БЕЗОБРАЗОВ С. Д.

РАССУЖДЕНИЕ И МНЕНИЕ О ПОКОРЕНИИ КАВКАЗА 1842 ГОДА

Проекты окончания Кавказской войны стали появляться уже в конце 30-х годов XIX в. и оказались в непосредственной связи с получением на Кавказе директивы «сломить сопротивление горцев», которые в свою очередь, как писал К. В. Сивков «объединились под знаменем мюридизма и нанесли царским войскам ряд поражений». Часть этих проектов фрагментарно была рассмотрена в небольшом сообщении К. В. Сивкова ¹, однако многие подобные документы остались за пределами этого обзора. Нет сомнения, что введение в научный оборот этих документов, а они создавались практически при всех военных руководителях Кавказа — Командующих Отдельным Кавказским корпусом, представляет значительный интерес. Прежде всего такие публикации позволяют увидеть эту проблему не со стороны столичных чиновников военного министерства, а так, как ее видели непосредственные участники Кавказской войны — офицеры, знавшие ситуацию не понаслышке. К сожалению, к их предложениям мало кто тогда прислушался.

В РГВИА, в фонде генерала от инфантерии Владимира Иосифовича Гурко ², была обнаружена анонимная записка, озаглавленная «Рассуждение и мнение о покорении Кавказа 1842 года» ³. Нам удалось установить авторство этого документа. Им оказался генерал-майор С. Д. Безобразов, который в 1842 г. был назначен командиром 2 бригады 14 пехотной дивизии, прикомандированной к Отдельному Кавказскому корпусу. Он сменил на этом посту генерал-майора Г. Х. Засса ⁴ и стал командующим правой линии. Штаб-квартира Безобразова, как до этого Засса, располагалась в крепости Прочный Окоп.

Имя Сергея Дмитриевича Безобразова (1809-1879) хорошо известно не только историкам-кавказоведам, но и литературоведам. Он рано начал военную службу и в 1828 г. был произведен в корнеты, а уже через два года его назначают адъютантом к цесаревичу Константину Павловичу. В 1831 г. при подавлении польского восстания он выдвинулся по служебной лестнице, проявив себя отважным боевым офицером. В 1834 г. уже в чине флигель-адъютанта Николая I он был командирован на Кавказ, где во время одного боя был тяжело ранен. В течении короткого времени его боевые подвиги составили ему громкое имя. И на Кавказе его прозвали «казацким Мюратом». В 1835 г. в чине полковника Безобразов был назначен командиром 44-го Нижегородского драгунского полка, сменив на этом поприще Н. Н. Раевского-младшего. [133]

С назначением Безобразова началась новая эпоха жизни полка. Его разнообразная боевая и административная деятельность превратила Нижегодский полк в один из лучших на Кавказе ³. Одновременно Безобразов исполнял обязанности начальника Лезгинской линии. Командир Отдельного Кавказского корпуса генерал от инфантерии Е. А. Головин, осмотрев ее в 1839 г. доносил военному министру графу А. И. Чернышеву, что нашел ее «в превосходном состоянии: повсюду строились посты, прорубались просеки, жители — видя справедливость и бескорыстие поставленной над ними власти, довольны своим положением и можно надеяться, что спокойствие и порядок, восстановленные деятельным и благоразумным управлением полковника Безобразова, дадут отличные результаты» ⁴. Действительно, ситуация на Лезгинской линии разительно отличалась от существующей в то же время ситуации на других укрепленных линиях Кавказа. Благодаря деятельности полковника Безобразова на ней было установлено такое спокойствие в целом регионе, что корпусный командир проехал по Лезгинской линии с инспекторской проверкой, через вековые леса всего лишь с группой конвоя, состоявшего из местных вооруженных жителей.

Прибыв в Прочный Окоп и ознакомившись с ситуацией на Правом фланге, познакомившись с тем, как была организована жизнь военных и казаков на Лабинской укрепленной линии, Безобразов, имея уже за плечами огромный опыт по организации подобной же укрепленной Лезгинской линии, сразу же увидел все огрехи и недоработки. Он понимал, что тактика его предшественника генерала Засса вряд ли теперь может способствовать лучшему обустройству на Правом фланге. Покорение Кавказа он видел прежде всего в создании социально-экономических предпосылок для занятия местных жителей не разбоем, а трудом. Составленная в 1842 г. служебная записка, отправленная в Тифлис Командующему Отдельным Кавказским корпусом, содержала не просто предложения по изменению прежней политики, она базировалась на его собственном опыте, который оказался весьма успешно опробированным. Безобразов, по сути, предлагал изменить всю политику умиротворения горцев. Эти рассуждения Безобразова, к сожалению, не были реализованы, что надолго отодвинуло окончание Кавказской войны и мирное развитие Кавказа.

(Публикация и комментарии В. А. Захарова)

 /л. 11/ РАССУЖДЕНИЕ И МНЕНИЕ О ПОКОРЕНИИ КАВКАЗА 1842 ГОДА

Получив назначение командира 2 бригады 14 пехотной дивизии, которая прикомандирована к Кавказскому корпусу и находится в распоряжении командира правого фланга Кавказской линии и проезжая из Тамани по кубанскому берегу чрез Черноморию в город Ставрополь, я старался по возможности приуготовить себя к новому служению и запастись сведениями, как о способе вести войну против горцев, так и о могуществе тех диких племен, которые более ста лет наводят страх на все станицы Линейных казаков, имеют возможность противостоять нашему оружию. [134]

Между тем, из плоских необозримых степных равнин, по которым вела меня дорога, <я> смотрел с завистью /л. 11 об./ русского новопришельца на богатую местную природу, орошаемую источниками и обладаемую горцами, и невольно увлечен был желанием воздать всеми мерами причины упорного сопротивления русскому могуществу необузданного народа и затруднения с нашей стороны для покорения тех диких нагорных племен.

Из всех толков различного сословия людей, из России присланных и на Кавказе поселенных, равно и сынов Кавказа, и (так в книге. OCR) на первый случай извлек только то, что злоупотребления с нашей стороны прежних и давних иных воевод начальников, как мздоимством, неумеренным и несправедливыми хищничествами и своенравием, так и бестолковыми распоряжениями, внушили в разбойников горцев отчаянную ненависть к русским и что горские народы не доверяя нам, поддерживают свой воинственных дух /л. 12/ на двух главных основаниях: 1. Что русские желают их победить и 2. Что природа Кавказских гор, для наших войск есть крепость непокоримая. Явившись к месту моего назначения в Прочный Окоп, в котором постоянно находится квартира командира правого фланга линии, и побывав во многих других наших укреплениях, выстроенных по рекам Кубани, Урупу, Чамилыку и Лабе (С 1826 по 1830 [гг.] я находился в Грузии и участвовал в походах против Персиян и Турков. — Здесь и далее подстраничные примечания принадлежат С. Д. Безобразову), и сверх того, совершая длинный поход с отрядом назначенным для прикрытия военной съемки, начиная от Зассовского укрепления в верх по Лабе до Ахмет горы, а оттуда через реку Псенен, где в густом и наводненном лесу мы имели жаркое сражение с горцами, потом чрез страну, занимаемую беглыми кабардинцами до вершины Кубани, пространство никогда еще войсками нашими не проходимое, /л. 12об./ и, наконец, из Хумары спустившись к станице Баталиашинской, и пройдя места, недавно покинутые убежавшими в горы Беслееневцами, я мог уже на самом деле видеть и обнять военные способы наши и личину предполагаемой невозможности в покорении горцев.

Всякий воин, всякий русский и даже путешественник, находящийся на Кавказе, непременно проникается первою общею мыслью о способе покорения Кавказа и каждый думает по-своему. Многие из них, сколько мне известно, об этом писали, правительство употребляет всевозможные меры для достижения той же цели, но Кавказ остается непокоренным.

Не исключая себя из числа самых пламенных соревнователей общей пользе любезного нам отечества, и решив по столь важному предмету изложить и свое скромное мнение, оно может быть будет ничтожным, но, имея страсть, свойственную всякому человеку — самолюбие, /л. 13/ питаюсь надеждою, что планы покорения Кавказа, излагаемые ниже, если и не послужат к точному определению военных действий, то, по крайней мере, могут породить, быть может, истинную систему, от которой, вместо набегов, разбоев, смертоубийств и хищничества, страна, обогащенная природою, осенится светом разума, кротости и просвещения.

Приступая к изложению моего рассуждения нужным считаю объяснить военный быт черкесов, так как я его понимаю, природу тех твердынь, на которых они скрываются, наши теперешние способы и систему, которыми мы себя от горских набегов ограждаем, и имеем намерение покорить Кавказ. [135]

Черкесы все вообще в различных наименованиях по племенам, суть настоящие шайки разбойников, они имеют некоторого рода обычаи, /л. 13 об./ весьма слабое понятие о магометанской вере, чужды роскоши, развращены вечною необузданностью, имеют общую наклонность к справедливости, рыцарство у них хотя и хищническое, но оно клонится более к героизму, нежели к низкому смертоубийству, ибо всякое из разбойничество требует маски победоносной, или искусственной и даже похвальной в их народном отголоске. В домашнем своем быту они хлебопашцы, имеют большое скотоводство, торгуют весьма мало, склонны более на обмен лошадей на вещи и вещи на лошадей или других домашних животных. Порох и оружие делают сами. Каждый из них конный и пеший вооружен винтовкою, шашкою, пистолетом и кинжалом. У иных племен огромные кинжалы заменяют шашки. Другого рода оружия они не имеют, а о пушках вероятно еще и не помышляют. Наши пушки, /л. 14/ отбитые ими у нас, кажется, делают им более затруднения нежели пользы и притом же по всем горам может быть их найдется до пяти, не более.

Султаны их почитаются самыми главными вельможами, которых они по преданиям уважают, как потомков владетельных князей, за ними следуют по старшинству мирзы или князья, за мирзами — уздени, а потом простой народ. Муллы исполняют все, что необходимо до веры. Все высшие классы пользуются уважением горского народа только лично и при некоторого рода обычаях и обрядах. Но при сборищах для набегов, грабежей и общего восстания, владычество преимущественно возлагается на отличающихся в храбрости и людей, пользующихся общим доверием.

Управление у них основано на общем подражании и воле старшего /л. 14об./ в ауле или того, кто успел присвоить себе верховное влияние.

Единство общего стремления состоит в ненависти к русским и в защите необузданной дикой и беспредельной каждого воли, и эти две владеющие страсти горцев так в них укоренены, так могущественны над их умами, что если теперь всех их, исключая мирных, собрать в одну общую массу и окружив неизбежностию лютой смерти, то они, наверное, готовы будут лучше погибнуть, нежели вдруг безусловно покорятся.

Природная главная для них опора, охрана или убежище от наших нападений, есть ни что иное, как густые в ущельях леса, но не горы, как в России полагают. Огромные вертепы скалистых крутизн им способствуют лишь скрывать свои движения и открывать на плоскостях наши, а сверх того, затрудняя нам партии, дают /л. 15/ горцам способ избегать наших внезапных нападений.

Дороги, ведущие через снежный хребет, которых немного, могут почитаться для наших войск весьма трудными, а для артиллерии и обозов не проходящими, но пути, избираемые русскими отрядами в ущельях и долинах, прилегающих к снежному хребту и вообще, где обитают во множестве черкесы, довольно удобны, исключая только иных крутизн и узких промежутков, чрез которые должно артиллерию и обоз перевозить на людях.

Во время зимы снегу немного, метели очень редки, но зато опасны, ибо заносят ущелья так сильно, что войско, застигнутое бурею, может претерпеть большие бедствия.

Для аулов горцы всегда выбирают места, укрепленные природою /л. 15об./ и непременно прилегающие к лесистым ущельям. Это они делают с той целью, чтобы в случае опасности [136] от наших войск можно бы им было с семействами и имуществом скрываться бегством, и в таком разе они обыкновенно отправляют жен, детей с арбами и имуществом в лес, сами остаются для защиты домов и прикрытия всего уходящего.

В летнее время горцы занимаются хлебопашеством, весною и осенью делают набеги и соединяются для общей защиты или военных покушений, а зимою, декабрь и январь сидят дома, делают оружие и проводят время в спокойствии.

Аулы их не имеют никакой другой защиты, как только один плетень. Дома или сакли горцев по большей части плетневые и вымазанные глиной. Караул на сакле из двух или трех человек, /л. 16/ подает выстрелом или голосом сигнал о опасности, от него принимают ближние аулы и вмиг всё готовится к обороне.

Во время перестрелки или большого сражения, горцы почти никогда не решаются выходить на открытые места, они всегда любят захисты и в особенности лесные. Нечаянно нападающий черкес очень храбр и за то нечаянно атакованный, теряет все присутствие духа, но в промах попадает редко, ибо осторожен, как зверь. Смелая атака черкесов принадлежит редким случаям. Вот, по моему наблюдению, все, что может относиться к теперешнему военному положению горских народов.

Объяснив, вкратце, военное отношение горцев, приступаю к изложению способов, принимаемых русским правительством, как для покорения Кавказа, так и для защиты /л. 16об./ линий, назначенных в охрану Грузии, Черномории и Кавказской области.

Прежде всего должно знать, что Военно-грузинская дорога, пролегающая через середину Кавказского хребта, служит ближайшим сообщением России с Грузией. Эта дорога, можно сказать, разделяет все нагорные народы на две равные части. Все стремление правительства употреблено на то, чтобы содержать этот путь в безопасности, в чем оно почти уже и успело, ибо племена горцев, кочующих по сторонам этой дороги, удерживаются в покорности, и проезды курьеров и путешественников, хотя для безопасности и охраняются значительными конвоями, во время следования, однако же случаев разграбления или нападения почти не бывает.

Дня достижения этой цели, по Военно-грузинской дороге выстроены на небольшом расстоянии крепости и укрепления, вроде военных этапов, /л. 17/ из них главная крепость во Владикавказе, она находится у самой подошвы Кавказского хребта и снабжена значительным гарнизоном, а чтобы сообщения между укреплениями было обеспечено, для этого употребляются стратегические и политические меры. Стратегические состоят в том, что на начальнике центра или середины Кавказской линии, находящейся по сторонам той дороги, лежит обязанность предупреждать движением вверенных ему войск всякое покушение со стороны горцев, а на его товарищах, командиров флангов, правого до Черномории, левого до Каспийского моря, беспрестанное наблюдение за горскими народами, перед их флангами населенными, дабы горцы, в большом количестве, не могли проникнуть на центральную линию.

Политическим мерами можно признать: кроткое обращение наших начальников с покоряющимися или мирными черкесами, преимущественно /л. 17об./ отдаваемое старшинам проживающим миролюбиво с русскими, и содействующим пользе русского правительства; способ получаемых нами сведений через лазутчиков о злом намерении горцев, и награда [137] всякому черкесу за справедливые донесения. Сверх того, препятствие с нашей стороны, на берегу Черного моря, в привозе к горцам иностранного пороха и оружия.

Сообразно с вышеупомянутою целью, русское правительство имеет в виду содержать все горские народы против себя в возможном ослаблении и постепенно покорить их. Согласно с этими видами система, кажется, существует следующие: чтобы удерживать мирные аулы в покорности и от побегов в горы употребляются меры кроткие, а для наказания диких горцев за набеги и разбои предписываются меры строгие, воинственные.

На этом основании для обеспечения /л. 18/ Грузии, на южной и восточной сторонах Кавказа построены у самого хребта на важных пунктах укрепления. Для препятствия в сношении горцев с Турками и провоза в горы военных припасов, выстроены на Черноморском берегу форты и производится по морю крейсирование. Для обеспечения Кавказской области, возведены по Кубани, Малке и Тереку на расстоянии от 15 до 30 верст укрепления, и между ними наблюдательные казачьи посты, почти при каждом из этих укреплений поселены большие станицы Линейных казаков. Пехотные линейные батальоны и пехотные полки, по частям составляют гарнизоны укреплений, а донские казаки занимают посты. Кроме этих гарнизонов имеются везде по кавказской линии войска пехоты и артиллерии, для летучих отрядов, в горы и для защиты угрожаемых опасностью пунктов. Кавалерию при таких отрядах составляют /л. 18об./ линейные казаки, собираемые от станиц и донские, от остающихся излишними при полковых штабах казаков, иногда же и целые полки смотря по надобности, что зависит от Командующего войсками на Кавказской Линии. Эти все отряды, укрепления, посты и станицы, служат не для чего другого, как только для охранения Грузии и Кавказской области, от всякого воинственного покушения горцев на жителей и для базиса предполагаемой операционной линии. Но для сущего покорения Кавказа предназначено: посредством подобных вышесказанных укреплений и разом с населением, подвигаться к горам и в горы, и притеснять ими неприятеля до самой крайности, к снежному или главному хребту, вынудить его покориться, ибо на снеговом хребте обитать людям невозможно.

Во исполнение этого плана многие укрепления уже воздвигнуты, как-то: против правого фланга, далее Кубани, по рекам: Лабе, Чамлыку и Урпу, а на Левом далее Терека по реке Сунже. Для ослабления могущества горских народов разорены у них крепчайшие пристанища, в том числе и крепость Ахульго. Разграблено и сожжено много аулов до основания, захвачено и угнано множества табунов, истреблено во многие годы, бесчисленное количество хлеба и сена и, наконец, военною рукою сражено, вероятно, огромное число народа. Это все могло ослабить горцев, но и нам стоило до нескольких может быть сот тысяч воинов, убитыми, умершими от ран, покалеченными и климату поверженными.

Этот план покорения Кавказа, как мне кажется, весьма обыкновенный, может быть и неверный, и сверх того, столько сложный, /л. 19об./ что начальник Командующий всей Кавказскою линиею и правительство непременно чрез него вынуждены впадать в погрешности неизбежных запутанностей и затруднений.

Обыкновенны: потому что плоскости, против Кавказа находящиеся, сами подают повод во избежание нечаянных горских набегов, иметь укрепленные приюты для обороны и убежища, а [138] спасающихся наших партий, настигаемых в поле шайками горцев. То есть мы производим трудами, искусством и издержками то, что черкесам в горах достается природою.

Медленный, потому, что на устройство укреплений требуется много времени, что каждое укрепление нуждается в гарнизоне, ослабляет тем действующие полевые поиска, которые нужны для защиты населения или станиц, для прикрытия работ в строящихся /л. 20/ редутах и, сверх того необходимые для военных действий внутри Кавказа явным доказательством медленности служит и, что кажется, укрепления по Кубани, Малке и Тереку построены уже очень, очень давно и едва только разрешено в последних годах, и то по решительной настойчивости начальника, выдвинуть наши крепости и поселения на реки Лабу, Чамлык, Уруп и Сунжу. Наконец, рассматривая местоположение, прилегающее к снежному хребту, плоскостей, долин и гор, видно, что для покорения горцев, предположенным планом, столько будет потребно мелких укреплений и постов, что страшно и подумать о числе их и о времени, какое на то будет нужным.

Сомнительный и, может быть, неверный от того, что мы подвигнемся посредством укреплений, так близко к снежному хребту, что черкесы уже /л. 20 об./ будут оттеснены до крайности, то как отчаянные враги и в последствии военному искусству научившиеся, не возмогут ли они снять наши укрепления, как было недавно на берегу Черного моря, или проникнуть внезапно, большою массою к нашим малочисленным отрядам и разбив их, не вынудят ли они наши гарнизоны сдать или оставить им укрепления ибо <неразб.> из России придут не скоро, а в военном ремесле все это возможно. Нам история представляет подобные примеры.

Сложный: оттого, что действуя наступательно и вместе с тем и оборонительно, мы заботимся о введении внутреннего по линии устройства, в стране, занимающейся беспрестанною войною и с таким рвением, что как будто бы мы Кавказ покорили, или на следующий год ожидаем верного покорения и от того смешиваем обстоятельства систем: наступательной с оборонительною и покорение Кавказа с миролюбием, а если к этому /л. 21/ присоединить правила, вынуждающие Кавказа русское начальство придерживаться формам внутреннего российского управления: в поселении, в построении крепостей, в наградах за подвиги, и даже в военных действиях, то можно ясно видеть, что у начальников, на которых возложено покорить край, руки должны быть связаны, или что все вдруг сделать невозможно, а решение найдем то, что лучше заниматься прежде всего покорением Кавказа, потом уже вводить формальное управление и отделывать усадьбу, или если можно заключить перемирие на несколько лет со всеми горскими племенами, заняться одним лишь устройством и укреплением, но последнее трудно и сопряжено с великим риском, против народа дикого, буйного, безнравственного.

/л. 21 об./ Вот еще три военные задачи для вящего объяснения. 1-е. Если Кавказ, со всеми горскими народами предположить огромнейшею в мире крепостию и могущей продовольствовать свой гарнизон дарами природы, внутри ея находящимися, и содержимую в блокаде со стороны Грузии и берегов морей Черного и Каспийского, а атакуемую с фаса лежащего на север к России — растянутою линиею укреплений совместно с действующими отрядами, то найдем, что линия но Кубани, Малке и Тереку будет осадною параллельно укреплению выдвинуться по Лабе, Чамлыку, Урупу и Сунже, (апрошами), а войска действующие составят прикрытие; отряды же, формируемые из разнообразных частей, проникающие в [139] горы, могут быть признаны за колонны, посылаемые в бреши крепости для нанесения вреда гарнизону, и в таком случае набеги горцев будут не что иное, как вылазки, которые нападая /л. 22/ на наши станицы и сообщения, препятствуют атакам наших войск и укреплений.

В этой умственно предполагаемой крепости сделан уже сквозной брешь Военно-грузинскою дорогою, но цитадели, башни и остальные части ее хотя и повреждены, однако же остаются незанятыми и неприятель может на них свободно по прежнему укрепляться.

Если бы мы отправляли отряды в эту крепость, с тою целью, чтобы они захватывали крепкие места утверждались бы на них и такие бы места оставались навсегда за нами, то вероятно Кавказ был бы уже давно доведен до крайности и близкого покорения. Наконец, пользуясь центральным и сквозным брешем пробитым Грузинскою военною дорогою, если бы мы от середины Кавказских гор, захватывая крепкие у неприятеля оттесняли бы /л. 22 об./ его к оконечности крепости, то, присовокупив к тому способ политического влияния на неприятеля можно бы ожидать так же великой пользы для успеха в покорении.

2-е. Принимая кавказское горские племена за огромную армию, расположенную в боевом порядке, на крепчайшей позиции, отрезанную со всех сторон русскими силами и имеющую также как и крепость все продовольствие на самой позиции и атакуемую со стороны России, найдем, что растянутою линией на пространстве от Черного моря до Каспийского какому бы то не было войску и генералу атаковать трудно, ежели полагать, что неприятель столько слеп в военном искусстве, что значительного вреда нам сделать не может, то, по крайней мере, не должно атаковать его со всех пунктов разом. В этом тактика нам противоречит. Положим что мы Грузинской военной /л. 23/ дорогою центр ему прорвать, положив, что он так не искусен, что не в силах есть нанести нам чувствительный вред своими флангами, положим даже, что он об этом и не помышляет, но как же атаковать его растянутым боевым порядком укреплении в одну линию, которую он не только ночью, но даже и днем во время тумана проходит, не быв замеченным нашими войсками. Не лучше ли бы было, пользуясь прорванным центром, теснить его на оба крайние фланга к морям Черному и Каспийскому или еще преимущественнее, покорив один слабейший фланг, заняться покорением другого.

Наконец, третья задача состоит в том, чтобы весь Кавказ с неприязненными нам на нем живущими племенами, принять за страну, возмущаемую вольнодумственными умами в продолжение многих веков, /л. 23об./ за страну воинственную и обладающею землей, доставляющей ей все, что для неприхотливой жизни человеку нужно, даже в излишестве, и эту страну предложено покорить и обуздать непременно.

В этой стране, как мы знаем, все сношения с чужими краями пресечены, мы ее в тысячу, в миллион раз сильнее, оная по всем правам есть наша принадлежность, и спросим сами себя, какие средства мы можем и предпринять для достижения нашей цели? Меры кроткие! они уже доказано на опыте суть ничтожны, как по ненависти к русским, так и по глубоко укоренившемуся дикому и безнравственному вольнодумству, и при том же мы людей способных на это не имеем. Меры жестокие! — они воспрещаются нашим благодетельным правительством. Доблестною войной! — она продолжается систематически более одного века, и страна остается в том же /л. 24/ буйственном положении, как и сто лет назад. Населениями! При населении огромные [140] издержки и ужасная жертва людей и имущества новых поселян между буйным и за малейшее похищение жертвующим жизнию племенем, каковы черкесы, препятствуют благоразумию согласится. Военное поселение и можно бы признать за благо, потому что оно вовсе может само защищается, но какое количество потребовалось бы войск, чтобы селившись постепенно, начиная от Кубани, Малке, и Терека по равнинам, горам и ущельям, чтобы стесняя (оттесняя. — В. З.) черкесов к снежному хребту, заселить все то пространство, для покорения их племени.

Некоторые утверждают, что единственно верный способ для покорения Кавказа состоит в том, чтобы владея плоскостями, теснить горцев укреплениями и поселениями /л. 24об./ в горы, они основывают своем мнение на том, что во всей Европе горцы были покоряемы таким образом, и что плоскости для жизни дают более возможности нежели горы, но почему же мы, обладая равнинами не покоряем горцев? и отчего горцы находят единственное спасение в горах? — Это может разрешить только ясновидящий, не зарывающийся в хаосе отвлеченностей, то есть Гений.

В заключение моего объяснения я привожу еще два необходимые примера.

1. Для выполнения плана, предпринятого уже правительством: чтобы посредством укреплений покорить Кавказ, где найти столько способных начальников, чтобы в продолжение многих лет можно было ручаться за их способности и точность в выполнении столь великого тактического плана? Между людьми есть интересы, и есть такие <люди>, которые любят питать войну и тянут ее по страсти к геройству /л. 25/ и своих собственных выгод.

2-й. Иные думают, что ежели бы горцев соединить в одну общую нацию, то их можно было бы скорее покорить, и иметь дело только с главным лицом, я нахожу, что теперь уже этим заниматься поздно, ибо для соединения горских племен потребовалось бы много времени, и могло бы кончиться двояко.

Приближаясь к заключению моего рассуждения с мнением о покорении Кавказа, нужным нахожу сказать несколько слов о преимуществах черкесов перед нашими войсками, и о наших, которыми мы пользуемся над черкесами.

Черкесы перед нами имеют преимущество следующее: 1. Они ведут войну, так сказать, у себя дома. 2. Они неприхотливы и довольствуются самою скромною пищею. 3. Обозы и артиллерия их маршей не затрудняет и не вынуждают терять время, и /л. 25об./ людей для провоза их чрез дифелеи. 4. По случаю тому, что мы покровительствуем мирные аулы и что не мы к горцам, а горцы к нам ездят на переговоры, они имеют право разъезжать везде на нашей стороне по одиночке и высматривать, разузнавать все подробно, что у нас делается, и что мы предпринимаем, тогда как с нашей стороны мы должны только полагаться на вести, привозимые лазутчиками. 5. Находясь против нас на лесистых возвышенностях, они издали всегда могут видеть наши, приближающиеся к горам отряды и, укрываясь за высотами и деревьями, имеют средство, собираясь на сокрытом от наших взоров пункте, нападать на идущие к ним отряды с тыла и с флангов. 6. Если им случается увозить от наших линий добычу, или угонять табуны в горы, то достигнув лесистых мест, они удобно скрываются от преследований между ними. 7. Не имея постоянного вечного жительства и богатого достояния, /л. 26/ они всегда готовы к перемещению своих аулов. [141]

С нашей стороны мы имеем преимущества над горцами: в артиллерии, в наступательном источнике всякого рода ресурсов из России, в неограниченном количестве всех вообще припасов, в дисциплине и начальниках, которым, безусловно, повинуемся, и в священной воли законного Государя.

Теперь остается мне объяснить мое мнение о покорении Кавказа.

Во-первых, весь Кавказский хребет, со многими на нем живущими племенами, не должно принимать ни за крепость, ни за армию и ни за нацию, а так как я с самого начала этого изложения сказал — за пристанище гордых закоснелых разбойников. Во-вторых, нужно знать, что черкесы не опасны как воинственный и вооруженный (Многие имеют идею обезоружить горцев) народ, но опасны только тогда, когда собираются в большие массы, /л. 26об./ Третье, что горцы радуются еще и теперь, что мы атаку на них ведем медленную и с фронта, то есть от плоских мест, на которых они более всего поживляются и боятся, как огня, впустить нас в убежище, занимаемое ими. Эта мысль для них так ужасна, что они даже ненавидят русских взор, проникающие в занятые ими уединения. Четвертое, то, что не из плоскостей в горы вытеснять их должно, но напротив из гор и лесов на равнины и открытые места, ибо в горах, прикрываемые лесом, они дерутся как тигры, а на открытых и особливо плоских местах кроме бегства от наших пушек они ничего не предпринимают. А пятое состоит в том, что неприятеля, пользующегося главным и неопровержимым преимуществом — горной природы и лесов, победить иначе нельзя, как противопоставить себя ему в равное с ним положение (Стать твердою ногою среди горных вертепов, его сокрывающих), ибо искусство наших укреплений, никогда не заменит гористых /л. 27/ твердынь Кавказа.

На основании этих пяти определений я беру смелость предлагать, для скорого и необходимого для нас покорения Кавказа, систему военного поселения, потому что и ныне предпринятая система атаки укреплений должна неизбежно кончиться как мне кажется военным поселением. Предлагаемое мною поселение должно начаться следующим образом.

Так как кавказские дикие племена горцев разделены Военно-грузинскою <дорогою> на две фланговые части, и слабейшая из них есть против нашего правого фланга и Черномории, то прежде должно и заняться ею.

До начатия поселения надобно определить самые ближайшие точки к снежному хребту, на елико возможно открытых местах и там, где более населено аулов (Где аулы — там, наверное, более удобства для жительства), и где сходятся или пролегают горцами /л. 27об./ проложенные арбанные дороги. Из этих точек первоначальное значение должна пред прочими иметь та, которая определена будет ближе к середине Кавказа и прежде прочих должна быть занятою, потому что такой точке или пунктом населения всякого рода сообщение горцев, находящихся против правого нашего фланга с кабардинцами будет пресечено, я полагаю, что для такого рода назначения лучше места нельзя избрать как плоское возвышение, находящееся против тамовских аулов при устье речек Песнен и Кабан-коре, впадающих в вершину Лабы. Второй пункт можно избрать в верховьях рек Ходзь или Белой, для [142] наблюдения там за поселившимися, убежавшими бесленеевцами и за аулами славного наездника и разбойника Айтека. Третий, далее, против Убыхов, находящихся на южной стороне гор к черному (в книге со строчной буквы. OCR) морю (Этот пункт, имея поселение, будет наблюдать за Абазехами и препятствовать соединению Убыхов с Абазехами). Четвертый, среди племени Шапсуг, /л. 28/ а пятый и шестой, на противоположной южной стороне гор и ближе к Эльбрусу.

На каждом пункте должно поселить один полк и два батальона пехоты в 1600 человек, один полк казаков в 500 человек или семейств и с ними состав с прислугою и лошадьми от 6 до 8 орудий артиллерии. Такого рода поселение будет в возможности защищаться, обеспечить себе сообщение с линией и наблюдать с точностью за горскими дикими народами вокруг его живущими, и ежели шесть таких поселений поместить на означенную линией пространстве, то можно ручаться, что горцы, занимающие Кавказа от Эльбруса и до Черного моря будут покорены навеки.

Дабы знать такого рода поселение, должно из войск назначенных для той цели, весною составить /л. 28об./ отряд и взяв, по возможности, на первый случай принадлежности, состоящие в провианте, в инструментах и хозяйственных необходимостях полков и артиллерии, назначенных на поселение, следовать на назначенное и первое место. По приходе туда немедленно устроить на первый случай окоп или вал и балаганы, как и черкесы делают при переселении, а остальное устройство и даже заготовление фуража и хлебопашество (Хлебопашество не должно на первые годы считать важным, но нужно переселенные войска продовольствовать, сверх того не должно также поселенных начальников затруднять архитектурою и планиметриею, а велеть устраивать все на основании таком, какое дозволено было при поселении полковых пехотных штабов в Грузии. В отношении же полей, они должны быть неназначаемы для поселенных войск рядом с черкесскими, впрочем во всех хозяйственном заведении лучше всего подражать горцам) оставить на попечение старшего начальника. Потом, не теряя времени, возвратиться с отрядом за тягостями и имуществом других очередных полков, идти вновь на второе назначенное место и таким образом стараться до половины лета поместить все шесть поселений (очень натурально, что поселения на южной стороне гор должны селиться отдельно). Впрочем можно быть уверенну, что /л. 29/ и без торопливости никакому из первых поселений горцы нанести на открытом месте большого вреда не могут, ибо в таком числе, какое я назначаю, для одного поселения, отряды наши иною раз проходили везде в горах и притом, в то время, когда будут размещаться военные колонии, можно тревожить горцев на других пунктах, войсками на линии находящимися.

Ежели бы нашли, что при таком смелом, среди неприятеля поселении, разобщено бы было сношение поселенных полков между собою и с линией и, явилось бы чрез то затруднение в доставлении продовольствия, на такое мнение можно сказать, что если в одни месяц времени, будут помещены внутри гор, два предлагаемых поселения, то горцы уже общего сборища сделать не будут в состоянии и что когда они не все вместе, то не имеют /л. 29об./ почти никакого значения а особливо для острожного войска и при том отряд, составленный для поселения хотя и будет постепенно уменьшаться, но всегда возможет подать помощь тому сообщению, которое [143] было бы угрожаемо опасностию. Между тем всякий начальник поселения, употребит все меры для обеспечения своих сношений с линиею и магазейнами, это его будет первейшая выгода.

К первому, назначенному мной пункту для поселения, сообщение попечением начальства и правительства уже готово, ибо от Зассовского укрепления вверх по Лабе до Агмет горы выстроены уже редуты и посты, а последний из них Агматский отстоит от места мною назначаемого для первой колонии на 25 верст. Для этого первого сообщения нужно только исправить дорогу около Агмет горы и вырубить кустарник у подошвы Агметского подъема. Что же касается до устройства сообщений к другим поселениям от линии, то они могут быть покровительствуемы и устроены от войск взятых из укреплений ныне на линии построенных, потому что утвердительно можно положить, что после первых двух помещенных между гор поселений, черкесы прекратят свои значительные набеги. Эти остальные сообщения могут быть устроены двояко: если горцы покажут податливость к миролюбию, то довольно для сообщений одного только конвоирования, ежели же будут продолжать упорствовать в буйстве, тогда нужно сообщение обеспечить связкою укреплений.

Такого рода поселение среди мест, обитаемых горцами, во-первых, лишают их совершенной возможности собираться для набегов и разорения станиц на линии. Во-вторых, вынуждает их иметь с нами сношения миролюбивые, а не питать войну разными изворотами /л. 30об./ и перестрелками. Третье, неприятель, атакованный с тыла, должен будет или покориться или бежать в страны нами покоренные, ежели же и предпримет присоединиться к чеченцам, к правому своему флангу, чего он учинить не может иначе, как малыми частями, то его на Военно-грузинской дороге переловить можно.

В отношении пожертвования малой частью людей у самых поселений, могущих произойти от того, что буйные племена, не имеющие даже и старшин (Эти племена живут в скалах и болотных лесах, их не много, они даже и на горцев часто нападают. Они называются абреки, отверженцы), вероятно, начнут стрелять из неприступных мест, по нашим фуражирам или по другим надобностям посылаемых людей из поселений, то такого рода потери так будут малозначительны, что не превзойдут и сотой доли потерь, ныне нами от набегов ощущаемых /л. 31/ мною мест и по укрощении обитаемого на них дикого народа, можно будет приступить к подобному поселению и на горах, лежащих против левого нашего фланга, вероятно, там такого рода дело совершить будет труднее, но когда взять в соображение то, что при благоразумном расположении честнейших поселенных начальников, горцы не будут ни чем раздражены и увидят преимущество своего миролюбивого положения, то смотря на то им не покоренные враги ожидают такой же хорошей участи будут менее свирепы и, наконец, имея большую часть Кавказа в покорности, можно будет более найти способов для довершения оставшегося покорения.

Если же еще иметь в опровержение военному поселению, что /л. 31об./ горцы в занимаемых поселениями нашими местах вздумают сделать всеобщий тайный заговор и, собравшись на назначенный условный пункт, разорят одно из поселений, то и это, по моему мнению, им сделать невозможно, от того, что они, как народ не имеющий никаких связей управления, [144] сделать общий тайный сбор вдруг не будут иметь возможности, а если же собравшись и напали на одну из наших колоний, то пока возьмут ее, другие колонии успеют прислать от себя помощь, сверх того выстрелы из орудий так звучны в горах (Еще одно горное преимущество пред плоскостями), что их слышно на отдаленных <пунктах>, из которых или сообщено будет главному на линии начальнику, то и он с своей стороны, собрав часть войск, успеет, как и теперь на линии делается, прибыть для защиты угрожаемого опасностию поселения. Тайные заговоры, впрочем, весьма редки, а между /л. 32/ тем, имея колонии в горах, не трудно будет обуздать тревожные аулы, выстроив между ними укрепления.

Окончив мои рассуждения и мнения о покорении Кавказа, мне осталось упомянуть только о том, что когда будут размещены по местам полки, назначенные для военных колоний, то не худо <было бы> глубоко обдуманные и заблаговременно приуготовленные постановления для покоряемого народа торжественно объявить во всех аулах. Постановления такого рода должны быть так определенны, так совершенны, чтобы назначали каждому, если не горцу, то горскому племени, в вечную собственность непременно ограниченные земли, и имущество и вместе с тем льстили бы их изменившемуся положению. Конечно, здравый смысл, прямота и неукоснительность, ни к вере, ни к народной чести, суть лучшие органы для постановлений (Примечания сочинителя).

Кн. Михайло Кудашев повторяет, /л. 32об./ что для верного покорения Кавказа, вся сила состоит в том, чтобы горские племена были лишены способов собираться в шайки и делать общее восстание (А стесняя горцев укреплениями в горы мы невольно даем им к этому способы). Повторять, что для приклонения к нам этого дикого народа нужны книги Законов, определяющие неизвестную и даже вечную их участь. Повторяя, что среди горцев нужны города, а покамест военные поселения.

[РГВИА, ф. 232, оп. 1, д. 20, лл. 11-32об.]

Комментарии

1. РГВИА, ф. 232, оп. 1, д. 20 (Записка Граббе и неизвестных авторов о положении в Чечне и покорении кавказских народов, датируемые 1834-1844 гг.), лл. 11-32 об.

2. О генерал-майоре Григории Христофоровиче Зассе см.: Виноградов В. Б. Генерал Г. Х. Засс: «отступления со мною нет и не будет!». — Армавир, 2000.

3. Подробно об этом см.: Потто В. История 44-го драгунского Нижегородского полка. — СПб., 1894. Т. IV. См. так же: Семенов Л. П. Лермонтов на Кавказе. — Пятигорск, 1939.

4. Цит.: Полководцы, военачальники и военные деятели России в «Военной энциклопедии» Сытина. — СПб., 1995. — Т. 1. — С. 173.