1804-1873.

II. ¹

Правым флангом Кавказской линии (куда, в 1850 г., Н. И. Евдокимов был назначен начальником) называлось пространство, шедшее от границы бывшего Черноморского казачьего войска вверх по р. Кубани, через Прочный-Окоп и Баталпашинск, до Каменного моста (в 7-ми верстах ниже Хумаринского укрепления) или до границы владений карачаевского , племени, нам покорного и поселенного почти у подножия Эльборуса, откуда Кубань берет начало. Эта часть линии, тянувшаяся на расстояние около 400 верст, занята была казачьими станицами и постами, а в некоторых местах и полевыми укреплениями, и называлась Кубанскою кордонною линиею, разделявшеюся на четыре участка. Далее, за Кубанью, такие же передовые линии были: Лабинская, простиравшаяся вверх по этой реке на 150 верст, и Мало-Лабинская — на 50 верст.

Все эти линии, с расположенными на них войсками, подчинялись начальнику правого фланга ² только в чисто-военном отношении; хозяйственная же часть, равно как и разные инженерные сооружения вовсе не подлежали его ведению. [170] Словом, начальник правого фланга был исключительно военным полевым начальником, не связанным и не развлекаемым никакими хозяйственными заботами и делами ³. Главною его обязанностию было бдительное охранение кордонною стражею всех линий, ему подчиненных, от вторжений неприятеля, равно как обеспечение всех наших поселений кань на этих линиях, так и позади их лежавших.

Закубанские горцы, с которыми Н. И. Евдокимову теперь пришлось иметь дело, распадались на большое число отдельных племен и обществ. Те из них, которые жили поблнхе к Кубани, а также на открытом пространстве между Кубанью и Лабою, волею-неволею держались спокойно, находясь под постоянным нашим надзором; за то другие племена, оттесненные за р. Белую и к предгориям главного Кавказского хребта, не прекращали враждебных против нас действий. Эти действия, впрочем, не грозили серьезною опасностию, пока велись врозь и пока не было силы, их объединяющей и направляющей к известной общей цели; но, именно, около начала 1850-х годов сила эта явилась в лице эмиссара Шамиля, некоего Мухамед-Эмина, человека весьма умного, энергического и наделавшего нам не мало хлопот.

К месту своего нового назначения Н. И. Евдокимов прибыл 20-го апреля 1850 года, а уже на другой день было получено известие, что на низовьях р. Белой собирается огромное неприятельское скопище, с намерением возмутить и переселить в горы некоторые покорные нам общества или нанести какой-либо вред станицам Лабинской линии. Такое известие могло озадачить начальника, вовсе еще не имевшего времени оглядеться в новой обстановке; но умудренный многолетнею кавказскою боевою практикою, Н. И. Евдокимов немедленно принял меры, вполне соответствовавшие обстоятельствам [171] данной минуты. Собранные им три отряда (из коих один состоял под его личным начальством), распределены были по линии столь искусно, что Мухамед-Эмин, в начале мая перешедший через р. Белую и направивший свои партии к верховьям Лабы, нигде не успел осуществить своих замыслов; собранное им скопище вернулось восвояси, а затем большая часть оного была распущена по домам ⁴. Войскам нашим, однако, приходилось оставаться на чеку до половины лета, так как горский предводитель не унимался и получались сведения о сборе им новых шаек. Только 15-го июля собранный на линии отряд наш мог быть распущен и Н. И. Евдокимову осталось несколько свободного времени для ближайшего ознакомления с вверенным его начальству краем. Но тут явился новый неприятель — болезнь. Против злокачественного климата при-кубанских низменностей не устояло и железное здоровье старого кавказца: он заболел желчною лихорадкою а должен был уехать лечиться в Кисловодск.

Здесь встретился он с приехавшим на воды наместником кавказским кн. Воронцовым и, конечно, из частных бесед с ним почерпнул точные указания относительно системы будущих действий за Кубанью и Лабою ⁵.

Нельзя сомневаться, что соображения, порожденные беседою двух кавказских ветеранов, не оставляли желать ничего лучшего; но осуществить их, к несчастию, было крайне трудно [172] при недостаточности на правом фланге боевых средств. Об этом, а равно и о впечатлении, произведенном на Н. И. Евдокимова новым местом служения, свидетельствует письмо его к бывшему своему начальнику, а теперь старому другу, генералу Клюки-фон-Клугенау, от 17-го августа 1850 г. ⁶, где он, между прочим, говорит:

«...Не найдя не малейшего устройства в делах фланга, мне пришлось увидеть себя в самом затруднительном положении, в крае, мне незнакомом: однако, надо было действовать и я проводил в трудах и дни, и ночи... Назначением своим я похвалиться не могу. Кордон по Кубани, Лабе и в верховьях этих рек составляет более 700 верст; мне предстоит оборонять эту линию с 12 полками казаков, из коих 4 рассыпаны на внутренних постах и по почтовому тракту, да с восьмью баталионами пехоты, большая часть коих должна занимать гарнизоны в станицах и укреплениях по Лабе. С большим трудом и с опасностью для некоторых пунктов имею возможность сосредоточить от 10 до 12 рот и до 2 тысяч кавалерии, но, не отдаляясь от пехоты, я не могу предупреждать неприятеля на таком огромном пространстве, а неприятель в 6 или 7 тысяч лучшей конницы может броситься на любой пункт и, конечно, не туда, где есть в готовности наши войска. Угадать намерение неприятеля дело весьма трудное, лазутчиков теперь почти нет, М. Эмин их убивает, да и вообще доставлять удовлетворительные известия сделалось невозможным, потому что власть Эмина до того усилилась, что за-лабинские черкесы, подобно дагестанских горцам, идут туда, куда им приказано, не зная сами для какой цели. Словом сказать, М. Эмин становится вторым Шамилем... На мне лежит теперь бремя защиты слабой страны со слабыми средствами, и я часто задумывался над возможностию переменить место службы... Кавказ удостоивается в нынешнем году посещения Государя Наследника и мы все теперь озабочены приготовлениями для встречи. Слава Богу, дарующему мне случай увидеть одну из наших царственных [173] особ... Его высочество будет в Екатеринодаре и выезжает оттуда по Лабинской линии до Прочного-Окопа, через Пятигорск и Владикавказ в Тифлис» ⁷.

Упоминаемая в этом письме поездка цесаревича Александра Николаевича действительно состоялась в сентябре 1850 г., но только не по Лабинской линии, как предполагалось, а по Кубанской. Перемена маршрута была вызвана достоверным известием о сборе М. Эмином значительной партии на правом берегу Белой, с целью напасть на поезд наследника (о чем горцы уже успели проведать). Обстоятельством перемены маршрута благоприятели Н. И. Евдокимова воспользовались, чтобы пустить в ход новую злостную сплетню: стали поговаривать, что посты и укрепления на Лабе находятся в таком жалком виде, не взирая на отпущенные для их постройки большие суммы, что боялись показать их цесаревичу, и что главный виновник, генерал Евдокимов, выдумал присутствие большой неприятельской партии для того, чтобы скрыть свои прегрешения.

Много ли было правды в слухах о плохом состоянии укреплений правого фланга — мы, конечно, определить не можем; но одно верно: это — что ответственность за их состояние ни в каком случае не могла падать на Н. И. Евдокимова, который лишь за четыре с небольшим месяца до прибытия цесаревича вступил в новую свою должность; да и из этого короткого срока, в продолжение которого никаких построек и даже ремонтов только-что приехавший начальник сделать не мог, — половина ушла на экспедиции против М. Эмина и на лечение болезни, схваченной во время тех же экспедиций.

Но клевета, как известно, не стесняется такими пустяками, как основательность, логика и т. п.; а масса пошляков или мелочно самолюбивых людей, не прощающих выдающейся личности ее блестящих качеств, с наслаждением приемлет всякую клевету. Не можем подняться до него, так постараемся спустить его до нашего уровня. Явление обычное!

Эпизод перемены маршрута вполне разъясняется следующим любопытным письмом Евдокимова генералу Клюки-фон-Клугенау, от 17-го октября 1850 года: [174]

«В предыдущем письме я говорил вам, кажется, что мы все в хлопотах приготовлений к встрече Государя! Наследника, удостоившего посещением Кавказ. Еще в начале августа я говорил в Кисловодске князю М. С. Воронцову, что проезд по Лабинской линии в это время года опасен, ибо обмеление рек дает возможность неприятелю к набегам в наши пределы, что, по положению этого края, указывает время опасных беспокойств именно тогда, когда е. выс—во намерен посетить Лабинскую линию, т. е. 18-го сентября, и что хотя опасения идут не за его особу, но ему было бы неприятно, еслибы по поводу обращения войск на его конвоирование могло случиться что-либо неблагоприятное для края. И главнокомандующий, и П. Е. Коцебу оправдывали мое мнение и готовы уже были довести это до сведения его высочества, как; приехал командующий войсками ⁸ и убедил всех, что опасения напрасны. Написали маршрут, основанный на совершенном спокойствии края. Между тем, уже 8-го сентября, появились сведения о приготовлениях горцев к сбору, а 12 числа, зашевелились все за-лабинские племена и на реку Белую прибыл от шапсугов сам М. Эмин. 14-го числа дознано наверное, что сборище стягивается на правом берегу Белой, а 16-го, что оно 18-го числа тронется на линию, т. е. в самый тот день, когда будет ехать его выс—во. Начальник Черноморского кордона генерал-лейтенант Рашпиль, подтверждая эти известия, донес, что цель сборища — напасть на поезд наследника, а затем обратиться к исполнению главной цели-покорению карачаевцев. Тут, без сомнения, основанием служил рассчет, что русские войска, расставленные для обеспечения проезда своего государя цесаревича, не успеют сосредоточиться и, следовательно, не в силах будут противостоять огромной массе кавалерии, собранной М. Эмином, — рассчет совершенно основательный, но не удавшийся по следующему случаю. Его выс—во, по причине бурной погоды, не мог посетить Новороссийск и прямо через Тамань прибыл в Екатеринодар днем прежде, чем назначено по маршруту; от этого [175] днем прежде изволил он прибыть и в Усть-Лабу, где, выслушав предложение главнокомандующего, согласился на перемену пути вместо Лабы по Кубани». Дальше говорится, как сборище горцев 28-го сентября двигалось к станице Воздвиженской и, узнав о перемене поезда цесаревича, остановилось в Длинном лесу, и пр. ⁹

Не успев исполнить своего хорошо задуманного плана, М. Эмин тем не менее не распускал своего скопища, готовясь, очевидно, к какому-нибудь другому против нас предприятию. Тогда начальствовавший войсками на Кавказской линии, генерал Завадовский, чтобы предупредить намерения противника, двинулся, с особым отрядом, к предполагавшемуся местонахождению М. Эмина, урочищу Зада, на притоках р. Фарс, а оттуда к р. Белой, для обозрения ее. Результатами этой семидневной экспедиции (2—9 октября), в которой участвовал и Н. И. Евдокимов, было: 1) оттеснение неприятельского скопца, которое таким образом не успело нанести нам столько вреда, сколько ожидать было можно, и 2) производство обозрения р. Белой, при чем неприятель понес чувствительные потери скотом и запасами хлеба и сена, — что должно было тяжело отозваться на нем зимою. Появление нашего отряда на р. Белой было, по свидетельству Завадовского, особенно важно в моральном отношении, ибо тогда, как М. Эмин уверял горцев, что мы слишком слабы ¹⁰, дабы решиться показаться там, отряд наш проследовал вдоль этой реки не набегом, как это исполнялось прежде, а небольшими переходами и в величайшем порядке ¹¹.

Экспедиция эта привела генерала Завадовского к убеждению в пользе и необходимости перенесения нашей передовой линии на р. Белую, и уже в конце ноября того же года особый [176] отряд, под личным начальством Н. И. Евдокимова, снова ходил к помянутой реке для определения подходящего пункта к устройству на ней моста.

Кн. Воронцов, в письме к военному министру, от 19-го октября 1851 г., излагая в общих чертах результаты наших действий на Кавказе в 1850 г., между прочим, говорит следующее:

«....В Закубанском крае не могли мы, по недостатку средств, предпринять решительных наступательных действий или приступить к занятию каких-либо передовых пунктов. Здесь агент Шамиля Мухамед-Эмин усилил свое влияние на абадзехов, шапсугов и натухайцев и положил некоторые начала в правлении этих обществ и союзу их между собою. Замыслы его не успели еще произвести ничего прочного и встретят многие препятствия в духе народном и разногласии интересов разных классов народонаселения; попытки его против наших пределов и мирных племен также, вообще, не имели успеха, и даже мы переселили ближе к нашей линии отложившихся было бесленеевцев и башильбаевцев, а движения неприятельских сборищ предупреждены были смелыми и удачными набегами наших отрядов за реки Белую, Пшех и верховья Урупа и на непокорные аулы Казильбековские и Моршалиева».... ¹².

Очевидно, что засвидетельствованною в этом письме успешностию действий, при недостатке средств, правый фланг Кавказской линии был обязан, преимущественно, распорядительности своего начальника.

С самого начала 1851 года снова открылся ряд наступательных действий в земли непокорных племен, при чем войска наши придерживались обычной системы, т. е. сжигали неприятельские аулы и хутора и истребляли запасы хлеба, сена и пр., рассчитывая поставить этим противников в безвыходное положение и заставить их либо удалиться далее в горы с привольных и плодоносных участков, либо переселяться в наши пределы и менять бедственную независимость на обеспеченное существование под русскою властию. [177]

По распоряжению кн. Воронцова, в первых числах февраля сосредоточен был на Лабинской линии, под личным начальством Н. И. Евдокимова, отряд из 4-х баталионов, 24-х сотен казаков и 500 чел. милиции, при 14 орудиях. Назначение этого отряда состояло в наказании закубанских племен, наиболее участвовавших во враждебных против нас попытках и гнездившихся в лесистых балках между реками Псефиром и Фарсом. Неприятельские аулы, атакованные с трех сторон, были истреблены со всем имуществом жителей, не смотря на отчаянную защиту последних. Через два дня после этого дела (5 февраля) отряд наш выдержал, на берегах Псефира, новую жаркую схватку со скопищем абадзехов силою до 3-х тысяч человек; но и здесь, не смотря на личное присутствие Мухамед-Эмина, неприятель был обращен в бегство. Засим, достигнув вполне указанной ему цели, Н. И. Евдокимов 7-го числа возвратился на Лабу и распустил свои войска по зимним квартирам ¹³.

Отдых его продолжался не долго: уже в конце марта он, во главе особого отряда, должен был наблюдать за переселением бесленеевцев с р. Тегении на р. Уруп, а в исходе апреля ему пришлось выступить с войсками под командою генерала Завадовского на р. Белую, где решено было возвести укрепление, долженствовавшее служить опорным пунктом для дальнейших движений в глубь враждебного нам края и для содержания в повиновении окрестных племен.

Постройка нового укрепления (заложенного 1-го мая) шла далеко не беспрепятственно со стороны неприятеля, который, чуя надвигавшуюся на него грозу и увлекаясь подстрекательством М. Эмина и его сторонников, не раз пытался производить нападения на наш отряд. По отъезде Завадовского, на Н. И. Евдокимова легла вся тяжесть рабочих и боевых трудов, усложнившихся еще необычайным развитием среди чинов отряда жестокой местной лихорадки, не пощадившей и самого начальника их ¹⁴. Не смотря, однако, на все эти затруднения, [178] новый форт — названный Белореченским укреплением — к осени приведен был в оборонительное состояние и через Белую перекинут мост. Окрестные общества были сильно смущены таким водворением русской силы в их ближайшей соседстве, хорошо сознав, что теперь для нас стало и ближе, и удобнее карать их за постоянные разбои и хищничества. Естественным последствием такого сознания явилась склонность вступить с нами в мирные отношения.

Чтобы поддержать такое настроение в окрестных обществах и доказать горцам, что опасения их не напрасны, предпринято было, в исходе ноября, движение в земли непокорных племен одновременно с двух сторон: из Черномория и с правого фланга Кавказской линии. Отряд правого фланга (5 баталионов, 14 сотен, 14 орудий) сосредоточился при Белореченском укреплении, и 22-го ноября, под личным начальством Н. И. Евдокимова, двинулся вверх по Белой и по Майкопскому ущелью, в земли абадзехов, и через верховья рек Уль и Фарс, к местонахождению Егерукаевских и Мохошевских аулов. Во время нашего движения туда и обратно, продолжавшегося целую неделю, названные племена хотя и были в сборе, но враждебных действий не предпринимали, а с покорностью встречали наши войска, заверяя в совершенной готовности на все мирные условия, для окончательного заключения которых Н. И. Евдокимов, соображаясь с обстоятельствами данного момента, предоставлял каждому обществу необходимые сроки. За успешное выполнение этого, полу-военного, полу-дипломатического, поручения ему, в числе прочих начальников, объявлена была совершенная признательность главнокомандующего.

«Конечно, писал по этому случаю кн. Воронцов военному министру, подобные обязательства (миролюбивые заверения [179] абадзехов и др. племен) не есть еще прочная покорность; но это общее расположение за Кубанью к миролюбивым с нами сношениям, — это общее убеждение, что более или менее они поставлены в зависимость от нас относительно средств к существованию, — считаю я весьма благоприятным началом» ¹⁵.

Надежды кн. Воронцова очень скоро были разрушены. Едва удалились русские войска, как М. Эмин, временно скрывавшийся в лесистых предгориях главного Кавказского хребта, снова появился среди обществ, заявлявших о своих миролюбивых чувствах. Пользуясь отсутствием старшин, которые, для переговоров с нашим начальством, уехали в Прочный-Окоп, он опять стал волновать народ, возбуждая его религиозный фанатизм и проповедуя новое общественное устройство на чисто-демократических началах. Абадзехи, шапсуги и другие племена, которые — конечно, только в виду безвыходного положения и скрепя сердце — незадолго перед тем заявили покорность нашей власти, теперь столь же быстро от нас отложились.

Пришлось опять смирять их оружием, опять доказывать, что мы могущественнее М. Эмина и что все россказни его о слабости наших сил на правом фланге не заслуживают доверия. На сей конец, по распоряжению кн. Воронцова, произведено было в исходе января 1852 года общее наступательное движение со стороны береговой линии, Черноморияг и правого фланга.

Отряд Н. И. Евдокимова (6 баталионов, 20 сотен казаком, 1 сотня милиции, 12 орудий) сосредоточился у Белореченского укрепления и 23 января, пройдя по занесенной глубоким снегом и прегражденной завалами дороге, внезапно появился в самой середине непокорных обществ Тсюшепс и Анчоко-Хабль, на урочище Кошхо. Высланные вперед, под начальством полковника Ягодина, казаки захватили неприятеля врасплох и успели сжечь его аулы и запасы, а затем благополучно отошли к следовавшей за ними пехоте, не смотря на то, что поднявшиеся по тревоге горцы упорно наседали на них. Вслед затем, неприятель, собравшись в весьма больших [180] силах, смело напал на занятую отрядом Н. И. Евдокимова позицию и до самого вечера не прекращал отчаянных на нее атак, которые, однако, все были успешно отбиты, благодаря геройскому поведению войск и искусным распоряжениям их начальника. 24-го января Н. И. Евдокимов возвратился с своим отрядом в Белореченское; но уже через день после того, узнав о ропоте, поднявшемся у раззоренных абадзехов против М. Эмина, и рассчитывая воспользоваться столь благоприятным для нас настроением их, он предпринял новое движение на р. Пшиш — при чем, главным образом, имелось в виду ознакомиться с окрестною местностью, что и было им исполнено почти беспрепятственно.

Экспедиции, предпринятые войсками береговой линии и Черномории, тоже сопровождались успехом, не смотря на упорство, с которым шапсуги и натухайцы отстаивали свои жилища ¹⁶.

Едва успел Н. И. Евдокимов распустить свой отряд, как пришлось опять предпринимать экспедицию для наказания соседних с Лабинскою линиею племен, уклонявшихся от исполнения данного ими обещания присягнуть на покорность русской власти. Из собранного на сей предмет (в станине Владимирской) отряда Н. И. Евдокимов взял лишь 2 баталиона, несколько сотен конницы и 4 орудия и 4-го февраля, двинувшись вверх по р. Ходзь, вышел в тыл бек-мурзаевским аулам, лежавшим на южном склоне Черных гор. Не видя возможности сопротивляться, устрашенные жители явились к Н. И. Евдокимову с повинною и выдали аманатов (заложников) в обеспечение своей верности. 6-го февраля отряд направился к р. Губс, преодолевая все затруднения, сопряженные с движением по гористой и пересеченной местности. Собравшиеся между тем толпы неприятеля двигались при этом параллельно с нашими войсками, но удачное действие артиллерии, штуцеров и крепостных ружей заставляло их держаться в почтительном отдалении от небольшого отряда нашего. К концу перехода, желая обеспечить расположение войск на [181] ночлеге, Н. И. Евдокимов направил против неприятельского скопища казаков и милиционеров под начальством полковника Ягодина. Горцы, не выдержав их удара, обратились в бегство. На следующий день, при движении по ущелью р. Губс, войска истребили скрытые здесь жителями запасы хлеба и сена, а 8-го февраля снова разбили неприятельскую партию, занявшую позицию на пути их возвращения ¹⁷.

В продолжение нескольких месяцев после этого на правом фланге господствовало относительное спокойствие, прерываемое лишь мелкими хищничествами горцев, а в ноябре и в декабре предприняты были Н. И. Евдокимовым новые экспедиции к верховьям Лабы, соединенные с переселением в, наши пределы некоторых ненадежных аулов и с истреблением запасов враждебного нам населения. Экспедиции эти и конечно, не обошлись без схваток с противником, не упускавшим случая наносить нам вред, и в общем положении дел мало произвели перемены: разбои и грабежи не прекращались и наши Лабннские поселения находились как бы в постоянном осадном положении, так как и местность, и малочисленность наших войск на линии весьма способствовали самым дерзким предприятиям хищников. Особенно дурную репутацию по части разбойничества приобрело общество егерукаевцев, прямо или косвенно принимавшее участие во всех набегах. Решено было наказать этих беспокойных соседей обычным способом, т. е. раззорением их главного аула Хасан-Шухай, а выполнение этого наказания поручено Н. И. Евдокимову. 16-го февраля 1858 г. собранный им отряд (6 баталионов, 24 сотни казаков, 14 орудий и 22 ракетных станка) скрытно двинулся к помянутому аулу и на рассвете 17-го числа (сделав около 50 верст) был уже в ближайших окрестностях оного. Высланные вперед казаки, не дав неприятелю опомниться, ворвались в аул и подожгли его; следовавшая за ними пехота довершила раззорение разбойничьего гнезда, но, при отступлении, как всегда бывало на Кавказе, подверглась отчаянному натиску противника. Хотя горцы были [182] отбиты, но и нам это дело обошлось сравнительно не дешево: мы потеряли убитыми 1 обер-офицера и 11 нижних чинов, а ранеными 5 об.-офицеров и 106 нижн. чинов ¹⁸.

Частный успех этот, вообще говоря, был столь же бесплоден для нас, как и предшествовавшие экспедиции. Абадзехи, озлобленные раззорением, которое мы им причиняли, и подстрекаемые М. Эмином, оставались постоянно во враждебном относительно нас положении, и до Н. И. Евдокимова постоянно доходили сведения о значительных сборищах их то в том, то в другом месте, а между тем М. Эмин держал свои намерения в такой глубокой тайне, что лазутчикам редко удавалось узнать о них что-либо положительное. При подобных обстоятельствах особенно важно было, чтобы во главе угрожаемого края стоял человек, хорошо знавший слабые и сильные стороны, как неприятельские, так и свои, знакомый со всеми обычаями, привычками и снаровками горцев и, наконец, лично знакомый со многими влиятельными между ними лицами. Этим условиям, конечно, немногие даже из старых кавказских служак могли удовлетворять в той степени, как Н. И. Евдокимов, выросший и развившийся среди тревожной боевой обстановки на азиятской окраине и отлично изучивший горцев.

10-го июля лазутчики донесли ему о сборе огромного скопища на р. Белой, а 16-го числа получено известие, что оно находится уже между реками Малою Лабою и Андрюком и что М. Эмин, объявляя горцам о разрыве России с Турцией, возвещал скорую помощь им от султана и призывал их всех к священной войне против гяуров. Известие было серьезное и требовавшее принятия быстрых, но и обдуманных мер. Н. И. Евдокимов, бдительно следивший за движениями противника, вывел из них верное заключение, что М. Эмин намерен вторгнуться в землю карачаевцев и потому немедленно распорядился соответствующею расстановкою войск на линии. Распоряжения его оказались столь целесообразными, что горцы, убедясь в нашей готовности повсюду их встретить, должны [183] были отказаться от своего предприятия и ушли, не причинив нам никакого существенного вреда.

Таким образом, обширные планы М. Эмина и на этот раз не осуществились и ему пришлось ограничиться поощрением горцев к мелким набегам, к которым они, по самой природе своей, были особенно способны и склонны. Чрезвычайное мелководие рек в этом году более чем когда либо способствовало их хищническим предприятиям, так что кордонная линия наша находилась в напряженном состоянии и постоянной тревоге ¹⁹.

Из вышеприведенного письма к генералу Клюки-фон-Клугенау мы видели, что Н. И. Евдокимов, уже при первом знакомстве с ходом дел на правом фланге, стал подумывать о перемене места служения. Мысль эта, с течением времени и под впечатлением беспрестанных тревог и беспокойств не вознаграждаемых никакими существенными результатами, все более и более в нем укреплялась и он еще в начале августа 1853 г. стал просить о другом назначении и о временном отпуске. Может быть, играли тут роль и какие нибудь другие неизвестные нам причины; может быть, противна была его убеждениям и самая система действий, которой тут держались и которую изменить было не в его власти; но можно поверить и тому, что потрясенный последними болезнями организм старого солдата, действительно, нуждался во временном отдыхе.

Приводим здесь письмо его к генер. Завадовскому, от 3-го августа (из Прочного Окопа):

«В 3 1/2 года бытности моей на правом фланге я неусыпно трудился на пользу службы и на приобретение внимания вашего в.-п—ва. Судя по тем милостивым знакам, которых удостоивался я при каждом личном свидании, во мне родилась уверенность, что трудился я не без успеха, и эта-то уверенность ныне послужила поводом обратиться к милостивому покровительству вашего в.-п—ва.

«Я недавно имел несчастие похоронить здесь мою мать; жена моя ежегодно больна по целому лету; сам я, отдавая [184] дань здешней лихорадке, получил ломоту в ногах, а беспрестанных беспокойств и многих других причин приобрел такие припадки, которые невольно заставляют заблаговременно подумать о своем здоровье.

«В числе средств, для сего необходимых, нужно также и душевное спокойствие. Мне давно бы уже следовало съездить в г. Воронеж, на поклонение гробу св. Митрофания, по обещанию, данному за несколько лет пред сим; но служебные обязанности отвлекали меня от этого религиозного дела, теперь, по мере физического расстройства, я начинаю беспокоиться о невыполнении святого обета. По этой причине, представляя вместе с этим прошение об увольнении меня туда и 28 дней, я всепокорнейше прошу в. вп—во дозволить мне воспользоваться этим отпуском в первых числах сентября, чтобы исполнить предстоящий путь в хорошее время года.

Вообще служба на правом фланге, как узнал я по опыту, так трудна, а заботы и ответственность так велики, что исполнение их едва ли может сохранить здоровье человеку самого спокойного характера. Я, к несчастию, не одарен этим качеством, и для меня было бы полезнее получить место трудное. Не представится ли случая вашему в. вп—ву облагодетельствовать меня ходатайством об этом.

«Внимание к этим двум просьбам моим послужит главным доказательством того милостивого расположения, которым вы почтили службу мою под лестным вашим начальством, а я смею уверить ваше вп—во, что чувство глубокой благодарности к особе вашей я сохраню в продолжение всей остальной моей жизни. Имею честь» и т. д.

Понятно, что лишиться такого помощника, как Н. И. Евдокимов, было для Завадовского вовсе нежелательным, и он не замедлял на вышеприведенное письмо послать следующий ответь:

«М. г. Николай Иванович. В письме ко мне от 3-августа ваше п—во просите отпуска в Воронеж на 28 дней, для поклонения мощам св. Митрофания, и ходатайства моего о доставлении вам другого назначения, по трудности службы в настоящей вашей должности.

«Отпуск я разрешу вам от себя немедленно. Касательно же второго предмета вашей просьбы у меня родилась мысль: [185] не думаете ли вы, что службою вашею недовольны? Боже сохрани вас от такого помышления! Скажу вам со всею откровенностию, что я и г. главнокомандующий разумеют о вас как о генерале опытном, деятельном и благоразумном, и в самых ваших действиях видели подтверждение этих качеств. Если при всей бдительности вашей удавалось иногда неприятелю причинить нам кой какой вред, — это приписывалось отнюдь не недостатку распорядительности, но тем случайностям войны, которых избежать невозможно и которые был и будут по всей линии, не смотря ни на какие с нашей стороны предосторожности. Словом сказать, служба ваша была всегда в отличном мнении начальства, поэтому убедительнейше прошу ваше п—во оставить на этот счет все опасения, если они есть у вас, и продолжать ваше полезное служение на правом фланге, с полным убеждением в справедливом на будущее время внимании моем и г. главнокомандующего к вашим трудам и усердию. Я побуждаюсь просить вас о сем тем более, что в настоящее время нет в виду и такой должности, которая соответствовала бы вашему званию; если же впоследствии откроется место более приличное вашим заслугам и достоинствам, то к доставлению вам оного с моей стороны употреблено будет все, что может от меня зависеть, с удовольствием».

Столь лестный отзыв со стороны ближайшего начальника, равно как и выраженное им настойчивое желавшие заставили Николая Ивановича отказаться от намерения оставить правый фланг. Он тогда же отвечал Завадовскому следующим письмом:

«Ваше вп—во от 10-го августа изволили удостоить меня таким лестным письмом, после которого мне было бы непростительно не стараться всеми силами оправдать ваше мнение и не поручить судьбы своей милостивому вашему покровительству. При личном свидании, которым я до сего времени не мог воспользоваться, по чрезвычайно беспокойному положению края, но которое ваше вп—во дозволите мне иметь честь получать по возвращении вашем в Ставрополь, я надеюсь, что вы удостоите позволением доложить вам лично о тех обстоятельствах, какими наиболее я озабочен. Между тем, [186] ободренный милостивым вниманием вашим, я буду продолжать свой труд, в ожидании отпуска, которым исполнится моя религиозная обязанность...» ²⁰.

Мы не знаем, успел ли Евдокимов, и когда, исполнить свое благочестивое намерение, но уже в конце октября того же года ему пришлось снова принимать непосредственное участие в военных действиях. По распоряжению генерала Завадовского предпринята была со стороны Черномория экспедиция за Кубань, в земли враждебных нам шапсугов, и чтобы не допустить к ним помощи со стороны племен, обитавших за Белою, решено было двинуть против последних особый отряд (21 рота, 20 сотен казаков, 12 пеших и 6 конных орудий, 2 ракетные станка, команда сапер и 800 человек милиции). Номинальное начальство над этим отрядом принял генерал-лейтенант Козловский (начальник 19 пехотной дивизии), прибывший на правый фланг для инспектирования войск и пожелавший принять участие в готовившейся экспедиции; во он сам предоставил все распоряжения Н. И. Евдокимову, вполне доверяя его опытности и знанию края.

20-го октября отряд собрался в станице Тенгинской, а на следующий день двинулся к Белореченскому укреплению. Отсюда войска наши направились к реке Пшиш и вверх по оной, проникая в такие места, где дотоле еще не бывала нога русская, и изучая местность, которая тут же наносилась на планы. Сопровождая движение обычным истреблением неприятельских запасов, войска, 23-го числа, приблизились к аулу Хуадж-хабль (на левом берегу Пшиша), в окрестностях коего были встречены скопищем абадзехов. Благодаря искусным распоряжениям Н. И. Евдокимова, неприятель был совершенно разбит и рассеян, а самый аул предан пламени. На следующий день, при обратном движении отряда, горцы, оо своему обыкновению, упорно преследовали нас, хотя все их атаки были отбиваемы; а 25-го числа отряд возвратился в Белореченское, потеряв выбывшими из строя 4-х офицеров и 83 чел. нижних чинов. Через два дня после этого Н. И. Евдокимов предпринял новое движение вверх по Белой, [187] имел 29-го числа небольшую стычку с горцами, а 1 ноября возвратился за Лабу и распустил войска по квартирам.

В рапорте, представленном генер. Козловским об этой экспедиции, сказано, между прочим:

«Начальник правого фланга, генерал-маиор Евдокимов, отлично зная местность (и) неприятеля, превосходно направлял движение отряда и начальствуемых им колонн во время боя».

В конце ноября того же года Н. И. Евдокимов приступил к давно уже испытанному и действительному средству в кавказской войне: вырубке лесов, — средству, которое на западном Кавказе практиковалось, повидимому, в недостаточно обширных размерах. Началось с ближайшей к нам местности, на левом берегу Лабы, где леса, подходившие к самой реке, отлично способствовали тайному приближению хищников и делали своевременное открытие их почти невозможным. В конце декабря того же года предпринята была Н. И. Евдокимовым усиленная рекогносцировка по долине Малой Лабы к Шахгиреевскому ущелью, при чем избраны выгодные места для окончательного устройства Лабинской линии и намечены направления просек по верховьям Большой и Малой Лабы, дабы восстановить свободное сообщение для войск между этими двумя реками и лишить неприятеля единственных мест, служивших ему здесь средством для существования. Рекогносцировкою этою, исполненною с совершенным успехом и с ничтожною потерею, завершился для Н. И. Евдокимова 1853-й год.

Новый 1854 год начинался при грозных для нас обстоятельствах: уже несколько месяцев кипела война на Дунае и на кавказско-турецкой границе, а в конце декабря 1853 г. часть англо-французского флота вошла в Черное море, с явно враждебными против нас намерениями. Не без основания можно было опасаться высадки союзников на наше кавказское прибрежье, где горцы, волнуемые Мухамед-Эмином, давно уже ожидали помощи извне и где положение наше, в подобном случае, могло сделаться крайне затруднительным. О намерении неприятеля, высадиться в Сухуме или около Анапы, тогдашний государственный канцлер, граф Нессельроде, еще [188] в 1853 г. извещал кн. Воронцова, и последний — как видно из его писем военному министру — считал это дело чрезвычайно опасным для Кавказского края ²¹.

Сам император Николай I тоже сознавал опасность, которая могла нам грозить с этой стороны, — что доказывается собственноручною его инструкциею от 22-го февраля 1854 г. ²². относительно действий наших войск, если бы союзники произвели высадку в северной части Черноморской береговой линии ²³; в подобном случае он имел в виду, для единства в действиях, подчинить все войска на Азовском прибрежье и в северо-западной части Кавказа одному общему начальнику, которым назначался тогдашний наказный атаман Донского войска, генерал-от-кавалерии Михаил Григорьевич Хомутов ²⁴.

Опасения относительно северо-западного Кавказа, к счастию, не сбылись и на Н. И. Евдокимове отозвались лишь увеличением забот и беспокойств, так как по несомненным сведениям подтверждаемым всеми лазутчиками, еще в декабре 1853 г. доставлено было прибрежным горцам, из Турции, для раздачи всем враждебным племенам, значительное количество свинца и пороха. Вслед за боевыми припасами должны были прибыть турецкие войска и, при содействии туземного населения, открыть военные действия сначала против береговой линии, а потом и против правого фланга ²⁵.

Помимо этих зловещих сведений, не прекращались и слухи о сборе значительных скопищ то в той, то в другой трущобе Закубанья; да и мелкие хищничества продолжались с прежнею дерзостию и вызывали с нашей стороны необходимость, время от времени, водить войска в глубь враждебного края [189] и наказывать противника истреблением его жилищ и запасов. Так, в начале. февраля предпринята была Н. И. Евдокимовым экспедиция в земли башильбаевцев, обитавших между Урупом и Лабою. Разбойничье общество это понесло строгую, но заслуженную кару.

В означенное тяжелое время наместник кавказский князь Воронцов, чувствуя крайнее ослабление сил, уже не стоявших в уровень с усиленною деятельностию, вызванною военными обстоятельствами, просил государя об увольнении от должности. По изъявлении высочайшего на то согласия, он передал временное заведывание кавказскими делами генералу Реаду, при чем снабдил его замечательною инструкциею, в которой, знакомя своего преемника с местными обстоятельствами, вообще, он делает и характеристику некоторых главных начальников в разных частях Кавказского края.

О Н. И. Евдокимове, в инструкции этой, кн. Воронцов отзывается следующим образом:

....«Правым флангом заведует старый и опытный кавказский воин, генерал-маиор Евдокимов; он несколько лет служил и отличался в Дагестане, а с тех пор, как командует правым флангом, я более и более удостоверяюсь, что он вполне достоин этой важной должности. За назначением его туда, я боялся, что некоторая грубость в его характере может быть там вредна; но, как человек умный, он умел, как кажется, взять тон и манеры, необходимые для тамошнего управления; военные же его достоинства и энергия всем известны, и все последние, полученные оттуда, сведения соглашаются в том, что он приобрел уважение и доверенность всех народов, которые имеют с ним дело. Для поддержания его власти и в справедливое воздаяние за его отличную там службу я всеподданнейше буду просить у государя императора для него чин генерал-лейтенанта. Вместе с тем, не излишним нахожу здесь сказать, что ежели — чего Боже сохрани — какой-либо случай лишил бы край его службы, то здесь есть только один человек, который вполне может его заменить, а именно — наказный атаман казачьего линейного войска, кн. Эристов» ²⁶. [190]

Подобный отзыв столь умного и проницательного человека, каким был кн. Воронцов, успевший хорошо ознакомиться с Н. И. Евдокимовым еще со времени действий под Гергебилем и Салтами, конечно, мог служить для последнего высоким нравственным удовлетворением, — если бы этот отзыв был ему известен. Что касается до чина генерал-лейтенанта, о котором упоминается в вышеприведенной инструкции, то Николай Иванович еще не скоро удостоился этой награды. Может быть, кн. Воронцов, удрученный летами и болезнию, забыл о своем намерении, а может быть и представление его не было уважено в виду, того, что не прошло еще и шести лет со времени производства Евдокимова в генерал-маиоры. и за это время последнему не представилось случая одержать какой-либо необычайный, блестящий успех, влекущий за собою и необычайные награды.

С такими успехами и наградами судьба ждала его впереди, а пока приходилось ему лишь попрежнему исполнять неуклонно служебный свой долг и удовлетворяться тою, относительно ограниченною, деятельностию, которая выпала ему на долю.

Заметим тут, мимоходом, что Н. И. Евдокимов, по производстве его в генеральский чин и по устранении от него тех ежедневных и мелочных хлопот, которые сопряжены с командованием полком, стал — в сознании недостаточности своей теоретической подготовки — много заниматься чтением статей и книг стратегического и тактического содержания. Сочинения эти, конечно, не раз вызывали ироническую улыбку на лице старого практика-воина, но, вероятно, почерпнул он оттуда и не мало дельных мыслей. Вообще же он, для поучения своего, ничем не пренебрегал и все отлично усвоивал своим здравым и положительным умом ²⁷. [191] Экспедициями на правом фланге он пользовался, между прочим, для изучения местности и образа действий неприятеля, и наблюдения свои затем обобщал в известную систему, которую нельзя было не признать самою практичною. Свидетельством тому служит, между прочим, составленная им в сентябре 1854 г. [192] «Записка о предположениях, полезных для исполнения на правом фланге Кавказской линии» ²⁸.

Изложенные в этой записке принципы, хотя не столь быстрого, но прочного покорения враждебного края, вынесены был Н. И. Евдокимовым из опыта и уже несколько лет тому назад стали применяться на левом фланге Кавказской линии, где правильность их вполне подтвердилась. Предположения его относительно будущих действий на правом фланге (помещенные в той же записке) доказывают, в какой мере ясно определил он себе цель, к которой должно стремиться. Конечно, он не мог предвидеть, что осуществление этих предположений, через какие-нибудь десять лет, во многом облегчат выполнение великой задачи, ему тогда поставленной.

Весна и лето 1854 года, вопреки опасениям нашего начальства, прошли в Закубанье довольно спокойно. В письме Н. И. Евдокимова генералу Хомутову, от 20 мая, он, между прочим, пишет:

...«Кроме обыкновенного хищничества, со стороны горцев нет важных предприятий. Они все еще ждут десанта, и тогда, поголовным ополчением, думают напасть на нас со всех сторон. Между тем, начальный порыв воинственности ослабевает и — сколько можно заметить теперь, — то чем позже будет здесь десант, тем менее найдет он сочувствия в туземных союзниках. Впрочем, что бы ни было, а с упованием на помощь Божию к правому делу мы остаемся с убеждением в несокрушимость наших войск» ²⁹.

Только глубокою осенью, в октябре, предпринята была заранее уже намеченная экспедиция в Закубанье. Она оказалась как нельзя более своевременною, так как 14-го числа этого месяца получено было известие о сборе М. Эмином сильных партий, с целью произвести набег в обширных размерах на наши Кубанские и Лабинские станицы. На третий день по получении этого известия Н. И. Евдокимов собрал в станице Тенгинской отряд из 4 1/2 баталионов, 18 1/2 казачьих сотен, при 14 орудиях и 12 ракетных станках и, [193] не теряя времени, предупредил намерения противника вторжением в земли враждебного нам общества гатукаевцев. Для содействия ему двинут был из Белореченского укрепления к р. Гиаге другой небольшой отряд. 17-го октября войска Н. И. Евдокимова приблизились к лежащему на крутом изгибе р. Белой и труднодоступному аулу Джан-Клычева, который давно уже служил исходным пунктом разных хищнических предприятий, и куда, в настоящее время, М. Эмин приказал собираться части своих скопищ. Движение наших войск произведено было столь неожиданно и скрытно, что они были уже в 2-х верстах от селения, когда неприятель заметил их. Горцы, не успевшие угнать своего скота и увезти имущество, обороняли свое гнездо отчаянно; не смотря на это, аул был взят менее чем в 1/4 часа и предан пламени.

Однако, все эти «наказания» смиряли горцев ненадолго; хищничество продолжалось с новою силою; а в ноябре пришлось опять предупреждать широкие замыслы М. Эмина новою экспедициею, которою, на этот раз, руководил временно начальствовавший войсками на Кавказской линии генерал-лейтенант Козловский ³⁰.

В самом конце года, — согласно составленным заранее предположениям для зимней экспедиции, Н. И. Евдокимов, во главе отряда из 6 баталионов, 17 сотен казаков и 350 чел. и милиционеров, при 18 орудиях, выступил 29-го декабря из станицы Зассовской к верховьям Малой Лабы и Андрюка, а к вечеру 30-го числа, выдержав оживленную перестрелку с горцами, прошел до впадения в Андрюк реки Сампристы. На другой день часть отряда двинулась вверх по Сампристе и, овладев после кровопролитного штурма, аулом Мистеркой, предала его истреблению. В последующие за тем дни войска занимались вырубкою леса, при непрестанной перестрелке с неприятелем, а к вечеру 10-го января 1855 года окончена была просека по всей долине Андрюка, и оттуда, через перевал, в долину Малой Лабы. Действия эти распространили тревогу среди окрестных горцев, которые стали стекаться [194] со всех сторон, намереваясь напасть на наш отряд. Узнав об этом, Н. И. Евдокимов предупредил противников быстрым движением к занимаемым ими аулам. Когда неприятельское скопище было рассеяно, отряд перешел в долину Большой Лабы, где с 13-го по 17-е число рубил просеку через Псеменский лес по направлению к горе Шолох, для открытия сообщения с Лабинскою линиею. Экспедиция окончилась 20-го января; но затем, в течении нескольких месяцев, продолжалась вырубка лесов в разных местах Закубанья. ближайших к нашей линии, и постройка новых укреплений и станиц в заранее намеченных пунктах.

Обычное течение дел на правом фланге, около середины мая, нарушилось известием о прорыве англо-французской эскадры через Керченский пролив. Снова возродились опасения близкой высадки союзников в Черномории, а потому туда, по требованию генерала Хомутова, отправлена была часть войск с правого фланга; с войсками этими 20-го мая прибыл в Бкате-ринодар и сам Н. И. Евдокимов; но оставаться тут пришлось ему не очень долго, так как уже 8-го июля получено было известие о новых значительных сборищах горцев за Лабою. Генерал Хомутов, удостоверившись за это время, что союзники не станут высаживаться в Черномории, немедленно вернул отряд Н. И. Евдокимова в Усть-Лабинскую станицу, для ближайшего наблюдения за делами правого фланга.

Между тем, временное удаление с этого фланга части наших войск, а вероятно и новые обнадеживания горцев Мухамед-Эмином, по случаю прибытия союзной эскадры в Азовское море, ободрило последних к дерзкому набегу в землю карачаевцев, куда они, 14-го августа, и успели, наконец, проникнуть. На этот раз лазутчики наши, очевидно, оплошали или же для самого сбора наших войск встретились какие-либо непредвиденные и особые затруднения, — но только предупредить неприятеля Николай Иванович не успел и оставалось лишь отрезать ему путь отступления, для чего и приняты были немедленно необходимые меры. Не смотря на то, Мухамед-Эмин, своевременно догадавшийся о грозившей ему опасности и имевший проводников, отлично знакомых со всеми [195] лазейками Закубанья, успех, вместе со своими шайками, ускользнуть от стороживших его войск.

Это событие было едва ли не единственным неудачным эпизодом в боевой службе Н. И. Евдокимова й не может бросать тени на его военную репутацию, — особенно, если сравнить его с начальниками, находившимися в одинаковом с ним положении. Припомним лишь, каким незначительным числом войск он располагал для охранения обширного района правого фланга и с каким предприимчивым, умным и отважным врагом он имел дело, — врагом, которого сила и влияние на горцев еще значительно увеличились в течении последних двух лет, вследствие оставления нами черноморского прибрежья, жители коего могли теперь совершенно свободно сноситься и с турками, и с англичанами.

Сношения эти, действительно, и поддерживались постоянно. Так, в начале октября того же года, Мухамед-Эмин ездил в Сухум, для свидания с прибывшим туда турецким главнокомандующим, Омером-пашею, и, возвратившись оттуда в середине месяца, немедленно стал делать самые обширные приготовления для нового набега, собрав на верховьях Белой и на Малой Лабе более 10,000 конных и пеших абадзехов. На этот раз, однако, задуманное им крупное предприятие кончилось ничем. Своевременно предуведомленный о неприятельских намерениях, Н. И. Евдокимов не допустил разбойников поживиться в русских станицах: куда ни бросались их передовые шайки, всюду встречали они нас готовыми к встрече. Эта готовность отбила у Мухамед-Эмина охоту настаивать на выполнении своего предприятия, и он, около 10-го ноября, распустил собранные им скопища по домам. Затем войска наши возобновили свои обычные рубки просек, при чем особым отрядом их был произведен удачный набег в долину р. Псефир.

Вскоре за сим осуществилось давнишнее желание Николая Ивановича избавиться от занимаемой им крайне трудной и беспокойной должности. Высочайшим приказом 28-го ноября I 1855 года он назначался командующим 20-ю пехотною дивизиею и начальником левого фланга Кавказской линии. Приказ этот дошел до Н. И. Евдокимова только около 15-го [196] декабря; но Николаю Ивановичу пришлось еще более месяца оставаться на правом фланге, для окончательного завершения тамошних дел, так что выехать к месту своего нового, назначения ему удалось лишь в начале февраля 1856 года.

За предшествовавшую пятилетнюю деятельность в должности начальника правого фланга он, кроме изъявления высочайшего благоволения, награжден был орденами св. Станислава и св. Анны 1-й степени и св. Владимира 2-й степени.

Относительно оценки его службы ближайшими начальниками и сподвижниками свидетельствуют вышеприведенные отзывы кн. Воронцова и Завадовского. Дополним их следующими словами в высшей степени почтенного человека, генерал-адъютанта Хомутова ³¹, которому пришлось близко познакомиться с Николаем Ивановичем в весьма тяжелое для нас время:

«М. г. Николай Иванович, — говорить он в письме от 5-го мая 1855 года, — краткое время моего командования правым флангом доставило мне только удовольствие познакомиться с вами и узнать в вас верного царского боевого слугу; очень рад, что я сблизился с вами».... ³².

И. О. [197]

__________________________________________________________________

ПРИЛОЖЕНИЯ.

I.

Собственноручная государя императора Николая І-го инструкция от 22-го февраля 1854 года.

При теперешнем общем положении дел, кавказской линии угрожать могут две опасности:

1) Усиленное нападение Шамиля на военно-грузинскую дорогу, в соединении с кабардинцами и другими близ оной обитающими племенами, с целью пресечь наши сообщения с Закавказием.

2) Нападение союзных сил десантом в северной части черноморской береговой линии, с тем, чтобы овладеть Геленджиком, Новороссийском и Анапой; соединение с натухайцами, шапсугами и абадзехами для нападения на землю черноморских казаков, и проникнуть далее на правый фланг кавказской линии, в то-же время как другие племена восстанут, угрожая лабинской линии или даже Пятигорску.

Отвратить первую опасность лежит на прямой обязанности г.-л. Козловского, с теми войсками, кои ему непосредственно подчинены в центре линии и которых нельзя не признать достаточный с той поры, как там расположена вся резервная дивизия кавказского корпуса, т. а. резерв из 14 баталионов при двух батареях, кроме линейных баталионов и 6-тн баталионов Тенгинского и Навагинского полков и 3 бат. Егерского кн. Воронцова полка, донских линейных казаков, при одной или двух конно-казачьих батареях.

Нет притом вероятия, чтобы Шамиль в одно и то-же время угрожать мог и военно-грузинской дороге, и лезгинской линии, и кумыкской плоскости, и прикаспийскому краю, которые, впрочем, охраняются особыми отрядами войск, здесь не упоминаемыми.

С последне-данных приказаний войсковому атаману донского войска и с приостановления близь Ставрополя 1-й бригады 17-й дивизии с ее 2-мя батареями нахожу, что опасность линии и Черногории во многом уже не так велика, ибо, не говоря о гарнизонах трех прибрежных укреплений, легко ныне еобраны быть могут 11 бат., кроме 2-й бригады 19-й дивизии, 6 казачьих полков и 2 пеших, 4 1/2 конных батарей. [198]

Я полагаю, что место сбора сему отряду назначить должно близь Варениковой пристани, с тем, чтобы при высадке неприятеля, и в особенности при Геленджике или Новороссийске, немедля следовать ему на встречу и принять отступающие гарнизоны Геленджика и Новороссийска, ежели они вынуждены были бросить сии места и, наконец, ежели бы высадка последовала у Анапы, отбросить неприятеля в море и спасти Анапу.

При таковом действии неприятеля весьма вероятно, что он будет в соглашении с горцами, чтоб они отвлекли внимание и силы наши в другую сторону, угрожая или лабннской линия, или самой кубанской линии. Чтоб воспрепятствовать сему, предстоят, кажется, два способа: или чтобы тогда ген. Евдокимову, собрав, что можно, из войск, ему подчиненных, следовать на Белую и в глубь края, по направлению к Абинску, или собрать у Ольгинского тет-де-пона отряд из тех же войск, не менее 6 бат. с артиллериею и одним или двумя казачьими полками, чтобы отрядов сим охранять кубанскую линию и отбить всякое тут покушение; на лабинской же линии оставаться в оборонительном положении.

Адмиралу Серебрякову обратить главное внимание на сохранение Анапы и, буде можно, Новороссийска. Ежели Геленджик и Кабардинск отстоять нельзя, гарнизоны сии отводить к Новороссийску, чем защита сего места значительно усилится, а когда и этот важный пункт нельзя будет сберечь, все в нем сжечь и уничтожить, равно как в Геленджике и Кабардинской, и отступить всеми силами чрез Раевский форт к Анапе, наводя неприятели флангов на главный отряд, идущий от Варениковой.

Вот в главных чертах все, что я покуда предначертать могу как г.-л. Козловскому, так и ген. от кавал. Хомутову и В. А. Серебрякову.

Вице-адмиралу Серебрякову, в случае крайности, военные все суда в северной части линии отвести к павловской батарее под прикрытие огня и для защиты пролива, а в случае невозможности и там устоять отослать к Ейску, ежели глубина моря сие дозволяет. (Архив тр. Евдокниова, № 72). [199]

II.

Записка ген.-маиора Евдокимова о предположениях, полезных для исполнения на правом фланге кавказской линии.

Сентября 9-го дня 1854 года, креп. Прочный-Окоп.

Разноплеменный народ Закубанского края, необузданный благонамеренным правлением, живет по произволу без цели и видов к будущему. Если горцев сравнять с хищными зверями — это не будет противоречить истине и сократит рассказ о склонностях и общественном быте дикого народа, столь упорно противящегося мощной силе русского оружия. Это-же сравнение разрешает вопрос о трудности покорения его и приводит к изысканию средств для отвращения затруднений сих на будущее время.

Опыты прошедших лет показали, что значительные экспедиции, предпринимавшиеся с целью завоевания страны, не всегда доставляли желаемые результаты. Горец при первой опасности бежит в лес с семейством и скотоводством — единственным его имуществом, оттуда зорко смотрит за возможностью нанести вред противнику, и как только миновалась гроза, он предоставляет семейству построить шалаш на место сожженного неприятелем, а сам возвращается к обычному своему ремеслу — хищничеству. Если же крайние обстоятельства и вынудят его испрашивать иногда пощады и покорности — это не прочно и не продолжительно; слабая власть старшин, управляющих фамилиями, и несогласие сих последних между собою не имеют силы обуздать порывов буйной вольности и все условия, на таком шатком основании устроенные, скоро разрушаются, не оставляя и признаков своего существования. После этого можно, кажется, с достоверностью угадывать, что и впредь подобные походы не принесут плодов, которые хотя сколько нибудь вознаграждали бы пожертвования. Войска пройдут, сожгут по пути пустые к незатейливые дома горцев и след этого опустошения, и влияние, им произведенное, исчезнет не далее как с предстоящей весной.

Система медленного завоевания страны, принятая в последнее время, едва-ли не составляет исключительное средство для Закубанского края. Она состоит в следующем:

В последовательном водворении поселений наших по плодоносным доливал рек, вытекающих с Кавказского хребта.

Для этой цели, посредством которой разобщаются покорные племена от непокорных и тем окончательно упрочиваются за нами покоренные участки земель, нам необходимо заниматься вырубкою лесов и устройством выгодных путей от известной полосы до другой. Этот способ, представляя возможность к движению незначительных отрядов во всякое время, стесняет горцев, заставляет покидать плодородные поляны, удаляться в леса [200] и среди их расчищать новые места для посевов. Таким образом сами-же горцы облегчают отчасти наш труд и помогают нашим видам. Время от времени леса, составляющие главную защиту их, редеют, народонаселение незаметно сгущается там, где безопаснее еще от наших войск, и чем деятельнее посредством этого пути мы будем двигаться к цели, тем скорее ее достигнем. Сгущенное народонаселение, лишенное плодородия земель, вынуждено будет покориться разом и на таких основаниях, ручательство коих мы признаем достаточным для большей прочности.

Согласно с сим на правом фланге кавказской линии имеются в виду следующие главные предприятия:

1) Учредить линию по реке Малой Лабе, дабы, прислонясь флангом общей лабинской линии к кавказским горам, заслонить ею все пространство, между Кубанью и Лабою лежащее. Фланговый пункт этой линии определяется пока у Шагиреевского ущелья, откуда впоследствии может быть восстановлено сообщение чрез Снежный горный хребет к Черноморскому прибрежью.

2) Приступить к продолжению новой линии на реке Белой, основатель коей служит уже нынешнее укрепление Белоречинское.

Чтобы исполнить эти два главные предположения, со стороны правого фланга предстоят следующие занятия:

а) Выстроить мост через реку Лабу у Калажинского укрепления.

б) Возвести два укрепления и два поста по реке Малой Лабе на пространстве от упомянутого пункта до Шагиреевского ущелья, то есть до выхода Малой Лабы из горной теснины.

в) Прочистить леса и проложить дороги по вершинам рр. Андрюка, Большой Лабы и Урупа, для свободного движения войск вдоль горного хребта до укрепления Надежинского.

г) Вытеснить непокорное народонаселение, гнездящееся в трущобах между Большой и Малой Лабой.

Предприятия, в последних 4-х пунктах изложенные, относятся до учреждения линии по р. Малой Лабе и предполагаются к выполнению в предстоящую зиму, кроме постройки укреплений и постов, которые будут возводиться, если позволят обстоятельства, в лето 1855 года. Этим должно окончиться в главных чертах устройство лабинской линии, где хотя и останется еще необходимость в заселении казачьими станицами некоторых важных пунктов, но как по занятии Лабы работы эти можно произвести уже с меньшим числом войск от пехоты, то и препятствия для действий наших на р. Белой устранятся. А потому обращаюсь к вопросу о сих последних. Перпендикулярное течение р. Белой к р. Кубани образует угол с черноморскою кордонною линиею. Пространство между выходом ее из непроходимых горных теснин до устья сокращается противу течения Лабы не менее 75—80 верст. Этих двух причин уже достаточно, чтобы [201] пригнать превосходство устроенной тут линии над Лабинскою даже и в том случае, если отказаться от всяких дальнейших предприятий в закубанском крае. Довольно одного моста через Кубань где нибудь, положим между станицею Корсунскою и Пашковскою, чтобы отнять у горцев все плодородное пространство но пряной линии от Екатеринодара до укрепления Белоречинского; довольно сделать несколько просев со стороны упомянутых пунктов в направлении к рр. Пшиш (Тихиньская) и Пчаш, чтобы отбросить значительное народонаселение, тут обитающее, к горам, и мы получили-бы важную пользу как для настоящих, так и будущих наших предприятий. В настоящих потому, что надкубанским и частью надлабинским нашим поселениям доставили бы большую безопасность, а в будущих, что близкое соседство Белоречинской и Черноморской кордонной линии доставят сильные средства и к взаимной обороне, и к быстрым успехам для дальнейшего покорения страны, ибо, если в тех-же самых видах действовать со стороны Анапы, то мне кажется, что 15, а много 20 лет довольно для того, чтобы с одной стороны утвердить линию наших поселений, положим на Пшекупсе, а с другой на Адагуме или Тебсе, и можно ручаться, что одна сильная крепость в центре остального незначительного пространства непокорных, с пособием просек леса, положит конец упрямству горцев не только в закубанском крае, но отзовется и на черноморском прибрежьи, если мы не будем пренебрегать горными путями через снежный хребет.

Теперь остается объяснить, что сделаем мы с горцами, которые, оставляя раввины, будут удаляться от нас в нагорные леса или предлагать покорность?

Первых надлежит нам преследовать зимними экспедициями и просевами до совершенного очищения внутреннего пространства; последних принимать не иначе, как с условием селиться на местах, которые будут представлять ручательство в невозможности или в безвредности ее для наших линий. Вот причина, по которой нельзя надеяться на сокращение предположенного хвою срока для окончательного завоевания страны, ибо здесь опытное употребление не очень больших отрядов, способности частных начальников и степень доверенности, которую успеют приобрести они от горцев, сделают больше, чем излишество военных сил. Основываясь на этой общей мысли, я полагаю, что со стороны правого фланга на Белоречинской линии на сей раз можно начинать следующие действия:

1) Очистить берега реки Белой от враждебных аулов вниз от Белоречинского укрепления до устья.

2) Проложить просеку через реку Пшиш и согнать аулы, по ней сидящие, предоставляя желающим покорности селиться на свободных землях правого берега Кубани в Черномории, или на левом ее берегу в дачах правого фланга, закрытых лабинскою линиею. [202]

Исполнение этих 2-х пунктов в одну вину не может быть выполнено одними войсками правого фланга; необходимо содействие со стороны Черномория, а как и там предстоит необходимость в прорубке просек во левому берегу Кубани, как для движения между рр. Белой и Пшишью (Тихинькой), так и по левому берегу сей последней, то на сей раз и довольно ограничиться только этим предположением, тем более, что по отдаленности пункта действий и по недостатку перевозочных средств на фланге для подвозки фуража лошадям и время занятия войскам определить нельзя — оно будет зависеть от тех средств, какие успеют найти они в запасах неприятеля

Полагая возможным в изложенной мною последовательности достигнуть со временем совершенного покорения Закубанского края, я решился объяснить все вышеупомянутые подробности в тех видах, что если начальство найдет в них что нибудь дельное, то это дельное может быть с пользою для будущего применено в частных экспедициях, предпринимаемых или для наказания враждебного народонаселения, или для отвлечения от хищных намерений противу наших линий. К тому же может быть и праздность войск, собранных в некоторых пунктах для встречи западных нашить врагов, доставит случай к облегчению будущих трудов. Что-же касается собственно до отвлечения шапсугов, натухайцев и абадзех от содействия туркам противу покушения их на Абхазию и Самурзакань, то на это нельзя, кажется, иметь другого предположения, кроме готовности устремиться с войсками в многолюднейшие пункты враждебных обществ по получении известия о приготовлении их к походу и действовать во вред неприятелю по обстоятельствам и сообразно с временем года, в какое это случится. Для сей последней цели войскам правого фланга выгоднее двинуться из белоречинского укрепления или вверх по левому берегу р. Пчахи, или же, если не будет мешать полноводье р. Пшиш, то за оную.

В октябре месяце войскам правого фланга совместно с войсками центра предстоит движение по верховьям рек Большой и Малой Лабы. Экспедиция эта может продолжиться около месяца, следовательно в ноябре около двадцатых чисел они могут быть обращены к р. Белой и начать действовать по указанию, которое получат.

Наличный состав отряда не будет превышать 4 1/2 баталионов пехоты. 20 сотен конницы и 20 конных и пеших орудий артиллерии; но может быть г-н командующий войсками на кавказской линии найдет возможность усилить к тому времени этот отряд еще 2-мя баталионами пехоты из войск, имеющихся в центре кавказской линии. (Архив графа Евдокимова, № 72).

Сообщ. И. О.

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1888 г., т. LVIII, апрель, стр. 143-162.

2. Который, в свою очередь, был подчинен командующему войсками всей Кавказской линии и Черномории. — И. О.

3. Мы преднамеренно указываем на это обстоятельство, потому что недоброжелатели Н. И. Евдокимова и люди, привыкшие верить всяким сплетням, распускали слух, что он, во время командования правым флангом, позволял себе, как и всегда, разные злоупотребления по хозяйственной части. Подробные на этот счет разъяснения читатель может найти в прекрасной статье г. Кравцова: «Кавказ и его военачальники» («Русск. Старина» изд. 1886 г.). — И. О.

4. См. акты, собранные кавказскою археографическою коммиссиею, т. X, стр. 599.

5. О системе этой дает понятие отношение кн. Воронцова к военному министру, от 19-го октября 1851 г., за № 51, в котором, между прочим, говорится: ….«я считаю необходимым остановить в самом начале распространение вредных нововведений Мухамед-Эмина, которые могли бы сделаться впоследствии для нас опасными, и для того перейти на правом фланге в наступательное положение. Нужно отнять у неприятеля пространство между реками Белою и Лабою, где он имел ныне богатые хлебопашества и сенокосы; нужно угрожать постоянно абадзехам набегами и тем предупреждать или рассеевать сборы партий; тогда они почувствуют сколько присутствие агента Шамиля для них невыгодно и влияние сего последнего неминуемо должно ослабнуть; быть может даже он принужден будет вовсе оставить прилежащий край, и тем самым и начинающийся союз поколеблется или вовсе расстроится».... (Военно-учений архив, отд. II, № 4,246). — И. О.

6. Генерал Кл.-ф.-Клугенау в это время командовал дивизиею в Царстве Польском. — И. О.

7. Зиссерман: 25 лет на Кавказе, часть 2-я, стр. 416.

8. Генерал от кавалерии Завадовский, командовавший войсками на Кавказской линии и в Черномории. — И. О.

9. Зиссерман: 25 лет на Кавказе, ч. II, стр. 418.

10. Для действий на правом фланге, в 1850 году, назначено было (кроме местных линейных баталионов), 5 баталионов Ставропольского и 1 баталион Кубанского егерских полков, 30 человек из 3-го резервного саперного баталиона, 1 пеший казачий линейный баталион, 12 сотен казаков, 1/2 сотни милиции, 12 орудий легких и конных. (Военно-Ученый архив, отд. II, № 4,244).

11. Военно-Уч. архив, отд. II, № 3914. — И. О.

12. Военно-ученый архив, отд. II, № 4,216.

13. Акты, собранные кавказскою археографическою коммиссиею, т. X, стр. 606.

14. По настоящее время, — сообщает Н. Е. Евдокимов Завадовскому, — а не писал в. п—ву, потому что не мог сообщить вам ничего приятного о положении дел на Белой. После отъезда вашего болезненность достигла такой высокой степени, что лагерь наш походил скорее на большой походный госпиталь, чем на действующие и рабочие войска. Начиная с меня, почти до последнего человека в отряде каждый заплатил свою дань здешней лихорадке; но, благодаря скорой высылке в значительном количестве хинной соли, которую выслал из Ставрополя главный доктор Попов, теперь дела приняли совершенно другой оборот... К этому теперь сделалось прохладнее, и заболевающих меньше. (Арх. графа Евдокимова, № 59. Письмо Завадовскому, от 29-го августа). — И. О.

15. Отношение кн. Воронцова в кн. Чернышеву, от 14-го дек. 1851 г., и приказ его-же по войскам кавказского корпуса, 20-го дек. № 195. (Акты, собр. В. Арх. ком., т. X, стр. 612 и 613). — И. О.

16. Воен. журнал генер. Евдокимова, с 16-го по 30-е янв. 1852 г., приказ кн. Воронцова по войскам кавк. корпуса, 15 февр., за № 29 (Акты, собр. К. Арх. коммиссиею, т. X, стр. 614 и 617). — И. О.

17. Приказ кн. Воронцова по войскам кавк. корпуса, 26 февр. 1852 г. (Акты, собр. К. Арх. ком., т. X, стр. 585). — И. О.

18. Приказ кн. Воронцова, 5-го марта 1852 г., № 37 (Акты К. Арх. ком., т. X, стр. 619). — И. О.

19. Воен. Уч. архив, отд. II, № 6563 з.

20. Архив гр. Евдокимова, № 59.

21. Военно-учен. архив, отд. II, № 6,566.

22. Текст инструкции см. в приложении.

23. В виду безвыходно-опасного положения, в которое были поставлены укрепления береговой линии при появлении союзного флота в Черном море, гарнизоны их, в течении февраля и марта, были увезены, а самые форты взорваны. Мы продолжали занимать лишь Гелленджик, Новороссийск и Анапу.

24. Отношение военного министра к наказн. атаману, от 15 февраля 1854 г, за № 139. (Архив гр. Евдокимова, № 72).

25. Рапорт ген. Евдокимова ген. Козловскому, от 13 декабря 1853 г., за № 7,992. (Акты кавк. арх. концессии, т. X, стр. 788). — И. О.

26. Акты кавк. арх. концессии, т. X, стр. 95.

27. Один из служивших при графе Н. И. Евдокимове офицеров генерального штаба сообщил вам следующую интересную заметку.

В навале 1860-х годов, во время переездов, по почтовым трактам, из г. Ставрополя к действующим отрядам, сидя в экипаже, граф Николай Иванович часто обращался к воспоминаниям и в ясных и картинных рассказах передавал свое прошлое житье-бытье, свои труды, бывавшее горе и сменявшие его радости. Вспоминая первые месяцы юнкерской службы, он говаривал, что еще тогда сознавал необходимость пополнения своих скудных теоретических сведений, читал то, что удавалось доставать, пользовался каждым свободным временем, предаваясь чтению научных книг преимущественно за наружными оградами укреплений, прислонясь к внешней стороне стены или бруствера; там никто его не развлекал, читалось легко и быстро, усваивалось твердо. Переносясь к воспоминаниям обер-офицерской службы среди кратких периодов городской и штаб-квартирной жизни, граф рассказывал однажды обязанности строевого адъютанта того времени по отношению к сложным разводам с церемониею. Нужно было изумляться могучей памяти графа: в звании уже генерал-адъютанта, прослужив около 40 лет, он объяснял рассчет развода, все команды и весь сложный церемониал разводов того времени так последовательно и подробно, как бы читал статью о разводах с церемониею по уставу.

Рассказывал также граф, что с производством в генерал-маиоры и назначением начальником правого фланга он занялся серьезным изучением военных наук. Его увлекала военная история, но, среди занятий этим отделом, он последовательно вчитывался в лучшие сочинения того времени по тактике, фортификации, артиллерии и стратегии. Трудно припомнить все подробности и оттенки его интереснейших бесед на эту тему, но что он работал над военными науками серьезно, — доказывало его твердое знание стратегической терминологии, терминов тактических, артиллерийских и фортификационных, пояснения детальных разборов того или другого отдела науки, его личные взгляды на них и выводы. Говаривал граф, что он и сожалел о позднем изучении им военного искусства и находил в этом свои полезные стороны: читал он поучения военных писателей, пройдя солидный боевой опыт, а потому, читая и изучая, он проверял вкоренившиеся в нем боевые правила, а многое, из предлагавшегося руководствами, и отвергал. Ему казались странными разборы выгод и недостатков различных строев в роде того, что строй артиллерии колонный неудобен для стрельбы из него, и т. п. ошибочные заключения авторов. Помнится, что, разбирая статьи о поворотных платформах, он удивлялся тому, как наука не внесла на свои страницы простые, несложные платформы, устраиваемые под орудия в горных кавказских укреплениях, и проч. Речь графа была всегда спокойна, коротка и ясна; бывали случаи, что граф останавливался на каком-либо выдающемся ю его симпатиям, воспоминании, — тогда он говорил с энтузиазмом, чрезвычайно ясно обрисовывал картины и просто увлекал слушателей своею безыскусственною речью. — В. Ф. Л.

20 июня 1888 г. Г. Киев.

28. См. приложения.

29. Архив гр. Евдокимова, № 92.

30. Предшественник его, генерал Завадовский, умер во время зимней экспедиции 1853 г. в Червонории. — И. О.

31. См. о нем в «Русской Старине» 1880 г., т. XXVII, стр. 843- 850.

32. Архив гр. Евдокимова, № 92.

Текст воспроизведен по изданию: Граф Николай Иванович Евдокимов. 1804-1873 // Русская старина, № 10. 1888