ВОЛКОНСКИЙ Н. А.

ВОЙНА НА ВОСТОЧНОМ КАВКАЗЕ

С 1824 ПО 1834 г.

В СВЯЗИ С МЮРИДИЗМОМ

(Продолжение).

XXVII.

Вторжение Гамзат-бека в джарскую область. Положение дел в Кахетии и шекинской провинции. Изменения в расположении войск на лезгинской кордонной линии. Действия г.-м. Карпова против Гамзат-бека. Приезд в джарскую область г.-л. барона Розена 4-го. Донесения его корпусному командиру. Наступление отряда бар. Розена к Алиабату. Движение к с. Мухахи и рассеяние партии Гамзат-бека. Наказание жителей с. Алмало. Инструкция бар. Розена. Происшествия в джарской области после усмирения восстания.

Начавшееся в первых числах июня восстание в горских обществах южного Дагестана быстро распространялось. В конце месяца Гамзат-бек с партиею глуходар и дагестанцев прибыл в джурмутские деревни и, склонив на свою сторону анцухских, капучинских и анкратльских жителей, направил часть своего скопища для нападения на Белаканы или Лагодехи. Однако, узнав, что к этому времени на урдовскую переправу прибыл отряд из Царских Колодцев, он отозвал эту партию и передвинулся к кейсерухскому магалу, где усилился присоединившимися к нему жителями. Отсюда он разослал в нагорные деревни джарской области письма, в которых под угрозою [289] разорения требовал восстать против русских. Многочисленные агенты его распускали слухи будто Грузия осталась без войск, так как Турция объявила России войну, заняла пограничные крепости и двинула войска свои к самому Тифлису; рассказывали также о небывалых победах Кази-муллы, одержанных будто бы в северном Дагестане, и о скором прибытии его в джарскую область. Все это, конечно, принималось горцами за чистую истину, а нерешительность наших властей, ограничивавшихся обильною рассылкою объявлений, составленных по одному образцу, до некоторой степени подтверждала россказни о нашем бессилии. Оставаясь наружно преданными русскому правительству, жители ожидали только прибытия Гамзат-бека, чтобы немедленно перейти на его сторону.

Около 8-го июля Гамзат-бек, с братом своим Мурадом и с Чобан-беком, во главе 1000 человек появился около деревни верхний Мухах. Как и следовало ожидать, его встретили с радостью и не только доставили ему продовольствие, но мухахцы, а за ними жители Джениха и других нагорных деревень присоединились к его скопищу. Усилив таким образом свою партию, состоявшую до того из людей чухского, кейсерухского, бохнадальского, тебельского и джурмутского обществ, Гамзат-бек решил проникнуть в мухахское ущелье, где мог рассчитывать на сочувствие жителей и большие запасы продовольствия и откуда без особого труда мог распространить свое влияние на энгилоевские деревни. Жители деревень, расположенных в мухахском ущельи — Сапунчи, Чардахло, Мухах (нижний) и Алиаскар, побуждаемые главным джарским приставом и почетными старшинами, решили противодействовать вторжению Гамзат-бека, для чего в несколько дней собрали до 1000 вооруженных людей, к которым присоединилось столько же, выставленных нижними энгилоевскими и [290] муганлинскими деревнями. При входе в мухахское ущелье они устроили завал, за которым и расположились, в ожидании Гамзат-бека. На верность этой милиции, да и вообще всех жителей в это смутное время положиться, конечно, было невозможно, и потому г.-м. Карпов приказал отряду на Царских Колодцах приготовиться к выступлению по первому вызову, а жителям деревень мухахского ущелья предложил перевезти свои семейства в нижние деревни. Селение Сапунчи, находящееся у самой подошвы гор, отправило свои семейства в Мухах, но прочие деревни, лежащие позади собравшейся милиции, остались на месте, заявив, что оне достаточно сильны, чтобы не допустить к себе Гамзат-бека. Как ни настаивал г.-м. Карпов, однако ничего не добился; понудить же к выселению силой без особых причин он не считал возможным, хотя и полагал, что благодаря родственным связям между жителями нижних и верхних Мухах, из которых последние уже присоединились к Гамзат-беку, собранная милиция при появлении скопища мятежников не окажет сопротивления. Действительно, едва Гамзат-бек 13-го июля показался в мухахском ущельи, энгилоевцы и муганлинцы разбежались по своим деревням, а лезгины мухахские, чардахлинские и других деревень тотчас же присоединились к скопищу. Таким образом 14-го июля мухахское ущелье со всеми расположенными там деревнями было в руках Гамзат-бека. Одновременно с действиями в джарской области большие силы мятежников появились и в Кахетии, против левого фланга линии. По сведениям, собранным от жителей и полученным от дидоевского пристава кн. Надара Джорджадзе, около 10-го июля скопище лезгин, состоящее из 4-х тысяч пеших и тысячи конных, под предводительством беладов: каратского Газиова, богозского Аличула и известного разбойника Бигая, расположилось в [291] долине Бари, лежащей за главным хребтом, в 25-ти верстах от дд. Шильды и Кварели и в 30-ти от Сабуи; конница же остановилась на высоте Самур, в 15-ти верстах от Кварели. После пятидневного пребывания в этих местах в бездействии, мятежники перешли в дидоевскую д. Хупра, находящуюся в 40-ка верстах от Сабуи, где пробыли сутки, а отсюда, причинив “не малое разорение" жителям, направились к другой дидоевской деревне, Асахо, где находился кн. Джорджадзе. Мятежники потребовали выдачи его, но, получив отказ, потянулись в тушинскую деревню Харсо, из которой успели угнать несколько голов рогатого скота, с потерею, однако, 12-ти человек убитыми. 19-го июля они прошли вторично через дидоевские деревни, откуда их выпроводили ружейным огнем, а 21-го числа направились через гору Шапихо к Шуратам и затем вскоре рассеялись. Таким образом, намерение склонить на свою сторону мирных дидоевцев не только окончилось неудачею, но разбоями и убийствами было положено основание вражде и обычному кровомщению.

Не остался спокойным и правый фланг лезгинской военной линии. Находящийся при Аслан-хане Казикумухском капитан кн. Баратов доносил, что хунзахское, аварское, суграхское и чумахское общества составили для Гамзат-бека войско, и хотя хан принял меры к удержанию в покорности кого мог, но увещания и угрозы его подействовали лишь на немногих; большинство же пристало к Гамзат-беку. Наиболее вредное влияние в смысле противодействия Аслан-хану оказали возвратившиеся из Тифлиса аманаты суграхского кадия, которые распускали слухи будто все русские войска по случаю войны с Турциею ушли на границу. По словам Баратова, Аслан-хан строго запретил своим подданным иметь сношения с мятежниками, и когда некоторые из них осмелились купить в неприятельских [292] скопищах баранов, то не только отобрал их, но и взыскал с каждого из виновных по сто рублей штрафа, а некоторым приказал отрезать уши. Узнав затем, что Гамзат-бек намерен напасть на елисуйские владения и далее на шекинскую провинцию, он выступил с “войском" на дженихскую гору, откуда послал своего сына Мамад-Мирзу с двумястами человек на помощь элисуйскому султану. Все эти, по-видимому, решительные действия и распоряжения Аслан-хана не помешали, однако, жителям некоторых принадлежащих ему деревень, напр. Джениха, Цухура и др., присоединиться к Гамзат-беку. Неспокойно было и в шекинской провинции. Подполковник Бракель сообщал, что со дня вторжения Гамзат-бека в джарскую область слухи о намерении его напасть через казикумухские владения на шекинскую провинцию волновали жителей, вследствие чего готовность исполнять приказания, отличавшая шекинцев, исчезла. Распоряжение о сборе милиции исполнялось до того медленно и неохотно, что в конце концов вместо требовавшихся 2-х тысяч человек с трудом собрано было 1200 плохо вооруженных и ненадежных милиционеров. Сообщение с Закаталами и елисуйским султаном совершенно прекратилось, отчего Бракель не имел никаких сведений о происходящем на лезгинской линии. В самой Нухе, под влиянием слухов о большом количестве мятежников и слабости русских войск, начались волнения: армяне и магометане-шииты вооружились и построили в городе завалы, опасаясь городских же жителей суннитов, составлявших большинство населения Нухи. Имея для защиты крепости всего одну роту и два орудия, Бракель донес кубинскому коменданту полковнику Гимбуту о всем происходившем в городе и провинции и назвал положение свое критическим. За это донесение, представлявшее будто бы в преувеличенном виде положение дел в провинции, Бракель получил от [293] корпусного командира замечание, едва ли, впрочем, заслуженное. Можно допустить, что под влиянием тревожных слухов и неутешительных известий Бракель несколько и сгустил краски, но во всяком случае положение его с одною ротою вдали от русских отрядов и в центре ненадежного населения, готового под влиянием малейшей удачи мятежников взяться за оружие и истребить преданных нам жителей, было, по-видимому, близко к критическому.

8-го июля корпусный командир выехал на северный Кавказ, поручив командование войсками в Закавказье генерал-лейтенанту барону Розену 4-му. К этому времени мятеж на лезгинской линии охватил большое пространство, а силы Гамзат-бека были уже настолько внушительны, что линии грозила серьезная опасность в нескольких местах. Имея это в виду, барон Розен 4-й решил несколько изменить расположение наших войск на линии, с тем чтобы вместо слабых кордонов, могущих подвергнуться полному истреблению, сосредоточить в нескольких наиболее важных пунктах возможно крупные отряды, способные держаться до прибытия главных сил из Царских Колодцев. Он предписал снять пеший полк Джар с кордона и расположить его в полном составе при Белаканском укреплении, откуда полк мог содействовать гарнизону в защите белаканских жителей, если бы Гамзат-бек покусился на разорение их, или соединиться с закатальским отрядом, если бы этого потребовали обстоятельства. Левый фланг линии, т. е. Кахетию, Розен 4-й счел необходимым усилить новыми войсками из Тифлиса и, сверх того, выделить их из непосредственного ведения г.-м. Карпова, который по дальности расстояния не мог ни следить за всем происходящим на этой стороне у неприятеля, ни своевременно принимать необходимых для охранения края военных мер. На усиление войск левого фланга Розен выслал в Телав две [294] роты Грузинского гренадерского полка — одну, Его Высочества, со всеми людьми того же полка, находящимися в учебном баталионе, из Тифлиса, а другую, 1-ю фузилерную, из Мухровани, присоединив к ним 4 легких орудия № 2 роты кавказской гренадерской артиллерийской бригады, из Гомбор; охранение же левого фланга поручил состоявшему при войсках г.-м. кн. Чавчавадзе, в распоряжение которого таким образом поступали: 3-й баталион и две роты Грузинского гренадерского полка с четырьмя легкими орудиями, прибывшими в Телав, вся кахетинская милиция в числе 1500 человек, содержащая в Кахетии кордонную линию, и вся грузинская милиция, которую корпусный командир разрешил собрать в случае надобности, назначив ей сборным пунктом с. Кварели. Если бы при вторжении больших скопищ неприятеля этих сил оказалось недостаточно, г.-м. кн. Чавчавадзе разрешалось, по сношению с гражданским губернатором, поголовно вооружить жителей всех селений, лежащих по левую сторону Алазани, и присоединить их к своим силам. В отношении способов охраны Кахетии и действий против неприятеля г.-м. Чавчавадзе предоставлялась полная самостоятельность и лишь для единства действий с закатальским отрядом ему рекомендовалось сноситься с г.-м. Карповым. Для обеспечения нухинской провинции подполковнику Бракелю предписано собрать милицию в количестве, необходимом для защиты ее, если бы Гамзат-бек проникнул в нее через казикумухские владения, и возложить командование этою милициею на состоящего по кавалерии маиора Рейтера. Кроме того, военно-окружному начальнику мусульманских провинции г.-м. Краббе дано знать, чтобы и он с своей стороны принял меры, какие по ближайшему усмотрению признает полезными. Обор милиции в шекинской провинции производился, однако, очень неуспешно — с трудом собрано было 1200 [295] человек, да и те оказались плохо одетыми и дурно вооруженными, а так как защита провинции, по сложившимся обстоятельствам, ложилась только на эту ненадежную милицию, то г.-м. Краббе, получив от подполковника Бракеля сведения о положении дел, немедленно распорядился сформированием карабахского и ширванского конно-мусульманских полков, численностью в 400 человек каждый. Эти два полка предполагалось двинуть к Нухе, но так как дела в джарской области изменились в лучшую сторону, то они были в скором времени распущены. Сбор милиции в Кахетии шел в общем удовлетворительно, хотя и не без некоторых недоимок и проволочек, объясняющихся отчасти совпадением сбора со временем полевых работ, а отчасти и отсутствием точно определенных положений и инструкций о порядке сбора милиционеров.

По сведениям, доставленным лазутчиками, было видно, что возмутившиеся горские общества составили две крупные партии, из которых одна, численностью до 5-ти тысяч человек, расположилась вблизи дидоевских деревень с намерением вторгнуться в Кахетию, другая же, с Гамзат-беком во главе, находилась у кейсерухского магала; намерения ее оставались пока неизвестны. Эта последняя партия могла с одинаковою вероятностью двинуться на Белаканы, в мухахское ущелье и оттуда в нижне-джарские и энгилоевские деревни, или через Казикумух в шекинскую провинцию. В ожидании разъяснения обстоятельств, г.-м. Карпов с главными силами, расположенными в Царских Колодцах, не мог предпринять никаких решительных действий и до половины июля ограничивался наблюдением за Гамзат-беком. Только 14-го июля стало известно, что главные силы мятежников спустились в мухахское ущелье и жители, решившие не допустить их туда, разбежались или примкнули к скопищу. Это движение вполне разъясняло намерения [296] Гамзат-бека, и г.-м. Карпову не оставалось ничего более, как вытребовать отряд из Царских Колодцев, двинуться в мухахское ущелье и атаковать скопище Гамзат-бека. В случае удачи, один этот удар мог положить конец восстанию, но зато и всякая, даже ничтожная неудача грозила бедствиями, потому что все мусульманское население, сдерживаемое только силою и обаянием русского имени, вспыхнуло бы как порох. Последнее соображение, по-видимому, сильно тревожило г.-м. Карпова и отнимало у него необходимые в подобных случаях смелость и решительность. Получив известие о движении Гамзат-бека в мухахское ущелье, он выступил из Закатал через д. Талы к Мухахам. В состав его отряда, прибывшего из Царских Колодцев 17-го июля, входили 3 роты Грузинского, 3 роты Херсонского гренадерских полков, 2 баталиона пехотного кн. Варшавского полка, баталион 41-го Егерского полка, шесть орудий № 1 батарейной роты 21-й артиллерийской бригады, шесть орудий № 3 донской конно-артиллерийской роты, 30 казаков Донского Платова полка и 200 всадников лезгино-джарской милиции. Отряд, находившийся под непосредственным командованием полковника Рокасовского, выступил в 5 часов утра и, пройдя около 12-ти верст по направлению к д. Мухах, был встречен конницею, которая после небольшой перестрелки с передовою милициею скрылась в эту деревню. Обойдя деревню, не занятую, как оказалось, неприятелем, войска остановились на позиции близь Чебанкеля. В это время между садами справа и слева появились небольшие неприятельские партии, перебегавшие к д. Чардахлы, около которой в скором времени образовалось значительное скопище с значками и знаменами. Хотя несколькими орудийными выстрелами донской конно-артиллерийской № 3 роты г.-м. Карпов и рассеял эту толпу, но не рискнул двигаться вперед, так как узнал, что жители деревень Чардахлы, Сапунчи, [297] Мухахи и других по мухахскому ущелью присоединились к скопищу Гамзат-бека и заняли в ущельи сильные позиции, атака которых, как полагал Карпов, могла повести к большим потерям. Вместе с тем он получил сведение о занятии значительною неприятельскою партиею д. Талы, жители которой, удалив свои семейства в горы, почти все пристали к скопищу. К этому добавляли, что сам Гамзат-бек намерен напасть на форштат закатальской крепости, и только движение нашего отряда к мухахскому ущелью остановило его в Талах. Все эти известия до того обескуражили Карпова, что он в нерешимости простоял на позиции не только до вечера 17-го числа, но и весь следующий день, когда, получив два донесения о приближении сильных скопищ мятежников к границам Кахетии, решил отойти назад к Закаталам. 19-го числа в 4 часа утра отряд его снялся с позиции, и так как через д. Талы, занятую неприятелем, по мнению Карпова, пройти было трудно, то войска направлены были в обход деревни по нижней дороге, а затем влево, по дороге, идущей с бортальского редута. Едва колонна приблизилась к Талам, как засевшие в кустарниках у конца деревни хищники открыли ружейный огонь, а затем бросились на передовую цепь в шашки, но удачными выстрелами артиллерии отброшены были, с потерею до 20-ти человек убитыми и до 50-ти ранеными, и очистили нам дорогу. С нашей стороны убито 2 нижних чина и ранено два обер-офицера и 9 нижних чинов. После этой перестрелки отряд спокойно продолжал движение и в 9 часов утра прибыл в Закаталы.

Отступление отряда из мухахского ущелья самым невыгодным образом отразилось на положение дел в джарской области. Ободренные успехом, мятежники подняли головы, а предоставленные собственным силам деревни области не могли, конечно, даже и при полном желании, оказать [298] сопротивление и волей-неволей должны были или присоединяться к скопищу Гамзат-бека, или разбегаться в разные стороны, оставляя свое имущество на произвол судьбы. Уже 20-го июля Гамзат-бек с частью своей партии, обойдя горами Закаталы, появился в с. Катехи, где, собрав жителей этой деревни, а также деревень Мухах и Белакан, предложил им отправиться в ущелье Каписдара, что они и исполнили отчасти добровольно, а частью по принуждению. 23-го числа сто человек из его партии появились, по просьбе жителей, в с. Шамбул, вблизи Белакан, и точно также вывезли все семейства в ущелье Каписдара, где были устроены завалы и приготовлены большие запасы продовольствия. Сам Гамзат-бек с партией около 500 человек рекогносцировал кр. Белаканы, но после нескольких выстрелов гранатами удалился в Катехи. О всех этих действиях Гамзат-бека довольно подробно доносил маиор Бучкиев, добавляя, что в скопищах, доходивших, по показаниям лазутчиков, до 12-ти тысяч, по-видимому, не все обстояло благополучно; по крайней мере те же самые лазутчики, которые доставляли маиору Бучкиеву сведения о предприятиях Гамзат-бека, уверяли, что при малейшем наступлении с нашей стороны многие мятежники, особенно из местных жителей, разойдутся по домам. Справедливость этого показания, как нельзя лучше подтверждались слабым сопротивлением, которое выказали мятежники при встречах с нашим отрядом, и если этот последний, несмотря на ничтожное противодействие, все-таки отступил под защиту крепости, то причину этого нужно искать только в нерешительности генерал-маиора Карпова. Несколько дней спустя после отступления его, 23-го июля, следовательно в период наибольшей самонадеянности мятежников, ободренных только что достигнутым успехом, Аслан-хан казикумухский с своею милициею занял верхние джарские деревни, отбил [299] у мятежников до 8-ми отар баранов и принудил некоторых жителей возвратиться домой.

По прибытии в Закаталы, г.-м. Карпов, хорошо осведомленный через лазутчиков о положении дел, сделал распоряжение об усилении насколько возможно своего отряда и об охранении муганлинской переправы и Царских Колодцев, куда Гамзат-бек легко мог пробраться, пользуясь открытыми бродами через Алазань. Для усиления отряда он потребовал в Закаталы всю кахетинскую милицию, а заведывающему постами по кордонной линии от Белакан до Картубани маиору кн. Вачнадзе предписал собрать милиционеров полка Джар и выступить с ним в кр. Закаталы. Затем, чтобы мятежники не прервали нам сообщения с муганлинской переправой, на Царские Колодцы были командированы два дивизиона драгун при двух орудиях донской № 3 роты и баталион пехотного кн. Варшавского полка при двух орудиях 21-й артиллерийской бригады. Командовавшему этим отрядом подполковнику Доброву приказано оставить две роты с двумя орудиями 21-й бригады на муганлинской переправе, расположив одну из них, с орудиями, в редуте на правом берегу Алазани, а другую, для охранения канатов, на левом берегу, построив для последней роты особое укрепление; все же остальные войска предписано отвести в Царские Колодцы. Донося о своих распоряжениях г.-л. Розену 4-му, Карпов находил весьма полезным и даже необходимым иметь здесь конную татарскую милицию из шекинской и ширванской провинций.

В крайне неблагоприятном свете рисует положение дел в джарской области полковник Рокасовский, бывший ближайшим советником г.-м. Карпова в неудачном походе к мухахскому ущелью. В письме своем к г.-л. Розену он высказал мысль о необходимости собрать весь отряд на Царских Колодцах и до осени действовать только [300] на правом берегу Алазани. Положение наше в Белаканах он считал вследствие недостатка воды очень опасным, но не упоминал, однако, о необходимости вывести оттуда гарнизон. Письмо, продиктованное под впечатлением неудачи, Рокасовский закончил просьбой к барону Розену приехать самому или “дать наставление в обстоятельствах весьма затруднительных." Никакое наставление, конечно, не могло помочь в данном случае, и потому барон Розен решил приехать в область и лично руководить мерами по усмирению мятежа. Прибыв 24-го июля на Царские Колодцы, он по первому впечатлению совершенно разошелся с местным начальством во взгляде на положение дел и нашел его вовсе не таким затруднительным, как это выражалось в донесениях г.-м. Карпова. По его мнению, сведения о поголовном восстании жителей и о силах Гамзат-бека были слишком преувеличены, как и сведения о численности скопища, с которым имел дело отряд в мухахском ущельи; последнее, по рассказам очевидцев, будто бы не превышало 600 человек. На этом основании Розен донес корпусному командиру, что хотя и необходимо теперь же приступить к решительным действиям против Гамзат-бека, но нет никакой надобности в присылке войск с северного Кавказа, так как для успеха дела совершенно достаточно тех сил, которыми он располагает. Однако, не далее как на другой день, очевидно под влиянием донесения маиора Бучкиева, он изменил свое мнение и в рапорте к корпусному командиру выразил необходимость возвращения его с войсками, потому что для усмирения восставших жителей и рассеяния горских скопищ требовались сильные средства; сопоставляя же силы мятежников с числом имевшихся в его распоряжении войск, он находил крайне трудным преодолеть все покушения. Конечно, корпусный командир, получив одно за другим два столь противоречивых донесения, [301] был поставлен в большое недоумение и потому писал г.-л. Розену:

“До прибытия вашего превосходительства на Царские Колодцы неясность донесения и нерешительность действий г.-м. Карпова приводили меня в недоумение насчет положения дел в джарской области. Рапорт ваш от 23-го июля за № 763 убедил меня, что Гамзат-бек с незначительною шайкою спустился в наши деревни; описываемая вами в оном покорность джарских жителей в сем еще более удостоверяла. Донесениями от 25-го июля ваше превосходительство уведомляете меня, что мятежники не имели успеха в покушении на верхнюю Кахетию и г.-м. кн. Чавчавадзе счел возможным даже распустить собранную там милицию, и что с другой стороны г.-м. Аслан-хан казикумухский начал действовать в пользу нашу и имел успехи; тем более удивил меня рапорт ваш от того же числа за № 793, в коем просите о возвращении моем в Грузию, не представляя никаких новых сведений о происходящем у вас, кроме рапорта маиора Бучкиева за № 401, известного и вашему превосходительству неосновательностью и неточностью своих донесений."

Далее корпусный командир, предлагая решительно действовать против Гамзат-бека, прибавлял:

“Если найдете нужным, то разрешаю вам г.-м. Карпова заменить кем-либо другим из гг. генералов или штаб-офицеров, по вашему усмотрению."

Эти предложения оказались однако запоздавшими, так как г.-л. Розен еще до получения их приступил к решительным действиям. Пользуясь предоставленными ему правами, он усилил насколько возможно войска, расположенные в джарской области, для чего приказал учебный баталион, находящийся в Тифлисе, двинуть в Царские Колодцы, конной и пешей шекинской милициям, под начальством маиора Рейтера, переправившись через Алазань у д. Алмало, следовать на соединение с отрядом, конной милиции из казахской провинции, в числе 1200 чел., прибыть к [302] муганлинской переправе, а 3-му баталиону Тифлисского полка из Эриванской области и 1000 чел. милиции из грузинских провинций прибыть в Тифлис.

26-го июля г.-л. барон Розен с отрядом, состоявшим из сводного учебного баталиона (300 чел.), двух рот 3-го баталиона кн. Варшавского полка (200 чел.), трех пеших эскадронов Нижегородского драгунского полка (300 чел.), грузинского полка Джар (500 чел.), сигнахской милиции (1000 чел.) и эскадрона конных драгун Нижегородского полка при 6 орудиях, выступил из Царских Колодцев на муганлинскую переправу. Отсюда он послал приказание г.-м. кн. Чавчавадзе, который не предвидел опасности нападения горцев на Кахетию, двинуться с баталионом Грузинского гренадерского полка и 2-мя орудиями к Белаканам, чтобы этим движением обезопасить крепость от обложения и угрожать скопищам анкратльцев, стремившихся к соединению с Гамзат-беком. Вместе с тем приняты меры к сношению с Закаталами, сообщение с которыми было прервано горцами и возмутившимися жителями. 27-го числа барон Розен переправился через Алазань и 28-го двинулся далее к с. Алиабат, в котором, по сведениям, находился с партиею в 1000 чел. и с восставшими жителями сам Гамзат-бек, только что возвратившийся из Алмало, где накануне он рассеял следовавшую к Закаталам шекинскую милицию маиора Рейтера. У Алиабата барон Розен узнал, что противоположную сторону этого селения занимает скопище Гамзат-бека в числе около 3000 человек. Несмотря на неравенство сил, войска наши после небольшого отдыха атаковали горцев, которые отступили с такою поспешностью, что только конно-милиционерам удалось при преследовании захватить 5 человек в плен, и, вытеснив, почти без боя Гамзат-бека из Алиабата и из других лежащих по пути селений, остановились на [303] ночлег за Алиабатом, близь д. Базар. Успех, достигнутый нами в этот день в материальном отношении был, собственно говоря, незначителен, но нравственное значение его было велико, особенно на жителей энгилоевских деревень, начинавших уже волноваться, так что вскоре за отступлением горских шаек старшины всех окружных деревень явились в отряд с изъявлением преданности и раскаяния. По сведениям, Гамзат-бек со скопищем своим бежал в мухахское ущелье и расположился около д. Сапунчи, где будто бы устраивал завалы. 29-го числа г.-л. Розен перешел к с. Талы и здесь соединился с отрядом полковника Рокасовского, прибывшего из кр. Закатал. К этому времени Аслан-хан казикумухский, не перестававший делать поиски в наших верхних джарских деревнях, прибыл на гору Динды. Поблагодарив его за усердие, барон Розен предложил ему занять вершину мухахского ущелья и действовать против Гамзат-бека одновременно с нашими войсками. 30-го июля отряд двинулся к с. Мухахи, насчитывая в своих рядах 2300 чел. регулярных войск, 1263 милиционеров и 12 орудий. Около этого селения его конный авангард был встречен частью скопища Гамзат-бека, но после небольшой перестрелки и нескольких выстрелов из орудий шайка рассеялась в ближайшем лесу. День уже клонился к вечеру, а потому наш отряд, пройдя д. Мухах, расположился на ночлег. Розен приказал передать присоединившимся к Гамзат-беку джарцам, что если они не возвратятся с семействами в свои деревни, то дома и хлеба их будут уничтожены. На другой день с рассветом отряд двинулся по мухахскому ущелью к д. Сапунчи. На пути к Розену явились старшины сс. Талы, Мухах и Чердахлы и предали участь свою милосердию русского правительства. Им объявлено было прощение, но с тем, чтобы жители немедленно возвратили из гор свои семейства, [304] прислали аманатов в кр. Закаталы, а сами преследовали скопища Гамзат-бека, который, видя решительное наступление наших войск и замечая колебание присоединившихся к нему жителей, переходящих толпами на нашу сторону, поспешно бросился в горы, захватив при этом ограбленное в наших деревнях имущество. Жители с радостью приняли условия и немедленно отправились преследовать мятежников, отняли у них часть награбленного и захватили до 20-ти человек в плен. В числе последних был мулла Цетов, известный сообщник Кази-муллы, бывший главным орудием возмущения 1830 года, а в числе убитых находился Кара-Цетов, бежавший диванный бек джарского областного правления. Стычкой у д. Сапунчи, где мятежники почти не оказали сопротивления, скопище Гамзат-бека было окончательно рассеяно и военные действия в области прекратились. Те небольшие шайки, которые еще держались в ущельи Каписдара были рассеяны самими жителями сс. Катехи и Мацехи, желавшими этим поступком загладить свою измену нашему правительству. Барон Розен всем этим жителям, кроме конечно главарей восстания, объявил полное прощение. В своем донесении корпусному командиру он таким образом объяснял необходимость кротких мер и прощения:

“Имея в соображении то, что строгое обращение родит в них (жителях) отчаяние и поведет к упорной защите селений, кои, имея каменные дома и твердые таковые же ограды в густых садах, представляли бы к тому большую выгоду; сии преграды надобно бы было преодолевать открытою силою, что сопряжено бы было с неизбежною потерею людей; с тем вместе джарская область подверглась бы гибельному разорению и через опустошение жительств умножились бы хищнические набеги, к которым повели бы жителей мстительность и крайность."

Исключение составило с. Алмало, жители которого, соединившись с шайкою Гамзат-бека, 27-го июля рассеяли и [305] ограбили шекинскую милицию маиора Рейтера. Барон Розен счел невозможным оставить их без наказания, которое поручил выполнить г.-м. кн. Севарсамидзе, снабдив его подробными по этому делу инструкциями. Кн. Севарсамидзе, выступив 4-го августа из Закатал, через два дня прибыл в Алмало. В нескольких верстах от селения отряд его был встречен старшинами и частью жителей, которые признали себя виновными и просили пощады. Им было объявлено, что они будут помилованы, если выдадут главных сообщников Гамзат-бека, возвратят ограбленное у шекинцев имущество и заплатят штраф в размере одного быка и одного барана с каждого двора. Все это было исполнено, и г.-м. кн. Севарсамидзе возвратился в Закаталы.

На левом фланге лезгинской линии, т. е. в Кахетии, дела еще раньше приняли благоприятный для нас оборот. После неудачной попытки склонить на свою сторону мирных дидоевцев, партия лезгин рассеялась, так что г.-м. кн. Чавчавадзе, не предвидя никакой опасности для верхней Кахетии, распустил всю собранную милицию. В шекинской провинции спокойствие водворилось тотчас же, как дошло известие о рассеянии шаек Гамзат-бека. Впечатление, произведенное этим известием в Нухе, по словам Бракеля, было чрезвычайное: армяне и мусульмане-шииты, бывшие в карауле перед городом, бросали свое оружие, обнимались как братья и издевались над суннитами, не выражавшими, конечно, удовольствия при неудаче бунтовщиков.

Таким образом в первых числах августа, т. е. всего в течение нескольких дней, без всяких с нашей стороны потерь, спокойствие было восстановлено по всей линии, и барон Розен отправился обратно в Тифлис, предложив г.-м. кн. Севарсамидзе принять нужные меры к окончательному успокоению области. Инструкция, данная им Севарсамидзеву, заключалась в следующем: 1) жителям всех [306] селений возвратиться в свои дома в течение 10-ти дней; у не явившихся в указанный срок конфисковать имущество; для удержания от дальнейших возмущений с подозрительных обществ взять аманатов из самых влиятельных семейств и содержать их в Закаталах, возложив довольствие их на общества; 2) когда жители возвратятся в свои дома, собрать старшин всех обществ, участвовавших в бунте, и вновь привести к присяге на подданство; между тем негласно разузнавать, кто были главными сообщниками Гамзат-бека и списки таких лиц, с описанием поступков каждого, представлять по начальству; 3) для безопасного сообщения по-прежнему везде завести караулы из энгилоевцев и лезгин, которые должны отвечать за всякое происшествие на их участках; 4) 3-й баталион кн. Варшавского полка, конный эскадрон нижегородских драгун и 6 орудий батарейной № 1 роты 21-й артиллерийской бригады отправить на Царские Колодцы; полку Джар содержать по-прежнему кордонную линию; в Закаталах оставить, как было и раньше, 2-й баталион 41-го Егерского и 6 рот Грузинского гренадерского полков с 2-мя орудиями № 3 донской конно-артиллерийской роты и 2-мя легкими и 4-мя горными орудиями № 1 роты 21-й артиллерийской бригады. Все остальные войска вернуть в свою штаб-квартиру, Царские Колодцы, прямо из Алмало, куда они были отправлены с г.-м. кн. Севарсамидзе для наказания жителей; 5) милицию, собранную в уездах Грузии по случаю военных действий, распустить по домам.

Все эти меры приводились в исполнение в течение августа и сентября. Тем временем, по заведенному порядку, от горных обществ сыпались письма с изъявлениями преданности, указаниями на разные заслуги нашему правительству и просьбами о вознаграждении за верную службу и за убытки, причиненные шайками Гамзат-бека. Не преминул подать голос и анкратльский Ших-Шабан, [307] поведение которого во время восстания было настолько подозрительно, что о нем производилось расследование, не давшее впрочем улик, так что ему было выплачено следуемое жалованье. Но к этому времени взгляд на пользу денежных выдач и подарков несколько изменился, вследствие чего расчеты влиятельных лиц не вполне оправдались. В предписании барону Розену от 30-го сентября корпусный командир между прочим писал:

“Опыт прошедшего времени доказал, что ласки, подарки, выдача аманатов, получающих богатое содержание, недействительны для удержания в спокойствии горцев; продолжение такового же обращения даже с восставшими против нас обществами без сомнения принято будет только за слабость с нашей стороны"…. “Прошу соблюдать предписанное вам правило, а именно: избегать всяких излишних издержек, не делать никаких обещаний о подарках и наградах и аманатов содержать в Закаталах, производя им по 20 к. в день содержания."

Если это распоряжение и не оказало расхолаживающего действия на горцев, то только потому, что быстрое рассеяние скопища Гамзат-бека и без того произвело разочарование. Когда приехавшего для изъявления покорности и принесения присяги на верность представителя канадальского и суграхского обществ кадия Магомета отпустили без подарков, он хотя и прислал письмо, в котором упоминал о вознаграждении за труды и убытки, но тон его письма, скромный и просительный, даже без точного определения сущности желания, был далек от требований, с которыми в подобных случаях позволяли себе обращаться к нашим властям влиятельные в обществах лица. Корпусный командир разрешил выдавать кадию Магомету и другим представителям обществ в некоторых случаях мелкие подарки, могущие возместить путевые издержки приезжающих лиц, но от всяких обещаний и правильной выдачи [308] жалованья предписал воздерживаться. Из свободных обществ, принявших в это время русское подданство, особенно важно было принесение присяги обществами джурмутских деревень Гениколо и Камелюх, расположенных на дороге, ведущей из верхних дагестанских деревень в джарскую область. Предполагалось, что общества эти будут служить преградой в случае неприязненных действий горских хищников против джарской области, и хотя такие надежды редко оправдывались, но на этот раз можно было утешиться тем, что эта надежда обходилась дешевле прежнего. Пленных лезгин, взятых близ Сапунчи и ущелья Каписдара, а также и присланных впоследствии Аслан-ханом казикумухским, несмотря на просьбы обществ и обещания их служить верой и правдой, корпусный командир приказал отправить в Ставрополь для зачисления способных к военной службе в рекруты, а остальных для ссылки в Сибирь; некоторые из жителей сс. Аллиадо и Ладяли, бывшие зачинщиками восстания, преданы военному суду в Царских Колодцах, а молла Цетов отправлен с тою же целью в Тифлис.

Так окончилось это быстро вспыхнувшее и столь же быстро подавленное восстание в Дагестане и джарской области. К концу августа почти все неурядицы уже улеглись, жители возвратились на свои места, и до конца года только мелкие грабежи, производимые кое-где появлявшимися шайками лезгин, время от времени нарушали общее спокойствие. Некоторые из этих шаек постигла очень печальная участь. Так, 12 каратских лезгин, пробравшихся в окрестности Гомбор и даже Мухравани, произвели несколько грабежей и убийств; но когда на поиски за ними была отправлена партия казаков, лезгины, опасаясь быть перехваченными, скрылись в лесах близь лопотской дороги и здесь, томимые голодом, питались некоторое время травами и древесными листьями. От этой пищи, а может быть и от [309] ядовитых свойств какой-нибудь травы, семь человек умерли там же, а пятеро еле-еле, в самом истощенном виде добрались до своих жилищ. 2-го, 3-го, 10-го и 12-го происходили мелкие нападения лезгин, кое-где нами производились поиски и партии хищников вступали с нашими командами в перестрелки, но все это не выходило из рамки обычных явлений, и область можно было считать успокоенной. Остальная часть 1832 года прошла тихо, без всяких происшествий, благодаря, конечно, зиме и прекращению сообщений.

В личном составе командующего персонала на лезгинской линии осенью произошли довольно крупные перемены: г.-м. Севарсамидзе был отозван с линии; г.-м. Карпов, действиями которого остался недоволен Государь, удален от должности, и на его место назначен г.-м. Антропов; командовавший отрядом в Царских Колодцах полковник генерального штаба Рокасовский уехал в Петербург, по всей вероятности, оправдываться от тех обвинений в нерешительности и ошибках, которые посыпались на него и г.-м. Карпова после их неудачного похода в мухахское ущелье.

Текст воспроизведен по изданию: Война на Восточном Кавказе с 1824 по 1834 г. в связи с мюридизмом // Кавказский сборник, Том 18. 1897