ЗУБОВ П. П.

ПОДВИГИ РУССКИХ ВОИНОВ В СТРАНАХ КАВКАЗСКИХ

Часть Четвертая.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

Имея на этом месте под своим начальством 25,000 пехоты и кавалерии и 22 орудия, Аббас-Мирза, в полной уверенности на успех, показал своим войскам на наш малый отряд, ободрил их превосходством своих сил, многочисленной артиллерией, выгодною позицией и сильной батареей, под выстрелами коей должно было следовать Русскому отряду, и что всего важнее для корыстолюбивых Персиян, обещал платить по 10 червонных за каждую Русскую голову, которая будет ему доставлена. Все эти обстоятельства произвели то, что никогда Персияне не дрались с Русскими с таки ожесточением, как в деле 17-го Августа. Отряд Генерал-Лейтенанта Красовского находился в самом критическом положении, обремененный огромным [153] обозом, долженствующим идти между скалами и горами, унизанными неприятелем, в десять крат сильнейшим. Кроме этих трудностей должен был бороться и с самою природою, потому, что день был необыкновенно знойный, и на всем пространстве между Джингули и Эчмиадзином почти ни капли воды, если исключить речку Абарань, текущую на половине пути и летом обыкновенно мутную и маловодную. Неприятель, пропустив сначала отряд наш, стремительно атаковал арьергард и ядра посыпались с всех высот, сильные толпы неприятельской кавалерии бросились с запальчивостью на наши колонны, но всегда были отражаемы действием нашей артиллерии и штыками пехоты. Атаки Персиян, покровительствуемые сильным огнем 22-х орудий, наносили величайший вред нашим обозам; но все это не мешало храбрым сподвижникам Генерала Красовского продолжать свое следование. 10 часов сряду продолжалась кровопролитная битва с ужасным ожесточением. С нашей стороны употреблено в этот достопамятный день все, что отчаянная храбрость, [154] решительность и самоотвержение имеют наиблистательнейшего. Генерал Красовский лично подавал пример своему отряду: под ним убита лошадь и он получил сильную контузию в правую руку с повреждением кости. Войска наши были беспрестанно на столь близком расстоянии с неприятельскими толпами, что под конец сражения не осталось ни одного заряда. Потеря с обеих сторон была весьма значительна. Неприятель лишился убитыми и ранеными более 3000 человек. С нашей стороны убито: два отличные Штаб-Офицера, Командир Крымского пехотного полка Подполковник Головин, и Севастопольского пехотного полка Маиор Белозер, Обер-Офицеров 4, нижних чинов 679; ранено: сам Генерал-Лейтенант Красовский, Командир 40-го Егерского полка Подполковник Шумский, Штаб-Офицеров 3, Обер-Офицеров 13, нижних чинов 318, и сверх того без вести пропавших 134 человека: потеря ужасная из войска, составлявшего едва 2500 человек. Не доходя до Эчмиадзина двух верст, неприятель еще раз был отражен на всех пунктах непоколебимою храбростью [155] офицеров и солдат, изнуренных зноем, жаждою и десятичасовою беспрерывною борьбою с многочисленным неприятелем.

Когда войска наши вступили в Эчмиадзин, то неприятель в ту же ночь снял свои батареи и перенес свой лагерь на реку Зангу выше Эривани. Генерал-Лейтенант Красовский более всего отдает справедливость отличным распоряжениям командовавшего в этот день артиллерией Полковника Гилленшмита.

Генерал-Адъютант Паскевич, получив от Генерал-Лейтенанта Красовского донесение о прибытии Аббас-Мирзы с значительными силами в Эриванскую область, и о сражении 17-го Августа, немедленно сделал следующее распоряжение: Лейб-Гвардии Сводному, Грузинскому Гренадерскому, Ширванскому пехотному, 7-му Карабинерному, Чугуевскому Уланскому, Нижегородскому Драгунскому, Донским казачьим Иловайского и Шамшева и Карпова полкам, и 30-ти орудиям артиллерии, приказал 28-го Августа собраться в Нахичевани, расположился с этим отрядом выступить на подкрепление Генерал-Лейтенанта Красовского. Но дабы в [156] то же самое время иметь возможность угрожать Адзербиджану и воспрепятствовать Али-Наги-Мирзе и Гассан-Хану, расположенным с Персидским арьергардом близ Чорча, действовать в тылу нашего отряда, Генерал-Адъютант Паскевич оставил все прочее войска, с ним бывшие, в Карабабе под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, и приказал присоединиться к нему двум батальонам 20 пехотной дивизии, под начальством Генерал-Маиора Панкратьева. Корпусный Командир поручил Князю Эристову предпринять по возможности экспедицию к Маранду, Чёрсу или Маку.

29-го Августа Генерал-Адъютант Паскевич с своим отрядом выступил к Эривани. Дорогою он получил известие, что Аббас-Мирза все еще находится под Эриванью и занимает лагерь выше крепости на реке Занге.

4-го Сентября Генерал-Адъютант Паскевич прибыл с своим отрядом в Эчмиадзин. Аббас-Мирза, узнав о его прибытии, оставил свою позиции и отошел к замку Каракалы на Араксе, в расстоянии [157] 15-ти верст от Сардарь-Абада. 8-го Сентября явились к Генерал-Адъютант Паскевичу посланные от значительной части Эриванской области, сосредоточенных в горах около соляной ломки, называемой Кульпи, с испрашиванием вспомоществования войсками, обещаясь выдать несколько четвертей хлеба, принадлежащего Персидскому правительству. Сверх того сделалось известно, что действительно в Кульпах находятся значительные запасы хлеба, соли и несколько сот штук рогатого скота. Дабы удостовериться в том и принять под свое покровительство изъявлявших покорность Эриванских жителей, Генерал-Адъютант Паскевич со всем своим отрядом двинулся к Араксу, и 10-го числа имел ночлег при деревне Калеарх. На этом месте явился к нему управляющий Кульпами, Юсуф-Бек с Армянскими старшинами, которые, подтвердив известие о значительном запасе провианта, принадлежавшего Персидскому правительству, обещали сверх того, в доказательство своего усердия и преданности к России, продать для отряда до 400 четвертей хлеба и [158] несколько штук рогатого скота. Дорожа всякою возможностью к обеспеченно продовольствия для отряда, Генерал-Адъютант Паскевич откомандировал в Кульпи начальника Корпусного штаба Генерал-Лейтенанта Графа Сухтелена 2-го, с 11-ти ротами пехоты и 6-ти орудиями, отправя с ним всю кавалерию, исключая одного казачьего полка, дабы употребить оную для перевозки хлеба и ячменя; сам же остался при Калеархе, имея намерение двинуться к Сардарь-Абаду, дабы взятием этой крепости облегчить для себя взятие Эривани и не быть обеспокоиваем с бока, почему и дал повеление Генерал-Лейтенанту Красовскому, оставя в Эчмиадзине Егерскую бригаду 20-й пехотной дивизии, поспешить к нему с остальными войсками, и доставить часть осадной артиллерии и парки. Генерал-Лейтенант Граф Сухтелен, прибывши в Кульпи, нашел это место вовсе неудобным к защите небольшим гарнизоном, и по этой причине, не оставив там никакого отряда, забрав весь провиант и прибегнувших под покровительство России часть Кульпинских жителей, и 300 семейств из [159] деревень, подвластных Эчмиадзинскому монастырю, возвратился 12-го числа в лагерь при Калеархе. В тот же день прибыл еще туда из Грузии батальон Кабардинского пехотного полка. Аббас-Мирза, узнав о движении Генерал-Адъютанта Паскевича к Араксу, с крайнею поспешностью двинулся вниз по правому берегу этой реки, и, остановился в 70-ти верстах от Эчмиадзина, против местечка Давалу, дабы сблизиться с городом Хоем.

13-го числа весь отряд перешел к деревне Шагри-Ару, и была произведена рекогносцировка Сардарь-Абада. Крепость эта четырехугольная, имеет в каждом фасе около 250 сажень. Три фаса с двойными стенами и прочными башнями. Южный фас имеет одну только стену; с углов же, где башни, на несколько сажен двойную. Исключая этого фаса, к коему примыкает большой сад, со всех сторон место открытое. По известиям лазутчиков, гарнизон крепости состоял из 2000 человек Сарбазов, под начальством Фет-Али-Хана, внука Сардаря Эриванского. По таковым обстоятельствам [160] Генерал-Адъютант Паскевич решился атаковать южную сторону с фронта, действием части осадных и батарейных орудий анфилируя оную единорогами и мортирами, от запада, где небольшое возвышение позволяло с выгодою поставить орудия. За недостатком воды, которая находилась только в канавах, проведенных из Аракса, Генерал-Адъютант Паскевич расположил свои войска, по необходимости, с одной стороны ближе к реке и не мог совершенно окружить крепость, потому, что некоторые войска находились бы тогда в 10-ти верстах от воды, и подверглись бы большему изнурению. Таковое обстоятельство дало возможность, в ночь с 14-го на 15-е число пробраться в крепость Гассан-Хану, брату Сардаря Эриванского, с небольшою свитою. Он своим прибытием восстановил несколько дух гарнизона, совершенно расстроенного наступающею опасностью.

В ту же ночь с 14-го на 15-е число построен был редут на четыре батарейных единорога, для анфилады южной стороны крепости. Для работ употреблены были два батальона Карабинер и две [161] роты Пионер. Туры и фашины были доставлены на казачьих лошадях. Едва только начали производить работы, как с крепости открыт был довольно сильный огонь; но не смотря на то, устройство батарей и траншей ни на минуту не прерывалось. К рассвету необходимые работы были кончены. Шесть батарейных, и два легких орудия поставлены в амбразуры. На рассвете 15-го числа открыта пальба наших батарей. Персияне, дабы очистить место, вышли из крепости и начали рубить сад. Для прогнания их Полковник Фридрихс, бывший тогда старшим на батарее, оставя за бруствером в готовности роту, приказал одному артиллерийскому офицеру с двумя орудиями приблизиться к саду на картечный выстрел. Как скоро орудия приблизились и открыли огонь картечью по Сарбазам, засевшим между кустами, то они пустились опрометью бежать. Со стен и башен крепости Персияне продолжали стрелять из пушек и ружей, но без великого вреда.

16-го числа по утру прибыл Генерал-Лейтенант Красовский с осадною [162] артиллериею. К сумеркам Лейб-Гвардии Сводный полк, батальон Ширванского, батальон Крымского пехотных полков, две роты Пионеров и 6 легких орудий, под командою Начальника штаба Генерал-Лейтенанта Графа Сухтелена и Инженер-Генерал-Маиора Трузсона, без малейшего шума прошли садом до того пункта, где предположено было, в 200 саженях от крепости, произвести осадные работы. В ночь открыта первая параллель и заложена батарея на 18 орудий. Неприятель, заметив движение наше, производил около получаса довольно сильный огонь, не причинив никакого вреда осаждающим. В ту же ночь заложена кессель-батарея на две мортиры для анфилады южной стороны от запада, обще с построенным прежде редутом, который весьма беспокоил гарнизон.

17 числа во весь день производим был огонь с нашей стороны, заставивши в скорости молчать неприятельские орудия. В ночь на 18-е число поставлены были в параллель осадные и батарейные орудия, состоявшие из 3-х 24-х фунтовых пушек, одного пудового единорога и 8-ми [163] полупудовых. В кессель-батарее поставлены были две двухпудовых мортиры и шесть кегорновых, сверх того на другой батарее поставлены четыре мортиры. Во всю ночь дождь много препятствовал работам. С рассветом 18-го числа открыт сильнейший огонь из всех орудий. Действие оных было чрезвычайно разрушительно; не более как чрез полчаса башня над воротами обрушилась, а вершина куртины, по левую сторону оных, была сбита на два аршина. К полдню стены крепости во многих местах были чувствительно повреждены и верхи башен посыпались в глубокий ров. Дивизионные залпы были столь сильны, что земля тряслась под ногами, а крепость казалась одетою дымом, между коим как огненные точки сверкали гранаты и бомбы, и несли смерть и разрушение во внутрь крепости. Все крепостные башни замолчали, только одна левая косвенными выстрелами удачно разбивала амбразуры и мешала нашей стрельбе. Для прекращения вредных действий этой башни, велено было двум орудиям занять противоположное ей место, что и было исполнено под сильным [164] ружейным огнем неприятеля. Эти орудия во всю ночь сильно беспокоили Персиян и отвлекали внимание их от наших работ, которые продолжались с большим успехом, и, для приближения батарейных орудий к атакованному фасу, выведен был летучею сапою первый зигзаг, длиною в 200 сажень, в расстоянии 100 сажень от угловой башни крепости. Похвальная дисциплина Лейб-Гвардии Сводного полка была столь велика, что стрелки, расположенные впереди рабочих, только в 60 саженях от крепости, не отвечали ни одним выстрелом на производимую неприятелем пальбу по рабочим: от этого выстрелы с крепости не производили никакого вреда, потому, что неприятель не мог узнать с точностью о месте производства работ, и во всю ночь у нас был только один человек убит и один ранен; к утру в конце зигзага устроена была батарея из 6-ти легких орудий для действия против угловой юго-западной башни крепости. Удачным действием наших батарей, днем 19-го числа стена между воротами и левою башнею совершенно сбита почти на сажень [165] от вершины. Бомбы, падая внутрь крепости, разрушали непрочные Азиатские строения, которые под своими развалинами погребали несчастных жителей, искавших в них убежища.

Около 5-ти часов вечера явился на бреши парламентер с белым развевающимся полотном. Нашим батареям приказано было замолчать, и чрез несколько минут он явился на нашу главную батарею и униженно поднес Генерал-Адъютанту Паскевичу письмо от Гассан-Хана. Гордый этот сановник просил перемирия на три дня и дозволения выйти ему с гарнизоном. «Скажи Гассан-Хану,» отвечал Корпусный Командира, «что, если он не сдает крепость немедленно, то чрез 24 часа со всем своим гарнизоном будет на штыках гренадера.» Трепещущий парламентер, забыв о выгодах своего повелителя, просил об одной милости, чтоб не стреляли пока он войдет в крепость. Ему отвечали, что он напрасно беспокоится, и что подобное правило всегда соблюдается. Но лишь только спустился он чрез брешь, то Генерал-Адъютант Паскевич приказал [166] усилить огонь с батарей: дивизионный залп потряс стены колеблющегося Сардарь-Абада. В 8 часов вечера Гассан-Хан с крайнею поспешностью вышел с своим гарнизоном из противоположных ворот крепости. Жители появились на стенах и начали приглашать наши войска занять крепость. Генерал-Адъютант Паскевич, приказал пехоте вступить в Сардарь-Абад, послал кавалерию под начальством Генералов: Бенкендорфа, Барона Розена и Шабельского, преследовать Гассан-Хана. Наши войска, настигнув его, гнали более 10-ти верст и нанесли ему жестокое поражение. Потеряв более 500 человек убитыми и ранеными и 250 пленными, Сардарь-Абадский гарнизон рассеялся в разные стороны и Гассан-Хан только со 100 человеками кавалерии, пользуясь темнотою ночи, едва спасся от наших Улан и скрылся в ущелье к стороне Талыни. В Сардарь-Абаде взято 13 орудий, значительное количество пороху, других снарядов и запасов и 14,000 четвертей хлеба, что послужило значительным обеспечением продовольствия для всего [167] отряда, и дало возможность приступить немедленно к осаде Эривани.

Сардарь Эриванский, узнав о взятии Сардарь-Абада и не надеясь удержатся в Эривани, удалился за Аракс. Генерал-Адъютант Паскевич, получив известие в ночь с 20-го на 21-е число, отправил Полковника Раевского с Грузинским Гренадерским, Нижегородским Драгунским и казачьим Иловайского полками при 4-х орудиях, дабы, воспользовавшись темнотою ночи, напасть нечаянно на неприятеля. Полковник Раевский, прибыв к утру 21-го числа в деревню Хали-Фалу, в 40 верстах от Сардарь-Абада, узнал, что Сардарь Эриванский еще накануне удалился в горы к Турецкой границе, и Гассан-Хан успел уже с ним соединиться. Вместе с рассветом заметно было крайне поспешное удаление неприятеля к горам; а потому Полковник Раевский, находя невозможным нечаянное нападение, принужден был возвратиться.

В то же самое время, как это происходило в Сардарь-Абаде, Генерал-Лейтенант Князь Эристов, командовавший [168] отрядом, остававшимся в Карабабе, и получивший 7-го Сентября в подкрепление 2-ю бригаду 20 пехотной дивизии, под начальством Генерал-Маиора Панкратьева, узнал 12-го Сентября, что Аббас-Мирза со всеми своими войсками следует от Шарура к Хое и намерен сделать нападение на Нахичевань. Дабы разрушить таковое намерение, Князь Эристов собрал 13-го Сентября под Нахичеванью отряд из 5 рот Херсонского Гренадерского, 7 Козловского, 7 Нашебургского и 6 Тифлисского пехотных полков, одной Пионерной и одной Сводной роты из выздоравливающих людей, из Белгородского и Сводного Уланских полков, и казачьих Донского Полковника Леонова и 700 Черноморцев 1-го и 4-го, 8-ми батарейных орудий, 12-ти легких, 4-х конных и 2-х горных единорогов. 15-го числа отряд этот выступил по Хойской дороге. Авангард оного, под начальством Генерал-Маиора Барона Остен-Сакена, в 7-ми верстах от Нахичевани, встретил передовые посты неприятеля, сбил их и преследовал до брода Кыйгача, в 50 верстах выше Аббас-Абада. Аббас-Мирза, [169] видя, что намерение его открыто, переправился поспешно за Аракс. Его пехота, в числе 500 человек, бросив шанцы, устроенные на возвышениях, в крайнем беспорядке потянулась по Хойской дороге. Отряд же кавалерии, коей примерно можно было полагать до 10,000, остановясь на правом берегу реки, открыл огонь по нашей кавалерии. Бывший в авангарде Командир конной № 13-й роты, Капитан Костырь, удачным действием заставил молчать неприятельскую артиллерию, которая отступила с поспешностью. Ее примеру последовала и Персидская конница, как скоро показались наши главные силы. Отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова сделал весьма трудный переход в 25 верст, переправился чрез Аракс и расположился лагерем. 16-го Сентября отрад продолжал следовать по дороге к Назику. Его наблюдали с высот сильные партии Персидской кавалерии, сделавшие движение в право на Шах-Булах. Заметив, что движение отряда продолжается на Назик, неприятель сосредоточился на Хойской дороге, но не смел препятствовать движению [170] Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, который, прибыв в Назик, увидел в право в 8 верстах неприятельское войско, занявшее выгодную позицию. Но так было сильно впечатление, произведенное над Персиянами беспрерывными нашими успехами, что, не смотря на то, что в этой позиции у них находились довольно значительные силы, при первом наступательном движении нашего отряда, они бросили оную и начали отступать по Хойской дороге в таком беспорядке и с такою поспешностью, что это было более бегство нежели ретирада. Не находя надобности преследовать неприятеля слишком далеко и тем растягивать без нужды операционную линию, Генерал-Лейтенант Князь Эристов возвратился Нахичевань.

Генерал-Адъютант Паскевич, оставя в Сардарь-Абаде Полковника Хомутова с батальном Крымского пехотного полка, двумя орудиями и Армянскою дружиною, и приняв под покровительство России Мамат-Джафар-Хана Айрюмского, 22-го Сентября двинулся к Эчмиадзину, дабы воспользоваться ужасом, наведенным на [171] неприятеля, и приступить немедленно к осаде Эривани.

25-го Сентября Генерал-Адъютант Паскевич со всеми войсками переправился чрез реку Зангу, а 24-го произвел лично рекогносцировку крепости Эривани. Передовая часть оной состоит из стен Сардарьского сада, дворца и других строений, прикрытых с обеих сторон башнями, и расположена в виде полукруга на крутом скалистом берегу реки Занги. С восточной, южной и западной стороны Эриванская крепость изображает неправильный многоугольник, по всему протяжению коего построена двойная стена значительной толщины, с башнями для обороны. Ров, наполненный водою, окружает все эти три стороны. В расстоянии около четверти версты к югу, расположен город амфитеатром по близлежащим горам в ширину; в длину же неправильными изгибами простирается параллельно протяжению крепостных стен, и сблизившись с рекою Зангою — идет по берегу оного, где и оканчивается. [172]

Произведя таковое обозрение, Генерал-Адъютант Паскевич назначил вести атаку на юго-восточный угол крепости и приказал в ночь на 26-е число бросить в город несколько бомб и в 300 саженях против восточной стороны, на Георгиевском холме, устроить батарею на 6 батарейных орудий; а с правой стороны другую для 4-х мортир, а с 26-го на 27-е в ночь сделать первую параллель и продольную батарею, с правого фланга на 12, а с левого на 6 орудий. Все эти работы произведены были весьма удачно солдатами Ширванского, Кабардинского, Севастопольского пехотных и 39-го Егерского полков, под прикрытием одного батальона Лейб-Гвардии Сводного полка. Неприятель производил беспрестанно сильнейший огонь по рабочим, но наши воины с примерным хладнокровием продолжали свое дело, и даже не отвечали ни одним выстрелом.

28-го числа огонь наших батарей произвел сильный вред крепости. Главная брешь-батарея и находившаяся с левой стороны, сбивали стены, а последняя притом обстреливала весь южный фас: [173] верхняя батарея вредила сильно крепостным строениям. К вечеру 28-го числа большая часть зубцов на стенах и башнях были обвалены, амбразуры в стенах повреждены и некоторые орудия неприятельские подбиты, так, что смущенные Персияне прекратили огонь с крепости и гарнизон, в унынии, не играл даже по обыкновению вечернюю зорю на рожках на Английский манер.

Крепость Эривань, имеющая в окружности не с большим три версты, была загромождена жителями, ибо более 18,000 оных собралось туда из города по приказанию Гассан-Хана, который, по случаю бегства Сардаря в Таврис, принял главное начальство над Эриванью. Эта многолюдная масса, стесненная в столь малом пространстве, видя ежеминутно разрушительные действия Русских ядер и бомб, находилась в крайнем волнении, и один только страх, наводимый Гассан-Ханом на умы жителей, удерживал их от явного возмущения. Узнав об этом, Генерал-Адъютант Паскевич, всегда предпочитая меры кротости к побежденным и щадя кровь [174] вверенных ему войск, предложил Гассан-Хану сдать крепость под условием свободного выпуска ему и гарнизону в то же самое 29-е число, когда наша средняя брешь-батарея совершенно разрушила юго-восточную угловую башню и смежную с оной куртину.

В ночь на 30-е число работы в траншеях продолжены с южной стороны на 35 сажень летучею сапою, а на Ираклиевом кургане поставлено 6 легких орудий под прикрытием батальона 7-го Карабинерного полка и двух рот Херсонского Гренадерского. Беспрерывный огонь этих орудий, весьма тревоживший осажденных, проломы в куртинах и башнях, заставили Гассан-Хана предвидеть всю опасность, ему угрожающую, и укротить его надменность. Он 30-го числа прислал парламентера к Генерал-Адъютанту Паскевичу, с изъявлением своего согласия на сдачу крепости, только с тем, чтобы ему дозволено было предварительно испросить на то мнение Аббас-Мирзы. Корпусный Командир, видя, что это уловка, только для того, чтобы выиграть время, объявил ему письменно, что [175] не принимает никаких условий, и требует, чтобы он сдался немедленно, или в противном случае испытает силу Русского оружия, и, дабы придать более весу своим словам, приказал усилить огонь со вех сторон. Скоро подошли летучею сапою так близко к крепости, что наши туры были поставлены даже на гласисе. Во всю эту ночь огонь с обоих сторон был наисильнейший. Мрачная Октябрьская ночь превратилась в день. Бомбы и ядра, со свистом рассекали воздух, описывали параболические круги, оставляя за собою огненный след. Более 900 бомб было пущено в эту ночь; ни одно строение в Эриванской крепости не уцелело от разрушительных их действий; они пробивали твердые куполообразные верхи мечетей, плоские крыши домов, разрушали стены, убивали жителей в домах, на улицах, в мечетях. Смятение было ужасное: мужчины, женщины и дети бегали с воплем по узким улицам, не зная, на что решиться. Смерть в тысячи видах окружила их со всех сторон: спасения искать было невозможно. Наконец все жители в [176] исступлении бегут к Гассан-Хану, требуя сдачи. Угрюмо сей кровожадный человек бросил на них взор страшного негодования, и тысячи проклятий излились из уст его.

На рассвете 1-го Октября огонь с крепости несколько утих, и 7-го Пионерного батальона Поручик Шефлер, вышедший из сапы, начал измерять шагами сколько еще осталось до рва, как вдруг на юго-восточной башне показались в значительном числе Эриванские жители, которые, видя невозможность убедить Гассан-Хана к сдаче, бросились на стену, начали махать белыми платками, становились на колена и телодвижениями просили о пощаде, потом начали перебегать к траншеям, спускаясь вниз по бреши. Бывшей тогда дежурным в траншее, Генерал-Маиор Лаптев, увидя возможность прохода, послал Полковника Гурко и Шипова с 6-ти ротами Лейб-Гвардии Сводного полка занять юго-восточные башни первой и второй стены и примыкающие куртины, что и было исполнено с решительностью и быстротою; сам же он с остальными ротами Лейб-Гвардии Сводного полка, рабочими 39-го Егерского и [177] Пионерами, двинулся к северным воротам, дабы пресечь неприятелю возможность ухода. Тут присоединился к нему Генерал-Лейтенант Красовский с частью своего отряда. Наши войска придвинулись к воротам, и Генерал-Лейтенант Красовский, в сопровождении Обер-Аудитора 20-й пехотной дивизии 9-го класса Белова, весьма хорошо знавшего Татарский язык, подъехал к воротам и поручил Белову сказать по-татарски, чтоб отворили оные. Едва только Белов исполнил приказание, как в ту же минуту пуля поразила его смертельно. Наши войска готовились уже наказать дерзких, как вдруг ворота растворились и жители изъявили покорность. Но кто был причиною такового неприязненного поступка? — Гассан-Хан. Он, не могши удержать жителей от изъявления покорности, в нерешимости бросился к воротам, и сквозь оные смотрел на приближение наших колон. Когда Белов объявил жителям приказание Генерала Красовского, отворить ворота, Гассан-Хан не мог выдержать более, он собственноручно застрелил нашего парламентера, и, после [178] совершения этого злодейского поступка, ушел в главную мечеть, близ Сардарского дворца, с некоторыми приверженцами и с 200 человеками Сарбазов, бывших ему еще преданными. Но, как скоро наши войска заняли крепость и гарнизон положил оружие, то Начальник Корпусного Штаба Генерал-Лейтенант Граф Сухтелен, подошел к означенной мечети двумя ротами Лейб-Гвардии Сводного полка. Сарбазы хотели еще защищаться, но когда наши Гвардейцы взвели курки, то все они бросили оружие и сдались, и Граф Сухтелен лично обезоружил Гассан-Хана. Кажется, что последний имел намерение, при последней крайности, взорвать на воздух крепость, потому, что как скоро приставлены были наши караулы к пороховым погребам, то Лейб-Гвардии Гренадерского полка Поручик Лелякин увидел в главном погребе горящий фитиль, который и вынул немедленно. Беспорядок, неизбежный при занятии крепости, продолжался очень недолго. Личность и имущество остались неприкосновенны. Через два часа после вступления наших войск в Эривань, [179] водворилась в оной тишина и примерная дисциплина победителей, презиравших накануне всякую опасность, явилась в полном блеске.

В крепости Эривани взято: 4 знамя, 38 пушек, 2 гаубицы, 9 мортир, 50 фальконетов, 1500 пудов пороху, множество артиллерийских и других запасов и 14,000 четвертей разного хлеба. В плен взято 3000 человек Сарбазов, и многие из знатнейших сановников, в числе коих замечательны: Гассан-Хан; Сувак-Кули-Хан, комендант крепости, найденный в подземелье Поручиком Гвардейского Генерального Штаба Чевкиным; командир гвардейского батальона Аббас-Мирзы, Касум-Хан; командир Марандского батальона Джафар-Кули-Хан; командир Тавризского батальона Али-Мардан-Хан; начальник артиллерии и литейной Фет-Али-Хан и Аслан-Хан Араклинский.

Потеря с нашей стороны весьма маловажна, убито: офицер 1 и ранено 3; нижних чинов убито и ранено 48 человек.

Учредив в Эривани временное правление, под председательством [180] Генерал-Лейтенанта Красовского, который остался в крепости с 4-мя полками 20-й пехотной дивизии, с принадлежащею к ней артиллериею, одною Пионерною ротою, Армянским и Грузинским пехотными ополчениями, дивизионом Улан, двумя казачьими полками и Татарскою конницею. Генерал-Адъютант Паскевич, присоединя к войскам, пришедшим с ним из Карабабы, Кабардинский пехотный полк, два орудия осадной артиллерии и две мортиры, выступил 6-го Октября к Нахичевани, дабы соединиться с отрядом Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, который между тем, как прежде было упомянуто, производил удачные диверсии, дабы обеспечить тыл главного отряда, и разбил отступавшие на Хой Персидские войска, под предводительством Аббас-Мирзы. Как же скоро чрезвычайные жары, простиравшиеся свыше 50°, в последних числах Сентября начали уменьшаться, то, находя возможным произвести новую диверсию, Генерал-Лейтенант Князь Эристов предпринял движение к городу Маранду, находящемуся в 70 верстах от Тавриса, дабы, угрожая последнему, [181] отвлекать внимание Аббас-Мирзы от военных действий в Эриванской провинции. 23-го Сентября Князь Эристов выступил из Нахичевани со всем своим отрядом, состоявшим из следующих войск: пехота, под Начальством Генерал-Маиора Панкратьева, из одного Гренадерского, двух пехотных полков и Сводного батальона при 20-ти орудиях. Кавалерия, под Начальством Генерал-Маиора Барона Остен-Сакена, из Уланской бригады Генерал-Маиора Князя Чавчавадзе, бригады Черноморских казаков Флигель-Адъютанта Его Императорского Величества Князя Долгорукова и казачьего Леонова полка, при 6-ти орудиях конной артиллерии. 28-го числа отряд переправился чрез Аракс и получено донесение от Подполковника Высоцкого о занятии им без сопротивления города Урдабада и совершенной преданности к России тамошних жителей и управляющего округом Ших-Али-Бека. В тот же день Князь Эристов, составив авангард своего отряда из одного батальона Нашебургского пехотного полка, одного Сводного батальона и Донского Леонова полка при 4-х орудиях, [182] поручил оный в команду Генерал-Маиора Панкратьева, который, приблизясь к Дардийскому ущелью, атаковал неприятеля в дефилеях и принудил отступить пять верст, до того места, где неприятель в узком ущелье устроил ретраншамент, защищаемый прибывшими из Хоя двумя батальонами Карадахских Сарбазов. 29-го Сентября Генерал-Маиор Панкратьев рекогносцировал означенную позицию, и, не смотря на силу оной, начал приготовляться к атаке, и послал сказать Сарбазам, чтоб они оставили дефиле, если не желают быть истреблены. Начальник оных, Мустафа-Султан, опасаясь быть обойденным, явился сам к Генералу Панкратьеву с покорностью, а Сарбазы с поспешностью разбежались. Заняв дефиле без выстрела, Генерал-Маиор Панкратьев выдвинул один батальон пехоты с 3-мя орудиями и занял выход из ущелья на Марандскую дорогу. Дождавшись тут прибытия всего отряда, Генерал-Маиор Панкратьев вступил снова в Командование всею пехотою. 1-го Октября отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, пройдя Дарадийское ущелье [183] и соединившись с авангардом, расположился в 15-ти верстах от города Маранда на берегу реки Чирчир. Тут явились к нему старшины города Маранда и других окрестных деревень, изъявляя покорность и приветствуя наши войска с чувством искренней радости, как освободителей от несносного грабительства Персидских войск. Слух о кротком обращении наших войск с жителями покоренных провинций, разнесся уже быстро по Адзербиджану, а, потому никакие понуждения Персидского правительства не могли заставить жителей мест, угрожаемых вступлением наших войск, оставить свои пределы. Оправдывавшиеся не раз их надежды на кротость и строгую дисциплину наших воинов после сражения, заставляли жителей смотреть на них не так как на неприятелей, но как на освободителей. 3-го Октября отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова вступил в город Маранд, расположенный на приятной долине и окруженный зеленеющимися садами. Перед городом явились депутаты с предложением своих услуг и с радостными приветствиями. Отряд [184] прошел церемониальным маршем с музыкою чрез Маранд, при большем стечении жителей, встречавших оный с восторгом и расположился за городом, заняв обе дороги, ведущие в Таврис и Хою. Тут явилось большее число жителей, которые без малейшей недоверчивости привозили для продажи всякого рода съестные припасы и обращались весьма дружелюбиво с войсками. В Маранде явились к Князю Эристову несколько Персидских сановников с изъявлением покорности и получено известие, что управлявший Урдабадским округом Ших-Али-Бек, собрав партию конницы и Сарбазов Нахичеванского батальона, переправился чрез Аракс, переселил обратно находившихся за оной жителей Урдабадских и Нахичеванских, и, приведя в повиновение Беков Дизмарских, открыл безопасное сообщение между Марандом и Урдабадом; после чего взял довольно крепкую по своему местоположению крепость Кюрдаш, и оставил там свой гарнизон из 150 Сарбазов, приведя в повиновение окрестных жителей. [185]

Вскорости получено было известие, что падение Эривани распространило ужас в жителях Адзербиджанской области, особенно в Таврисе, жители коего, зная примерное поведение наших войск, не расположены защищаться; что Аббас-Мирза, находящийся с весьма малым отрядом, не свыше 3000 человек, в окрестностях Хоя, намерен вывести из Тавриса все военные и продовольственный запасы, или истребить их. Генерал-Лейтенант Князь Эристов 11-го Октября двинулся с своим отрядом из Маранда к Таврису, и в тот же день достиг местечка Софияны, а 12-го прибыл в Сагалан, принимаемый везде с восторгом от народа. В тот же день получены были в Таврисе письма из Софияна, на имя Тавризских Хед-Хедасов, от Насер-Али-Хана, бывшего Марандского начальника, который, уведомляя жителей о вступлении Русских войск в Адзербиджан, советовал не делать никакого сопротивления, обнадеживая, что жизнь и имущество их будут пощадены. Письма эти были перехвачены и доставлены Аллаяр-Хану, зятю и первому министру Шаха. Собрав [186] Хед-Хедасов, он обвинял их в измене, и хотя они оправдывались убедительнейшим образом, но письма эти сделались гласными между народом и произвели свое действие. Чрез нисколько часов после того прибыл в город Шахский голлам, отправленный из Софияна. Он привез известие, что в минуту отъезда видел сильный авангард Русских войск, вступивших в Софиян. Весть эта быстро разнеслась по Таврису. Жители предместий спешили укрыться в стенах города, а некоторые пустились в бегство: везде царствовало беспокойство.

Известие о близости Русской армии обратило на себя внимание Иракских и Мазандаранских войск, оставленных Шахом в числе 6000 человек для обороны Тавриса. Они потихоньку начали выходить из города небольшими партиями, и около полудня, сосредоточась за Таврисом, пустились по Тегеранской дороге; только самая малая часть их осталась в Таврисе. Думают, что причина поспешного их ухода, кроме известия о приближении Русских, были еще и угрозы жителей, которые, сверх врожденной ненависти к южным своим [187] соотечественникам, опасались, чтоб эти войска перед выходом из города не начали грабить, или не вздумали бы сопротивляться против Русских; а тем самым не навлекли бы гибели Таврису, всеми мерами старались об их удалении.

Раздосадованный Аллаяр-Хан, узнавши довольно поздно об их побеге, не только что послал некоторых из их начальников, при нем бывших, дабы удержать их от побега, но приказал Таврисцам преследовать и грабить их. Едва этот приказ был отдан, как вооруженные граждане напали на солдат и большую часть истребили. 400 человек захваченных были заперты в цитадели, но они воспользовались воротами, бывшими за каким-то старым строением, и ушли.

Аллаяр-Хан приказал тогда двум батальонам Шаггангрийцев, стоявшим лагерем за городом, занять позицию у ворот, и лично увещевал их обороняться храбро и твердо. Несколько минут продолжалось молчание; но едва кончил он свое увещание, как был осыпан ругательствами, даже бросали в него каменьями, и он, [188] опасаясь за свою жизнь, должен был удалиться. Во весь этот день носились слухи, противоречащие одно другому, даже уверяли положительно, что к вечеру Аббас-Мирза пребудет с войском из Хои. Послан был особый отряд конницы по Софиянской дороге для наблюдения. К вечеру водворилось несколько спокойствие, потому, что Аллаяр-Хан уверял, что Аббас-Мирза прибыл к речке Аджичай, в 5 верстах от города, и даже приказал Хед-Хедасам отправиться к нему на встречу. 15-го числа рано утром узнано было, что отряд Князя Эристова ночевал при Санах-Кюрпи и вскоре после того показались передовые посты его у Аджичайского моста, расположась по правому берегу реки. Аллаяр-Хан употреблял все усилия, чтобы склонить жителей к бою; но не смотря на его угрозы, просьбы, увещания, и даже то, что для примера приказал он многим непокорствующим отрезать уши и носы и выколоть глаза, народ не хотел защищаться. Аллаяр-Хан расставил по стенам Шаггангрийские батальоны, приказал зарядить пушки, поставленные за нисколько дней перед сим [189] на бастионах и башнях, и охранять крепко ворота. Он разъезжал верхом между внутренней и внешней стенами, старался ободрить войска, и даже велел стрелять из пушек, не смотря на то, что Русский отряд был гораздо далее выстрелов, и что пушки совсем не туда были направлены. Это бесполезное усилие было только сигналом Персидской пехоте к побегу, и она после трех выстрелов рассеялась в разные стороны с крайнею поспешностью.

Ага-Амир-Фета-Сеит, Муштеит Таврисский, глава Адзербиджанского духовенства, лице тем более важное, что он обличен был в это звание общим доверием народа, взвесив все обстоятельства и исполненный доверия к великодушию Русских войск, неоднократными примерами доказанному, находил гораздо согласнее с настоящим положением дел, прибегнуть под защиту войск, отличающихся кротостью к побежденным, чем бесплодною защитою навлечь гибель на весь город. Он в сопровождении Мулл и других лиц явился к Аллаяр-Хану, и весьма решительно объявил ему, чтоб он отказался от всяких [190] покушений сопротивляться, и что гораздо лучше сделает, если сложит с себя должность главного начальника и уедет из Тавриса. В то самое время Князь Эристов, расположась со всем отрядом на берегу Аджичая, отрядил 6 рот Херсонского Гренадерского полка и один Сводный батальон при 6-ти орудиях, под начальством Генерал-Маиора Панкратьева, для рекогносцирования Тавриса. Едва только Генерал-Маиор Панкратьев подошел к городу, как Сарбазы, еще остававшиеся на своих постах, поспешно разбежались; а ожесточенная чернь, Марандская и Нахичеванская конница, бросились грабить дворец Аббас-Мирзы. Ага-Амир-Фета-Сеит, узнавший, что ключи города были спрятаны, приказал поспешно разломать ворота и вышел на встречу Русским войскам с духовенством и почетнейшими жителями, изъявлявшими непритворную радость. Между тем, как эти депутаты ожидали приближения Князя Эристова со всем отрядом, Генерал-Маиор Панкратьев тотчас вступил в город с музыкою и барабанным боем, занял цитадель и расположил свой отряд [191] лагерем между крепостью и предместьями. Вслед за тем все войска вступили в город Константинопольскими воротами. Первым попечением Князя Эристова было: осмотреть арсенал, и, приставя к оному караул отправиться во дворец, послав туда наперед особый караул, дабы разогнать грабителей. Не смотря на таковую предосторожность, дворец много потерпел уже вреда, и в нем остались только такие вещи, которых хищники по причине тяжести не могли унести с собою, т. е. огромные ковры, мебель, палатки и т. п. Пехота и артиллерия расположились лагерем под стенами города, напротив Константинопольских ворот, конница по высотам, прилегающим к Аджичаю, один батальон занял цитадель, а другой дворец. На доме, Английским посольством занимаемым, был поднят Великобританский флаг. В три часа пополудни, Английский поверенный в делах, Маиор Монтейт с своими офицерами посетил Князя Эристова, был им принят очень ласково, и для защиты посольского дома поставлен особый караул. В тот же день вечером было [192] узнано, что Аллаяр-Хан еще находится в городе. Этот первенствующий министр в то время, как разбежались Сарбазы, а жители пошли на встречу Русским войскам, решился было последовать совету Муштеида, и спасться бегством, но быстрое приближение со всех сторон наших кавалерийских партий, в то время, как он прибирался по главной аллее, ведущей на большую Тегеранскую дорогу, заставил его опасаться быть пойманным. Он решился скрыться до времени в доме Мирзы Джебера, пользовавшегося доверенностью Сардаря Эриванского. Но к его несчастию Мирза имел связи с сыновьями бывшего Марандского Хана. Они, получив известие от Мирзы, тотчас уведомили Князя Эристова, и он послал сотника Помелова с отрядом Черноморских казаков, дабы схватить Аллаяр-Хана. Последний, увидя, что дом, в котором он находился, окружен казаками, хотел было защищаться и схватил карабин, но он осекся, и этот министр, главнейший виновник происходившей войны, сдался без всякого сопротивления. Кроме Аллаяр-Хана, при занятии [193] Тавриса, взят был также в плен Келп-Гуссейн Хан Талышинский. В Таврисе взято 2 знамя, повелительный жезл Аббас-Мирзы, 31 пушка, 9 мортир, 2 фальконета, 3000 ружей, 10,250 ядер и множество артиллерийских снарядов, большее количество токарных, слесарных и других инструментов, разного рода амуниция и провиант, также 6000 четвертей ячменя и пшеницы. 16-го числа весь отряд, за исключением занимавших караулы в городе, расположился лагерем на ровном месте за Принцевым садом. Жители оказывали величайшее доверие к Русским войскам, и даже многие старшины главнейших и древнейших фамилий в Таврисе, изъявляли свое желание, чтобы город навсегда остался под Российским управлением.

Генерал-Адъютант Паскевич, 16-го Октября прибыл в город Маранд с передовыми войсками своего отряда, и в то самое время, как получил известие о занятии Тавриса, явился к нему нарочный с письмом от Аббас-Мирзы, который извещал о своем намерении, приехать лично для переговоров о мире, объявляя, что он [194] снабжен от Шаха надлежащим полномочием. Генерал-Адъютант Паскевич отвечал, что вскоре будет назначено место для свиданья с Принцем, двинулся поспешно к Таврису и на другой день вступил с своим авангардом в местечко Софиян, где приехал к нему Таврисский Беглер-Бей, Фет-Али-Хан, с обещанием оказывать все зависящие от него пособия для продовольствия наших войск и управления краем. 18-го Октября Генерал-Адъютант Паскевич прибыл с авангардом в деревню Сагалань, в 15-ти верстах от Тавриса. Сильный дождь, шедший на кануне весь день, до того испортил дорогу, что Корпусный Командир принужден был предоставить Генерал-Маиору Мерлини, следовавшему с прочими войсками, распорядиться своим маршем по удобности, имея особенно в виду сбережение лошадей; Кабардинский же пехотный полк с транспортами и осадной артиллерией, остановлен, в Маранде, по ненадобности оных в Таврисе, и для удобнейшего продовольствия скота. В тот же день получено было известие о занятии крепости Аландажи, расположенной [195] на весьма высоких утесах и почти неприступной. Крепость эта, оставленная гарнизоном, была занята без выстрела Нашебургского пехотного полка Маиором Кушлянским, командированным туда с одною ротою. В этой крепости найдено четыре пушки, более 50 пудов пороха, 120 пудов свинца, до 200 ядер, 123 четверти разного хлеба, 130 рукомольных жерновов и несколько других инструментов и припасов.

За день до прибытия Генерал-Адъютанта Паскевича в Таврис, Генерал-Лейтенант Князь Эристов получил известие, что Персидские войска оставили Карадахский округ, и что там осталось не более 400 человек конницы, под начальством Гассан-Хана Гераикского. Вместе с тем явился к Князю Эристову Риза-Кули-Ага, сын Марагинского Ахмет-Хана и племянник Джафар-Кули-Хана, Старшина Марагинских Сарбазов, с предложением от своего дяди, принять город Марагу в покровительство Российского Императора. Приняв его благосклонно, Князь Эристов послал с ним объявление к народу [196] Марагинскому дабы оный показал первый опыт своего усердия, доставив в Таврис некоторых Русских пленных, которые, по полученным сведениям, находились в Мараге.

19-го Октября по утру, Генерал-Адъютант Паскевич с авангардом своего отряда, прибыл к Таврису, и был встречен за Аджичайским мостом Ага-Амир-Фета-Сеидом с главнейшим духовенством, почетнейшими из Беков, городскими старшинами, в сопровождении множества народа, который по своему обыкновению осыпал дорогу цветами, изъявляя живейшую радость. Отряд Генерал-Лейтенанта Князя Эристова расположен был под ружьем в лево от дороги и прошел мимо Корпусного Командира церемониальным маршем, после чего парадировали войска вновь пришедшие.

По окончании смотра Генерал-Адъютант Паскевич въехал в Таврис, и был приветствован залпом артиллерии с башен и бастионов. С наступлением ночи цитадель и башни были освещены факелами. Генерал-Адъютант Паскевич, зная все [197] влияние Муштеида, старался всячески обласкать его.

21-го Октября Каймакан, третье лицо Персидского министерства, приехал от имени Аббас-Мирзы с полномочиями для переговоров о мире. Таковой случай, вовсе неожиданный после обещания Аббас-Мирзы, трактовать лично с Генерал-Адъютантом Паскевичем, побудил последнего просить Каймакана остаться в деревне Каламунчай, в 7 верстах от Тавриса, и отправил к нему почетный караул, а для переговоров Действительного Статского Советника Обрезкова. Главная причина, по которой Генерал-Адъютант Паскевич не позволил Каймакану приехать в Таврис, была неуверенность в прямодушии Аббас-Мирзы. Можно было полагать, что, отменив прежнее намерение лично видится с Генерал-Адъютантом Паскевичем, Аббас-Мирза прислал Каймакана, под предлогом переговоров, произвести возмущение в Таврисе; ибо Генерал-Адъютант Паскевич очень хорошо знал, что этот министр, весьма любимый и уважаемый народом, имеет на него большее влияние. Для принятия [198] же предосторожности, Генерал-Адъютант Паскевич приказал взять под стражу некоторых подозрительных Ханов и Беков, в особенности же тех, которые в минувшей войне, будучи Русскими подданными, производили разные грабительства в наших провинциях, как например Гуссейн-Хан, сын бывшего Хана Шекинского, который при первом вторжении Персиян в наши пределы, будучи наименован от Аббас-Мирзы Шекинским Ханом, возмущал в этой провинции народ и делал большие разорения и жестокости. 22-го числа Марагинский Хан, желая оказать опыт своего усердия и преданности к России, доставил в Таврис 42 человека Русских пленных, находившихся в Мараге, и которых отбил у Персидских войск, имевших намерение увлечь их далее в Персию, при первом известии о вступлении Русских войск в Таврис. Жители Хои прислали от себя депутатов с изъявлением покорности. Ханство Карадахское покорилось и Магомет-Кули-Бей, потомок прежнего владельца, наименован Правителем оного. Старшины Шахсеванские и Шаггангрийские также [199] изъявили свою преданность. Правитель Шаггангрийского поколения торжественно признал над собою Русское владычество. Хан сей был сын знаменитого Азат-Хана, оспаривавшего престол у Фет-Али-Шаха.

23-го Октября открыто главное управление Адзербиджанской области. Членами оного были назначены: Генерал-Маиор Барон Остен-Сакен, с званием временно-Главнокомандующего в Таврисе; Генерал-Маиор Князь Чавчавадзе; управлявший должностью Генерал-Интендант 4-го класса Жуковский; Ширванского пехотного полка Полковник Барон Ренне; Лейб-Гвардии Гренадерского полка Полковник Шебека; Ага-Амир-Фета-Сеид Муштеит Таврисский; высокостепенный Таврисский Беглер-Бей Фет-Али-Хан. Комендантом в городе Таврисе назначен Полковник Лазарев. 24-го Октября совершено было благодарственное молебствие за успехи, дарованные Русскому оружию. Все войска были в параде, и при возглашении многолетия Августейшему Царствующему Дому, сделан 101 пушечный выстрел, потом войска прошли церемониальным маршем мимо Генерал-Адъютанта [200] Паскевича. Приглашенный к этой церемонии Английский Министр Полковник Макдональд, приехал после молебствия, и, видя стройное движение Русского отряда, не мог не изъявить своего удивления, что после шестимесячной трудной кампании войска не только не казались изнуренными, но были в полном порядке и чисто одеты, что можно было полагать их только готовящимися к выступлению в поход.

Действительный Статский Советник Обрезков, в конце конференции своей с Каймаканом, вручил ему проект основных статей, на коих может быть утвержден мир. Обоюдным согласием положено было, что, если Аббас-Мирза согласится на предлагаемое условие, то должен был к 2 Ноября прибыть с небольшою свитою в Чевистер, в 60 верстах от Таврис по Хойской дороге, куда послан будет к нему Русский конвой. Местом же свиданья Аббас-Мирзы с Генерал-Адъютантом Паскевичем, назначено местечко Дей-Карган, в 60 верстах от Тавриса по Марагинской дороге. Во время продолжения переговоров войска Аббас-Мирзы должны быть [201] отправлены за озеро Урмию во внутренность Персии, а Русские войска займут все провинции Адзербиджана. В случае же, если Аббас-Мирза не исполнит предназначенного, то военные действия будут продолжаться по прежнему.

25-го Октября Генерал-Адъютант Паскевич сделал следующее распоряжение: для охранения города Тавриса, под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Эристова, остаются два Гренадерских полка, Херсонский и Грузинский, Ширванский пехотный, 1-й и 4-й Черноморские казачьи полки, рота Пионер и часть артиллерии. Эриванский Карабинерный, Уланские и Нижегородский Драгунский и Карпова казачий полки с 6 орудиями конноартиллерийской № 13 роты, под начальством Генерал-Маиора Барона Розена, отправлены к Уджану, летнему дворцу Аббас-Мирзы, в 50 верстах от Тавриса по Тагеранской дороге, для удобнейшего продовольствия фуражом. Для исправления дороги на Агарь, послан батальон 41-го Егерского полка, Пионерная рота, два горные орудия и казачья команда. Генерал-Адъютант Бенкендорф 2-й с 6 ротами [202] Нашебургского пехотного полка, батальоном Тифлисского пехотного, Шамшева Донским казачьим полком и с 12 орудиями Кавказской Гренадерской бригады, легкой № 3-й роты, послан в Чевистер, где до 5-го Ноября должен был ожидать проезда Аббас-Мирзы, потом следовать далее и занять Салмасский округ. 6-ти ротам Кабардинского пехотного полка, 3-м орудиям Донской конноартиллерийской № 3-й роты и 300 Иловайского казачьего полка, под начальством Генерал-Маиора Лаптева, приказано было выступить из Маранда и занять город Хой. В случае же неожиданного сопротивления, требовать помощи от Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, который должен был тогда блокировать Хой, и, в случае надобности, потребовать осадную артиллерию из Маранда. Лейб-Гвардии Сводный полк, Козловский пехотный, отборный Уланский из двух дивизионов, казачий Леонова полки и 6 орудий Донской казачьей № 3-й роты, назначены составлять отряд, который, под командою Генерал-Маиора Панкратьева, долженствовал находиться в Дей-Каргане во время переговоров. [203] Значительное количество провианта, найденного в Таврисе почти до 13,000 четвертей, и сведение, что казенные магазины, по деревням находящаяся, заключают в себе не менее означенного количества, обеспечивало все наши войска 5-ти месячным продовольствием, следовательно и сделались дальнейшие подвозы из Карабаха хлеба, вовсе не нужными. По таковому уважению предписано было Командовавшему войсками в Карабахе, Генерал-Лейтенанту Князю Вадбольскому, двинуться к Ардебилю, и стараться овладеть этой крепостью, в которой, как уверяли, хранились большие запасы, и отрядить из Мешкина один или два батальона пехоты, для разработки дороги на Агарь. Вместе с тем ему предписано было, взять с собою только месячное продовольствие для отряда, а все прочие запасы оставить в Ах-Оглане, буде же они находятся в следовании, то остановить в безопасном месте под надлежащим прикрытием, дабы они могли служить для войск, имеющих находиться в Ардебили, или могущих возвращаться из Тавриса на нижний Аракс. Сверх того Князю Вадбольскому поручено [204] было, в Ардебили и Мешкине собрать все возможные сведения о способах продовольствия и о сообщениях области, к коей они принадлежат, и доставить в Таврис, чрез Агарь, нужнейшее из годовых вещей и самое большое, по возможности, количество водки или спирта.

28-го Октября Генерал-Адъютант Паскевич получил письменный ответ от Аббас-Мирзы, с изъявлением согласия на все предложения, сделанные Каймаканом, а потому в тот же день отряд Генерал-Адъютанта Бенкендорфа выступил в Чевистер, а Генерал-Маиора Панкратьева в Дей-Карган.

Между тем Аббас-Мирза, очистив город Хой, отошел из Салмаса к Урмии. Амир-Ослан-Хан Хойский, заняв сей город, известил о том Генерал-Адъютанта Паскевича, который дал повеление Генерал-Маиору Лаптеву, присоединиться с своим отрядом к Генерал-Адъютанту Бенкендорфу, а сему последнему, по проезде Аббас-Мирзы в Дей-Карган, отправить для занятия Хои батальон Тифлисского пехотного полка с Подполковником [205] Высоцким, которому и быть там Комендантом. После того, присоединив к себе отряд Генерал-Маиора Лаптева, поручено было Генерал-Адъютанту Бенкендорфу, двинуться к Салмасу и занять дорогу, ведущую к Урмии.

В следствие такового повеления Генерал-Адъютант Бенкендорф 4-го Ноября выступил из Чевистера; но, сделав нисколько верст, узнал, что Аббас-Мирза приближается, остановился на обширной равнине близ озера Урмии и послал на встречу Аббас-Мирзе назначенный ему в конвой дивизион Нижегородского Драгунского полка, под начальством Флигель-Адъютанта Графа Толстого и для встречи Полковников: Флигель-Адъютанта Князя Долгорукова и Командира Нижегородского Драгунского полка Раевского. Наследник Персидского Престола, заметив их приближение, выехал к ним сам на встречу, в сопровождении Фет-Али-Хана, двух иностранных офицеров и двух стремянных, ехавших с ним рядом. Он принял с большою учтивостью наших Полковников, неоднократно уверял в искреннем своем [206] желании о скорейшем заключении мира, потом, проехав по фронту, поздоровался по-русски с нашими солдатами. Приблизясь к отряду, Аббас-Мирза просил, чтобы его встретили с пушечною пальбою. В угодность ему, Генерал-Адъютант Бенкендорф приказал сделать 6 выстрелов из двух конных орудий. Встретив Генерал-Адъютанта Бенкендорфа, Аббас-Мирза сказал ему: «Весьма рад, что Вы, Генерал, который первый обнажили меч против меня в нынешнем году, первый встречаете меня на кануне мира.» После сего он сказал с важностью и удивительным приличием: «Надобно много времени, чтоб каждый народ образовать для войны: мы только начали; вы также имели свое время испытаний, прежде нежели дошли до той степени, на которой теперь находитесь.» За сим он примолвил: «Как бы то ни было, впредь мы будем жить в мире; а в ожидании этого, не правда ли, что довольно странно,» сказал он улыбаясь, «что я у вас в гостях, в этой стране?» — После того Аббас-Мирза осмотрел весь отряд, расположенный в [207] линию, обращал особенное внимание на артиллерию и весьма пристально рассматривал устройство пушек, был весьма приветлив и изъявлял желание знать поименно всех особ, окружавших Генерала. Он просил Генерал-Адъютанта Бенкендорфа приказать части пехоты и конницы пройти мимо его церемониальным маршем. По его желанию Кабардинский полк и Драгунский дивизион прошли мимо его. Стройность в движениях, воинственная осанка и выправка наших воинов весьма его удивляли. Один только Аббас-Мирза умел казаться веселым до самого конца свидания, напротив того, на лицах особ, составлявших свиту Аббас-Мирзы, выражалось чувство оскорбленного самолюбия. При прощании Аббас-Мирза изъявил Генерал-Адъютанту Бенкендорфу величайшее удовольствие, и сказал при том, что он весьма бы желал видеть Его Величество Императора Всероссийского и всю Августейшую Фамилию, что будет стараться как можно поспешнее заключить мир, и надеется увидится с Генералом Бенкендорфом в России. [208]

После того Аббас-Мирза с своим конвоем отправился в Чевистер, а Генерал-Адъютант Бенкендорф двинулся к Хое и был встречен за городом Ханами, Сейдами, Муллами и множеством народа с изъявлением покорности. В этом обширном городе, имеющем до 4000 домов, он получил в добычу 14 орудий и довольное число разных воинских запасов.

Аббас-Мирза, в сопровождении своего конвоя, прибыл 4-го Ноября в Чевистер. На дороге он с особенным удовольствием разговаривал с Командиром Нижегородского Драгунского полка Полковником Раевским и Флигель-Адъютантом Князем Долгоруким и Графом Толстым, и беспрестанно уверял их в прямодушии и искренности своих намерений. По приезде его в Чевистер построен был у палатки почетный караул, с одной стороны из тридцати Драгун, а с другой из тридцать Кюрдов.

Генерал-Адъютант Паскевич, получив известие о приезде Аббас-Мирзы в Чевистер, выехал сам в сопровождении казачьего Леонова полка в Дей-Карган, [209] куда и прибыл 5-го числа. На половине дороги встретил его сын Аббас-Мирзы Хозрев-Мирза, нарочно для того посланный своим отцом, и в довольно далеком расстоянии сошел с лошади, оказывая Генерал-Адъютанту Паскевичу величайшую учтивость. 6-го Ноября Генерал-Адъютант Паскевич, узнав о приближении Аббас-Мирзы, послал к нему на встречу, за 7 верст от Дей-Каргана, дивизион Улан и Генерал-Лейтенанта Графа Сухтелена с Корпусным штабом. Аббас-Мирза принял весьма благосклонно Графа Сухтелена и просил его ехать рядом с собою, а штабу впереди Персидской его свиты. Перед селением, в которое, по тесноте улиц, невозможно было въехать вдруг всему конвою, Аббас-Мирза проехал мимо войск и каждый эскадрон благодарил особенно за труды для него понесенный. В Дей-Каргане, у квартиры для него назначенной, был он встречен Генерал-Маиором Панкратьевым, командовавшим войсками, там собранными, а в караул у него была рота Лейб-Гвардии Сводного полка. Бодрый вид [210] людей, выправка их и чистота одежды, обратили на себя особенное его внимание.

По прибытии Аббас-Мирзы, Генерал-Адъютант Паскевич приехал к нему немедленно. Он принял его посреди комнаты стоя, взял за руку и говорил с ним весьма дружески, а потом на другой день сам посетил Генерала Паскевича.

8-го Ноября, в день тезоименитства Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича, после молебствия, был парад всеми войсками, в Дей-Каргане находившимся, в присутствии Аббас-Мирзы, обращавшего на все особенное внимание. После парада Аббас-Мирза посетил завтрак, данный Командующим Лейб-Гвардии Сводным полком Полковником Шиповым. Не смотря на затруднительное свое положение, Аббас-Мирза умел сохранять достоинство сана вместе с редкою любезностью.

10-го, 11-го и 12-го Ноября происходили три первые конференции в Дей-Каргане, между Аббас-Мирзою и Генерал-Адъютантом Паскевичем, на счет условий предполагаемого мира. 28-го Ноября Аббас-Мирза [211] подписал два протокола, коими решена уступка России Эриванской и Нахичеванской провинций, и вскорости было постановлено назначение суммы, следующей к уплате России за военные издержки.

Во время таковых переговоров Оттоманская порта, предпринимая разрыв с Россией, употребляла все средства прервать переговоры, производившиеся в Дей-Каргане. 12-го Декабря приехал к Аббас-Мирзе курьер от Ванского Паши с известием, что Порта объявляет России войну и просит не заключать мира, обещая именем Султана помощь. Аббас-Мирза не увлекся таковым обнадеживанием, очень хорошо понимая положение Персии, слишком затруднительное и слабое. Но Тегеранский Двор, обольщенный пышными обещаниями Порты и известным Гати-Шерифом, изданным в это время Турецким Султаном, начал одобрять мнение неблагоприятствовавшей России партии и происки одного из братьев Аббас-Мирзы, домогавшегося наследства Престола. Капиталы, назначенные на уплату России и находившееся уже на дороге к Таврису, были остановлены, и 6-го Января [212] Шах прислал особого уполномоченного в Дей-Карган, Мирзу Абул-Гассан-Хана, который 7-го числа имел аудиенцию у Генерал-Адъютанта Паскевича, и объявил ему от имени Шаха, что, доколе Русская армия предварительно не отступит за Аракс и без малейшего замедления не очистит Адзербиджана, Фет-Али-Шах не заплатить никакого вознаграждения и не ратифицирует мира, условия коего были им сперва приняты. В тот же день вечером вручены были Аббас-Мирзе и Абул-Гассан-Хану две декларации за подписью Генерал-Адъютанта Паскевича, что переговоры прерваны и военные действия начнутся снова.

Аббас-Мирза, крайне огорченный таковою переменою, предусматривая гибельные для Персии последствия, с крайней, поспешностью поехал в Тегеран, дабы лично объяснить Фет-Али-Шаху настоящее положение дел и убедить его к поспешному заключению мира.

Вместе с прерванием переговоров начались снова неприятельские действия, не смотря на глубокий снег и суровое время года. Зима наступила необыкновенно холодная, [213] не слыханная в тамошнем крае. Но благодаря распоряжениям Генерал-Адъютанта Паскевич, в Персии, где не имеют понятия о устройстве зимней дороги, таковая явилась. Изобретены были треугольники из сплоченных бревен, которые, будучи возимы впереди артиллерии, раздвигали снег на обе стороны и углаживали дорогу, облегчая движение наших парков и орудий. 15-го Января 1828-го года Генерал-Маиор Панкратьев занял своим отрядом, действовавшим на правом фланге, город Урмию, один из знатнейших в Адзербиджанской области, по крепкому и выгодному местоположению, а Генерал-Лейтенант Граф Сухтелен, принявший начальство над левым флангом действующих войск, двинулся к городу Ардебилю, знаменитому по гробнице Шеих-Софи, основателя Софийской династии в Персии и потому, что Персидские Шахи коронуются в оном. Сыновья Аббас-Мирзы, Мехмет-Мирза и Джангир-Мирза, запершись в Ардебиле, с 2000 гарнизоном хотели было защищаться, но удачное действие трех конгревовых ракет [214] переменило их намерение. Они сдались с условием остаться под покровительством России до окончания войны. Комендант города поспешил 25-го Января отворить ворота, и наши войска заняли Ардебиль. Персидскому гарнизону предоставлена была свобода выйти с оружием и собственностью; но из оного только 100 человек артиллеристов, обученных по-европейски, явились Графу Сухтелену и испросили у него охранные листы для возвращения на место жительства, прочие разбрелись по разным сторонам, вовсе о том не заботясь.

В крепости найдено 27 пушек, значительный запас пороха, ядер и других военных снарядов и до 2000 четвертей муки.

Фет-Али-Шах, узнав о прекращении переговоров и возобновлении неприятельских действий, постиг всю крайность своего положения, и те опасности, которые ему угрожали. Аббас-Мирза с своей стороны представил ему все те бедствия, которым [215] подвергнется Персия, ежели война еще продолжится. Все это решило Шаха отнестись прямо к Генерал-Адъютанту Паскевичу, с уверением в миролюбивых своих расположениях, уведомляя при том, что он снабдил Аббас-Мирзу нужными полномочиями для заключения мира и готов на все условия, какие были предназначены на Дей-Карганских переговорах. В то же самое время получено известие, что в счет должного России денежного вознаграждения перешла уже за линию форпостов наших, находившихся в Мияне 3 курура или 1,500,000 томанов (6,000,000 рублей серебром на нашу монету). Сумма эта должна была остаться в сохранении у Г. Макдональда, Великобританского посланника в Персии, для выдачи Генерал-Адъютанту Паскевичу при подписании им мирного договора. Остальные суммы также уже были отправлены из Тегерана.

Видя точное доказательство, что Персидский Шах готов заключить мирный трактат, Генерал-Адъютант Паскевич вошел в сношение с Аббас-Мирзою, о [216] назначении места для съезда обоим уполномоченным, и отправился с главной своей квартирой в Миян, куда и прибыл 1-го Февраля.

Вслед за тем Аббас-Мирза и Генерал-Адъютант Паскевич съехались в местечке Туркманчае. После принятая всех условий с 9 на 10 Февраля 1828 года в 12 часов ночи подписан, по желанию Аббас-Мирзы, Туркманчайский трактат, потому, что астролог Принца признал это время самым благоприятным. Трактат этот положил конец войне, вновь прославившей Русское оружие. Существенные части оного были: уступка России ханств Эриванского и Нахичеванского, вошедших в состав наших Закавказских провинций, и уплата России Персией в вознаграждение военных издержек 10 куруров томанов Раидже (20,000,000 рублей Российским серебром). 19-го Февраля Генерал-Адъютант Паскевич выехал из Туркманчая в Таврис, и, прибыв туда 20-го числа, нашел уже доставленными 5 куруров Персидской [217] контрибуции. До 4-го Марта происходил прием сумм, полученных от Персии. По случаю того, что 1 курур остался еще не выплаченным, по общему договору назначено было впредь до окончательной уплаты оного Персидским правительством, Русскому отряду занимать Хойскую и Урумийскую области. Генерал-Адъютант Паскевич назначил для этого отряд из полков: Козловского, Нашебургского и Кабардинского пехотных, Шамшева Донского и 1-го конно-Черноморского казачьих и 18 орудий Кавказской Гренадерской артиллерийской бригады; легких рот № 2 и 3, поручив начальству Генерал-Маиора Панкратьева, который и принял над оным начальство 8-го Марта. В тот же день Аббас-Мирза прибыл в летний свой дворец в Таврисе для принятия от нашего правительства этого города, и в тот же день Генерал-Адъютант Паскевич выехал из оного. 13-го Марта первая колонна войск, действовавших в Персии, переправилась чрез Аракс и вступила в наши пределы, а вслед за тем и прочие войска, участвовавшие в походе, [218] кроме означенного отряда Генерал-Маиора Панкратьева, перешли Аракс. Таким образом к концу Марта был очищен нашими войсками Адзербиджан. 24-го Марта Генерал-Адъютант Паскевич, Всемилостивейшие пожалованный титулом Графа Эриванского, возвратился в Тифлис.

Конец четвертой части.