1804-1873.

III. ¹

По назначении Н. И. Евдокимова начальником левого фланга Кавказской линии, в ведение его поступало все пространство, ограниченное с запада р. Сунжею, с севера Тереком, а с востока горным округом Салатау (или Салатавиею) и заключавшее в себе Чечню и Кумыкскую плоскость. Главным театром предстоявшей военной деятельности Николая Ивановича являлась Чечня, разделявшаяся на Большую (на восточной стороне р. Гойты) и Малую (на западной стороне). Страна эта, орошаемая множеством рек и речек, представляет в северных частях своих плодоносную равнину, часть которой в то время была покрыта вековыми, дремучими лесами; далее к югу местность постепенно становится холмистее, пересеченнее и, наконец, сливается с передовым кряжем главного Кавказского хребта, — так называемыми Черными горами, тоже покрытыми лесом. Чечня, по плодородию своей земли и обилию пастбищ, справедливо считалась житницею для лежащих за нею горных, бесплодных пространств, а девственные леса, ее покрывавшие, служили естественным оплотом для туземцев, почти сплошь нам враждебных. Та часть их, которой уже [480] прискучила постоянная необеспеченность имущества и самой жизни, стала мало-по-малу выселяться из лесов, под защиту наших крепостей; но переселения эти были до сего времени делом весьма трудным и опасным, так как Шамиль, отлично понимавший стратегическое и экономическое значение Чечни, учредил над ее жителями строгий надзор и, при малейшем подозрении, падавшем на кого либо из жителей, или даже на целые аулы, неумолимо переселял их подалее в горы, а прежние жилища истреблял. Исполнителями его приговора в подобных случаях обыкновенно являлись вооруженные партии дагестанских горцев — так называемых тавлинцев (от татарского слова «тау» — гора), которые были самыми ярыми приверженцами учения мюридизма и пользовались поэтому особым доверием Шамиля.

Чеченцы были такими же отчаянными разбойниками, как и прочие кавказские горцы, так что наши Сунженские и Терские станицы не имели покоя от их хищнических набегов. Крупные и мелкие экспедиции, предпринимавшиеся в глубь их страны, служили только кратковременною острасткою, а иногда сопровождались и бедственным для нас исходом, как, напр., экспедиции генерала Граббе в Ичкеринские леса (1842 г.) и кн. Воронцова — к Дарго (1845 г.). Дорого купленными опытами пришлось нам убедиться в том, что Чечню нельзя покорить одним ударом и что прочного завоевания ее можно достигнуть лишь при соблюдении постепенности и систематичности в действиях. Прежде всего надо было начать с уничтожения естественных крепостей Чечни — ее непроходимых лесов; и вот на первый план выступает топор, прорубаются широкие просеки по наиболее важным стратегическим направлениям; открывается возможность безопасного движения от одного укрепленного пункта к другому; на отрезанных просеками участках враждебные аулы истребляются, а жителям их остается или выселяться под наш ближайший надзор, или бежать далее, в негостеприимные горы. Система эта, начавшаяся применяться с надлежащею последовательностию только с конца 1840-х годов, особенно блестящим образом оправдалась в 1852 году, при действиях в Чечне тогдашнего начальника левого фланга, князя Александра Ивановича Барятинского. [481]

Возгоревшаяся в 1853 г. Восточная война временно парализовала деятельность наших войск на Кавказе и заставила их держаться отчасти в пассивном положении. Начатое кн. Барятинским дело приостановилось, и сам он оставил левый фланг линии, будучи назначен начальником штаба армии, действовавшей в Азиатской Турции.

Генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев, назначенный главнокомандующим на Кавказе после кн. Воронцова, тоже обратил особое внимание на Чечню и, едва лишь превратились военные действия на турецкой границе, раннею весною 1856 г. прибыл во Владикавказ, куда вызвал и Н. И. Евдокимова, для совещания относительно действий на левом фланге.

Еще до свидания своего с Муравьевым Николай Иванович успел уже ощупать один угол Чечни. Вскоре по приезде с правого фланга он отправился в крепость Воздвиженскую и, стянув туда 5 баталионов пехоты и 17 сотен конницы при 12-ти орудиях, перешел с ними, 22 февраля, на правый берег р. Аргуна. Расположившись против горы Гойтен-Корт, он в продолжение четырех дней рубил просеки по разным направлениям, не встречая препятствий со стороны неприятеля. Только к 1-му марта появилось против него значительное скопище горцев, под предводительством наиба Талгика; но оно уже не могло воспрепятствовать нашим войскам в проведении новой, широкой просеки от Гойген-Кортской высоты до р. Джалки; артиллерия, а в особенности огонь вновь сформированных стрелковых частей, вооруженных нарезными ружьями, держали противника в почтительном отдалении, так что ему, за все время экспедиции, продолжавшейся до 6-го марта, удалось вывести у нас из строя только 6 чел. нижних чинов. Столь же незначительною потерею сопровождалась и произведенная Н. И. Евдокимовым, 15-го марта, рекогносцировка по реке Гудермес, при чем рассеяна была значительная неприятельская партия ².

Генерал Муравьев, вызвав Н. И. Евдокимова во Владикавказ, долго с ним беседовал о положении дел в Чечне, [482] высказал несколько общих соображений относительно действий, которые он имел в виду произвести с целью покорения Кавказа, и в заключение потребовал от Николая Ивановича, чтобы тот собственные свои предположения изложил в особой записке. Из всего, что Муравьев говорил, было ясно, что он особенно хлопочет о возможно меньшем размере средств для предстоявших действий. Увлекаясь воспоминаниями о временах Ермоловских, он, при всем своем уме и высоком образовании, упускал из вида, что с тех пор местные обстоятельства и условия борьбы с горцами радикально изменились.

По отбытии главнокомандующего в Тифлис, Н. И. Евдокимов уехал в кр. Грозную (тогдашнее местопребывание начальника левого фланга) и занялся составлением потребованной от него записки, которая и была изготовлена в 2—3 дня. Письменные сношения, возникшие по ее поводу между им и Муравьевым, продолжались до средины июля; но действовать ему согласно предписаниям Муравьева уже не пришлось, так как в конце того же месяца пришло известие о замещении последнего кн. А. И. Барятинским.

Известие это было принято на Кавказе с восторгом. Новый главнокомандующий давно уже был известен тамошним войскам с наилучшей стороны. Они считали его своим и не без основания ожидали, что с прибытием молодого, талантливого и энергического полководца дело закипит усиленно и что за тяжкою борьбою с противником и природою последуют щедрые награды.

В распоряжение кн. Барятинского отдавались дотоле еще небывалые на Кавказе средства, так как правительство наше, по заключении Парижского мира (весною 1856 г.), решилось, для окончательного покорения края, воспользоваться теми, присланными из России, войсками, которые действовали в Азиятской Турции, и кроме того сформировать еще несколько новых местных войсковых частей, конных и пеших. Пора было покончить с враждебною страною, которая при каждой внешней войне парализовала значительную часть наших боевых сил.

Общие черты предстоявших на Кавказе действий намечены [483] были кн. Барятинским еще во время пребывания его, в начале 1856 г., в Петербурге; но более подробные соображения относительно постепенного покорения восточного Кавказа, конечно, лучше всего могли быть обсужены на месте. Поэтому, находясь в Москве, на коронации, кн. Барятинский, 27-го августа, писал Н. И. Евдокимову следующее:

«Предполагая выехать из Москвы около 12-го сентября,.... я рассчитываю быть в Темир-хан-шуре около 25-го сентября. Мне бы весьма хотелось наиболее важные вопросы, которые необходимо должны возникнуть при высочайше утвержденном новом разделении кавказской военной администрации, решить тотчас же по приезде, при взаимном соглашении соседних начальников, а потому покорнейше прошу ваше превосходительство приехать к тому времени в Темир-хан-Шуру. Здесь, по общем обсуждении, решим мы наиболее удобное разграничение Дагестана с левым крылом и переговорим обо всем, относящемся до предполагаемой в нынешнюю зиму экспедиции в Чечню; посему прошу вас соображения об этих предметах составить заблаговременно и захватить с собою все данные, которые для полного решения сказанного вопроса необходимы» ³.

В число военно-административных реформ, о которых упоминается в этом письме, входило новое разделение кавказской линии на две самостоятельные части: правое и левое крыло. Последнее, начальником которого назначался Н. И. Евдокимов (26-го августа того же года произведенный в генерал-лейтенанты), обнимало район значительно больший прежнего левого фланга. Сохраняя на востоке, приблизительно, прежние границы, оно доходило на западе до р. Малки, захватывая таким образом весь бывший владикавказский округ и часть бывшего центра кавказской линии. Понятно, что с увеличением объема подведомственной Н. И. Евдокимову территории чрезвычайно увеличивался и усложнялся для него круг занятий; но за то открывалась и большая возможность для самостоятельности и единства в действиях.

Прибытие кн. Барятинского, ехавшего по Волге и [484] Каспийскому морю, сильно замедлилось вследствие бурной погоды, так что только около половины октября он приехал в Темир-хан-Шуру, где в числе прочих начальствующих лиц встретил его и Николай Иванович. Прием, оказанный Н. И. Евдокимову главнокомандующим, не оставлял никаких сомнений в полном к нему доверии и расположении; из продолжительных совещаний он вынес убеждение, что предположения его будут осуществляться.

— «Ну, почтеннейший (обычное выражение Николая Ивановича), говорил он одному из сопровождавших его штабных офицеров, — все идет отлично, скоро закипит у нас дело в Чечне».

Князь Барятинский, пробыв несколько дней в Темир-хан-Шуре и беседуя с Н. И. Евдокимовым, ограничился на этот раз общими указаниями относительно действий в предстоявшую зимнюю экспедицию и некоторыми другими, наиболее неотложными распоряжениями; затем он уехал, через Дербент и Шемаху, в Тифлис, а Николай Иванович возвратился в Грозную, где предстояло ему множество дел, как по организации нового управления войсками и краем, так и по подготовке зимнего движения в глубь враждебной страны, которое должно было совершиться по возможности неожиданно для неприятеля.

Целью предстоявшей экспедиции было занятие долины реки Мичик, для проложения просеки через давно известный войскам левого крыла Маюртупский орешник (от аула «Маюртуп), «представлявший непроходимую чащу и служивший надежным убежищем для местных жителей. Так как Шамиль через своих лазутчиков обыкновенно пронюхивал о наших намерениях, то приняты были все меры для того, чтобы ввести его в заблуждение: назначенные в экспедицию войска, принявшие название «Чеченского» отряда, стягивались постепенно к укреплению Куринскому и к аулу Умахан-Юрт; между тем, на правом берегу Аргуна, около укрепления Бердыкель выставлена была особая колонна, имевшая вид авангарда отряда, который, по распущенным Н. И. Евдокимовым слухам, должен был двинуться далее в глубь Большой Чечни. Слухам этим не только жители, но и самые войска вполне [485] поверили. Шамиль был сбит с толку и, как вскоре оказалось, не принял надлежащих мер там, где бы их следовало принять.

5-го декабря Н. И. Евдокимов, во главе Чеченского отряда (11,167 штыков, 463 чел. драгун, 2,754 чел. казаков и милиции, при 26 орудиях и 16 ракетных станках), двинулся в долину Мичика и немедленно приступил к работам по вырубке леса. Главным противником нашим здесь оказалась ненастная погода, а не горцы, которые, очевидно, были застигнуты врасплох, так что 7-го числа уже прорублена была через маюртупский орешник такая широкая и удобная просека, что войска наши могли проходить по ней в густых колоннах.

В письме кн. Барятинскому, от 8-го декабря, Николай Иванович, между прочим, сообщает: «Неприятель, как теперь видно, не ожидал нас со стороны Мичика и, озабоченный удалением в леса семейств и имущества, слабо тревожил нас во время рубки, почему мы успели уже проложить себе свободный путь во всю длину леса. Работы, однако же, еще много, как по чрезвычайной густоте его, так и по значительности протяжения» ⁴.

Рубка леса, действительно, продолжалась еще до 18-го декабря и в этот день маюртупский орешник — оплот Чечни со стороны Качкалыковского хребта — перестал существовать. Местные жители, как выше сказано, почти не оказывали сопротивления, понимая бесплодность своих усилий; только 16-го числа одно из скопищ Шамиля, подошедшее из ущелья р. Гудермес, пустило по отряду издалека несколько пушечных выстрелов. Даже по выступлении наших войск в обратный путь, неприятель, против своего обыкновения, не преследовал их.

«Этим, пишет Н. И. Евдокимов в своем донесении, кончились военные действия Чеченского отряда в 1-й период военных действий зимою 1856—57 гг. Высланные против нас Шамилем толпы горцев не осмелились вступить с нами в решительный бой без местных жителей. Считая устройство сообщения от кумыкской плоскости в глубь Чечни делом [486] первой важности, я сему главному условию подчинил все прочие и ограничивался одними только работами, если не поставлен был в необходимость сражаться. Поэтому на сей раз крови русской пролито немного; за то ревности, неутомимых трудов и мужества много оказано. При непрерывной слякоти, грязи, густых туманах и усиленных по необходимости работах, войска сохранили бодрый и веселый дух и совершили важный на кавказской войне подвиг» ⁵.

С большими подробностями описана эта замечательная экспедиция в следующем письме Николая Ивановича кн. Барятинскому, от 23-го декабря 1856 г.:

«Маюртупская просека кончена. Она исполнена под влиянием единодушного желания всех и каждого заслужить одобрение вашего сиятельства, и я повергаю этот труд милостивому вашему вниманию. Все предварительные распоряжения были сделаны в смысле указаний в. с—ва. Генерал-маиору барону Николаю даны были 9 батальонов для занятия лагерной позиции в самом лесу, с тем, чтобы там же расположиться и остальным войскам, по мере их прибытия; но проливной дождь, а потом густой, мокрый снег были причиною, что распоряжения эти не могли быть выполнены. Единственная переправа через Мичик, наскоро устроенная саперами у бывшего аула Маслягима, испортилась так скоро, что едва только 6 батальонов, с частью конницы и несколькими орудиями, могли перейти на левый берег; снег залеплял глаза и не позволял видеть далее 10 шагов перед собою, а время склонялось за полдень. Увидев эти неудобства и удостоверясь лично, что по свойству берегов Мичика не представляется возможности восстановить переправу ранее суток, я вынужден был приказать войскам стянуться к бывшей переправе в. с—ва, у Гурдали, и, остановись здесь, приступить к разработке дороги; ибо хотя прежние были совершенно срыты неприятелем, однако, мена место обнадеживало, что, при новых усилиях, разработка переправы сохранит прочность, по крайней мере, на время пребывания отряда. Между тем дорога по глинистому грунту качкалыковского перевала становилась хуже и хуже; [487] обоз едва двигался, и опасение за способы дальнейших подвозов продовольствия становилось очевиднее. Все это вместе заставило меня отказаться от прежнего предположения и начать рубку просеки посредством движения особыми колоннами. Этот способ замедлял, без сомнения, работу нашу дня на 4 или 5, за то освободил от необходимости переправлять транспорты с продовольствием через мичиковский овраг, — что составило бы новое препятствие, едва ли не худшее перевоза через Качкалыковский хребет».

«Все время 16-ти дневного пребывания отряда в долине Мичика сопровождалось непогодою: каждый почти день был дождь или туман, и только 2 дня ясных. Войска трудились каждый день, — одни на рубке просеки, другие на Мичиковской переправе, портившейся ежедневно, третьи в конвоировании колонн. Поэтому, окончив Маюртупскую просеку, я почел необходимостью распустить их немедленно на квартиры» ⁶.

Письмо это наглядно показывает, что значили зимние экспедиции на Кавказе, даже при отсутствии серьёзного сопротивления со стороны неприятеля. Никто, конечно, не мог лучше кн. Барятинского оценить самоотвержение и усилие войск, с которыми ему самому не раз приходилось участвовать в подобных же предприятиях; никто также столь ясно не мог сознавать, сколь разумны и целесообразны были распоряжения их начальника. Это и доказывается следующим письмом его Н. И. Евдокимову, от 30-го декабря 1856 г., — письмом, весьма любопытным еще и потому, что оно раскрывает предположения князя относительно последующих действий и вызывает откровенный на их счет ответ Николая Ивановича.

«Приношу вашему п-ву, пишет князь, искреннюю и чувствительную мою благодарность за окончание первого периода прекрасной вашей экспедиции; успех чрезвычайный и тем более для меня приятный, что опытными распоряжениями вашими сбережено так много крови».

«Теперь на ближайшее усмотрение передаю вам мысль, о которой прошу откровенно высказать мне ваше мнение: полагаете ли вы возможным, для второго действия зимней экспедиции, [488] собрать весь отряд в Воздвиженском, или же разделить его на две части — одну на Мичике, а другую в Воздвиженском, с тем, чтобы, предполагая совокупное действие сих двух отрядов в Автуру и Гельдыгену, обратиться внезапно и так, чтобы этого никто не ожидал, в Аргунское ущелье, до Шубута; там, расположив ваш отряд, а может быть и притянув в нему еще часть или весь отряд Мичиковский, заняться вырубкою леса и выбрать, по вашему усмотрению, такой пункт, где бы можно было временно расположить, может быть и на целый год, самостоятельный отряд в засевах, в балаганах или землянках, до той поры, когда можно будет там построить постоянное укрепление для подвижного резерва. Этим способом получаете вы возможность упразднить от значительного гарнизона все укрепления задних линий, а население Большой и Малой Чечни и Черных гор, увидя вас уже в тылу, воспользуется сим случаем, чтобы принести решительную покорность, и Шамиль без сомнения принужден будет тотчас же перенести свою резиденцию из Веденя в Карату или в какое либо другое место в недрах гор. Водворивши таким образом отряд в четыре баталиона, с достаточным числом кавалерии и артилерии, за Аргунским ущельем, и обеспечив его сообщение с Воздвиженским, вам уже легко будет, с остальною частию ваших войск, приступить в третьему действию зимней экспедиции, т. е. в расчистке Гельдыгенского орешника, а если Бог поможет, то и Автурского леса до Шалинской поляны. Жду с нетерпением от вас ответа.... Прошу ваше п—во, с изъявлением еще раз полной и душевной моей признательности, принять уверение в совершенном моем почтении и преданности» ⁷.

Увлекаясь своими широкими планами, талантливый полководец, со свойственною ему пылкостию, конечно, желал и быстрейшего осуществления их. На деле это оказывалось не так легко. Практический и предусмотрительный Н. И. Евдокимов явился тут сдерживающим элементом. Он лучше чем кто либо знал насколько разные, повидимому мелкие, [489] препятствия — если их предварительно не устранить — могут испортить осуществление самых блестящих планов, и предпочитал действовать хотя медленнее, но наверняка. Он и не стеснился высказать кн. Барятинскому собственные соображения, в нижеследующем письме, от 4-го января 1857 г.

....«Вы изволите требовать откровенного мнения моего касательно занятия Аргунского ущелья. Спешу доложить на это в духе желания вашего с—ва.

«При всей готовности выполнить волю вашу обращением второго периода действий в Аргунское ущелье, я не могу не сознаться, что экспедиции этой до сей поры не было в виду и потому не было сделано никаких предварительных распоряжений, требуемых важностью предприятия. Главное же затруднение предстоит в обеспечение отряда сеном, которого в Воздвиженском, от необильного урожая травы, ни жители, ни войска не заготовили в достаточном количестве и которого из других мест, за недостатком перевозочных средств, не представляется возможности доставить за умеренные издержки. Между тем занятий, при выполнении этой экспедиции, предстоит весьма много; вырубка леса и уничтожение его, разработка дороги в каменистом грунте и устройство временных укрепленных помещений для войск займут едва ли не все остальное время до ранней весны.

«Не смею отвергать, что занятие Аргунского ущелья доставит нам важные результаты; но мне кажется, что достижение их менее затруднительно и вернее путем систематической последовательности. Долговременная служба моя в войне с здешними народами приучила меня не верить горцам и считать их безвредными только тогда, когда они бывают лишены к тому возможности. Поэтому общей одновременной покорности от них я не ожидаю, и мнение мое, связанное с такими убеждениями, внушает смелость доложить: не изволите-ли ваше с—во признать возможным подготовить несомненную вероятность в полноте успеха действий наших в Аргунском ущельи следующими предварительными действиями в Большой Чечне:

«1) Расчисткою дорог по всем важным ее направлениям; 2) постройкою укрепления в центре Большой Чечни на 3 роты [490] пехоты и 2 сотни казаков (здесь укрепление, по мнению стариков чеченцев, окончательно покорит нам плоскость Большой Чечни, ибо прикроет покорное население от набегов, почему я и полагаю построить его прежде чем на Хоби-Шавдоне); 3) довершением устройства Сунженской линии, чрез водворение станицы в Чертугае и казачьих постов по Сунже и между ею и Тереком; 4) устройством аулов мирных жителей Большой и Малой Чечни; 5) необходимыми работами в кр. Воздвиженской и других пунктах левого крыла, нуждающихся в том для поддержки спокойствия края и для сохранения здоровья людей.

«Направив в настоящем году все способы в одной этой цели, я думаю хотя и не вполне успеть, однако, в большой части, как этих предприятий, так и в приготовлениях предстоящей экспедиции по Аргуну, — после чего даже незначительные отряды, оставленные в Большой Чечне и на Кумыкской плоскости, будут достаточны для охранения края, а действия главных сил в Аргунском ущелье освободятся от влияния случайных обстоятельств на плоскости».

«Пути из Аргунского ущелья далее в горы заслонены дремучим лесом, гораздо более, чем вход в ущелье. Действия наши станут грозными для Шамиля и всей горной Чечни еще более тогда, когда мы проникнем за эту вторую лесную ширму; поэтому нам предстоит, кроме занятия ущелья, проложить и этот путь, в гористой уже местности. Спокойствие со стороны Чеченской и Кумыкской плоскости и совокупность действий без сомнения облегчат нам эту операцию, посредством которой и получится уже прочная власть над всеми горными чеченскими племенами. Что касается до Шамиля, то он должен, кажется, держаться Чечни до последней крайности. Говорят, что все свои ценные вещи он вывез уже в Карату, (но) при всем этом находятся люди, утверждающие, что он оставит Ведень не прежде, как после совершенной потери влияния на приверженцев своих среди чеченских племен».

«Представляя вышеизложенное на решение вашего с—ва, я чистосердечно исполняю этим долг, вами на меня [491] возложенный, и буду ожидать приказаний ваших по сему предмету, чрез курьера» ⁸.

В таком же духе, еще за несколько дней перед тем (25-го декабря), писал Евдокимов к новому начальнику штаба Кавказской армии, свиты его величества генерал-маиору Дмитрию Алексеевичу Милютину ⁹, который предлагал прислать к нему (Евдокимову) некоего выходца ив гор, Юсуфа-Хаджи ¹⁰, и излагал предположения последнего относительно средств для покорения Большой Чечни.

«В письме, вчера мною полученном (так отвечает ему Николай Иванович), ваше п—во просите меня ускорить ответом по вопросу касательно проживающего в Тифлисе Юсуфа-Хаджи.... (так) как от него, в предстоящих зимних движениях, в самом деле может быть некоторая польза, то я решаюсь просить возвратить его, если возможно, без замедления. Касательно советов его я следующего мнения:

«Занятие плоскости Большой Чечни действительно порешит дело с чеченцами; но для этого нам не нужно вдаваться с укреплениями в ущелья Черных гор, и не нужно более двух: одного на Мичике, а другого в окрестностях Автура. Мы вдались бы в ошибку, если бы поверили, что укрепления наши могут замыкать выходы из ущелий. Образование ближайших к нам отрогов Черных гор допускает свободно переходить хребты из одного ущелья в другое, и укрепления наши, введенные в глубину их, столь же легко могут быть обходимы неприятелем, сколько трудно поддерживать с ними наши сообщения. Только далее в горах, где перевалы становятся скалисты, сказанные условия начинают получать место; но к этому, покуда, мы здесь еще не близки, и для того, чтобы сблизиться, надо управиться с плоскостью Большой Чечни, [492] для чего, по моему мнению, необходимо следующее: 1) выстроить мост через Аргун, у Бердыкеля, 2) поселить станицы у Чертугая и Умахан-Юрта, 3) сделать два укрепления: в окрестностях Автура и на Хоби-Шавдоне, или в долине Мичика, 4) пост на Джалке, для поддержания сообщения Грозной с Автуром, 5) разместить и устроить покорное чеченское народонаселение. После этого мы смело можем называть нашею всю плоскость Чечни и начинать движения далее. Пути для демонстраций Юсуф-Хаджи указал довольно удачно; но я думаю, что Шамиль давно уже понял образ ведения войны против нас и не замедлит угадать наши намерения вскоре после первых основательных известий о составе отрядов. Поэтому мне кажется, что со стороны Ходжал-Махи демонстрация, по отдаленности от Чечни, не принесет большой пользы; против Аргунского ущелья, где нам весьма полезно со временем утвердиться, лучше не показывать теперь никаких намерений, впредь до решительного движения, ибо если мы сделаем туда диверсию, то неприятель может после того поставить нам такие препятствия, для одоления которых потребуются большие усилия. Прикрытые не весьма большою ширмою леса, горцы живут по Аргуну спокойно; но если мы возбудим в них сомнение преждевременно, они укрепятся, и тогда вход в ущелье будет уже для нас весьма труден.

«Если бы из при-Каспийского края, пользуясь иногда праздностию войск, стали бы прокладывать хорошую дорогу от Евгеньевского укрепления, через Теренгул, к Буртунаю и делать просеки от Миатлы, через Хубарские высоты и от Чир-Юрта в Дылыму, — эти действия, согласуемые с временем года, принесли бы двойные плоды: силы неприятеля были бы развлечены, а время и труды солдат постепенно приближали нас к успеху в будущих предприятиях» ¹¹.

В ответе на это письмо (5 января 1857 г.) генерал Д. А. Милютин говорит:

«Получив письмо вашего п—ва, от 25 декабря, я немедленно же испросил разрешения г. главнокомандующего на отправление к вам Юсуфа-Хаджи с его свитою.... [493] Изложенные в письме вашем соображения по поводу сообщенных мною советов Юсуфа я счел долгом своим доложить г. главнокомандующему. Его сиятельство, как вам уже известно, вполне разделяет ваши мнения относительно Чечни, и также убежден, что судьба ее порешится занятием Хоби-Шавдона и Автура. Что же касается до движения в Дргунское ущелье, то князь Александр Иванович писал уже вам об этом предмете и ждет с нетерпением вашего ответа. Нет сомнения в том, что движение может быть не иначе предпринято, как в виде внезапного и решительного удара; демонстрации же в этом направлении, конечно, были бы более вредны, чем полезны. Мысли вашего п—ва относительно просек в Салатавии также вполне одобрены г. главнокомандующим и будут сообщены ген.-лейт. кн. Орбельяну для соображения. Содействие в этом направлении, действительно, может принести значительную помощь вашим успехам в Чечне» ¹².

Наконец, получен был князем Барятинским столь нетерпеливо им ожидаемый ответ Н. И. Евдокимова на письмо его от 30-го декабря ¹³. Как отнесся главнокомандующий к соображениям Николая Ивановича, можно видеть из нижеследующего письма в последнему от начальника штаба кавказской армии (8 января 1857 г.).

«Г. главнокомандующий, — пишет Д. А. Милютин, — получив письмо вашего п—ва от 4-го сего января, поручил мне уведомить вас, что его с—во вполне одобряет ваши соображения относительно предстоящего образа действий в Чечне и разрешает вам приводить в исполнение ваши соображения совершенно по вашему усмотрению. Между прочим, кн. Александр Иванович предоставляет вашему п—ву приступить в нынешнем же году к постройке укрепления в окрестностях Автура, если вы признаете это предприятие своевременным.... Его с—во разделяет ваше мнение, что укрепление в означенном месте может весьма упрочить положение наше на плоскости чеченской, однако же, решительного оборота в делах всего края ожидает от вступления нашего в Аргунское [494] ущелье. Довершение устройства Сунженской линии и наделение землями покорных чеченцев также заслуживают самого неослабного внимания. Что же касается до кр. Воздвиженской, то главнокомандующий полагает ограничиться в этом пункте лишь самыми неотлагательными работами, единственно для поддержания существующих строений, имея в виду, что с предполагаемым шагом нашим в аргунское ущелье важность крепости Воздвиженской утратится. Вообще, кн. Александр Иванович считает, что самым важным результатом предприятий наших в Чечне должно быть уменьшение количества войск в тех частях края, которые останутся задними и будут требовать гораздо меньших сил для охранения, чем прежде. К этому результату должны клониться все наши усилия» ¹⁴...

Предшествовавшая переписка показывает, что основные соображения Н. И. Евдокимова были высшим кавказским начальством признаны вполне верными. Согласно им повелись и последующие действия в смысле упрочения русской власти в Большой Чечне.

На сей конец, в самом начале 1857 года, было вновь сформировано два отряда: главный (Чеченский), силою в 14 1/2 баталионов, 4 эскадрона драгун, 15 сотен казаков, 5 сотен милиции, при 20 орудиях и 16 ракетных станках, под начальством самого Н. И. Евдокимова, и вспомогательный (Кумыкский), из 7 1/2 баталионов, 13 сотен казаков и милиции, при 14 орудиях, под начальством генерал-маиора барона Николаи.

За день до начала экспедиции Николай Иванович писал генералу Милютину:

«Сегодня выезжаю я во второй чеченский поход. Войска сосредоточатся к вечеру за Аргуном и завтра стянутся на Джалке. Чтобы сократить наши занятия во втором периоде, я собрал войск больше, чем предполагалось, и буду стараться с этими средствами открыть Чечню для летних движений и вдоль, и поперег. Генерал-маиор барон Николаи будет действовать через Маюртупскую просеву на Гелдыгенский лес с одной, а я, от Джалки, с другой стороны. Дело это скоро [495] кончится; тогда мы сделаем то же с Автурским лесом; потом прорубим Герзелинский лес, через Гертме на Гелдыген, расчистим Шалинскую просеку и увидим, что должно будет делать вперед».

«Отряд со стороны Кумыкской плоскости начинает свои занятия с 14 числа, на Хоби-Шавдоне, подготовлением строевого леса на укрепления»....

«Я очень рад, что мнение мое о чеченских делах удостоилось одобрения князя Александра Ивановича. Буду теперь стараться о возведении крепости в окрестностях Автура и, если Бог поможет сладить со множеством предстоящего здесь дела, то можно, кажется, заблаговременно предвидеть возможность и скорого занятия Аргунского ущелья и Веденя. Подробнее об этом предмете я буду писать после обозрения местности» ¹⁵....

15 января 1857 г. Чеченский отряд, согласно распоряжениям Николая Ивановича, сосредоточился на берегу р. Аргуна, против укрепления Бердыкель, а на другой день двинулся к р. Джалке, по направлению на высоты Чухум-Барз. Неприятельское скопище, засевшее у подошвы этих высот, будучи угрожаемо обходом нашей конницы, отступило без боя. В продолжение следующих трех дней войска рубили просеки по направлению к аулам Эспен и Агшпатой, при чем горцы непрерывно старались мешать им ружейным и пушечным огнем; а 20-го числа Чеченский отряд, оставив на Джалке свой вагенбург, под соответствующим прикрытием, двинулся к аулу Гелдыген, чтобы, совокупно с войсками барона Николаи, сосредоточенными на Кумыкской плоскости, проложить дорогу по Гелдыгенскому лесу и тем открыть путь еще далее в глубь Чечни, направляясь через Маюртупскую просеку.

«Хотя, — пишет Н. И. Евдокимов в своем донесении, — мною получены были сведения, что сбор неприятеля, со дня перехода нашего через Джалку, значительно увеличился, так что кроме чеченцев, преимущественно из аулов, ближайших [496] к горам, прибыли пешие ичкеринцы, андийцы, гумбетовцы и конные толпы горцев из разных отдаленных обществ, — но я, для движения в Гелдыгену, избрал дорогу несколько кружную, в том предположении, что вообще неприятель, при движении нашем вперед, обыкновенно не представляет сильного сопротивления, и что, желая осмотреть местность по дороге, где наши войска еще не проходили, я не показывал заранее, какую именно дорогу намерен избрать для устройства по ней постоянного сообщения от Джалки на Гелдыгея».

Под густым туманом и по еле-проходимым трущобам пришлось двигаться нашим войскам. Во время вынужденных остановов Н. И. Евдокимов приказывал, не теряя времени, рубить окрестный лес, и таким порядком, постепенно подвигаясь вперед через вновь проложенные просеки, перешел через р. Хулхулау, а передние эшелоны отряда, под начальством полковников: Мищенко и Кемпферта (постоянных сподвижников Н. И. Евдокимова в Чечне), добрались до большего аула Автура. Неприятель, бдительно следивший за нашим движением, — насколько лишь позволяла туманная погода, — стягивался со всех сторон конными и пешими толпами, стрелял с далекого расстояния ив своих орудий, несколько раз начинал ружейную перестрелку, но серьезного сопротивления нигде не оказывал: картечь и гранаты наши, а также лихие атаки конницы, оттесняли его все далее и далее. Заняв мимоходом аул Оспан-Юрт, для обеспечения себя от ночного нападения, Н. И. Евдокимов в тот же вечер достиг Гелдыгена, откуда, через прилегавший с противуположной стороны орешник, уже виднелись бивачные огни Кумыкского отряда.

По соединении обоих отрядов, войска, в течении нескольких дней, рубили лес по разным направлениям, истребляли враждебные аулы и прилегавшие к ним сады и посевы, под постоянным огнем горцев, покушавшихся иногда даже на атаку открытою силою. 24-го числа отряд барона Николаи возвратился на Хоби-шавдонские высоты, а войска Чеченского отряда продолжали рубку леса по левому берегу р. Хулхулау и по разным другим направлениям. Только 31-го января, по окончании всех намеченных занятий, возвратились они на [497] Аргун, к Бердыкелю, после чего были распущены по квартирам.

Потеря наша, за всю двух-недельную экспедицию, была самая ничтожная, как, впрочем, почти и во всех Евдокимовских экспедициях. Николай Иванович не любил затевать сражений без особенной надобности, а больше донимал противника искусными маневрами; но следует заметить, что и чеченцы в это время стали уже не те, что прежде. Сознание бесплодности борьбы при вновь усвоенной русскими системе действий сильно поколебало дух наших противников, и теперь, главным образом, только страх перед грозною карою Шамиля заставлял их сражаться с нами, да и то далеко не с прежнею энергиею. Что касается самого имама, то наша январьская экспедиция заставила и его сильно призадуматься. Собрав всех своих наибов, он строго подтвердил им приказание соблюдать крайнюю бдительность, при чем прибавил: «из действий Учгеза видно, что он сколько осторожен, столько нам и опасен» ¹⁶.

На представленном императору Александру II журнале военных действий за означенный период времени государь собственноручно написал: «Объявить в приказе благоволение генералу Евдокимову и всем гг. генералам, штаб и обер-офицерам. Нижним чинам обоих отрядов по 1 р. сер. на человека».

По получении известия о сем в Тифлисе, генерал Милютин писал Николаю Ивановичу: «Вчера фельдъегерь из Петербурга привез известие о монаршем внимании, которого удостоились зимние действия в. п—ва в Чечне. Вместе с сим, извещая вас об этом оффициально, имею честь сообщить вам, м. г., что оказанная е. и. в—м милость тем более радует г. главнокомандующего, что она нисходит непосредственно от высочайшего соизволения государя императора, без-всякого со стороны князя Александра Ивановича представления» ¹⁷.

После отдыха войск, продолжавшегося один месяц, [498] Н. И. Евдокимов приступил к 3-му периоду военных действий, намеченных к выполнению в течении зимы с 1856 года на 1857-й год. Они открылись 4-го марта, и подобно тому, как в предшествовавшем периоде, повелись одновременно с двух сторон: от Бердыкеля двинулся, под личным начальством Николая Ивановича, Чеченский отряд (12 1/2 баталионов пехоты, 4 эскадрона драгун, 20 1/2 сотен казаков и милиции, при 18 орудиях), а с Кумыкской плоскости — отряд барона Николаи 7 баталионов и 13 сотен, при 14 орудиях). На этот раз главные работы происходили около реки Басс: рубилась просева от бывшего аула Шали на Автуры и расчищалась проложенная еще в 1852 году, но заросшая просека от кр. Воздвиженской к Шали. 9-го марта заложен был на левом берегу Басса временный укрепленный Шалинский лагерь, который окончен в 20-му числу и занят соответствующим гарнизоном. Попытки появлявшегося там и сям неприятеля, помешать нашим работам, были постоянно и с успехом отражаемы. Последними актами этой экспедиции были: овладение так называемыми Гойтемировскими воротами, — ущельем между р.р. Ярык-Су и Яман-Су, открывавшим вход в глубь самых крепких мест Ауха и Ичкерии. Ущелье это, хотя и сильно укрепленное завалами, оставлено было горцами без защиты и 19-го числа занято Кумыкским отрядом; а 22-го марта особая колонна, вверенная начальству полковника Мищенко, расчистила сильно заросшую дорогу от кр. Воздвиженской к Урус-Мартанскому укреплению, на которой отряды наши постоянно подвергались нападениям.

Донося о последней своей экспедиции, Н. И. Евдокимов, между прочим, пишет следующее: «В продолжение 3-го периода, войска, продолжая сражаться и работать, в короткое время совершили многое. Чеченский отряд в 10 дней воздвиг укрепленный пункт, для постройки коего, при обыкновенных занятиях, потребовалось бы несравненно более времени. Этими трудами, соединенными с постоянным боем с тавлинцами и чеченцами, этот укрепленный лагерь окружился широкими полянами, на которых подвижной резерв будет действовать в продолжение лета и окончательно тем утвердит за нами пространство от Аргуна до Хулхулау, на котором без [499] сомнения явятся выходцы из ущелий, под наше владычество. Просека от Умахан-Юрта в средину Большой Чечни отняла от непокорных широкие поля и, разрезав, так сказать, непокорное население, гнездившееся в недоступных до сего времени лесах, поставило его в необходимость искать спасения или бегством в горы, или выходом к нам на поляны» ¹⁸.

Таким образом, третий период зимних действий этого года оказался столь же для нас плодотворным, как и оба предшествовавшие.

Тревожная боевая жизнь во время экспедиций, масса занятий по военно-административной части и гражданскому управлению обширным краем, при сильном недостатке рабочих сил (так как штаб левого врыла еще не был окончательно сформирован) — все это не мешало Николаю Ивановичу крайне серьезно и обдуманно составлять планы для предстоявших нам, в будущем, действий, которыми должен был быть нанесен смертельный удар власти Шамиля в Чечне и завершиться многолетняя кровавая борьба за обладание этою страною. К противнику своему он относился отнюдь не с-высока и отлично понимал, что тот не преминет воспользоваться малейшею с нашей стороны оплошностию, чтобы снова на несколько лет затормозить наши успехи. Свои мысли и соображения о будущих действиях Николай Иванович представил главнокомандующему в особой в высшей степени замечательной, записке от 28-го марта 1857 г. ¹⁹.

Князь Барятинский, с своей стороны, желая лично убедиться в результатах последних действий и проверить на месте свои предположения на будущее время, весною того же года (12-го апреля) выехал из Тифлиса, по направлению через Владикавказ, по верхне-Сунженской и передовой Чеченской линиям, в кр. Грозную и далее. Осмотрев по пути расположенные в отрядах войска и произведенные ими работы, он писал военному министру: «поездка эта убедила меня, что со стороны Большой Чечни мы, действительно, достигли значительного успеха [500] вырубкою лесов, произведенною генерал-лейтенантом Евдокимовым в последнюю зиму. Плоскость Большой Чечни, можно сказать, окончательно отторгнута от владений Шамиля, и движения войск по прямому направлению от Воздвиженского к Куринскому укреплению теперь возможны во всякое время» ²⁰.

Поездка, совершенная кн. Барятинским по линии, и рекогносцировка, произведенная им, 27-го апреля, в Аухе, до границ Ичкерии, еще более утвердили в нем мысль о важности взаимного содействия войск левого крыла и Прикаспийского края. Последним поручено было, в течении наступавшего лета, овладеть Салатавиею. Занятию этой страны главнокомандующий придавал весьма серьезное значение, предусматривая, что оттуда, как от предгория Андийского хребта, удобно будет подавать руку войскам левого врыла при предстоявшем им движении в Ичкерию, подступы к которой уже были подготовлены зимними работами Н. И. Евдокимова в Большой Чечне и в Ауховском обществе.

Внушения о важности и необходимости этого взаимного содействия сделаны были обоим командующим войсками. Николаю Ивановичу генерал Милютин писал по этому поводу следующее:

«Главнокомандующий поручил мне убедительнейше просить ваше п—во, согласно с теми указаниями, которые вы изволили получить лично от князя Александра Ивановича, иметь постоянно в виду, всеми зависящими от вас мерами содействовать князю Орбельяни, как наступательными движениями со стороны Чечни, так и отправлением подкреплений в самую Салатавию в тех особенных случаях, когда представится настоятельная в том надобность, — хотя бы пришлось чрез это прервать на время строительные работы во вверенном вам крае.... Князь Александр Иванович вполне надеется, что ваше п—во пожертвуете охотно всеми частными целями для общего дела, от успеха которого в настоящее время зависит будущность и левого крыла, и Дагестана» ²¹.

Вполне сочувствуя мысли о взаимном содействии и глубоко [501] сознавая важность оного, Николай Иванович не только письменно сносился по сему предмету с начальником войск Прикаспийского края, но и отправился, для личного с ним свидания, в укрепление Евгениевское, служившее исходным пунктом для предстоявшей экспедиции в Салатавию. Прибыв туда 19-го июня, он с большим участием отнесся к разрешению задачи, возложенной на Салатавский отряд, и, вникнув во все подробности, обещал кн. Орбельяни усилить его войска присылкою с левого крыла одного баталиона пехоты и одного дивизиона драгун со взводом легких орудий. Для ознакомления Н. И. Евдокимова с местностию, произведена была рекогносцировка окрестностей аула Нового Буртуная, которым предполагалось овладеть, а равно и путей, ведущих оттуда в аулам: Ауху, Дылыму и Зондаку. Возвратясь в Грозную и сообщая генералу Милютину о своей поездке, Николай Иванович, между прочим, писал: «Я вполне понимаю важность занятия Буртуная, готов содействовать успеху устройства там штаб-квартиры (Дагестанского пех. полка) всеми зависящими от меня средствами и смею полагать, что никогда частные цели не отклоняли меня от общего дела» ²².

На этот раз, однако, Салатавский отряд обошелся собственными средствами, и войскам левого врыла не пришлось отвлекаться от своих летних занятий, состоявших преимущественно в разработке дорог, исправлении укрепленных пунктов и т. п.

Приближавшиеся осень и зима были, как для Чечни, так и для всего вообще восточного Кавказа, чреваты событиями первостепенной важности. Записка, поданная Н. И. Евдокимовым главнокомандующему, в марте, (о которой упомянуто выше), равно как и другие письменные соображения начальника левого крыла, были исследованы кн. Барятинским с особенным вниманием и по достоинству им оценены. Генерал Милютин, в письме Николаю Ивановичу, от 20-го августа 1857 года, говорит следующее:

«Князь Александр Иванович внимательно читал ваши предположения и вообще разделяет ваши мнения; но сделал [502] только некоторые частные замечания, которые я и сообщаю в. п—ву в оффициальном отзыве. Дай Бог вам успеха в замышляемых обширных предприятиях. Г. главнокомандующий не стесняет вас ни в каких распоряжениях и заранее уверен, что все будет исполнено вами превосходно. Штабс-капитан Гарднер передаст вам на словах некоторые мысли е. с—ва. Вообще, князь Александр Иванович находит, что лучше ограничиться меньшим числом предприятий, но за то доделать сполна все то, что будет предпринято» ²³.

Сам кн. Барятинский, в письме военному министру, от 24-го октября 1857 г., упомянув об успехах наших в Салатавии, продолжает так:

«Генерал Евдокимов пойдет ему (князю Орбельяни) на встречу просеками из Ауха. В настоящее время он уже должен начать ряд военных действий, которые будут продолжаться всю зиму, в разных местах левого крыла, с одною общею целью — перенести нашу передовую линию с плоскости на первый уступ главного хребта. Уверен, что он исполнит это важное дело с деятельностью и искусством, отличающими этого генерала» ²⁴.

Такое доверие главнокомандующего, возлагая на Николая Ивановича крупную ответственность, с другой стороны развязывало ему руки. Кн. Барятинский, вообще отличавшийся редкою прозорливостью в выборе себе сотрудников, знал, с кем имел дело, — знал, чего можно ожидать от генерала умного, предусмотрительного, закаленного в кавказских войнах, — и Евдокимов блистательно оправдал его ожидания.

И. О. [503]

————

Записка о покорении Черных гор.

[28-го марта 1857 г. В кр. Грозной].

В продолжение последних 12-ти лет главною целью наших военных действий со стороны Терека, против непокорных племен, было устройство передовой Чеченской линии. В этих видах устроены укрепления: Воздвиженское, Ачхоевское, Урус-Мартанское, Шалинский лагерь; проложены просеки по большой русской дороге через Гехинский и Гойтинский леса, устроены просеки: Шалинская на Хоби-Шавдоне, где возводится ныне укрепление, через Гельдыгенский и Маюртупский леса и через долину Хулхулау.

Завладение равниною по правую сторону Сунжи до Черных гор нами достигнуто. Остаток равнины, примыкающей к подошве Черных гор, как по незначительности этого пространства, так и по местности, покрытой лесами и упирающейся в ущелья, должен быть отнесен к нагорному пространству, которое ожидает новых усилий нашего оружие.

Вся равнина Большой и Малой Чечни и по большую русскую дорогу очищена от непокорного населения, за небольшим исключением части течения рек Мичика и Гудермеса. Постоянное движение колонн в продолжении наступающего лета по вновь устроенным просекам от долины Джалки до Кочкалыковского хребта и до Умахан-Юрта отнимет от непокорных всякую возможность пахать и косить и, без всякого сомнения, заставит их частью переселиться в горы, частью перейти к нам с покорностью. По примеру уже устроиваемых населений из покорных туземцев в Малой Чечне, будет, без сомнения, со временем заселена плоскость Большой Чечни выходцами; но в населении этих покорных чеченцев не скоро будут водворены спокойствие и мирный быт. Ущелья гор не останутся без населения, нам враждебного, и это население больше, нежели прежде, чуждается теперь влияния нашего. Прежде, когда у беглецов были живее воспоминания о привольной жизни на равнинах, об их прежнем общественном быте, мы имели более возможности рассчитывать на возвращение чеченцев. Теперь стариков, помнящих прежние времена, осталось немного; продолжительная, ожесточенная война, беспрестанные переселения и лишения уничтожили у чеченцев всякую общественность. Бродя ничтожными хуторами по местам диким и невозделанным, чеченцы, в продолжение [504] многих лет, имели только одну цель — убегать нашего влияния и сопротивляться нам с оружием в руках. Новое поколение, взросши в этих условиях, не знает лучшей жизни, даже предпочитает ее прежней, и мы можем еще действовать на них посредством немногих уже людей, помнящих прежний быт.

Можно почти наверное полагать, что большая часть этого непокорного населения, бежавшая в ущелья, не возвратится на плоскость без особенных побудительных к тому причин; главная же и почти единственная причина — это будет необходимость от успехов нашего оружие.

Пока Черные горы будут наполнены враждебным населением, положение покорных на плоскости Большой и Малой Чечни будет всегда двусмысленно. Имея близких и воинственных соседей, покорные туземцы никогда не должны будут выпускать из рук оружие для своей защиты, и сверх того, по одноплеменности и прочим связям, и даже для собственной безопасности, не в состоянии будут прекратить сношений с непокорными; мы сами этого от них требовать будем для наших военных необходимостей, и это средство с двойным острием будет отзываться неблагоприятно на их домашний и общественный быт.

Следовательно, чтобы устроить покорное население на плоскости в тех видах, каких требует обеспечение края, необходимо завладеть Черными горами.

Полоса Черных гор, населенная враждебными нам племенами, тянется от долины Ассы до Сулака. Вся эта местность, покрытая лесами, изрытая верховьями речек, мелкими притоками и оврагами, представляет на каждом шагу для действий наших значительные затруднения. Сверх того, эта цепь гор, опираясь, особенно в восточной своей части, на подвластные Шамилю племена Дагестана, постоянно получает оттуда подкрепления, что видно из ряда экспедиций, предпринятых в последние годы.

Завладение этою цепью, т. е. утверждение наше на противуположной покатости, должно быть произведено, по моему мнению, действием войск с фронта по одному из ущелий и обходом этой цепи гор с фланга.

При существовании Владикавказского военного округа, действия войск, бывших в распоряжении начальника оного, за неимением другого поприща для действий, и сверх того, в видах обеспечения военно-грузинской дороги, уже начали покорение Черных гор, в смысле вышеизложенном, устройством просек в долины Ассы, Фортанга, Гехи; обход этих ущелий движением в Ако и проложением колесной дороги по Джераховскому ущелью были началом того предприятия, которое мы должны развить в больших размерах теперь, когда почти окончено уже дело с равниною Малой и Большой Чечни.

Вышесказанные действия со стороны бывшего Владикавказского военного [505] округа, по соразмерности со средствами, для них употребленными, принесли для того участка весьма важные последствия: проложением некоторых дорог, хотя не вполне приведенных к окончанию, мы открыли доступы для уничтожения, наказания и покорения разных разбойничьих притонов, тревоживших Владикавказский округ, и поддерживали влияние наше в некоторых обществах, лежащих за полосою Черных гор.

Но так как необходимо покорение Черных гор развить в больших размерах, то, по моему мнению, стратегическое значение западной оконечности этого хребта уступает восточной оконечности, и думаю, что действия наши, направленные против восточной стороны, доведут нас скорее к более важным последствиям по следующим причинам:

1) Полоса Черных гор, заключающая в себе Салатавию, Аух, Ичкерию и верховья речек Большой Чечни непосредственно прилегает к владениям, где власть Шамиля более развита и вся полоса Черных гор связана с непокорным Дагестаном, пространством, идущим от укр. Евгениевского и Чир-Юрта к верховьям Аргуна. Следовательно, действуя в обход Черных гор по сему направлению, мы, отрезывая Черные горы от источника их помощи, вместе с тем угрожаем долине Андийского Койсу.

2) Местопребывание Шамиля находится в этом пространстве и он, с успехом нашего оружие, должен будет удалиться в глубь Дагестана и утратить влияние свое на всю полосу Черных гор.

3) Действуя на восточную половину Черных гор, войска левого крыла могут сосредоточить главную массу своих сил на атаку Черных гор с фронта, прорваться сквозь одно из ущелий и утвердиться на противуположной покатости. Одновременно с этим, отряд войск Прикаспийского края может действовать в обход Черных гор, от Евгениевского на Бортунай и Зондак, и тем значительно способствуя войскам левого крыла, обеспечивает Шамхальскую плоскость, производит полезное влияние на Кумыкское владение и угрожает долине Андийского Койсу.

На основании этих соображений я ограничусь небольшим числом подробностей, которые будут сопровождать первоначальные действия наши по вышеизложенному плану.

1) Войска левого крыла Кавказской линии в продолжение сего лета преимущественно займутся утверждением нашей власти на равнине Большой Чечни и приготовлениями для действий зимою в Черные горы.

2) Со стороны Дагестана весьма полезно было бы, по моему мнению, в продолжение этого лета устроить укрепление у Бортуная, разработать дорогу туда и, сколько представится возможности, по направлению на Зондак. С этим шагом, укрепления Чир-Юрт и Евгениевское, а отчасти и кр. Внезапная потеряют важность пограничных укреплений и гарнизоны их вскоре могут быть уменьшены. [506]

3) Зимою 1857-1858 годов от войск левого крыла устраивается дорога по одному из ущелий Черных гор, возводится временное укрепление, разрезывается тем на двое непокорное население и приобретается возможность действовать на встречу войскам Прикаспийского края и в обход ущелий речек Большой Чечни.

4) Летом следующего 1858 года войска левого крыла и Прикаспийского края, подвигаясь на встречу один другому не временными движениями, а в смысле покорения края, если не отрежут совершенно восточной полосы Черных гор от Дагестана, то, по крайней мере, достигнут для покорения всей полосы Черных гор многих весьма важных данных (Арх. гр. Евдокимова, 14).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1888 г., т. LVIII, апрель, стр. 143-162; том LX, октябрь, стр. 169-202.

2. Военно-ученый архив, отд. II, № 6,590.

3. Арх. гр. Евдокимова, № 41.

4. Архив гр. Евдокимова, № 43.

5. Воен. Уч. арх., отд. II, № 6590.

6. Арх. гр. Евдокимова, № 43.

7. Арх. гр. Евдокимова, № 43.

8. Арх. гр. Евдокимова, № 43.

9. Впоследствии граф и воен. министр.

10. Этот Юсуф-Хаджи, воспитывавшийся в константинопольской военной школе, был несколько времени приближенным человеком у Шамиля и главным у него руководителем в постройке укреплений; но летом 1856-го г., когда шансы борьбы против нас, с заключением Парижского мира, все более и более стали уменьшаться, он ушел к русским, и с тех пор проживал в Тифлисе. В письме Евдокимова обсуждаются его советы касательно средств для покорении Большой Чечни. — И. О.

11. Архив гр. Евдокимова, № 50.

12. Архив гр. Евдокимова, № 50.

13. См. выше.

14. Архив гр. Евдокимова, № 50.

15. Архив гр. Евдокимова, № 50, из письма Н. И. Евдокимова начальнику главного штаба кавказской армии, от 15 января 1857 г.

16. Из письма г.-м. Вешка гр. Евдокимовой, 25-го марта 1888 г.

17. Арх. гр. Евдокимова, № 50: письмо ген. Милютина, 11 марта 1857 г.

18. Воен уч. архив, отд. II, № 65976.

19. См. приложение.

20. Кавказский Сборник, т. VIII, стр. 340.

21. Кавк. Сборник, т. VIII, стр. 343.

22. «Кавказский Сборник, том VIII, стр, 351.

23. Арх. гр. Евдокимова, № 50.

24. Воен. уч. архив, отд. II, № 6599.

Текст воспроизведен по изданию: Граф Николай Иванович Евдокимов. 1804-1873 // Русская старина, № 3. 1889