ДОНДУКОВ-КОРСАКОВ А. М.

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

Слепцов.

(Из воспоминаний князя Дондукова-Корсакова).

Личность Слепцова до того сделалась известна на Кавказе и память о нем до того сохранилась, что хочу сказать несколько слов об этой действительно своеобразной и энергичной натуре. Во время командования генерала Нейдгардта, Слепцов был, кажется, капитаном армии и состоял адъютантом при начальнике штаба генерале Александре Семеновиче Траскине; ничем особенно он до того времени не отличался, исключая необыкновенной своей пылкости, энергии и горячности, доходивших до последних пределов. Помню, как в 44-м году, вечером, сидя с ним в товарищеском кругу у братьев Мезенцевых, разговор зашел о Траскине, которого обвиняли в неблаговидных сделках его с провиантскими подрядчиками и вообще в корыстолюбивом направлении (что, к сожалению, кажется не было лишено основания). Слепцов вскочил с своего места со словами: «не имею фактов и потому лишен права защищать своего генерала» и вышел из квартиры. Все привыкли к выходкам Слепцова и никто не обратил на это внимание. Через час является вновь в наш кружок Слепцов, но уже в мундире и с азартом говорит: «застрелю первого, кто позволить себе задевать честь Траскина; я сейчас от него, потребовал от него честного слова и клятву, что он никогда не брал взяток, я ему верю и не позволю более оскорблять его». В 1846 году начато было, по [156] предложению князя Воронцова, заселение новой передовой Сундженской линии. Слепцов, в чине майора, был назначен командиром вновь формируемого полка. Лучшего выбора нельзя было сделать, - только энергия, предприимчивость и отчаянная храбрость его могли преодолеть все препятствия и затруднения для нового поселения. День и ночь отражая неприятельские нападения, Слепцов умел вселить в новых переселенцах (большею частью охотниках из казаков Терской линии) такую удаль и дух, который вскоре сделал Сундженский полк грозой всей малой Чечни. Не ожидая вторжения в наши пределы неприятеля, самыми отважными и неожиданными набегами Слепцов со своими храбрыми Сундженцами постоянно тревожил неприятеля, чем давал возможность казакам устраивать свое хозяйство. Положительно под конец не Чеченцы держали нашу линию в страхе, а вся малая Чечня ежеминутно ожидала набегов Слепцова. Сундженская линия вскоре сделалась, несмотря на передовое положение свое, одним из самых цветущих казачьих поселений Кавказа. Имя Слепцова гремело положительно на Кавказе, удачи его набегов и доверие к его распорядительности и отважности приковали к нему сердца всех его подчиненных. Казаки и подчиненные Слепцову войска положительно обожали его, несмотря на все строгости, а иногда и несообразные выходки запальчивого его характера. Насколько Слепцов был хозяином, и замечательным даже хозяином, в отношении экономического быта Сундженского населения, настолько не был он хозяином в отношении себя; имея очень порядочное состояние, он все прожил на Сундже широким Кавказским гостеприимством своим и щедростью в отношении вверенных ему казаков. Семейство каждого убитого казака или потерпевшего какое-либо несчастье в хозяйстве находило в нем самого заботливого и щедрого покровителя.

Горячность и запальчивость, не знавшие пределов, были главные недостатки Слепцова; он постоянно хватался то за пистолеты, то за шашку, но раздраженное его настроение быстро сменялось или совершенно детским добродушием, или совершенно женской чувствительностью. Это была сердечная, впечатлительная и до рыцарства благородная натура. Не помню в котором году, [157] но незадолго перед смертью своей, Слепцов, в виду совершенно расстроенных дел своих, отправился в отпуск в Саратовскую губернию и взял с собой несколько Сундженских казаков в виде телохранителей. Приехав по каким-то делах в Саратов, один из этих казаков за какое-то буйство был взят в полицию. Слепцов, узнав об этом, с остальными бросился на выручку Сундженца, с обнаженными шашками, с пистолетными выстрелами, разбил всю Саратовскую полицию и, выручив казака, уехал на Кавказ. Можно себе представить, какое впечатление произвел подобный набег в мирном губернском городе. Об этом, как о чрезвычайном событии, было донесено государю, началось следствие и дело, может быть, дурно кончилось бы для Слепцова, ежели бы он дожил до его окончания в 51 году.

Смерть этого любимца Кавказа, олицетворявшего в себе все качества и удаль кавказского казака, глубоко и тяжело поразила всех; долго Сундженцы не могли забыть от утрате своего героя; сколько грустных песен, теперь еще раздающихся по станицам Сунджи, напоминают об утрате Слепцова, восхваляя его доблести и душевное расположение к казакам. Слепцов, сраженный вражеской пулей, умер, можно сказать, вовремя, не пережив своей славы. Обладая всеми качествами лихого партизана и замечательного казачьего командира полка, особенно на передовой линии, Слепцов не обладал по мнению моему, тем хладнокровием, рассудительностью и беспристрастным отношением к делу, которое необходимо начальнику на более высшем посту; строптивость его характера и непомерная горячность на другом месте и в другом служебном положении, без сомнения, заставили бы Слепцова много и много потерять из так справедливо заслуженной им репутации на передовой Сундженской линии.

Текст воспроизведен по изданию: Слепцов. (Из воспоминаний князя Дондукова-Корсакова) // Старина и новизна, Книга 5. 1902