(Окончание.)

Аттаки, произведенные неприятелем 5 августа, обнаружили сколь значительными силами мог располагать в поле Киоса-Магмет-паша, а предприимчивость Турок и образ их быстрых, внезапных нападений, заставляли озаботиться прежде всего о безопасности собственного нашего лагеря. В этом положении дел главною мыслью графа Паскевича было избегать новой встречи в поле и не предпринимать деятельной осады до тех пор, пока постоянная позиция, избранная для войск, не будет совершенно обеспечена искусственною обороною. На таковой конец еще в вечеру 5 августа, заложены впереди центра и левого фланга лагеря, [229] два редута. Из них № 1 для 200 человек пехоты и 4 баттарейных орудий, на левом берегу речки, на вершине конической высоты, Туашан-Тапа, и № 2, для 400 человек пехоты и 2 легких орудий, на возвышении правой стороны Посхов-чай, где происходило кавалерийское дело: для наблюдения дорог, выходящих из гор от небольшого пригородного селения Марда. Оба редута, не смотря на весьма каменистый грунт, окончены пред рассветом 6 числа и при первом из них, для большого прикрытия дороги, ведущей к лагерю из крепости, устроен внизу ложемент: для двух орудий и одной пехотной роты, а на полускате высоты, особенные, каменные завалы для стрелков.

6 числа инженер корпуса путей сообщения, подполковник Эспехо, прикрыл позицию нашу двумя другими редутами № 3 и 4. Первый из них заложен в 250 саженях в тылу лагеря, а последний в 550 саженях впереди № 3, на высоте противу правого фланга, чтобы обстреливать овраг, по коему неприятель мог скрытно приближаться. Для сохранения постоянного сообщения обоих берегов, занят, двумя ротами карабинер, сад, лежащий в лощине речки: между редутами № 1 и 2 и в нем учреждено осадное депо. Гарнизон также занимался улучшением крепостной обороны. Сверх того [230] Typки, понимая важность северной высоты, прикрыли её в ночь, с 5 на 6 число, большим отдельным укреплением из толстых бревен и устроили на южной стороне крепости, противу редута № 2, контр-апрош на два легких орудия.

7 числа присоединился к корпусу генерал-маиор Попов: с 6 ротами Херсонского гренадерского полка, 4 легкими орудиями, 21 артиллерийской бригады резервной баттарейной № 5 роты и Донским казачьим Грекова полком, всего в числе около 1.800 человек. Отряд этот, проходя под самыми выстрелами крепости Ацкура, должен был отразить неприятельскую вылазку, и потерял ранеными 12 человек. С приближением его к Ахалцыху, Турки, заметив секурс наш, выставили в боевом порядке, и в дальнем от нас расстоянии, всю кавалерию свою; но после полудня опять ее скрыли. Два дня из крепости производился довольно сильный пушечный огонь по редутам № 1 и 2, и на последнем из них мы потеряли двух человек.

Высокое положение редута № 1 на вершине конического бугра оказалось неудобным для действия артиллерии, и потому ночью, с 7 на 8 число, заложен внизу и в 300 саженях ближе к палисаду, другой редут № 5. Скрытые в ближайшем овраге неприятельские стрелки [231] старались воспрепятствовать работе; — но, не взирая на то и на чрезвычайно каменистый грунт, редут окончен в течение ночи и вооружен 9 баттарейными орудиями: из коих два обращены на левый фланг, противу южной неприятельской контр-апроши; два противу шанца, устроенного Турками на северной высоте и все прочие противу восточного городского бастиона. С открытием действий, поутру 8 числа, осажденные принуждены были, после нескольких удачных выстрелов, свезти орудия с южной контр-апроши, и скрыли их за высотою. — В редут № 5 ввезена двух-пудовая мортира, для бомбардирования по городу.

Сделав первый шаг к осаде, главнокомандующий видел, что доколе вспомогательные войска поддерживали крепость со внешней стороны, мы не только не могли иметь успеха; но кроме того, на значительном протяжении работ, сами ежедневно подвергались аттаке превосходных сил неприятеля.

Позицию Киоса-Магмет и Мустафа пашей прикрывали 4 укрепленные лагеря. Из них первый расположен был на северной высоте, второй слишком в версте от башни Дая-Даг, при загородном кладбище и каменной мечети Тюльба; у прикрытия горной дороги и деревянного моста чрез Посхов-чай; третий и самый значительный, в двух верстах от [232] города, в селении Су-Килиссе, на соединении нескольких дорог из Ардагана и окрестных деревень, и наконец четвертый в селении Ашага-Памачь, на настоящей Ардаганской дороги, в 5 верстах от города вверх по речке. Войска пашей состояли слишком из 10.000 пехоты, большею частию набранной в горах Лазистана и многочисленной конницы, которая, обхватывая разъездами всю окрестность, истребляла последние способы фуражировки, тогда как с другой стороны сообщения наши с Грузиею отрезывались совершенно положением в тылу крепости Ацквера и хребтом значительных гор, прикасающихся к Имеретинской границе. По верным сведениям лазутчиков чрез несколько дней неприятель ожидал нового подкрепления: в числе 10.000, под начальством Мейданского паши.

Очевидно, при таком неравенстве сил и выгод, отступление в Грузию с тягостями и осадною артиллериею, в случае неудачных покушений противу Ахалцыха, соделывалось почти невозможным; и потому, до открытия дальнейших осадных работ, граф Эриванский предположил в ночь на 9 августа аттаковать с частию корпуса позицию пашей; дабы уничтожением их лагерей, лишив гарнизон главнейшей опоры, развернуть наконец противу крепости всю совокупность наших средств. В [233] столь отважном предприятии, от которого зависела не только участь осады и слава оружия, но вместе судьба и безопасность целого Закавказского края, — главнокомандующий желал знать мнение старших военных чинов. В вечеру 8 числа они были для того собраны и единодушное одобрение подтвердило всеобщую доверенность к опытности вождя и мужеству войск.

Генерал-маиору Муравьеву, с двумя баталионами Грузинского гренадерского и двумя Эриванского карабинерного полков, сводным баталионом, из двух рот Херсонского гренадерского и двух 42 егерского полков, тремя ротами пионер и всею артиллериею, в редутах находившеюся, поручено охранять вагенбург и осадные работы. Прочие войска, как то: пехота в числе 8 баталионов, вся регулярная и нерегулярная кавалерия и 25 полевых орудий предназначены для совершения ночной экспедиции под личным начальством главнокомандующего. — Поход объявлен в полночь; но необходимые приготовления замедлили движение до 2 часа.

От лагеря нашего до позиции Киоса-Магмет и Мустафа пашей можно было следовать ближайшею дорогою при подошве северной высоты; однако же неприятель, построив здесь шанцы, не только отнял всякую к тому возможность; но сверх того устилал огнем всё пространство [234] земли до подошвы главной цепи Карталинских и Имеретинских гор. Надлежало найти другой, более скрытый путь; и в этом случае, при совершенном недостатке благонадежных проводников, вызвался добровольно содействовать взятый в плен в Ахалкалаки Мута-бек. Обыкновенною своею системою щедрости и ласки граф Паскевич так умел привязать к себе этого Турецкого старшину, что непреклонный Мусульманин, упорно настаивавший прежде в отчаянной защите Ахалкалакской крепости, совершенно предался в пользу нашу, и на верности его основан был успех экспедиции. Знакомый со всеми окрестностями, он повел отряд наш лощиною без дороги на селения: Цыира и Цхурут, огибая крепость с северной стороны на расстоянии 2 и 3 верст. Следование вообще не представляло значительных затруднений; но темнота ночи увеличила их при частых спусках. Херсонский гренадерский полк, находившийся в арриергарде, у прикрытия транспорта ароб, шедших за войсками с некоторым количеством артиллерийских запасов, по ошибке сбился на дорогу ведущую влево к селению Татанис, и остановка от того происшедшая задержала колонны на месте еще полчаса. Благоприятствуемые ночным мраком, мы безопасно обогнули линию неприятельских аванпостов. Полусонные Турки, находясь не более [235] 100 сажен от нашего левого фланга, нисколько нетревожились стуком, неизбежно происходившим от артиллерии; и только повременная пальба осадных баттарей привлекала изредка их утомленное внимание.

Казалось все споспешествовало удачному исполнению экспедиции. Марш должен был ограничиться только 10 верстами; но к сожалению краткость летней ночи, и помешательства, встреченные на пути, не позволили окончить движения в желаемую минуту. С появлением рассвета голова колонн едва находилась еще на половине дороги: неподалеку от поворота из селения Цыира в Цхурут, почти в 3 верстах по прямому направлению от позиции Киоса-Магмет и Мустафа пашей. Передовые караулы их открыли тот же час следование наше и, после кратковременной тревоги, большие толпы конницы показались на высотах близ первого и второго лагеря. Дабы прикрыть наше движение, выставлены на возвышениях пред дорогой два полка казаков, с 4 орудиями; а правее от них два баталиона егерей с таким же числом артиллерии. Чрез полчаса отряд соединился в этом месте, имея пред собою ручей, протекающий в глубоком овраге, от севера к востоку.

Обозрев местоположение, главнокомандующий видел всю невыгоду его для наших войск; [236] но надлежало сражаться, и он решился избрать для того высоту на правой сторон оврага, паралельную к крепости и понижающуюся к ручью. Покуда отряд, по преодолении значительных трудностей, миновав рытвину и прилежащие к ней рыхлые пашни, поднялся туда, паши успели сосредоточить свои силы; из крепости вышла часть гарнизона и в 6 часов утра они аттаковали нас в числе 50.000 сначала конными стрелками и пальбою артиллерии внешних укреплений, а потом многочисленною кавалериею, которая старалась отрезать нас от вагенбурга, и толпами пехоты, поддержанными конною артиллериею; но картечный огонь наш и мужественная стойкость баталионов были неодолимы. Видя, что на этом месте можно отразить все нападения, главнокомандующий решился сохранить оборонительное положение до тех нор, пока неприятель, утомясь бесполезными аттаками, сам не откроет случая к победе. Для того, выставив в первую линию почти всю бывшую при отряд артиллерию, он скрыл за высотою кавалерию и пехоту, а двум полкам казаков приказал остаться позади ручья, для обеспечения тыла.

После отражения первых нападений, перестрелка на правом фланге, между передовою цепью наших Татар и Турецкими наездниками, продолжалась около получаса без всякой [237] решимости. Заметив наконец малочисленность и бездействие отряда, сильная масса лучшей Турецкой пехоты с распущенными знаменами и криком возобновила, около 7 часов утра, аттаку, порываясь достигнуть к позиции нашей по дну глубокого оврага, коим перерезывалась находившаяся пред нами широкая лощина. Для удержания натиска выслан вперед Херсонский гренадерский полк, с двумя конными орудиями; он был встречен перекрестным пушечным огнем и только примерным мужеством остановил Турок. При продолжавшейся около часа сильной перестрелке, оба баталиона гренадер успели перейти за овраг и рассыпали стрелков по гребню длинной высоты. Как этим заслонялся центр наш, то неприятель возобновил кавалерийские аттаки и с такою стремительностию бросился на стрелковую цепь 2 баталиона, что не было возможности ни подкрепить ее заблаговременно, ниже приказать отступить к позади стоявшему каре. Тем не менее храбрые гренадеры, составив кучки, хладнокровно встретили удар; нападение возобновлялось несколько раз; рукопашный бой прекращал огонь, и стрелки наши удержали за собою место. При этом случае горсть их целую четверть часа, была окружена превосходным числом Турецких наездников. Не успевая заряжать ружей, солдаты защищались штыками и прикладами; [238] некоторые же, у коих ружья в бою были переломлены, поражали неприятеля каменьями, не отступая ни шагу.

Упорство пашей прорвать наш центр, принудило выдвинуть вперед еще два баталиона Эриванского карабинерного и 41 егерского полков ¹. Спустясь беглым шагом с высоты, карабинерные застрельщики мужественно бросились к тому месту, где в узких изгибах оврага стояла Турецкая пехота, отбили у нее мостик и взяли два знамени. В сильной схватке пал командовавший застрельщиками лейб-гвардии Финляндского полка подпоручик Дубровский ², и в то же почти время одна из неприятельских гранад зажгла в егерском каре зарядный ящик. При этом случае большая часть неприятельской пехоты, дотоле скрытой, высыпала на высоту, оглашая воздух неистовыми криками. Казалось, что они хотят произвести общую аттаку; но беглый огонь нашей артиллерии остановил покушение и бой снова ограничился перестрелкою; однако же в [239] лощине, где происходило дело, перекрестный огонь столь был силен, что не оставалось ни одной сажени земли безопасной от неприятельских гранад и ядер. Позиция, удержанная нами, образовала выгнутую к неприятелю дугу: по направлению двух оврагов, сходящихся почти под прямым углом, левый фланг наш прикрывался сводным егерским полком, с 6 легкими орудиями; центр Херсонским гренадерским, с 4 конными орудиями; на высоте правого фланга, противу деревни Цхурут, был поставлен баталион Ширванского пехотного полка, с 4 баттарейными орудиями, а в промежутке, между им и центром, Донские казачьи Грекова и Карпова полки, с сводным пехотным баталионом ³ и двумя орудиями. Прочие войска оставались в резерве за высотою.

Бой, прекратившийся на некоторое время от чрезвычайного зноя и усталости, во 2 часу по полудни возобновился. Пехота неприятельская, высланная с северной высоты, усиливалась противу центра нашего перейти чрез глубокий овраг, и ружейная перестрелка скоро обратилась [240] в живой, беспрерывный огонь, смешанный с обоюдною пальбою артиллерии. Опираясь правым флангом на крепость, паши имели все над нами превосходство, и граф Эриванский предпринял фальшивым наступлением на два главнейшие их лагеря перенесть сражение к противуположному крылу. Для чего он передвинул за овраг регулярную кавалерию, Донской полк Карпова, Татарскую конницу и баталион Херсонского гренадерского полка с 4 орудиями; где они построились в боевой порядок, на высоте противу левого неприятельского фланга, в виду многочисленной их конницы, имея в голове Татарское ополчение, а позади в резерве пехоту, под прикрытием пушечных выстрелов нашей позиции. Неприятель первый открыл аттаку; но Татары и казаки, по данному приказанию уступая натиску, троекратно наводили Турецкую конницу на картечные выстрелы, всегда преследуя ее с подкреплением Нижегородского драгунского и сводного уланского полков. Действия эти ввели пашей в заблуждение. — Опасаясь, чтобы кавалерия наша не прорвалась к селению Су-Килиссе, где находился главный их лагерь и депо, они поспешили стягиваться от крепости, и, занявшись левым крылом, рассеяли свою пехоту и конницу почти на 10 верст. Чрезмерный зной, продолжавшийся с самого утра, еще более изнурил [241] Турок; между тем как половина пехоты нашей, остававшаяся в резерве, имея под рукою воду, была сохранена от всякой усталости, а кавалерия поочередно успела освежить лошадей водопоем.

Около 4 часов по полудни выпавший дождь очистил воздух и с восточной стороны города послышались выстрелы пудовых единорогов: это было знаком приближения генерала Муравьева, который, по сделанной на кануне диспозиции, должен был с двумя баталионами и несколькими орудиями обеспокоивать неприятеля от вагенбурга. Расчитывая, что с появлением этих войск можно перейти в наступательное положение, граф Эриванский решился аттаковать правый неприятельский фланг, прикрытый шанцами северной высоты. Овладением этих укреплений, вспомогательные Турецкие войска отрезывались от Ахалцыха, и эта мысль входила в общую цель ночной экспедиции; однако же ее исполнение было бы крайне опасно, если бы паши не отвлекли большей части сил своих на защиту лагерей. Теперь минута благоприятная представлялась; но прежде начатия столь важной аттаки, от коей зависела судьба сражения, надлежало неприметно сблизить туда войска наши и отклонить внимание пашей. Главнокомандующий, подозвав к себе генерал-маиоров: Королькова, Гилленшмита и Муравьева, приказал [242] первому из них с 42 егерским полком, под командою полковника Реута, а второму с 8 баттарейными орудиями Кавказской гренадерской бригады и 6 конно-казачьими занять впереди возвышение, отделявшее наш левый фланг от Муравьева; которому, оставаясь за высотою, выслать направо казачий Сергеева полк. Войска эти предназначались штурмовать шанцы северной высоты. Полковнику Бородину с Ширванским пехотным полком приказано идти в резерве, для их подкрепления. Из всей кавалерии и остальной пехоты главнокомандующий сформировал особую колонну, поставил ее лицем к главному Турецкому лагерю и приказал занимать отсюда неприятеля, в ожидании успеха первой аттаки.

Пока формировались колонны, Турки с изумлением смотрели на наши движения, не проникая цели. От времени до времени мы менялись ядрами. — В начале 5 часа по полудни генерал-маиор Гилленшмит, выскакав с артиллериею на возвышение, поставил баттарею в 14 орудий и открыл пальбу по неприятельским шанцам. Под покровительством ее 42 егерский полк занял назначенную позицию. Не взирая на довольно близкую дистанцию, Турки не отвечали ни одним выстрелом, и это дало повод думать, что противолежащие укрепления или вовсе брошены, или защищены весьма слабо. [243] Видя, что резерв подходит и надеясь на близкое содействие отряда Муравьева, Корольков решился ускорить аттаку одними егерями. Генерал-маиор Гилленшмит, выдвинув рысью 6 конно-линейных орудий есаула Зубкова, открыл самый сильный картечный огонь, в 80 саженях от шанцев, и под этою защитою 42 егерский полк бросился на укрепления. Неприятель, выдержав подход колонны, произвел в 40 саженях столь убийственный огонь, что егеря остановились; генерал Корольков, предводительствовавший головным баталионом, пал первою жертвою, пораженный двумя пулями в ту самую минуту, когда последний раз, желая ободрить солдат, произнес «ура! на баттарею!» В одно мгновение в рядах наших нестало многих, и беспрерывная пальба, продолжавшаяся несколько минут, на самом пространстве, представила необыкновенное явление. Звук оружия и крики сражающихся смещались с перекатами грома; сильный дождь и густые облака дыма совершенно скрыли от нас колонну, изредка освещаемую блеском молнии. Турки, вышед из укрепления, бросились с кинжалами на егерей; но упорная битва была прекращена прибытием Ширванского пехотного полка. В грозном порядке и тишине полковник Бородин вел оба баталиона свои; не взирая на видимую опасность и замешательство [244] передового войска, они стройно обошли правый фланг егерской колонны; с неустрашимостию ворвались на штыках в крайний бастион и без выстрела отбили его, под сильнейшим неприятельским огнем. При виде столь мужественной аттаки общая отважность возобновилась. 42 егерский полк, предводительствуемый полковником Реутом, подхватив громогласное ура, опрокинул Турок и вместе с отрядом Муравьева, подоспевшим слева, вторгнулся в средину шанцев. Стесненный неприятель поспешил бросить защищаемую высоту и оставил нам в добычу 4 пушки, 7 знамен и бывший позади укрепления лагерь. Преследование продолжалось почти до самого городского палисада, и все узкое пространство, соединявшее отбитые шанцы с этою частию форштата, было усеяно трупами. Из 1.500 Турок, находившихся в ретраншаменте, более трети пало на месте.

Быстрое овладение одним из важнейших пунктов неприятельской позиции, решило перевес битвы. Разбросанные на 10 верст Турки с изумлением смотрели на произведенную аттаку. Недоумение обнаруживалось в рядах их, и когда кавалерийская колонна получила приказание идти вперед, общее смятение распространилось по всей их линии. Многочисленные толпы, не выждав нападения, стремительно бежали [245] к своим лагерям, а большая часть неприятельской пехоты, видя движение во фланг казачьего Сергеева полка, посланного в это время со стороны отбитого ретраншамента, и опасаясь быть отрезанною от крепости, поспешила укрыться гуда, в числе 5.000 человек, вместе с Киоса-Магмет-пашею, раненым при этом случае в ногу. Преследование происходило с такою живостию, что казаки и Татары почти на плечах Турок ворвались во второй лагерь, при мечети Тюльба; тогда как регулярная кавалерия захватила третий и самый значительный в селении Су-Килиссе. Толпы конницы, занимавшей оконечность левого крыла, долее прочих держались на высотах, пред деревнею Куаджига, и даже угрожали правому флангу второй колонны; но казачьи полки: Сборный линейный и Донские: Сергеева и Леонова, опрокинув их, преследовали до поздней ночи; сначала по левому берегу Посхов-чай и потом чрез речку до селения Ашага-Памачь; откуда, поворотив опять вправо, они успели укрыться в горах. Линейные казаки отбили одно орудие.

На высотах правой стороны речки Посхов, за селением Су Килисса, неприятель намеревался восстановить сражение. Сильная масса его конницы, казалось, хотела прикрыть отступление артиллерии и многочисленных обозов, столпившихся на дороге Ардаганской. Но расстройство [246] было уже общее и с появлением находившегося в голове дивизиона драгун, неприятель возобновил бегство: будучи гоним безостановочно на расстоянии почти 20 верст; причем отбит 4 лагерь, бывший в селении Ашага-Памачь, 5 орудий, из которых 3 взяты в бою, 1 знамя и 500 пленных. Убитыми и ранеными неприятель потерял во время преследования 1.200 человек; и оба вспомогательные корпуса рассеялись по лесам, пробираясь к Ардагану.

Победа эта, которой трофеи состояли из 10 орудий, 10 знамен, 4 лагерей, подвижного магазина на арбах и большого транспорта артиллерийских снарядов, — стоила нам немаловажной потери, в отношении к малочисленности отряда. Кроме генерал-маиора Королькова, убиты: 7 офицеров и 73 человека нижних чинов; ранены 2 штаб-офицера, 22 обер-офицера и 377 нижних чинов ⁴; лошадей убито и ранено [247] около 200. Артиллерия неприятельская, занимавшая весьма выгодное местоположение вогнутою линиею и действовавшая с особенным искусством, подбила у нас одно орудие и взорвала на воздух зарядный ящик.

В продолжение битвы осадные баттареи неумолчно громили крепость и городские укрепления. Гарнизон с своей стороны отвечал сильною канонадою, от которой всего более потерпел редут № 2, где убит неприятельскою гранатою гвардейской артиллерии поручик Черневецкий. С потерею северной высоты, Турки поспешили оставить и контр-апрош, противу редута № 2, полковник граф Симонич, находившийся здесь с Грузинским гренадерским полком, тотчас занял ее, равно как небольшое пригорное селение Марду и сады, ближайшие к крепости; однако же неприятель успел увезти оттуда артиллерию. Передовая цепь нашего левого фланга утвердилась на возвышениях против цитадели.

Войска, бывшие в преследовании, переночевав за 20 верст от Ахалцыха, возвратились на другой день утром в общий лагерь, открыв разъездами около 50 в. Ардаганской дороги, до подошвы горы Улгара.

В обоюдных действиях этого первого периода осады, достойно замечания следующее:

1. Система терпения и осторожности, которой [248] постоянно следовал Русский главнокомандующий. Не доверяя удаче, он обратил первую заботливость на обеспечение собственного лагеря; постройкою некоторых отдельных баттарей умел уверить неприятеля, что осада будет производиться медленно, и сохранил оборонительное положение до тех пор, пока позиция наша не была достаточно обеспечена, а войска не усилились присоединением отряда генерала Попова.

2. Ночное предприятие, противу вспомогательных Турецких корпусов, хотя являет в военачальнике довольно отважную опасность; но эта мера оправдалась с одной стороны совершенною необходимостию, а с другой познанием опытов: до какой степени подобный образ действий возможен и выгоден противу Азиятцев ⁵. Число войск, участвовавших в этой смелой экспедиции, не простиралось свыше 6.550 человек, между которыми пехоты было только около 4.000. — Слишком 3.200 человек [249] надлежало оставить для охранения лагеря и около 3.000 для прикрытия осадных баттарей. И так мы шли тогда аттаковать неприятеля почти впятеро превосходного. Начало битвы 9 августа совершенно не благоприятствовало Русскому отряду. Открытый издали, он должен был или принять неравный бой днем, посреди самой невыгодной местности, или, дав ночному движению вид усиленной рекогносцировки, возвратиться к вагенбургу и приступить к средствам медленной осады. Ио в первом случае, при всех опасностях и затруднениях, еще оставалась надежда на успех; во втором, кроме вредного впечатления на дух собственных войск, издавна приобыкших к победе, ожидала после истощения усилий и трудов, одна неудача: ибо осаждающему и при всех пособиях искусства не легко взять хорошо укрепленный город и крепость, обороняемые равносильным гарнизоном и в присутствии такого вспомогательного корпуса.

3. Решившись дать сражение, граф Эриванский понял важность позиции, которую надлежало избрать, дабы многочисленный отряд мог с успехом противоборствовать. И на всяком ровном месте войска наши уже могли быть подавлены несоразмерным числом неприятеля, а пересеченная, почти изрытая окрестность совершенно не дозволяла маневрировать. Казалось, что [250] посреди этой неудобной местности нельзя безопасно держаться; но прежде нежели Турки аттаковали нас всеми силами, главнокомандующий привел отряд на высоту: хотя довольно тесную, но выгодную по многим другим отношениям, где, в течение десяти часов самого знойного дня, горсть наших войск, отвсюду стесненная, отражала с мужеством все нападения.

4. Зная сколь важен в деле с Азиятцами удар решительный, направленный во-время, граф Эриванский дорожил этим мгновением, и посреди необыкновенной запальчивости неприятеля, не только умел отвлечь его внимание от главной точки наших видов; но вместе сберечь силы и мужество собственных войск. Минута, избранная для овладения северною высотою, была одна из тех счастливых, коими решаются битвы. Изнурение неприятеля, привлеченное внимание к защите его собственных лагерей, подход от вагенбурга отряда генерала Муравьева и наступившая прохлада в воздухе, вызывали наконец к наступательным действиям. Аттака направлена с двух сторон, под прикрытием сильной баттареи, и обеспечена заранее посланным резервом. И

5. Битва,9 августа под Ахалцыхом представляет в начале своем разительное сходство с сражением Французской армии противу Турок 1799 года в Сирии, при горе Фаворе. В [251] продолжение неудачной осады Сен-Жан-д’Акра, Бонапарт узнает, что Абдалла паша Дамасский, назначенный главнокомандующим Турецкою армиею, собрав значительные силы позади озера Тиверийского, намеревается перейти Иордан, чтобы аттаковать Французский осадный корпус в то время, когда гарнизон Акры, усиленный Английским десантом, сделает сильную вылазку. Столь небезопасные известия побуждают его откомандировать отряды к Тиру, Сафату и Назарету, для овладения мостами и наблюдения за неприятелем. Спустя несколько дней Бонапарт, получа донесения от Жюно, что армия неприятельская усиливается более и более и что не должно терять ни одной минуты для ее рассеяния, отряжает Клебера к Назарету и вслед за ним выступает туда же лично с другою частию войск. Прибыв в Назарет, Клебер, после сшибки с неприятельским авангардом при деревне Леджари, располагается на высотах Саффарийских. — Видя малочисленность Французов, соседние горцы спускаются на равнину при деревне Фули и соединяются с армиею Абдалла-паши, усиленною таким образом до 25.000, из коих более половины было конницы. Клебер, отделенный от главных сил Бонапарта, находится в критическом положении; но в то же время, получив известие, что он с Мюратом совокупно двигаются к мосту Якуб, [252] решается воспользоваться беспечностию Турок, дабы напасть ночью на их лагерь. 15 апреля вечером он предпринимает движение; но, обманутый проводниками, едва мог достигнуть к неприятельской позиции при наступлении следующего дня. Армия Турецкая уже была в готовности: пехота охраняла деревню Фули, а многочисленная конница спешила окружить Французов. Клебер, построив войска свои в каре посреди равнины, шесть часов должен был поддерживать самый жестокий бой, доколе наконец Бонапарт, извещенный о его опасности, не поспешил на помощь. Пушечный выстрел был сигналом приближения секурсирующих колонн, и победа после того не долго колебалась. Турки были разбиты, отброшены на гору Фавор и в продолжение ночи ушли за Иордан, где весьма многие из них потонули во время переправы. Здесь также, как и под Ахалцыхом, 6,000 французов нанесли поражение 30,000 неприятельской армии. Но позиция республиканцев на равнине была несравненно выгоднее нашей.

Сравнительно с этим находим в действиях Киоса-Магмет-паши две важные ошибки:

1. Вместо того, чтобы возобновить нападение свежими силами, ночью с 5 на 6 августа: когда лагерь Русский не был еще прикрыт укреплениями и когда войски наши, утомленные [253] предшествовавшими трудами в горах и последнею битвою, истощили половину сил — он предоставил нам беспрепятственный отдых, а потом в следующие три дня дал время утвердить позицию, и позволил генерал-маиору Попову присоединиться без всякого помешательства.

2. В сражении 9 августа Турецкий военачальник не умел воспользоваться затруднительным положением Русского отряда, хотя мог совершенно подавить впятеро малочисленнейшие войска. По всегдашнему обыкновению Турки произвели первые аттаки с особенным ожесточением и храбростию; но паши, не взирая на твердость и безопасность своей позиции, ограничились частными действиями на нашем правом фланге и в центре. Таким образом, когда пехота их столь упорно и даже с некоторою выгодою продолжала битву в лощине, большие массы конницы оставались на левом фланге неподвижными и только в 3 часу по полудни половина их возобновила участие в деле противу кавалерии нашей, поставленной за оврагом. Оборонительное положение, которое удерживали паши во все время, по отражении первых аттак, доказывает, что они имели самые ошибочные сведения о числе нашего отряда. Невозможно также извинить беспечность их относительно правого фланга своей позиции, который, находясь между вагенбургом и [254] отрядом нашим, мог подвергаться сильнейшей опасности. Слепая уверенность, что мы не решившей повести отсюда нападения и излишняя заботливость о сохранении лагерей, ввели Киоса-Магмет-пашу в заблуждение; но один простой взгляд на план сражения убедит, что Русский главнокомандующий не мог действовать наступательно своим правым флангом; ибо движение в эту сторону удалило бы нас от вагенбурга и неприятель в случае неудачи мог отрезать или затруднить наше отступление. Дабы овладеть двумя главнейшими неприятельскими лагерями, надлежало нам перейти чрез реку; но тогда паши, защищая селения Су-Килисса и Ашага-Памачь частию войск, могли с прочими примкнуть к крепости, отдавая назад свой левый фланг, что поставило бы нас между двух огней.

___________________________________

Поражение вспомогательных корпусов подавало надежду, что гарнизон, лишась значительного подкрепления, предложит наконец переговоры. Но к крайнему удивлению, до утра 10 числа, Турки сохраняли совершенное молчание. Желая воспользоваться выгодами и влиянием победы, граф Эриванский послал в крепость преданного нам Мута-Бека объявить: что дальнейшая защита сколько безрассудна, столько же [255] будет гибельна для города, долженствующего в случае упорства испытать штурм. Голос фанатизма, единодушное мужество и гордое чувство вольности, еще не перед кем не смирявшейся, торжествовали над всеми доводами благоразумия и гарнизон отвечал, что будет драться до последней крайности и умрет с оружием под развалинами жилищ. У них еще оставалось до 15,000 вооруженных; около 70 пушек обстреливали оборонительные линии.

Достойно особенного внимания, что противу столь важных средств к защите, Русский главнокомандующий имел едва 11,000 войск, необходимо рассеяных на значительном протяжении редутов и лагеря. Правда, осадная артиллерия уравновешивала некоторым образом силы; но число парковых припасов, истощенных уже двумя предшествовавшими осадами, было недостаточно для медленного стеснения Ахалцыха, а продовольствие наше соделывалось с каждым днем труднее.

Отсюда начинается второй период осады, открытый 10 числа: обращением противу города неприятельских шанцев, отбитых на северной высоте. Пункт этот, противолежа городскому бастиону № 3 и Католической церкви, отстоял от наружных укреплений только на 200, а от цитадели на 500 сажен. [256] Главнокомандующий назначил его ключем осадных работ и, не взирая на всеобщую усталость, в вечеру же 9 числа приказал там укрепляться. К рассвету усердные, неутомимые войска, при помощи отбитых в Турецком укреплении бревен, устроили обширную баттарею, с платформами, вооружение коей состояло из четырех пудовых мортир, четырех 24 Фунтовых пушек, двух единорогов пудового калибра, 12 батта-рейных и 6 легких орудий. Кроме того 8 легких и 10 Турецких пушек, отбитых на кануне, поставлены здесь же для стрельбы через банк.

Утром началась сильная канонада со всех осадных баттарей по городу и цитадели. Значительный вред, причиненный обывательским строениям, принудил часть граждан искать пощады. Они просили прекратить губительное действие артиллерии, объясняя, что к начальствующим пашам уже отправлена депутация, с представлением необходимости открыть переговоры.

Два часа протекло в ожидании ответа, но гарнизон и большая часть жителей были непреклонны; одна сабля, говорили они, решит дело, и это отчаянное мужество особенно приписывают настойчивости Киоса-Магмет-паши, который после потери сражения в поле и неудачного секурсирования Карсу, хотел кровопролитною защитою Ахалцыха восстановить свою [257] воинскую славу в Азии. Канонада была возобновлена и продолжалась в течение всего 10 числа. Неприятель не отвечал ни одним выстрелом, как бы сберегая их до последней минуты ожиданного приступа.

Для отвлечения внимания от главного пункта осады, в ночь на 1 и августа, заложена на левом фланге работ наших, (на месте бывшей неприятельской контр-апроши), баттарея № 7. По тесноте места она расположена в два яруса: из коих в верхнем находились два орудия баттарейных, а в нижнем одно такого же калибра и две двух-пудовые мортиры. К рассвету 11 числа действия отсюда открыты по заднему фасу крепости. Неприятель покушался разрушить новые постройки; но удачными выстрелами нашими на стенах цитадели и крепости подбито несколько орудий. От этой минуты прогон скота из города, для водопоя, сделался затруднительным и всякой раз не обходился без потери.

Того же дня, и с тою же целию, заложена на восточной стороне Ахалцыха, вблизи левого берега, другая баттарея № 8, в 120 саженях противу бастиона № 1. Для сокращения времени и по причине уже начавшихся лунных ночей, работы открыты во 2 часу по полудни, под защитою огорода, обсаженного деревьями и огражденного забором, который был занят [258] стрелками Грузинского гренадерского полка. Турки всеми мерами старались воспрепятствовать успеху построек; но привезенные сюда семь баттарейных орудий, совокупно с действиями баттареи № 7, всегда отбивали стрелков их и заставляли с тем вместе прекращать огонь крепостной артиллерии. В продолжение канонады, с нашей стороны ранено двое рядовых, контужен ядром в плечо начальник артиллерии генерал-маиор Гилленшмит и несколько офицеров получило также контузии. Для прикрытия от вылазок заложен в вечеру, близ баттареи № 7, отдельный бруствер на два легких орудия. Ночью же на 12 число, пред баттареею № 8, вырыт ров, а фланги и ее тыл обложены ложементами. Полковник Раевский с кавалериею отвлекал в это время внимание гарнизона, от селения Су-Килисса.

Прикрытие всех траншейных работ левого фланга составляли Грузинский гренадерский полк с 6 легкими орудиями и баталион 41 егерского полка, расположенные в садах и по близости их; одна рота егерей заняла 11 числа на городском кладбище, в 200 саженях от палисадного бастиона № 1, каменное строение, в коем немедленно пробиты бойницы. Для надежнейшей обороны северной высоты, расположены позади в лощинах, полки: Ширванский пехотный и 42 егерской; на месте второго [259] неприятельского лагеря, при мечети Тюльба, две роты Херсонского гренадерского полка, а позади их к селению Су-Килисс, Сводная кавалерийская бригада и Донские полки: Грекова и Карпова, с 8 орудиями Донской конной артиллерии. Таким образом город был обложен почти со всех сторон, исключая южной, примыкающей к высоким утесистым берегам.

Деятельное производство работ на левом фланге действительно склонило в ту сторону внимание гарнизона. В течение 11 числа осажденные тщательно умножали оборону цитадели и крепости; устроивали в угловом каменном бастионе бревенчатую защиту от ядер и бомб и ввезли сюда еще несколько орудий. Повреждения, причиняемые пальбою северному бастиону, исправлялись с возможною скоростию.

12 августа, вновь предложены условия добровольной сдачи, и вновь Киоса-Магмет-паша, принявший на себя главное начальство, повторил посланному, штабс-капитану Корганову, восточную фразу: одна сабля нас разделяет.

До этого времени надеялись, что большое население Христиан, число которых вообще простиралось в городе до тысячи семейств разных исповеданий, облегчит осаду внутренним междоусобием; но гарнизон и жители, Мусульмане, обезоружили всех находившихся [260] в Ахалцыхе Грузин, Армян и Католиков и имели над ними строгий надзор. Некоторые из Христиан, с величайшею опасностию успели однако же прокрасться на наши баттареи, и подтвердили отчаянную готовность Ахалцыхских защитников держаться до последнего.

Не взирая на то, приступ соделывался час от часу необходимее, ибо при ограниченности способов продовольствия и недостатке военных запасов, нам предстояла чрез 8 суток совершенная крайность в фураже. Между тем ежедневные известия показывали движение из Арзерума к Ахалцыху новых секурсов. При таком положении дел, последние дни осады ознаменованы были особенными трудами наших войск и неусыпностию вождя. Главнокомандующий заботился более всего обеспечить собственную позицию, чтобы, в случае прибытия вспомогательного неприятельского корпуса, можно было, оставив небольшую часть войск для прикрытия баттарей, со всеми остальными вновь идти на встречу секурсирующим. Для этого в ночь на 13 число, заложен на северной высоте, близ правого фланга главной баттареи, редут на 600 человек пехоты и 4 орудия. Работы продолжались весь следующий день, в течение коего усилены засеками и рвами баттареи на левом фланге осады.

В следствие решительного предположения [261] вести аттаку на северной городской бастион, заложена противу него ввечеру 13 числа бреш-баттарея, в 150 шагах правее северной высоты; и с нею другая демонтир-баттарея, для действий по отдельной, каменной башне Кая-Даг. Обе они устроены в сомкнутом пятиугольном № 10 редуте, в 130° от палисада: ибо скат горы в таком только расстоянии позволял быть на одном горизонте. Работы производились под прикрытием 42 егерского полка и 2 легких орудий; чрезвычайно лунная ночь не позволяла их скрыть, и Турки обратили сюда сильный огонь со всех ближайших линий. Пальба производилась большею частию картечью и двойными ядрами; но искусство сапер и единодушное рвение рабочих, успели скоро заслонить пункт этот турами и вся потеря наша в продолжение ночи заключалась в 2 убитых, 8 раненых и нескольких контуженных, кроме убыли в артиллерийских лошадях. Постепенному ослаблению крепостного огня много способствовало действие 12 кегорновых мортирок, поставленных внизу главной баттареи, под командою поручика Крупенникова. Вновь устроенная бреш-баттарея вооружена двумя 24 фунтовыми пушками и двумя баттарейными единорогами; а на демонтир-баттарею поставлены одна 24-х и одна же 12 фунтовые пушки, которые поутру 14 числа открыли пальбу. [262] С первых выстрелов верх башни Кая-Даг был разбит и неприятель вывез оттуда орудия на площадь, чтобы сколько нибудь отвечать нам. Глиняные стены аттакуемого бастиона также во многих местах разрушены, а в примыкающем палисаде открыт вход. Действием нескольких кегорновых мортирок, помещенных внизу редута № 10, часть гарнизона, стоявшая за палисадною стеною, была обеспокоиваема во весь день.

Достаточное приближение работ, деятельно управляемых начальником траншей полковником Бурцовым, под личным распоряжением главнокомандующего, который три ночи находился на баттареях, и успех последней канонады доставили возможность приготовить штурм на следующие сутки, в праздник Успения Пресвятой Богородицы. На кануне заложена для того, впереди главного пункта на небольшом холме, в 80 саженях от аттакуемого бастиона, другая бреш-баттарея для четырех 12 фунтовых пушек. Действия ее, кроме вящшего разрушения в бастионе и палисадах, должны были служить опорою штурмовым колоннам. Работы маскированы фальшивою аттакою, произведенною полковником графом Симоничем, который с вечера, оставив бесполезную для нас баттарею № 7, расположил ее прикрытие вблизи баттареи № 8. Это перемещение войск привлекло [263] внимание гарнизона; из крепости произведена сильная пальба и неприятель успел даже повредить лафет у одной из наших пушек; но цель была достигнута, ибо Турки, ожидая штурма, целую ночь не оставляли палисадов.

15 числа, по сделанной накануне диспозиции, войска получили приказание изготовиться к приступу. Обе бреш-баттареи продолжали канонаду и из крепости отвечали бросанием бомб.

Штурм определено было начать в 4 часа по полудни. Аттака днем противу города, обороняемого превосходным и отчаянным гарнизоном и довольно хорошо укрепленного, без сомнения должна казаться слишком отважною; однако же предприимчивость, столь необыкновенная была основана на опыте: ибо предшествовавшие приступы, в этих войнах, обыкновенно исполнявшиеся на рассвете ⁶, приучили неприятеля к осторожности и в продолжение осады Карса и Ахалцыха, Турки всю ночь оставались на стенах. Дабы приучить их [264] равнодушнее смотреть на дневные движения наши, 12 13 и 14 числ, — около 4 часов по полудни нарочно производились на баттареях смена рабочих и прикрытия. Тот же самый час избран был и для начатия приступа; тем более, что приближение вечера позволяло в последствии, при особенном упорстве гарнизона, скрыть во время темноты малочисленность наших резервов.

Для развлечения неприятеля, действия начались в одно время с трех точек, по протяжению северной и восточной сторон города; главною же целию избрана высота Католической церкви, с прикрывавшим ее бастионом и ближайшим палисадом. Формальную аттаку в эту сторону назначено произвесть с центра осадных работ, от баттареи № 9, двум баталионам и 5 легким орудиям. Слава первой опасности принадлежала полковнику Бородину, который со вверенным ему Ширванским пехотным полком, лично к тому вызвался. Начальный успех долженствовал ограничиться овладением аттакованного бастиона и занятием вправо и влево ближайшей части городского предместий до Католической церкви. Для рубки палисада, устроения перехода чрез ров и возведения ложемента на горже, непосредственно должен был следовать за передовым полком 8 пионерный баталион, с турами и фашинами, [265] имея под своим прикрытием артиллерию штурмовой колонны.

Аттаке этих трех передовых баталионов покровительствовали 27 осадных и полевых орудий, сосредоточенных на высотах главного ретраншемента, под прикрытием Херсонского гренадерского, Эриванского карабинерного и Сборного линейного казачьего полков; сверх-того две другие баттареи, поставлены были влево от бреши, на возвышении, поблизости палисада, из трех Турецких и двух Донских конных орудий, с Конгревовыми ракетами, под прикрытием двух рот Грузинского гренадерского полка, эскадрона драгун и Татарской конницы.

Все прочие действия имели в первые минуты один вид фальшивого наступления. С правого фланга отделены были на этот предмет регулярная кавалерийская бригада, Донской Карпова и 24 егерский полки, с 13 осадными и полевыми орудиями, выставленными на разных точках. А с левого, под командою полковника графа Симонича, Грузинский гренадерский полк, сводный баталион 41 егерского, казачьи: Леонова и Сергеева полки и 10 орудий, кои расположены были на обеих берегах Посхов-чай, для обстреливания всей восточной части города.

15 августа, день Успения Пресвятой Богородицы, был днем полкового праздника в Ширванском полку. Не взирая на предстоявший [266] штурм, обычная церемония ничем не была нарушена. Набожные воины, отслужив молебен, братски разделили приготовленную трапезу и близость битвы не помешала их бивуачному веселью.

В 3 часа по полудни все генералы, полковые, баталионные и артиллерийских рот командиры собрались к главнокомандующему, для получения приказаний. В исходе 4 часа, после раннего солдатского ужина, штурмовая колонна стала в ружье, и все войска находились на своих местах. Граф Эриванский избрал для себя северную высоту, откуда мог лучше управлять действиями и рассылать приказания. Из обоих Ширванских баталионов назначено вперед по 100 человек застрельщиков; начальство над ними вверено маиору Рыдзевскому, который добровольно к тому вызвался ⁷. Зная всеобщее, постоянное мужество войск, главнокомандующий считал излишним вызывать охотников; однако же лейб-гвардии Преображенского полка поручик Дик, Белгородского [267] уланского поручик Анненков и Серпуховского корнет Абрамович ⁸ сами явились в ряды передовых застрельщиков.

Ровно в 4 часа, под громом сильнейшей канонады, которая загорелась в эту минуту по всему протяжению осадных баттарей, Ширванский полк, предводимый храбрым полковником Бородиным, с распущенными знаменами, веселыми песнями и музыкою двинулся к городу. С разрушенного бастиона и от палисада встретили его хотя слабым ружейным огнем, но в одно мгновение у нас были убиты подпоручик Вачнадзе и 20 человек застрельщиков; между-тем, полк, бросясь в пролом, овладел бастионом, отбив в нем 3 пушки и несколько знамен. Артиллеристы Турецкие и часть бывшего здесь прикрытия переколоты. Немедленно 1-й баталион, под командою подполковника Юдина, начал пробиваться вправо к оврагу; 2-й, под начальством подполковника Овечкина — влево; колонна застрельщиков осталась в центре, противу Католической церкви, связывая густою цепью фланги обоих баталионов. Последовательно за ним начальник [268] траншеи, полковник Бурцов, подвинул с топорами саперную роту, и приказал ей рубить палисады. Другие роты пионер прикатили туры, и, поставив часть их в 100 шагах впереди бастиона для первой защиты, тотчас начали перевозить чрез ров артиллерию.

Все это, совершилось в течение четверти часа и то, чего ожидали, было оправдано в полной мере.

Привыкнув видеть смену рабочих наших, Турки спокойно смотрели на предварительные движения войск, отнюдь не ожидая, чтобы Русские осмелились сделать приступ днем. Утомленные ночною бдительностию, они, большею частию, отдыхали по домам, и перед брешью оставался только необходимый караул. Быстрота и нечаянность аттаки спасли нас от чрезвычайной потери в первую минуту, и может быть, успехом штурма мы вполне обязаны были этой предусмотрительности.

Легко понять тревогу, когда всеобщая весть, что Русские уже в городе, распространилась между осажденными. Одни, вскочив от сна, другие бросая обед и кофе, полувооруженные бежали к брешу. Резерв около 500 человек, находившийся внутри Католической церкви, первый вышел на встречу, и лишь только полковник Бородин сделал движение вперед для овладения строениями, примыкавшими к [269] палисаду, войска и жители, собравшись до 4.000, устремились с необыкновенным ожесточением на застрельщиков. Бородин с горстию людей держался несколько времени; но видя, что устоять в таком положении трудно, тотчас присоединил к себе 2 баталион и лично повел его на толпы, скопившиеся пред Католическою церковью, приказав подполковнику Юдину с 1 баталионом, ударить на левый фланг и тыл неприятеля, засевшего среди домов в соседстве палисада. Отчаянные Турки неоднократно завязывали рукопашный бой, но всегда опрокинутые штыками, уступали каждый шаг с остервенением. Битва произошла самая упорная, и когда наконец, теснимый неприятель, оставляя множество трупов, уступил несколько сажен земли, полк потерял убитыми и ранеными 10 штаб и обер-офицеров; в числе коих пал начальник застрельщиков, храбрый маиор Рыдзевский.

Удержась в церкви и в овраге, осажденные скоро были подкреплены сильными толпами, которые спешили к ним на помощь по главной улице, ведущей от крепости к пролому, и бой соделался в этом месте чрезмерно для нас гибельным. Позиция, занятая нами в городе на пространстве не более 30 квадратных сажен, имела пред собою с фронта часть Кладбища Католической церкви, густо [270] усеянную могильными камнями; с правой стороны глубокий овраг. Баталион Юдина не один раз должен был ходить на штыки поротно. Большую часть баталиона подполковника Овечкина, который пользовался выгоднейшим местоположением, и даже часть сапер, надлежало рассыпать впереди для поддержания застрельщиков. Прикрытый повсюду строениями, неприятель сыпал ружейный град. Отважность его была столь велика, что некоторые, по-одиначке, с видом совершенного отчаяния, с саблями бросались на стрелков. Даже вооруженные женщины в мужском одеянии, с вычерненными лицами, подобные Арабам Египетского паши, также были в числе сражающихся. Несколько раз храбрые застрельщики покушались овладеть церковью и уже взлезали на плоскую ее крышу, но мгновенно перебитые падали оттуда на штыки товарищей. Толпы повторяли аттаки ежеминутно. Чтобы удержать их отчаянную стремительность, надлежало иметь впереди Ширванской полк, под начальством неустрашимого Бородина. Штаб-офицер этот, издавна известный своею геройскою храбростию ⁹, стоя на кладбище в [271] стрелковой цепи, лично распоряжал ею на пистолетный выстрел.

Протекло уже около получаса кровопролитного боя, а мы, владея в городе 30 саженями земли, еще не были уверены в успехе. Прибытие артиллерии в бреш подкрепило приступ. Деятельностию пионер успели с величайшим трудом перенести на руках чрез ров горный единорог и одно конное орудие, и первый, давно ожиданный выстрел наконец раздался в городе. Близкий гром артиллерии оживил утомленные силы солдат и в рядах их послышалось: «Слава Богу, теперь мы устоим!» Последовавший за тем новый удар в штыки опрокинул еще однажды Турок, и стрелковая цепь наша стала твердою ногою на кладбище и между строений, в 15 шагах пред Католическою церковью. Успех этот дозволил полковнику Бородину послать офицера с донесением, что он надеется удержаться в городе. Но спустя несколько мгновений, посреди ослабевавшей с обеих сторон перестрелки, пуля смертельно его поразила. Полковник Бурцов, оставшийся старшим, успел ввезти чрез бреш остальные орудия, отделенные к штурмовой колонне, и дал одним направление на церковь, а другим вправо к оврагу, где толпы гарнизона упорно держались. Скорая и меткая стрельба артиллерии этой, распоряжаемой есаулом [272] Зубковым; равно действие баттареи Кегорновых мортирок, под ведением поручика Крупенникова, уменьшили запальчивость осажденных и принудили их скрыться под защитою жилищ.

Устроение ложемента между тем подвигалось. Пионеры, овладев плоскими крышами верхних домов, поставили на них туры и распространили работы по бастионной горже, чрез церковную площадку, вправо до палисадов: что обеспечило занятие бреша и вместе правого фланга штурмовой колонны; но эти усилия стоили нескольких отличных пионерных офицеров ¹⁰. Нижние чины, осыпаемые градом пуль, безропотно сменяли товарищей и почти в два часа времени, посреди жесточайшего кровопролития, под самым страшным перекрестным огнем — когда мы выиграли вперед только 50 сажен — половина туров была поставлена и насыпана землею.

В 6 часу по полудни, главнокомандующий приказал подкрепить сражавшихся баталионом Херсонского гренадерского полка, под начальством генерал-маиора Попова. Отделив одну роту влево, для очищения палисада, Попов [273] примкнул с прочими ко 2 баталиону Ширванского полка, мужественно отражавшему около церкви напор превосходного неприятеля. С прибытием подкрепления произведена решительная аттака; 2 баталион Ширванского полка, поддержанный гренадерами Херсонского, ударил в штыки прямо на церковное здание, тогда как 1 баталион, предшествуемый храбрым подполковником Юдиным, выбив Турок из ближайших домов, устремился вверх по оврагу. Несколько охотников вскочило на церковную крышу и оттуда чрез отверзтия поражало ружейным огнем засевшего внутри неприятеля. Отчаянные защитники при всем упорстве не выдержали. Церковное здание мгновенно перешло в руки наши, вместе с кладбищем его окружавшим, и осажденные, покрыв трупами землю, едва удержались беспорядочными толпами в овраге и на главной городской улице. Немедленно на кровлю Католической церкви поднят один горный единорог, а на крышах домов увеличено число Кегорновых мортирок. Шестивзводный баталион Эриванского карабинерного полка, откомандированный из резерва, составил новое подкрепление штурмовой колонны. Таким образом церковь и окружавшая ее площадка, столь долго и упорно защищаемые, упрочены за нами около половины 7 [274] часа, и перевес на этой точке начал утверждаться в пользу нашу.

Минута обоюдного отдыха не была однако же продолжительна. Видя, что по овладении церковью, левый фланг наш, прикрытый возвышенным местоположением, и самый центр соделывались недоступными, неприятель обратился с тем же ожесточением на правое крыло. Густые толпы его, стеснившись в овраге и в строениях, по обеим сторонам, угрожали подавить баталион полковника Юдина. Этот храбрый штаб-офицер, мужественно удерживая позицию, должен был с тем вместе прикрывать ложемент от покушения осажденных, которые еще владели палисадом, вправо до северо-западного угла. Но приобретенный успех дозволил в то время распространить действия и на других точках. Баталиону 42 егерского полка, под начальством полковника Реута, с двумя конно-казачьими и двумя турецкими орудиями приказано было ворваться в город, правее бреша и по другую сторону оврага. Турки, защищавшие эту часть отдельного предместий, держась упорно позади палисадов, встретили приближавшуюся колонну беглым картечным и ружейным огнем. Смелые егеря, покровительствуемые действием сверху 4 Донских орудий — маиора Полякова, — подбежав к бойницам и просунув туда ружья, поражали несколько [275] минут неприятеля лицем к лицу. Под их прикрытием 20 сапер, в ведении прапорщика Коновницына, мгновенно срубили палисадины, сделали из них мост, и когда переход чрез ров был устроен, полковник Реут проникнул в город вместе с артиллериею, ввезенною генерал-маиором Гилленшмитом; цепь егерей соединилась с цепью застрельщиков Ширванского полка и общий перевес битвы от этой минуты сделался весьма ощутительным. Аттака эта стоила нам еще 9 убитых и раненых обер-офицеров; а из 20 сапер половина пала на месте.

Но препятствия к приобретению полного успеха были и за тем велики. Город, тесно отстроенный, без улиц и площадей, и изрытое местоположение не представляли никакой возможности сражаться сомкнутыми фронтом, или действовать успешно артиллериею; почти каждый дом надлежало вырвать приступом из рук отчаянных защитников; осажденные держались на смерть, и победа до 7 часов вечера оставалась нерешенною. Наступили сумерки, и бой, долженствовавший в подобных обстоятельствах соделаться еще убийственнее, принял совершенно другой оборот. От одной из брошенных гранат, внезапно, среди темноты, загорелось строение внутри города. Мысль воспользоваться этим для оттеснения неприятеля к [276] крепости не ускользнула от внимания графа Паскевича. Немедленно приказано стрелкам распространять огонь бросанием ручных гранат в трубы и окошки защищаемых домов. Первый опыт совершенно удался и вскоре пламя показалось во многих местах. Вслед за тем главнокомандующий поручил подполковнику Юдину с баталионом ему вверенным и частию гренадер Херсонского полка зажигать все жилища от Католической церкви, в прямом направлении к крепости. А полковнику Реуту, с баталионом 42 егерского, жечь отдельный форштат, лежащий вправо за оврагом. Домы, толсто обмазанные глиною, долго противостояли наружному огню; надлежало бросать зажигательные вещества вовнутрь, и граф Эриванский, дав приказание в случае упорства брать строения приступом одно за другим, послал полковника Раевского, с дивизионом драгун, собрать поболее связок сена и соломы и внести их в город для размножения пламени.

Все это было исполнено с чрезвычайною деятельностию и бесстрашием, посреди битвы, не умолкавшей ни на одну минуту. Каждый дом, который предпринимали зажечь, надлежало штурмовать. Никакие убеждения не могли заставить Турок выходить оттуда. Жители, из коих каждый был ратник, упорно погибали в пламени. Некоторые женщины добровольно [277] бросались в огонь; другие, вооруженные кинжалами, с неимоверным отчаянием выходили на бой. В одной мечети сгорело до 400 человек. Наконец увеличившийся ветер распространил пожар в южном и западном предместиях и принудил защитников к отступлению.

Посреди этого страшного уничтожения, две роты 42 егерского полка, производившие все время фальшивую аттаку противу северо-западного угла палисадов, по данному приказанию ворвались в город, под командою подполковника Назимки. Бастион угловой, вместе с 4 пушками, не смотря на ожесточенную защиту, отбит штыками. С наступлением ночи, когда перестрелка приметно начала ослабевать, главнокомандующий приказал генерал-маиору барону Сакену, с тремя ротами 42 егерского полка, очистить все протяжение западного городского фаса и овладеть угловою башнею Кая-Даг. Испуганный неприятель заблаговременно удалился отсюда; и посланный вперед, с 40 застрельщиками, штабс-капитан Карганов первый занял башню, которую Турки отстаивали несколько минут; в ней найдено 5 пушек. Следовавший позади егерей с турами 8 пионерного баталиона подпоручик Богданович тотчас заложил там баттарею, которая вооружена двумя орудиями Донской артиллерии и двумя отбитыми у Турок. [278]

Во все время штурма полковник граф Симонич, с Грузинским гренадерским полком и баталионом 41 егерского, тревожил город с восточной стороны, отвлекая осажденных от главного бреша.

Наступившая ночь представила ужасное зрелище. Пламя поглощало южное и западное предместий. Мы владели главнейшими высотами в городе и неприятель, теснимый повсюду, понес чрезвычайный урон. Только местами еще отчаянные защитники, пробираясь к крепости, вели перестрелку. Беспрестанное лопанье гранат и визг Конгревовых ракет усугубляли их ужас. Множество семейств спешило искать убежища между Русскими. Женщины, с грудными детьми, среди всеобщего вопля, под громом артиллерии, вырывались из города и полумертвые от страха падали к стопам первого встречавшегося начальника.

Но пожар столько нам пособивший едва не уничтожил собственных работ наших в городе. Ветер обнял пламенем все строения вокруг Католической церкви; туры каждую минуту готовы были загореться, и среди этой опасности открыли в церковном здании несколько ящиков пороху. Семь человек поодиначке прокрадывались бросить туда огонь; но всякий раз, встреченные бдительностию стрелков наших, были отбиты. Каменная стена и [279] близость кладбища спасли церковь от нечаянного взрыва; тем не менее, покуда ветер не изменился, надлежало большую часть людей удалить из ложементов. К счастию не приказано было зажигать восточного предместия: иначе пламя, обхватив нас со всех сторон, неминуемо истребило бы все работы наши в городе. Объятый ужасом неприятель среди сильного пожара не мог видеть собственной нашей опасности. В руках его оставались только два городские бастиона: № 1 и 2, отделенные от нас глубоким оврагом. Бастион № 2, находившийся на небольшом возвышении, противостоял все время штурма метким выстрелам двух орудий Донской артиллерии сотника Шумкова, придвинутых на 60 сажен к палисаду; но когда его взяли во фланг, рота Эриванского карабинерного полка овладела им без потери людей, захватив там две пушки и 8 знамен. После чего Турки немедленно бросили весь восточный фас палисадов, и до наступления рассвета граф Симонич с гренадерами Грузинского и егерями 41 полков занял эту часть города ¹¹; цепь стрелков его соединилась с ложементами цепью карабинерных [280] застрельщиков, и в руках осажденных оставалась уже едва шестая доля городских жилищ, между крепостною стеною и восточным оврагом; но беспрестанное умножение пламени со стороны башни Кая-Даг и Католической церкви не позволяло им здесь держаться и перестрелка в три часа ночи прекратилась совершенно.

Ночная битва 15 августа представляла одно из тех зрелищ, которые надолго остаются в памяти самых опытных воинов. Картина ужасов могла дать некоторое понятие о страшном уничтожении Москвы. Надлежало употребить всю деятельность и благоразумие, дабы сохранить порядок и соединение колонн посреди кровопролития и опустошительного пламени. Большое количество рома, найденное в некоторых домах, возбуждало тем сильнейшее беспокойство. Целую ночь не умолкая гремел сбор. Упорство жителей и значительный урон, понесенный нами, ожесточили солдат; но при всем озлоблении чистота и кротость Христианских нравов торжествовали: старики и дети остались неприкосновенными, и сами враги отдали в том нам справедливость.

Появление утра 16 числа, среди неутихавшего пожара и дыма, осветило новую картину. Толпы старцев и женщин с детьми, преимущественно Христиане, предшествуемые духовенством, со крестами, спешили на главную баттарею [281] искать защиты. Азиятки, пренебрегая обычаем, воспрещающим показывать лица, приближались к нам без покрывал, испрашивая пощады. Большая часть женщин и особенно детей отличалась привлекательною наружностию. Отчаяние заглушало врожденную им стыдливость. Между этими несчастными видно было несколько Жидов: некоторые из них к удивлению взяты в плен с оружием. Каждую толпу для безопасности сопровождали по нескольку солдат; обагренные кровью гренадеры на плечах несли детей, спасенных от огня.

Еще до восхождения солнца гарнизон совершенно очистил город, заперся в цитадели и выслал к главнокомандующему с предложениями муфтия и начальника янычар. Они просили пять дней на размышление; но граф Эриванский требовал решительной, безусловной сдачи, и не согласился дать отсрочки даже и на пять часов. Смущенные его твердостию депутаты отъехали обратно в крепость, для окончательного совещания с пашами, взяв с собою посланного с нашей стороны штабс-капитана Карганова. Чрез несколько времени они прибыли вторично. Паши обещали сдать немедленно крепость, если гарнизону дозволен будет беспрепятственный выход и возвращение в Турецкие пределы с оружием и имуществом.

Хотя позиция, занятая нами в городе и на [282] окрестных высотах, давала всю возможность уничтожить крепость и цитадель сосредоточенными выстрелами и тем принудить осажденных согласиться на всякую капитуляцию; но принимая в соображение, с одной стороны малочисленность войск, бывших у нас под ружьем, значительную потерю понесенную ими, и всеобщее изнурение от продолжительных трудов и битвы; а с другой известное отчаянное мужество 4.000 человек, заключившихся в стенах Ахалцыхской твердыни, главнокомандующий предпочел скорую сдачу. Кровь Русских воинов, коего уже обильно оросились поля и укрепления Ахалцыха в двух предшествовавших битвах и на приступе, составляла для него драгоценный предмет заботливости, и почитая сбережение людей превыше всякой славы, он поспешил чрез посланного, действительного статского советника Влангали, изъявить согласие на предложенные пашами условия, требуя только, чтобы оружие и все казенное имущество, находившееся в крепости и цитадели, были трофеями нашими.

После некоторого, неизбежного упорства, окончательная сдача решена в 7 часов утра. Но Азиятская бестолковость встретила новые затруднения. Капитуляция, подписанная главнокомандующим, была присвоена начальствовавшими в Ахалцыхе пашами; войска и народ требовали [283] для себя другого охранного знака и для прекращения недоразумений, надлежало удовлетворить их просьб. Успокоенный гарнизон вскоре изготовился к выступлению, и лишь только ключи были доставлены, Грузинский гренадерский полк, с музыкою пройдя восточное предместие, занял в 8 часов утра крепость и водрузил свое Георгиевское знамя на цитадели: там, где в течение 250 лет Турецкого владычества, никогда не развевались чужеземные знамена!

Непосредственно затем въехал в крепость главнокомандующий, сопровождаемый свитою. Войска неприятельские медленно тянулись мимо нас из города. Часть жителей, составлявших гарнизон, в сопровождении семейств с приметною горестию покидали домы. Турки вообще были одеты весьма порядочно, и еще сохраняли бодрый вид. Крепость и цитадель представляли изрядное разрушение. Многие орудия, стоявшие на стенах, сбиты; у других лафеты были совершенно изломаны. Снаряды разных калибров, огромными кучами лежали во многих местах. Пороховой погреб, устроенный в самом скрытном углу цитадели и имевший три бревенчатые потолка, был легко пробит нашею бомбою. Груды трупов заграждали улицы. Неприятель во время приступа потерял до 5.000 человек. Из 400 артиллеристов только 50 остались в живых; 100 человек [284] янычар все легли на месте; из 1.800 Лазов, убито 1.300; жителей погибло более 5.000; между ими найдено до 100 переодетых женщин. Собственная наша потеря в этот достопамятный день была равно не маловажна: убиты 2 штаб-офицера, 8 обер-офицеров и 118 нижних чинов; ранены: 1 штаб-офицер, 51 обер-офицер и 439 нижних чинов.

Победа увенчалась приобретением 67 пушек ¹², 52 знамен и 5 бунчуков; из коих три принадлежали Киос-Магмет-паше, а два начальствовавшему городом и пашалыком, Ахмет-паше. Пожар истребил почти третью часть жилищ. Русская бомба сшибла с купола главной мечети медное, позолоченное изображение Луны.

Так в первый раз оружие Христианское покорило Ахалцыхскую твердыню, город, известный в Азии удальством и необыкновенною храбростию жителей! Упорная оборона его вполне достойна мужества Турок, прославивших Себя всегдашнею отчаянною защитою крепостей.

Мы заметим во втором периоде осады следующее: [285]

1. Быстрое стеснение крепости. После победы 9 августа, кавалерия наша еще преследовала бегущих, а на отбитой высоте уже началось продолжение осадных работ; взятый ретраншамент в одну ночь обращен противу города, и с наступлением утра осажденные изумлены были твердым положением нашим в этом пункте. Двукратно предложив им потом добровольную сдачу, граф Эриванский в надежде на получение капитуляции, нисколько не останавливал осады. Труды войск были неимоверны; почти все выходили ежедневно на работы; но обстоятельства требовали поспешности, и, главнокомандующий, присутствуя днем и ночью на баттареях, умел оживить силы солдат и внушить каждому неутомимое усердие.

2. Штурм хорошо укрепленного города и крепости, защищенных 15.000 отчаянного гарнизона, без сомнения должен казаться слишком отважным; но в тогдашних обстоятельствах он был неизбежен: ибо корпус наш начинал чувствовать недостаток в фураже, которого оставалось только на 7 дней, осажденные же нетерпели ни в чем нужды; многие жители кормили до 50 человек постояльцев и в домах их можно было найти продовольствия еще на три недели. Геройская храбрость наших войск и их привычная доверенность к вождю, равно оправдывают [286] смелость этого предприятия, увенчанного самым блистательным успехом.

3. Главная аттака точно была ведена с того места, которое представляло наиболее выгод. В 1810 году, генерал граф Тормасов вел осаду со стороны загородной мечети Тюльба, противу башни Кая-Даг; но действия его не имели удачи, потому что на узком гребне нельзя было распространить осадных работ и первая вылазка причинила замешательство. Граф Эриванский напротив избрал за основание осады северную высоту, противу Католической церкви, как точку самую высокую, откуда удобно было развернуть работы во все стороны.

4. В исполнении самого приступа видим также предусмотрительность и порядок. Штурм начался горстию людей, но в то же время, подкрепляемый фальшивыми нападениями и сильною канонадою с трех сторон, изумил неприятеля так, что в первые минуты он не мог понять, откуда направлена настоящая аттака. Малочисленность войск ставила главнокомандующего в такое затруднительное положение, что, не взирая на увеличивающуюся опасность, он принужден был изредка и малыми частями поддерживать приступ, дабы не истощить своего слабого резерва. — Чрез два часа было отряжено в бреш первое [287] подкрепление, из одного баталиона, и по мере утверждения нашего на высоте Католической церкви, действия распространялись; между тем на главной баттарее стояли все время в резерве три баталиона.

5. Мысль жечь город, отчаянно защищаемый, весьма уважительна, и упорство неприятеля вынудило обратиться к этому средству, неизбежному в войне. День и час штурма выбраны счастливо. Праздник Успения Пресвятые Богородицы служил залогом Ее покровительства, и всякий из военных людей знает, сколько подобные случаи способны оживлять Русских. Для Ширванского полка это казалось совершенным торжеством: ибо день тот был днем полкового их праздника. Начатие действий в 4 часа по полудни представляло ту выгоду, что гарнизон, привыкнувший видеть в это время обыкновенную смену рабочих наших, не мог подозревать штурма. Сверх того скорое приближение темноты давало нам удобство скрыть последние силы, употребляемые в дело; а в случае неудачи, темнота ночи остановила бы неприятеля от преследования. И

6. Киоса-Магмет-паша хотя не сделал ни одной вылазки, однако защищался весьма храбро и с некоторым познанием инженерного искусства. Вообще правила обороны крепостей в Азии основаны на одном здравом рассудке: [288] но Турки неоднократно прославили себя кровавою и упорною защитою, и в стенах обыкновенно дерутся гораздо лучше нежели в поле.

Комментарии

1. Баталионы эти были шестивзводные и на время экспедиции составляли сводный егерский полк, порученный в команду гвардии полковника Сенявина.

2. В кампанию 1828 года несколько гвардейских офицеров находилось прикомандированными к действовавшим войскам Кавказского корпуса.

3. Дабы но отрывать совершенно войск от осадных работ, им предназначенных, были сформированы на время ночной экспедиции два сводные пехотные баталиона: о составе одного сказано выше, здесь же наименованный состоял из 2 рот Козловского пехотного полка и одной роты пионер.

4. Заметим, что в сражении Европейских войск противу Азиятских, первые всегда теряют несравненно менее людей. Без сомнения это происходит от преимущества регулярного устройства и некоторого первенства в искусстве. Беспорядочные толпы Азиятцев, и при натиске и при ретираде, представляют для Европейской артиллерии гораздо лучшую цель, нежели паши колонны, не говоря уже о кареях. — Читайте историю военных действий Англичан в Ост-Индии и Французов в Египте, Сирии и наконец в Алжире, и вы увидите, какую незначительную убыль терпели армии этих двух народов в битвах с Азиятцами и Африканцами, у коих, напротив, была всякой раз несоразмерная потеря в людях.

5. Поверяя летописи битв, находим, что почти все предприятия, увенчавшиеся полным успехом противу Турок, были произведены в ночное время, от заката до восхождения солнца; примеры многочисленны, но довольно упомянуть о победах при Кагуле, Ларге, Рымнике и Мачине. Славный Котляревский так действовал против Персиян и один из лучших примеров — Асландузская победа.

6. Штурм Бендер графа Панина, штурм Туртукая, Очакова, Измаила; Браилова (генерала Глебова 1770 году); Журжи (генерала Эссена 1771 года); Варны (генерала Унгерна 1773); Ахалкалак (графа Гудовича); Журжи (Милорадовича 1809); Браилова (князя Прозоровского); Базарджика (графа Каменского); Силистрии (генерала Гамера 1811); Ахалкалаки Котлеревского.

7. Штаб офицер этот, занимая во время Персидской и Турецкой войны должность главного смотрителя подвижного госпитали, неотступно просил о назначении его в первые ряды штурмовой колонны, представляя, что он давно уже лишен был счастия разделять с товарищами опасности. Роковая пуля поразила его вначале штурма.

8. Первый ныне полковник, командир Олонецкого пехотного полка, а последний ротмистр гвардии и адъютант генерал-фельдмаршала князя Варшавского. Поручик Анненков убит в 1829 году, при взятии приступом Байбурта.

9. За отличное мужество в знаменитой битве под Москвою, Бородин имел военный орден св. Георгия 4 класса.

10. Убит поручик Шефлер; ранены: штабс-капитан Шмит, поручик Соломка, подпоручик Вильде и прапорщик Пущин, из них первые два чрез несколько дней умерли.

11. В числе 6 орудий, найденных в Восточном предместии, оказались два Русские единорога, потерянные войсками нашими во время осады Ахалцыха, в 1810 году.

12. Из них пять оказались Русские, потерянные в 1807 году, при штурме Ахалкалаки, и в 1810 при осаде Ахалцыха.