ВОСПОМИНАНИЯ

О ВОЕННЫX ДЕЙСТВИЯX В АЗИАТСКОЙ ТУРЦИИ,

В 1828 И 1829 ГОДАX

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ.

Какое примечательное и драгоценное событие представляют нам военные подвиги наших соотечественников в последнюю войну в Азиатской Турции! Сколько тут звенит струн, от которых сильно трепещет Русское сердце! Как чудны и изумительны эти великие подвиги храбрости и военного искусства, это падение Ахалцыха, это унижение Эрзерума, этот ужас, наведенный на свирепых сынов Магомета со стороны Кавказа, когда от стен Адрианополя, Русские шли к Царьграду, и от Эрзерума готовы были громом и молнией [193] пасть на Требизонд и Багдад! Победы нам не редкость: но какими средствами были добыты эти двух-летние лавры в Азии! Какими тяжкими трудами куплены! при каких ничтожных средствах, при какой борьбе с природою, климатом, полудикими жителями, при каком недостатке всех родов и свойств, мы бились и побеждали! Вот где настоящая слава нашего Эриванского героя! В этой войне виден весь Паскевич, — с его неутомимою деятельностию, с его глубокою проницательностию, с его учеными и светлыми стратегическими соображениями, со взглядом Гения, обнимающим вдруг все случаи, и с умом Гения, способным мгновенно извлекать из каждого обстоятельства наибольшую пользу для своих предначертаний; в этой войне он является искусным вождем, который ничего не предоставляет случайности, все умеет предусмотреть и расчесть, везде действует, как говорил Наполеон, с методою, и почти из ничего создает для себя разнообразные и могущественные средства; искусным государственным человеком; искусным военным администратором, с появлением которого являются сей час в армии порядок и обилие, — отличительный признак высоких талантов Князя Варшавского, единогласно признаваемый даже его завистниками. [194] Паскевич есть один из величайших полководцев новейшего времени — это суждение произнесет всякой, кто только знаком с военными подвигами нашего героя, и только упрямое пристрастие и ненависть к дарованию необыкновенному, могут оспаривать эту истину. «Удача!» говорят неохотники до сознания нашей чести. Xорошо, удача; в самом деле удача, прихотливая удача, которая всегда бегает за умом, искусством и трудом, которая бегала весь век за Суворовым и теперь решила –

«За Араксом наши грани
Арарат, удачный плен
Эрзерума, Эривани,
И разгром Варшавских стен!»

Сердцу Русскому больно при мысли, что если следствия каждый день оправдывают наши дела, тем не менее бездна дивных подробностей, любопытных случаев, геройских черт, более и более погружаются в забвение, потому только, что очевидцы и участники славных подвигов не решаются передать бумаге своих воспоминаний. Это побудило нас приступить к описанию блистательных действий наших в Азиятской Турции, и, обозначая только следствия событий, мы смеем однакож думать, что этот беглый очерк возбудит сочувствие [195] наших юных читателей, когда они покороче ознакомятся с действиями и трудами Эрзерумского победителя и храбрых его сподвижников. Но прежде всего необходимо должно обрисовать местность земель, на которых происходил театр этой дву-летней войны. Бросим легкий очерк на Закавказье.

С запада, древний Эвксинский Понт, нынешнее Черное море, с востока, море Каспийское, сближаются одно к другому, и образуют перешеек земель, называемый Кавказским, по имени огромных горных цепей, которые расстилаются по этому перешейку на тысячу сто верст в длину, с северо-запада к юго-востоку, от Таманского до Апшеронского полуострова. Северный крутой облом этого хребта, вообще вчетверо превышающего Уральский хребет, граничит степями наших южных областей; отсюда на юг идут горы бесчисленными ветвями, почти на двести верст; там главная северо-западная цепь, древние Вороньи Горы, montes Goraxici, очеркивает Грузию, а юго-восточная, древние Молнийные Горы, montes Geraunici, перерезывает приморье Дагестанское. Далее к югу, где Кавказский перешеек расширяется и граничит с Персиею и Азиатскою Турциею, другие цепи гор примыкают хребтами Араратским, Чильдырским, Алагезским, Безобдальским, [196] Имск-Майданским и Карабахским. И Кавказ и эти южные горы подымаются к небу несколькими великанами, увенчанными вечным снегом Эльбурз почти до 18.000 футов, Казбек более чем на 17.000, Арарат бол ее чем на 16.000; но главную характеристику всего Кавказского перешейка составляют горы, проникающие в Персию и Азиятскую Турцию. Между этими-то горными хребтами лежат населенные плоскости и высокие долины. Направление гор определяет течение рек: одни льются с них в Черное, другие в Каспийское море: одни выходят из недр Кавказа, другие из южных горных хребтов. К числу вторых относятся две главные реки,— Кура, выходящая из Саганлукских гор и впадающая в Каспийское море, и Аракс, который течет южнее и вливается в Куру. С Кавказа, льются в Куру Иора (древний Камбиз), Арагва, Алазань, Аксу; в Каспийское море Самур (древний Албан), в Черное Xони, Ингури, Рион, Цхенис-Цхале (древний Гиппий).

Все эти области и горы Кавказского перешейка бывали проходом для бесчисленных племен с юга на север и с севера на юг, местом битв древнейших времен, местом рассеяния и оседлости народов. Самые названия здешних стран так многократно изменялись, [197] что имена Колхиды, Иверии, Албании, Лазии, Армении, остаются предметом ученых споров. Здесь следы Кимвров, Скифов, Митридатова царства, Греческих, Римских завоеваний, Xазар, Монголов, Гуннов, Аваров, множества других народов, даже неведомых истории.

Новейшая география застала теснины Кавказа, обращенные к Русским областям, жилищем множества разноплеменных народов, вообще известных под именем Горцев, или «Черкесов», то есть, Мятежников. Далее на юг, в высоких долинах между гор, образовалось несколько небольших христианских царств, под названием Грузинского, Имеретинского, Карталинского, и прочая. Восточное, Каспийское приморье заняли полукочевые и оседлые мусульманские народы, а к югу, с запада придвинулись владения Турецкие, с востока Персидские.

В этом состоянии нашла Кавказский перешеек Россия, когда, после политического своего образования в пятнадцатом веке, начала раздвигаться на юг. Еще к Иоанну III присылали униженные грамоты, Кавказские христианские владетели, умоляя принять их «под высокую, милостивую руку», и спасти от притеснений Турции и Персии. С подчинением Дона, с завоеванием Астрахани и стеснением Крыма, при Иоанне Грозном Горские князья во [198] множестве покорялись России, приезжали в Москву служить Царям, крестились и возобновляли древние связи тех времен, когда Русские князья женились на Обесских и Черкеских княжнах, а сын Боголюбского властвовал в Грузии, бывши супругом славной тех стран царицы. Громады Кавказа представляли непреоборимое препятствие к сообщениям; сношение Русских началось по Каспийскому приморью; мы завоевали себе по этому берегу города; уже Грузия и Карталиния признавали власть нашу; но при Годунове все начала владычества нашего за Кавказом погибли от усиления Турков, распространивших между Горцами исламизм. Мы ограничивались только торговлею с Закавказскими землями через Астрахань.

Со времени завоевания Крыма Турками, начались наши сношения с Оттоманами, но только в конце семнадцатого столетия Русские вступили в непосредственные сношения и битвы с этими победителями Византии, которых суждено было нам укротить. Началось спорами за Азов, и потом с подданством Малороссии, Русские сошлись с Турками на Днепре.

Как быстро изменились после того события, как страшно шагнула Россия! Можно ли было вообразить, что через полтора столетия, когда мы не имели еще ни одного местечка на [199] Балтийском Море, где теперь наша великолепная столица, и ни одного местечка на Черном Море; когда орды Татарские кочевали до Астрахани и царствовали в Крыму, Турки были на Днепре; граница на запад находилась подле Киева; а набеги Татар простирались до Курска, — что половина, почти две трети берегов Эвксинских будут наши, в Крыму наш роскошный сад; на месте Гаджи-Бея столица южной России Одесса; что мы вполне будем владеть Кавказом, дойдем до Царь-града, возьмем Эрзерум; что Персия и Турция будут перед нами покорны, и ничтожны; что мы спасем Султана от гибели!...

Начал наш великий Петр: чего не начал он, и где не встретим мы его имени? Заложив Петербург на севере, он думал об юге. Утративши, по обстоятельствам, берега Черного Моря, Петр провидел выгоды и важность владений за Кавказом. Он сам отправился туда из Астрахани, стал на Дагестанском берегу, и в 1723 году утвердил за Россиею Каспийское приморье на тычячу верст от устья Терека до Решта.

Преемники Петра не поддерживали его предприятия за Кавказом. Нездоровое приморье не приносило видимых выгод, в настоящем, и земля, где погибло от действий климата, в двенадцать лет сто тридцать тысяч солдат, [200] где беспрерывно надобно было сражаться, когда между-тем в Персии явился грозный Надир-Шах, было отдано в 1735 году Персии, и на тридцать пять лет имя Русское опять исчезло за Кавказом.

К предмету нашему не относится изложение политических отношений к Персии и Турции с того времени. Оба эти государства спорили между собою о Закавказских областях, а христианские народы перешейка снова умоляли нас о спасении, особливо когда сильное влияние Турции простерлось на Горцев, которых области заключали в себе Анапу и другие крепости по берегу Черного Моря, а паши Турецкой Азии сжимали между-тем христианские владения с юга. Императрица Екатерина заставила Турцию дорого заплатить за все прежние уступки наши. Завоевав Крым и северные берега Черного Моря, громя Турков за Дунаем, она истребила остатки Татарского владычества в южной России, загородила там границу от Горцев Кавказскою линиею и Черноморскими казаками, и с 1770 года возобновила предприятия за Кавказом. Генерал Тотлебен ходил тогда помогать Грузинам, и бился с Турками. В 1775 году, генерал Медем являлся в Дагестане. В 1783, Грузия и Имеретия признали власть России. Через год, шамхал Тарховский вступил в наше подданство. Спустя десять лет, [201] Дербенд и Баку последовали примеру шамхала. Бедствия Грузии при нашествии Персиян в 1795 году, были поводом к предприятиям обширнейшим: поход славного Кызыл-аяга, «Золотой-ноги», как прозвали за Кавказом графа Зубова, утвердил за нами Ширвань, Шеку, Карабат. С тех пор, мы беспрерывно бились и сбили наконец Персиян с Кавказского перешейка: славные действия Цицианова и Котляревского остались в памяти востока. В 1801 году Грузия была вполне присоединена к России, и войско наше начало постоянно охранять ее; в 1802, принят в подданство Xан Аварский; в 1803, завоеваны Ганжа и Шамшадил; в 1804, Мингрелия сделалась частию России; с 1806 года Русские навсегда заняли Дербенд и Баку, а через два года Кубу. В 1809 году по корились нам, Абхазия и Гурия. Гюлистанский мир 1813 года был первою эпохою крепкого владычества нашего за Кавказом. Туркманчайский трактат составляет окончательную эпоху, когда Эривань и Нахичевань образовали нашу «Армянскую область» и совершенно обезопасили нас от Персии.

Во все это время, с самого похода Тотлебена в 1770 году, несколько раз сходились мы за Кавказом грудь с грудью с Турками. Кроме спора за влияние Турков на Кавказских Горцев, и за Анапу, гнездо разбойников, мы [202] еще сблизились южными границами с Азиатскою Турциею. В царствование Екатерины, и при каждой войн на Дунае начинались мелкие битвы с Турками за Кавказом. Удаление Закавказья, опасение от Персии, местные обстоятельства, малочисленность нашего охранного войска, все это делало неприязнь нашу Туркам незначительною. Памятными военными событиями остались разбитие их на Кубани в 1790 году, взятие Анапы в 1791, разбитие Сераскира при Тихнисе в 1807, после неудачных покушений на Карс и Ахалкалах; взятие Поти в 1809 году, морские экспедиции на Сухум-Кале, Требизонд и Суджук-Кале в 1810 году, когда генерал Тормасов безуспешно осаждал Ахалцых. В 1811, летучий приступ Котляревского схватил крепость Ахалкалах в виду изумленных Турков, но это был набег, не война.

По окончании дела с Персиянами, в 1828 году, вот в каком положении были мы относительно к Туркам: начиная от берегов Черного Моря, граница наша шла, более нежели на пять сот верст, до Персидской границы, в смежности с подвластною Туркам Анатолиею и Армениею. Кроме естественного укрепления горными хребтами, беспутицею в горах и трудностью в переправах через реки, Турки защищали еще свои пограничные области множеством крепостей, каковы Поти, Ацхур, [203] Ахалцых, Ахалкалах, Карс, Баязет, и другие, а прежние походы Русских в эти области показывали решительную невозможность воевать среди неприступных гор, полудиких орд Курдов и Лазов, сильных крепостей, недостатка в продовольствии, отсутствия сообщений с Закавказскими нашими областями, когда в тылу остаются Кавказские Горцы, с юго-востока грозят Персияне; всегдашний ход дел заставляет нас стоять на военной ноге в самых областях, и местоположение лишает всякой возможности подкрепить себя сильнейшими средствами из России.

В таких-то обстоятельствах, несмотря, на все великодушие Русского Монарха, на Лондонский трактат и Наваринскую битву, фанатический Xатти-шериф Султана, 8 декабря 1827, принудил Россию к войне. Царь Русский объявил ее 14 апреля 1828, и 30 числа войско наше в Европе перешло Дунай. По предварительному плану определено было начать в одно время войну и в Азиатской Турции. Надобно ближе узнать Закавказье: это покажет нам и средства исполнения плана и цену действий полководца, которому вверено было тогда, вместе с управлением областью, сохранение чести Русского оружия в той стороне во время тяжелой войны, начинавшейся вслед за тем, [204] как едва кончилась война с Персией, еще колеблющейся в невольной дружб с нами.

Мы видели, что Закавказские земли, начиная с Черноморья и Кавказской сторожевой линии, где высятся северные хребты, можно разделить на три части: первую составляют в неприступных твердынях и ущельях Кавказа, широкою полосою раздвинувшиеся горские народы, или Черкесы, занимающие места от одного моря до другого. За ними следует широкая полоса через весь перешеек: это наши Закавказские владения, с которыми с юга граничат, третьею полосою, к востоку Персия, к западу Турция. Ширину первой полосы, можно положить до ста пятидесяти верст. Пространство второй полосы считают в длину более восьми сот пятидесяти, в ширину пять сот двадцать пять верст, или более ста восьмидесяти тысяч квадратных верст поверхности.

Касательно первой полосы, опыт показал невозможность совершенного покорения фанатических племен горцев, дышащих любовью к дикой свободе и ненавистью к христианам и Русским, выше смертного страха, страстных к набегу, укрытых горами, превосходных стрелков, враждебных между собою, кровожадных при войне, вероломных в мире. Надобно было удовольствоваться тем, чтобы оградить от них Русские владения с юга и [205] севера, теснить их в горах, отнять у них средства пособий Турецких, — что и достигнуто Адрианопольским трактатом, по которому все Турецкие крепости по восточному берегу Черного моря перешли во власть России, — мириться держа оружие в руках, воевать грозно и опустошительно малыми отрядами, тяжко наказывать за каждое покушение на хищничество и обиду, поставив против них несколько крепостей в самых опасных местах. Всеми этими средствами обезопасились, по-возможности, два единственные проезда через Кавказ из России. Один из них идет по Каспийскому приморью, на тысячу двести верст, через Моздок, Кизляр и Дербенд: это древние «Каспийские ворота»; другой, кратчайший, называемый Военно-грузинскою дорогою, следует через Дариельское ущелье, подымаясь в некоторых местах до полуторы тысячи футов, но имеющий протяжения только на двести восемьдесят верст.

Напротив, вторая полоса, или собственно Закавказские наши области, по занятии их нами, постепенно были приводимы, и наконец приведены в гражданское устройство, сколько позволили это сделать недавность владычества и самая местность. Ныне эти земли составляют шесть отделов:

I. Грузия, или соединенные области Кахетия, [206] Карталиния, Сомхетия, с столицею древних Грузинских царей, Тифлисом, с мусульманскими и Армянскими областями — Борчалинскою, Казахскою, Шамшадильскою, Елисаветпольскою, Бомбакийскою, Шурагельскою, Осетинами, Туешриею, — центральное место Закавказья, — 55.000 квадратных верст и 225,000 жителей.

II. Имеретия, с Мингрелиею и Абхазиею, которые управляются через подвластных нам князей, из рода Дадиянов и Ширвашидзе; с Гуриею, где до 1829 года также был свой князь,— левая сторона Закавказья, к Черному морю, — 44.000 квадратных верст и 220,000 жителей.

III. Мусульманские провинции, — юго-западное Каспийское прибрежье, — ханства Шекинское, Карабахское, Ширванское и Талышинское; 45,000 квадратных верст, и 200,000 жителей.

IV. Дагестан, — северо-западное Каспийское прибрежье, — с областями Бакинскою, Кубинскою, Дербендскою, ханствами Кюринским, Казикумыкским, Аварским, шамхальством Тарховским, Табассараном, и прочими участками; 50.000 квадратных верст, и 250,000 жителей.

V. Армянская Область, — на юго-запад от Грузии и Карабаха: это Эривань и Нахичевань, последние приобретения наши от Персии; 20.000 квадратных верст, и 100,000 жителей. [207]

VI. В последствии, между Дагестаном и Грузиею отдельно устроена Лезгинская Область, 15,000 квадратных верст и 70,000 жителей: но это было частное администрационное распоряжение.

В объеме второй полосы Кавказской, живет, таким образом, миллион народа, из которого две трети мусульманов и треть христианского исповедания.

Роскошно наделила природа все это пространство своими дарами. Баснословная область древнего золотого руна, соседка тем местам, где люди назначали место земного рая, Закавказская страна производит все, что составляет богатство самых благословенных климатов. Шелк, красильные растения, сахарные трости, хлопчатая бумага, виноград могут производиться обильно; хлеб родится иногда сам-сорок, даже сам шестьдесят. Моря, с двух сторон окружающие Кавказ, представляют средство к сообщению с севером и югом; торговле обширный разгул через Каспий и Черное Море, сухим путем не далеко в середину Азии, куда так сильно пробиваются Англичане из отдаленной Индии.

Все это обещает России великие пособия в будущем времени; но, в тогдашнем положении, до 1828 года, — уже около сорока лет подвластное нам Закавказье мало приносило [208] выгод, а требовало много пожертвований, при чрезвычайной трудности управления.

И во все это время Россия еще должна была силою оружия покорять себе Закавказье, тратить средства свои на перевоз и содержание войск, учреждение крепостей, укрощение жителей, беспрерывно встречая новые препятствия и затруднения, ведя войны с посторонним неприятелем слабым физическою силою, но сильным по тому влиянию, какое он имел на Кавказских туземцев, и опасным по своей вероломной, хитрой политике, Азиатскому характеру, ненависти к христианам и Русским, наконец и потому, что он был дома, у себя привычный к климату, местности, нравам, обычаям, — положительные удобства, которых доныне не было нам возможности приобресть в полной мере.

Природа враг человеку, пока он не победит ее и не подчинит требованиям своей общественной жизни. Здесь, в некотором смысле, пригодно выражение поэта: «Бог создал мир, а украшает его человек.» Дикая, богатая, мощная природа одушевляется только трудом и умом человека, и снова делается грозною и гибельною, если запустеет и одичает в его отсутствие. Благословенные страны Палестины «текли молоком и медом», когда рука человеческая насаждала там тенистые [209] смоковницы: она теперь — страна гнева Божия и терновника, лишившись труда и ума человеческого. Болота и пещаники закрыли некогда тучные, благословенные пажити Италии, и Сицилия сделалась землей голода и бедности, потому только, что в них нет силы жизни общественной.

После этого понятно, почему Закавказье, дикое, запустелое, не знающее искусного труда, так долго являло страны неприязненные, губительные, тяжкие новому жителю, устроивавшемуся на могилах прошедшего, под неукротимым владычеством своенравной природы.

Вообще первым препятствием ко всему был климат. Лесистые, болотные, низкие к приморьям, Закавказские страны, только на возвышенных местах здоровы и сносны; но палимые сорока градусами зноя, они вообще гибельны своими болезнями, жаром и заразительным воздухом на низменных местах. Общее и отличительное действие климата есть быстрое, и, так сказать, мгновенное расслабление организма при самом крепком сложении; неумеренные жары, производя сильную и продолжительную испарину, до того изнуряют тело, что оно делается неспособным переносить самую незначительную стужу осенью и зимою, подвергаясь простудам и постепенному накоплению болезненного начала. Проливные осенние дожди, [210] переходы ох низменного к горному воздуху, умножают опасность. Отсюда заразы и болезни, особенно лихорадки и горячки желчного свойства, со спячкою, при которой человек умирает в оцепенении. Сильные и неимоверные средства употребляются при лечении, — меркурий, даже мышьяк. По прекращении желчной горячки, при малейшей неосторожности, начинаются изнурительная лихорадка, водяная болезнь, кровавый понос, сухотка. В Имеретии, Мингрелии, Гурии, в некоторой части Дагестана, в мусульманских областях, умирает пятый, даже четвертый человек из Европейцев, а больных бывает свыше третьей части; в Армянской области смертность поглощает почти шестую их долю ежегодно.

Страшный сынам холодного севера, этот климат и в туземцах производит леность, расслабление, неспособность к физической и умственной деятельности, и эта неспособность еще усиливается вековою привычкою к безнадежной, тревожной жизни востока. Присоедините к этому малолюдство, пустоту, необитаемость земель. Кроме войск, и людей, составляющих военную и гражданскую администрацию, только тысячи две колонистов, и кочевой народ торговцев и промышлеников образуют здесь Европейское народонаселение. Остальное суть туземцы и Азиятские пришельцы из Турции и [211] Персии. Деспотизм, мелкий, свирепый, беспощадный, и хищническое владычество Турков и Персиян, тяготели здесь целые столетия, и «завтра» не знали за Кавказом до самого покорения Россией, которая начала благодетельное, политическое и гражданское, образование края. Приучение к труду, возбуждение деятельности, пример выгод общественной жизни могут быть следствием только времени.

И кроме недавности владычества, кроме препятствий, климата, кроме всеобщей неохоты нашей ходить за добром далеко, думать о выгодах неизвестного края, когда вблизи, дома, у нас есть еще столько средств и пособий для торговли, промышлености и колонизации, еще одно важное препятствие останавливает всякие предприятия: это трудность переезда за Кавказ и трудность сообщения там одного места с другим. Только через Дариел и Дагестан, лежат туда пути, и они так трудны, что провоз тягостей через Дариел стоит ныне до пяти рублей с пуда. Сообщения морем требуют устройства обширного мореплавания и пристаней, и притом, если берега Черного и Каспийского Морей представляют удобные порты, недостаток в судоходных реках, отдаленность самих портов от центра края, горные, трудные и вовсе неустроенные дороги, мешают правильной системе сношений. Только [212] Кура, на расстоянии четырех сот верст от впадения, Аракс верст на девяносто, Рион и Xопи, способны к судоходству: все прочие реки при чрезвычайно каменистом грунте и быстром течении, изменяя русло по нескольку раз в год, не только неспособны для сплава судов самого малого размера, но даже, в весеннее время, едва представляют возможность к переправам на паромах и плотах. Ближайшая Черноморская пристань от Тифлиса лежит в 300, Каспийская в 500 верстах: Поти в 312, Редут-Кале в 340, Сухум-Кале в 458, Св. Николая в 324, Дербенд в 742, Низовая в 696, Баку в 509, Сальян в 523, Ленкоран в 658.

Все это, но особенно климат и трудность доставлений из России, при недостатке в средствах продовольствия на месте, заставляют содержать за Кавказом как можно менее войск. До 1803 года находилось там не более семи тысяч человек; потом число это было увеличиваемо; но и теперь оно не превосходит тридцати тысяч.

Присовокупим наконец политическое состояние края. Xотя туземцы чувствуют уже благодетельность Русского правления, однако трудно еще им отказаться от восточной недоверчивости к чужим, от фанатизма, от прежнего образа отношений к правительству, [213] которого они боялись как вора, но с которым свыклись, сжились, и благо им было, –противуполагая деспотизму хитрость, грабежу обман, беззаконию измену. Три важные обстоятельства наиболее препятствовали нам в деле добра и образования; — различие вер между туземцами, происходящая от того взаимная ненависть мусульман, Армян и Xристиан (Грузинов), и образ частного управления местных владетелей, честолюбивый, гордый, хищный, самоуправный. Русское правительство тщательно старалось сохранить законы, учреждения, порядок, какие заведены были здесь прежде. Так сохранены для Грузинов их уложения, для мусульман их суд по Корану, даже оставлена Грузинская монета: но следовало пресечь злоупотребления власти, истребить мелких тиранов, связать их своеволие, и для того подчинить их Русским начальникам. Это сделалось источником множества оскорблений для самолюбия, большой досады и гнева владельцев и их прислужников, и все это готово было перейти в мщение и ненависть. Вообразите притом силу фанатического расположения духа мусульманина, в таких обстоятельствах, и при ободряющем голосе изуверного магометанского духовенства. Но и единоверные нам Закавказцы, по тем же причинам, неоднократно [214] чувствовали в себе охоту возобновить «Грузинскую ночь» ¹, избранную Грибоедовым для своей трагедии. Этим беспрерывно старались воспользоваться Персия и Турция, которые от всей души желали губить нас не только своим оружием, но еще изменою, хитростью, возмущением наших подвластных, и часто успевали найти удобный случай, при глубоком невежестве и закоснелости поверьев туземцев.

Не только политические обстоятельства в настоящем, не только честь и безопасность России, но и надежды будущего оправдывают усилия, с какими старалось и старается наше правительство [215] укрепить власть Русскую за Кавказом. При многих счастливых начинаниях, при разных вновь предполагаемых мерах в пользу Закавказья, после утверждения нашей власти последними событиями, вот уже осуществляются и обширные виды на будущее. Правительство должно жить не для одного только настоящего. Настанет время, когда торговля и промышленность сделают для нас Закавказье источником богатств, когда населением и обработкою уменьшится гибельность тамошнего климата, Европейская колонизация очеловечит полудикого туземца, проложатся дороги, населятся города, насадятся плантации; но еще это время не [216] настало, и не станем дивиться, что Закавказское владычество все еще стоит каждый год многих миллионов, хотя оно уже и начинает давать частные способы прибытка. Итог дохода Закавказских областей в 1852 году, составлял не более 4,500,000 рублей, а расходы по управлению простирались до 4.500.000 рублей, кроме пяти миллионов, отдельно отпускаемых на расходы по военной части.

Нет сомнения, что при таком положении страны, обязанность главнокомандующего этим краем делается и в мирное время одною из самих многотрудных и чрезвычайно скользких. С небольшим числом войска, он должен удерживать внутреннее спокойствие обширных областей; обеспечивать их с тылу от покушений враждебных, воинственных горцев, делая беспрерывные экспедиции, для наказания или покорения племен наиболее неприязненных; на отдаленных пределах государства он обязан поддерживать достоинство Императорского оружия против двух сильных соседственных держав Азии, которые, по выгодам единоверчества, всегда имеют возможность исполнять главную цель своей политики,— распространение в народе неблагоприятного расположений к Русским. Ему предлежит неослабное наблюдение за прекращением всяких путей Персидским и Турецким агентам в [217] сношениях с Закавказскими народами; твердое, справедливое управление многочисленными владельцами и почти независимыми обществами, и бесконечная борьба с воинственным населением Кавказских гор, не говоря уже о попечении касательно сохранения вверенных ему войск, растянутых на столь значительном пространств, под влиянием убийственного климата, в беспрерывном оборонительном и наступательном положении. Мир России не есть мир для Кавказского корпуса, и тогда как войска, расположенные внутри Империи, пользуясь спокойствием, образуются постепенно в своим наружном совершенстве, Закавказский солдат, кроме почти беспрерывных экспедиций и движений, не только должен сам выстроить для себя жилище, лазарет и все хозяйственные полковые обзаведения, но даже развести огород для улучшения своей пищи, приготовить фуражное продовольствие казенным и артельным лошадям, — для чего других средств не имеется. Кто не был на месте, тот не легко этому поверит. Закавказская служба — настоящая школа трудов, опасностей и отчуждения от выгод жизни. Открытие войны еще более увеличивает затруднения главнокомандующего. Из небольшого корпуса, растянутого на значительном протяжении, и в половину ослабленного ежегодными болезнями, требуется [218] составить действующие отряды, как для наступления на неприятеля, так и для удержания в краю спокойствия. Недостаток в хлебных произведениях затрудняет способы приготовления продовольствия; тяжелые сообщения препятствуют быстрой его перевозке, между-тем как по особенным правилам Азиятцев все неприязненные действия начинаются обыкновенно сильным вторжением, без предварительного объявления войны. Малейший успех неприятеля ослепляет легкомысленный народ, а в случае восстания туземцев, помощь из России удалена. Чума и неизбежные с нею карантинные меры довершают стеснение края.

Теперь мы можем перейти к настоящему предмету, то есть, к описанию Закавказской войны 1828 и 1829 годов: ее нельзя было бы понять и оценить вполне без предварительного познания местности. Из очерка стороны, где должна была открыться новая война, читатели убедятся в двух важных истинах, — первой, что полководец должен был соединить в себе, при военном гении, опытное глубокое познание людей, друзей и врагов, с которыми имел дело, и действовать вместе как администратор, политик и воин, — а второе, что здесь не годилась обыкновенная тактика войны Европейской. Граф Эриванский доказал, что он хорошо знает и эту тактику. Но здесь [219] за него была полная доверенность Монарха, которая отдала в его распоряжение огромные силы, за него стояли испытанные в победах ряды воинов, закаленных в зное и холоде; а там — мы видим, какие страшные препятствия встречал он в самой местности: и не должно думать, чтобы неустройство неприятельских войск облегчало ему победу. Враги бы ли многочисленны, были одушевлены изуверством, и сотни Русских шли против десятков тысяч. Мы увидим с каким безумным отчаянием сражались Турецкие наездники, гордясь почти всегдашними в прежнее время неудачами Русских в тех местах, где явился на битву с ними наш смелый полководец.

Мы полагаем, что изложение Закавказско-Турецкой войны было бы не полно, если бы мы не представили также легкого очерка прежней жизни славного воителя; жизни, которая ручалась за успех более всяких других средств. Узнавши место будущей борьбы, узнаем кто должен был выступить здесь на гибель или жатву лавров, пока с другой стороны Русский гром перекатывался на высотах Балкана.

Происходя от старинного и достаточного дворянского рода Полтавской губернии, нынешний князь Варшавский, граф Иван Федорович [220] Паскевич-Эриванский, Русский генерал-фельдмаршал и наместник царства Польского, родился в Полтаве, Мая 8, 1782 года. Он воспитывался в Пажеском корпусе, и первый его опыт военной службы был в памятную кампанию 1805 года. Отсюда перешел он в войска, действовавшие против Турков, где находился до самого 1812 года. Отличившись в битвах под Турбатом и Журжею, 1807 года, он посылан был в Царьград, и однажды своей смелостью спасся в маленькой лодке, по бурным волнам Черного Моря, в Варну, от преследования подозрительных Турков. Ему тогда было двадцать пять лет. На Браиловском приступе, ранили его жестоко; но он участвовал потом во всех главных сражениях, под начальством Багратиона и Каменского. В чине полковника был он при взятии Базарджика; Георгиевский крест получил под Варною; чин генерал-маиора за Ботынскую битву, 26 Августа, 1810 года. Наступил 1812 год, и успехи Паскевича явились замечательными даже там, где открыто было поприще дарованиям и мужеству такого множества его сотоварищей. Дело под Дашковской, битва под Смоленском, исполинское сражение под Бородиным, битва под Малым-Ярославцем, под Вязьмою, под Красным, и после того начальство над авангардом, вот [221] достопамятные события, где гений Паскевича учился науке побед, в борьбе с «первым солдатом в мире». Кутузов лично представил Паскевича Императору Александру в Вильне. Его ожидали новые труды, — блокада Модлина, кровавая Кульмская битва, снова начальство над авангардом, битва при Денау, под Дрезденом. Чин генерал-лейтенанта был наградою участия его в вековой битве под Лейпцигом. Блокада Магдебурга и Гамбурга отвлекли его потом на время, но он опять явился под Arcissur-Aube, и с высот Белльвилльских громил гордую столицу Франции.

Так десять лет жизни Паскевича протекли в беспрерывных воинских трудах и сражениях. Доверенность Государя оказалась вполне при избрании Паскевича сопутником Великого Князя Михаила Павловича, в путешествие Его Высочества с 1817 года в России, и потом в Германии, Голландии, Англии, Италии, Австрии, Венгрии. Просвещенным наблюдателем видели Паскевича там, где некогда встречали грозным предводителем Русских дружин. В 1823 году, Император пожаловал уже заслуженного воина званием генерал-адъютанта. Вероломство Персиян, хищническое занятие Карабага, Ширвани и Шекинского ханства, заставили Императора Николая начать в 1826 году решительную войну с [222] повелителем Персии, и здесь открылось новое поприще, на котором суждено было Паскевичу показать самобытные дарования полководца.

В Сентябре 1826 года, Паскевич едва прибывший в Тифлис, по особенному назначению Государя Императора, побежал на встречу торжествующему неприятелю, и кто не помнит блестящего дела, которым ознаменован был первый шаг будущего покорителя Адербиджана и Анатолии? этой битвы Елисаветпольской, где с четырьмя тысячами Русских новый герой уничтожил тридцать пять тысяч Персиян? В следующем году победителю передано было главное начальство в Грузии: дела, которыми он вскоре после того утвердил уже навсегда свою славу, еще так свежи в памяти всех нас, что мы удовольствуемся исчислением только главнейших событий, заставивших неприятеля не более как через шесть месяцев смиренно просить мира. Мая 12 открыта была кампания взятием Эчмиядзина, и за этим последовали переход через горы Безобдальские, осада Аббас-Абада, битва Джеван-булакская, занятие Сардар-Абада, осада Эривани, взятие Тавриса, Xои, Аланджака, Арбедиля, поход на столицу Персии. Вот подвиги, за которые титул «графа Эриванского», признательность [223] мудрого Монарха и всего отечества и любовь храбрых были его наградою.

В следующей статье, мы приступим прямо к описанию блестящих действий в Азиатской Турции.

Комментарии

1. Император Николай, к 1828 году, благоволил назначить Грибоедова, одного из примечательных наших писателей, Полномочным Министром при дворе Персидском. Во время дипломатических своих занятий, Грибоедов, в часы досуга, любил уноситься душею в мир фантазии, и в это время, он сочинил план романтической трагедии и несколько сцен, вольными стихами с рифмами. Трагедию назвал он: Грузинская ночь; почерпнул предмет ее из народных преданий, и основал на характере и правах Грузин. Воз ее содержание: Один Грузинский Князь за выкуп любимого коня отдал другому Князю отрока, раба своего. Это было дело обыкновенным, и по тому Князь не думал о следствиях. Вдруг является мать отрока, бывшая кормилица Князя, няня дочери его, упрекает его в бесчеловечном поступке, припоминает службу свою, и требует или возврата сына, или позволения быть рабою одного с ним господина, и угрожает ему мщением ада. Князь сперва гневается, потом обещает выкупить сына кормилицы, и наконец — забывает обещание. Но мать помнит, что у нее отгоржено от сердца детище, и как Азиятка, умышляет жестокою месть. Она идет в лес, призывает Дели, злых Духов Грузии, и составляет адский союз на пагубу рода своего господина. Появляется Русский офицер в доме, таинственное существо по чувствам и образу мыслей. Кормилица заставляет Дели вселить любовь к офицеру, в питомице своей, дочери Князя. Она уходит с офицером из родительского дома. Князь, жаждущий мести, видит их на вершине горы Св. Давида. Он берет ружье, прицеливается в офицера, но Дели несут пулю в сердце его дочери. Еще не свершилось мщение озлобленной кормилицы! Она требует ружье, чтоб поразить Князя, — и убивает своего сына. Бесчеловечный Князь наказан небом за презрение чувств родительских, и познает цену потери детища. Злобная кормилица наказана за то, что благородное чувство осквернила местью. Они гибнуть в отчаянии.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминания о военных действиях в азиатской Турции в 1828 и 1829 годах // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 3. № 10. 1836