В. Д.

БЛОКАДА ГОРОДА КУБЫ,

В 1837 ГОДУ.

Приступая к описанию этого события, необходимо предварительно пояснить в каком положении были прежде города за Кавказом и в каком они ныне находятся.

До вступления Русских войск, т. е. до начала XIX столетия, почти все округи, принадлежащие к городам в Закавказье, именовались ханствами, как-то: Ширванское, Шекинское, Бакинское, Кубинское, и пр.; каждое ханство управлялось своим законным ханом или валием¹, которые не зависили ни от кого из подобных им и [391] признавали над собою только власть Алаха, Мухаммеда и великого Падишаха. Каждый хан был непременным судьею своих подданных и от хана зависело даровать или отнят жизнь у виновного, по существовавшим ханским правам; подданные обязаны были платить дань, кто чем мог, а иногда и более, и слепо исполнять все прихоти своих повелителей, которые, утопая в неге и роскоши восточной, господствовали над несчастными жертвами. Единственное занятие этих властолюбцев состояло в ястребиной охоте и наездничестве, а увеселение — в праздном слушании восточных песен под нестройные звуки балалайки или зурны²; в случае же набега неприязненных соседей, каждый хан выставлял до 10 и более тысячь всадников. Наконец, с водворением Русской власти и уничтожением ханств, учреждены были в каждом городе диванные правления, состоявшие из нескольких почетнейших беков (дворян) и доверенных старшин, под личным председательством комендантов или воинских начальников, эти диваны разбирали все жалобы и споры. Подати на жителей наложены были умеренные, от 2-х до 3-х рублей серебр. в год с семьи, а кто не мог вносить деньгами, [392] тот в замен их, доставлял пшеницу, ячмень и т. п. Тогда только все равноплеменные Закавказские народы увидели ясно благодетельную перемену, совершившуюся в их образе управления и пользу от поступлении их в подданство России.

_______________________________________

Город Куба, получивший, вероятно, название по реке Кубинке, известен преимущественно тканьем и добротою ковров в Азиатском вкусе, которые в значительном количестве ежегодно сбываются не только в Грузии и на Нижегородской ярмарке, но вывозятся даже заезжими иностранцами за границу. Этот город изобилует разными садовыми фруктами и овощами, в особенности черешней. По низменности местоположения, климат нельзя назвать совсем здоровым. Судя по наружному виду и внутреннему устройству, город не представляет в себе ничего почти замечательного. Улицы неправильные, узкие, грязные; дома, или Азиатские сакли, в коих помещаются и Русские чиновники, сложены из сырцевого кирпича; на них плоские крыши, которые насыпаются землей, убиваются и после смазываются, точно также как и полы в саклях, с тою только разницею, что последние устилаются коврами. Из Русских домов, бывших в Кубе в 1837-м году, можно назвать три: окружного начальника, комендантский, [393] при коем диван или правление, и бывшего артиллерийского батарейного командира. Кроме этих домов находились также другие строения, как-то: церковь, казначейство, провиантский магазин, артилерийский парк, две мечети, караван-сарай, несколько Татарских и Армянских лавок с красными товарами и разною рухлядью. Самый город обнесен небольшим земляным валом, в некоторых местах от времени обрушившимся и кой-где частоколом.

В то время, к которому относится наш рассказ, вал вооружен был 9-ю гарнизонными и 4-мя полевыми орудиями; в предместий города па ружейный выстрел от вала, расположены были казармы, где некогда помещался Грузинский Линейный № 9-го Баталион; от них вниз, близ р. Кубинки, построен был Баталионный лазарет, а на одной с ним черте лежал форштадт, где помещались все женатые нижные чины баталиона. Вот все, что находилось по одну сторону речки Кубинки; на противоположной же стороне реки расположена была существующая и поныне, так называемая Подгорная Еврейская Слобода. Всего гарнизона на-лицо, с казаками и артиллеристами, считалось в 1837 году около 800 человек, за исключением 200 человек больных в лазарете.

Впрочем, ныне все улучшилось: город принял другой вид, число зданий увеличилось, Русские [394] дома размножились, да и самые Татары, в подражание Русским и видя собственную пользу, стали обделывать внутренность своих покоев по Русски, т. е. с печами, полами и окошками. Улицы также исправились,— их начали застроивать по плану: вместо непроходимой грязи появились мостовые, образовались тротуары и грудная высота стены вала возвысилась вдвое.

С наступлением весны 1837 года, носились уже неблагоприятные слухи о внезапном и скором нападении хищнической партии Шамиля на Кубу, а между Татарами были толки, что город непременно будет взят. Бывший в то время в гор. Кубе опытный и неусыпной деятельности комендант, маиор Ищенко, будучи предупрежден о злых Намерениях мятежников, тотчас же принял все меры военной осторожности; но спустя несколько времени, ложная тревога утихла и, казалось, опасность миновалась. Чтобы не быть однакоже в оплошности, меры осторожности все еще продолжались с нашей стороны. Сняты были одни секреты и резервы; но между тем приказано, дабы по первой тревоге, в какую бы пору она ни была произведена, всем быть в готовности и быстро собираться на назначенные заблаговременно посты.

В половине Августа, военные действия в Северном Дагестане, под укр. хунзах и Темир-Хан-Шурой (в расстоянии от Кубы около трех [395] сот верст) потребовали усиления войск; а потому назначено было для отправления к Темир-Хан-Шуре по три баталиона с каждого полка 19-й пехотной дивизии. Бывший военно-окружный начальник в Кубе, Генерал-Маиор Реутт, должен был по делам службы отлучиться на время в город Дербент. Хаджи-Мамед-Хан, уведомленный своими лазутчиками о столь благоприятном случае, решился без малейшего отлагательства этим воспользоваться и сделать нападение на г. Кубу. 1-го Сентября город обложен был мятежниками Кубинской Области. Лезгины, все почти без исключения и разбора лет, волею или неволею, должны были собираться против Русских. Надобно еще сказать, что у Хана были четыре главные помощника, известные джигиты³ Шамилевской шайки: Ералий Джафар Бек, Ферзали Бек и сын самого Хана, Мулла-Мамед-Хан-Оглы: на них возложена была обязанность возмущать жителей и собирать со всех магалов⁴ эту необузданную чернь; а в случае, еслибы какие либо аулы не соглашались добровольно вооружаться против Русских, то принуждать их к тому насильно, грозя [396] беспощадным истреблением. Такова была воля и распоряжение Хана при первоначальных действиях.

Итак, 1-го Сентября, часу в третьем пополудни, внезапно со всех сторон города послышались ружейные выстрелы, а близ лазарета, на который преимущественно устремлено было нападение Лезгин, в числе 500 человек, под начальством Ералия Бека, открылась сильная перепалка; больные, которые могли только встать с постелей, все вооружились и, сколько силы их позволяли, отстреливались. По первым выстрелам, все было готово с нашей стороны к обороне: выставлена цепь стрелков, а для усиления и перемены ее, послан в помощь резерв, которому сам комендант скомандовал: «беглым шагом, марш». По прибытии его на место и по перемене цепи, пальба с новым усилием возобновилась; вскоре подоспело и полевое орудие. Между тем, часть хищников, ворвавшись в лазаретный цейхгауз, находившийся не более как в 30-ти шагах от лазарета, наносила сильный вред больным и самой цепи стрелков; но прискакавший, почти в одно время с орудием, комендант, не теряя времени, приступил к решительному бою: орудие немедленно постановлено было на позицию, сделано несколько выстрелов ядрами и вслед за тем стрелки с криком ура, мужественно бросились [397] в штыки. Менее нежели в полчаса цейхгауз был очищен от неприятелей, и к довершению победы, картечные выстрелы заставили дерзких мятежников, при обратном бегстве и переправе хотя чрез небольшую, но бурную речку Кубинку, купаться в своей крови. Дело это продолжалось около 3-х часов. Потеря с нашей стороны была весьма незначительна: человека три убитых и до пяти раненых нижних чинов; Лезгин же было более 30-ти тел убитых на месте, не считая раненых и взятых в плен.

По окончании перестрелки, сделано было комендантом главное распоряжение о скорейшем перемещении больных из лазарета в город, на каковой предмет было очищено несколько Азиатских саклей. В туже ночь все больные, со всеми лазаретными принадлежностями были перевезены; нижним чинам баталиона велено перебираться со всем казенным имуществом в город и находиться безотлучно на своих постах; гоже сделали и офицеры, расположась под открытым небом, при батареях и на других назначенных местах. Таким образом, бдительность увеличилась, посты усилились, в местах несколько опасных выставлены были секреты, а ночью по всему городу ходили беспрерывно патрули. [398]

Теперь обратимся к нашим непрошенным гостям, Лезгинам.

Хаджи-Мамед-Хан, по первому известию о своей неудаче и понесенной им потере, приказал зажечь Кубинский пост (станцию), находящийся около р. Кубинки и который незадолго пред тем был оставлен нашими казаками. Не довольствуясь этим мщением, раздраженные неистовые толпы Лезгин напали вторично на лазарет, цейхгауз и баталионные казармы, откуда все больные и семейства женатых были уже вывезены. Здесь неприятели нашли одни пустые стены, на которые они с ожесточением устремились и поджигали все, что ни попадало им под руку вне города. В один миг все запылало: огромное зарево разлилось над всею Кубой; но это самое обстоятельство обратилось в нашу же пользу. Наставшие в то время осенние, туманные и ненастные ночи совершенно мешали нам видеть неприятелей, которые. пользуясь темнотой, могли бы без затруднения ворваться чрез полуобрушившуюся в некоторых местах стену; зарево пожара отвратило эту невыгоду, и, осветив ясно все окружавшие предметы, указало нам малейшие движения неприятелей. С обеих сторон завязалась сильная перестрелка и продолжалась почти всю ночь на 2-е число Сентября. На другой, третий, четвертый и последующие дни повторились те же [399] действия неприятелей и продолжались те же пожары. Городской форштадт истреблен был до основания; в 10-ти верстах от Кубы разграблено урочище Кушары⁵; в 22-х верстах сожжен Худатский пост; сообщения прекращены, дороги по всем направлениям заняты неприятелями, и самая вода в р. Кубинке не доставалась Русским иначе, как с боя.

Положение наше становилось более и более отчаянным. Усилившаяся ненастная погода повергла многих в болезненное состояние, некоторыми овладело какое то грустное уныние. Комендант, маиор Ищенко, разделяя общую участь с офицерами и солдатами, не переставал являть собою пример твердости и мужества; деятельность его видна была везде и на каждом шагу. Не зная усталости, он поверял посты и батареи, ободрял солдат, внушая им твердую веру и несомненное упование на милосердие Божие. Он говорил солдатам: «Ребята! за Богом молитва, а за Царем служба не пропадет.» И действительно, слова его сбылись.

Между тем, как вернейшие лазутчики, из Армян и Татар, передавали в разные места летучие донесения о блокаде города, наступил [400] наконец ожидаемый с нетерпением день. 5-го числа Сентября, по общему совещанию Хаджи-Мамед-Хана с его сообщниками, предположено было, во что бы то ни стало, овладеть Кубою. С появлением первого солнечного луча закипела ружейная пальба во всех сторонах, и, не смотря на сильный с нашей стороны огонь, до 600 человек Лезгин успели ворваться в город. С яростию устремились они на диван, опустошая и грабя все, что ни попадалось. Маиор Ищенко не потерял присутствия духа; он приказал направить полевое орудие против дивана, а с ближайших боковых батарей навести также другие орудия против ворвавшихся неприятелей.

Непрочное здание дивана, сложенное из сырцевого кирпича, как все вообще Азиатские сакли, не могло, конечно, долго держаться. Менее нежели в четверть часа, стены рушились, и тогда находящееся при орудиях пехотное прикрытие, по данному знаку, бросилось в штыки. Завязался сильный рукопашный бой. Лезгины вытеснены были штыками и преследуемы по направлению к речке Кубинке, под сильным картечным и ружейным огнем. Из всей этой толпы, если и успела часть укрыться в саклях от преследования Русских, то весьма малая. Во время этого действия огонь был почти [401] повсеместный: из всех саклей и мечетей пули сыпались градом по всему городу.

Покуда, таким образом, комендант Ишенко с успехом вытеснял неприятеля, ворвавшегося в город, другие толпы возобновляли нападения с противоположной стороны дивана, от Алпанских ворот: довольно значительное количество отчаянных джигитов, не смотря на неумолкаемую с нашей стороны пальбу, кинулось на одну из наших батарей. Перебив и переранив многих артиллеристов, где, между прочим, был тяжело ранен офицер гарнизонной артиллерии, Лезгины даже успели овладеть одним орудием; но подоспевшею на помощь пехотою не только отбито орудие, но и достались в руки победителей несколько неприятельских значков⁶. Неприятель, опрокинутый на всех точках с значительным уроном, отступил совершенно за речку Кубинку и расположился в Подгорной-Еврейской-Слободе.

Совершив два таковые подвига, малочисленный Кубинский гарнизон оставался, однакож, без всякой помощи еще несколько дней. Хотя после действия 5-го Сентября утихла пальба, прекратились пожары и замолкли пронзительные крики Лезгин, однакож скопища Горцев не расходились и все еще занимали Подгорную-Еврейскую-Слободу. [402] Хотя вскоре и прибыли на помощь городу Шемахинское и Нухинское ополчения, однокож они были уже почти бесполезны. Лазутчики хана известили его о следовании и скором прибытии к Кубе нескольких пехотных баталионов. В следствие этого известия, скопище неприятелей собралось в одной из мечетей Подгорной-Еврейской-Слободы, в расстоянии от города на близкий пушечный выстрел. 10-го Сентября, часу в 10-м утра, многочисленные толпы Лезгин тянулись вереницею с гор и присоединялись к тем толпам, которые собраны были около мечети. Цель этого сбора состояла в совещании об окончательных мерах, которые думал предпринять хан; но пока это происходило, наш деятельный комендант не терял также времени.

Оп поспешно отрядил из числа гарнизона летучий отряд, при одном легком полевом орудии, с тем, чтобы сделать внезапное нападение, взять приступом мечеть и очистить всю Подгорную-Слободу от неприятелей; к этому отряду присоединено было также и новоприбывшее ополчение. Быстро спустившись вниз к реке Кубинке и переправившись чрез нее, милиционеры обложили слободу и первые открыли огонь, а наши стрелки двинулись между тем штурмовать мечеть. Это движение увенчалось [403] полным успехом. Внезапно окруженные со всех сторон, мятежники положили оружие и сдались пленными: в числе их взяты были два главные предводителя, Ферзали-Бек и Джафар-Бек, помощники хана, защищавшие мечеть. Остальные, отчаянные мюриды, преследуемые нашими войсками, с поспешностию отступили в горы.

Так кончилась блокада Кубы. Нам оставалось с умиленным сердцем принести теплую молитву о счастливом освобождении. К общей радости, подоспели три баталиона бывшего Куринского Егерского полка, и вместе с ними два Генерала: Фези и Реутт; Кубинский гарнизон, заметив еще издали приближающийся Русский отряд, встретил его с надлежащею честию: со всех батарей произведена была салютационная пальба, которая продолжалась до вступления баталионов на место расположения лагерем. Объехав город и батареи, Генералы, с видимым удовольствием, здоровались с офицерами, и солдатами, поздравляли с победой и дружески благодарили всех за непоколебимое мужество и твердую самостоятельность; одно громогласное ура! раздавалось в воздухе и служило ответом добрым нашим начальникам.

Спустя два месяца после Кубинского мятежа, Хаджи-Мамед-Хан и сын его, собравшиеся [404] ехать в Мекку на поклонение Мухаммеду, были пойманы жителями в Аслан-Ханских владениях и представлены коменданту, маиору Ищенке. Равным образом и другие сообщники хана (исключая одного Ералия) были переловлены и представлены коменданту. — Вскоре, по Высочайшему повелению, учреждена была в Кубе над главными возмутителями и зачинщиками бунта военно-судная коммиссия, в коей, при допросах, сам хан сознался, уверяя в справедливости показания, что, по приблизительному его исчислению, в продолжение всей блокады под Кубою находилось от 4-х до 6-ти тысяч мятежников⁷.

ВАС. Д…

Комментарии

1. Вали — Персидское слово, означает повелителя.

2. Особенный музыкальный инструмент, употребляемый на востоке.

3. Под словом Джигита подразумевается храбрый наездник.

4. Магал есть участок, заключающий в себе до ста и более деревень или аулов; каждая область разделена была на несколько таких магалов.

5. Иначе называется Новая-Куба, бывшая некогда штабом Апшеронского пехотного, а ныне Пехотного Фельдм. Кн. Варш. Графа Паскевича-Эриванского полка.

6. Похожих на наши жолнерные значки.

7. Это число показано также и в донесении Кубинского Коменданта.

Текст воспроизведен по изданию: Блокада города Кубы, в 1837 году // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 70. № 280. 1848