|
БЕРЖЕ А. П. ВЫСЕЛЕНИЕ ГОРЦЕВ С КАВКАЗА ВЫСЕЛЕНИЕ ГОРЦЕВ С КАВКАЗА. V. 1 Стремления к переселению в Турцию у кубанских горцев. — Перемена во взгляде на это дело у главнокомандующего. — Категорическое заявление горцам об окончательном прекращении выселения. — Движение между горцами Майкопского и Баталпашинского уездов. — Движение между бжедухами. — Всеподданнейшая записка главнокомандующего и резолюция императора Александра II. 1867-1874 гг. После выселения черкесов между горцами, поселившимися на землях долины р. Кубани, все еще продолжало проявляться, по временах, стремление к уходу в Турцию. Хотя на увольнение их туда с половины 1865 до 1867 года и не существовало никаких определенных правил, но местное начальство всеми мерами затрудняло их выезд и дозволяло переселение только в крайних случаях. Вот что, между прочим, в сентябре 1867 года, писал главнокомандующий к генерал-адъютанту Игнатьеву: «Военные соображения, руководившие мною в 1863 году и заставившие не только не препятствовать переселению горцев, но и поощрять в них тот фанатизм, который побудил все население черноморского прибрежья к поголовному выселению, ныне не могут более иметь влияние на дальнейший взгляд мой на этот предмет. Если в 1863 году, в виду могущей возникнуть европейской коалиции, быстрое окончание кавказской войны было всем понятною необходимостью и для достижения этой цели выбора не предстояло, то теперь наискорейшее развитие края и административное его [2] благоустройство побуждают меня препятствовать дальнейшему выселению кавказских мусульман, мало по малу начинающих приучаться к нашему управлению и обещающих со временем сделаться трудолюбивыми поселянами. Вследствие этих соображений я не желаю содействовать Порте в дальнейшем переселении абхазцев и абадзехов, будто бы заявленной Порте мнимыми депутатами». В том же 1867 году великий князь Михаил Николаевич, совершая объезд Кубанской области, лично объявил горцам, что переселение их в Турцию должно прекратиться окончательно. Вследствие такого заявления все просьбы о дозволении уйти в Турцию отдельным семействам или целым обществам, поданные с конца 1867 до 1873 года, были оставлены без разрешения, за исключением одного случая, в 1871 году, в отношении Крым-Гирея Ханахукова, который с несколькими семействами тогда же переселился в Турцию. Тем не менее горцы не отказывались от своих замыслов. Особенно настойчиво стали домогаться разрешения на выселение жители Майкопского и Баталпашинского уездов, к чему главными подстрекателями их явились Келемет-Унароков и Эльмурза Джанхотов, так что осенью 1873 года выехало в Турцию 420 сем. или 3,400 душ обоего пола; из них 271 семейство село на пароходы в Керчи, а 149 в Туапсе. Примеру их решились последовать и бжедухи, которые выжидали только возвращения своих депутатов, отправленных для предварительных переговоров по этому предмету еще в конце 1873 года в Константинополь. Намерению их, однако же, не суждено было осуществиться. Чтобы положить предел дальнейшим домогательствам горцев к выселению, главнокомандующий армиею представил государю императору 5-го апреля 1874 года докладную записку следующего содержания: «Осенью 1872 года, получив сведение о том, что оставшиеся на западном Кавказе горцы Кубанской области, из племен бжедухов и абадзехов, вознамерились просить весною 1873 г. разрешения выселиться поголовно в Турцию и находя это намерение пагубным для самих выселяющихся и вредным в том отношении, что примеру этому могли бы последовать и другие Кавказские горцы, как Кубанской области, так в особенности Дагестанской и Терской областей, — я признал нужным, дабы затруднить переселение, на первый раз подчинить выезд в Турцию просящихся целыми семействами некоторым ограничениям и условиям. Это распоряжение, хотя и остановило общее движение горцев, тем не менее [3] не успело воспрепятствовать выезду в Турцию довольно значительного количества отдельных семейств. «В марте месяце минувшего года было замечено, что бжедухн, жители Екатеринодарского уезда, начали усиленно сбывать свой скот и прекратили посевы хлеба. Когда же местное начальство обратило на это внимание, то горцы открыто заявили, что, намереваясь переселиться в Турцию, для чего отправили депутатов в Константинополь, они уже не признают над собою русских властей. Столь дерзкое заявление вынудило местное начальство арестовать и отправить в г. Бйск главных зачинщиков беспорядков. После сего бжедухи выслали в г. Екатеринодар толпу депутатов, с требованием освобождения арестованных. Из среды сей толпы были вновь арестованы еще 7 человек и, вместе с тем, сделано распоряжение, чтобы в тех аулах, где старшины служили покорными орудиями обществ и не соответствовали своему назначению, — определить старшин по назначению местного главного начальства. Четыре аула Екатеринодарского уезда отказались признавать старшинами лиц, им назначенных. Впоследствии, однако, три из этих аулов перестали сопротивляться распоряжениям старшин; но аул Хатлукай продолжал враждебно относиться к властям, заявив, что общество считает себя в России гостем и не намерено подчиняться распоряжениям правительства. Хатлукаевцы, оставив свои сакли, вышли из аула и расположились частию в окрестностях его, а частию в прилегающем к нему лесе. Такой образ действий заставил направить против неповинующихся военную силу, с прибытием которой бжедухи изъявили готовность покориться всем требованиям правительства и выдали 10 человек главных виновников. Спокойствие водворено без всякого употребления силы». В заключение великий князь признавал необходимым всякий выезд в Турцию, в течении текущего года, бжедухам воспретить; а главных зачинщиков настоящих беспорядков выслать из края во внутренние губернии империи административным порядком. Ходатайство это было высочайше одобрено с собственноручною пометкою покойного государя на докладной записке: весьма желательно, чтобы оно (выселение) не возобновлялось. После последних распоряжений , между горцами водворилось полное спокойствие. С берегов Кубани перенесемся на берега Терека и Сунжи. [4] VІ. Выселение горцев с восточного Кавказа. — Чечня. — Население. — Экспедиции в Чечню. — Наше положение на восточном Кавказе в эпоху, предшествовавшую выселению горцев. — Предположение гр. Евдокимова к обеспечению спокойствия в Чечне. — Восстание в Ичкерии и в Аргунском округе. — Князь Святополк-Мирский и его система действий. — Учение зикр. — Станица Датыхская. — Два способа разрешения чеченского вопроса. 1864 г. Обращаясь к выселению горцев с восточного Кавказа, мы должны остановиться прежде всего на Чечне, как на том именно районе, который лишился наибольшего процента своего населения. Под именем Чечни, составляющей, по последнему административному делению северного Кавказа, часть Терской области, подразумевается все пространство между течением реки Аксая, горами Малой Чечни (последними террасами главного хребта) и рекою Тереком. Разделяясь рекою Гойтою на Большую и Малую, она представляет местность частью плоскую, частью покрытую горами и обширными девственными лесами. Плоскость ее имеет приблизительно длины от подошвы Качалыковского хребта на запад до аула Газин-юрта, на р. Фартанге, 70 верст; ширина, от конечных уступов Черных гор с юга до р. Сунжи на север, средним числом 40 верст, а всего 2,800 кв. верст. Все это пространство населено чеченским народом, заключающим в себе следующие племена: а) Назрановцев или Ингушей (они сами себя называют Ламур, от слова лам — гора), обитавших на низменных местах, орошаемых реками Камбилейкой, верхней Сунжей и Назрановкою, по течению этих рек до впадения реки Яндырки в Сунжу и на Терской долине. б) Карабулаков. Они населяли равнину, орошаемую реками Ассою, Сунжею и Фартангою, по течению которых и были расположены их аулы. в) Галашевцев — по рекам Ассе и Сунже. г) Джерахов — по обоим берегам Макалдона. д) Кистов — по ущельям рек Макалдона и Аргуна. е) Галгаев — у верховьев реки Ассы и по берегам реки Тоба-чоч. ж) Цоринцев — в верховьях восточного истока реки Ассы. з) Ако или Акинцев — по берегам Ассы, Сунжи и Гехи. и) Пшхоев или Шопоти — около истоков реки Мартан. i) Шубузов или Шатой — по Аргуну. [5] к) Шаро или Киалал — по верховью Шаро-Аргуна. л) Джан-Бутри, Чабирлой и Тат-Бутри — по Аргуну. м) Ичкеринцев (Нахчой-мохкхой) — по верховьям рек Аксая и Хулхулау. н) Качалыков — по северному скату Качалыковского хребта. о) Мичиковцев — по Мичику. п) Ауховцев — по верховьям рек Акташа и Ярык-су. р) Сунженских чеченцев — по Сунже, между Аргуном, Гудермесом и Ассою. с) Брагунских чеченцев — по правому берегу Терека, при впадении в него Сунжи. Но деление это самим чеченцам неизвестно. Они называют себя нахчуй (в единственном числе нахчуо, т. е. народ), и это относится до всего народа, говорящего на чеченском языке. Упомянутые же названия перешли к ним от аулов или от рек и гор, по которым расположены их аулы. В нашей отечественной истории имя чеченцев впервые встречается в 1708 году, а именно в с договорной статье калмыцкого Аюки-хана, учиненной на реке Ахтубе с ближним министром, казанским и астраханским губернатором Петром Апраксиным о вечном и верном Российскому государю со всеми улусами подданстве, о всегдашнем при Волге кочевании, о защищении низовых городов от всех неприятелей, о неперехождении ему на горную сторону реки Волги, об удержании Чеметя и Мункотемиря от набегов и о преследовании чеченцев и ногайцев» 2. Для усмирения чеченцев предпринимаемы были еще со времен Петра Великого экспедиции, из которых особенно замечательны походи 1718 и 1722 годов донских казаков на Сунжу и Аргун; в 1758 году ходили в ним и регулярные войска, а в 1770 г. генерал де-Медем покорил Сунженских чеченцев, взяв у них аманатов. Движение отряда нашего в 1785 году, предпринятое для усмирения чеченцев, взволнованных тогда Шейх-Мансуром, не имело успеха. Генералу Булгакову удалось покорить некоторые их общества, а А. П. Ермолову привести их к покорности, но в 1840 году они снова восстали и в течении почти 20-ти лет вели против нас ожесточенную борьбу, пока, наконец, в 1859 году сложили окончательно оружие. С дальнейшим положением Чечни и вообще всего восточного [6] Кавказа в эпоху, предшествовавшую выселению горцев, мы познакомимся из помещаемой вслед за сим записки, представленной в 1864 году помощником главнокомандующего кавказскою армиею военному министру и составляющей часть бывшего в моем распоряжении материала, которым я воспользовался в самых широких размерах. «Западный Кавказ заселением гор русскими станицами был поставлен в положение, совершенно обеспеченное. На 100,000 горцев, выселенных на плоскость и разобщенных друг от друга, мы имели 220,000 казаков, также вооруженных и также воинственных; следовательно, при нужде можем вовсе обойтись без войск. Совершенно в ином положении находимся мы на Кавказе восточном. Восьми сот тысячное горское население Терской и Дагестанской областей составляет тут почти сплошную массу. Масса эта занимает местность самую неприступную из всех, какие только обитаемы человеком Проникнутая мусульманским фанатизмом, распаленным продолжительной войной, она продолжала ненавидеть нас, как недавних еще заклятых врагов, как неверных, и будет сохранять это чувство до тех пор, пока мы останемся в ее главах гяурами 3. Чтобы мы ни делали для горцев, как бы ни благодетельствовали их вашим управлением, всякое добро, им сделанное, они будут принимать, как ненавистный дар гяура. Никакие самые мудрые законы, никакая самая искусная администрация не в состоянии изменить этих отношений до тех пор, пока цивилизация не ослабит фанатизма горцев и экономическое развитие не разовьет в них новых потребностей жизни. Мы должны стремиться к этому и стремиться сколько можем. Но до тех пор, пока цель эта не достигнута, мы только силою можем сдерживать вражду. Дороги, которые мы прокладываем, укрепления и штаб-квартиры, которые строим, все это служит только для удобнейшего приложения силы к месту действия, для того, чтобы в случае нужды войска наши могли удобнее проникнуть в ту или другую часть края. Без войск, достаточных для действия, все эти средства останутся мертвыми и война, пять лет назад оконченная, может возобновиться в прежних размерах, с прежнею силою. Управляя горцами человеколюбиво, принимая все меры к постепенному образованию их и к улучшению материального быта, мы [7] должны зорко следить за ними и держать в постоянной готовности такие силы, которые могли бы подавить при самом начале всякую попытку к восстанию. Малейшая неудача и даже промедление в наказании виновных может отразиться на всем крае самым гибельным образом. Но не все части восточного Кавказа одинаково нам враждебны, и одинаково для нас опасны, следовательно, и не все они требуют одинаково строгих мер предосторожностей. В западном отделе Терской области разноплеменность населения, давняя привычка к русскому управлению, а частию и равность религий населения, делают власть нашу почти упроченною; тут возможны только частные мелкие беспорядки. В округе Кумыкском и свойство местности, повсюду ровной, и материальный быт народа, достигший под нашим управлением весьма значительной степени благосостояния, также устраняют опасность восстания. Дагестан уже находится в ином положении. Искони воинственное и фанатическое население его ненавидит нас, может быть, более, чем кто нибудь. Скудная, суровая природа страны подает мало надежды на развитие материального быта населения и на смягчение нравов его. Но эта же природа и сложившийся под ее влиянием быт народа облегчает нам управление этим краем и удерживает его в повиновении. Она приучила дагестанцев к труду. Здесь на скалистых безлесных горах, каждый клочок земли, способный к обработке, добыт трудами поколений, передается из рода в род и составляет единственное обеспечение существования семьи. Дагестанец дорожит этим достоянием и местом, в котором родился, более всего на свете. По ограниченности мест, сколько нибудь удобных для жизни, дагестанцы искони привыкли жить большими аулами, привыкли дорожить семейными связями и общественными отношениями, сознали необходимость порядка и власти. По всем этим причинам, никак не расчитывая на преданность нам дагестанского народонаселения, мы можем, по крайней мере, надеяться, что без важных побудительных причин, без видимых вероятностей успеха, восстания в Дагестане не произойдет. К сожалению, ни одной из тех причин, которые упрочивают нашу власть в Дагестане и в двух крайних отделах Терской области, не существует в среднем отделе сей последней, населенном чеченским племенем. Тут все сложилось против нас: и характер народа, и общественный быт его, и местность. От природы восприимчивый и до крайности легкомысленный характер этого народа при всяких, даже благоприятных обстоятельствах, [8] представлял бы большие затруднения для того, чтобы управлять им. Продолжительная война, которую чеченцы вели с нами, не возвысила и не улучшила их характера; поставленные между ударами наших войск и деспотическою властью Шамиля, не имея сил ни защищаться от нас, ни свергнуть иго шамилевского управления, чеченцы в течении 20-ти лет старались только о том, чтобы увертываться от грозивших опасностей, употребляя и свое оружие, и разные ухищрения то против одной, то против другой стороны и всегда друг против друга. В этой двойной войне и усобице они утратили почти всякое понятие о долге, об уважении к собственности, о святости данного слова. Привычка к опасностям и к хищничеству развилась в них до такой степени, что сделалась почти потребностью. В течении 20-ти лет ни один из чеченских аулов не был уверен в том, что он останется на месте до следующего дня; то наши колонны истребляли их, то Шамиль переселял на другие места по мере наших движений. Благодаря необычайному плодородию почвы, народ не погиб от голода, но потерял всякое понятие об удобствах жизни, перестал дорожить своим домом и даже своим семейством. К жизни общественной чеченцы и прежде были мало способны. Демократизм у них всегда был доведен до крайних пределов; не только понятия о сословиях и власти наследственной, но и понятия о какой бы то ни было власти почти не имели. Даже в языке чеченцев нет слова «приказать». Шамиль, не смотря на важную опору, которую представлял ему религиозный фанатизм, никогда не считал свою власть в Чечне довольно прочною и поддерживал ее только страхом казней, периодически повторявшихся против всех, кто навлекал на себя малейшее его подозрение. При таком характере и таком отсутствии общественных связей, чеченцы занимали и местность, наиболее благоприятствующую всякого рода беспорядкам и мятежническим предприятиям. В течении продолжительной войны против них, мы отняли у них много земли, но такой, которая теперь не имеет важности ни в политическом, ни в военном отношении, а именно: открытые и плоские возвышенности левого берега реки Сунжи; на той же местности, где находятся леса и другие естественные преграды, чеченцы остались и доселе. Они владеют всеми лесистыми ущельями Черных гор, имеющими значение крепостей, опираются на горные трущобы округов Аргунского и Ичкеринского, и через них входят в непосредственную связь с Дагестаном. Здесь находят безопасное [9] убежище все их абреки 4, чрез эти же трущобы проникают в Чечню из Дагестана и те проповедники фанатизма, которые периодически волнуют край и возбуждают народ равными враждебными нам учениями. Сознавая всю опасность для нас такого положения в Чечне, граф Евдокимов, вслед за покорением восточного Кавказа, предположил отделить ее от гор линией наших станиц и укрепленных штаб-квартир, расположенных у выходов ущельев Черных гор. Для того же, чтобы при этом не произошло стеснения в довольствии землею, полагал часть чеченцев и карабулаков переселить в Малую Кабарду, жители которой в то время изъявили желание переселиться в Турцию. Вследствие этих предположений, в 1860 году, поселены были в предгориях Малой Чечни станицы 2-го Владикавказского полка, — и часть мало-кабардинцев выселилась. Чеченцы поняли, к чему клонились эти меры и решились им противудействовать силою; произошло восстание в Ичкерии и в Аргунском округе; во всех лесах появились значительные шайки абреков. Но восстания эти были подавлены; наиболее виновные в них общества Акинское и Беноевское выселены на плоскость; карабулакам приказано переселиться в Кабарду. Нет сомнения, что энергическое продолжение принятой системы действий привело бы к цели, хотя и не без затруднений, может быть не маловажных. Но, к сожалению, граф Евдокимов, по причине назначения его командующим войсками Кубанской области, не мог лично заняться исполнением предложенных им мер. Назначенный вместо него командующим войсками Терской области ген.-л. кн. Мирский не разделял его убеждений; он полагал, что уже настала пора действовать в Чечне мерами кротости, и что достаточно внушить горкам доверие к нам для того, чтобы прекратить навсегда враждебные их замыслы. Он, отклонив мало-кабардинцев от переселения в Турцию, объявил чеченцам, что дальнейшее водворение станиц отменяется, и что земли, которые для станиц предназначались, останутся их собственностью; акинцам и карабулакам дозволил водвориться на прежних местах. Озадаченные крутым поворотом системы, чеченцы в первое время действительно были обрадованы этими распоряжениями и оказали ревностное содействие к уничтожению гнездившихся тогда в горах шаек Уммы и Атабая. Но вскоре они стали объяснять действия нового начальника [10] иным образом. Они приписали снисхождение и уступки слабости и боязни нашей общего с их стороны восстания. Снова появились абреки, возникло учение зикр 5 и вся Чечня приняла положение вовсе не свойственное покоренному перед победителем. Урок, данный зикристам в Шалях и покорение западного Кавказа образумили чеченцев, заставили их присмиреть, но никак нельзя ручаться, чтобы это было надолго, тем более, что меры, начатые гр. Евдокимовым и прерванные его преемником, поставили и чеченцев, и казаков 2-го Владикавказского полка в такое положение, в котором ни те, ни другие долго существовать не могут. Начав приводить свой план в исполнение, гр. Евдокимов, как выше сказано, выселял чеченцев из гор на плоскость; земли же, оставшиеся свободными, занял казачьими станицами, в намерении водворить чеченцев в Кабарде. Но как кабардинцы остались, то все население Чеченского округа, состоящее из 81,360 душ, стеснилось на пространстве 76 квад. миль; таким образом на каждое семейство приходится в аулах от 5 до 10-ти десятин, т. е. не более двух десятин на душу. При такой тесноте не только развитие хозяйства, но даже существование народа не может считаться обеспеченным. Теперь не проходит весны, чтобы аулы во время начала полевых работ не начинали споров между собою из-за 2-3 десятин, — споров, кончавшихся всегда схватками и убийствами. Многие из нуждающихся в земле тайком уходят в горы и водворяются в трущобах, откуда были выселены и где присутствие их положительно признано вредным для безопасности края; приходится изгонять их оттуда силою оружия. С другой стороны, и наши казачьи станицы, водворенные на Ассе, и Датыхская станица, поселенная на Фартанге, выдвинутые вперед, расположенные на местах, крайне стесненных, лесистых, и со всех сторон окруженные населением, которое считает казаков главною причиною своего стеснения, поставлены в положение крайне невыгодное и даже опасное. Они не только не усиливают нас, но ослабляют, требуя постоянных гарнизонов от регулярных войск. Датыхская станица положительно не может существовать в настоящем положении 6. [11] Бывший начальник чеченского округа ген.-маиор Кундухов, и по службе своей, и по своему происхождению близко знакомый с положением горцев, в записке, представленной им командующему войсками, говорит о Чеченском округе следующее: «Оставляя горцев в настоящем положении, не следует верить в будущее спокойствие. При настоящем положении нельзя не смотреть на них и на правительство, как на две воевавшие стороны, стоящие друг против друга, из коих побежденная выжидает случая возобновить ожесточенную борьбу». Чтобы выйти из этого неопределенного, но тяжкого для нас положения, представлялось два способа действий: решительный — переселение всех чеченцев, силою оружия, если окажется необходимым, на левый берег Терека и Сунжи, с водворением на местах их жительства станиц 1-го и 2-го Сунженского казачьих полков, или же более медленный — постепенное ослабление чеченского населения в горах добровольным выселением его на плоскость и поощрением переселения в Турцию. Выбор главнокомандующего кавказскою армиею, согласно выраженной высочайшей воле, остановился на разрешении чеченского вопроса мирным путем, а именно расселением части населения Большой и Малой Чечни в Малой Кабарде и по аулам Надтеречного наибства (при размежевании которого в состав аульных наделов была включена запасная земля с целью доселения аулов этого наибства 1,000 семействами переселенцев из Большой и Малой Чечни), а также склонением некоторой части чеченского народа к переселению в Турцию. [12] VII. Ген-м. Кундухов и его переговоры в Константинополе. — Возбуждение чеченцев к переселению. — Саад Уллах, наиб Мало-Чеченский и Алико-Цугов, старшина Карабулакский. — Начало переселения и содействие оному правительства. — Расходы. — Командирование в Азиятскую Турцию капитана Зеленого и затруднения, противупоставленные ему тамошними властями. — Нусрет-паша. — Положение чеченцев и попытка их возвратиться на родину. — Эмин-паша Эрзерумский. — Противудействие чеченцев турецким властям и их бесчинства в Муше. Движение Чеченцев на Арпачай и их обезоружение. — Затруднения турецкого правительства. — Выселение чеченцев в Месопотамию. — Новая попытка их возвратиться на Кавказ и прорывы некоторых партий в наши границы, — Нищета и бедствия чеченцев — Водворение некоторых партий в Терской области. — Стремление дагестанских горцев к выселению. — Предположение о водворении возвращающихся переселенцев на свободных казенным землях Лабинского округа. — Усиление бдительности на кордонах. — Появленияе на Кавказе эммисаров из выселившихся горцев. — Новое появление чеченских партий в Закавказском крае. 1864-1871 гг. Но еще до получения в Тифлисе высочайшего повеления ло чеченскому вопросу, великий князь Михаил Николаевич поручил ген.-м. Кундухову 7, в бытность его летом 1864 года в [13] Константинополе, войти в негласное сношение с турецким правительством относительно того, в какой мере и каким образом могла бы быть осуществлена мысль о переселении в Турцию части чеченского населения. Кундухов, по возвращении своем из Константинополя, объяснил, что турецкое правительство, соглашаясь на переселение 5 т. чеченских семейств, предполагает водворить их на пространстве от Саганлугского хребта через Топрак-кале, Мелезгир и Патнос до озера Вана. Водворение враждебного нам чеченского населения на вышеозначенных местах, сопредельных с нашею границею, было-бы неминуемо сопряжено в будущем с самыми серьезными невыгодами. При врожденной склонности чеченцев к хищничеству, прорывы их чрез пограничную линию и грабежи в наших пределах должны были-бы неминуемо усилиться и для ограждения спокойствия и безопасности наших пограничных жителей наше правительство принуждено было бы даже и в мирное время значительно усиливать пограничную стражу; в военное-же время, пришлось бы отделять значительно большее против прежнего число войск для прикрытия нашей турецкой границы. Независимо от этого, водворение 5 т. семейств чеченцев в санджаках, населенных преимущественно курдами, неминуемо отразилось-бы и на успехе будущих военных действий наших в случае войны с Турциею. [14] В этих соображениях, главнокомандующий, считая совершенно невозможным согласиться на водворение чеченцев в пограничных с нами областях Азиятской Турции, поручал послу нашему в Константинополе употребить все старания к тому, чтобы склонить турецкое правительство на отвод для чеченцев земель за Эрзерумским пашалыком, в окрестностях Эрзингиана и Диарбекира, или в других местностях, в которых, по отдаленности от наших пределов, переселенцы эти не могли-бы быть опасны для нас. Вследствие сношения по этому предмету, ген.-адъют. Игнатьев уведомил в декабре 1864 г., что после долгих настояний, министр иностранных дел, Али-паша, согласился, наконец, на то, чтобы вышеупомянутые 5 т. семейств чеченцев были поселены в Турции вдали от наших границ, а именно в Алеппо, с тем; чтобы выходцы эти были пропущены сухим путем, по дороге чрез Ахалцых, и с тем еще непременным условием, чтобы они не вошли в турецкие пределы одновременно всею массою, а по частям — незначительными партиями. Будучи извещен о таком ответе нашего посла, начальник [15] Терской области ген.-адъют. (в послед. граф) М. Т. Лорис-Меликов вызвал во Владикавказ ген.-м. Кундухова и предложил ему приступить к возбуждению в среде чеченского населения стремления к уходу в Турцию и, кроме того, в поездку свою затем в Чечню, принял и с своей стороны негласные меры к успешному началу этого переселения. Кундухов принял предложение, но при этом заявил, что в случае неуспешности действий его, он должен будет прибегнуть к крайним мерам, а именно объявить чеченцам, что и он сам с семейством своим переселяется в Турцию и, в подтверждение этого, с открытием навигации, отправить свое семейство в Константинополь. К этому Кундухов прибавил просьбу о том, чтобы правительство, в случае изъявления согласия на его переселение, вместе с чеченцами, приобрело у него отведенную ему землю, 2,800 дес., в Осетинском округе, и выстроенный им на этой земле дом (имение Скут-кох, в 50-ти верстах на северо-восток от Владикавказа), все за 45 т. руб. сер., и кроме того выдало ему единовременно 10 т. руб. на расходы по первоначальному возбуждению переселения. Условия эти были приняты. Кроме Кундухова, главными деятелями по предположенному переселению чеченцев явились Мало-Чеченский наиб Саад-Уллах и главный Карабулакский старшина Алико Цугов, которые присягнули на коране уйти в Турцию, если только Кундухов покажет собою пример переселения. Цугов, не дождавшись начала переселения, умер. По получении в марте 1865 г. уведомления начальника Терской области о том, что переселение чеченцев в Турцию может начаться в самом непродолжительном времени, помощник главнокомандующего армиею обратился к ген.-адъют. Игнатьеву с просьбами и согласить турецкое правительство: 1) к немедленным распоряжениям по беспрепятственному принятию в турецкие пределы до 5 т. семейств чеченцев и по дальнейшему следованию их до мест, предназначенных к их водворению; 2) к высылке в распоряжение Кавказского начальства визириальных писем к местным пограничным турецким властям, как относительно пропуска чеченцев через границу и дальнейшего их направления к Эрзингиану и Диарбекиру, так и относительно вменения им в обязанность по всем могущим возникнуть частным вопросам входить в ближайшие сношения с Кавказским начальством, и 3) к тому, чтобы в означенных визириальных письмах были изложены положительные приказания местным турецким властям относительно того, что чеченцы ни в каком случае не могут быть водворяемы в пограничных с нами пашалыках, но что они, в силу [16] заявленного Портою согласия, должны быть безотлагательно направляемы к Эрзеруму и далее для водворения в окрестностях Эрзингиана и Диарбекира. Одновременно с тем дано было начальнику области разрешение приступить к отправлению из пределов Терской области всех тех чеченцев, кои изъявили желание переселиться. По получении такого разрешения, положено было местным начальством приступить к переселению во — 1-х, всех карабулаков, в числе до 1,500 семейств, которые всегда слыли за отъявленных разбойников, и которые при том, будучи стеснены поселением на их землях 2-го Владикавказского казачьего полка, почти не имели других средств к существованию кроме хищничества, и во 2-х — из других частей Чечни, всех тех чеченцев, которые отличались особенною враждебностию к русским и закоренелым фанатизмом, — каковых набралось более 3,500 семейств. Карабулаки все заявили желание уйти в Турцию; из других же частей Чечни явилось желающих переселиться 3,502 семейства; — всего же 22,491 душа карабулаков и чеченцев, что составляло почти 20% бывшего в то время населения чеченского племени. Людям, заявившим желание переселиться, предоставлена была возможность забрать с собою свое имущество, скот и продовольствие, а равно сделано распоряжение об отводе им, по пути их следования в наших пределах, пастьбищ — о выдаче сена бесплатно. Сделано было также распоряжение о выдаче им дров на ночлегах, а в случае надобности и подвод. Для предоставления-же им возможных удобств при следовании и с целью предотвращения каких-бы то ни было столкновений чеченцев с жителями и на границе, они были направлены отдельными эшелонами, каждый числительностью около 150 семейств, по заранее определенному маршруту и при том под надзором наших офицеров и при конвое. Благодаря этим мерам, чеченцы, в числе более 5 т. семейств, разделенных на 28 партий, проследовали безостановочно по Кавказскому и Закавказскому краю. Первая партия переселенцев выступила из Владикавказа (сборного пункта) 28-го мая 1865 г. и чрез Мцхет, Боржом, Ацхур и Ахалкалаки прибыла на нашу границу у Хазапинской заставы 17-го июня того-же года, а последняя, 28-я партия, двинулась из Владикавказа 16-го августа и перешла нашу границу у названной заставы 11-го сентября. В течении всего периода следования партии по означенному пути не было ни одного серьезного беспорядка, не было ни одного случая воровства, совершенного чеченцами, и они, по прибытии на границу, неоднократно выражали признательность за удивлявшую их заботливость о них [17] кавказского начальства. Затем, на обязанности уже местных турецких властей должны были лежать заботы к направлению чеченцев к предназначенным для поселения их местам. Нашему правительству поощрение чеченцев к переселению в Турцию, передвижение их до границы, а также и принятие некоторых мер по движению их по Азиатской Турции обошлось в 130,582 р. 72 к. По принятому на себя Портою перед началом переселения обязательству, чеченцы не могли быть водворены в ближайших к вашим пределам пашалыках. Считая буквальное выполнение этого обязательства делом весьма важным и предвидя со стороны местной турецкой администрации возможность образа действий, не соответствующего взаимному соглашению обоих правительств, главнокомандующий, при самом начале переселения, пригнал полезным командировать в Азиатскую Турцию генерального штаба капитана (ныне ген.-маиора) А. С. Зеленого, для ближайшего надзора за ходом дальнейшего проследования партии от наших пределов в глубину Анатолии и с правом настояния пред турецкими властями о точном выполнении данных Портою обещаний. Турецкие власти с самого начала стали уклоняться от принятия надлежащих мер к безотлагательному удалению чеченских партий от наших пределов, и капитан Зеленой, подозревая турецкую администрацию в намерении дозволить чеченцам, весьма того желавшим, водвориться в окрестностях Вана и Муша, в июле месяце 1865 года обратился к заведывавшему переселением турецкому коммисару Нусрет-паше с настоятельным требованием принять меры к дальнейшему отправлению чеченцев, для водворения их, как было условлено, не ближе Диарбекира и Эрвингиана. Из возникших вследствие этого письменных сношений и словесных объяснений, капитан Зеленой убедился, что данные Нусрет-паше центральным правительством инструкции вовсе не соответствовали смыслу состоявшегося с нашей миссией соглашения и что в этих инструкциях ни Ванский, ни Мушский пашалыки не были исключены из числа местностей, дозволенных для поселения чеченцев. Видя безуспешность своих настояний пред коммисаром и местным начальством, капитан Зеленой донес об этом по телеграфу нашему посланнику в Константинополе. Порта, хотя и показала вид, что не одобряет действий своего коммисара и послала ему предписание, от имени верховного визиря, о строгом соблюдении состоявшихся условий, но целый месяц лучшего времени, для проследования [18] чеченцев к предназначенным для поселения их местам, был потерян. Первым последствием этого было то, что почти половина всех переселенцев сосредоточилась в окрестностях Муша, а остальные вновь прибывающие партии стали располагаться на Эрзерумской равнине. Хотя по энергическому настоянию нашего коммисара, Нусрет-паша, еще до получения приказаний из Константинополя, сделал распоряжение о движении партии от Эрзерума к Харпуту, но бывший Эрзерумский вали Исмаил-паша полным равнодушием своим по приведению в исполнение как этого, так равно и всех последующих распоряжений Нусрета, совершенно парализировал действия этого последнего и дозволил чеченцам дождаться возвращения из Эрзингиана Муса Кундухова. Пользуясь отсутствием Нусрета и капитана Зеленою из Эрзерума, отправившихся в Карс, он вместо Харпута направил бывшие у Эрзерума партии к Мушу. Конечно, после этого, не смотря на все старания самого Нусрета, при слабости местных турецких властей, ни одна партия чеченцев не хотела уже идти иначе, как на Муш. В это время получены были вышеупомянутые новые приказания Порты; согласно их следовало направить чеченцев из Муша в Диарбекир. Местные власти отговаривались неимением к Диарбекиру аробной дороги. Настояниями капитана Зеленою и Нусрета были присланы рабочие и порох для проложения дороги через Чубакчурские горы (дорога эта выходит на большую дорогу между Эрзерумом и Диарбекиром, близ Палу). Но это проложение дороги потребовало опять около целого месяца времени. Тем не менее местные власти продолжали оказывать полное равнодушие и даже противудействие успеху движения партий, большая часть которых, 18-го сентября, была в Муше, 8-мь партий в Эрзеруме, и ни одна не двинулась к местам назначения. Подобные действия турецкой администрации вынудили Нусрет-пашу просить увольнения от должности коммисара; увольнение состоялось и все распоряжения по переселению были возложены непосредственно на нового Эрзерумского вали, Эмин-Мухлис-пашу, только что перед тем назначенного. Этот последний, хотя и высказал на словах полную готовность действовать согласно принятым ею правительством обязательствам, но дело все таки не приняло лучшего вида. Чеченцы, оставаясь на открытом поле, стали страдать от холода и жалеть о покинутой ими родине. При таком положении дел, часть их направилась по дороге к Александрополю с намерением возвратиться в наши пределы. [19] Побуждаемые, наконец, из Константинополя, местные турецкие власти пробудились от бездействия; но тогда чеченцы, в свою очередь, начали оказывать сопротивление к оставлению Муша и Эрзерума. Они потребовали предварительной посылки некоторых своих старшин для осмотра предназначенных для поселения их мест. Вали согласился на эту посылку; но старшины, доехав только до Чубакчура, возвратились, не видав назначенной для них земли, и объявили, что земля плоха. Впечатление было произведено и партии, двинувшиеся чрез Чубакчур к Палу, возвратились в Муш; некоторые из достигших уже Эрзингиана самовольно прибыли обратно к Эрзеруму. После этого, на новые требования турецких властей двинуться из Мушского округа, чеченцы, число которых возрасло там до 18—20 т. человек, не смотря на то, что из Муша до Чубакчура всего 18 часов езды, что дорога аробная была готова и что по выходе из Чубакчура их ждали 3 т. войск, посланных Диарбекирским генерал-губернатором, с провиантом для них, отказались оставить Муш и ознаменовали пребывание свое там воровствами, грабежом, убийствами и раззорением христианских деревень. В довершение всего они дважды пытались атаковать самый Муш, и только благодаря распорядительности местного начальника войск, предупрежден был открытый бой населения Муша с чеченцами. Не смотря на это положение дел, вали употреблял те же полумеры, в которых прежде обвинял своих предместников. Так прошло время до начала октября и только на категорический запрос, сделанный капитаном Зеленом Эмин-паше, намерен-ли последний или нет вывести горцев из окрестностей Муша, вали обратился к великому визирю за разрешением употребить против чеченцев силу оружия. 7-го октября вали получил просимое им разрешение и приказание водворить главную массу переселенцев в Диарбекирской области, а остальных расположить на зиму в Ване, Муше, Эрзингиане, Бейбурте, Эрзеруме и Чилдыре. Капитан Зеленой протестовал против занятия Вана, Барса и Чилдыря. Между тем, 17-го октября 1865 г., прибыли на нашу границу к Арпачаю, близ Александрополя, 200 душ чеченских переселенцев с просьбою о пропуске их обратно в наши пределы на каких-бы то ни было условиях, причем даже изъявляли готовность принять православие, а вслед затем число прибывших к Арпачаю переселенцев возрасло до 2,600 человек 8. Узнав о движении [20] чеченцев к нашей границе, Эрзерумский вали послал Муса Кундухова с кавалериею для отклонения переселенцев от предпринятого ими намерения, но Кундухов не мог остановить их. Хотя переселенцы эти находились в крайне бедственном положении, но имея в виду, что пропуск чрез границу даже нескольких семейств повлек-бы за собою обратное движение к нам всей массы чеченских переселенцев, главнокомандующий не счел возможным изъявить согласие на выполнение просьбы переселенцев и приказал усилить пограничный надзор и притянуть к Арпачаю ближайшие части войск для воспрепятствования самовольному прорыву чеченцев в пределы империи. При первом известии о движении чеченских партий к нашим границам, капитан Зеленой заявил Эрзерумскому вали, что очищение нашей границы должно быть произведено в течении недельного срока, вследствие чего турецкие власти двинули войска для удаления чеченцев от Арпачая и только пушечными выстрелами заставили их оставить нашу границу и направиться к Барсу под конвоем турецких войск. К концу 1865 года все эти переселенцы проследовали обратно чрез Саганлуг, за исключением 180 семейств самых бедных и больных, не имевших возможности продолжать движение до наступления теплого времени, и потому оставленных на зиму, с согласия нашего коммисара, в Карском и Олтинском пашалыках. Одновременно с посылкой войска для возвращения переселенцев от вашей границы, турецкие власти, вследствие упомянутых выше грабежей и своеволия переселенцев, решились приступить к обезоружению их. По полученному от нашего коммисара донесению, это обезоружение исполнено было турецкими войсками в Эрзеруме и Хасан-кале без сопротивления со стороны чеченцев; но обезоружение карабулаков, возле Муша, последовало только после [21] нескольких картечных выстрелов и стычки, в которой убито 15 карабулаков и несколько турок. Весною 1866 года коммисару нашему предстояло снова возобновить настояние об удаление чеченцев в назначенные для них местности, причем должно было быть обращено особенное внимание на Ван, где у турок были готовые для чеченцев жилища и где они охотно поселили бы переселенцев навсегда; а потому главнокомандующий признал необходимым оставить капитана Зеленого в Эрзеруме и впредь, для ближайшего наблюдения за распоряжениями турецкого правительства при расселении чеченцев и для настояния к выполнению принятых Портой в этом отношении обязательств. Одновременно с известиями о событиях в Муше и близ нашей границы, помощником главнокомандующего было получено письмо по этому же предмету от ген. Игнатьева, из которого видно было, что Порта крайне обеспокоена этими событиями, что к Мушу и Эрзеруму отовсюду двинулись войска, даже из столицы, и что для устранения вредного влияния Кундухова на переселенцев, он вызван был в Константинополь, и, наконец, что по случаю такого неудачного исхода последнего переселения, Порта не считала возможным согласиться на новое переселение в Турцию в 1866 году массами, чеченцев или каких-либо других кавказских горцев. Вследствие чего, по приказанию главнокомандующего, тогда-же было сообщено ген. Игнатьеву, что еще до получения последнего письма его, было уже отменено предположение о новом переселении в 1866 г. в Турцию чеченцев и что если таковое и состоится, то разве в самых незначительных размерах. Капитан Зеленой оставался в Анатолии в 1866 и 1867 годах для наблюдения за точным выполнением местными турецкими властями условий касательно водворения переселенцев в тех именно местностях, кои были предназначены для их поселения. Самоволие переселенцев, личные интересы некоторых из их предводителей и, главное, бессилие местных турецких властей были причиною, что только в конце лета 1867 г., и то при самых энергических настояниях ген. Игнатьева в Константинополе и капитана Зеленого в Эрзеруме, вся масса чеченских переселенцев (за исключением лишь ниже показанных 15-ти семейств) удалена была от нашей границы и поселена внутри Анатолии, за Эрзингианом и Диарбекиром, причем весь Эрзерумский вилайет совершенно очищен от переселенцев. Главная масса чеченцев, 13,648 душ, поселена по границе [22] части Курдистана и Месопотамии, южнее г. Мардииа (Диарбекирского санджака), по истокам западного Хабура, имея центром поселения вновь возникшее из развалин местечко Рас-эль-аин. Вторая, по числительности своей, часть переселенцев, 7,196 душ, поселена на горных Яйлах Сивасского пашалыка, за Сивасом. Затем, 621 душа отправлена для поселения в санджак Бига, 300 душ в санджак Альбистан (Марашкаго пашалыка) близ Хозандага, и только 15 семейств, в числе 155 душ, преимущественно сирот, вдов и родственников прежних переселенцев, согласно просьбе турецких начальств и последовавшему по этому поводу разрешению главнокомандующего, оставлены в Карсском пашалыке. Таким образом, за исключением умерших и бежавших переселенцев, из числа ушедших в 1865 г. в Турцию 5,000 семейств, в числе 22,491 души, поселены были в вышеозначенных пунктах Анатолии 21,920 душ. Поселение чеченцев в Месопотамии, где они находились между арабами, и в Сивасе, где были разбросаны между курдами и кизил-башами, исполняя, относительно удаления от нашей границы, условия, требовавшиеся кавказским начальством и выраженные в состоявшемся соглашении с турецким правительством, вместе с тем удовлетворило и видам императорского посла ген. Игнатьева, по указаниям которого кап. Зеленой озаботился, чтобы чеченцы, по мере возможности, не были поселены между совершенно сплошным христианским населением. Исполнив отлично возложенное на него поручение и доложив предварительно генералу Игнатьеву в Константинополе о подробностях водворения переселенцев в Анатолии, капитан Зеленой возвратился окончательно из командировки в октябре месяце 1867 г.; дальнейший же надзор за переселенцами, относительно недопущения их возвращаться с вышепомянутых мест водворения в Эрзерумский пашалык, и вообще в соседство нашей границы, по указаниям генерала Игнатьева, поручен был консульству нашему в Эрзеруме. Вскоре после перехода своего в пределы Турции, а именно с октября 1865 года многие из чеченских переселенцев, узнав, что земли, предназначенные турецким правительством для их поселения, весьма неудобны и на значительное расстояние удалены от нашей границы, начали заявлять желание возвратиться на родину. Когда же им было объявлено, что кавказское начальство не согласно принять обратно людей, которые однажды решились оставить [23] отечество, они в довольно больших партиях начали появляться на наших границах, преимущественно в Арпачае, с целью добиться пропуска в Закавказский край. Обращаясь с просьбами о пропуске, они заявили, между прочим, что согласны поселиться где бы то ни было на Кавказе и даже внутри России; что готовы принять православие, лишь бы их пропустили на Кавказ; что если не добьются разрешения на то, то скорее все погибнут на границе, чем пойдут в назначенные им в Турции места для поселения и т. п. Получив и после таких заявлений отказ, они делали было попытку прорваться силою чрез нашу границу, но принятыми энергическими мерами, как со стороны кавказского начальства, которое немедленно распорядилось усилением кордонов регулярными войсками, так и со стороны местных властей в Карсе, которые, по настоянию вашего коммисара, поддержанному из Тифлиса и Константинополя, выслали войска для удаления чеченцев от границы, — успех такой попытки предотвращен был вовремя. Таким образом, случаев произвольного возвращения чеченских переселенцев из Турции — до конца 1865 года не было. С последних чисел декабря 1865 года начали появляться в Тифлисе, Гори, Лорийском приставстве и в разных других местах Тифлисской и Эриванской губерний, незначительные партии чеченцев, в составе от 5—20 душ каждая, пробиравшиеся чрез нашу границу и проходившие далее, будучи не замеченными ни кордонною стражею, ни местною земскою полициею. Таких перебежчиков появилось в последних числах декабря 1865 г. и с января по октябрь 1866 г. не более 80—100 человек мужчин, женщин и детей. В виду бедственного их положения, а также и в тех соображениях, что появление их в Терской области в таковом положении может способствовать к рассеянию, в среде тамошних горцев, твердо укоренившегося в них убеждения о преимуществах жизни в Турция, всем этим перебежчикам было дозволено возвратиться на родину и даже оказано пособие на следование до Владикавказа. Кроме того, по представлениям начальника Терской области, а в некоторых случаях и по ходатайствам нашего коммисара в Турции, разрешено возвратиться на родину некоторым из числа таких переселенцев, коих местное начальство считало вполне благонадежными. Из дел кавказского горского управления видно, что до конца 1866 г. как главное кавказское начальство, так и ген.-адъютант М. Т. Лорис-Меликов считали полезным возвращение в Чечню, негласно, нескольких десятков семейств чеченских переселенцев. [24] Только в октябре 1866 г., когда во Владикавказе появилась, совершенно неожиданно, партия в 162 человека, пробравшаяся чрез границу и далее ни кем не замеченною, вследствие ходатайства начальника Терской области, было сделано сношение с гражданским ведомством и с кордонным начальством об усилении надзора на кордонах и в тех частях Закавказского края, чрез кои проходили возвращавшиеся из Турции тайно чеченские семейства. Таким образом, до исхода 1867 года возвратилось из Турции и водворено на прежних местах жительства, считая и тех, коим разрешено было возвратиться, никак не более 300 человек чеченских эмигрантов, и до того времени кавказское начальство не считало эту обратную эмиграцию особенно вредною для края. С начала 1867 года дело приняло другой оборот. Не считая значительного числа партий, не пропущенных чрез границу, прорвались тайно в наши пределы и затем задержаны в разных местах, преимущественно в Александропольском и Тифлисском уездах и в гор. Тифлисе, по военно-грузинской дороге и в самом Владикавказе: в 1867 г. 7 партий, в составе 162 душ; в 1868 г. — 22 парт., в составе 663 душ; в 1869 г. — 20 парт., в составе 369 душ, и в 1870 г. — 25 партий, в составе 1,263 души мужчин, женщин и детей 9. Все эти люди пребывали в крайней нищете, не имея решительно никакого имущества, никаких перевозочных средств и никаких средств к пропитанию; они были прикрыты, в большинстве случаев, только лохмотьями, дети являлись не редко совершенно нагими; между ними бывало довольно много больных, а следы крайнего изнурения от скудного продовольствия и долгих лишений были заметны почти на всех; огнестрельного оружие при них обыкновенно не было. Из опросов их догнано, что они возвращались или из сопредельных с Закавказским краем турецких пашалыков (до 1867 г.), или из окрестностей Диарбекира, Эрзингиана и Сиваса (после 1866 г.); что места, назначенные турецким правительством для их поселения, вовсе неудобны для какого бы то ни было хозяйства, так как почва на этих местах каменисто-песчанная и мало или вовсе не орошается водою; что климат в тех местах крайне знойный и вредный для здоровья; что очень много [25] из их единоплеменников погибло уже от климатических болезней и от изнурения; что они не заводились ни жилищами, ни каким бы то ни было хозяйством, а кочевали под открытым небом и снискивали себе кое-какое пропитание или чрез продажу бывшего у них имущества, или выпрашиванием подаяния у соседних кочевников; что решились возвратиться в Россию, не видя другого исхода для спасения от гибели себя и своих семейств и рассчитывая на милосердие русского правительства; что разрешения на обратное следование в Россию не получали от турецких властей, а следовали как в турецких, так и в русских пределах без всяких письменных видов; что в пути находились от 3-5 месяцев (прибывшие после 1867 г.) и во все время следования не имели никаких собственных средств для продовольствия себя и семейств своих, а довольствовались только тем, что, из сожаления к их бедственному положению, уделяли им жители тех местностей, чрез которые они проходили; что турецкие власти не препятствовали их обратному следованию; что чрез границу нашу они проходили обыкновенно ночью, не замеченные кордонною стражею, что в Закавказском крае проходили, в большинстве случаев, по проселочным тропинкам, скрываясь днем в лесах или оврагах; при следовании по закавказскому краю, они получали иногда от сельских жителей подаяние хлебом, сыром и другими продуктами, но большею частью или голодали, или довольствовались употреблением в пищу лесных плодов или корешков растений; что единственная их просьба разрешить им остаться в России; что они готовы принять какие угодно начальству условия: согласны поселиться в Сибири, идти в солдаты (так обыкновенно выражались представители партий), лишь бы не возвращаться в Турцию; что они убедились горьким опытом в преимуществах жизни в России и постараются убедит в этом других горцев и т. д. По получении уведомления о прибытии партии эмигрантов, правительство наше или возвращало их обратно в Турцию, или же водворяло в Терской области. В большинстве случаев, прибывшим чеченцам, в виду их крайней нищеты, выдавалось пособие в размере от 5 до 10 коп. в день на каждого, за время от задержания их до прибытия во Владикавказ, или обратно до границы; производились на них иногда и другие расходы, так — в зимнее время нанималось помещение для прибывших в Тифлис, родильницам покупалась улучшенная пища, нагим детям приобретались рубахи и другое прикрытие, больные и [26] прибывшие зимою с отмороженными членами отправляемы были во Владикавказ на нанятых арбах, выдавалось пособие на похороны умерших в Тифлисе и т. д. С конца 1866 года до последнего времени главное кавказское начальство и особенно начальство Терской области придерживались того мнения, что всех прибывающих в наши пределы чеченских переселенцев надлежит немедленно удалять обратно в Турцию, и ни в каком случае не допускать водворения их в Терской области, — но отступления от такой системы действий делались постоянно, но не вследствие, однако, перемены взгляда на дело, а из сожаления к крайне бедственному положению прибывавших переселенцев. В 1868 году несколько небольших партий отправлено было из Тифлиса в Чечню не по военно-грузинской дороге, а очень окружным путем — чрез Закатальский округ и Дагестан, в тех предположениях, что появление в этих частях края, — где в то время проявилось фанатическое стремление к переселению в Турцию, — бедствующих переселенцев — рассеет такое стремление. Мера эта однако же не произвела ожидаемого эфекта; фанатические закатальцы и дагестанцы взглянули на проследовавших чеченцев, как на агентов правительственных, а не как на людей, могущих своим примером ослабить в них стремление к добровольной гибели. В том-же 1868 году явилось предположение о направлении прибывающих партий в Кубанскую область, для водворения на свободных казенных землях Лабинского округа, и уже сделаны были надлежащие распоряжения по приведению такой меры в исполнение. Несколько из прибывших в Тифлис партий направлены были в Кубанскую область, но при следовании туда они все были задержаны во Владикавказе и затеи, по распоряжению начальника Терской области, водворены в Чечне, на прежних местах жительства. В виду принятой системы и постоянного прорыва новых партий, были сделаны сношения с походным атаманом казачьих войск, состоящих при кавказской армии, и с губернаторами эриванским, тифлисским и елисаветопольским, с первым — об усилении бдительности на кордонах, а с последними — о более тщательном надзоре за появляющимися в крае из Турции беспаспортными людьми и о направлении всех таких людей обратно в Турцию. В ответ на такие сношения, походный атаман заявлял обыкновенно, что случаи тайного прохода чрез границу турецко-подданных следует приписывать не столько слабости надзора на кордонах, сколько тому, [27] что наши пограничные кочевники способствуют такому переходу, что такой переход едва-ли возможно предупредить во всех случаях, при малочисленности кордонной стражи и при том удобстве, которое представляет для тайного перехода наша граница с Турциею; губернаторы же, с своей стороны, сообщали, что ими делаются постоянные подтверждения о соблюдении всех установленных правил в отношении появляющихся из заграницы в крае беспаспортных людей, но что появление таких людей, даже в значительных партиях, уездная и сельская полиции, при имеющихся у них средствах, не в состоянии предупредить, если только не будет соблюдаема должная бдительность на кордонах. С сентября 1870 года начали поступать к кавказскому начальству от наших консулов в Азиатской Турции конфиденциальные заявления, что в виду натянутых в то время отношений нашего правительства к Порте, турецкие администраторы в Азиатской Турции заботятся о высылке, и выслали уже на Кавказ нескольких эмиссаров из переселившихся в Турцию в равное время кавказских горцев, — с тою целью, чтобы подготовить в мусульманских частях Кавказа возмущение на случай войны Турции с Россией). В виду таких сведений, о коих в свое время поставлены били в известность начальники главных отделов края, было сделано распоряжение о воспрещении всем тем кавказским горцам, кои когда либо переселились в Турцию, с разрешения или без разрешения кавказского начальства, — под каким бы то ни было предлогом возвращаться на Кавказ, и о немедленном отправлении в Турцию тех из них, кои появятся в Закавказском крае. Хотя отношения наши к Порте впоследствии приняли иной оборот и хотя затруднения, могущие возникнуть от появления на Кавказе турецких эмиссаров частью были устранены распоряжениями местных начальников, тем не менее распоряжение это оставлено в своей силе. В 1871 году начали вновь появляться в Тифлисе чеченские партии, пробравшиеся чрез нашу границу с Турциею и по Закавказскому краю, не будучи замеченными при следовании ни кордонною стражею, ни местными полицейскими властями. Первая партия, в 25 душ, прибыла в Тифлис 4-го мая и чрез несколько дней после того отправлена во Владикавказ; вторая партия, в 72 души, прибыла в Тифлис 15-го мая и отправлена во Владикавказ 22-го; в обоих случаях — из сожаления к крайне бедственному их положению. [28] Прибывшие показали, что вслед за ними следует еще несколько партий, и что все без исключения чеченские эмигранты стремятся возвратиться в Россию. Показание их не замедлило отчасти оправдаться: 23-го и 24-го мая явились в Тифлис две новые партии, одна в 127, другая в 99 человек. VIII. Положение и размещение чеченцев в Турции. — Рассказ Дарбиш Джордиева и донесение консула нашего в Эрзеруме. — Смертность между чеченцами. 1871 г. Таким образом переселение в Турцию значительной части жителей Большой и Малой Чечни было окончено в течении трех с половиною месяцев и Терская область избавилась самой беспокойной части ее населения. Что касается дальнейшей участи чеченцев в Турции, то положение их там было крайне печальное. Вот что, между прочим, рассказывал Дарбиш Джордиев, уроженец сел. Назрань, служивший прежде в Назрановской милиции, человек бывалый и толковый, возвратившийся на Кавказ в 1871 году. «Первоначально все переселенцы были направлены верст на 200 южнее Диарбекира и Эрзингиана, где им отведены были для поселения места каменистые, песчаные, безводные и потому негодные для какого бы то ни было хозяйства. Вскоре после прибытия их туда, весь скот, бараны и лошади погибли от недостатка корма. Сами-же переселенцы, в продолжении первых четырех лет, получали от турецкого правительства муку, а иногда рис, но все это в крайне недостаточном для пропитания их семейств количестве. Наконец, в последние 4 года, они были лишены и этого пособия. Недостаток пищи и другого рода лишения, при весьма знойном и вредном для здоровья климате, развили между переселенцами болезненность, от которой болыпая половина их погибла. Никто из чеченцев не заводился ни жилищем, ни хозяйством. Все эти бедствия заставили их покинуть отведенные им места и потянуться на север. В настоящее время нет уже ни одного чеченского семейства южнее Диарбекира. «Из чеченцев, по распоряжению турецкого правительства, был сформирован в Диарбекире конный полк из 1,000 чел. Полковым командиром был назначен Шамхал-бек Цугов, человек [29] лет 40, племянник Алико Цугова, бывшего Карабулакского старшины. Каждый всадник полка получал в месяц 7 рублей и, кроме того, провиант для себя и продовольствие для лошадей: урядник-же и офицеры по 10 до 30 рублей в месяц. При подавлении вспыхнувшего в то время в Аравии возмущения участвовал и Диарбекирский чеченский полк. «Кроме того некоторые чеченцы состоят на службе в пехотных войсках, расположенных в Карсе; остальные затем проживают временно в окрестностях Муша, Эрзерума и Карса, где жители им уступают брошенные конюшни и другие постройки и оказывают пособие продуктами; многие добывают себе пропитание заработками. Вообще же чеченцы, за исключением разве состоящих на службе или обеспеченных каким либо другим образом, собираются оставить Турцию и выжидают только удобного случая для возвращения на Кавказ». Это показание Джордиева, во многом справедливое, грешит только в показаниях о размещении чеченцев в Азиатской Турции. Сообщаемые им сведения, что к югу от Диарбекира нет ни одного семейства горцев — не верно. Из донесения нашего консула в Эрзеруме 10 оказывается, что переселенцы находятся в следующих местностях:
Таким образом, из переселившихся в 1865 году в Турцию слишком 22 т. душ, в 1871 году осталось лишь 10 т.; многие умерли от зловредного климата северной и средней Месопотамии. IX. Дагестан. — Война наша с лезгинами. — Выселение горцев в Турцию и противупоставляемые ему затруднения. — Политика кн. Барятинского. 1859-1873 гг. За Андийским хребтом, составляющим южную границу Чечни, лежит Дагестан, примыкающий восточною стороною к Каспийскому морю, а на юге и западе замыкающийся главным кавказским хребтом. Площадь его, имеющая вид прямолинейного треугольника, занимает пространство в 519 кв. миль или 23,113 кв. верст. Это самая дикая, суровая и неприступная часть Кавказа. Среди почтя полумиллионного ее населения, известного под именем лезгин, с давних времен образовалось множество обществ (Анди, Сала-тау, Гумбет и др.), союзов (Даргинский, Анкратльский, Ункратльский) и даже владений (Авария, ханства Казикумухское, Кюринское, Мехтулинское, Кубинское и Дербентское, шамхальство Тарковское, уцмийство Кайтагское и маасумство Табасаранское), перенесшие своя названия на самих горцев, которых начали называть Аварцами, Даргинцами, Казикумухами (или Лаками), Кюринцами и т. д. Лезгины, сохранив в общественном устройстве первобытные формы, всегда отличались воинственностию и любили независимость, а если в былое время подпадали под иноплеменное владычество, то только благодаря раздробленности на множество мелких племен, весьма редко сливавшихся в одну сплоченную общими интересами массу. В исторической нашей летописи за прошедшее столетие-в особенности замечательны два похода русских в Дагестан: Петра I в 1722 году и графа Валериана Зубова в 1796 году. С водворением же нашим в Грузии, при Георгии XII, война с лезгинами почти не прекращалась и только А. П. Ермолову, наводившему [31] ужас своими экспедициями, удалось смирить горцев и удержать их в повиновении. При ближайших же его преемниках, когда среди лезгин начал распространяться мюридизм, принявший скоро политический характер, Дагестан снова восстал, имея на этот раз во главе своего движения людей, столько-же замечательных умом, сколько проникнутых фанатизмом и безграничным честолюбием. Такими поборниками за свободу явились Кази-Мулла (убит в 1832 году), отчасти Гамзад (убит в 1834 году) и в особенности Шамиль (умер в Медине в 1871 году), успевший в 1843 году вырвать из рук наших почти весь Дагестан и уничтожить, таким образом, плоды наших лучших экспедиций за время с 1832 по 1842 год. Экспедиция, предпринятая кн. Воронцовым в 1845 году в Дарго (сухарная экспедиция), также кончилась для нас полною неудачею; влияние-же Шамиля, уже упроченное, видимо начало усиливаться и с переменным счастием удержалось им до пленения его кн. Барятинским на Гунибе. Здесь, в центре Дагестана, завершилась 25-го августа 1859 года почти 60-ти летняя борьба наша с племенами восточного Кавказа, и в жизни их наступила новая эпоха. С утверждением нашего владычества в Дагестане, в прежних вольных обществах, а особенно в приморской его части, также не раз проявлялось среди туземного населения стремление к уходу в Турцию, хотя далеко не в тех размерах, как мы это видели у черкесов и чеченцев. Обстоятельство это объясняется тем, что правительство разрешало увольнять ежегодно только определенное число семейств, которые получали паспорты под видом отправления на богомолье в Мекку, с уплатою за себя повинностей вперед за десять лет, при чем им объявлялось, что после ухода их за границу им возбраняется возвращение на родину. Такая мера давала возможность самым крайним фанатикам выселяться в Турцию беспрепятственно и тем освобождала остальное население области от возбуждения с их стороны к выселению массами. В предшествовавшее до 1872 года время разрешалось увольнять таким способом из Дагестана до 150-ти семейств ежегодно; в 1872 году было разрешено уволить 250, а в 1873 году 300 семейств; выселилось, однако, в 1872 году только 120, а в 1873 году 179 семейств. Но, скажем мы, в заключение нашей статьи, если выселение Дагестанских горцев не приняло громадных размеров, то единственным объяснением этого факта должно признать политику кн. Барятинского, никогда не сочувствовавшего этому выселению и потому, [32] придавая только наружный вид полной готовности ему содействовать, на самом деле ставил ему непреодолимые преграды, к числу которых относится требование уплаты податей вперед на десять лет. Невозможность исполнить такое требование и объясняется приведенными выше цифрами изъявивших желание выселиться и действительно выселившихся. Ад. П. Берже. г. Тифлис. ______________________________________ Примечание. Помещенная выше монография принадлежит председателю Кавказской Археографической Коммисии Адольфу Петровичу Берже. С удовольствием и чувством глубокой признательности заметим здесь, что уважаемый ученый в течении десяти уже лет состоит постоянным сотрудником «Русской Старины». На страницах нашего издания им напечатан ряд следующих, весьма интересных и совершенно новых по материалам, статей и сообщений: I. Присоединение Грузии к России, историческое исследование, том XXVIII, стр. 1. 159, 363. II. Завоевания России в Гиляне, том XXXII, стр. 452. IIІ. Граф Войнович в Персии, том XXXII, стр. 450. IV. Посольство А. П. Ермолова в Персию, том XIX, стр. 255, 382. V. Молитва для мусульман, сочиненная А. П. Ермоловым, том XXXII, стр. 454. VI. Землянка А. П. Ермолова, том VІII, стр. 999. VII. Грибоедов как дипломат, том XI, стр. 516, 746 и т. XVII, стр. 727. VIII. Грибоедов в Персии, том XVII, стр. 276. IX. Смерть Грибоедова, историческое исследование, том VI, стр. 163. X. Самсон-хан Макинцев, исторический очерк. — Т. XV, стр. 770. XI. Восточная поэма на смерть Пушкина. — Т. XVII, стр. 76. XII. Хозров-Мирза, биографический очерк. — Т, XXV, стр. 333, 401. XIII. История России изложенная персиянином, том XXIV, стр. 163. XIV. Пребывание А. А. Бестужева в Пятигорске, том XXIX, стр. 417. XV. Взрыв Михайловского укрепления на Кавказе, том XIX, стр. 275. XVI. Письма А. П. Ермолова в кн. Бебутову. — Т. V, стр. 431. XVII. Письма кн. М. С. Воронцова в кн. В. О. Бебутову. — Т. VII, стр. 103, 254 и 691. XVIII. Н. Н. Муравьев, историческо-биографический очерк и письма к князю Василию Осиповичу Бебутову, том VIII, стр. 599, 619. XIX. Письма кн. И. Ф. Паскевича к вел. кн. Михаилу Павловичу. — Т. XVII, стр. 851. XX. Командующие Кавказской армией в их приказах. — Т. XVII, стр. 630. XXI. Н. П. Колюбакин, том XVII, стр. 317. XXII. Письма Шамиля и его жен к кн. А. И. Барятинскому. Примечания к ним Ад. П. Берже. — Т. XXVII, стр. 806. XXIII. Выселение горцев с Кавказа, историческое исследование, том XXXIII, стр. 161, 337 и том XXXVI, стр. 1 и следующ. Комментарии 1. См. «Русскую Старину» изд. 1882 г., том XXXIII, январь, стр. 161-176: февраль, стр. 337-363. 2. См. «Полное Собрание Законов Российской Империи». Т. IV, ст. 2207. 3. Гяур — неверный. 4. Абрек — горец, лихой наездник (джигит), не щадящий головы; также беглец, участвующий в шайке грабителей. — Ад. Б. 5. Зикр — воспоминание, упоминание, чтение громким голосом корана и произнесение имен Бога. 6. По проэкту гр. Евдокимова предполагалось на Фартанге водворить еще другую станицу у Булата, и тогда эти две станицы могли бы взаимно поддерживать одна другую. — Ад. Б. 7. Кундухов Муса-Алхас, из тагаурских алдар, родился в 1320 г. и воспитывался в павловском кадетском корпусе, из которого выпущен в 1836 г. корнетом, с состоянием по кавалерии при отдельном кавказском корпусе. В 1837 г. ему пожалован голубой мундир, а в следующем — чин поручика. В 1839 г. Кундухов был прикомандирован в горскому казачьему полку и за отличие против горцев произведен в шт.-ротмистры; в 1841 г. ему пожалован орден Св. Владимира 4-й ст. с бантом и чин ротмистра; в 1844 г. он был прикомандировав к владикавказскому казачьему полку; в 1847 г. произведен в маиоры; в 1849 г. назначен начальником команды горцев, отправленных на службу в Варшаву и командующим Кавказским конно-горским дивизионом; в 1850 г. произведен в подполковники; в 1852 г. назначен состоять при отдельном Кавказском корпусе; в 1853 г. награжден золотою шашкою с надписью «за храбрость»; в 1857 г. произведен в полковники; в 1859 г. награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. с мечами; в 1859 г назначен начальником военно-осетинского округа и председателем коммисии, учрежденной при том округе; в 1860 г. назначен н. д. начальника чеченского округа и произведен в ген.-маиоры; в 1861 г. утвержден в последней должности и награжден орденом Св. Станислава 1-й ст.; в 1862 г он удостоился получения ордена Св. Анны 1-й ст., а в 1863 г. был отчислен от должности начальника чеченского округа, с состоянием по армейской кавалерии при Кавказской армии. Муса Кундухов принимал деятельное участие в экспедициях и войнах; так он находился ь 1837 г. в экспедиции для покорения Цебельды и при занятии мыса Адлера; в 1838 г. в экспедиции ген.-м. Симборского для занятия пункта на восточном берегу Черного моря я сооружения форта Александрии; в 1839 г. в движении ген. Головина в Дагестан: в 1840 г. в отряде подполковника Нестерова в Чечне; в 1841 г. в движении против Чиркея и взятии Хубарских высот, в Аухе, при взятии Кишень-ауха и в движении в Ахты; в 1842, 1843, 1844 и 1847 гг. в Чечне; в 1849 участвовал в походе против венгерцев; в 1853 г. в экспедиции в землю егерукаевцев и в делах с Магомед-Амином; в войну 1853—1856 гг. состоял в Александропольском отряде; в 1857, 1858, 1860 и 1861 гг. в походах в Чечне. Впоследствии, по выезде Кундухова из России, он в первые два или три года не имел в Турции никакого оффициального положения и только по истечения этого срока был пожалован в чин лива (ген.-маиора), с назначением членом совета (меджлиса) 4-го Анатолийского корпуса, которого штаб находился в Эрзеруме. Но такое положение далеко не удовлетворило ожиданиям Кундухова, а потому он до самой войны 1877—1878 гг. удалялся от всякого участия в делах и жил в г. Сивасе, где была поселена часть выселившихся с ним чеченцев. По открытии войны он был назначен командиром кавалерийской дивизии, составленной большею частью из Кавказских горцев, которой в мае 1877 г., под дер. Бегли-Ахмедом, было нанесено сильное поражение, повлекшее за собою столь стремительное отступление турок, что палатки Кундухова и весь его обоз остались в наших руках. — Затем Кундухов участвовал в сражении на Аладжинских высотах, находясь в той части турецкого отряда, которая была окружена нашими войсками. Так как конец сражения 3-го октября и сдача турецких войск последовали поздно вечером, то Кундухов, Кази-Магома, сын Шамиля, и др., пользуясь темнотою, а также знанием русского языка и сходством их костюма с казачьим, обманным образом прошли ночью, пробираясь через Кагизман, к Эрзеруму. — Таким образом Кундухов избег плена и поэтому не был судим турецким правительством в числе пашей, плененных нашими войсками на Аладжинских высотах. После войны Кундухов командовал дивизией 4-го корпуса, расположенной в Бане и действовавшей в Курдистане. — По последним сведениям он оставил эту должность и выехал в Сивас. Когда спрашивали мнения турецких военных людей о Кундухове, то они обыкновенно отвечали: «он умен и хорош для службы, но не по нас». — Это не по нас, в сущности, значило, что он хотел ввести в службу порядки русской дисциплины, что, само собою разумеется, не могло нравиться турецком военным людям, выработавшим в течении времени несколько своеобразные отношения между высшими и низшими чинами. Ныне Муса-паша, как называют Кундухова, состоит в чине ферика, т. е. ген.-лейтенанта. — Ад. Б. 8. Из числа этих переселенцев 5 чел. явились к главнокомандующему в Тифлис с просьбою о дозволении всем переселившимся чеченцам возвратиться на родину. Как в то время Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Николаевич лично смотрел на дело переселения чеченцев и на их прошедшее положение, видно из резолюции Его Высочества, положенной на записке ген.-адъют. Карцова: «Кровопролитие мне крайне прискорбно и сожалею, что не нашли возможным предупредить оное. Если бы возможно было мне следовать влечению моего сердца, я бы немедленно впустил несчастных чеченцев в наши пределы». — Ад. Б. 9. В 1871 году 6 партий, в составе 341 души. 10. Отношение эрзерумского консула Обер-Миллера, от 25-го октября 1871 года, № 272. Текст воспроизведен по изданию: Выселение горцев с Кавказа // Русская старина, № 10. 1882 |
|