БЛОКАДА КАРСА

ПИСЬМА ОЧЕВИДЦЕВ О ПОХОДЕ 1855 ГОДА В АЗИАТСКУЮ ТУРЦИЮ

ПИСЬМО XXI.

Перед Карсом, на позиции при Команцуре.

Пишу к вам из отряда, остававшегося перед Карсом под начальством командующего Корпусом генерал-лейтенанта Бриммера, в то время, когда другой отряд, с Г. Главнокомандующим, ходил к Керпи-кеву. 19-го Июля войска разделились: одна половина, под личным предводительством Г. Главнокомандующего, двинулась по эрзерумской дороге; другая перешла с Тикмэ на позицию при Команцуре, в 4-х верстах от Карса. В это время пять недель довольно тесного обложения произвели уже свое влияние на дух [55] анатолийской армии, заключенной неподвижно в нагроможденных ею батареях. Турецкие начальники ободряли свои войска только надеждою на скорую помощь Вели-паши, стоявшего у Керпи-кева, что на Араксе; чтобы лишить их этой последней надежды, Г. Главнокомандующий предпринял лично движение против Вели-Паши.

Силы, оставленные под Карсом, под начальством генерал-лейтенанта Бриммера, состояли из 2-х пехотных полков 18-й пехотной дивизии, 3-х батальонов Белевского егерского полка, 3-х Лейб-карабинерного, 8-ми рот гренадер, 2-х Мингрельских, полубатальона стрелков и полубатальона сапер; из 16-ти эскадронов сводно-драгунской бригады, линейного казачьего № 1-го и Донского № 35 полков, 1 1/2 сотни охотников, 2-х сотен горской и одной Карапапахской милиций; из 5 пеших и одной конной батарей с конно-ракетною командой. Всего 20 1/2 батальонов (в составе 64-х рот), 16-ти эскадронов и 16 1/2 сотен иррегулярной кавалерии, при 48-ми орудиях.

19-го Июля, приближаясь к новой позиции, начальник штаба Действующего Корпуса Генерал-майор Неверовский, находившийся впереди с жолнерами и частью казаков, увидел около сел. Коменцур колонну неприятельских фуражиров, под прикрытием 500 башибузуков. Он сейчас же двинул против них флигель-адъютанта подполковника князя Витгенштейна с двумя сотнями линейных казаков. Князь Витгенштейн одним ударом отбросил прикрытие и отхватил часть турецких фуражиров; болотистая, изрезанная канавами местность и близость карсских батарей, под которыми фуражиры спешили укрыться как кто мог, не позволили ему захватить их всех, тем более, что на встречу ему вынеслись из Карса новые толпы башибузуков. Подкрепленный еще двумя сотнями своего полка и конно-ракетной командой, князь Витгенштейн заставил это скопище держаться вдалеке; а с прибытием на место сшибки командующего корпусом, генерала Бриммера, несколько пушечных выстрелов сейчас [56] же принудили Турок скрыться за их укреплениями. Как известили потом лазутчики, это дело, происходившее почти под тенью турецких батарей, стоило неприятелю 25 чел. убитыми и ранеными; в наших руках осталось 46 пленных, много арб и скота. Казаки имели только 4-х легкораненых.

Как только Турки увидели, что мы разбиваем лагерь у Команцура, они высыпали в числе нескольких тысяч на Шорахскую гору и на батареи у Кичик-эва и до ночи трудились над своими укреплениями. Эти усиленные работы продолжались несколько дней сряду. Явившиеся в наш лагерь дезертиры показывали, что начальники Анатолийской армии чрезвычайно истомляют свое войско работою и что даже офицеры лично не были избавлены от нее: они рыли землю и таскали камни наравне с прочими. Но в этих изнурительных трудах и заключалась деятельность турецкой армии. Несмотря на то, что она далеко превосходила числом блокировавший ее отряд, она осталась наглухо запертою в своих стенах. Наши летучие отряды продолжали топтать окрестности Карса; наши фуражиры косили на полтора полета ядра от карсских батарей, — Турки не двигались: только далекие и робкие выстрелы башибузуков обнаруживали порой присутствие неприятельской армии в 4-х верстах от нашего лагеря. Первые дни командующей корпусом, генерал Бриммер употребил на обозрение Карса со стороны Команцура и Караджурана. Топкие дороги через болотистую поляну были исправлены и через канавы сделаны насыпи.

Чтобы отнять у неприятеля его последнее сообщение на Ардагане, которым он мог пользоваться по временам, в промежутках наших летучих отрядов, командующему Ахалкалакским отрядом, полковнику барону Унгерн-Штернбергу, еще до разделения войск, было предписано занять этот город и войти в связь с кавалерийскою колонною, которая будет выслана из лагеря к Мелик-Кею. Полковнику Эдигapoвy приказано было двинуться туда же, так, чтобы наши летучие отряды с одной, а войска, стоящие у Команцура, с [57] другой стороны, обогнули бы Карс кольцом. Полковник барон Унгерн вступил в Ардаган 20 числа с 3 1/2 сотнями казаков и 5-ю сотнями милиции. Занимавшие его Аджарцы успели разбежаться, кроме 22-х человек, захваченных казаками. Оказалось, что эти 22 Аджарца были отправлены из Карса с тем, чтобы подымать против нас мирное население здешнего края; карманы их были набиты прокламациями. Из Ардагана барон Унгерн продолжал свое движение к Карсу.

Между тем 23-го числа, в час ночи, генерал Бакланов был отправлен из лагеря на поиск с 6-ю сотнями казаков, горцами и конно-ракетною командой. Он обогнул Карс с нагорной стороны и, скрывшись в лощине, на рассвете захватил, под самою Чахмахскою батареею, уже почти вступавший в город транспорт из 60-ти вьюков. Турки на этот раз, кажется, вышли из терпения. Они выдвинули наперерез казакам колонну из 8-ми батальонов с конницей и артиллерией; но колонна эта не посмела отойти далеко от своих батарей. Генерал Бакланов, взяв несколько вправо, обошел ее по горе и в 9-ть часов утра благополучно воротился в лагерь.

К ночи генерал Бакланов выступил снова и к рассвету прибыл в Мелик-Кей. Поутру полковник Эдигаров был уже около Карса и захватил несколько лошадей у турецких фуражиров. Генерал Бакланов, со своей стороны, ударил на фуражировку, вышедшую на оконечность Карадага, положил на месте 2-х драгун, захватил 7-мь солдат и 53 арбы с упряжным скотом. Жители, сопровождавшие арбы, были отпущены. Следуя к Инджа-Су, наши казаки захватили еще стадо баранов и 6 сопровождавших его турецких кавалеристов. На другой день полковник Эдигаров присоединился в Инджа-Су к генералу Бакланову.

25-го же числа была произведена, с сильным прикрытием, фуражировка, под начальством Генерал-лейтенанта князя Гагарина, у самого подножия Шорахской горы. Турки спустили [58] было батальон штуцерных, но те держались так далеко, что не причинили нам никакого вреда.

С того дня, как отряд Генерал-лейтенанта Бриммера, отделившись от Г. Главнокомандующего, занял позицию у Команцура, Турки могли фуражировать с той стороны только под своими батареями; для этой крайности они, кажется, нарочно оставили нескошенными поля, прилегающие к их укреплениям. Еще на рекогносцировке 22-го числа командующий корпусом генерал Бриммер заметил полосы незрелого хлеба и высокой травы перед фронтом неприятельских линий. Чтобы лишить Турок этого последнего средства, генерал Бриммер произвел 26 числа большую фуражировку, под своим личным начальством. В это же время к нашему лагерю подходил из Александрополя транспорт; соединенные летучее отряды генерала Бакланова, полковников барона Унгерна и Эдигарова, находившиеся в поиске на Карс-Чае, ниже Карадагской горы, должны были доставить в Команцур захваченных пленных и добычу. Колонна, выведенная командующим Корпусом, прикрывая фуражиров в виду неприятеля, служила также опорным пунктом всем этим разнородным движениям и потому была составлена из 8-ми батальонов, 12-ти эскадронов и сотни казаков, при 22-х орудиях. Миновав Караджуран, она поднялась на небольшую высоту против Карса. Генерал Бриммер, находившийся со своим штабом впереди войск, расставил стрелков на самом переломе равнины, откуда она легким скатом опускается к фронту неприятельских укреплений, и остановил первую линию. Перелом этот закрывал от нас турецкие батареи; только с нашего левого фланга можно было видеть правый бастион, упирающейся в реку. Фуражиры были расположены по местам. Вдруг турецкое ядро ударило в наши линии: оказалось, чего трудно было ожидать, что, при большом калибре турецких крепостных орудий, мы находились уже под их огнем. Командующей Корпусом приказал орудиям левого фланга дать два ответных выстрела и за тем наши [59] линии тихо подались назад. За всеми следовал один драгунский эскадрон, высланный в тыл, чтобы подбирать раненых. Турки провожали нас самым беглым пушечным огнем на пространстве около 200 сажень. К общему сожалению, при этом случае был смертельно ранен командир Драгунского Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича полка, генерал-майор Куколевский, столь памятный Туркам по своей грозной атаке на полях Кюрук-Дара, и убиты: командир 7-й легкой батареи 13-й артиллерийской бригады, бывший адъютант генерала Бриммера, храбрый подполковник Талырен, и капитан Генерального Штаба Прохоров, в первый раз в жизни выехавший в дело. Вся наша потеря состояла из 2-х офицеров и 2-х нижних чинов убитыми, 1-го Генерала, 1-го офицера и 18-ти нижних чинов ранеными, 2-х офицеров и 12-ти нижних чинов контуженными.

В тоже время, как канонада загремела с фронта карсских линий, генерал Бакланов и полковник Эдигаров, соединившись с полковником бароном Унгерном, приблизились к Карадагской горе. Видя, что все внимание Турок обращено в другую сторону, Генерал Бакланов сейчас же воспользовался этим. Высланные вперед горцы выхватили стадо рогатого скота почти с гласиса турецкой батареи; это было совершено таким быстрым налетом, что озадаченные Турки успели открыть огонь тогда лишь, когда горцы и добыча их были уже на дальний пушечный выстрел. Генерал Бакланов отправил вперед, в лагерь, полковника барона Унгерна, для получения приказаний и с ним отбитый скот; вслед за тем показались: сотня линейных казаков с пленными и транспорт из Александрополя. Генерал Майдель, оставленный с небольшою колонной за Караджураном, собрал все эти части. Вечером колонна Генерала Бакланова прибыла благополучно в лагерь. Летучие отряды полковников барона Унгерна и Эдигарова были снова отделены: первый [60] получил приказание наблюдать за ардаганскою дорогой, с левой ее стороны; второй воротился в Гаджи-Вали.

28-го числа Турки со своей стороны предприняли фуражировку в больших размерах. Они спустили с Шорахской высоты две тысячи конницы, и впереди ее на полугоре вытянули 4 батальона с артиллерией. Против этих войск была выслана колонна под начальством генерала Майделя, но как в тоже время масса Турок показалась и с другой стороны, от города, то Генерал Майдель был отозван и все войска выстроены в боевой порядок. Можно было думать, что Турки, боясь скорого возвращения Главнокомандующего из-за Саганлуга, хотят наконец повести на нас общее наступление. Но скоро убедились, что решимость их не простирается так далеко. Командующий Корпусом Генерал-лейтенант Бриммер снова послал против войск, сошедших с Шорахской горы, Генерала Бакланова с 5-ю сотнями и 2-мя батальонами; но неприятель, не дожидаясь их, поднялся на высоту.

30-го Июля временный отряд, ходивший за Саганлуг под личным предводительством Главнокомандующего, возвратился на позицию у Тикмэ, — чем и кончились отдельные действия войск, оставленных под Карсом. В продолжение 12-ти дней эти войска держали гораздо превосходнейшего неприятеля в тесной блокаде; наши летучие отряды беспрестанно разъезжали вокруг Карса; все сообщения неприятеля были захвачены. Анатолийская армия все-таки упорно ожидала своей участи, владея только одною высотой, где расположены ее укрепления.

ПИСЬМО XXII.

7-го Августа. Лагерь при сел. Чивтлигай.

По возвращении Главнокомандующего с отрядом генерала Ковалевского из похода к Керпи-кеву обратно в Тикмэ, Карс был подвергнут тесной блокаде; для сего отряды Генерал-лейтенантов Бриммера и Ковалевского не соединились, а, по соображению с местностью, подробно рекогносцированною, сделана следующая диспозиция войск: отряд Генерал-лейтенанта Бриммера занял правый, а Генерал-лейтенанта Ковалевского левый берег Карс-чая; для этого первый, по распоряжению Г. Главнокомандующего, был отодвинут несколько назад с прежней позиции Коменцур и поставлен левым флангом к сел. Чивтлигай, а второй выдвинут вперед, так что правый фланг его примкнул к первому отряду, а левый к сел. Томра. Эти два отряда разделяются р. Карс-чаем, хотя везде вброд проходимою, но на которой, для удобнейшего сообщения, строится мост.

Карс впереди нес верстах в шести. Ниже Карса, при сел. Мелик-кев, стоит генерал Бакланов с сильным летучим отрядом и с конною артиллериею. Влево соединяется он разъездами через гору Ягни-даг с летучим же отрядом полковника Эдигарова, а далее посредством конного отряда графа Нирода, стоящего по выше сел. Малой-Тикмэ, с Генерал-лейтенантом Бриммером. Вправо Генерал-майор Бакланов соединяется разъездами с отрядом полковника барона Унгерн-Штернберга, расположенного к северу от Карса у озера Айгер-гель, а барон Унгерн [62] соединяется разъездами с сильным конным отрядом Полковника князя Дундукова-Корсакова, имеющим также конную артиллерию и стоящим при сел. Гюдели.

Полковнику Лорис-Меликову поручено было объехать, имея под командою Горийскую дворянскую дружину, партию охотников и две сотни Курдов, северо-западную часть Карса, наблюдая за пространством между дорогами на Ольту и Ардаган, по верховьям р. Куры. Генерал Базин занял позицию при Амарага. Тыл наш к стороне Саганлуга наблюдается 3-мя сотнями Карабагцев, стоящих близ сел. Котанлы.

Такое расположение войск и летучих отрядов отрезывает Карсу всякое сообщение с прочими местами и заграждает путь подвозам и подкреплениям. По дороге к Эрзеруму стоят главные наши силы, жаждущие боя, а с боков быстрая кавалерия под начальством отважных и зорких офицеров. Впрочем, карсскому гарнизону предусмотрительно открыт путь к Александрополю; но на этом пути широко раскинулись безмолвно красноречивые поля Баш-Кадыкляра и Кюрюк-Дара, через которые Турки перешагнуть не решатся.

2-го Августа все отдельные части войск заняли назначенные им места, а полковник барон Унгерн-Штернберг, прибыв 1-го Августа на позицию у озера Айгер-гель и получив сведение, что партия Лазов, выбежавшая из Карса, пробирается в горы, с сотнею казаков напал на нее, рассеял и положил на месте 6-ть человек; остальные, пользуясь темнотою ночи и гористою местностью, разбежались. С нашей стороны при этом ранен проводник.

Полковник Лорис-Меликов, выступив из лагеря 1-го Августа, направился к верховьям Куры и, дойдя до сел. Бердых, уведомил о своем прибытии находившаяся вблизи полковника Унгерн-Штернберга, после чего расположился бивуаком, выслав в засаду к горе Чахмаху, на которой устроены батареи, защищающие Карс, полсотни своих охотников. Целью засады было: захватить турецких фуражиров [63] в случае, ежели бы они вздумали выйти в эту сторону. На рассвете он выдвинулся со своим отрядом к сел. Чоглауру, предупредив об этом движении барона Унгерна, выехавшего с 3-мя сотнями, чтобы подкрепить его. В 9 часов утра охотники оттеснили неприятельский пикет под батареи Чахмаха и завязали перестрелку, которая вызвала несколько сот башибузуков и четыре эскадрона регулярной кавалерии, не смевших, однако, выехать из-под выстрелов своих батарей. При этом взяты в плен за сел. Чахмах: 1 рядовой низама и 6 башибузуков. Не подходя под выстрелы орудий, полковник Лорис-Меликов, простояв около 3 часов и продолжая перестрелку, соединился с бароном Унгерн-Штернбергом и отправился на его позицию для ночлега, где дал отдых лошадям. На следующий день, 4 числа, продолжал объезд через Орта-Килису к Мелик-кеву, где расположен отряд генерал-майора Бакланова; при этом отряде оставался до другого дня, а 5-го Августа выступил далее и прошел под Карадагом по направлению к Малой-Тикмэ, месту нахождения отряда генерал-майора графа Нирода. При следовании мимо карсских батарей направлено было полсотни охотников, дабы отхватить, ежели можно, неприятельских фуражиров, но так как, вследствие обложения крепости, фуражиры не выходят из-под выстрелов, собирая на этом небольшом пространстве скудные остатки травы и хлеба на корне, то дело кончилось перестрелкой, при чем взяты в плен: 1 рядовой низама и 1 башибузук; с нашей стороны потери не было.

Сделавши привал при отряде графа Нирода, полковник Лорис-Меликов прибыл того же числа в главный лагерь при сел. Чивтлигай, сделав беспрепятственно поиск вокруг всех укреплений Карса и взяв при этом в плен, без потери с нашей стороны, 10 человек неприятелей.

ПИСЬМО XXIII.

12-го Августа. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Из заглавия моего письма видно, что мы стоим уже несколько времени на той же позиции, соединяющей удобство с прекрасным местоположением; сообщение через р. Карс-чай упрочено мостом, крепко и красиво построенным саперами. С каждым днем мы более и более забываем, что земля под нашими палатками и окрестности когда-то принадлежала Турции; вся широкая полоса от Ахалциха, Ахалкалак и Александрополя, мимо Карса, до Евфрата, покорилась и платит бахру (подать), состоящую в 1/10 части жатв, собираемых жителями. Ячмень раздается войскам, а пшеница наполняет наши пограничные магазины, обеспечивая дальнейшее продовольствие и уменьшая расходы казны.

Ардаган, снова нами занятый, снабжает войска, по требованиям начальников, всем необходимым, а в санджаках: Шурагельском, Кагызманском, Гечеванском, Заришатском и Тахтинском (собственно карсском), учреждены Управления, наблюдающие за порядком, безопасностью жителей и правильным сбором бахры: в последнем из поименованных санджаков она состоит из леса, который жители обязаны подвозить нам для топлива и других надобностей; это сделано в видах облегчения поселян сего санджака, наиболее перенесших тягость войны.

Перехожу к нашей лагерной жизни. В развлечениях недостатка нет; то являются перебежчики из Карса, то приводят пленных; иногда привозят отбитые одним из [65] наших летучих отрядов почты, которые с нетерпением ожидаются с Карсе, но попадают раньше в наши руки; впрочем, частные письма весьма исправно, сотнями, отсылаются по назначению. Но это все мелкие развлечения; к более разнообразным относятся стычки и схватки наших малых партий с неприятельскими. После возвращения полковника Лорис-Меликова из поиска вокруг Карса (подробно описанного в последнем письме), генерал Бакланов, 7-го числа, заметив довольно сильный турецкий отряд, вышедший из Карса, вероятно для фуражировки, с обыкновенною своею быстротою перешел через р. Карс-чай и напал на врагов. Турки, тоже с своею привычною поспешностью, удалились в крепость; но при этом у них изрублены шашками 3 человека и, кроме того, гранаты нашей конной артиллерии, лопнувшие в рядах турецкой кавалерии, вычеркнули из списков нескольких сувари (Всадник регулярной конницы.). В этом деле у нас ранен саблею один Кабардинец.

Того же дня было замечено большое движение в неприятельском лагере: из окопов выступил значительный отряд пехоты и кавалерии; все пригорки нашей позиции усеялись офицерами и солдатами; мы не верили глазам своим: неужели Турки решились дать нам дело в поле? Но, к общему сожалению, скоро разуверились в своих ожиданиях, потому что едва из отряда графа Нирода двинулись три дивизиона драгун, а из нашего лагеря отправлены были охотники полковника Лорис-Меликова и грузинская конная дружина, турецкий отряд отступил восвояси. Мы смотрели в трубу, ясно видели начальников частей и перестрелку фланкеров; видели, как свалился с лошади подстреленный башибузук; но опять с сожалением убедились, что дела быть не может так скоро, хотя и в порядке отступал неприятель в свой лагерь. [66]

Несколько дней тому назад подполковник Петров, командующий, за болезнью полковника Камкова, сводным № 2 линейским казачьим полком, заметив на рассвете партию Турок, погнался за ними и, преследуя, положил 3-х человек, из коих одно тело Турки не успели утащить.

Казаки его же полка (5 человек), коим приказано было высмотреть место для удобной постановки ракетных станков, проскакали мимо всего гласиса нижнего укрепления и вызвали этим отважным поступком целые толпы турецких солдат; но казаки кончили дело свое так удачно, что, несмотря на жаркий по ним ружейный огонь, ускакали целы и невредимы, и только у одного арчак седла разбит штуцерною пулею. В ту же ночь было пущено в неприятельский лагерь 8-мь ракет, из коих 5-ть запрыгали по палаткам и произвели там страшную тревогу, сопровождавшуюся криком, шумом, и вызвавшую неприятельские войска под ружье. Но наши удальцы были уже далеко.

Отряд генерала Суслова, с которым мы имели недолгое свидание в Керпи-кеве, тоже делает поиски.

Еще недавно полковник Донского № 23 полка Хрещатицкий ходил к Мелезгирду и Патносу, к стране Ван. Некоторые куртинские старшины, не пожелавшие нам покориться, проведав о его приближении, удалились, а народ изъявил везде покорность, удивляясь появлению войск наших в таких отдаленных местах.

Рассказы выбегающих из Карса солдат, подробно допрашиваемых, почти все согласны между собою: мушир поддерживает карсский гарнизон обманчивыми надеждами, но доверие к нему приметно слабеет.

ПИСЬМО XXIV.

18-го Августа. Лагерь при сел. Чивтлигай.

В уверенности, что для вас любопытны все действия наши, я продолжаю сообщать о стычках летучих отрядов.

На ольтинской дороге снова перехвачены две почты с частными письмами (до 800), небольшими посылками и деньгами. Письма эти по-прежнему отсылаются в Карс.

13-го Августа, две сотни линейных казаков, под командою подполковника Петрова, напали на турецких фуражиров. После непродолжительной перестрелки, молодцы линейцы погнали неприятеля, изрубили 21-го человека, взяли 2-х регулярных солдат в плен (в том числе одного, состоявшего в конвойной команде главнокомандующего в Карсе мушира) и захватили их оружие, не потеряв ни одного из своих.

В ночь с 13-го на 14-е число, подпоручик Таш-Темур, с 30 охотниками из команды полковника Лорис-Меликова, был послан в засаду, из которой, выскакав не рассвете, при появлении сильного турецкого резерва, поддержанного регулярною кавалерией, прогнал его и взял в плен 3 башибузука и 1 письмоводителя.

14-го числа поутру, генерал-майор Бакланов, заметив турецкое войско, в значительных массах и с артиллериею вышедшее из Карса и направлявшееся к д. Масид, немедленно выступил с частью своего отряда на встречу неприятелю и послал к полковнику барону Унгерн-Штернбергу просить его выйти с отрядом на высоты между деревнями Чумурлы и Гюн-Гермес. Подвигаясь вперед, генерал [68] Бакланов увидел значительное число турецких фуражиров, прикрываемых 10-ю батальонами пехоты с 8 орудиями. Только что отряд генерал-майора Бакланова взошел на ближайшие к неприятелю высоты, как был встречен залпом 8 орудий с фронта и с фланга; но Турки стреляли с такого дальнего расстояния, что выстрелы их не нанесли нашим никакого вреда. Только несколько ядер, вероятно выпущенных из орудий большого калибра, перелетело через отряд. Полковник князь Дундуков-Корсаков, находившийся у сел. Хопанлы, услышав выстрелы со стороны д. Чахмах, поспешил туда со своим отрядом. С прибытием князя Дундукова-Корсакова, Турки, угрожаемые нашими отрядами с двух сторон, снялись с позиции и стали отступать.

В предположении, что вылазка в таких значительных силах имела целью или уход Турок из Карса, или движение их на встречу ожидаемого из Ольты (как носились слухи) большого транспорта, двинуты были из главного нашего лагеря, по направлению на север, войска, под командою генерал-лейтенанта Ковалевского, а также Курды, охотники полковника Лорис-Меликова и Горийская дворянская дружина. Мы любовались из лагеря, как по широкой долине за Карс-чаем войска стройно расходились по разным дорогам, сверкая штыками и затягивая свои любимые песни. Вскоре, вновь за тем высланный отряд генерал-лейтенанта князя Гагарина занял гору против укрепленная Шорахского лагеря, а войска генерала Ковалевского вошли в ущелье. Во время этого движения охотники полковника Лорис-Меликова, находившиеся впереди колонны генерала Ковалевского, завидев пасущийся турецкий скот, подскакали под самые укрепления Карса и, несмотря на артиллерийский и батальонный ружейный огонь, отбили 84 штуки. В этой схватке изрублено несколько Турок, а у нас ранен один охотник.

Вечером того же дня отряды (за исключением находившегося под начальством генерал-лейтенанта Ковалевского), увидев, что неприятель отошел в Карс, стали возвращаться в свои [69] лагеря, но, и при обратном движении, Карабахцы из отряда князя Дундукова-Корсакова, взяли в плен, под Шорахскими высотами, 2-х человек из партии выехавших против них Турок.

В ночь с 14-го на 15-е число казаки подполковника Петрова произвели тревогу залпом из ружей по неприятельскому лагерю, подскакав к невысокой куртине, соединяющей два укрепления против луговой стороны, и этим смелым действием, вероятно, продержали карсский гарнизон всю ночь под ружьем.

15-го числа отряды полковников барона Унгерн-Штернберга и князя Дундукова-Корсакова делали поиск в Гельский Санджак. Дойдя до разоренного селения Алтын-Булах, они послали разъезды к сел. Дадашин и Хевы, но нигде не встретили неприятеля; видели только следы проскакавшей из Карса, ночью с 13-го на 14-е число, партии, оставившей за собою 11-ть изнуренных лошадей и разные потерянные вещи. На другой день оба отряда возвратились на прежние места.

15-го же числа генерал Бакланов послал есаула Наследышева с большою партиею в ущелье реки Карс-чая, чтобы захватить пасущееся там, под выстрелами укреплений, турецкое стадо, что и было выполнено с тою смелостью и отвагой, которою, под начальством генерал-майора Бакланова, отличается легкая кавалерия наша, приобретшая навык к этой удали еще в малой войне с кавказскими горцами. Несмотря на то, что часть скота бросилась ближе к укреплению, один ловкий урядник, с несколькими Донцами № 35-го полка, отрезал стадо под сильным ружейным огнем Турок, оторопевших в своих укреплениях. Казаки отбили, из-под ружейного огня с батарей, 96 штук скота. Есаул Наследышев при этом контужен двумя пулями, а у одного казака ранена лошадь.

18-е Августа. Невдалеке от ставки Главнокомандующего, на чисто выметенной площадке, стоит большая палатка, осененная простым деревянным крестом: это корпусная [70] церковь. Всякое утро и вечер совершается в ней богослужение и раздается пение клира. — В это время она наполнена и окружена солдатами, такими же добрыми христианами, как храбрыми воинами на поле битвы и усердными слугами Царя в мирное время.

Сегодня части от всех полков, находящихся на позиции, выстроены были покоем около церкви; офицеры занимали середину. Солнце весело сияло на небе; но не радостны были ряды солдат: все знали, что не на торжество были собраны они, а чтобы молить Бога, да успокоит в селениях горных душу Императора Николая 1-го, — и молились усердно, от глубины души.

ПИСЬМО XXV.

22-го Августа. Лагерь при сел. Чивтлигай.

В последнем моем письме слегка упоминается о небольшой партии, проскакавшей из Карса в ночь с 13-го на 14-е число этого месяца. По собранным об этом сведениям оказывается, что Турки прокрались не совсем безнаказанно: они встречены были делавшим разъезд в долине Бердыка, карабахским Али-Беком Качарлинским, который, несмотря на свою малочисленность, ранил у них 3-х человек (увезенных партиею) и отбил 9-ть лошадей, из коих 3 заводные, а 6 оседланных.

B расположении наших отрядов, окружающих Карс, сделаны небольшие изменения, чем крепость еще более стеснена.

18-го числа подполковник Петров напал на турецких фуражиров, выехавших из Карса, и погнал их, изрубив при этом 2-х человек, а одного взял в плен, захватив притом ружья и 2-х лошадей. [71]

Почти в тоже время генерал-майор Бакланов атаковал значительную партию Турок, вышедших на фуражировку близ Карадага, под прикрытием своей регулярной кавалерии. Быстрый натиск генерала Бакланова был так неожидан, что не только обратил неприятеля в бегство, но даже заставил раскидать по полю собранные им вьюки фуража.

Не довольствуясь этим, генерал Бакланов преследовал Турок с ракетною командою и одним легким орудием, снимавшимся для действия с передков на полном карьере. Фуражиры, спасаясь, смяли колонны своей регулярной кавалерии. Шесть сотен казаков, две сотни горской милиции и одно орудие принудили неприятеля к бегству, сделавшемуся общим и обратившему как башибузуков, так и регулярную кавалерию в нестройные толпы. Турки начали стрелять по нашим с Карадагских высот из больших своих орудий, но пальба эта была для нас безвредна. Наконец из Мелин-кева выступили два дивизиона драгун, и партия генерала Бакланова, не преследуемая Турками, соединилась с ними. В сем молодецком деле, происходившем между сел. Мицра и Карсом, на том самом месте, где полковник Камков со 2-м линейным полком, 2-го Июня, прогнал турецкую кавалерию, взято в плен 8 человек из регулярного войска и 8 башибузуков, а также захвачены 8 катеров (т. е. лошаков) и 4 лошади; о числе убитых нет достоверных сведений, ибо, по донесению генерала Бакланова, от пыли, пальбы и быстрых движений нельзя было видеть, сколько Турок положено на месте. Но, по всем вероятиям и неофициальным известиям, число убитых должно быть значительно. Наш урон состоит в одном офицере, раненом пулею, и 3 убитых лошадях.

19-го числа Турки вывели пасти лошадей своих около Чахмаха, но были замечены князем Дундуковым и бароном Унгерном, кои тот же час отправили по тому направлению части от своих отрядов. Неприятель немедленно удалился к крепости, что в тоже время сделала пехота, [72] кавалерия и артиллерия, прикрывавшая отряд, пасший лошадей; но эта прогулка не обошлась Туркам даром: Карабахского полка корнет Али-Мурат-бек, до прибытия наших резервов, завязал перестрелку, при чем отбил 2-х лошадей, ранив 2-х человек.

20-го числа Турки показались снова, но уже в больших силах, на плоскости пред Карсом, желая дать своим фуражирам время собрать, что возможно; но граф Нирод, с небольшим кавалерийским отрядом и 2-мя орудиями, заставил их укрыться под выстрелами укреплений. Казаки завязали при отступлении неприятеля перестрелку, при чем ранены у них две лошади. Едва получено было у нас известие, что Турки вышли на плоскость, как из нашего главного лагеря послана была Дворянская грузинская дружина и охотники полковника Лорис-Меликова, всегда готовые на смелое и удалое движение. Между тем, как эта небольшая партия бросилась прямо и отхватила 1 катера, — 22 человека, отделившись от общей массы, скрытно пробрались влево, к мосту у Кичи-кева, заметив там турецких лошадей. Отважно бросились охотники на добычу и прикрытие и успели захватить 4-х человек, 5 катеров и 1 лошадь. При этом один охотник ранен.

Теперь у нас в лагере еще разнообразнее; многие торговцы выходят из Карса и собираются в нашем лагере близ карс-чайского моста, ожидая распоряжений нашего начальства. Почты ловятся чаще и в палатках у тех, кому поручены переводы писем, постоянно лежит их по нескольку сот.

Сегодня (22 Авг.) у генерала Бакланова было опять весьма удачное дело с фуражирами, на правом берегу Карс-чая; он загнал было часть их к стороне Александрополя и, преследуя, положил на месте 16 человек и 18 взял в плен, захватив при том 20 лошадей и столько же ружей и разное оружие. Часть Турок бежала к Карсу и начала было [73] собираться в кучки; но генерал Бакланов тремя выстрелами из орудий рассеял их. Турки стреляли по нашим с Карадагских высот, но также неудачно, как в деле 18-го числа. При этом замечено, что некоторые выстрелы с крепости были направлены в бегущих башибузуков. У нас в сем деле потери вовсе не было.

24-го Августа. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Ночь с 22-го на 23-е число была такая темная, что в нескольких шагах всадник на белой лошади исчезал во мраке. В лагере нашем мелькали огоньки то яркие, то тусклые, смотря по тому, искрились ли они на воздухе или под полотном палаток. Ветер, дувший все после обеда, затих, как будто утомленный, и всякий звук раздавался так явственно, как будто рождался где-нибудь вблизи.

Часу в 11-м мы услышали перестрелку по направлению к месту расположения отряда барона Унгерна, но так как это здесь не редкость, то хотя все прислушивались, однако же, не заботились о ней, ожидая на утро известия о каком-нибудь деле. Ожидания наши подтвердились, но в таких размерах, что до сего времени ведут и везут пленных Турок. Расскажу дело последовательно, как оно было.

До полковника князя Дундукова-Корсакова дошли слухи, что карсское начальство принуждено, по недостатку фуража, выслать часть своей кавалерии и артиллерийских лошадей. Известие это было немедленно сообщено начальникам отрядов, облегающих Карс с нагорной стороны. Полковник Шульц выставил на тропинках пикеты, а барон Унгерн, кроме того, поставил заставу из сотни казаков по направлению к [74] Чахмахским укреплениям. Князь Дундуков выдвинул вперед 2 эскадрона Драгун под командою подполковника Кишинского. Генерал Бакланов распорядился таким образом, чтобы заменить своими людьми пикеты и разъезды, могущие войти в дело, и таким образом не ослабить наблюдения за Карсом. Около 11-ти часов застава заметила черную массу, подвигавшуюся вперед и не отвечавшую на оклик; из опасения, чтобы не открыть огонь по своим, казаки сделали сигнальные выстрелы и осветили ими Турок. Тогда не оставалось уже сомнения, что это ожидаемый отряд. Турки хотели было прорваться вперед, но уже авангард полковника Унгерна был на месте; находившийся с ним подполковник Лошаков, бросившись с казаками в густую массу неприятеля, разрезал ее пополам. Нападение это так смутило Турок, что часть их (преимущественно артиллеристы) бежала в Карс, а прикрытие, состоявшее из команды 4-го полка, повернуло в сторону, надеясь воспользоваться темнотою ночи и пересеченною местностью; но их окружили, — с одной стороны князь Дундуков со своими драгунами и сотнею казаков, а с другой барон Унгерн с частью своего отряда. Турки, видя, что отделаться нельзя, проскакав, несмотря на скалистый балки и глубокие рытвины, около 5 верст, решились засесть за камни и отстреливаться; но это отчаянное усилие не помогло: 5-й эскадрон драгун вихрем помчался в атаку, выбил неприятеля из засады и преследовал, рубя бегущих, до сел. Сорхунли; здесь Турки снова засели в дома, но 4-й эскадрон наших драгун не надолго оставил им и это убежище; часть неприятеля продолжала бегство, преследуемая до сел. Чигриган частью драгун, а оттуда, в одиночном бегстве, милиционерами; остальная часть в сел. Сорхунли, оцепленном драгунами, взята на рассвете в плен. Блеск ружейных выстрелов, топот лошадей, стоны раненых, умирающих и грозные клики ура, нарушали тишину, неразлучную спутницу мрака, покрывавшего это ночное [75] побоище (Так названо Г. Главнокомандующим это славное дело, потому что оно происходило на скаку, на большом пространстве, и не могло быть наименовано ни одним из названий мест.). Хотя главное дело было сделано, но еще не окончено. Голова неприятельского отряда бросилась в сторону, на Ахком. Там встретила ее милиция полковника Шульца и продолжала бой. Турки залегли за камнями и открыли ружейный огонь, считая это верным спасением от кавалерии; каков же был их ужас, когда они почувствовали пули и штыки пехотного строя (видеть их они не могли!) этим угощала их рота, отделенная от батальона, находившегося на покосе близ Ахкома. Необходимо было снова спасаться бегством, но милиционеры не дремали и не оставляли преследования. Турки сделали еще попытку окружить себя лошадьми и открыть против наших всадников частый ружейный огонь; но быстрая рота снова подоспела, и тогда для уцелевших осталось одно спасение — плен.

Поднявшаяся над горами луна осветила совершенное поражение Турок, но преследование не прекращалось и сделалось общим. С рассветом в руках наших было 206 пленных, из коих 2 штаб и 19 обер-офицеров, до 400 лошадей, 3 значка, 3 трубы и множество разного оружия, не считая огромного количества частного имущества, которое Турки везли на вьюках.

Взглянувши утром на место, где происходила битва, пространство, усеянное огромными камнями, скалистыми балками, рытвинами и оврагами, понятно, что уходить по оному от гибели можно, но преследование с таким успехом стоило многих трудов и усилий. На возвратном пути всадники принуждены были сходить с лошадей в тех местах, по которым в темноте они сами пронеслись, в жару преследования, карьером. 9 человек драгун, избегая уклонения от прямого пути, сорвались на неприятеля с каменного обрыва и при том так удачно, что одна только лошадь изломала ноги. На всем этом пространстве, в ущельях и между камнями, [76] лежит более ста трупов и между прочими, по показанию пленных, один паша. Страшно смотреть на раны, нанесенные драгунами Туркам: Златоустовские клинки не останавливаются на костях, и в числе убитых были некоторые с головами, разрубленными до горла.

До сих пор еще ловят Турок и приводят в ближние отряды, так, что, считая бежавших раненых, потерю неприятеля, по всем вероятиям, (кроме рассеявшихся в разные стороны), можно определить пятьюстами человек.

Наша потеря состоит из 3-х убитых нижних чинов, 3-х раненых офицеров и 9 нижних чинов, и контуженных 3-х драгун и 1 казака. Лошадей убито 8, ранено 15.

На другой день (23-го числа) к вечеру, остальная карсская кавалерия хотела было пробраться с другой стороны, по направлению к Араксу, но заметив движение графа Нирода для ее встречи, не решилась двинуться вперед и воротилась в Карс.

ПИСЬМО XXVII.

29-го Августа. Лагерь при сел. Чивтлигай.

С вечера 27-го числа поднялся свежий ветер; ночь была холодная, а проснувшись на другой день, мы увидели ближние и дальние горы, покрытые снегом, в числе коих и Каны-койская позиция, (на которой расположен наш вагенбург), названная Г, Главнокомандующим княжиим двором. Величественнее всех в этой зимней одежде — Саганлугский хребет, на боках которого виднеются, как черные пятна, купы сосен. Позиция, занимаемая нами, ниже окрестных [77] возвышенностей и потому у нас снегу нет и ветер доносится только порывами.

Со времени отправления к вам последнего моего письма, ничего особенного не произошло. После ночного побоища, по рассказам жителей, человек до четырехсот турецкой кавалерии, из коих более половины раненых, мраком и балками ускользнули от плена или смерти и разбежались куда попало. Одного из бежавших поймали за озером Айгыр-гель; другого разъезд генерала Базина захватил на ардаганской дороге, третьего схватили было у Баш-кева, но он скрылся, оставив свою лошадь. Эти, почти противоположные, пункты доказывают, как бессознательно в разные стороны разметались Турки после поражения. У одного из пойманных после дела найдено в сумках полотно башибузукского знамени, сорванное с древка. По словам участвовавших в деде, число убитых значительнее, нежели сначала предполагали, так что, кроме разбежавшихся, неприятель потерял около 600 человек и даже более.

Турецкие всадники, коим не удаюсь выйти из Карса, пасут лошадей своих в руках, под защитою крепостных выстрелов, на местах, где не произрастает почти ни былинки. Несмотря на это, генерал Бакланов имел 22-го числа дело с турецкими фуражирами, неосторожно высунувшимися из-под выстрелов, и взял при этом в плен офицера. 27-го привели 13-ть человек Лазов и Аджарцев, взятых в плен нашими разъездами. Они начали было отстреливаться, но захвачены живьем и доставлены в наш лагерь.

ПИСЬМО XXVIII.

5-го Сентября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Вечером 31-го Августа, собравшись в одной из палаток, мы услышали громкие крики ура, раздававшиеся по всему лагерю, и вслед за тем по темному небу рассыпались огненными блестками ракеты. Всякий из нас желал знать причину этих кликов, предчувствуя какую-нибудь радостную новость. Сперва трудно было, по отрывистым рассказам, догадаться в чем дело; но оно скоро объяснилось.

В ночь с 28-го на 29-е Августа генерал Ковалевский выступил с позиции так тихо, что об этом в лагере, кроме начальников, никто не знал. Сие движение совершено было втайне, дабы не дать Туркам возможности уйти из Пеняка, где они начали собираться с целью подать помощь Карсу. Присоединив к себе кавалерию князя Дундукова-Корсакова, генерал Ковалевский, по данному ему приказанию, двинулся на Аджи-Кала и, прибыв туда 29-го, быстро повел войска свои к месту назначения, опасаясь чтобы Турки, проведав о его приближении, не удалились. Гористая местность, по которой лежал путь, и трудные перевалы через Аллах-экбер не остановили отряда, жаждавшего боя.

30-го числа, в день тезоименитства Государя Императора, с вершин гор в зрительную трубу увидели турецкий лагерь близ Пеняка. Вид этот одушевил войска. Посланные вперед линейные казаки, охотники полковника Лорис-Меликова и ракетная команда быстро прошли до дер. Косур, а от сего последнего места, в буквальном смысле слова, [79] ринулись на Турок, которые, считая отряд наш малочисленным и благодаря отважности начальника их Али-Паши, решились защищаться. — Казаки, не взирая на сильный ружейный огонь спешенных кавалеристов и башибузуков, расположенных по уступам гор и в кустах за речкой, сбили их и заняли высоты перед неприятельским лагерем. Генерал Ковалевский послал для подкрепления казаков еще одну, находившуюся при нем сотню, подвигаясь сам с драгунами на полных рысях.

Едва прибыло подкрепление, как линейцы с обычною смелостью атаковали главную массу турецкой регулярной кавалерии, при коей были четыре горных орудия и сам начальник отряда (состоявшего, по собранным сведениям, из 1тыс. регулярной конницы, 1 тыс. башибузуков и нескольких сот пеших кавалеристов) Али-Паша.

Часть Турок при приближении страшных для них линейных казаков, и видя за ними знакомых им драгун, дрогнула и побежала; другая часть после нескольких выстрелов из орудий (из коих одно тут же взято с боя) сделала то же самое, не внимая увещаниям Али-Паши, старавшегося ободрить их. Сам он принужден был последовать за своими бегущими всадниками, но был окружен казаками, несколько раз ранен и, после отчаянного сопротивления, взят в плен есаулом Владикавказской сотни Сердюковым.

Тогда преследование неприятеля сделалось общим: Турок гнали на расстоянии 15-ти верст, при чем отбиты у них остальные 3 орудия (одно из них на 10-й версте).

Вообще потеря неприятеля в этом блестящем деле, честь коего принадлежит линейным казакам, состоит: в 1 паше, 1 офицере и 45 нижних чинах, взятых в плен; до 400 убитых, в том числе, как носятся слухи, один бригадный командир, Магомет-Паша, и английский майор Стюарт (ехавший в Карс); кроме того, у неприятеля отбито: 1 знамя, 2 штандарта, 4 горных орудия, 68 вьючных [80] зарядных ящиков и 55 патронных, весь лагерь, разные планы и бумаги, а также множество оружия, лошадей, скота и имущества. У нас же ранено только 2 казака, 6 милиционеров, убито 13 лошадей и ранено 9-ть.

Легкая кавалерия наша, сделав в один день переход в 70 верст, преследуя неприятеля 15 верст и воротившись обратно в отбитый лагерь для ночлега под турецкими палатками, на другой же день после усиленного 100-верстного перехода, готова была снова к походу. Все вообще войска как пехота, так драгуны и артиллерия сделали тоже почти 70-верстный переход по таким местам, по коим отряд часто вытягивался в один конь, а следование пушек казалось невозможным.

На другой день генерал Ковалевский сделал движение к дер. Понжруту, но неприятель, находившийся там в числе 1000 человек, исчез и нигде более не показывался.

Жители Ольты, явившись в тот же день к начальнику отряда с просьбою о выдаче им охранных листов, единогласно утверждали, что ни один турецкий всадник не заезжал в их местечко, — так поспешно было бегство Турок.

4-го Сентября привели Али-Пашу и пленных Турок в наш лагерь, и привезли знамена и орудия. Части отряда, ходившего с генералом Ковалевским, возвратились на свои позиции, удачно достигнув цели своего похода, пехота по пройденному пути, а начальник отряда с конницею через Гельский санджак, вступив в связь с высланными к нему на встречу из главного лагеря кавалерийскими партиями.

Кроме этого главного дела, наши летучие отряды почти ежедневно продолжают свои стычки с карсским гарнизоном:

31-го Августа генерал Бакланов отбил из-под карадагских батарей, стрелявших в него ядрами и картечью, 313 шт. разного скота и взял при этом 22 человека в плен.

2-го Сентября вся турецкая конница, оставшаяся в Карсе, вышла для корма лошадей на равнинную сторону крепости [81] по направлению к дер. Азат-кев; ее подкрепляла часть пехоты, и ограждали крепостные пушки. Не найдя ничего под выстрелами своих батарей, Турки высунулись вперед, но были наказаны за это Карапапахскою милициею и лишились, кроме нескольких человек, положенных на месте, 17 человек взятых в плен и 40 отбитых у них лошадей.

Потеря наша в деле генерала Бакланова состояла в 2-х убитых лошадях, а в деле Карапапахов только 1 лошадь ранена.

ПИСЬМО XXIX.

6-го Сентября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

5-го Сентября, в походной корпусной церкви было совершено благодарственное молебствие за дарованный Господом сил успех нашему оружию в деле при Пеняке. Части от всех войск, находящихся на позиции, присутствовали при этом и в числе их храбрые линейные казаки, виновники сего отличного дела.

Утро было морозное и ясное; легкий ветерок развевал поставленные около ставки Г. Главнокомандующего, взятые у Турок знамена и там же находились отбитые орудия.

При словах «Тебе Бога хвалим» началась пальба из этих пушек и выстрелы, повторяемые эхом гор, донеслись до Карса.

После богослужения, Г. Главнокомандующим были розданы в каждый батальон, эскадрон, сотню и батарею по несколько небольших икон Ростовских Чудотворцев, писанных на финифти (освященных во время литургии), из числа 2,000, доставленных Его Высокопревосходительству при письме от ростовского купца (Ярос. губ.) Василия Рахманова; перед [82] раздачею оных, по приказанию Г. Главнокомандующего, было прочитано письмо усердного приносителя и вызваны из рядов Ярославцы, знающие его. На этот вызов вышли два гренадера, которые объявили, что знают Рахманова как человека благочестивого и делающего много добра. Им обоим сам Г. Главнокомандующий выдал по одному образку на память о Рахманове.

В тот же день пленный Али-паша был приглашен к обеденному столу Его Высокопревосходительства.

Вот несколько слов об этой замечательной личности:

Али-Паша — человек близ шестидесяти лет, выше среднего роста, с суровой, но выразительной физиономией. Волосы и усы у него с проседью. Чин его — мирмиран, равняющийся званию дивизионного начальника. В турецких войсках он пользуется, как слышно, славою опытного и храброго генерала. Некогда служил и по гражданской части. По его рассказам, в которых заметна самонадеянность, он участвовал во многих битвах и всегда с успехом; Русским же решился сдаться живой, зная наши военные доблести и великодушие; «кому-нибудь другому я не отдался бы в руки и предпочел бы смерть плену» — вот слова его. Он должен обладать сильною волей: это замечено при перевязках его ран, сопровождаемых жестокою болью; но он совершенно покойно переносит страдания. Из его слов можно составить понятие о влиянии, которое он имел на Турок, что подтверждается уважением, оказанным ему жителями, когда его, пленного, везли в наш лагерь.

Возвращение ему Г. Главнокомандующим сабли весьма его обрадовало; он просил, чтобы ему ее пристегнули (сам не мог этого сделать по причине ран на обеих руках) и уверял, что сабля эта для него дороже всех богатств, которых он лишился.

Потеря сего генерала должна быть чувствительна для Турок, особенно в настоящее время.

ПИСЬМО XXX.

8-го Сентября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Вот вам еще две малые стычки:

4-го Сентября один турецкий мюлязим (Первый офицерский у Турок чин, соответствующий нашему прапорщичьему.) беспечно удил рыбу в Карс-чае между мостом и укреплениями, не воображая, чтобы наши налеты осмелились потревожить его при этом невинном занятии. Но он ошибся в своих расчетах; охотники полковника Лорис-Меликова, рыская около карсских батарей с намерением отбить, что попадется в глаза, заметили рыболова и, отважно бросившись на него, схватили и, как он был, босого привели в лагерь. Пленник оказался человеком атлетического сложения и с такими чудовищными ногами, что во всем лагере не могли найти сапог, которые бы были ему впору; его назвали левиафаном, но двуногое сие едва ли превосходит умственными способностями животных, в преследование которых он углубился, когда его схватили.

5-го Сентября подполковник Петров, постоянно гарцующий со своими казаками на равнине перед Карсом, улучил удобную минуту и бросился на нескольких Турок, вышедших из-под выстрелов карсских батарей; 6 человек из них положены на месте, а 1 взят в плен.

ПИСЬМО XXXI.

14-го Сентября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Утром 11-го Сентября из амбразур карсской цитадели начали вырываться белые клубы дыма и вскоре донеслись до нас звуки выстрелов. Причиною салютации было известие, полученное Турками через проскакавшего из Эрзерума в Карс гонца, но какое именно, по разногласию определить трудно.

Вскоре после начала пальбы она прекратилась и загремели с карадагских укреплений боевые выстрелы, и вот по какой причине:

Генерал Бакланов, заметив, что Турки выводят лошадей своих на место скудное кормом, оставил их несколько времени в покое, что придало неприятелю смелости пройти фуражировать далее. Предвидя это, генерал Бакланов, с рассветом 11-го числа, спустил казаков и милиционеров к подошве горы и едва Турки расположились фуражировать, стремительно бросился на них. В эту-то минуту ядра и картечь, пущенные в казаков с Карадага, прервали салютные выстрелы цитадели. Далекое расстояние помешало отрезать всю турецкую партию, но из той части, которую казаки отхватили, не многие спаслись бегством, а прочие изрублены и 12 человек взяты в плен. В числе сих последних находится бессменный ординарец мушира и слуга одного из приближенных чиновников Вассиф-Паши. Кроме того отбито 42 лошади, в Карс же увезено несколько убитых и раненых.

В этом отважном деле один юнкер нашей горской милиции занесся, преследуя неприятельских всадников, под [85] самые укрепления; под ним убили лошадь, а его ранили саблею в голову и двумя пиками в бок; удалой горец, у которого в свалке оторвали темляк, уже думал, что не избежит плена, но другой Кабардинец, кунак (друг) раненого, помчался к нему на выручку, врубился в кучку врагов и вывез приятеля с помощью подоспевших казаков. Кроме этого раненого, потеря наша заключается в 7 лошадях. Турки хотели было выслать из крепости подкрепление, но несколько ядер, пущенных генералом Баклановым в собиравшиеся войска, изменили их намерение и они не решились спуститься с возвышенностей. Этим смелым ударом казаков не кончилось нападение на фуражиров. По нечаянному стечению обстоятельств, в этот же день подполковник Петров со своими линейцами и охотники полковника Лориса-Меликова, со стороны нашего лагеря напали на Турок. Первый положил на месте 6 человек и 3-х взял в плен, а охотники поймали отличного наездника из числа башибузуков, выехавших в поле. Ни линейцы, ни охотники не понесли при этом никакой потери. Перед вечером Турки продолжали салютационную пальбу, прерванную утром.

ПИСЬМО XXXII.

19-го Сентября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

В ночь с 16-го на 17-е Сентября колонны наших войск двинулись с позиции при Чивтлигае к Шорахским укреплениям.

Луна ярко освещала поляну и по ней черными квадратами двигались массы солдат, тихо, как огромные тени.

На востоке появилась беловатая полоса-предвестница рассвета, и повеял холодный ветерок; войска наши все ближе [86] и ближе подвигались к черневшимся на горе передовым линиям шорахских укреплений. Вот уже достигли... грянул выстрел, другой, третий, и бой закипел. Громкое ура, — клик, одушевляющий в битве русского солдата, загремел на валах турецких укреплений: то был как будто сигнал, по которому смерть начала собирать обильную жатву.

Вслед за тем, как генерал Майдель врывался в шорахские укрепления, генерал Ковалевский, а спустя несколько минут, князь Гагарин бросились также со своими колоннами на штурм. Жестокий перекрестный огонь неприятеля встретил войска сих генералов, поднявшихся на значительную высоту и достигших уже рва; тут Ковалевский и князь Гагарин поражены были каждый двумя пулями. Почти в тоже время ранен, сперва легко, предводитель главной колонны, генерал Майдель, но вскоре другая, более тяжелая рана принудила его оставить поле битвы.

Несмотря на это, кавказские батальоны, находившиеся под его начальством и оставшиеся с полковником князем Тархановым, были уже в укреплении и, овладев 4 орудиями, 3 знаменами и значками и всем неприятельским лагерем, бывшим в той стороне, держались в нем и бросались штурмовать среднее укрепление. Едва войска наши бросились на валы, 4 горных орудия, под командою штабс-капитана Броневского, только накануне сформированные из отбитых у Турок под Пеняком, вошли в укрепление, поддерживая застрельщиков и поражая Турок картечью. Вслед за ними, не взирая на крутизну горы и не проезжаемую местность, батареи — легкая полковника де-Саже и батарейная подполковника Брискорна, вдвинулись тоже в укрепление и открыли огонь. Жестоким огнем неприятеля перебило много лошадей и прислуги, но уцелевшие были непоколебимы. Ничто не могло вытеснить закаленных в боях молодцов из места, которым они овладели и которое считали своею собственностью. Штуцерные пули сыпались как град, визжала картечь, свистели ядра, [87] лопались гранаты; но храбрые Кавказцы не пошатнулись. Подходившие резервы отважно вступали в битву: их должен был вести генерал Броневский, но тяжелая рана в руку отняла у него возможность принять команду; его сменил полковник Гонецкий, тоже вскоре раненый.

Между тем, по сделанному заблаговременно и втайне распоряжению, генерал Базин, прибывший накануне дела к крепости и соединившийся на противоположной стороне нашего лагеря с генералом Баклановым, при общем движении всех колонн, пошел на штурм со стороны Чакмаха, быстро овладел 3-мя укреплениями, 12-ю защищавшими их орудиями и вырвал из рук Турок 11 знамен и значков, простояв под перекрестным артиллерийским огнем несколько часов.

Турки защищались отчаянно, как они всегда это делают в укреплениях и закрытых местах.

Холодную ночь сменил жаркий день; бой уже продолжался близ 5-ти часов, и хотя одушевление солдат не изменялось, но силы были истощены. Перекрестный огонь с трех сторон, с укреплений верхних и нижних, поражал войска и артиллерию; потеря была велика, и потому наш ветеран, Генерал-лейтенант Бриммер, по получении приказания, вывел сражающихся в порядке. Турки начали было преследование, но грозный строй нашей пехоты заставил их укрыться в укреплении, ибо тут уже предстояло дело в поле, а не за валами. В одно время с главными силами отступил и генерал Базин, прикрываемый кавалериею генерала Бакланова.

Войска наши возвратились с трофеями, купленными дорогою ценою, но тем более славными. Из 16-ти орудий, взятых с боя, одно вывезено гренадерами и три отрядом генерала Базина; из остальных некоторые заклепаны, другие, как и зарядные ящики, сброшены с кручи или по возможности испорчены; 14 окровавленных знамен и значков доставлены в лагерь.

Потеря убитыми и ранеными с обеих сторон соответственна упорному бою и весьма значительна. Дух войск [88] наших заслуживает не похвалы, а удивления, и прошедшие через тысячу смертей офицеры и солдаты жаждут боя, как накануне штурма; из них легкораненые пожелали остаться во фронте.

В сем деле, кроме многих частных подвигов, некоторые особенно замечательны:

Подполковник Кауфман, с 1-м батальоном Рязанского полка, пронизав насквозь все ряды турецких укреплений и неприятельский лагерь, теснимый со всех сторон, и под перекрестным огнем, отбился и вышел на противоположную чакмахскую сторону, к отряду генералов Базина и Бакланова.

Полковник Гонецкий, одушевляя солдат, два раза бросался вперед на приступе, со знаменем своего полка в руках.

Сборный полк нашей легкой кавалерии, под командою войскового старшины Добрынина, состоявший из 2-х сотен Линейных, 1-й сотни Донских казаков и 1-й дворянской сотни Карталинцев, проскакал сквозь неприятельский лагерь позади укреплений, рубя Турок на обе стороны, и опрокинул с горы в Карс два их батальона.

Собранные на время приступа войска, по возвращении в лагерь, немедленно заняли прежние места свои и блокада Карса в тот же день восстановлена, как прежде.

4-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Из последнего моего письма видно, что вслед за штурмом Шорахских укреплений, блокада Карса восстановилась в прежней силе.

Гарнизон крепости, вероятно, предположил, что наступление осени заставит нас удалиться и оставит его в покое. [89]

Ожидания сии не только не оправдались, но еще опровергаются тем, что войска наши строят себе землянки, в коих можно легко встретить и провести самое суровое время года.

Побеги из Карса усиливаются и пестрые, оборванные толпы, преимущественно Лазов, почти ежедневно наполняют небольшую площадку пред вновь построенным домиком Г. Главнокомандующего. Партии эти выходят из крепости со своими значками и не сами, а под предводительством начальников, отстреливаются от наших разъездов; но дело кончается всегда с уроном для них и пленом дезертиров. Большая часть пленных изнурена болезнями и голодом, так, что самая наружность убеждает в предположении, будто карсский гарнизон не пользуется благосостоянием.

21-го Сентября выбежал из крепости один военный капитан, занимавший должность главного комиссара госпиталя.

28-го числа вышел из Карса в наш лагерь поверенный персидского консула в Эрзеруме с несколькими слугами, и отправился на Эривань в Персию.

1-го Октября разъезд Конно-мусульманского № 1-го полка захватил юзбаши (Поручик.) 4 кавалерийского полка анатолийского корпуса и бывших с ним: 1 солдата регулярной кавалерии, 1 артиллериста и 1 башибузука.

Холера, появившаяся было в нашем лагере, в настоящее время, слабеет; смертных случаев было мало. Выздоровлению заболевающих, кроме тщательного присмотра, много способствует открытая местность, горный воздух и постоянно сухая погода. Противное — в Карсе, где, по сведениям, эпидемия свирепствовала в значительных размерах и, хотя ныне несколько уменьшается, но были дни, в которые число умерших доходило до 128 человек.

Сегодня утром мы простились с Грузинскою дворянской дружиной, отпущенной из лагеря по домам. Дружина, состоявшая из 2-х сотен — одной Тифлисской и одной [90] Карталинской, разделяла с нами труды похода слишком 4 месяца. Карталинцам выпало на долю с сотенным командиром, князем Цициановым, блистательным образом участвовать в штурме и выказать свою смелость и удальство.

Напутствуемая общим дружеским приветствием сослуживцев и похвалами начальников за усердную службу, храбрая дружина отправилась через Ахалцих в Гори и Тифлис.

ПИСЬМО XXXIV.

7-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Несколько прежде выступления из нашего лагеря Грузинской Дворянской дружины, о коей было говорено в прошлом письме, отпущена по домам Кабардинская милиция, усердно отслужившая все время летнего похода. Вернувшись в свои привольные степи, лихие Кабардинцы, получив знаки отличия, будут весело беседовать у домашних очагов о своей удали и молодечестве, которые они действительно выказали в схватках с Турками.

Вместо лагеря у нас возникает городок. Ряды солдатских землянок образуют в некоторых местах прямые, широкие улицы; кроме того виднеются обширные лазаретные и казарменные землянки и разнообразные домики офицеров. Некоторые из них дерновые, другие каменные, а многие из того и другого вместе.

Бани, — необходимая принадлежность русского человека, — мерзнет ли он в снегах Камчатки, или томится под знойными лучами южного солнца, — уже давно построены и привлекают беспрерывно толпы охотников. [91]

Театральные представления совершаются под открытым небом. Опера у сапер, акробаты Тульского полка и труппа Рязанцев, отлично исполняющих: Подвиги атамана Ивашки и Пленение Девицы, привлекают множество зрителей.

Ежедневно раздаются в лагере звуки музыки, а задушевные русские песни весело и звонко оглашают свежий вечерний воздух.

ПИСЬМО XXXV.

14-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

9-го числа сего месяца, в 3 часа по полудни, прибыл в наш лагерь высокостепенный Касим-Хан, советник при чрезвычайном посольстве, отправляющемся из Персии в С.-Петербург. Кроме сего назначения, он имел особое поручение от Шаха к Г. Главнокомандующему, для исполнения коего предпринял поездку через Александрополь к месту пребывания Его Высокопревосходительства.

От селения Каны-кой, где расположен отряд графа Нирода, почетного гостя сопровождал дивизион драгунского Генерал-фельдмаршала Князя Варшавского Графа Паскевича-Эриванского полка, с хором полковых музыкантов; прочие эскадроны того же полка были расставлены по дороге и постепенно присоединялись к поезду.

В 3 верстах от лагеря его высокостепенство был встречен конвойною командою Г. Главнокомандующего, охотниками и Курдами. Во главе конвоя находился гвардии полковник Лорис-Меликов, приветствовавший, от имени Его Высокопревосходительства, желанного гостя и проводивший его до приготовленного ему помещения, близ коего поставлен [92] был почетный караул по чину генерал-майора и ординарцы от Рязанского пехотного полка.

Состоящие при Г. Главнокомандующем адъютанты, офицеры и чиновники встретили его высокостепенство и проводили в красиво убранную комнату вновь построенного каменного домика. При этом прибывший сановник, находившийся несколько лет персидским генеральным консулом в Тифлисе, с большим удовольствием приветствовал прежних своих знакомцев, коих он здесь встретил.

Касим-хану были предложены сласти и кофе; но он пожелал явиться скорее к Г. Главнокомандующему, пригласившему его к обеденному столу. Официальное представление было отложено до следующего дня и потому Касим-хан, переодевшись в обыкновенное платье, отправился к Его Высокопревосходительству и был введен в столовую. За обедом присутствовали генералы и состоящие при Г. Главнокомандующем. Роскошный стол при свечах и прекрасная музыка, — все это в военном лагере имело свою особенность.

На другой день, в 10 часов утра, в столовую палатку собрались генералы, командиры полков, артиллерийских бригад и свита Его Высокопревосходительства. Касим-хан, в шитом мундире, явился туда в сопровождении адъютантов, чиновников, назначенных состоять при нем, и сопутствовавшего ему секретаря нашей Тегеранской миссии г. Иессена. После приветствия от имени Шаха Г. Главнокомандующему, Касим-хан поднес Его Высокопревосходительству на серебряном блюде портрет Наср-Эддин Шаха, украшенный бриллиантами, для ношения на шее, на голубой ленте, и фирман Его Персидского Величества.

Г. Главнокомандующий, приняв этот знак внимания обладателя Персии, сказал Касим-хану, что знает 4-е поколение царствующих в Персии Шахов: представлялся прадеду нынешнего Шаха Фет-Али-Шаху, деду его Аббас-Мирзе, бывшему тогда правителем Адзербейджана, и виделся с отцом, Магомед-Шахом, входившим тогда только в [93] возраст юношества; что от прадеда получил орден Льва и Солнца и что теперешнее изъявление шахской благосклонности он принимает как подтверждение тех чувств дружбы и приязни, кои связывают две соседственные Державы — Российскую и Персидскую.

Высокостепенный Касим-хан отвечал на это, что действительно изображение его Государя на груди Наместника Императора Всероссийского должно быть символом неразрывной дружбы России с Персиею.

После сего Г. Главнокомандующий пригласил его высокостепенство в свою ставку, где угощал его кофе, при чем Касим-хан изъявил желание присутствовать при смотре, назначенном в тот день прибывшему из Александрополя 4 батальону Виленского Егерского полка. После некоторых построений, весьма понравившихся его высокостепенству, возвратились обратно и отправились к обеду, на который приглашены были генералы и старшие штаб-офицеры.

Во время стола провозглашены были взаимно хозяином и гостем тосты за здравие Государя Императора, Персидского Шаха, Касим-хана и Его Высокопревосходительства. Во все время обеда гремели два хора музыки Тульского и Ряжского полков, а при тосте за здравие Государя Императора исполнен был народный гимн «Боже, Царя храни».

После обеда Касим-хан, в коляске, отправился в отряд князя Дундукова-Корсакова, расположенный в 7 верстах от нашего лагеря при сел. Бозгалы. С ним находились полковник Лорис-Меликов и адъютанты, — капитан Ермолов и поручик Корсаков, а сопровождали конвойная команда, охотники и Курды.

Проезжая по нашему лагерю и в Бозгалы, Касим-хан любовался бодрым и здоровым видом солдат, чистотою и порядком в местах, занимаемых войсками и землянками.

При посещении лагеря князя Дундукова не обошлось без угощения, после коего все присутствовавшие вышли на площадку перед домиком князя. Загремела музыка, хор [94] песенников залился звучными русскими песнями и лихие рубаки Драгуны, чтобы повеселить гостя, пустились плясать; плавная русская пляска сменилась быстрой лезгинкой, скоро перешедшей в любимый казачок, в котором отличались особенно старые солдаты.

По возвращении в лагерь, его высокостепенство провел вечер в беседе с Г. Главнокомандующим и на другой день, в 8 часов утра, выехал по дороге в Александраполь, поспешая в Тифлис. Его сопровождали, как и при приезде, те же драгуны с музыкой и конвойная команда. За лагерем драгуны скакали во весь карьер, рассыпались, спешивались и своими ловкими маневрами привели его высокостепенство в восхищение.

Адъютанты и чиновники, состоявшие при Касим-хане, проводив его около 3 верст, откланялись ему, и персидский сановник продолжал путь свой далее в сопровождении капитана Ермолова.

В день прибытия высокостепенного Касим-хана в наш лагерь, Донскими казаками генерала Бакланова, под командою есаула Наследышева, захвачены были в плен, после упорного сопротивления, 116 Лазов, выбежавших из Карса и намеревавшихся прорваться через нашу цепь. В числе взятых живыми оказалось 4 сотенных командира. В этом молодецком деле 3 Лаза положены на месте и 27 ранены; у нас же ранен 1 казак и контужено двое; лошадей убито 2, ранено 5. По осмотре пленных, во вьюках их найдено 7 сотенных значков, снятых с древок.

В тот же день число выбегающих из Карса регулярных солдат и жителей было более обыкновенного, и Касим-хан лично расспрашивал некоторых дезертиров о состоянии крепости и гарнизона.

ПИСЬМО XXXVI.

18-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

12-го числа сего месяца всадники Карабахской милиции, под командою Али-бека Мехминдарова, отбили из-под карсских батарей 55 турецких лошадей и захватили оружие, брошенное в бегстве башибузуками и регулярными кавалеристами, из коих некоторые изрублены.

Ночью с 13-го на 14-е число казачьею цепью захвачен курьер, пробравшийся с 6-ю человеками жителей Эрзрумского пашалыка, с почтою в Карс. По разборе почтовой сумки найдено много частных писем на английском, французском, немецком, греческом, армянском и турецком языках, официальных бумаг и несколько мелких посылок (Частные письма и посылки, по принятому правилу, отправлены с парламентером в Карс.). Содержание некоторых писем относилось к положению Карса и других частей Малой Азии и дало известие о намерениях турецких генералов. На другой день, на пространстве, где преследовали курьера, найдено в бурьяне и в речке еще несколько интересных писем, и между ними одно от г-жи Анны Томсон из Лондона к сыну, находящемуся в Карсе (Этот самый Г. Томсон был впоследствии привезен в Тифлис, в числе военнопленных, и отправлен и Россию.). Письмо это показывает нежную заботливость матери; в нем много полезных советов, касающихся экономии, и соболезнование о том что, по слухам, дошедшим в Лондон, карсский гарнизон употребляет вместо мяса конину. [96] К письму этому приложены заготовленные для сына визитные карточки и медаль за экспедицию его в Пегу. Но особенно выказалась предусмотрительность г-жи Томсон в адресе, который был написан следующим образом: Генералу Муравьеву, а в случае, ежели почта эта не будет им захвачена, то капитану Генриху Томсону, в Карсе. Со своей стороны, нежная мать умоляет Его Высокопревосходительство переслать сыну письмо и посылку.

Иногда ночью и часто по утрам пушечные выстрелы с карсских укреплений встречают наши легкие кавалерийские отряды, неутомимо беспокоящие карсский гарнизон. Охотники полковника Лорис-Меликова и линейные казаки постоянно тревожат неприятеля.

От генерала Суслова получено известие, что им посылаемы были 2 роты пехоты к стороне Вана, за Алла-даг, против непокорных нам Курдов; войска наши сильно наказали их за хищничество, рассеяв кочевья и захватив много скота.

20-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

21-го Сентября сего года, под убогою кровлею землянки, на походной кровати, вдали от родины и близких сердцу, но окруженный многочисленною военною семьею, скончался от тяжких ран, полученных при штурме карсских укреплений, начальник 13-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Ковалевский, оплакиваемый приближенными и сопутствуемый в могилу непритворною горестью сослуживцев и подчиненных. Г. Главнокомандующий признавал его одним из деятельнейших и полезнейших помощников своих и лишился в нем распорядительного генерала и исполнительного офицера не только для быстрых экспедиций, но и для действия сомкнутым строем. [97]

Оставляю подробное описание безукоризненной жизни и усердной, полезной службы Петра Петровича Ковалевского тому, кто примет на себя составить его биографию; но на нас, среди коих он отошел в вечность, лежит священная обязанность очертить последние шаги покойного на доблестном поприще, пресеченном геройскою смертью.

В начале нынешней воины генерал-лейтенант Ковалевский прибыл с вверенною ему 13-ю пехотною дивизиею в закавказский край. Ему поручено было охранение крепости Ахалциха и он свято исполнил возложенную на него обязанность. Турецкая армия, под начальством Селим-Паши подступившая под сию крепость, не посмела напасть на нее, ибо гарнизон был одушевлен мужеством и во главе войск наших находился храбрый Ковалевский. Мирные жители Ахалциха не забыли тех попечений и заботливости Петра Петровича, коими он окружал их и старался не только предотвратить все нужды, но употреблял меры, чтобы сделать жизнь их приятною. В блистательном деле 14-го Ноября 1853 г., при поражении полчищ Селим-Паши, генерал Ковалевский достойно разделил труды и славу князя Андроникова, разбившего наголову Турок. Следующий 1854-й год протек для генерала Ковалевского мирно. Часть границы, им охраняемая, не была тревожима врагами, и вся деятельность его обращена была на устройство и обеспечение вверенных ему войск, что исполнено им также добросовестно и успешно, как все, на что он обращал внимание: доказательством его неусыпных трудов служит отличный вид, здоровье и полный состав полков, находившихся под его начальством. В 1853 году, с прибытием на Кавказ Главнокомандующего, ?. Н. Муравьева, на генерала Ковалевского пал лестный выбор участвовать в предстоящей кампании в Турции.

Во все время похода, как и во всю жизнь свою, он предпочитал солдатскую палатку всем удобствам, не любил роскоши и отличался скромностью и умеренностью. Это возвысило его в глазах Г. Главнокомандующего, оценившего [98] Ковалевского по заслугам. Мы, очевидцы, смело можем засвидетельствовать, что он оправдал доверие Главнокомандующего. Кроме ревностного исполнения возлагаемых на него поручений всякого рода, свежо в памяти отличное дело под Пеняком, за которое покойный удостоился получить орден Белого Орла, к сожалению не украсивший грудь храброго Ковалевского: эта Высочайшая награда застала его в могиле.

Но самая славная минута в жизни Ковалевского приближалась. Назначен день штурма карсских укреплений. П. П. Ковалевский с твердостью и хладнокровием вел вверенную ему колонну, мужественно шел в голове ее: но вражьи пули не пощадили храброго.

Несколько дней томился покойный на одре страданий, выдержал операцию, и луч надежды на его выздоровление блеснул, но ненадолго. Скоро сделался понятным исход его болезни.

В эти последние, торжественные минуты высказалась добрая душа Ковалевского. С какою радостью он отдал награды, назначенные Г. Главнокомандующим, двум фельдшерам, жертвовавшим за него жизнью при перевязке ран его под сильным неприятельским огнем! Одному из них сам надел Георгиевский крест, другому вручил 50 рублей; соболезновал о раненых своих адъютантах, кои не могли усладить предсмертных мук его, благодарил медиков, заботившихся о нем, — в особенности своего дивизионного доктора, достойного Я. И. Прибиля, принявшего на себя грустную обязанность, по смерти своего генерала, проводить гроб его до Александрополя.

Г. Главнокомандующий несколько раз посещал Петра Петровича во время болезни и постоянно посылал узнавать о ходе ее; наконец, 21-го числа, прибывший к нему посланный застал его при последнем вздохе и воротился с грустною вестью, что Ковалевского не стало. [99]

Скромный памятник его, храброго воина и достойного человека, окруженный славными могилами павших в бою воинов — там, на рубеже обширной России, у подножия величественного Алагеза, будет красноречиво говорить детям и внукам нашим, как должен умирать подданный Русского Государя и верный сын Отечества.

23-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

По мере оскудения в Карсе продовольственных припасов, при недостатке мяса, заменяемого иными кониной, и при совершенном неимении масла, овощей и тому подобных необходимых потребностей, побеги регулярных солдат и жителей делаются чаще. Некоторые выходят с оружием и защищаются от наших разъездов; другие, преимущественно жители, сдаются без боя, в надежде покормиться у нас хлебом. Но ни упорство первых, ни намерения последних не удаются. Вооруженных берут в плен, а жителей отправляют обратно в крепость.

Ночью с 19-го на 20-е Октября, полковник Тихоцкий, оставшийся начальником части блокадной линии вместо генерала Бакланова, получившего другое, временное назначение, имел дело с Лазами, вышедшими из Карса с намерением пробраться в родные горы; но, несмотря на сильное их сопротивление, 23 человека положены на месте, 2 ранено и 10 взяты в плен; при этом захвачено 24 ружья. Мы потеряли в сем деле, в котором Лазы упорно дрались, 1-го казака убитым, 2-х ранеными и 2 убитых лошади. [100]

В ту же ночь и тем же отрядом поймано 23 человека жителей, отправлявшихся из крепости по деревням.

В предыдущие и последующие дни, приводили из всех отрядов военных перебежчиков.

21-го числа прибыл парламентером из Карса адъютант Керим-паши, с предложением выдать нам раненых 14 человек и 1 офицера, из числа взятых в плен 17-го Сентября. Для приема этих людей была назначена команда казаков и несколько повозок. Радость пленных, возвратившихся к своим, трудно описать; тут были: теплые, усердные молитвы, дружеские объятия и рассказы о претерпленном ими в Карсе. Все привезенные солдаты и офицер тяжело ранены, но вне опасности и можно положительно сказать, что будут живы. Офицер (Тульского Егерского полка подпоручик Любимов.) совершенно бодр, ездит верхом и ходит, а между тем у него Кутузовская рана: пуля попала в висок, прошла под черепом и вышла около глаза, испортив его.

Из Александрополя беспрерывно возвращаются в строй раненые, и полки наши ежедневно и видимо пополняются.

Землянки уже построены; многие из них не хуже казарм и в них по вечерам слышится веселый разговор и громкий, задушевный смех. Княжий Двор снабжается припасами и все готовится к зимней стоянке. Кафтаны и мундиры заменены полушубками и строй солдат в этой зимней одежде, с папахами, красив и совершенно приличен времени года, а между тем самому становится тепло, глядя на свободную и бодрую походку наших молодцов.

ПИСЬМО XXXIX.

31-го Октября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

Многие из выбегающих ныне из Карса, турецкие солдаты очень напоминают изнурением Французов памятного 1812 года. В крепости цинга и, кроме того, недостаток жизненных потребностей рождает болезни и смертность. Являющиеся в нашем лагере Турки с жадностью бросаются на пищу и целуют хлеб, который для них делается роскошью. Карсское начальство раздает по временам каждому солдату понемногу сахару (Еще с прошлого года в Карс подвезено очень много сахару с целью водворить его в пределы наши контрабандным образом.) и по щепотке кофе; но эта мера не услаждает голодных.

Ожидаемая Карсом помощь не приходит; обещания скорого избавления не исполняются, и гарнизон повергается в уныние. Но, несмотря на это, терпение Турок непостижимо, и составляет задачу, которую решить весьма трудно: скорее можно исчислить тщательно скрываемую от солдат тайну о количестве остающегося продовольствия, нежели измерить это терпение, которое можно предположительно объяснить не возвышенностью духа, а совершенным равнодушием, отсутствием мысли о сдаче и слепою верою в предопределение, которою искусно пользуются английские эмиссары.

Кстати о помощи карсскому гарнизону. Генерал Суслов, по данному ему приказанию, двинулся из долины западного Евфрата через Драм-даг, 19 числа атаковал неприятельский [102] авангард, состоявший из 2 т. иррегулярной конницы, и прогнал его за Керпи-кев, взяв, кроме убитых, несколько человек в плен. Около того же времени небольшая партия охотников полковника Лорис-Меликова, состоявшая из 20 человек и бывшая в разъезде за Саганлугом, распустила слух, что за нею следуют войска наши с намерением напасть на Вели-Пашу. Это известие заставило турецкий отряд отступить к Эрзеруму, жители коего вооружены по этому случаю. Между тем охотники, пользуясь произведенною ими суматохой, бросились к стороне Норимана, за Ольтой, напали 22-го числа на вооруженных Лазов, приготовлявших между Бардусом и Ольтой угодья, захватили 180 вьюков этого снадобья, причем взяли несколько человек в плен, а 2-х защищавшихся убили. Кроме того, пригнали в наш лагерь обывательские арбы с лесом, предназначенным для постройки турецких бараков под Эрзерумом, и привезли с собою несколько отбитого оружия.

ПИСЬМО XL.

3-го Ноября. Лагерь при сел. Чивтлигай.

27-го Октября отважнейшие всадники из охотников полковника Лорис-Меликова, коих набралось 65 человек, посланы были до Зивина для разведок, с приказанием привести языка. Удальцы, узнав, что в Амиракоме, близ Керпи-кева, расположено до 350 башибузуков, сбили пикет их; ворвались в деревню, напали врасплох на Турок и, изрубив несколько человек, шестерых взяли в плен и в том числе 1 обер-офицера иррегулярной конницы из Арнаут. Турки бежали, и преследующие их охотники достигли до главного неприятельского отряда, близ коего встречены [103] кавалериею в числе почти 1000 человек. Утомленные охотники, видя несоразмерность сил, отошли к сел. Чичакрак, где находится отряд генерала Суслова; но отступили без всякой потери, привели пленных и захваченных ими в стычке оседланных лошадей, а также привезли отбитое оружие.

31-го числа карсское начальство снова выслало к нам 11 человек наших пленных, кои все тяжело ранены. Взамен этого Г. Главнокомандующий отправил в Карс 10 человек турецких солдат и 1 офицера, обещая выписать из дальних госпиталей, куда они разосланы, еще нескольких пленных в замене наших. Легко можно себе представить, что подобный размен не очень приятен начальству крепости, где терпят недостаток в продовольствии. Побеги, несмотря на строгость и бдительность офицеров, всячески старающихся удержать солдат, увеличиваются. Между дезертирами показываются люди из лучших войск: гвардейского батальона, Арабистанцев и анатолийских стрелков; выходят небольшими командами с унтер-офицерами и ефрейторами, иногда отстреливаются, но чаще сдаются, ибо до гарнизона дошли слухи о попечениях и довольстве, коими пользуются у нас пленные и выбегающие из Карса.

По дороге в Александрополь поставлены, близко одна от другой, каменные пирамиды, для указания пути во время снегов и метелей и учреждены этапы с помещениями для больных и проезжающих. При этих этапах устроены почтовые станции, так, что по тем местам, где еще недавно тащились только тяжелые и неуклюжие арбы, теперь быстро несется лихая тройка и далеко разносятся звуки колокольчика, столь приятные для русского слуха, как воспоминание о дорогом Отечестве.

Текст воспроизведен по изданию: Блокада Карса. Письма очевидцев о походе 1855 года в азиатскую Турцию. Тифлис. 1856