АНУЧИН Д. Г.

ОБЗОР ПОСЛЕДНИХ СОБЫТИЙ НА КАВКАЗЕ

С назначением князя Барятинского наместником кавказским, ход военных действий на левом крыле кавказской линии, где князь Барятинский был начальником при князе Воронцове, принял такой оборот, что смело можно было ожидать скорого замирения всей восточной части Кавказа. Генералы: граф Евдокимов, князь Орбелиани и барон Врангель, предводительствуя войсками левого крыла и Прикаспийского края, в течение трех последних лет, с 1856-1859 г., одержали много блестящих и вместе с тем существенных успехов над неприятелем. Занятое Мичика, вырубка майортупского орешника (О занятии Мичика и вырубке майортупского орешника князь Барятинский еще в 1851 году представил свой проэкт князю Воронцову), овладение Аухом, Салатавиею и верховьями Аргуна и наконец разорение Веденя не только покорило нам чеченские племена, населяющие северные покатости гор, обращенных к левому крылу Кавказской линии, но и придвинуло наши владения к Андийскому хребту, который сделался, таким образом, пограничною чертою между покорными нам племенами и местами, подчиненными военному деспотизму Шамиля.

Андийский хребет, составляя собою физическую преграду, не дозволявшую нашим войскам свободного движения вперед, не имел никакого нравственного для нас значения, потому что, вслед за выдвижением наших передовых линий к этому хребту, жители Ункратля — общества, лежащего в самом углу между Андийскими и главными Кавказскими горами — присылали, [476] в 1858 году, к генералу Евдокимову своих старшин с изъявлением покорности и просьбою о принятии их в подданство России; но недостаток войск не дозволил начальнику левого крыла исполнить их желание. Кроме Ункратльцев, и другие племена Нагорного Дагестана ждали только случая, чтобы покориться нам, но, находясь под гнетом власти Шамиля гораздо более, нежели Ункратльцы, не могли явно выражать своих желаний.

При таких условиях задумано и совершено было, в июле месяце сего года, движение наших отрядов в долину Андийского Койсу, одновременно с трех сторон. Следствием этого было полное торжество наших войск над Шамилем, окончательное покорение племен Нагорного Дагестана и пленение самого имама. В настоящее время, вся восточная половина Кавказа признает над собою власть Государя Императора, и, без всякого сомнения, день изъявления этим краем подданства России есть день, от которого народы восточной половины Кавказа будут считать начало своего нравственного и общественного совершенствования.

Прежде, чем мы приступим к описанию действий наших войск при занятии Нагорного Дагестана, бросим беглый взгляд на театр этих действий, на состояние населяющих его племен, а также и на те меры, которыми Шамиль удерживал в полной своей власти восточную часть Кавказских гор в течение шестнадцати лет, то есть с 1843 по 1859 год.

______________________________________________________

Дагестаном называется обширное пространство Кавказского перешейка, лежащее между Каспийским морем, главным Кавказским и Андийским хребтами и Сулаком, отделяющим его на севере от кумыкской плоскости. Угол, образуемый соединением между собою Андийского и Главного хребтов, у горы Барбало, составляет самую гористую часть Дагестана. Андийский хребет на значительном своем протяжении к северо-востоку, а также главный хребет Кавказских гор, на пространстве от горы Барбало (9,668 ф. в.) до горы Салават (12,185 ф. в.), имеют снежные вершины; вследствие этого, пространство между хребтами на восток до Казикумыхского Койсу представляет страну суровую, загроможденную высокими голыми скалами, чрез которые узкими ущельями прорываются немногие реки. [477]

По мере приближения гор к Каспийскому морю, высота их значительно понижается: так, Андийский хребет, получающий на берегах Сулака название Салатавских гор, нечувствительно переходит в степи кумыхской плоскости; а главный хребет на Апшеронском полуострове, около города Баку, кончается рядом небольших возвышений и нефтяных колодцев. За крайний предел распространения промежуточных горных покатостей в углу, вершиною которому служит гора Барбало, можно принять линию, идущую от Евгениевского укрепления на Сулаке через город Кубу до г. Баку. Между этой линией и Каспийским морем заключаются равнины, переходящие в степи и сливающиеся с низменными берегами Каспийского моря.

Дагестан, занятый по большей части горными пространствами, не имеет больших рек. Замечательные из них четыре реки Койсу: Андийское, Аварское, Кара и Казикумыхское, составляющие реку Сулак. Бассейн этих рек образует самую суровую часть Кавказа, известную под именем Нагорного Дагестана. Страна эта отделяется от прочих частей Кавказа высокими, малодоступными частями хребтов, чрез которые едва есть несколько возможных для сообщения перевалов.

За четырьмя Койсу и Сулаком, главное место между реками Дагестана занимает Самур. Верхнее течение Самура до выхода его из гор, близ укрепления Хазров, стеснено бесчисленными горными отраслями, пересекающимися между собою и образующими ряды горных хребтов и страшных пропастей, делающих места эти труднодоступными.

Дагестан населен различными лезгинскими племенами, часть которых в провинциях, прилегающих к Каспийскому морю, вследствие долгого владычества там Персов, смешалась с ними и с давних времен составила различные ханства, как в Южном Дагестане, так и по ту сторону гор, по нижним частям Куры; на севере же Дагестана образовались татарские владения: шамхала Тарковского — до 30,000 душ обоего пола, и хана Мехтулинского, между Каспийским морем и Сулаком — до 10,000; хана Аварского — до 30,000, между Андийским и Аварским Койсу. Остальная часть Лезгин, обитателей Дагестана, отличающихся особенною буйностью характера, своеволием и нежеланием покоряться чуждому влиянию, [478] удалилась в малодоступные горы и там составила вольные общества: 1) на правом берегу Казикумыхского Койсу: Акушинское, Даргинское, Цудахаринское и вольную Табасарань. 2) Между Андийскими горами и Андийским Койсу лежат общества: Гумбет, или Бактлулал — 6,000 душ обоего пола; Андия — 10,000; Технуцал — 15,000; Чаберлой, или Табутри — 4,000; Чамалял — 3,000, и Ункратль — 5,000. 3) Между Андийским Койсу и Богосским снеговым хребтом (идущим впереди Главного хребта) находятся следующие общества: Койсубу — 15,000; Карата, или Калалал — 6,000; Андалял — 25,000; Куяда и Гоэркех — 8,000; Карах — 9,000; Гидатль — 7,000; Ратлу-Ахвах — 4,000; Цунта-Ахвах — 5,000; Богулял — 4,000; Тиндал — 6,000; Дидо с Иланхеви — 7,000; весь Анкратльский союз, то есть: Джурмут — 3,000, Анцроссо — 2,000; Тебель — 1,000; Канада, или Тланада — 1,000;Богнада — 1,500; Ухнада — 500; Анцух — 3,000, и Капуча — 4,000; а также Таш — 3,000; Кель — 500; Косдода — 1,000; Томс — 1,000 и Тлессерух — 6,000. Наконец 4) общества Ахтинское, Докуспаринское и Алтыпаринское, в верховьях Самура (Числительность вышеозначенных племен означена приблизительно).

Некоторые вольные лезгинские общества перешли через Андийский хребет, как, например, Салатавцы до 6,000, занявшие Салатавские горы по левому берегу Сулака; другие перешли на южную сторону главного Кавказского хребта, как джарские Лезгины, поселившиеся в окрестностях Белекан, между горами и рекою Алазанью.

Как мы уже сказали, Нагорный Дагестан отделен от соседних с ним частей Кавказа малодоступными горами, через которые ведут немногочисленные и трудные горные перевалы. Из них замечательны следующие:

1) Со стороны Андийского Койсу.

а) Перевалы Кырк и Мичикал ведут через хребет Саух-Булак из Салатавии на гору Анчи-Меер, с которой пути разделяются: один на Буцур-Тликоль, или Андийские ворота, в Андию, а другой, мимо аула Аргуани к Чиркату, на Койсу.

б) Перевал Речель, в верховьях реки Аксая из Ичкерии, со стороны Веденя; он ведет в Технуцал. [479]

Сверх того, с этой стороны в долину Андийского Койсу есть несколько доступов с верховий Аргуна через Чебертоевское общество, до последних событий в прошедшем июле совершенно нам незнакомое.

Через Андийское Койсу имеется несколько переправ, а именно: Чиркатский мост, у аула Чиркати, по пути с Кырка, или Мичикала; Сагрытлохский мост, несколько выше, по дороге из Мекельты, и Конхидатльский мост, у аула того же названия, на пути из Технуцала к Карату.

2) Со стороны Аварского и Казыкумыхского Койсу.

От Темир-Хан-Шуры, штаб-квартиры войск Прикаспийского края, дороги ведут:

а) К Ашильтинскому мосту, при устье Аварского Койсу, и далее через Койсубу к Чиркату;

б) на Гимры, через Гимринский мост в Койсубу, и далее через Цатаных к Хунзаху в Аварию.

в) На Оглы и чрез Аймякинское ущелье к аулу Гергебилю над Казикумыхским Койсу. Далее дорога идет на Кикуны и Гоцатль, от которого пути разделяются: один ведет через Кахское ущелье к Хунзаху, а другой на Старый Гоцатль к Карадахскому мосту, на Аварском Койсу, и далее в общество Андалял.

Через Казыкумыхское Койсу ведут еще две дороги: первая — от укрепления Хаджал-Махинского на Салты, Салтинский мост на Кара-Койсу и далее к Карадахскому мосту, и вторая — от форта Цудахара на высоты Турчи-Даг и далее к Чоху, в Андалял.

3) Со стороны Лезгинской кордонной линии.

Из Закавказья в Нагорный Дагестан ведут три дороги: первая — из Верхней Кахетии через Сабуинское ущелье в Дидо; вторая — от укрепления Беженьян через Калаки в Анцух, и наконец третья — от Белокан в Джурмут.

Внутренность Нагорного Дагестана изрезана многими горными хребтами. Впереди Главных Кавказских гор, между верховьями Андийского и Аварского Койсу, идет снеговой Богосский хребет. К северо-востоку от него тянутся параллельные друг другу хребты, понижаясь уступами к стороне [480] Андийского Койсу. Один из этих хребтов, Тала-Кори, составляет юго-западную границу Аварии, занимающей самую средину Нагорного Дагестана. К северу от Тала-Кори уступами идут хребты: Тинустал-бал, Арах-Тау и Бетлитль, который, понижаясь террасами, при слиянии рек Андийского и Аварского Койсу оканчивается отдельною скалою, возвышающеюся над уровнем реки на 700 футов. На этой скале был прежде укрепленный аул Ахульго.

Все пространство от хребта Богосского до Андийского, Салатавских гор, Сулака и Аварского Койсу представляет голые скалы, на террасах которых вековыми трудами горцев возведены каменные аулы, окруженные садами, разведенными по большей части на приносной земле. Между этими горами находится возвышенная Хунзахская плоскость. На ней построен Хунзах, столица Аварского ханства. Плоскость эта, возвышаясь на 6,000 фут. над Каспийским морем, имеет около 140 кв. верст (17 в. с севера на юг и от 6 до 10 с востока на запад).

Кроме Хунзахской плоскости, в Нагорном Дагестане заслуживает особенного внимания гора Гуниб, находящаяся в обществе Андалял, между реками Аварское и Кара-Койсу, на границе с обществом Куяда. Гора эта (см. план), возвышаясь над уровнем моря на 4,000 ф. и на 700 ф. над рекою Аварское Койсу, имеет вид усеченного конуса, верхняя площадь которого, покатая к востоку, заключает в себе около 10 кв. верст. Окружность Гуниба при его основании равняется 50 верстам.

На горе Гуниб, по ручью, низвергающемуся с вершины ее почти по отвесным скатам, расположен аул дворов во 100. Жители Гуниба, имея под руками лес в восточной части плоскости, воду и пашни, получают у себя на горе все необходимое для продовольствия. Сообщение их с окружающею местностью весьма затруднительно по крутизне спусков; сообщения в Нагорном Дагестане производятся верхом или, редко, на местных двухколесных арбах. Обыкновенно все тяжести перевозятся на вьюках.

Понятно, что жители Нагорного Дагестана, обитая на голых скалах, не могут быть богаты; хлебопашество и скотоводство едва удовлетворяет их потребностям; но садоводство в некоторых местах значительно, и прежние ашильтинские и [481] гимринские сады тянулись на несколько верст вдоль по берегам Койсу.

Народонаселение Нагорного Дагестана, с присоединением Салатавии, населенной тоже Лезгинами, простирается до 200,000 душ обоего пола, как исчислено выше. Все эти племена говорят аварским языком, не имеющим письмен; сверх того, многие лезгинские племена имеют свои наречия, отличающиеся от аварского языка, который вошел в общее употребление во время владычества в Дагестане аварских ханов.

Многочисленность лезгинских племен и различие их наречий заставляют думать, что это остатки прежних обитателей всего северного Кавказа, удалившиеся в горы во время исторического движения народов из Средней Азии в Европу и смешавшиеся там с проходившими племенами. Названия некоторых мест как бы напоминают этих народов: как, например, название горы Гуниб, быть может, произошло от страшных в истории человечества Гуннов.

Все без исключения лезгинские племена придерживаются магометанской веры, суннитского толка, которую они приняли не прежде половины прошедшего столетия. Духовенство весьма многочисленно: в каждом значительном селении есть мечеть и один или два муллы; в главных же находится, сверх того, и кадий, или судья, к которому относятся муллы в случае недоразумений при применении статей Алкорана. В отношении к религии все ограничивается внешними обрядами; кроме мулл, никто не читает и не в состоянии объяснить Алкорана.

Наравне с духовными пользуются большим уважением и хаджи, то есть пилигримы, ходившие в Мекку, которым предоставляются некоторые наружные знаки отличия.

Ханы управляли своими подданными совершенно самодержавно, жалуя своих приближенных титулом бека, а иногда продавая его за деньги богатым. Бек, избавляясь от податей, несомых простым народом, должен был являться на войну по зову хана с известным числом вооруженных людей.

У Лезгин же вольных обществ нет никак их общественных различий: все жители равны в правах и обязанностях, определяемых древними обычаями. Одно духовенство пользуется особым почетом; но в духовенство может вступить каждый желающий и имеющий достаточные познания. Ясыри, или [482] пленники, число которых, впрочем, незначительно, составляют особый класс рабов и исполняют самые тяжелые работы. Каждое селение, смотря по числу жителей, управляется одним или несколькими старшинами, избираемыми на всю жизнь. Старшины собирают мирские сходки, назначают места собрания, наблюдают за совещаниями и входят в сношения с соседними племенами.

Для разбора и решения всех дел прибегают или к древним обычаям, или к Алкорану. Суд по обычаям называется адатом, суд по Алкорану — шарриатом. Первый состоит в том, что тяжущиеся лица избирают нескольких посредников или свидетелей (иногда даже целые селения), которые на общем совещании решают дело по старым обычаям, передаваемым от отца к сыну. Приговоры свидетелей, нередко жестокие, всегда исполняются строго.

Шарриат производится кадием или муллою, которые, из личных выгод и по проискам той или другой тяжущейся стороны, толкуют вкривь и вкось статьи Алкорана, решая словами пророка все споры. Муллы и кадии всячески стараются привлечь народ к шарриату и пользуются для того всеми мерами, действуя особенно через старшин, с которыми по большей части находятся если не в родственных, то дружественных сношениях. Таким образом, старшины, муллы и кадии окончательно ворочают всеми делами вольных обществ.

Около двадцатых годов настоящего столетия, жители Нагорного Дагестана, с давних пор вошедшие в сношение с Россиею, если не все были покорны русскому правительству, то, по крайней мере, и не были явными его врагами. Пограничные племена, выгоняя свой скот на плоскости для пастьбы, были от нас в зависимости. Но вдруг непредвиденное, неожиданное явление взволновало умы горцев восточной половины Кавказа и дало совершенно другой оборот всем последующим с 1823 года событиям, соединив между собою в одно целое дотоле отдельные друг от друга горские племена.

Явление это было начало проповедания мюридизма. Мюридизм состоял в следующем:

Мулла Магомет, главный кюринский кадий, чтимый во всем Дагестане за его глубокую ученость и богатство, наблюдая за тогдашним положением Дагестана, видел, что, по мере [483] сближения горцев с Русскими, власть духовенства неминуемо должна ослабнуть, я с тем вместе прекратились бы и источники благосостояния духовных, всячески старался воздвигнуть преграды к сближению Лезгинов с нами и искал только случая для возбуждения в них фанатизма и ненависти к Русским.

Мулла Магомет созвал многих кюринских мулл на совещание в Кюрдомир (Ширванского уезда), где жил эффенди Хаджи-Измаил, один из самых влиятельнейших духовных лиц на Кавказе. На бывшем у него совещании много было толков о колебании вообще магометанской веры, о том, что необходимо вывести магометан из заблуждений и пороков, в которые вдались они, не зная шарриата, то есть той части Корана, которая объясняет гражданские обязанности правоверного. После долгих прений, решено было основать особую религиозную секту, называемую мюридизмом, то есть поборничеством за веру. Главою этой секты, или старшим мюршидом, избран был Мулла Магомет.

Возвратясь к себе, в Кюринские владения, он начал проповедывать новое учение, собирая себе последователей, или мюридов. Наконец, когда он был вполне уверен, что наступила пора действовать не на отдельные личности, а на массу народа, он собрал в сел. Ярог, где жил сам, большое сборище Кюринцев и обратился к ним с следующею речью (Выписываем ее из статьи г. Неверовского «О начале беспокойств в Северном и Среднем Дагестане»).

«Народ», говорил он, «мы ни магометане, ни христиане, ни идолопоклонники. Истинно магометанский закон вот в чем заключается:

«Магометане не могут быть под властью неверных. Магометанин не может быть ничьим рабом и никому не должен платить податей, даже мусульманину.

«Кто мусульманин, тот должен быть свободный человек, и между всеми мусульманами должно быть равенство.

«Кто считает себя мусульманином, для того первое дело казават — война против неверных, а потом исполнение шарриата. Для мусульманина исполнение шарриата без казавата не есть спасение. Кто исполняет шарриат, тот должен вооружиться, во что бы то ни стало, бросить семейство, дом и не щадить [484] своей жизни. Кто последует моему совету, того Бог в будущей жизни с избытком вознаградит. Будучи под властью неверных или чьей бы то ни было, все ваши намазы (молитвы), посты, странствия в Мекку, самые жертвы бедным и чтение корана ничего не значат, а узы брака, вас связывающие, и ваши дети делаются незаконными.

«Народ! мы отвергнуты законами, мы гости в этом свете, мы все должны будем переселиться в настоящее наше место, чтобы там найти спасение.

«Вот что говорит пророк: тот мой мусульманин кто не щадит ни жизни, ни имения, ни семейства, кто исполняет волю корана и распространяет мой шарриат. Поступающий согласно моим повелениям станет на том свете выше всех святых, до меня бывших.

«Народ! клянитесь оставить свои прежние пороки и впредь, удаляться от грехов. Дни и ночи проводите в мечети, молитесь Богу с усердием, плачьте и просите Его, чтобы Он вас помиловал. Когда же настанет время вооружиться против неверных, о том я узнаю по вдохновению свыше и объявлю вам; но до тех пор рыдайте и молитесь.

«Я самый грешный человек в целом свете. Простите меня. Я уже отказался от всего мирского.»

Искра была брошена. Слова муллы Магомета подействовали вполне на умы невежественных его слушателей: толпы мужчин, женщин и даже детей толпились в мечетях, ожидая и приготовляясь к казавату, т. е. к войне с неверными, которая, спасая душу, сулила в будущем много добычи.

Вскоре, а именно в начале 1824 года, жадно ожидаемое слово казават громко стало произноситься мюридами в Яраге; ходя по улицам аула с деревянными шашками, они ударяли ими по встречавшимся предметам говоря: «мусульмане, казават! мусульмане, казават!»

Известие о наступлении поры для начала священной войны быстро облетело весь Дагестан и дошло до генерала Ермолова, бывшего тогда корпусным командиром на Кавказе. К сожалению, не было принято действительных мер против мюридизма, а по случаю затруднений в выдаче паспортов для путешествий в Мекку, что было вызвано тогдашними политическими обстоятельствами, мулла Магомет, выбрав доверенное от себя лицо — муллу Магомета, жителя аула Гимры, объявил муллам, [485] собравшимся у него с различных сторон Кавказа, следующее: «Именем пророка повелеваю вам: ступайте на свою родину, соберите народ, прочтите ему мои наставления, вооружитесь и идите на казават. Истребите врагов и освободите братий ваших, мусульман. Кто убьет врага или сам погибнет в битве, рай тому награда; если же вы убежите с поля сражения или через деньги и ложные обещания покорят вас, тогда ваши мечети будут обращены в церкви, вы будете навсегда прокляты, для вас нет спасения и бойтесь гнева Божьего. Вы живете в крепких местах, вы храбры. Один мусульманин должен идти против десяти неверных и не поворачиваться спиной к неприятелю. Кто так будет поступать, тот будет святым и вкусит все наслаждения рая. Вот ваши обязанности! На них благословляю вас, а тебя, мулла Магомет, назначаю газием.»

Газий значит ведущий священную войну, и, от присоединения этого слова к имени Магомета, последний известен у нас под именем Кази-муллы. Кази-мулла объявил себя имамом, т. е. главою церкви, и повсюду разослал в горы своих мюридов, разжигать воображение горцев. Пользуясь тем, что в то время Россия была в войне с Персиею и Турциею, что ей должно было послать войско в Польшу и вообще вследствие этого оставить на время Кавказ на втором плане, Кази-мулла привлек на свою сторону значительную часть лезгинских обществ. Некоторые шамхальские деревни, не признавшие его власти, были взяты и выдали аманатов. Переходя из одного общества в другое, действуя то убеждением, то силою, Кази-мулла соединил в одно целое большую часть демократических обществ и положил твердое основание теократии.

Успехи Кази-муллы были чрезвычайно важны. Из отдельных, слабых обществ, способных в прежние времена делать лишь незначительные, хищнические набеги на наши пределы, он образовал целый союз дагестанских племен, приучил их действовать совокупно. В 1832 году, после необыкновенно дерзких замыслов, как, напр., осады крепостей: Бурной, Внезапной и Дербента, толпы Кази-муллы были разбиты войсками генерала Вельяминова при Гимрах, а сам имам был убит и даже тело его брошено было мюридами на поле сражения. Однако, со смертью Кази-муллы дело, им начатое, не только не погибло, но даже приняло еще большие размеры. [486] Гамзат-Бек, сделавшийся вторым имамом, не будучи в силах продолжать дерзких набегов Кази-муллы на наши передовые линии, обратился против своих внутренних врагов, а именно против ханов аварских, все семейство которых, за исключением малолетнего Булач-хана, было истреблено Гамзат-Беком в 1834 году.

Между недовольными Аварцами составился заговор против Гамзат-Бека, который и был убит во время намаза в Хунзахской мечети. На место его является имамом Шамиль, с тех пор, в течение двадцати-пяти лет, управлявший лезгинскими племенами и враждовавший против России.

О происхождении Шамиля существует много разноречивых показаний. Мы удержимся от описания как его личности, так и первоначальной истории до смерти Гамзат-Бека, потому что точного и верного об этом сказать до сих пор ничего нельзя. Нет сомнения, что скоро узнаем мы все подробности, к чему, разумеется, будет способствовать жительство Шамиля в России. Впрочем, все известные до сих пор подробности как о происхождении Шамиля, так о его личности и образе жизни прекрасно изложены в статье «Шамиль и Чечня», помещенной в сентябрьской книжке «Военного Сборника» за 1859 год. Еще во время Кази-муллы, Шамиль был мюридом и приобрел большое доверие Гамзат-Бека. Говорят, что, будучи ранен в 1832 году при защите аула Гимры, Шамиль, нашел труп Кази-муллы и, поставив его сперва в положении молящегося, указал после правоверным на тело святого имама. Эта хитрость Шамиля возбудила в мюридах сильный фанатизм и послужила началом его возвышения. В избиении аварских ханов тоже, говорят, не обошлось без влияния Шамиля.

Честолюбивые замыслы Шамиля не давали ему покоя, и он, отдалившись от Гамзат-Бека, стал искать его гибели, которая должна была служить последнею для него ступенью к достижению неограниченной власти в Дагестане, т. е. к провозглашению себя имамом. В этих видах, Шамиль приготовил погибель Гамзата, участвуя в заговоре против него. При жизни Гамзата, Шамиль всячески показывал наружное уважение к аварским ханам и, участвуя в убийстве Гамзата, распускал слух, что мстит за ханов: этим он думал привлечь к себе Аварцев. Тотчас же по смерти Гамзат-Бека, [487] Шамиль, собрав партию мюридов, объявил себя имамом и начал с того, что, заняв аул Гоцатль, овладел в нем имуществом своего предшественника и приказал убить Булач-хана, боясь в лице его будущего мстителя за смерть аварских ханов, и тем привлекая к себе всех приверженцев Гамзата. Хотя власть Шамиля быстро возрастала, с каждым днем в Дагестане увеличивала число его приверженцев; но ему не удалось подчинить себе тогда же Аварии, которая в 1837 году была занята русскими войсками, выстроившими там укрепления. Однако, занятие сердца Дагестана нашими войсками не уменьшало власти Шамиля; напротив того, указывая на успехи Русских, Шамиль только разжигал фанатизм горцев и тем легче склонял их на казават или священную войну против нас.

Несмотря на взятие в 1839 году Ахульго, построенного Шамилем на переднем уступе Бетлитля между Андийским и Аварским Койсу, власть имама возрастала быстро.

Шамиль, ясно видя, что возбуждение религиозного фанатизма, могущее принести при случае пользу, не может служить постоянным орудием честолюбцу, желающему управлять кавказскими горцами, решился обставить себя такими людьми, которые в слепом ему повиновении видели бы для себя выгоду и старались бы поддерживать и распространять его власть, как единственное средство, упрочивающее вместе с тем и их влияние на народ.

Сверх того, ему необходимо было иметь всегда в своем распоряжении деньги для награждения своих приверженцев.

И то и другое было достигнуто Шамилем с необыкновенным успехом.

Для приобретения себе приверженцев, имам обратился к самому бедному классу населения. Он окружил себя бездомовниками, облек их в грозное звание мюридов и отдал в их распоряжение всю массу подвластного ему населения. Все признававшие власть Шамиля земли разделяемы были на наибства, состоявшие в полном ведении доверенного от имама лица, которое с званием наиба управляло всеми военными и гражданскими делами своего округа. Вся система администрации Шамиля, одинаковая для всех наибств, состояла в следующем. Наибства были разделены на участки, в каждом из которых управлял Мазун, при помощи муллы, разбиравшего [488] по шарриату гражданские дела; каждое же селение управлялось на тех основаниях, которые описаны были нами выше, т. е. в селениях дела решались или муллами и кадиями, или на мирских сходках по адату. Муллам строго внушено было привлекать народ к шарриату; а так как решения духовного суда были часто весьма жестоки и народ неохотно подчинялся приговорам мулл, то Шамиль образовал особое постоянное войско — муртазеков, собираемых по одному с десяти дворов. Муртазеки составляли правильную полицию, состоя в полном распоряжении мазуна и мулл, а в случай надобности они давали из себя кадры в полчища Шамиля, собиравшиеся иногда в огромных размерах: так, нередко приказываемо было явиться на сборные пункты, верхами, всем тем, которые владели парою волов или ослов.

Мазуны и муллы решали все гражданские дела, когда за них виновный не подвергался смертной казни; приговоры свои приводили в исполнение муртазеками. В случаях важных дело доходило до наиба, который имел право наказывать смертью, руководствуясь особыми, составленными Шамилем правилами.

Скажем несколько слов о шарриате Шамиля, руководствуясь в этом случае словами одного из кавказских офицеров, бывшего долгое время в плену у Шамиля.

«Из многих узаконений Шамиля, перечислять которые было бы и долго и затруднительно, обратим внимание на следующие: выбор главных телесных наказаний во всех случаях ограничивается 49 ударами прутом в 3/4 аршина длины и в палец толщины; удары производятся не снимая рубашки и шаровар по всему телу от плечей до икор. Смертная казнь, положенная за побег к неприятелю, измену и шпионство, производится усечением головы топором, имеющим форму полумесяца, насаженным на деревянной рукоятке, или же ударом железной булавы с острием на конце. Каждый палач имеет право на одежду казненного, а потому из числа мюридов всегда много охотников к исполнению такой милой должности. Что касается до наших беглых солдат, свершивших в горах преступления, тех наказывают жестоко и как попало.

«Виновные, часто в избежание наказаний, переходят от одного наиба к другому, а после истечения некоторого [489] времени или по смене наиба свободно возвращаются на свои прежние места.

«Употребление крепких напитков и табаку, — словом, всего, что отвлекает мысль от Аллаха, строжайше запрещено.

«Дабы, по причине беспрерывной войны, народонаселение не уменьшалось, необходимость заставила посредством закона принуждать беднейших жителей жениться и выходить замуж насильно. Вступающие в супружество с девушкою обязаны родителям или, за неимением их, ее родственникам, заплатить три рубля сер. за воспитание невесты; а ей самой должны купить рубашку, шальвары и платок, для свадебного же праздника доставить барана. Само собою разумеется, что все эти издержки имеют место, когда состояние жениха позволяет исполнить статьи закона. В противном случае свадьба обходится и без этого. В случае, если муж пожелает прогнать жену свою, должен заплатить ей двадцать рублей или дать две коровы. Часто, однако, муж выгоняет жену, не давая ей ничего. Жена, своевольно оставляющая мужа, возвращает ему свадебные подарки и издержки, исключая того случая, когда причиною оставления мужа есть доказанная и необъявленная им до свадьбы физическая неспособность к супружеству.

«Женщина, вступающая во второй брак, теряет значительно в цене. Дети, рожденные от пленной женщины, во всем зависят от отца. Все вышесказанное относится до браков по собственному желанию жениха и невесты; кроме того, есть еще браки насильственные. Наиб ежегодно осматривает в своих аулах молодых людей, достигающих зрелого возраста, и устраивает свадьбы, сажая не соглашающихся на брак в ямы и делая им другие наказания, по своему усмотрению.

«Рано или поздно, но согласие изъявляется, и за ним следует брак. Брачные церемонии производятся не в мечетях, а в саклях. Вместо жениха и невесты достаточно бывает послать свидетеля. На этом основании и почти никогда невесты не бывает при обряде. Мулла, взяв за руки жениха, читает молитву, повторяемую женихом и невестою или их свидетелями. Присутствующие во время церемонии сидят на корточках, держа указательные пальцы на коленях. Свежие бараньи курдюки и вообще баранина, разнообразно приготовленная, составляет угощение для мужчин; женщинам остаются кости и [490] объедки, которыми они должны удовлетворяться, не садясь никогда при гостях за общий семейный стол.

«Преступная связь женщины незамужней наказывается лишением жизни, если только до окончания срока ее беременности никто не захочет взять ее в жены. Наказание за прелюбодеяние женщин замужних предоставляется их мужьям и обыкновенно оканчивается побитием каменьями или затоптанием неверной. Обольститель наказывается смертью, исключая того случая, когда обольщенная им жертва девушка и когда он женится на ней.

«При каждом наибе должен был находиться еще кадий, или судья; но это было лицо мертвое, призрак отделения судебной власти от административной, ибо, как я сказал выше, наиб имеет полную власть окончательно решать участь виновных и награждать достойных; замечу мимоходом, что первое чаще всего исполняется не как справедливое возмездие за преступление, а как прихоть наиба.»

Для решения важных дел учрежден был общий верховный суд в местопребывании Шамиля из лиц, к нему приближенных.

Для исполнения распоряжений наиба, при нем состояло от ста до трехсот мюридов, в виде почетной стражи. Мюриды, начальствуя сотнями, пятьюсотнями и тысячами в ополчениях, составляли, вместе с муртазеками, основание шамилевых скопищ.

Облеченные полною властью наибы, для того, чтобы укрепиться на полученных ими местах и вполне управлять вверенными им областями, прежде всего, разумеется, решились избавиться от влиятельных людей в обществе. Клеветою и несправедливостью многие из них были подвергнуты казни, а другие поневоле подчинились новому порядку вещей. Мюриды, рыскавшие по всем направлениям, составляя очи и уши наибов, сделались страшным бичом свободных кавказских горцев, и Шамиль, при помощи такой администрации, держал Чечню и Дагестан, что называется, в ежовых рукавицах.

Что касается до денег, то их Шамилю легко было достать. Он образовал казну шарриата, в которую поступали: 1) закат, или десятая часть доходов частного лица; 2) хамус, или пятая часть награбленного в набегах имущества; 3) все [491] выборочные имения; имущество бежавших и казненных; все достояние наибов, смененных за злоупотребления. Казна эта хранилась у Шамиля, под наблюдением особых счетчиков!

Наибы пограничных с нами областей имели полное право делать по своему усмотрению набеги, собирая для того временные ополчения, воины которых должны были брать с собою, на назначенное время, продовольствие. Мюриды же получали содержание и одежду для себя и семейства, а также провиант для лошадей на счет казны шарриата, из которой отпускалось им и небольшое жалованье, по усмотрению наибов, доходившее до трех руб. сер. в месяц. В войске Шамиля наружный порядок поддерживался обыкновенно до начала боя мюридами, которые с подчиненными им воинами строились особыми отделениями; во время же дела мюриды только направляли удары толпы, жестоко осыпая ополченцев ударами нагаек, а иногда и картечью поставленных сзади орудий. Однообразия в форме не было даже и между мюридами, которые отличались только белою повязкою на чалме; команда при орудиях, под управлением наших перебежчиков, и особый русский батальон из беглых, состоявший при Шамиле, имели вид правильно организованного войска. Эти беглые, составляя стражу Шамиля, были поселены особыми слободами, как в Дарго, так и в Ведене. Орудия Шамиля были большею частью взятые им в наших укреплениях в 1843 году, но также были и собственного горского приготовления.

_____________________________________________________

В 1839 году все кавказские горские племена, населяющие восточную половину Кавказских гор, Чеченскую и Кумукскую плоскости, не только были покорны нашему правительству, но по большей части даже платили с каждого дыма известную подать. Положение наше на Кавказе казалось весьма прочным; между тем, весь край был накануне восстания. Крутые меры некоторых начальников наших передовых линий и особенно отобрание у Чеченцев оружия восстановили против Русских массу горского населения и были причиною необыкновенного возвышения власти Шамиля, который, ловко воспользовавшись обстоятельствами, в 1840 году поднял Чечню, а в 1843 году отторгнул от нас Аварию и многие другие общества Северного и Среднего Дагестана. Окончательное замирение восточной [492] половины Кавказа, казавшееся в то время столь близким, отодвинулось назад; наши войска отошли за главную линию по Тереку и внутрь Дагестана за правый берег Сулака и Казикумыкского Койсу, и вновь пришлось завоевывать впереди лежащую страну, на первоначальное приобретение которой употреблено было много трудов в течение слишком тридцати лет.

Потеря была весьма важна для нас; но события 1843 года, описанные подробно в помещенной в «Военном Сборнике» статье г. Окольничего «Перечень последних событий в Дагестане» (См. №№ 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й в 6-й «Военного Сборника» за 1859 год), к сожалению, приняты были за временную оплошность с нашей стороны и отнесены к случаю, тогда как они были прямым следствием невыгод той системы, которой держались тогда для покорения Кавказа. Не думая изменять образа действий, хотели, во что бы то ни стало, возвратить утраченные земли и одним ударом сокрушить могущество Шамиля. В бесплодных попытках прошло еще два года, кончившихся в 1845 году неудавшимся движением в Дарго, подробности которого, а равно и обстоятельства, ему предшествовавшие, объяснены нами в статье нашей «Поход 1845 г. в Дарго», помещенной в майской книжке «Военного Сборника» за настоящий год.

Неудачи 1845 года заставили обратиться к постепенному и прочному занятию Чечни, обладание которою составляло ключ к водворению нашей власти в самых недрах гор.

Занятие плоскостей Чечни шло медленно — четырнадцать лет, а именно с 1845 по 1859 год; но оно прочно и, как мы видели уже, повело к окончательному покорению всей восточной половины Кавказа от военно-грузинской дороги до Каспийского моря.

Устройством Буртунайского укрепления в Салатавии, занятием Верхнего Аргуна и Веденя были приготовлены не только все средства для беспрепятственного вступления наших войск в горы со стороны Чечни и Северного Дагестана, но обеспечены их сообщения и способы продовольствия. То же самое было сделано для войск Лезгинской кордонной линии, занятием Дидо, Иланхеви и других обществ южной части Нагорного Дагестана.

Пользуясь этими передовыми пунктами, предположено было произвести одновременное нападение на долину Андийской [493] Койсу, главную позицию горцев, с фронта и обоих флангов, а именно направить три главные отряда: Чеченский, под начальством генерал-адъютанта графа Евдокимова, из 15 батальонов пехоты, 2-х эскадронов драгун, 12 сотен иррегулярной конницы, при 20 орудиях, к средней части течения этой реки, чрез Андию в Технуцал, куда также направлена особая боковая колонна из Аргунского ущелья через Чаберлой; Лезгинский, под начальством генерал-майора князя Меликова, из 11 1/2 батальонов пехоты, одного эскадрона драгун, 1 1/2 сотни козаков и 14 сот. милиции, при 12 орудиях, через Дидо и Иланхеви, перейдя снеговой Богосский хребет, в Ункратль и Богулял; Дагестанский, под начальством генерал-адъютанта барона Врангеля, из 11 батальонов пехоты, 4-х эскадронов драгун, 9 сот. иррегулярной кавалерии, при 16 орудиях, через Гумбет к южной части Койсу.

Следствием этого концентрического движения наших войск было быстрое, даже для нас, так скоро неожиданное падение всех оплотов власти Шамиля и наконец плен самого имама.

Если припомним направление в 1845 году Чеченского и Дагестанского отрядов от крепости Внезапной и укрепления Евгениевского к Буртунаю, Самурского отряда на Чох и далее на Кара-Койсу и наконец Лезгинского отряда в Анкратль (См. «Поход 1845 года в Дарго». «Военный Сборник» 1859 г. №5, стр. 18 и 19), то легко убедимся, что в настоящем году, для овладения горами Дагестана, был задуман совершенно тот же план, который приведен в исполнение в 1845 году князем Воронцовым как тогда, так и теперь, в горы направлены были с разных сторон концентрически-сильные отряды. Отчего же следствием движения князя Воронцова в 1845 г. было несчастное отступление наших войск, а движение князя Барятинского повело к быстрым, блестящим и прочным успехам? Ответ понятен: на войне удавалось, удается и будет удаваться только то, что соображено с обстоятельствами времени и места, это великое, вечное правило, которым руководствовались все военноначальники, превосходно выказало свое влияние на ход дел в походах 1845 и 1859 годов. Князь Воронцов, направляясь в горы, должен был, одновременно с движением вперед, обеспечивать свои сообщения и дробить войска для [494] устройства правильного их продовольствия; значительные его силы были раздроблены, и, не имея возможности устроить свои сообщения, не обезопасив тыла, князь Воронцов не мог овладеть и впереди лежащими горами, движение куда было рано задумано и не было соображено с положением наших военных учреждений в Чечне. Князь Барятинский тоже двинул одновременно и концентрически войска свои в горы; но движение их, вытекая из правильного военного занятия Чечни, повело за собою окончательное покорение гор.

Вся вероятность успеха действий 1845 года основана была на перевесе над горцами значительного числа войск, собранных в восточной части Кавказа; движение же князя Барятинского, заранее подготовившего себе успех предшествовавшими действиями, было торжественным вступлением в крепость, через передовые постройки и главную ограду которой сделаны были удобные входы.

Проведя параллель между действиями наших войск в 1845 и 1859 годах, посмотрим, какие меры были приняты Шамилем для противодействия нашим войскам.

После оставления Веденя, а вслед за ним и всей Чечни во власть нашим войскам, Шамиль устроил себе укрепленное местопребывание в ауле Килятль, на левом берегу Андийского Койсу, в гумбетовском обществе; в этом укреплении было тринадцать орудий и находился Шамиль с своим семейством. Весь правый берег Андийского Койсу был занят завалами; в случае наступления наших войск на Саргытлохский мост, его должно было взорвать. Казы-Магома, сын Шамиля, с партиею наблюдал за дорогою из Технуцало.

К стороне Северного и Среднего Дагестана находились укрепленные пункты: Бурундук-Кале — по дороге от Темирхан-Шуры к Иргонайской переправе через Аварское-Койсу; Улу-Кале, или Кикуны, по дороге от Аймякинского укрепления в Аварию и, наконец, Чох по пути из Кумуха в Андалял.

К стороне Лезгинской кордонной линии и южного Дагестана главным укрепленным пунктом был Ириб, где находился зять Шамиля, бывший элисуйский султан Даниель-Бек. В Ирибе было 9 пушек и большой запас продовольствия, снарядов и пороху. [495]

Кроме того, Шамилем сделаны были распоряжения об укреплении Гуниба и снабжении его продовольствием. Шамиль уже догадывался, что ему придется искать себе убежища на неприступной скале, а не между преданными ему племенами, на которых плохо было ему рассчитывать.

В половине июля Шамиль приказал всем жителям обществ, лежащих по левому берегу Андийского Койсу, собрать свои семейства в Килятль и Ичичали, а стада их были угнаны тогда же на правый берег реки.

Главный удар горцам должен был быть нанесен в самых недрах гор Дагестана, со стороны Аргунского ущелья, Веденя, Буртуная и Лезгинской, а потому предварительно движения войск приступлено было к проложению удобных дорог по главным направлениям горы.

С 21 июня, Чеченский отряд занимался исправлением дороги от Таузеня к Веденю, которая от беспрерывных дождей сделалась едва проходимою; тогда же началась разработка дороги от Веденя на Андийский хребет. Эта трудная работа была окончена менее, нежели в две недели, и дорога оказалась удобною для движения артиллерии.

К 14 июля, весь Чеченский отряд сосредоточился у озера Япи-ам, и в тот же день к нему прибыл главнокомандующий. Дагестанский отряд все это время занимался разработкой колесной дороги от Буртуная до Мичикале и устройством там укрепленного вагенбурга; а Лезгинский, сосредоточившись, 5 июля, на урочище Чельтистави, 6 двинулся в Дидойское общество, где он до 18 июля занимался разработкой дорог и просек по направлению к Иланхеви, устройством вагенбурга с месячной пропорцией продовольствия и рекогносцировкой местности. При движении отряда на высоту, бешодидойские селения: Цибаро, Ицрахо, Ретло, Кемеши и Чамахо, принесли покорность нашему правительству и выдали аманатов.

Одновременно с этими действиями Тушинский отряд из 2 бат. Рязанского полка, при 4 горных орудиях и 5 сотнях милиции, разработал дорогу от с. Дикло до Хушетии, обезопасив это недавно покоренное общество занятием укрепленных башен и совершенным заграждением в него доступа из Ункратля, к 23 числу должен был присоединиться к Лезгинскому отряду. [496]

С прибытием князя Барятинского к действующим войскам начались движения наших отрядов.

Действия наших войск мы разделим на два периода: первый — от прибытия главнокомандующего до 2 августа, т. е. до изъявления покорности нашему правительству всех племен, обитающих между военно-грузинской дорогой и берегами Каспия, и второй — к которому отнесем собственно действия против Шамиля и взятие Гуниба.

Первый период действия.

Чеченский отряд (1-й и 2-й бат. лейб-гренадерского Эриванского полка; 1-й бат. Грузинского гренадерского полка; 1-й бат. 3 и 5 стр. роты Тенгинского пехотного полка; 4-й бат. Навагинского полка, 2-й и 3-й Куринского; 2-й и 3-й бат. Кабардинского полков; три роты 20-го стрелкового бат.; 4-й бат. Ряжского полка и сводный линейный бат. трехротного состава; рота сапер № 2-го бат.; 1-й див. Нижегородского драгунского полка; две сотни Моздокского козачьего полка; две Гребенского, две 1-го и две 2-го Сунженских полков; сотня Донского № 66-го и сотня № 76-го полков; сотня Назрановской и сотня Осетинской конной милиции, 6-ть орудий горной № 4-го батареи и горный взвод легкой № 6-го бат.; четыре полупудовых мортиры и восемь ракетных станков) сосредоточился, как сказано выше, у озера Япи-ам, к 14 июля.

15 июля, главнокомандующий, со всей кавалерией отряда, произвел осмотр дорог в Андию и местности около озера Эзеньам, или Ретло, под прикрытием авангарда Чеченского отряда, из 4 бат., 4 сотен кавалерии и 3 орудий, под начальством генерал-майора барона Николаи.

Неприятельские пикеты, занимавшие перевал через горы в Андию, с приближением наших войск, сделали сигнальный выстрел и скрылись.

«Андия и окружающие ее четыре аула, как доносит князь Барятинский, были в огне; Шамиль зажигал все деревни на левом берегу Койсу и силою угонял жителей на правый берег. Погода была прекрасная, и все окрестности были видны на далекое расстояние: Андийские ворота, дорога от них в Андию, отсюда в Дарго и другие, по которым двигался отряд князя Воронцова в 45 году, и некоторый места, на которых происходили тогда дела с неприятелем, — все это обозначалось весьма ясно. Правее виднелась гора Килятль, увенчанная новым укреплением Шамиля, возведенным после падения Веденя; еще далее, уже менее ясно, рисовались высоты Аварии.» [497]

16 числа таким же образом осмотрены были дорога в Ичкерию; а на другой день (17 июля) весь отряд присоединился к своему авангарду у озера Ретло, оставив на прежней позиции у озера Япи-ам три роты пехоты, 2 сотни козаков и 4 легких орудия (части эти прибыли 16 числа из Веденя), как промежуточный этап.

У Ретло Чеченский отряд усилился двумя батальонами, сотнею козаков, двумя орудиями и двумя сотнями милиционеров. Войска эти составляли особый Чаберлоевский отряд, который еще весною был выдвинут на горы за р. Шаро-Аргун, для прикрытия чаберлоевских аулов, покорившихся в 1858 году. Расположение Чеченского отряда у озера Ретло окончательно обеспечило от покушений Шамиля верховья Аргуна; а потому Чаберлоевский отряд получил приказание перейти к Ретло, что и исполнил 17 июля, пройдя без выстрела через общество Чаберлой и аул Мукажой. Места эти в первый раз посещены нашими войсками. Находясь с весны за Шаро-Аргуном, Чаберлоевский отряд не только прикрывал верховья Аргуна, но способствовал переселению к нам всех чаберлоевских аулов, расположенных на северо-западном скате гор, обращенных к Аргуну.

От цели действий — долины Андийского Койсу — Чеченский отряд, стоявший у озера Ретло, был отделен обществом Технуцал. 18 июля было употреблено на усиленную рекогносцировку дороги в Технуцальское общество, через горы Гаркалай-Лам, отрядом из 3 1/2 бат. пехоты, 4 горных орудий и всей кавалерии, под начальством генерал-майора князя Дадиана. Все окрестности были разорены; среди развалин обгоревшего аула Гой стояла пощаженная пламенем башня, с изображением креста на ее стене. Подобные признаки некогда бывшего в горах христианства разбросаны по разным частям Кавказа (На левом берегу Кубани, около устья р. Шони, до сих пор сохранился превосходный христианский храм, на высокой обрывистой скале. Изображение этого замечательного памятника древней архитектуры помещено в атласе, приложенном к известному сочинению Дюбуа-де-Монпере — «Voyage autour du Caucase» etc) и дают надежду, что со временем племена эти, отторгнутые от христианской семьи вновь, обратятся к прежней вере, не совсем еще изглаженной из их обычаев магометанством, внесенным в горы, во время владычества на Кавказе Персиян и Турок. [498]

Что касается до опустошения Шамилем горных обществ, то это оставалось ему единственным средством удержать на некоторое время в покорности эти племена — мера крайняя, потому что она еще более озлобляла против него партию недовольных его деспотическим правлением; но другого средства не было. Той же самой системы Шамиль держался и в 1845 году, чем самым лишил князя Воронцова продовольствовать войска в Андии.

Во время рекогносцировки Технуцала, после продолжительного подъема — говорим словами донесения — с высокого обрыва открылся вид на долину Андийского Койсу, в которой расположены технуцальские аулы; далее видны были Карата и другие аулы вверх по течению Койсу. Нигде не заметно было особого движения; только в ближайшем к нам ауле, Тандо, стояла партия мюридов, с четырьмя значками.

Высота, на который расположился главнокомандующий, давала возможность осмотреть все окрестности и поверить их с картой. Тут видны были все дороги, ведущие в долину Койсу из Шатоя, Чаберлоя, Караты, Аварии, Андии и Богуляла. Множество аулов, окруженных террасами полей и зеленью садов, и завалы над обрывами правого берега Койсу у переправ; далее — целая масса хребтов и отдельных высот, нагроможденных одна на другую, и мрачные трещины, обозначающие течение горных рек.

Между тем, войска занимались разработкою дорог, а 19, 20 и 21 чисел возводили в лагере при озере Ретло три земляные редута для прикрытия провиантского склада, здесь учрежденного, под наблюдением двух батальонов Ряжского и одного Тенгинского — полков.

Остальные затем войска, 22 июля, пошли далее и, авангардом своим из 3 батальона Кабардинского пехотного полка при двух орудиях и части милиции, заняли брошенный неприятелем аул Тандо. Чаберлоевская милиция, присоединившаяся к Чеченскому отряду у Ретло, ударила на бежавшего из аула неприятеля и, в первый раз действуя против своих соплеменников, отбила у них несколько тел и лошадей.

От аула Тандо, где расположился лагерем весь Чеченский отряд, спуск к Андийскому Койсу весьма крут; а потому войска немедленно занялись разработкою обходной дороги к [499] переправе, противоположная сторона которой была занята горцами, под предводительством сына Шамиля Кази-Магомы.

Одновременно с действиями Чеченского отряда начато было движение Дагестанского отряда. Действия этого последнего при переправе через Андийское Койсу так замечательны, по преодолению предстоявших нашим войскам трудностей, что мы, для сохранения малейших подробностей блестящего подвига Дагестанского отряда при овладении им переправой через Койсу, приведем здесь часть рапорта генерал-адъютанта барона Врангеля к главнокомандующему кавказскою армиею, от 24 июля (1-й, 2-й, 3-й и 4-й батальоны Апшеронского полка; 2-й, 3-й и сводный батальоны Дагестанского; 2-й, 3-й и 4-й Ширванского; 21-й стрелковый батальон; рота сапер № 1-го бат., два дивизиона северских драгун, сборная полусотня донских козаков, 6 сотен Дагестанского конно-иррегулярного полка, две сотни конной милиции; 12 горных орудий № 5-й и 6-й батарей, два полевые орудия и две полупудовые мортиры).

До начала июля — доносит генерал-адъютант барон Врангель — войска Дагестанского отряда продолжали готовиться к предстоящему совокупному и одновременному с войсками Левого крыла движению в долину Андийскому Койсу. Таким образом, весь июнь месяц прошел в разработке дорог по Салатавии и в стягивании к Буртунаю, с плоскости, провианта, артиллерийских инженерных запасов.

По полученным от лазутчиков сведениям, Шамиль укрепил многие из пунктов Гумбета, испортил дороги и призвал к оружию весь край; а чтобы еще вернее иметь Гумбетовцев в своих руках, он приказал им отправить свои семейства и стада в Аварию, что и было последними исполнено. Главнейшая позиция Шамиля в Гумбете была Килитлинская гора, мало доступная и сильно укрепленная.

Согласно предначертаниям главнокомандующего, общее движение колонн на Андийское Койсу должно было начаться в половине июля. Имея это в виду, а равно и то, что Буртунай, при сказанном движении, уже не мог служить непосредственным складом для продовольственных и военных запасов, решено было устроить укрепленный вагенбург при Мичикале, как в пункте, наиболее удовлетворяющем условиям предстоящего движения и важном на случай снабжения запасами войск Чеченского отряда.

Вследствие этого, 3 июля, начальник Дагестанского отряда [500] приказал генерал-майору Ракуссе, с 5 сотнями Дагестанского конно-иррегулярного полка, тремя ширванскими батальонами, при шести горных единорогах № 5 батареи, занять Мичикал, что и было благополучно и без потерь исполнено. Бывшие на мичикальских завалах Гумбетовцы, при появлении наших войск, быстро отступили к Мехельте.

Сосредоточение отряда в Мичикале представляло важные выгоды в военном отношении. Отсюда отделяются дороги по трем направлениям: к Аргуани через Анчимеер, к Мехельте и к Андийским воротам. Неизвестность, какое из этих направлений будет нами избрано, принудила неприятеля раздробиться и, как будет изложено ниже, дозволила нам беспрепятственно занять крепкое по местоположению село Аргуани.

В Мичикале получено было положительное приказание главнокомандующего перейти к Аргуани и занять Чиркатскую и Сагрытлосскую переправы. Вследствие этого, оставив два батальона при 8 орудиях, дивизионе драгун и двух сотнях конной милиции, для прикрытия вагенбурга и сообщении его с Буртунаем, 14 числа, на рассвете, Дагестанский отряд выступил через Анчимеер к Аргуани, с 9 1/4 батальонами, при 8 орудиях, дивизионе драгун, 1/2 сотне донских козаков и 8 сотнях местной конницы. С вершины Анчимеера, конница отряда, поддержанная 21 стрелковым батальоном, быстро спустилась на чиркатскую дорогу, в обход Аргуани, и тем заставила засевшего тут неприятеля немедленно очистить селение.

В Аргуани резче обнаружились те затруднения, которые могли быть встречены отрядом, если б он избрал путь 1839 года, пролегающий от бывшего укр. Удачного сначала по ущелью, а после пред самым селением через глубокую балку, откуда засевший в саклях неприятель, без сомнения, нанес бы нам чувствительную потерю. Между тем, как движение отряда из Мичикаля через Анчимеер и занятие самого селения (единственно доступного с этой стороны) стоило нам двух раненых всадников Дагестанского конно-иррегулярного полка.

Сделав в Аргуани двухчасовой отдых, генерал-адъютант барон Врангель немедленно направил передовую колонну (3 1/4 батальона, два орудия и три сотни конницы), под начальством генерал-майора Ракуссы, на Сагрытловскую переправу, с тем, чтобы, если возможно, захватить ее. Войска, [501] уже сделавшие трудный переход через Анчимеер и неся на руках заранее приготовленный мост (мост был приготовлен в Буртунае на ширину реки в три сажени), ускоренным маршем прошли крайне-трудное десятиверстное расстояние, разделявшее переправу от Аргуани, и к вечеру достигли Койсу. Но здесь осмотр, произведенный охотниками под огнем неприятеля, засевшего на противоположной стороне в завалах, показал полную невозможность тотчас же приступить к настилке моста.

У Сагрытло, Койсу течет в глубоких отвесных скалах, доступ к которым повсюду возбранен природою. Единственное, возможное для переправы место (где у горцев был мост и где река суживается от 1 1/2 до 2 сажен) находилось под сильным ружейным огнем завалов, устроенных на противоположном берегу, в виде крытой галереи в несколько ярусов, перпендикулярно спускающейся к течению реки. Как мост, так и тропинка, ведущая к нему с нашего берега, были совершенно сорваны горцами.

Подробный осмотр берега, совершенный 15-го числа, с крайнею опасностью, под выстрелами, еще более утвердил в невозможности, без продолжительных осадных работ, овладеть местом бывшего сагрытлосского моста, ибо, независимо описанной крытой галереи, по всему берегу реки была устроена другая, из толстого тесаного камня, с бойницами и раскрыть которую для действий нашей артиллерии не представлялось возможности, так как спуск с берега на реку был подорван, отвесно на высоте семи сажен.

Между тем, неприятельские партии постепенно прибывали и заняли крепкие места за гребнем высот левого берега; в свою очередь, отряд генерал-майора Ракуссы был усилен 2-м Ширванским батальоном, двумя горными единорогами № 6-го батареи и двумя полупудовыми мортирами. Решено было испытать переправу в полуверсте ниже Сагрытлосского моста, где хотя река и имеет в ширину более 15 сажен, но зато доступы туда были гораздо свободнее, и неприятель, не полагая, чтобы могли мы здесь что-либо предпринять, имел против этого пункта отдельный пост из 20 человек, засевших за кручею берега в пещере.

В ночь на 16-е число, по всему протяжению занятого берега были насыпаны завальчики, в которых поместились густою [502] цепью стрелки от Дагестанского полка и 21-го стрелкового батальона; а против пещеры, на выгодном месте, устроили батарею из трех единорогов. Таким образом, правый берег совершенно находился под перекрестным огнем, что подало возможность не допустить неприятеля усилить засевших в пещере горцев, а равно последних — покинуть свою позицию.

16-го числа, мюриды в пещере, видя себя отрезанными, решились покориться, просили пощады и даже вызвались укрепить канат на своем берегу; но канат, при многих попытках, оказалось невозможным перебросить, а потому были вызваны охотники, дабы вплавь перенести бечевку. Вызвалось несколько человек из Дагестанского полка и 21-го стрелкового батальона. Некоторые из них не доплыли (юнкер Дагестанского полка Агаев, который, после первой попытки, вторично бросился в Койсу и снова был прибит силою течения к нашему берегу), один утонул, а двое, именно Дагестанского полка рядовой Кочетков и юнкер Шпейер, кидаемые буранами со скалы на скалу, достигли правого берега и успели укрепить там канат.

Когда замирившиеся горцы увидели, что переправа до некоторой степени приобретает действительность, но все еще не полагая, чтобы она могла совершиться ранее следующего дня, тотчас же изменили свое намерение и, снова засев в пещеру, открыли по нас огонь. Несколько пущенных туда гранат и сильный огонь нарезного оружия заставили изменников попрятаться вглубь пещеры, чем была отнята у них возможность вредить нам более значительно. Переправившиеся на ту сторону Кочетков и Шпейер укрылись за каменьями шагах в 50 от пещеры; а пройти к ним и истребить их не дозволял мюридам огонь наших стрелков.

«Вслед за сим, к натянутому через реку канату была привешена деревянная люлька, посредством которой нашлись охотники из офицеров, солдат и всадников Дагестанского конно-иррегулярного полка перебраться на ту сторону. Через час столь трудной и неудобной переправы, под выстрелами мюридов из пещеры, собралась на том берегу команда из 42 человек, которая, имея впереди себя хорунжего Дагестанского конно-иррегулярного полка Кайтуки-Тюлевова, прапорщика 21-го стрелкового батальона Туркестанова и юнкера конно-иррегулярного полка Алхаза-Гусейнова, вскарабкалась по [503] скалам до пещеры, несмотря на сильный огонь, ворвалась в нее и истребили всех ее защитников, за исключением одного, сдавшегося военно-пленным.

«Таким способом завладели мы противоположным берегом. Оставалось сладить с бешеною рекою; но все усилия сделать сколько-нибудь безопасною переправу для войск на этот раз оказались тщетными против ширины реки и против стремительности потока. В это время дежурный штаб-офицер подполковник Девель предложил свое средство устроить веревочный мост на манер морских плетенок.

Между тем, неприятель, в течение 17-го числа, значительно усилился, и весь правый берег покрылся значками. Но горцы, наученные опытом предшествовавшего дня, скрывались в своих блиндажах и за буграми; перестрелка происходила только на самой переправе, против которой, на горе, неприятель, успел устроить ночью несколько сомкнутых завалов; в то же время два неприятельские орудия, поставленные выше по реке, на высоте, целый день стреляли гранатами в наш лагерь. Расстояние было так велико, что наша артиллерия не отвечала им, дабы не тратить напрасно зарядов.

В пещере, занятой накануне горцами, оставались наши охотники; вся неприятельская сторона против переправы обстреливалась таким перекрестным огнем стрелков и артиллерии, что неприятель хотя и вредил огнем своим, но не мог оказать сильного сопротивления переходу наших войск. Тем не менее, у нас все еще не существовало сообщения с правым берегом, кроме одного переброшенного каната, по которому успела переправиться команда охотников Дагестанского полка, под начальством штабс-капитана Исайского, а к неприятелю беспрерывно прибывали новые подкрепления.

Надо было в этот же день стать твердою ногою на другой стороне: иначе, горцы, при своей многочисленности, могли бы в продолжение ночи преградить нам переход слишком сильными завалами.

Устраивавший переправу подполковник Девель превзошел все ожидания. Из коновязей и других веревок был сплетен мост в 13 сажен длиною; с нашей стороны была возведена плотина на две сажени, и, несмотря на огонь неприятеля с горы, постоянно усиливавшийся в продолжение работы, к двум часам пополудни подполковник Девель успел [504] перекинуть веревочный мост через реку. Переходить можно было только поодиночке; но по расчету времени должно было надеяться перевести к рассвету достаточное число войск, чтобы с уверенностью атаковать неприятеля под прикрытием нашего огня с левого берега, а потому генерал-майор Ракусса приказал 2-му и сводному батальонам Дагестанского полка и роте 2-го бат. Ширванского полка переходить на тот берег.

К рассвету 18-го числа, собралось на правом берегу только 8 рот Дагестанского полка. После чрезвычайных усилий двух предшествовавших дней, победив последнее препятствие, долго казавшееся неодолимым, войска наши были так одушевлены, что генерал-майор Ракусса решился идти на штурм с 8 ротами. С восходом солнца, роты были на неприятельских завалах и нашли их брошенными: горцы бежали ночью.

Как скоро мы овладели правым берегом, тотчас же приступлено было к устройству моста на Сагрытло, где висящие над бездною скалы сближаются на пять аршин. Главное затруднение в этой работе состояло в том, чтобы открыть с левого берега спуск через скалу, взорванную горцами на высоте семи и на протяжении десяти сажен.

Подполковник Девель пристроил к скале, из материалов, найденных в завалах, деревянный сруб, и сообщение открылось.

Невзирая на трудность, с которою была устроена и совершена переправа, и на присутствие огромных неприятельских партий, потеря наша весьма незначительна, что должно отнести к искусству, с которым были расположены и скрыты завалами левого берега наши стрелки. В течение четырех дней у нас выбыло из строя: в Дагестанском полку убит 1, ранено 29 рядовых; в 21 стрелковом батальоне ранено 7 рядовых (утонуло, сверх того, 2); во 2 бат. Ширванского полка ранен 1, в горной № 6 батарее ранен 1 рядовой; в Дагестанском конно-иррегулярном полку убит 1 и ранено 10 всадников.

Лошадей убито 17; выпущено артиллерийских зарядов 130 и патронов 59,427.

Потеря неприятеля гораздо значительнее, и, кроме 20 мюридов, вырезанных в пещере, он ежедневно терял убитыми и ранеными от меткого действия нарезного оружия, и из [505] лагеря нашего видны были трупы, валявшиеся в разбитых артиллериею завалах (Из числа особенно отличившихся при занятии переправы через Койсу, командир Дагестанского полка полковник Радецкий, дежурный штаб-офицер штаба войск Прикаспийского края подполковник Девель, 1-го Кавказского саперного батальона подпоручик Иванов и Конноиррегулярного полка хорунжий Кайтуки-Тюлевов награждены орденом Св. Георгия 4-й степени. Генерал-майор Ракусса получит орден Св. Анны 1-й степени, с мечами).

В то время, как генерал-адъютант барон Врангель с главными силами Прикаспийского края двинулся к Андийскому Койсу, помощник его, генерал-майор Манюкин, с отрядом из 2 1/2 батальонов, при 2 орудиях, 9 сотнях конной и 7 сотнях пешей милиции, 14-го числа выступил из Темир-Хан-Шуры на перевал Койсубулинского хребта и на следующий день, будучи задержан разработкою дороги, с авангардом прибыл к бывшему нашему укреплению Бурундук-Кале, с 1843 года бывшему во власти горцев. Здесь он присоединил к себе отряд генерал-майора князя Тархан-Мауравова из 8 рот Самурского полка, дивизиона драгун, взвода горных единорогов и 3 сотен конной милиции. Неприятель, в числе 20 человек, засел в крепкой башне, защищающей узкий и единственный проход к Ирганаю, заложенный, сверх того, крепкою каменною стеною.

Обходного движения в тыл завала оказалось невозможным предпринять, и потому генерал-майор Манюкин устроил батарею из 2 горных единорогов (легкие орудия в это время еще спускались), которые после нескольких удачных выстрелов открыли в башне брешь. Вслед за тем, назначенные заблаговременно, три спешенные сотни милиции (2 шамхальской и 1 дагестанской) бросились на приступ и овладели башнею и примыкавшею к ней крытою галереею, истребив почти всех ее защитников.

Мы потеряли при этом одного убитого милиционера и ранеными: одного обер-офицера милиции, одного рядового Самурского полка и семерых милиционеров.

Сделав распоряжения о разрушении Бурундук-кальской башни и стены, генерал-майор Манюкин пошел к Ирганаю и через Зырянинскую переправу на Аварском Койсу вошел в Койсубу и 22-го июля, в селении Ахкенте, соединился с дагестанским отрядом, который, устроив мост через Андийское Койсу у Чирката, поднялся на Бетлитль к Ахкенту. [506]

В этот же день, 22-го июля, на другой стороне Нагорного Дагестана, войска лезгинского отряда, у селения Шаури, в верховьях Андийского Койсу, разбили сборища обществ Анкратля и истребили окончательно все аулы общества Иланхеви, которые не изъявили нам своей покорности.

Мы уже сказали, что в начале июля часть войск Лезгинской кордонной линии разрабатывала дорогу от Дикло в Хушети, для открытия доступа в Ункратль из Закавказья; лезгинский же отряд (2-й батальон и три стрелковые роты лейб-гренадерского Эриванского полка; 3-й и 4-й батальоны и четыре стрелковые роты Грузинского гренадерского полка; 1-й батальон и две стрелковые роты Тифлисского полка; 1-й и 2-й батальон и три стрелковые роты Мингрельского полка; три роты Кавказского гренадерского саперного батальона; шесть стрелковых рот линейных батальонов; взвод стрелкового № 1-го батальона; дивизион горных № 1-го и дивизион горных № 2-го батарей гренадерской артиллерийской бригады; дивизион мортир той же бригады; эскадрон переяславских драгун; полторы сотни донских козаков, три сотни Грузинской пешей дружины, восемь сотен пешей и три сотни конной милиции), под начальством генерал-майора князя Меликова, вошел 5-го июля в дидойское общество, где до 18-го июля и занимался разработкою дорог в общество Иланхеви, которое в 1858 году было разорено, но не покорено генерал-лейтенантом бароном Вревским.

22-го июля лезгинский отряд атаковал селение Шаури, замыкавшее вход в Иланхевское ущелье со стороны Андийского Койсу. Неприятель был разбит и бежал, оставив в наших руках несколько тел, оружия и лошадей.

Селение Шаури было немедленно разрушено. Генерал-майор князь Меликов, заметя, что защита Шаури, лежавшего на конце Иланхевского ущелья, привлекла к себе горцев из всего ущелья, так что некоторые селения, лежащие в середине его, были заняты слабо, тогда же отрядил для их истребления колонну из шести рот пехоты, двух сотен грузинской дружины и трех сотен анцухо-капучинской милиции, под командою дежурного штаб-офицера штаба войск Лезгинской кордонной линии, подполковника Рукевича, который с милициею, быстро подойдя к аулам Хейнох, Азальто, Хетох и Хвитло, после перестрелки, захватил двух пленных, овладел аулами, при помощи подоспевшей своей пехоты, и зажег селения; а окружающие их засеянные поля были истреблены.

24-го июля, колонна генерал-майора князя Челокоева (бывшая, как сказано выше, в Тушетии) спустилась с Цендахо и, [507] уничтожив аулы Хитрохо, Цицмохо, Халахо, Топехи и другие, возобновленные жителями после 1858 года, соединилась с колонною подполковника Рукевича, истребив, совокупно с нею, еще селения Виция и Эльбоко, а 27-го июля окончательно присоединилась к главным силам. Таким образом, в течение шести дней, дидойское и илонхевское общества были покорены окончательно, с малою для нас потерею, несмотря на то, что горцы употребили долгое время на укрепление илонхевских аулов, которые, однако, были разрушены почти без сопротивления, благодаря благоразумным действиям генерал-майора князя Меликова, отвлекшего от них главные силы неприятеля в другую сторону.

Как только войска 22-го июля с одной стороны заняли высоты у аула Ахкент (Врангель и Манюкин), а с другой овладели выходом из Иланхевского ущелья (генерал-майор Меликов), в лагери Дагестанского и Лезгинского отрядов явились депутации от Аварии, Койсубу и Дидо, с изъявлением покорности.

Таким образом, неприятель не только был обойден с обоих флангов, но и угрожаем с тыла. Чеченский отряд, овладев Технуцалом, угрожал Карате и другим непокорным аулам; Дагестанский, молодецкою переправою через Койсу и быстрым движением к Аварии, отрезывал его с другой стороны от главной массы непокорного населения.

Генерал-адъютант барон Врангель, по данному ему заранее разрешению, объявил о восстановлении Аварского ханства в лице флигель-адъютанта Его Величества капитана (ныне полковника) Ибрагима-хана Мехтулинского, потомка прежних аварских ханов.

Между прочим, депутации с изъявлением покорности не переставали приходить в лагери наших войск. Наибы: гумбетовский — Уцмий, салатавский — Раджаб, гидатлинский — Абдурагим-Бек, и некоторые другие, явились к главнокомандующему, представляя ему жалованные им от Шамиля значки.

24го июля, неприятельское укрепление Улу-Кале (Кикуны), защищавшее доступ в Аварию со стороны Гергебиля, сдалось нашим войскам с четырьмя орудиями и большим количеством военных запасов, и вслед затем покорились все окрестные аулы. В то же время покорились Игали и Чиркат, [508] важные по своим переправам на пути наших сообщений с Темир-Хан-Шурой.

27-го июля, отряд генерал-майора князя Тархан-Мауравова подошел к укреплению Чох. Засевши в ней Ругджинцы хотели было обороняться и сделали несколько выстрелов, но, атакованные с тылу жителями, не желавшими более держать сторону Шамиля, принуждены были очистить укрепление, которое с тремя орудиями сдано нам.

Чохский наиб Измаил, зять Шамиля, 2-го августа явился к главнокомандующему. В то же время, известный, старший из наибов Кибит-Магома покорился с своим обществом Тилитль и, в знак искренности, задержал у себя тестя и наставника Шамиля Джемал-Эддина и знаменитого проповедника мюридизма Аслан-Кадия Цудахарского.

Шамиль, при известии об этих событиях, поставленный в весьма опасное положение, бросил свое укрепление с 13 орудиями и скрылся; вслед за ним, Кази-Магома, бросив завалы у переправы против Чеченского отряда, снял свой лагерь и бежал, оставив даже Карату, где имел постоянное местопребывание. На пути своего бегства, Шамиль увидел ясно, что время его могущественного влияния на умы горцев прошло: его не только не слушали, но даже жители Куяды не пропустили через свои земли и отняли у него, во время перестрелки, 32 лошади с разным имуществом и меру серебра. Наконец имам укрылся на горе Гунибе с 400 мюридов, при 5 орудиях (См. план Гуниб-дага).

Сделав распоряжение по наблюдению за Шамилем, князь Барятинский приказал начальникам Дагестанского и Лезгинского отрядов прибыть к нему в лагерь при ауле Тандо.

Генерал-адъютант барон Врангель прибыл к главнокомандующему 30-го июля прямым путем из Аварии, через Карату, в сопровождении одного дивизиона Северских драгун; командующий войсками Лезгинской кордонной линии, которому, между тем, изъявили покорность общества: Ункратль, Тиндал, Джурмут, Конода, Ходох, Богнода, Ухнада, Анцроло, Таш, Тебель и Мукратль, выехал из своего лагеря 2-го августа, в сопровождении эскадрона Переяславского драгунского полка, двух сотен Сигнахской конной дружины, одной сотни кахетинских волонтеров и пяти сотен Тушин, Пшавов и Хевсур. [509]

По едва проходимой для конных дороге, через два снеговые отрога Богосского хребта и по берегу Андийского Койсу, в некоторых местах столь затруднительному, что приходилось расседлывать лошадей, так как в седлах они не могли пройти под навесом скал, князь Меликов, 5-го августа, прибыл в главную квартиру, встречая везде, по вышеописанной дороге, трудности природы и полную покорность со стороны обитателей этих неприступных ущелий, в том случае, если б их защищали хотя небольшие отряды.

5-го же августа, передовые войска Лезгинского отряда, под начальством генерал-майора Карганова, заняли аул Танды, в Богосском обществе.

Соединение частей войск Чеченского, Лезгинского и Дагестанского отрядов у Андийского Койсу, в недрах Кавказских гор, было событием, выражавшим тогдашнее положение дел в Дагестане и важность результатов, достигнутых предпринятыми князем Барятинским наступательных действий трех отрядов.

7 августа прибыл в главную квартиру бывший элисуйский султан Даниэль-Бек, после бегства своего к Шамилю, бывший деятельным и способнейшим его помощником по управлению всеми племенами южной части нагорного Дагестана, прилегающей к Лезгинской кордонной линии. Сдав, 2 августа, свой сильно укрепленный аул Ириб с 9 орудиями и большим количеством запасов разного рода офицеру, посланному из Дагестанского отряда, Даниэль-Бек, без оружия, с повинной и чистосердечным раскаянием предстал пред главнокомандующим, который от имени Государя Императора объявил ему полное прощение.

Таким образом, все влиятельные в Дагестане лица покорились нашему правительству, а за ними и все непокорные две недели тому назад племена признали над собою власть Русского Монарха. Полувековая кровавая война в восточной половине Кавказа от военно-грузинской дороги до Каспийского моря кончилась; неприступные теснины, укрепленные природой и искусством аулы, крепости замечательной постройки (Чих), взятие которых потребовало бы огромных пожертвований, 48 орудий, большое число снарядов, значков и разного оружия сданы нам в течение нескольких дней — без выстрела, силою нравственного поражения. [510]

Так окончилась многолетняя война. Край, в котором, казалось, не суждено было утихнуть гулу выстрелов, умиротворен. Храбрым войскам Левого крыла, Прикаспийского края и Лезгинской кордонной линии, после совершенных ими геройских подвигов, остается не менее великий подвиг — трудами рук своих упрочить власть нашу в новопокорившихся странах.

Теперь, когда все эти горы, ущелья и долины, огражденные природой и искусством, когда воинственное, фанатическое население их, так долго не выпускавшее из рук оружия, нам покорились, теперь настала пора бесчисленных забот и усиленной деятельности, для проложения путей сообщения, для учреждения правильной, сообразной с духом народа администрации, для избрания и занятия стратегических пунктов, — одним словом, для приобретения такого положения, которое, сдружив и сблизив с нами лезгинские и чеченские племена, избавило бы нас в будущем от всех случайностей и вторичной кровавой войны.

Произведя, 3 августа, рекогносцировку течения Андийского Койсу в Технуцальском обществе, князь Барятинский, 6 числа, торжественно заложил между Миарсу и Конхидатлем укрепление Преображенское, долженствующее служить прикрытием постоянного моста через Андийское Койсу, к которому в этом месте сделана удобная дорога от укр. Ведень через Харочай и аул Танды. Несмотря на все трудности, представляемые здесь природой, войска Чеченского отряда проложили через Андийский горы и хребет Гарколай-Лаш дорогу, по которой свободно проезжают артиллерия и большие грузинские арбы.

Так как Шамиль, несмотря на то, что весь край изъявил покорность, все еще думал сопротивляться нашему оружию, положено было употребить против него силу, дабы положить конец всем его попыткам на будущее время.

Период второй — овладение Гунибом и плен Шамиля.

Удалившись на Гуниб, Шамиль, присоединив к себе гунибских жителей, составил партию в 400 человек, при 4-х орудиях.

Не ограничиваясь природною крепостью Гуниба, Шамиль употребил все средства сделать его совершенно неприступным: он подорвал порохом все скалы, где представлялась малейшая возможность добраться; он заградил все тропинки, ведущие на Гуниб от Кара-Койсу, Ругджи и Хинды, толстыми [511] стенами, башнями, двух и трехъярусными постройками, везде заготовил огромные кучи камней для скатывания на атакующих, — одним словом, приготовил оборону, какую только средства его и искусство в этом деле горцев могли представить.

К 8 августа, Дагестанский отряд собрался в Куяде на уроч. Гунимеер, а 9-го, вследствие произведенного осмотра местности, двинулся к подножию Гуниба и занял места для блокады, так что 10 числа 10 батальонов пехоты и 7 сотен конницы на всей окружности Гуниба — до 50 верст, учредили строгую блокаду, а 6 1/4 батальонов, Северский драгунский полк, 6 сотен туземной конницы, при 14 орудиях, расположились у Кегера, в виду Гуниба, и составили общий резерв.

Сначала с Гуниба по блокирующим войскам производились пушечные выстрелы, но безвредно; а наши стрелки разгоняли огнем нарезных ружей собиравшихся на гребнях скал для работ горцев. С 15 числа огонь утих. Проведя несколько дней на Гунибе, окруженном нашими войсками и восставшим против него населением, Шамиль имел время одуматься, и он вступил в переговоры, избрав посредниками Даниэль-Бека и полковника Алихана, временно управляющего Койсу-Булинским обществом.

Между тем, князь Барятинский, посетив, 8 августа, Карату, 10 числа оставил Чеченский отряд и через вновь покорившиеся земли отправился в аул Кегер, где стоял лагерем Дагестанский отряд, блокировавший Гуниб; туда же должен был прибыть, по приказанию главнокомандующего, генерал-майор князь Меликов, который, с своими войсками, поставив наибов в Ункратле и Тиндале, перешел через Аварское Койсу и должен был осмотреть общества Анкратля и принять Даниэль-Бека с его семейством и многими выходцами Джаробелоканского округа.

Переезд главнокомандующего из Технуцала в Кегер был истинным для него торжеством и явным свидетельством того, как ненавистна сделалась горцам деспотическая власть Шамиля.

10 числа, главнокомандующий оставил Чеченский отряд и, с кавалерийским отрядом из дивизиона драгун, 1/2 сотни козаков и туземной милициею, отправился для обзора новопокоренного края. Он посетил Плох, Игали, место [512] сагрытлосской переправы, Чиркоп Ахульго, знаменитое осадой 1839 года, и через Ашильту проехал в Унцукуль и Гимры. Отпустив в Гимрах 1 дивизион Нижегородского драгунского полка через Каранаевские высоты в Чир-Юрт (штаб-квартира полка), главнокомандующий с одними Аварцами и Койсубулинцами поднялся на Бетлинские высоты к Ахкенту. Жители везде толпами встречали главнокомандующего, выражая по своему совершенную покорность и преданность.

Из Ахкента через Арах-тау и Танус-бал, главнокомандующий прибыл в Аварию. Все население ликовало, благодарило за назначение ханом флигель-адъютанта Его Величества ротмистра (ныне полковник) Ибрагим-Хана и в особом составленном адресе выразило свою радость по случаю избавления от тяжкого ига, тяготевшего над Аварией 15 лет.

После ночлега в Хунзахе, в столице Аварии, князь Барятинский спустился в долину Аварского Койсу к аулу Голотль, где дожидался с Тилитлинцами наиб Кибит-Магома, в доме которого в Тилитле остановился главнокомандующий.

18-го августа, переправившись через Кара-Койсу и осмотрев замечательные по искусной постройке сильные укрепления Чоха, князь Барятинский прибыл в лагерь Дагестанского отряда при ауле Кегер. Через два дня, 20 августа, туда же прибыл генерал-майор князь Меликов, устроивший управление во вновь покоренных обществах Анкратль и занявший Ириб.

18 же августа начаты были Шамилем переговоры, но, тянувшись четыре дня, ни к чему не повели, и главнокомандующий приказал прервать их 22 августа, с тем, чтобы 23 приступить к овладению Гунибом.

Войска кругом Гуниба были расположены следующим образом: на восточном фасе два батальона Ширванского пехотного полка, с 4 горными орудиями, под командою командира полка полковника Кононовича; на северном фасе: другие два батальона Ширванского полка, 1 бат. Грузинского гренадерского полка, один бат. Самурского полка, 5 сотен конно-иррегулярного полка и две сотни конной милиции, под начальством генерал-майора князя Тархан-Моуравова; на южном: бат. Апшеронского полка, два бат. Самурского полка и 21 стрелковый бат., под командою командира Апшеронского полка полковника Тергукасова, а на западном фасе: два бат. [513] Дагестанского пехотного полка, под начальством командира этого полка полковника Радецкого.

Командование означенными передовыми войсками (расположение которых показано на прилагаемом плане) и непосредственное распоряжение инженерными работами поручено было генерал-майору Кесслеру, под главным начальством генерал-адъютанта барона Врангеля.

В тот же день генерал-майор Кесслер, осмотрев подробно местность, приступил к заготовлению туров, фашин, лестниц, крючьев и других принадлежностей для осады и штурма.

Осмотр доступов на вершину горы обнаружил, что восточный скат ее, хотя слабейший и доступнейший по природным условиям, представляет, однако ж, едва ли не самые большие препятствия, потому что пути по нем затруднены чрезвычайно крепкими искусственными преградами и бдительно охраняются большею частью гунибского гарнизона. По этой причине, имелось в виду предпринять решительные действия с этого фаса только в крайнем случае, предпочитая им, если представится к тому возможность, нападение с которого-нибудь из остальных трех фасов; а для отвлечения внимания осажденных и чтобы заставить неприятеля быть в постоянном ожидании решительного наступления нашего с восточного фаса, приказано было полковнику Кононовичу постепенно подвигаться вперед к завалам этого фаса, с помощью осадных работ, которые производились под наблюдением инженер-капитана Фалькенкагена.

В ночь на 24 число, стрелки Ширванского полка, под огнем неприятеля, выдвинулись вперед и расположились не в дальнем расстоянии от укреплений за камнями, поместив резерв в строениях брошенного неприятельского хутора.

В течение 24 числа генерал-майор Кесслер объехал войска северного фаса и сделал распоряжения к занятию в следующую ночь пунктов близ скалистых обрывов верхней части горы. В этом же смысле отданы приказания и войскам южного и западного фасов.

Перед рассветом 25 числа, по распоряжению начальника войск южного фаса полковника Тергукасова, командир 1 батальона Апшеронского пехотного полка подполковник Егоров, подойдя к скалистому обрыву и видя, что неприятель не [514] заметил его движения по причине густого тумана, решился воспользоваться удобным моментом и повести батальон далее на вершину горы. Местность, заранее осмотренная охотниками, представляла в этом пункте такие большие препятствия для нападения, что осажденные, считая ее, вероятно, недоступною для нас, содержали здесь только незначительный караул. Перед наступающими, как стены, возвышались один над другим три скалистых крутых обрыва (каждый от 8 до 10 сажен высоты), только в одном месте рассеченные узкою поперечною трещиною. 130 охотников, предводимые капитаном Скворцовым и прапорщиком Кушнеровым, обутые в лапти и поршни, с лестницами и крючьями, подсаживая друг друга, в совершенной тишине вскарабкались на террасу, отделяющую нижний обрыв от второго; вслед за ними двинулся и батальон, оставя стрелковую роту внизу, на местах, удобных для обстреливания верхних уступов. Не останавливаясь на первой террасе, охотники, а за ними и батальон, уже под огнем заметившего их неприятеля, с помощью лестниц и веревок взошли на вторую террасу и вслед затем на верхнюю плоскость Гуниба, где, к 6 часам утра, собрался уже весь батальон. Между тем, охотники окружили неприятеля в примкнутых к скалам завалах, 7 человек захватили в плен, 15 — и в том числе три вооруженные женщины — убиты на месте, а остальные скрылись, пользуясь туманом.

Вскоре затем, подошли туда еще две роты 4-го батальона того же полка, и тогда полковник Тергукасов двинулся к самому селению Гуниб, находившемуся оттуда еще верстах в восьми, и на дороге соединился с 21 стрелковым батальоном, который, имея в голове охотников под командою подпоручика Териева, в то же время овладел с бою крепкими неприятельскими завалами, правее занятых Апшеронцами.

Одновременно и войска северного фаса (верстах в пятнадцати от Апшеронцев), под личным начальством генерал-майора князя Тархан-Моуравова, с такими же затруднениями и таким же блистательным мужеством поднялись на Гуниб с противоположной северной покатости. Взойдя на высоты, князь Тархан-Моуравов направил шедшие в голове стрелковую роту Грузинского гренадерского полка, под командою подпоручика Микеладзе, и сотню Конно-Иррегулярного полка, с есаулом Джафар-Ага, а вслед за ними и весь батальон, [515] под командою подполковника Габаева, в обход аула, а часть — к палатке Шамиля и в тыл устроенных на восточном скате укреплений.

Озадаченные появлением наших войск с разных сторон, горцы в беспорядке бросились бежать от стен южного фаса вверх, провожаемые снизу выстрелами ширванских стрелков. Большая часть мюридов, в том числе и сам Шамиль с сыновьями, бежали к селению Гуниб и засели по саклям.

Вслед за бегущими от стен мюридами, полковник Конович двинул быстро вверх 1-й и 2-й ширванские батальоны с 4 горными орудиями, а полковник Радецкий поднялся в это время с большим трудом с западной стороны.

Между тем, партия мюридов, человек во сто, из числа бежавших врассыпную от укреплений, отрезанная от аула, собралась на лесистом холме, влево от ведущей к аулу дороги, и там, засевши за каменьями, открыла частую пальбу по подымающимся снизу ротам Ширванского полка. Одна и, вслед за ней, другая рота этого полка были направлены, чтобы выбить мюридов из-за камней.

Горцы, не видя никакого спасения, выхватили шашки и кинжалы и бросились навстречу Ширванцам. Тут завязалась хотя непродолжительная, но жаркая и кровавая рукопашная схватка. Сброшенные с холма мюриды кинулись на стоявший внизу у неприятельского орудия караул наш, но, преследуемые с тылу, были отброшены вниз к небольшому ручью, где окружены со всех сторон и истреблены все без исключения.

Когда, таким образом, войска устремились со всех сторон к аулу, генерал-майор Кесслер, имея в виду приказание главнокомандующего употребить все усилия, чтобы Шамиль достался нам живым в руки, тотчас остановил натиск войск, уже готовых ворваться в Гуниб, и расположил их так, чтобы преградить защищавшимся в нем мюридам все пути к отступлению.

В это время князь Барятинский лично прибыл, вместе с командующим войсками в Прикаспийском крае, на место боя и приказал остановить перестрелку с засевшими в Гунибе мюридами, предложив им сдаться, не подвергая напрасно аула, в котором было много женщин и детей, всем ужасам штурма. [516]

После переговоров, длившихся около двух часов, Шамиль, видя аул окруженный густою цепью войск, готовых ворваться в него, решился сдаться; в сопровождении нескольких приближенных мюридов, он тут же явился к главнокомандующему, повергая безусловно свою судьбу милосердию Государя Императора.

При овладении Гунибом взято четыре орудия, одно крепостное ружье и шамилевская секира; в плен захвачено около 100 мюридов и такое же число убито. Потеря с нашей стороны заключается в 19 нижних чинах и 2 милиционерах убитых; 7 офицерах, 114 нижних чинах и 7 милиционерах раненых. Контужено 2 офицера и 29 нижних чинов.

Занятие Гуниба и пленение Шамиля блистательным образом закончили ряд геройских подвигов наших войск, окончательно покоривших России всю восточную часть Кавказа от военно-грузинской дороги до берегов Каспийского моря.

По сдаче Шамиля, он был отведен в лагерь главного отряда при ауле Кегер, где на другой день соединились с ним два его сына и все семейство. 27-го августа Шамиль и старший его сын Казы-Магома были отправлены через Темир-Хан-Шуру в С.-Петербург, в сопровождении гвардии полковника Тромповского.

Государь Император, отправляясь из С.-Петербурга 11-го сентября в путешествие по России, Высочайше повелеть соизволил остановить Шамиля в Харькове, Курске, Орле или Туле до приезда туда Его Величества. Вследствие этого, Шамиль был остановлен 13 сентября в Харькове, откуда, по Высочайшему повелению, перевезен был 14-го числа в Чугуев, а на другой день, то есть 15-го, Государь милостиво принял Шамиля, который, глубоко тронутый милостями Его Величества, вслед затем находился на Высочайшем смотре собранных под Чугуевом войск 4-й и 6-й легких кавалерийских дивизий. Невиданное им доселе зрелище нашей регулярной кавалерии в такой огромной массе, как две кавалерийские дивизии, и быстрые, отлично исполненные движения изумили и привели в восторг имама, долго мечтавшего о правильном устройстве скопищ мюридов и горцев, которыми он начальствовал много лет сряду в действиях против нас в Чечне, Дагестане, а частью в Кабарде (1846 г.) а Кахетии (1854). [517]

Посетив на короткое время Москву и С.-Петербург, Шамиль отправится в Калугу, назначенную ему для жительства в России. На содержание его ежегодно будет отпускаться 10,000 рублей.

Осыпанный милостями Царя России, против которой столько времени враждовал, Шамиль скоро поймет, что только под покровительством могущественного Русского Царя прежние его подданные найдут возможность достигнуть благоденствия и что только путем мира и нравственного совершенствования они приобретут себе право личной свободы и независимости наравне с прочими подданными России, к которым теперь окончательно примкнули все жители восточной части Кавказа от военно-грузинской дороги до Каспия.

____________________________________________

Для успешнейшего приведения в действие предначертанных мер к устройству вновь покоренного края, заключающегося между прежними районами Левого крыла, Прикаспийского края и Лезгинской кордонной линии, главнокомандующий Кавказскою армиею признал полезным установить на первое время следующее разграничение между тремя означенными отделами:

1) Границею между Левым крылом и Прикаспийским краем полагается реки Сулак и Андийское Койсу, так что к району Левого крыла временно подчиняются: Салатау, Гумбет, Андия, Технуцал, Чаберлой, Чамалял и все другие горные общества, лежащие между верховьями Андийского Койсу и Аргуном, за исключением Ункратля, который временно же подчиняется командующему войсками Лезгинской кордонной линии.

2) Границею между Прикаспийским краем и Лезгинскою кордонною линиею полагается северный снеговой, или Богосский хребет, так что в ведение командующего войсками Лезгинской кордонной линии причисляются: Дидо с Иланхеви, весь Анкратльский союз (заключающий в себе Джурмут, Анцроссо, Тебель, Канаду, Богнаду, Ухнаду, Анцух и Капучу), а также Таш, Кель, Косдоду, Томс и Тлессерух. Сверх того, временно подчиняются командующему войсками Лезгинской кордонной линии Тиндал (лежащий на северном склоне Богосского хребта и на правом берегу Андийского Койсу). [518]

3) Затем остальные части Дагестана: Койсубу, Авария, Карата, Андолял, Куяда, Гоэркех, Карах, Гидатль, Ратлу-Ахвах, Цунта-Ахвах и Богулял, входят в состав Прикаспийского края.

4) Кроме Аварии, в которой уже восстановлено ханское правление, и Караты, которая также причисляется к управлению хана Аварского.

Во всех покорившихся обществах уже учреждены временные управления.

Итак, усилиями доблестных войск Кавказской армии, большая часть Кавказа покорена русскому правительству. Но этим сделана только половина дела. Удержание Кавказа в покорности силою оружия неважно для России: кроме этого необходимо, чтобы народы Кавказа поняли всю выгоду от полного слития их гражданской жизни с жизнью всех Русских, а для этого необходимы кроткие и благоразумные меры при водворении новой администрации в покорившемся крае. Нет сомнения, что все внимание главнокомандующего обратится на этот предмет, и масса чеченского и лезгинского населения Кавказа скоро сделается не только мирным населением, но и вполне русскими подданными. При этом можно думать, что племена эти будут иметь особое центральное управление с своим общим судом, подобно Кабардинцам. Это тем возможнее, что в горах и прежде существовал анкратльский союз, потом все лезгинские и чеченские племена были соединены под общею властью Шамиля, да сверх того и вышеприведенное разделение этих племен по трем управлениям есть только временное, как следствие необходимости возможно скорее устроить порядок в покорившихся обществах.

Тревоги бранной жизни, в течение полувека потрясавшие восточную половину Кавказа, утихли, и, говоря словами Высочайшей грамматы на имя князя Барятинского: «Отныне предстоит, во вновь покоренной стране, не утверждение власти нашей силою оружия, а распространение между новыми подданными России гражданственной образованности и общественного благосостояния».

А.-Д. Г.

Текст воспроизведен по изданию: Обзор последних событий на Кавказе // Военный сборник, № 10. 1859