиль, уже имевший случаи оценить своего противника по достоинству, конечно, опасался и на этот раз какой нибудь неожиданной с его стороны выходки и с особою [361] бдительностию следил за всем, что предпримет «Учгёз». Последний, имея в виду двинуться в земли ауховского общества, также хорошо понимал, как важно было упредить там неприятеля и как необходимо было для этого ускользнуть, хотя на время, от его бдительности. На сей конец, прибыв в вечеру 4-го числа на Хоби-Шавдон, он оставил там на ночлеге соединившуюся с ним колонну барона Николаи, а сам с остальными войсками перешел, под покровом ночной темноты, к укреплению Куринскому. Ранним утром следующего дня присоединилась к нему опять остававшаяся на Хоби-Шавдонских высотах колонна, и весь отряд двинулся в Яман-Су.

Тут только Шамиль разгадал настоящие наши намерения. Выбрав из своего скопища всех доброконных, он бросился с ними в Аух, надеясь предупредить нас там, но было уже поздно: мы очутились на целый переход впереди его.

Между тем, Н. И. Евдокимов, прибыв 6-го ноября в Хасав-Юрт, присоединил ожидавшие его здесь войсковые части в своему главному отряду, принявшему название «Ауховского» и состоявшему теперь из 17 1/2 баталионов, 2 дивизионов драгун и 20 сотен казаков и милиции, при 28 орудиях и 4 мортирах. Войска эти расположились лагерем на пространстве от аула Ярык-Су-Ауха до известных уже нам Гойтемировских ворот. Ущелье это хотя и оказалось укрепленным сильнее прежнего, но и на этот раз было оставлено неприятелем без защиты. Скопища, набранные Шамилем в Чечне, сюда еще не поспели, а дагестанцы были отвлечены действиями войск Прикаспийского края.

Распорядившись прорубкою отсюда просеки назад, на Хасав-Юрт, Н. И. Евдокимов, 10-го ноября, перевел свой отряд в аулу Кишень, затем произвел рекогносцировку по направлению на Зондак и, между обоими названными аулами, на заранее намеченном пункте, составлявшем узел дорог из Ауха в Салатавию, заложил укрепление. Работы по устройству этого укрепления, равно как по вырубке окрестного леса и проложению новой дороги на протяжении 8 верст, продолжались 10 дней (с 13-го по 23-е число); при чем для устранения помехи со стороны неприятеля высылались ежедневно, по [362] разным направлениям, наблюдательные колонны. Впрочем, ауховцы не оказывали никакого существенного противодействия нашим работам: им, в это время, было не до того, потому что Шамиль, убедившись, что страна эта для него потеряна, стал понуждать местных жителей к переселению в дальние горные участки, при чем, по обыкновению, не стеснялся прибегать к насилию. Каждый день получались у нас известия об истреблении тавлинцами того или другого аула и об уводе обывателей в Ичкерию.

Подобный образ действий имама был, в сущности, весьма для нас выгоден. Так как для прочного утверждения в Аухе предполагалось устроить там новую штаб-квартиру для одного из пехотных полков, то сделать это было гораздо удобнее в стране обезлюдевшей, где не приходилось бы вступать в пререкания с местными жителями из за разных угодий; с другой же стороны, при чрезмерном скоплении переселенцев в горах, необходимо должен был вскоре ощутиться там недостаток в средствах в существованию, а это, в свою очередь, вело в упадку энергии и к сознанию необходимости покориться русской власти.

В виду этого Н. И. Евдокимов не только не мешал хозяйничанью Шамиля в Аухе, но, чтобы побудить его к ускорению насильственных мероприятий, стал распускать слухи о своем намерении идти к аулу Биймер-Курган, где стоял сам имам с своими тавлинцами, и атаковать его. К концу ноября он, повидимому, решил, что Аух уже достаточно очищен и что пора самому горному владыке оттуда убраться, а потому, 28-го числа, сообщил лазутчикам, что на другой-же день двинется к Биймер-Кургану. Известие это, конечно, сейчас же дошло туда, и Шамиль, с своим скопищем, поспешно бежал из занятого им аула, даже не попытавшись оказать нам какого либо сопротивления.

Положение имама, в это время, сделалось весьма тяжелым: продолжительное напряжение сил в текущем году (сначала против войск Прикаспийского края, а потом против отряда Н. И. Евдокимова) так утомило и ослабило его приверженцев, что трудно было ожидать, в ближайшем будущем, нового собрания крупных скопищ. Между тем, жители Большой [363] Чечни, ожидая появления русских войск, настойчиво требовали помощи; но на этот раз имам должен был ограничиться высылкою к ним лишь нескольких сот всадников, утешая чеченцев тем, что при множестве дел, предстоявших русским в Аухе, они вряд ли управятся там ранее весны.

Николай Иванович, зорко следивший за своим противником, знал об истощении его сил в данный момент и не преминул воспользоваться этим, для нанесения нового решительного удара Большой Чечне.

Здесь остатки непокорного населения плоскости сгруппировались на низовьях рр. Хулхулау и Шавдон, среди сплошной чащи орешников, представлявших войскам гораздо более препятствий, чем самые старые леса. Топкие прибрежья Шавдона делали эту местность почти недоступною.

Отделив от своего отряда войска, взятые на Кумыкской плоскости, Н. И. Евдокимов, 5-го декабря, перешел в окрестности Куринского укрепления, 6-го прибыл на Мичик, а 7-го, искусно замаскировав свое дальнейшее движение, неожиданно появился в самой средине хулхулауских аулов. Нападение было столь внезапно, что жители даже не успели спасти своего имущества. Обычное истребление их жилищ и вырубка окрестного леса не оставляли чеченцам другого исхода, как или удалиться в негостеприимные горы, или покориться русской власти. Они избрали последнее, и в следующую же ночь явились к начальнику отряда депутаты от всего населения долины Хулхулау с изъявлением покорности и готовности переселиться в наши пределы; при этом они просили только о том, чтобы переход их туда был прикрыт нашими войсками, так как Шамиль, которому особенно не нравились подобные переселения, приказал своим наибам всячески тому препятствовать; на сей конец собраны им были и высланы в Чечню новые партии тавлинцев.

Н. И. Евдокимов, с своей стороны, не замедлил принять все надлежащие меры для обеспечения новых русских подданных, так что мюриды, пытавшиеся нападать на переселенческие таборы, повсюду встречались с нашими войсками и были отгоняемы. Для содействия главным силам, шедшим на аул Сартали, двинут был туда же, из кр. Воздвиженской, отряд [364] генер.-маиора Мищенко. Везде на пути движения наших войск валились вековые леса. Наибы, в отчаянии, писали Шамилю: «Чечня горит! Владыко, приходи гасить ее!»

Но с этим пожаром имам уже не мог справиться. Н. И. Евдокимов не давал ему ни отдыха, ни срока, и истребив хулхулауские аулы, немедленно двинулся против тех, которые расположены были на Шавдоне и его притоках. Здешняя местность оказалась невообразимо-трудною и пересеченною; но на наше счастие неприятель и тут был захвачен врасплох, а потому и результаты оказались те-же, что при действиях на р. Хулхулау: жители стали массами заявлять покорность и готовность к выселению. Таким образом, в течении одной недели перешло в наши пределы около 2,000 семей. Блестящий результат этот достался нам за весьма недорогую цену: с 7-го по 14-е декабря выбыло из строя около 60 челов. нижн. чинов.

«Большая чеченская плоскость покорена, — пишет Н. И. Евдокимов в своем донесении, — ни одной сакли в ней не осталось. Немногие десятки упорных должны были уйти в горы. Так кончилась ожесточенная война на чеченской плоскости, продолжавшаяся почти 18 лет и стоившая нам столько крови».

«Войскам, мне вверенным, предстоит теперь новый подвиг — покорение Черных гор, прилегающих к плоскостям, уже нам неотъемлемо принадлежащим. Мы, с благословением Божиим, скоро приступим к совершению подвига этого.

«С 19-го октября длится настоящая кампания. Продолжительные труды и частые бои, бывшие в течении этого времени и имевшие результатом покорение главнейшей части нагорья Малой Чечни, ауховского общества и всей плоскости Большой Чечни, дают войскам право на кратковременный отдых, для исправления материальной части и освежения» ³.

Таким образом, войска чеченского отряда, после почти двух-месячных непрерывных трудов, возвратились, 14-го декабря 1857 года, в кр. Грозную, а 17-го числа распущены были по станицам, чтобы там отдохнуть и собраться с силами для новых, важных предприятий. [365]

Декабрьские действия Н. И. Евдокимова в Большой Чечне были последним актом драмы, разыгрывавшейся до тех пор на плоскости, и имели важное для нас значение: разгромляя аулы по Хулхулау и Шавдону и приводя в наше подданство массы непокорных чеченцев, он имел в виду до последней возможности ослабить силы Шамиля и тем облегчить предстоявшие в наступавшем 1858 году действия. Рассчет был верен: уводя из-под власти имама до 2,000 покорных ему дотоле семейств, он отнимал у них такое же, если еще не большее, количество добрых воинов и значительно подрывал его материальные рессурсы, периодически извлекавшиеся из жителей, в виде денежных, хлебных и т. п. поборов.

————

Кампанию 1858-го года Н. И. Евдокимов предполагал открыть давно имевшимся в виду прорывом в Аргунское ущелье, составлявшее ключ стратегической позиции Шамиля в Чечне. Овладев им, мы, ранее или позже, становились фактическими хозяевами Черных гор, могли открыть себе путь в тыл главным убежищам имама, угрожать его сообщениям с Дагестаном и прервать таковые же с Малою Чечнею.

Но прорваться в Аргунское ущелье было крайне трудно; прежние против него попытки всегда оканчивались неудачею и стоили нам больших потерь.

Ущелье это, лежащее в 5-ти верстах к югу от кр. Воздвиженской, представляет собою теснину, огражденную с обеих сторон, у входа в нее, высокими горами, которые в то время были покрыты густым лесом; между ними, в отвесных почти берегах, имеющих от 10 до 15 саж. высоты, с бешеною быстротою стремится Аргун ¹. Расстояние между контрфорсами, образующими самое ущелье, не превышает пистолетного выстрела. Дорога из Воздвиженской тянулась по левому берегу реки и, вступая в ущелье, плотно прижималась [366] к горе; в недалеком расстоянии от входа она пересевалась глубоким оврагом и только по переходе через оный становилась несколько удобнее. Эта, уже сама по себе малодоступная, местность была, сверх того, усилена искусственными преградами, так как еще с осени 1857-го года между горцами стали носиться темные слухи о намерении нашем овладеть Аргунским ущельем; вдоль всего правого берега теснины, по краю обрыва, был устроен завал, из-за которого всех, идущих другим берегом, по дороге, можно было бить на выбор, хоть из пистолета; перпендикулярно в нему, при входе в ущелье, тянулся от вершины горы до самого обрыва другой завал, с глубоким и широким рвом впереди; дорога по левому берегу реки была совершенно преграждена уничтожением переправы через овраг, на противоположном берегу которого возвышалось два завала; три яруса таковых же завалов, сложенных из толстых бревен, защищали крутой подъем на высоты, ограждающие ущелье с западной стороны. Очевидно, все меры были приняты для самой упорной обороны.

Как ни громадна была опытность, приобретенная Н. И. Евдокимовым во время различных видоизменений кавказской войны, но тут и ему пришлось серьезно призадуматься; тем более, что здесь дело шло о том, чтобы оправдать безграничное в нему доверие кн. Барятинского, для которого, как мы видели, взятие Аргунского ущелья составляло заветную мечту. Князь Барятинский знал, что туда готовится движение и, конечно, не без душевной тревоги ожидал результатов оного. 19-го января, когда в Тифлисе еще не получено было известие об исходе экспедиции, начальник штаба кавказских войск, между прочим, писал Николаю Ивановичу следующее:

«Его сиятельство с крайним нетерпением ожидает первого от вас курьера с донесением об успехе предпринятого вами движения. В настоящую минуту, вероятно, существенное дело уже решено. Дай Бог, чтобы оно совершилось успешно и сколь можно с меньшею потерею. Но вам остается еще труднейшее дело — утвердиться в занятом пункте и дать ему то значение, которое может изменить совершенно наше положение в целом крае. При всех трудах и заботах, которые [367] ваше п-во теперь выносите, вы имеете утешение — надеяться на великие результаты ваших предприятий» ⁵.

Мы видим из этого, какое крупное значение придавалось высшим кавказским начальством занятию Аргунского ущелья. Тем тяжелее была нравственная ответственность, падавшая на Н. И. Евдокимова, который и сам, лучше чем кто либо, понимал важность, но вместе с тем и страшную трудность предлежащей ему задачи. Атаковать ущелье при тех силах которые — как нам было известно — были сосредоточены для его обороны, значило бы, даже в случае успеха, пожертвовать массою людей; с другой же стороны, и обмануть Шамиля какими либо демонстрациями тоже немного представлялось надежды, так как старый имам был слишком умен, чтобы не раскусить тактики своего противника по прежним его действиям, а потому стал еще вдвое осмотрительнее и недоверчивее. Тем не менее, Николай Иванович порешил опять прибегнуть в своей обычной снаровке — развлечь внимание врага, — и она, как мы увидим, опять увенчалась удачею.

«Руководствуясь моим правилом, — пишет он — достигать предположенной цели с возможно меньшею потерею, план мой состоял в том, чтобы оттянуть неприятельские силы на другой какой либо пункт; броситься быстро и неожиданно в ущелье, при чем распределить свои войска таким образом, чтобы лишить неприятеля возможности вредить нам с правого берега» ⁶.

Для достижения намеченной цели Н. И. Евдокимов стал распространять слух о намерении своем строить укрепление в Автурах (в Большой Чечне). Чтобы придать этому слуху более вероятия, он приказал часть фуража перевезти из Воздвиженского в аулу Шали, заподрядить подводы для доставки сена к отряду в Автуры, а 15-го января даже сосредоточил большую часть своих войск ⁷ у Бердыкеля, на правом берегу Аргуна, как бы готовясь двинуться в восточном направлении [368] ген.-маиору Мищенко, находившемуся с отрядом в Воздвиженском, тоже было приказано перевести обозы на правый берег реки.

Все эти слухи и подготовительные меры в конце концев ввели неприятеля в новое заблуждение: уже в начале января сторожившие Аргунское ущелье партии андийцев, чаберлоевцев и ичкеринцев потянулись в ущелья Басса и Хулхулау; охрану же заветной теснины Шамиль поручал шубутовскому наибу Батока ⁸, под начальством которого осталось около 2-х тыс. человек.

Заручившись, таким образом, удалением значительнейшей части противников, Н. И. Евдокимов, не теряя времени, приступил в выполнению своего предприятия. Атака ущелья назначена была на 16-е января; вести ее положено двумя колоннами, по обоим берегам Аргуна. Первая колонна, которой предстояло совершить значительный обход по правому берегу, по весьма трудной местности и без дорог, поручена была начальству ген. маиора Кемпферта и выступила из лагеря у Бердыкеля еще накануне, в 9 ч. вечера, дабы одновременно с второю колонною подоспеть во входу в ущелье. Вторая же колонна, вверенная ген. маиору Мищенко, должна была выдти из Воздвиженского утром 16-го числа.

Войска Кемпферта, двигавшиеся по колено в снегу, только в 5-ти часам утра подошли на высоту Воздвиженского и, не останавливаясь, двинулись далее. Так как и дальнейшее движение предстояло им совершать лесом и по крайне трудной местности, то колонна Мищенки тронулась вперед только в 7 ч. утра. Когда, около 9 ч., она приблизилась в ущелью, то, по сигнальным выстрелам горских пикетов, завалы на обоих берегах Аргуна немедленно наполнились толпами защитников. Между тем, левая колонна наша, замедляемая в своем движении невероятными местными препятствиями, еще не показывалась.

Осмотр неприятельской позиции еще более убедил Н. И. Евдокимова (находившегося при колонне генерала Мищенко), [369] что атака оной с фронта, — даже при совместном действии обеих колонн, — поведет к страшным потерям, и что потому надо предпринять обходное движение. На сей конец, расположив вправо и влево от дороги 10 орудий и рассыпав по левому берегу реки сводно-линейный стрелковый баталион, он приказал артилерии громить неприятельские завалы и отвлекать на себя внимание их защитников. Между тем, в обход левого фланга неприятельских укреплений двинуты были 2-й и 3-й баталионы Куринского полка, с командою охотников, под общим начальством полковника Рихтера ⁹.

В течение двух часов шла неумолкаемая канонада; гранаты наши сильно донимали горцев и заставляли их временно повидать то тот, то другой завал. В 11 ч. утра замечено было у нас, что неприятель очищает завалы правого берега, из чего можно было заключить о приближении колонны Кемпферта; а вскоре за сим, против левого неприятельского фланга, на высоте, командующей горскою позициею, появилась наша обходная колонна. Стоявшие тут горцы, пораженные паническим страхом, бросились бежать; оставленные ими завалы заняты были 1-м баталионом куринцев, между тем как стрелковый баталион направлен был прямо по дороге, дабы преследовать, или, если возможно, отрезать спускавшиеся с гор партии. К сожалению, всякое дальнейшее преследование оказалось невозможным, так как переправа через овраг, пересекавший дорогу, была уничтожена и на восстановление ее, хотя бы только для одной пехоты, потребовалось бы слишком 2 часа времени. Не смотря, однако, на невозможность преследования, горцы, под влиянием паники, отступили так поспешно, что даже оставили в наших руках несколько тел.

По устройстве, на скорую руку, переправы через преграждавший нам дорогу овраг, которого неприятель и не покушался отстаивать, Н. И. Евдокимов перевел свои войска в южному выходу из ущелья; но далее идти в этот день они уже не могли, — так велико было общее утомление. О трудностях, которые должны были наши солдаты преодолеть в пути, [370] можно судить по тому, напр., что колонна ген.-маиора Кемпферта на прохождение 8-ми верстного расстояния от Воздвиженской до Аргунского ущелья употребила 7 часов времени; колонне полковника Рихтера, во время обходного движения ее, тоже приходилось бороться на каждом шагу со страшными местными препятствиями.

Так кончился первый акт покорения грозного Аргунского ущелья. Оплачен он был — благодаря искусству начальника — потерею ничтожною: всего выбыло из строя 1 обер-офицер и 7 нижн. чинов.

«Войска, — пишет Н. И. Евдокимов, в своем донесении, — рвались в бой и горели желанием пролить свою кровь, и не одной просьбе атаковать с фронта завалы должен был я отказать, в полном убеждении, что результат, приобретенный без пролития крови, будет более ценим, нежели самые блистательные подвиги храбрости, ведущие за собою бесполезную трату людей» ¹⁰.

На следующий день колонна Кемпферта без выстрела заняла обширный аул Дачу-Барзой, лежащий несколько южнее известного уже нам оврага, на просторной поляне, дающей проходы в два ущелья, из которых выбегают Шаро и Чанты-Аргун; прочие же войска приступили к рубке просев вдоль гор, ограждающих главную теснину, и в разработке дороги; между тем сам начальник отряда с частью кавалерии производил рекогносцировку лежащих далее к югу ущелий. При обратном движении его к лагерю, на левом берегу Чанты-Аргуна, появилась было неприятельская конница; но пущенные в атаку казаки и милиционеры заставили ее поспешно убраться.

Донесение о взятии Аргунского ущелья было для кн. Барятинского, конечно, одним из самых утешительных известий, которые он когда либо получал: осуществилась, наконец, его давнишняя, заветная мысль, и доверие к исполнителю его предначертаний опять блистательно оправдалось. Признательность свою Евдокимову он выразил в следующих словах:

«Вы меня сколько обрадовали, столько и удивили, почтеннейший и любезнейший Николай Иванович. Обрадовали [371] занятием Аргунского ущелья, потому что всем и каждому на Кавказе известно, какое с этим словом связано прошедшее и будущее. Удивили неимоверно-малою потерею людей: попытки туда до сих пор все были неудачны и кровопролитны. Душевно вас благодарю и, вместе с тем, отправляю сегодня же курьера в государю императору со всеподданнейшею просьбою достойно оценить ваш подвиг. Его величество в собственноручном письме во мне от 14-го января изъявляет особенное свое удовольствие за первый период ваших действий и жалует вашему отряду по рублю сер. на человека. Я же с своей стороны обнимаю вас дружески, почтеннейший Николай Иванович, и желаю вам счастия и успехов в нынешнем году, будучи уверен вперед, что с умением и опытностию вашими вы окажете вновь основательные услуги, которые приблизят падение Шамиля»....

....«Барон Врангель назначается на место князя Орбельяна и поедет в Т. X. Шуру черев Грозную, чтобы иметь свидание с вами, может быть в Аргунском ущелье. Основываясь на глубоком знании вашем Дагестана и той связи, которая существует между теми и войсками левого крыла, я просил барона Врангеля ехать к вам на совещание»....

....«Полковника Старицкого посылаю к вам с изъявлением монаршей милости и с 17-ю знаками отличия за Аргунское дело. В общем итоге вы получили от меня, во время зимних действий, уже 114 крестов. Затем надеюсь иметь еще случай посылать вам такого рода гостинцы и предоставляю вам, в свою очередь, при общих представлениях увеличить еще число кавалеров»....

....«Ожидая с нетерпением дальнейших ваших известий я военных предположений, касательно новых ваших завоеваний, прошу принять уверение искренней моей благодарности и чувств полного уважения к блистательным вашим заслугам» ¹¹. [372]

————

Хотя первый и самый главный шаг был сделан, но за тем Чеченскому отряду предстояло впереди еще много трудов для того, чтобы утвердиться на покоренной местности, проникнуть далее, в ущелья Шаро и Чанты-Аргуна, где продолжали гнездиться крупные неприятельские партии, и уже потом, согласно прежде начертанным планам, приступить к окончательным предприятиям против последних убежищ Шамиля. В виду сего Н. И. Евдокимов, воздерживаясь, до поры до времени, от дальнейшего движения, занялся устройством прочных сообщений между отрядным лагерем и кр. Воздвиженскою, а также возведением на соответствующих местах полевых укреплений. Не смотря на одержанный блестящий успех, он был в это время сильно удручаем бесчисленными делами и заботами, как о настоящем, так и о будущем. Это видно, между прочим, в одном из писем его к полковнику Беляку, где он говорит следующее: «В работах наших в Аргунском ущельи хотя много успеха, однако, много еще и работы. Это обстоятельство сильно меня беспокоит; ибо время бежит, а впереди занятий много и кроме Аргунского ущелья. Не знаю, как мне Бог поможет со всем этим управиться» ¹².

Между тем, неприятель, на первых порах озадаченный и потерявшийся, успел оправиться и стал опять заявлять о своем существовании: 18-го января прибыл в ущелье Шаро-Аргуна сын Шамиля, Кази-Магома, с партиею тавлинцев и двумя пушками; в то-же время скопище наиба Батоки стало вновь собираться в верховьях Чанты-Аргуна. Вслед затем, горцы, приближаясь к нашему расположению, ежедневно открывали артилерийскую пальбу по авангардному лагерю ген.-маиора Кемпферта и вели перестрелку с нашими цепями. Хотя стрельба эта причиняла нам очень мало вреда, но Н. И. Евдокимов, желая несколько осадить дерзость горцев, решился уничтожить лежавший невдалеке от авангардного лагеря аул Чалги-Ирзау, служивший притоном для передовых неприятельских партий, а при этом сделать и рекогносцировку правого берега [373] Шаро-Аргуна. Оба эти предприятия исполнены были 3-го февраля без всякой с нашей стороны потери; при чем, из собранных сведений и обозрений оказалось, что главные силы Кази-Магомы расположены вверх по помянутой реке, в аулах: Измаил-юрт, Дуютень и Улус-Керты. При подобном соседстве, отряд Кемпферта, равно как и рабочие, занимавшиеся у Дачу-Барзоя возведением нового укрепления — Аргунского, не могли ни одного дня рассчитывать на совершенное спокойствие; а потому решено было отогнать скопища Кази-Магомы куда нибудь подальше, и главные притоны их истребить. Для выполнения этого предприятия, двинуты были, 5-го февраля, вверх по обоим берегам Шаро-Аргуна, две колонны, под начальством ген.-маиоров: Рудановского и Кемпферта. Местность, по которой им пришлось идти, представляла много хороших оборонительных позиций для горцев; тем не менее, отпор со стороны последних был весьма слаб; решительному наступлению нашему они, невидимому, не считали возможным сопротивляться и, по взятии последнего аула, Улус-Керты, разбежались в разные стороны, бросив на произвол судьбы своего предводителя, который едва успел спастись, с небольшим числом мюридов, в лесистом овраге. Вся экспедиция эта стоила нам 20-ти чел. ранеными.

Хотя разбежавшиеся горцы стали, вслед за тем, опять собираться и даже предпринимать на нас нападения, но их враждебные попытки не имели никакого успеха. К концу февраля работы в Аргунском ущельи уже настолько подвинулись вперед, что нам представлялась возможность в скором времени обратиться в новым предприятиям.

Предприятия эти уже давно были обдуманы Н. И. Евдокимовым. Еще в самом начале названного месяца он представил кн. Барятинскому нижеследующую записку:

«По занятии Аргунского ущелья, представляется два пути действий для завоевания полосы Черных гор».

«1) Повернув правое плечо вперед, прорваться окончательно через лесную полосу (около 6 верст), взять направление через Ведень или Дарго, на Кишень-Аух, и линиею полковых штаб-квартир и укреплений отрезать Ичкерию от Дагестана, а затем с разных сторон действовать для [374] окончательного покорения отрезанного пространства. План этот в настоящее время неудобоисполним, ибо суровое время года до крайности затрудняет действие в безлесной полосе; нужно выждать июня месяца. Еще более важное неудобство, при непосредственном исполнении этого плана, состоит в том, что, врываясь далеко в горы, мы оставляем в тылу нашем, с одной стороны, Малую Чечню и немирные общества, живущие в верховьях Ассы и Чанты-Аргуна, а с другой стороны — нагорную часть Большой Чечни и Ичкерию; таким образом, действуя в горах, в значительном расстоянии от линии, мы подвергнем опасности наши поселения по Сунже и Тереку и нашу операционную линию.

2) Другое предположение состоит в том, чтобы утвердиться при выходе из Аргунского ущелья, окончить сперва завоевание горного пространства между Тереком и Аргуном и, обеспечив таким образом тыл свой с одной стороны, обратиться к исполнению первого плана. Второе предположение, давая вначале менее блистательные результаты, послужит за то прочным основанием к будущему завоеванию Ичкерии и всего пространства до Андийского хребта.

План этот можно будет приводить в исполнение в следующей постепенности. Ныне же приступить к рубке просеки вверх по ущелью Чанты-Аргуна (около 10 верст), дабы подготовить в лету свободный доступ в безлесное пространство, и затем броситься в Малую Чечню, чтобы очистить от враждебного нам населения все горные ущелья притоков Сунжи; если окажется необходимым, то у подножия гор заложить одно центральное временное укрепление, до окончательного устройства края. С наступлением лета направить военные действия в общества, лежащие в верховьях Ассы и Чанты-Аргуна, в смысле окончательного завоевания этих обществ. Если время и обстоятельства дозволят, то в то-же время сделать рекогносцировку по направлению к Веденю, и даже утвердиться в безлесной полосе».

На приведенной записке кн. Барятинский сделал (7 февраля) следующую надпись:

«План этот утверждаю, но с тем, чтобы просека в направлении к Веденю была бы непременно исполнена [375] теперь-же, шириною не менее 500 сажен, с совершенным истреблением вырубленного леса» ¹³.

Во исполнение воли главнокомандующего, Н. И. Евдокимов, едва управившись с необходимыми работами по утверждению нашему в Аргунском ущельи, немедленно приступил к проложению оттуда пути, по направлению на Ведень. Пунктом для выхода в тыл ущелий Большой Чечни он, соображаясь с имевшимися сведениями, избрал лежавшую на юго-восток от наших позиций гору Даргин-Дук, имеющую до 6,000 фут. высоты и покрытую в то время вековым лесом. О неимоверных трудностях предстоявшего восхождения Николаю Ивановичу, вероятно, мало было известно; видел он только ясно, что действовать надо было сколь возможно быстрее, дабы пройти лесную полосу прежде, чем могли собраться там неприятельские партии, занявшие, в значительном числе, ущелье Чанты-Аргуяа и аул Шари-Хатой, по дороге к р. Бассу.

28 февраля, еще до рассвета, войска наши двинулись по указанному направлению. Авангардом, выступившим ранее, начальствовал ген.-маиор Кемпферт; за ним, верстах в двух, шли главные силы под командою ген.-маиора Мищенко; при них же находился вьючный обоз с 10 дневным провиантом. Не смотря на адскую местность, движение это было произведено столь быстро и, главное, — неожиданно для неприятеля, что он узнал о действительном направлении, взятом нашими войсками, только тогда, когда колонна Кемпферта успела занять вершину Даргин-Дука, где уже кончался дремучий лес и начиналась более открытая местность. Здесь Н. И. Евдокимов, прибывший к авангарду, остановил его, а сам, с состоявшею при отряде конницею и частию пехоты, предпринял рекогносцировку ближайших окрестностей, где неприятель, в числе нескольких сот человек, уже успел собраться и стал зажигать отдельные хутора и склады сена. Быстро атакованные нашими милиционерами, горцы разбежались, в то-же время несколько семей, уведенных мюридами в горы из раззоренных нами аулов, явились с изъявлением покорности, и были, под прикрытием войск, переведены в наш лагерь. [376]

В виду трудности доставки на Дарган-Дук фуража и за недостатком воды, Н. И. Евдокимов на другой же день спустил к Дачу-Барзою ¹⁴ всю конницу, всех вьючных и большую часть артиллерийских лошадей, оставя при отряде только необходимую упряжку для 4 горных орудий и сотню милиционеров; пехота же наша должна была, не теряя времени, приступить к рубке просеки назад и трассировке отлогой дороги по склонам Даргин-Дука, от Гамагиринского оврага до вершины горы. Благодаря усердию войск, уже к 21 марта прорублена была просека такой ширины (смотря по свойствам местности, от 300 до 500 сажен), что отряды наши могли двигаться по ней безопасно; в то-же время, на протяжении 9 1/2 верст, разработана была дорога, удобная для полевой артиллерии.

За все это время неприятель мало нас тревожил. Из орудий он — по условиям местности — действовать не мог, а застать врасплох наши сторожевые цепи тоже было мудрено. Не видя возможности предпринять что либо решительное на Даргин-Дуке, или против Дачу-Барзоя, горцы стали делать покушения против колонн, высылаемых для поддержания сообщений между обоими отрядами нашими; но и здесь попытки их кончались полною неудачею, благодаря бдительности наших начальников. Особенно несчастливо было их предприятие, затеянное против колонны маиора Эрнрота (1 батал. с 2-мя горн. орудиями), которая, 9-го марта, отправлена была в Дачу-Барзой за разными припасами. Н. И. Евдокимов, лично следивший за движением оной и заметивший, что неприятель, поджидая ее возвращения, устроил засаду в лежащем на пути овраге, немедленно выслал ей на встречу сильное подкрепление, и горцы, сами неожиданно атакованные, поспешно рассыпались по своим трущобам.

Действуя против Шамиля оружием, Н. И. Евдокимов, как мы знаем, не упускал из виду и других средств для ослабления его сил. Имея обширные знакомства между горцами, он, в настоящем случае, воспользовался ими, чтобы завязать сношения с шубутовским наибом Батока. Последний, [377] в виду наших необычайных успехов, конечно, сознавал, что падение имама должно совершиться в недалеком будущем; а потому непрочь был, на такой конец, подготовить себе наиболее выгодный исход из дела, т. е. удержать свое наибство и под русскою властью. Заявление готовности покориться со всем своим обществом сделано было им (конечно, под покровом глубочайшей тайны) еще в начале марта, но переговоры затянулись вследствие движения нашего в Малую Чечню; а пока русские войска были далеко, Батока, разумеется, тщательно скрывал свои замыслы, потому что Шамиль, при малейшем подозрении, имел еще возможность расправиться с ним по свойски. Тем не менее, раз завязавшиеся сношения с наибом, задумавшим изменить своему владыке, могли отразиться выгодным для нас образом при последующих действиях, и кн. Барятинский был очень доволен этим дипломатическим ходом ¹⁵.

Напряженная деятельность Николая Ивановича, за последнее время, далеко не ограничивалась лишь борьбою с неприятелем и природою. Соединенные с этим заботы о снабжении войск всем необходимым, при их поистине гигантских трудах, усложнялись бесконечными хлопотами и беспокойствами по устройству и администрации вверенного ему обширного края, и особенно Большой Чеченской плоскости, только что, поневоле, смирившейся, но беспрерывно посещаемой партиями мюридов, которых Шамиль высылал туда для развлечения нашего внимания и для воспрепятствования выселению остальных жителей в наши пределы. Забот по водворению переселенцев тоже была масса: неудачное распределение между ними земель могло бы повести в новым волнениям, и это сильно тревожило Н. И. Евдокимова. Из огромной текущей переписки его с ген. Кемпфертом, полк. Беликом и др. лицами можно видеть, что за бездна сложных, разнообразных, крупных и мелких забот обременяла его в эту эпоху. Кроме того, хотя он и имел могучую поддержку в кн. Барятинском, но с другой стороны не мог не знать, что, по мере одержания им новых успехов, возрастала и без того уже крупная цифра его [378] завистников и недоброжелателей, из которых некоторые имели сильные связи в высших правительственных сферах и которые готовы были, при первом промахе или неудаче, сломить ему шею. Приходилось постоянно быть настороже, каждый шаг делать с оглядкою.

Нет ничего удивительного, если подобное физическое и нравственное напряжение приходилось иногда не под силу даже такому закаленному жизнью человеку, каковым был Николай Иванович, и его обычное душевное равновесие под-час расшатывалось, особенно если ему по чему либо представлялось, что высшее начальство не вполне довольно его действиями. Любопытным примером подобной раздражительности, или мнительности, является ответ его начальнику штаба Кавказской армии, по поводу письма от 10-го февраля 1858 г., в котором тот, между прочим, говорит следующее:

«Сегодня полковник Старицкий привез реляцию последнего дела, происходившего на Шаро-Аргуне. Желательно было бы задать еще более острастки неприятелю, для нравственного влияния и на туземцев, и на наши войска. Пусть успешное занятие Аргунского ущелья будет громовым ударом для горцев» ¹⁶.

Как отнесся Н. И. Евдокимов к этим безобидным словам, можно видеть из нижеследующего ответа его начальнику штаба, на другое письмо последнего, от 27-го февраля. Поблагодарив за поздравление по случаю награждения его орденом Белаго орла (за взятие Аргунского ущелья), он продолжает так:

«В письме от 10-го февраля, писанном вами по получении донесения моего о делах при взятии аулов Улус-Керты и Дуютень, ваше п-во выразили желание, чтобы дать неприятелю еще более острастки, для нравственного влияния и на туземцев, и на наши войска. Уж не думаете ли вы в самом деле, что я уклоняюсь от боя ради излишней осторожности? — Выхожу из пределов постоянного правила молчать о собственных своих делах и постараюсь, к опровержению такого мнения, — если оно в самом деле есть, — привести здесь [379] несколько фактов, совершенно достаточных для разрешения подобного обстоятельства».

«Не при мне ли прорублены просеки через все важнейшие места Большой Чечни? Давно ли Малая Чечня, гордая воспоминанием прежних своих успехов, потерпела поражение, укротившее ее кичливость? Не я ли открыл дорогу до Зондака? Не мною ли выведено 2 т. семейств чеченцев из таких мест, куда никто доселе проникнуть не решался? — и, наконец, не со мною ли прошли войска через всю лесистую полосу Черных гор и сделали себе дорогу в обход неприступных их ущелий! — Потрудитесь развернуть карту, посмотрите на театр войны и на успехи прошедших лет, сравните то и другое с невероятными успехами последних экспедиций, и вы получите убеждение, что подобные действия не могли быть исполнены без решимости к бою; а если его не было в тех размерах, как бывало прежде, то это единственно от того, что, занимаясь настоящим делом, я не искал бою там, где желал неприятель; а тот, в свою очередь, не находил выгодным драться без надежды на успех. Как бы ни было, однако, война в Чечне недавно изменилась; чеченцы стали бояться русских войск, а дух солдат наших, уверившихся в возможности сокрушать и преграды, и жилища неприятельские без значительных утрат, возвысился. Это скажет каждый, кто вслушивался в их нынешний голос. Давно ли заботы наши стремились только к упрочению за собою плоскостей, а ныне положено уже основание покорению Черных гор, за которым вскоре может исполниться и завоевание остальной страны. Все это совершилось в такой короткий срок, который достаточен для засвидетельствования, что при исполнении не было упускаемо благоприятных обстоятельств; а, не смотря на это, от меня требуется еще больше. От чего это? Неужели я сделал меньше других?»

«Легко теперь идти и последовательно отнимать у Шамиля его способы к войне с нами. Он сам видит это с беспокойством, но, верный своей системе, терпеливо ждет наших ошибок, чтобы, улучив благоприятное ему время, вдруг лишить нас торжества и отодвинуть назад. Сохрани нас Боже от подобного несчастия; но оно может случиться: [380] излишнее, несвоевременное увлечение и пренебрежение к врагу, сильному еще на крепком основании могущества своего у горцев, может иметь большое влияние на дальнейшие успехи наших предприятий. Судите беспристрастно все, что высказал я выше, но будьте, ради Бога, снисходительны к простоте слога старого кавказского солдата, не посвященного в тайну дипломатической мудрости. Побужденный необходимостью оправдать предполагаемую, как видно, во мне нерешительность, я сказал в письме этом может быть больше, чем бы следовало; но как же поступить иначе, когда я вижу, что от меня требуется свыше моих сил, а для обсуждения исполненного добирается худшая сторона».

«Приказывать легче, чем выполнять, ибо не всегда видны те препятствия, какие должен преодолевать исполняющий; а если сей последний лишен при этом и доверенности, то затруднения удесятерятся, и дело от того не выиграет. Теперешнюю войну нельзя сравнивать с войною на плоскостях. Каждый нынешний шаг, кроме рубки леса, требует проложения дорог, на что необходимо иногда более средств и времени, чем на первое. Я совершенно добросовестно брал на себя дальнейшую работу по занятии Аргунского ущелья; но вырубкою просеки на Ведень князю угодно было увеличить урок более, чем на 1/3 всего дела. Не знаю, хватит ли времени и сил выполнить остальное, ибо надо же подумать и о людях, трудящихся без отдыха, и о работах, предстоящих летом» ¹⁷.

Дмитрий Алексеевич Милютин поспешил, с свойственною ему деликатностью, успокоить старого кавказца, очевидно, чем-то задетого за живое. В письме своем, от 22-го марта, он, между прочим, говорит следующее:

«...Признаюсь вам, сколько порадовало меня письмо, заключавшее это известие (о готовности шубутовского наиба изъявить покорность), столько же удивило другое, от 14-го марта, в коем ваше п-во сочли нужным оправдывать свои действия против делаемых будто бы упреков в нерешительности их. [381] Право, не понимаю, что могло подать повод к подобным с вашей стороны объяснениям, особенно теперь, после последних ваших движений, столь отважных и счастливых, что сам Государь Император, в письме к главнокомандующему отзывался в чрезвычайно лестных для вас выражениях. Неужели, в самом деле, ваше неудовольствие могло быть вызвано одною фразою моего письма, написанного без малейшего намека, в совершенной простоте души. Согласитесь сами, что всякий знающий Аргунское ущелье и что значит занятие такого пункта был в праве выразить надежду, что теперь-то вы и «зададите неприятелю острастку». Разве в этом заключается малейший упрек вашим прежним действиям? Сохрани Бог, если подобная мысль западет в ваше сердце, и я никак не ожидал, чтобы моим словам могло быть дано подобное истолкование. Еще менее может придти кому нибудь в мысль — упрекнуть вас в том, что вы не ищете кровопролитных сражений; напротив того, все прославляют именно те успехи, которые достаются без пожертвований. Занятие горы Дарга — есть бесспорно отважный шаг; все, не исключая и самого Шамиля, убеждены в том, что вы стали теперь на открытой дороге в Веденю и, конечно, не покинете уже этой дороги, не дадите неприятелю укрепиться на ней и, образумившись, принять меры к заграждению вам в другой раз этого трудного доступа. Мне кажется, что позиция, вами занятая, может быть удержана оставлением тут двух или трех баталионов Куринского полка, в том же виде, как занят Кишень, т. е. в виде временного передового пункта, впредь до окончательного выбора места для будущей штаб-квартиры. Точно также и в Шубуте, — в предполагаемое вами укрепление может быть выдвинуто баталиона 2 или 3 Навагинского полка, впредь до выбора в том крае штаб-квартиры для этого же полка. Тогда Малая Чечня отрезана будет окончательно от Шамиля и едва ли даже он может удержаться по сю сторону Андийского хребта».

«Все эти соображения я излагаю совершенно как мои личные мысли; простите, если я не угадал ваших собственных видов, и убедительно прошу вас, Николай Иванович, на будущее время не искать в моих письмах никаких изворотливых намеков, а принимать мои слова за чистосердечное [382] выражение моего горячего соучастия в ваших успехах, столь важных для будущности края и для собственной вашей славы» ¹⁸.

Окончательные работы на Аргуне и Даргин-Дуке продолжались с 21-го по 29-е марта; во время производства их, неприятель попрежнему тревожил нас мало, обыкновенно по ночам. Между тем, Н. И. Евдокимов уже соображал дальнейшие свои действия, главным объектом которых, согласно прежде составленному плану, являлась Малая Чечня ¹⁹. Прежде, однако, чем выступить туда, он признал нужным отодвинуть еще дальше от Аргунского укрепления передовые пункты неприятеля и для сего уничтожить ближайшие аулы, лежавшие по течению речки Вашин-Дара (впадающей в Аргун) и реки Чанты-Аргун. Закончив это предприятие в течении двух дней (29 и 31 марта), он, не теряя времени и не давая отдыха, ни себе самому, ни войскам, бросился в Малую Чечню.

31-го марта выслана была на р. Энгелик передовая колонна (3 бат., 2 сотни, 4 орудия), под начальством полковника Рихтера. На другой день двинулся туда же сам начальник чеченского отряда, с главными силами (10 1/2 бат., 5 сотен конницы, 6 орудий). В Аргунском укреплении оставлен был 1 баталион, а для предупреждения всяких покушений из ущелья Чанты-Аргуна расположено было на этой реке 4 1/2 бат. и 1 сотня с 4-мя горными орудиями.

В последние пять дней положение Чеченского отряда было, по словам Н. И. Евдокимова, «самое крайнее» ²⁰. От сильной оттепели и проливных дождей дорога, проложенная в мягком грунте, испортилась до такой степени, что движение по ней не только обозов, но и самых войск сделалось чрезвычайно затруднительным. Вода в обеих Аргунах поднялась так высоко, что унесла во второй раз временный мост на Чанты-Аргуне и сделала прежние броды опасными: только пехота могла пробраться по кладкам, наскоро накинутым на сваи, вбитые для постоянного моста. В довершение затруднений, обвал с горы, в самом узком месте Аргунского [383] ущелья, разрушил дорогу и сделал проход там повозок почти невозможным. Неимоверных усилий стоило войскам перевозить через ущелье артиллерию; такие же задержки встречала доставка припасов из Воздвиженского к Дачу-Борзою. Огромного запаса энергии, настойчивости и знания дела требовалось и от начальника, и от его подчиненных, чтобы выйти победителем из этой борьбы с природою, после только что понесенных почти двух-месячных тяжких трудов, но Н. И. Евдокимов, всегда скупой на кровь своих солдат, не оказывал пощады там, где это считал необходимым, их физическим силам. Трудясь сам почти без передышки, он заставлял и солдата работать до последней крайности.

Важные причины заставляли его торопиться движением в нагорную часть Малой Чечни: 1) перенося главные действия в самые недра Кавказских гор, надо было раз навсегда покончить с мало-чеченским населением, гнездившимся в труднодоступных ущельях притоков Сунжи, на пространстве от Аргуна до р. Ассы, откуда так легко было неприятелю тревожить набегами наши линии и волновать мирные аулы, 2) упадок нравственных сил неприятеля, вследствие предшествовавших успехов наших, подавал надежду, что это некогда необузданное население, при первом появлении русских войск, изъявит покорность и выселится на плоскость.

Чтобы подготовить почву для выполнения своего плана, Н. И. Евдокимов уже заранее, находясь еще в Аргунском ущелье, послал доверенных из туземцев в нагорную полосу Малой Чечни, поручив им возвестить почетнейшим жителям тамошним аулов, что на будущее время он не будет терпеть в этой стране присутствия непокорных и что он предоставляет им на выбор или покориться нам добровольно и исполнить его требования, или, оставив свои жилища и поля на раззорение, уходить далее в горы, где в скором времени мы их тоже неминуемо настигнем. Всех добровольных выходцев Николай Иванович обещал наделить землею на плоскости; тем же, которые будут упорствовать и не принесут немедленной покорности, приказал объявить, что впоследствии покорность хотя и будет от них принята, но что, при выходе из гор, к чему неминуемо принудят их [384] обстоятельства в весьма скором времени, — они лишатся права как на получение земли, так и на всякое снисхождение начальства.

Вопрос о переселении, как видим, был поставлен ребром, и чеченцы знали, что «Учгёз» не такой человек, чтобы угрозы и обещания стал пускать на ветер. То и другое подействовало на них магическим образом. 1-го апреля, едва лишь прибыл наш главный отряд на р. Энгелик, как от гойтинского общества, обитавшего между этою рекою и р. Мартаном, явились депутаты с изъявлением покорности и просьбою прикрыть их переселение от враждебных скопищ, появившихся между истоками Гойты и Энгелика. Н. И. Евдокимов обласкал депутатов и хотя помянутые скопища состояли в распоряжении наиба Батока, с которым уже были завязаны сношения, однако, не доверяясь вероломному татарину, он расставил войска свои так, чтобы куда ни сунулся противник, везде встретил должный отпор ²¹. Попытки прорваться сквозь цепь наших отрядов и напасть на переселенцев точно предпринимались, но неприятель действовал при этом весьма нерешительно и при первых с нашей стороны выстрелах обращался в бегство. Благодаря столь удачному стечению обстоятельств, переселенцы успели в течении трех дней вывезти все свое имущество из прежних аулов, которые вслед за тем предавались пламени.

Примеру гойтинцев немедленно последовали и соседи их, гехинцы. На пространстве от р. Гойты до р. Теньги повторилось то-же, что, за несколько дней перед тем, происходило в верховьях Гойты и Энгелика. Не смотря на крайне дурное состояние дорог, к 15-му апреля переселение было вполне закончено. Всего вышло на плоскость более 2,500 семей; аулов сожжено 96. Урон наш, при стычках с шайками Батока, ограничивался 2-мя убитыми и 9-ю ранеными нижн. чинами.

Итак, рассчеты и ожидания Н. И. Евдокимова и на этот раз тоже вполне оправдались. [385]

Государь был чрезвычайно доволен таким почти бескровным успехом и на донесении начальника Чеченского отряда ²² собственноручно начертал: «Весьма утешительный результат, за что объявить мое благоволение в приказе ген. Евдокимову и всем начальникам; нижним чинам по 1/4 р. сер.».

Не менее доволен, конечно, был и кн. Барятинский: еще на один и весьма крупный шаг подвинулись мы в деле покорения восточного Кавказа.

«Вы не перестаете радовать меня блестящими успехами вашими, почтеннейший Николай Иванович, — писал он Евдокимову. Спешу благодарить вас от всей души. Действиями и советами вы мощно помогаете мне в низвержению власти Шамиля. Посылаю вам 28 крестов, дабы украсить достойные войска ваши и тем изъявить сколько я ценю их труды и мужество. Я рассчитываю, что недели две, не более, вам предстоит еще быть в тревоге от покушений Шамиля; затем настанут полевые работы, которые отнимут у него средства к большим сборам.... Обнимаю вас дружески и благодарю еще раз за удовольствие, которое вы мне доставили» ²³.

Одновременно с сим, новое изъявление полного доверия главнокомандующего в Н. И. Евдокимову выразилось в письме в последнему от начальника штаба.

....«Его сиятельство, — пишет он, — изволил поручить мне сообщить вашему п-ву, что не только во время предстоящего вам в нынешнее лето движения в горы, но и во всех вообще случаях действия и распоряжения ваши отнюдь не должны быть стесняемы несвоевременным испрашиванием разрешений. Князь Александр Иванович имеет столько доверия к вашей опытности и благоразумной твердости, что вполне предоставляет вам принимать на месте, по собственному усмотрению вашему, все меры, какие по ходу военных действий признаете вы полезными и нетерпящими отлагательства».... ²⁴. [386]

К сожалению, выраженная кн. Барятинским (в вышеприведенном письме) надежда, что Шамиль, в течении предстоящих весны и лета, будет обречен на невольное бездействие, далеко не оправдалась. Не смотря на одержанные нами в последнее время необычайные успехи, престарелый имам не терялся, не падал духом, решил бороться до конца и, пустив в дело все находившиеся еще в его распоряжении средства, натворил Н. И. Евдокимову множество хлопот и беспокойств, отчасти с такой стороны, с которой тот менее всего их ожидал.

И. О.

(Продолжение следует).

————

Приложения к гл. IV.

Письмо Н. И. Евдокимова начальнику главн. штаба Кавказской армии, от 15-го марта 1858 г.

1.

«Наиб шубутовский, Батока, имеет расположение к принятию покорности с целым обществом, на условии, что его оставят наибом и обеспечат содержанием. Вчера являлся во мне его доверенный, а на днях мы повидаемся лично.

Я с своей стороны полагаю весьма полезным воспользоваться подобным предложением, ибо пример наиба в одном обществе может найти последователей в других, и это облегчит и ускорит падение горцев.

В Шубуте необходимо построить крепость, сделать переправу через Аргун и обеспечить ее башнею. Это также входит в предложение Батока. Эту самую мысль имею я в виду при выполнении экспедиции к Шубуту, и как при этом самые пункты укрепления и переправы посланный Батока указал те, которые замечены у меня из расспросов, то и остается верить в истину намерений сказанного наиба.

Покорнейше прошу ваше п-во доложить сказанное выше обстоятельство его с—ву г. главнокомандующему и исходатайствовать у него наставления: как поступить в настоящем случае и как действовать в подобных будущих.

Наиб Батока знает, что старший над ним будет русский начальник и, для обеспечения доверенности к себе, готовит отдать к нам аманатом собственного сына. Ответа буду ожидать с нарочным»...

2.

В ответе от 22-го марта на вышеприведенное письмо начальник штаба Д. А. Малютин говорит, между прочим, следующее: [387]

«Сообщаемое вами известие о желании шубутовского наиба покориться вместе с целым обществом — есть одна из самых приятных новостей, какую только можно было ожидать после счастливого занятия Аргунского ущелья. Князь Александр Иванович был чрезвычайно обрадован этим результатом вашей блестящей кампании, и вместе с сим, в особом письме, я сообщаю вашему п-ву разрешение главнокомандующего по этому предмету. Заранее поздравляю вас, Н. И., с этим новым успехом»...

3.

В тот же день Д. А. Милютин, особым официальным письмом (за № 62) сообщал Н. И. Евдокимову следующее:

«В письме от 15-го сего марта ваше п-во пзволите сообщать мне известие о желании шубутовского наиба Батока покориться с целым обществом, с тем, чтобы: 1) он был оставлен наибом означенного общества, 2) чтобы ему было назначено содержание и 3) чтобы при его содействии была возведена в самом Шубуте крепость с обеспеченным мостом на Аргуне.

Главнокомандующий, узнав о столь важном обороте дела во вверенном вам крае и приписывая это решительным и успешным вашим действиям в Аргунском ущельи, — поручить мне изволил сообщить вашему п-ву, что его с—во совершенно одобряет ваши предположения, и не только разрешает вам принять покорность шубутовского наиба на вышеозначенных условиях, но даже просит вас непременно воспользоваться этим случаем, чтобы положить прочное начало покорности нагорной Чечни. Построение крепости на Аргуне есть необходимое условие покорения Шубута. Относительно же содержания наибу Батока ваше п-во сами можете лучше сообразить, в каком размере оно должно быть назначено, так, чтобы, не обременяя казны слишком большою издержкою, если-б и другие наибы последовали примеру шубутовского, — можно было бы, однако ж, надеяться, что Батока будет вполне доволен назначенным ему содержанием. Этим средством он будет привязан к нашей службе сильнее, чем крепостию и аманатами.

Все прочие подробности принимаемой покорности г. главнокомандующий предоставляет на собственное ваше обсуждение и о последующей развязке этого важного дела будет с нетерпением ожидать вашего донесения».

4.

Письмо это застало Н. И. Евдокимова уже в Малой Чечне, в лагере на р. Энгелике, откуда он, 4-го апреля, отвечал генер. Милютину:

«На отзыв ваш от 22-го марта спешу уведомить ваше п-во, что сношения мои с наибом Батока только в начале, и развязка их не может быть так скоро, чтобы я мог уведомить теперь же. Развязки этой прежде я ожидать нельзя, как по вступлении войск наших в Шубут, а до того времени сношения мои с Батокою должны оставаться тайною.

Найдя в вышеупомянутом отзыве вашего п-ва те указания г. главнокомандующего, которые были необходимы мне для руководства в столь важном деле, я теперь только могу приняться за него с необходимою уверенностию. Плоды этого начала поспешу представить его с—ву в свое время» (Арх. гр. Евдокимова, № 50).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1888 г., т. LVIII, апрель, стр. 143-162; том LX, октябрь, стр. 169-202; изд. 1889 г., т. LXI, март, стр. 479-506.

2. Арх. гр. Евдокимова, № 43. Письмо кн. Барятинского от 16-го ноября.

3. Военно-ученый архив, отд. II, № 6,597 б.

4. Река Аргун образуется из слияния двух рек: Шаро-Аргуна и Чанты-Аргуна, соединяющихся почти перед самой южной оконечностью теснины, несколько ниже находящегося тут же большего аула Дачу-Барзой.

5. Арх. гр. Евдокимова, № 50. Письмо генер. Милютина, от 19 янв. 1858 г.

6. Воен. Уч. Арх., отд. 2, № 6602, в.

7. Для зимних действий в 1858 г. состояло под начальством Евдокимова 19 1/2 баталионов, 4 эскадр. драгун, 17 1/2 сотен казаков и милиции при 28 орудиях. Войска эти собирались в Чертугае, Грозной и Воздвиженской.

8. Шубутовское или шатоевское общество составляли лежащие по верхнему течению Чанты-Аргуна аулы: Варанды, Зонах и др.

9. Ныне генерал-адъютант и начальник главной квартиры е. и. величества.

10. Воен.-уч. архив, отд. II, № 6602, в.

11. Арх. гр. Евдокимова, № 43. Письмо кн. Барятинского от 26-го января 1858 года.

12. Арх. гр. Евдокимова, № 1. Письмо 28-го января 1858 г. (Белик был один из деятельнейших сотрудников Евдокимова, по делу водворения переселенцев и надзору за ними).

13. Арх. гр. Евдокимова, № 43.

14. В этом ауле оставался особый отряд, под начальством полковника Кауфмана.

15. См. приложения.

16. Арх. гр. Евдокимова, № 50.

17. Арх. гр. Евдокимова, № 50. Письмо Д. А. Милютину, от 14-го марта 1858 г.

18. Арх. гр. Евдокимова, № 50.

19. См. выше, записку от 3 февр., представленную им кн. Барятинскому.

20. Журнал военных действий Чеченского отряда, с 21-го марта по 2-е апреля 1858 г. (Военно-ученый архив, отд. II, № 6,602 в).

21. Батока, очевидно, поколебался в своих прежних намерениях, если только они были искренни, потому что, как увидим ниже, продолжал действовать против нас до тех пор, пока мы не добрались до самой его резиденции.

22. Военно-ученый архив, отд. II, № 6,602 в.

23. Архив гр. Евдокимова, № 96. Письмо кн. Барятинского, от 25-го апреля 1858 г.

24. Архив гр. Евдокимова, 50. Письмо А. Д. Милютина от 25-го апреля 1858 г., № 76.

Текст воспроизведен по изданию: Граф Николай Иванович Евдокимов. 1804-1873 // Русская старина, № 5. 1889