БЕРЗЕНОВ Н.

ОЧЕРКИ ОСЕТИИ

Дигория.

Северная покатость Кавказских гор, которую занимают Осетины (Константин Порфирородный и Арабский географ Масули, в X веке первые дают нам любопытное сведение, что Аланы суть нынешние Осетинцы, которых выводят от Асов иди Ясов средних веков. Осетинцы называют самих себя Ирами и Иронами. Это мнение разделяет и Дюбоа: (Voyage autour du Caucase, tom 1, p. 38). Другое историческое предание производит Осетин от Мидян, Мод, что подтверждается названием Мата, приписываемым тем племенам их, которые сошли на северный склон горного хребта, к берегам Меотиды. Мидяне, действительно, назывались сначала Ари (Геродот VII, 62 и Павзаний II, 3); они принадлежали первоначально к народам Арианским или Иранским, пока не составили отдельного государства Мидийского. Известно, что Ариа и Иран суть синонимы. См. Сборн. Кавк. 2 пол. 1848 г.), пересечена многими ущельями; эти ущелья, более или менее замечательные по свойству природы и местности, носят разные названия, коими обозначаются и жители каждого из [376] них, более или менее отличающиеся от своих соплеменников в нравах, в образе жизни и домашнем быту, — не смотря на то, что они связаны между собою сродством общего Осетинского языка. Так, обитатели Дигорского ущелья составляют во многих отношениях редкую противуположность с своими соседями Оллагирцами. Дигорцы от природы одарены силою телесною, высоким ростом, счастливыми умственными способностями, судят здраво, обладают даром слова, гостеприимны, честны, горды, верны в слове и клятве, мстительны, скрытны. В лице они имеют сходство с Черкесами, — большею частию смугловаты, волосы на голове бреют, но бороду носят, подбривая ее на нижних челюстях. Вообще они стройны, сильны и ловки; обнаруживают характер предприимчивый и благородный. Напротив, неповоротливый Оллагирец, с безжизненными и вялыми, как у идиота, глазами, внушает мысль о коварстве и наглой трусости, скрытых под хвастливою личиною мнимого великодушия. Но, разумеется, надо сказать, что в частности между ними исключений много....

Дигорцев, как всех Горцев вообще, несправедливо было бы представлять сборищем разбойников и дикарей. Общество их являет нечто в роде рыцарской аристократии средних веков, или героической аристократии древней Греции. Политическое устройство Дигории несколько сходно с [377] феодальным: князья или дворяне (возданы, известные во всем ущельи под именем бадилат), крестьяне и рабы (кавдасар), составляют весьма раздельные классы. Поэтому, князья крайне разборчивы в своих союзах, и всячески стараются предохранить свою родословную от пятна. Они вступают в брак только между собою и неравенство в этом отношении считается большим бесчестием; стыд и унижение ожидают воздана, соединившегося узами родства с кавдасаром. Но исчисленные мною три класса, отдельные по происхождению, мало различаются друг от друга внешним образом, т. е. одеждою и домашнею жизнию; в этом отношении господствует между ними совершенное равенство.

Народонаселение Дигории сосредоточено в местечках и селах, более или менее обширных. Живописны жилища, без всякого порядка разбросанные в них между рощами и деревьями; эти деревья суть ясени, груши, лесные сливы, вязы и особенно ивы: их пощадил топор для прохлаждения обитателей тенью в жаркое время. Главный дом построен из дерева или из плетня, смазанного глиною; кровля сделана из досок, сверх которых накладывается солома, придерживаемая длинными жердями. Внутренность состоит из одной или двух комнат, без полу; стены обмазаны глиною; кроме крыши, другого потолка нет. Полукруглая печь прислонена к внешней стене; [378] она тоже сделана из плетня и обмазана внутри и снаружи глиной; но печи имеются только в домах почетных, а у простолюдинов бывают очаги. Вдоль по стене приделаны полки, на которых ставится домашняя утварь, а все оружие и одежда развешана, как в храмине Улисса, на гвоздях. Рядом или в стороне от главного строения находится птичник и хлев для овец; крупный рогатый скот помещается в ограде из хвороста. Один и тот же двор, окруженный плотным тыном, заключает в себе все это. Вблизи разводятся огороды, обыкновенно засеваемые картофелем, редькою, кукурузою, и другою зеленью.

Князья обыкновенно вверяют сыновей своих, с самого раннего возраста, почетному семейству из нисшего класса, имеющему вес в обществе, которое увозит их к себе и воспитывает, обучая всем телесным движениям, по правилам туземной гимнастики, также верховой езде и употреблению известных хитростей, в случае опасности. Воспитатель часто берет на себя обязанность и женить своего питомца, которого, он называет — кхан. Как только находит он девушку, приличную ему по происхождению, то просит руки ее у родных чрез своих приятелей, и платит потом следующий за невесту ирад, выкуп. Этот ирад, о котором дело разрешается; полюбовно, состоит в ружьях, саблях, быках лошадях и [379] проч. Возвращение сына от наставника в дом родителей торжествуется большим пиром, на который приглашаются почти все родственники и после которого эмчек, т. е. наставник, возвращается домой обремененный подарками, и с того времени пользуется в семействе своего воспитанника большим уважением и некоторым родством, которое ничем не может быть разрушено.

Дигорские девушки вообще брюнетки; они с иных лет, т. е. с 10-ти или 12-ти, начинают носить корсет, — широкую кожаную опояску, зашиваемую на самом теле. Этот корсет так сжимает им стан, что кажется, нет в свете женщин, у которых талия была бы уже. Для сохранения гибкости стана, которая составляет необходимую принадлежность красоты у Дигорцев, молодых девушек кормят весьма дурно; им дают только молока и, сверх того, ежедневная порция их пищи заключается в нескольких яйцах.

Законы дигорского рыцарства, как и у всех Осетин, основываются на трех главных началах: на исполнении гостеприимства, уважении к старшим летами и на праве возмездия. Хозяин (фисим) защищает своего гостя (вазаг) с опасностью собственной жизни; он не отпускает его, не дав ему охранного караула и не вверив его своим знакомым и друзьям. Убийство того, кому оказано было гостеприимство, отмщается с такою же яростью, как и убийство самого ближнего [380] родственника. Иностранец, успевший сказать хозяину дома: аз да вазаг, т, е. я твой гость, вдруг принимается по-братски, хотя бы он был заклятым врагом семейства.

Уважение к старикам и вообще к людям пожилых лет простирается у Осетин так далеко, что каждый из них считает непременною обязанностию вставать при входе старшего и приветствовать его, хотя бы он был из нисшего класса. Они никогда не нарушают этой учтивости, и даже в семействе наблюдают ее со всею строгостию...

Всякая пролитая кровь должна быть отомщена: самый близкий родственник наследует обязанность — умертвить, рано или поздно, убийцу своего родственника. Он должен отомстить за кровь открытою силою или хитростию, как угодно; не исполнивший этой обязанности подвергается презрению; а если, во время преследования, виновный умирает, мщение этим еще не прекращается: оно падает на ближайшего, родственника покойного и так далее, пока не будет удовлетворено кровью же. Впрочем удовлетворение ограничивается и тем, ежели удается отрезать виновному ухо, которое с большим торжеством зарывают в могилу убитого. Этой-то жестокости надо приписать то обстоятельство, что никто здесь не выходит из дому без оружия.

У Осетин всякое общественное дело [381] предоставляется решению нихаса — совета, сходящегося обыкновенно под навесом, который устроивают на площадке; в центре селения, и где старшие по летам пользуются перед другими преимуществом; но не смотря на то, все без исключения имеют право подавать в этом собраний совещательный голос. Тяжебные дела, несогласия между семействами, воровства, убийства и т. п. судятся и решаются в этих собраниях, созываемых внезапно посредством фидивагов — герольдов, без всяких церемоний. Непослушные приговору или определению их, подвергаются коди т. е. штрафу и взысканию. Воровство позволительно, но так, чтобы никто не мог в нем уличить; вор не уличенный слывет удальцом, хватом. Жестоким упреком, какой может сделать женщина мужчине, считается то, если она скажет, что он и барана украсть не умеет.

Трудно в сущности определить, какой именно религии держатся Дигорцы и вообще Осетины Владикавказского округа, до такой степени перемешаны у них христианство, исламизм и язычество. Дюбоа говорит, что Аланы или Осетины были христианами; но в 931 г. по Р. X. обратились к исламизму. Грузинская Царица Тамара снова ввела христианство в этом народе и построила церкви, развалины которых и теперь во множестве находятся в горах и ущельях Осетии. За тем, в [382] XI-м и ХІІ-м веках, Русские властители Тмутаракани обратили Кабардинцев к Христианству. Черкесские государи, прибывшие с своими клевретами из Крыма, для покорения Кабарды, в начале ХV-го века, были магометане. Начиная с половины ХV-го столетия, Россия и магометанские татары, оспаривая друг у друга Кабарду, внесли в нее открытую борьбу между христианством и исламизмом. К этой же эпохе и этому самому обстоятельству, со всею вероятностию, надо приписать и отпадение Осетин от веры христианской, на том основании, что Осетия, в особенности же Дигория, смежна с Черкесиею и что, естественно, происшествия, случившиеся в последней, какие бы они ни были, необходимо имели влияние на первую, но самому физическому положению страны. Следствием такой борьбы было равнодушие обоих племен к той и другой вере и совершенное возвращение к смешанным и неопределенным суевериям. Ныне в Осетии одни только возданы исповедывают исламизм сунитской секты и соблюдают его обряды, да и то без всякого душевного сознания, часто насмехаясь даже над всеми этими церемониями и нередко нарушая главную заповедь, запрещающую употреблять вино и свинину. Однако доселе между Осетинами сохранились названия некоторых христианских праздников, как-то: Богоявления, под именем Дон-скафан (взятие воды), Сошествия Св. Духа — Кардаг-хасан (т. е. сбор [383] травы). В эти дни они собираются для пированья в роще или под священными деревьями, где совершаются все религиозные обряды. Должно заметить, что у них есть деревья, отмеченные крестом, которые они с благоговением уважают и которых топор никогда не касается. Кроме того они имеют свои собственные божества, из коих особенно известны: Вацилла, управляющий громом и молниею; Вострджи, покровитель охотников и всего вообще народа; Аларди, богиня оспы и всякого рода болезней; женщины исключительно клянутся именем Аларди. Верят также в существование богинь воды или наяд, которых называют дони чизг (водяные девушки). Потому, когда кто нибудь утонет в воде, говорят, что он, вероятно, рассердил водяных девушек и они наказали его.

Похороны дигорские не многим разнятся от оллагирских. Тело покойника одевают в новую одежду и, после рыданий в честь его и надгробной речи, опускают в могилу. Голова обращается обыкновенно к востоку, а тело кладется боком, как у магометан. При этом родственники и друзья выражают свое отчаяние плачем и ударами в лоб, а женщины раздирают себе руки и лицо до крови. Дигорцы наносят себе удары плетью по лицу, для оставления на нем знаков своей горести. Проливать кровь для выражения [384] печали и отчаяния — общий у кавказских народов обычай. Древние скифские народы Крыма терзали себе лицо острыми кремнями, которые потом бросали в могилу и которые теперь, как известно по ученым открытиям в развалинах бывшего Воспорского царства и др., попадаются в древних курганах, подле тел... В Дигории, умершие из низшего класса. погребаются на общем кладбище, но князья имеют свои собственные фамильные склепы, состоящие из небольших четвероугольных каменных зданий без крыши, устраиваемых недалеко от аула, на видном месте. Три ночи сряду, родственники с оружием караулят свежую могилу, по тому предрассудку, что будто дьявол (шайтан) в это время старается похитить труп покойника, чтоб унесть его к ад на жертву страшным фуриям. Понятия Осетин о рае и об аде, о добрых и иных духах — жалки.

Промышленность у Дигорцев ничтожна и ни в каком отношении не развита, хотя они имеют почти под рукою многие к тому удобства и им есть чем заняться, в ожидании обильного вознаграждения за труды, которое обеспечило бы их если, не во всем, то по-крайней-мере, на первый раз, в необходимом. В этом ручается плодородность здешней почвы, которая может быть названа классическою по царству растительному (я разумею степную Дигорию), и превосходство всей [385] страны во многих других отношениях. Но, к сожалению, северные обитатели Кавказа ко всему равнодушны, и для возбуждения в них благотворного духа промышленности, еще много преград и трудностей. Однакож, теперь особенно, можно надеяться, что не далеко то время, когда просвещение преодолеет их закоренелую дикость и обратит их в миролюбивых земледельцев; а пока, они, скорее готовые покупать необходимые вещи и забавы опасностями, плохо слушают идиллии о прелестях пастушеской жизни: они алчут своеволия, разбоя, добычи...

Не смотря на то, женщины, которые, у Осетин заменяют, так сказать, рабочий скот для домашнего обихода, — до того жалка их участь, — занимаются приготовлением предметов, наиболее необходимых в семейном хозяйстве: ткут толстое сукно на чуху, шьют башмаки, делают бурки, чахлы на ружья, ножны для шашек и т. п.; они же исправляют все домашние и полевые работы, тогда как мужья потешают себя верховою ездою и джигитовкою, или куря трубку, целый день стругают кинжалом палочку — самая созерцательная жизнь!.. Единственная промышленость Дигорцев, стоящая на значительной степени, есть продажа меду, который сбывается в гор. Моздоке, Владикавказе и ближайших казачьих станицам; жаль, что они решительно не имеют никакого понятия о пчеловодстве; оно было бы здесь в самом [386] цветущем состоянии. Пчел здесь держат в плетневых ульях круглой формы (батман), смазанных глиною, с примесью коровьего помета, и мед добывают следующим безрассудным образом: выкапывают маленькую яму, кладут туда древесный гриб с огнем и потом над нею, вверх дном, ставят улей, полный пчел; они задыхаются в нем от дыма, падают в яму, и тогда уже улей с медом идет в продажу; таким образом каждый раз истребляется большое количество пчел, от незнания другого средства добывания меду. Батман, содержащий в себе до 3 пудов меду и воску, стоит 4–5 р. сер. В некоторых местах встречается превосходный строевой лес: дуб, вяз и сосна, а орешник растет во множестве; грушевые деревья, дикая яблонь, вишни и лыча находятся в большом количестве в самых селениях и в поле. Дигорцы имеют много скота: лошадей, быков, коров, а овец иные считают у себя до тысячи; такое обилие овец могло бы дать владельцу достаточно средств к безбедной жизни, но, при всем том, в Дигории подобный счастливец так же оборван и живет так же скудно, как и последний бедняк, — байгуш. Во всем осетинском народе жадность к приобретению денег неимоверно велика и если случается накопить их, то вместо того, чтобы употребить их надлежащим образом или пустить в оборот, Осетин тщательно сохраняет их в [387] заперти, и клад, переходя почти из рода в род, служит только предметом молвы о богатстве хозяина. Впрочем бывают такие, хотя весьма редко, которые занимаются подрядами или ведут мелкие торговые сношения с Русскими.

Обыкновенная пища Дигорцев — суп из фасоли и кукурузы и соль, растворяемая в воде с чесноком (цахдон), которую едят с хлебом из пресного теста или с просяным чуреком; пьют они бузу, араку и пиво; в важных случаях едят говядину, вареную или жареную на вертеле, также пирожки с маслом и сыром и дзикка (крошеный сыр, варимый в масле); в добавок к этому, уздени употребляют лошадиное молоко, считая его вкусным и полезным для здоровья. Ни у знатных, ни у простого народа, нет назначенных для еды часов; каждый ест когда ему захочется, отец в одном углу, мать в другом, дети — каждый на своем месте, где придется. При иностранце или госте наблюдает больше церемоний: хозяева считают большою неучтивостью есть при госте; пригласив его на почетное место, убранное подушками, и усадив на них, они должны прислуживать ему. Дигорец также не разборчив на постель, как и на пищу. Раздевшись донага, он ложится на полу, устланном соломою, на бурке или на грубом войлоке, зимою подле огня, а в летнее время под открытым небом.

Здешний климат — на плоскости и в местах, [388] ближайших к центру теплоты, умеренно здоровый; напротив в нагорной Дигории, где природа бедна, он суров и нисколько не благоприятен для растительности. Там царство зимы, и земля повсюду носит отпечаток опустошения и бесплодия, везде мрачна и угрюма. Лето продолжается не более шести недель, но и тогда солнце едва взойдет, как уже погружается в багровый туман — предвестник сильной стужи; мятели и непогоды свирепствуют в течение девяти месяцев. Осень ужасна и самая весна принимает вид мрачной осени; потому-то, куда ни обратишь взоры, везде встречаешь одни льдины, покрывающие вершины черных скалистых гор и всю окрестность, занесенную сугробами глубокого снега.

Н. Берзенов.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Осетии // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 98. № 391. 1852