ТОЛСТОЙ В. С.

БИОГРАФИИ

Разных лиц
при которых мне приходилось
служить или близко знать

Князь Федор Александрович Бекович-Черкаской ¹

Я его застал 29 августа 1829 года в Эрзаруме, начальником Егерской бригады 21 пехотной дивизии, в которую я был определен с прибывшим со мной Бестужевым (Марлинским) ² в, 41 егерской полк. В это время князь Бекович был комендантом Ерзерума.

Князь Бекович Черкаской был наследственный владетель ³ Малой Кабарды, что казалось странным, потому что мужественный высокой мужчина черты его лица были чисто ногайского пошиба.

Относительно прежней жизни князя Федора Александровича мне только известно что он был православный: по черкескому обычаю лет десяти, его отдали на воспитание в дом Аталыка (воспитатель.) славившагося своею храбростью, предприимчивостью и мудростью, сомо собой лихим хишником ⁴. Про жизни Бековича у аталыка была молва, что возмужав он самолично собрав шайку хишников предпринял набег в наши границы где и отбил какое стадо, отбитое у него обратно погоною наших лихих линейных кавкаских казаков.

Знаю тоже что князь Бекович вступил на службу в Петербурге в царствование Императора Александра «1»^го в Лейб Казачий полк ⁵: по производству в генералы он был переведен на Кавказ.

В Эрзеруме князь Бекович считался героем Кавказской армии в следствие его подвига занявшая Эрзерум без боя.

Во всю свою боевую жизнь, быть может единственно Паскевич внял гласу своих давних сподвижников чьими подвигами забирал себе славу, и в эту войну совершил смелый и опасный стратегический ночной переход чрез Саганлугской горный хребет и утром наш отряд явился в тылу огромного Лагеря Сераскира: последовало полный разгром Турецкой армии и которая с самим Сераскиром спаслась в Эрзерум.

Наши доблестные войска без препятственно наступа<ли> к Эрзеруму, без сопротивления заняли крепость Гасан-Кале ⁶ стоящей <и> сооруженной на прекрепкой местности, и наконец стали лагером под самый Эрзерум в катором не имелось достаточно средств для сопротивления, по чему Паскевич послан уведомить Сераскира что на другой день в двенадцать часов дня он его примит в лагере для переговоров о сдаче Эрзерума. [205]

В назначенный час у палатки Главнокомандующего собрались весь генералитет и штаб-офицеры в пышных парадных мундирах для встречи Сераскира, каторый и в четыри часа по полудня не прибыл.

Тогда Паскевич вне себя от негодования обратился к князю Бековичу и приказал ему взять сотню казаков с парламентерским флагом и с трубачем ехать в Ерзерум объявить Сераскиру что если он сей час не явится в наш Лагерь то богатый город ⁷ возьмется на копье, предается разграблению и не останется в нем камень на камень.

Князь Бекович как был в шитом генеральском мундире с лентами и орденами сел верхом и в сопровождение своего адъютанта и сотни кавказских казаков направился к Эрзеруму, в которой его безпрепятственно впустили ⁸.

Князь Бекович прекрасно и красноречиво говорил по Турецки. Только что он въехал в Эрзерум все население мужчины и старухи его обступили с ревом прося заступничества, чтобы русскии их не разорили и не избили. Бекович отвечал в смысле что русской Главнокомандующий их и прекрасный Эрзерум не пре<м>енно желеет, доказательство тому очевидное, так как турецкая армия разбита на голову до того что не кем защищать город и ничего не было бы легче утром того же дня занять и разграбить Эрзерум, но Главнокомандующий вместо того еще накануне послал пригласить Сераскира прибыть в лагерь для переговора о правильной сдаче города, дабы никто из жителей не подвергся ни малейших убытков и притеснения, но Сераскир не прибыл на приглашение, по этому Главнокомандующий послал его — Бековича, — объявить Сераскиру что если он тот час не прибудит в Русский Лагерь то на разсвете завтрашняго дня начнется Штурм Города, который будит предан грабежу и разорению! по этому всякой поймет что участь Эрзерума и всего его населения зависит не от Русских а от Сераскира! [206]

Все возрастающии толпы, дружелюбно, с воплями и мольбами препровождили Бековича до помещения Сераскира состоящаго из двух этажнаго дома окруженнаго открытыми верандами; во втором этаже из приемной дверь на веранду была открыта настиш; в большой зале, служившей приемною, на турецком диване, поджавши ноги сидел Сераскир, окруженный стоящими начальниками его разбитой армии, спасшимися с ним.

Бекович со своим адъютантом и казачьим сотенным начальником и казачьими ординарцами, взошел в приемную Сераскира, оставя саму сотню на прилагающей к дому площади, теперь занятую всем населением Эрзерума.

Князь подошел к Сераскиру и строго, резко передал ему свое поручение, упрекая его в том что чрез его упрямство или трусость он губит богатый город со всем его населением.

Сераскир указывая рукою на Бековича приказал его схватить! Но князь вышел на веранду а вышедшии с ним заняли двери выходящии на веранду обножив свои шашки.

Бекович объявил толпе что Сераскир решил ея участь приказав Русского парламентера схватить; за что Русская армия страшно накажет город Эрзерум! ⁹

Вся толпа ринула в дом Сераскира схватила его и всех тут бывших турецких начальников, обезоружила их и передала князю Бековичу не медленно приставивший, к заарестованны<м> караул взятой в казачей сотни, а саблю Сераскира со своим адъютантом отправил к фельдмаршалу.

На утро наша армия вошла в замиренный Эрзерум с распущенными знаменами с музыкой и песенниками при радушной встречи поголовнаго населения, спасеннаго города ¹⁰. [207]

Кавказское население гор разделялось на многочисленные племяна не зависимыи друг от друга: иныи из них управлялись строго выборным началом, очень не сложных республик: другии подчинялись самодержавным наследственным владельцам.

С давних пор, из самой изуверной Магометанской страны, именно из Бухары, проникали на Кавказским племенам изуверы проповедующих что эти горцы отошли от учения Пророка, и увещевающих возвратиться к строгой спартанской жизни предписанной Кораном.

До Турецкой войны «1828»-го года, с нашей стороны война на Кавказе ограничивалась нападением в наших пределах прославившихся наездников собиравших шайки отпетых смельчаков и с ними грабивших и избивавших не только аулы замиренных кавказцов но еще и русскии селении станицы в которых захватывали плен продаваемый в неприступныи горы: после таких прорывов неприятеля наши войска ходили наказывать аулы в которых эти хищники набирались ¹¹.

Во время же самой Турецкой, с одной стороны оборона наших границ со стороны Кавказских племен значительно ослабела, так войска были оттянуты в Азиатскую Турцию; а с другой стороны Начальствующие Лица удалились со своими частями: Этими обстаятельствами воспользовались Бухарскии приш<е>льцы, и к Мусульманской проповеди стали придавать увещевание жителям вести Казават (священную войну) против Русских.

В горах не оказалось недостатка предприимчивых отчаяно храбрых начальников шаек и отношении наши с горцами преимущественно с левой стороны — за Тереком — стороны военно-Грузинской дороги, следуя в Грузию стали боле и боле усложняться.

Паскевич не постиг значение этого усложнения событий, и представил в Петербург проэкт покорения Кавказа, прозванный Тифлисским Генеральным Штабом, «проэктом двадцати отрядов» ¹². По утверждению этого проэкта фельдмаршал сосредоточил не бывалый на Кавказе сбор войск у реки Кубани в земле Черноморских казаков, перешел на ту границу и несколько недель проходил по предгорным степям без цели и решительно без всякой пользы, после чего возвратился в Тифлис героем пышного фиаско ¹³.

Когда читаешь этот пошлый «проэкт» особенно теперь когда факты доказали его несостоятельность, и каких усилий и жертв потребовалось для покорения Кавказа, изумляеш<ь>ся как человек не признанный сумашедшим мог подписать нелепость! и рождается сомнение не был ли замысел Тифлисского Генерального Штаба выказать Петербургу всю нелепость и умопомешательство Паскевича, соделавшимся самою нелепою личностью своим хвастовством, шарлатанством и дерзким обращением.

Паскевич обратил все внимание которое он только был в состояние вызвать на свой донкихотской проэктированной поход не счел нужным озаботиться об левом фланге и ограничился назначить Федора Александровича Бековича начальником этаго леваго фланга.

Князь Бекович — по туземному «Тембот» ¹⁴ — был очень умный человек, в азиатском смысле, добродушный, прямой, правдивый, самой строгой честности и изумительно хладнокровно храбрый, без малейшей тени европейского воспитания и образования: от рождения крещен в Православие, но с детства окруженный Магометанами, не было возможно вывести заключение, каково он вероисповедания. [208]

Не имея понятия ни о стратегии, ни о тактики он однако был не заменим Военно Начальником в Азии, так как его мышление было направлено совершенно одинаково с мышлением и миросозерцанием азиатцев, которыи он всегда отгадывал замыслы, предупреждая их поползновении.

К солдатам князь Бекович был добр, ласков и заботлив о их обеспечение но не умел с ними обходиться, вовсе не зная их превосходныи качества.

Как правитель края населенного Азиатцами он был незаменимым так как до мелочей знал обычаи, дух, умственное направлении и характер кавказских туземцев, и соображал со всеми этими нравственными их свойствами, к тому же и уважение к его положению Владетельного князя много содействовало глубокому уважению которые горцы к нему питали ¹⁵.

Князь Федор Александрович был женат по Магометанскому обряду на магометанки слывущей красавицею но не показывающейся мужчинам; детей у него не было ¹⁶. [209]

Я близко знал князя Бековича состоя при нем казначеем сборов с горцов Левого фланга вновь обложенных податью и штрафом за участие в возстании поднятом Казы Муллой ¹⁷.

Этот гениальный Казы Мулла стоит чтобы в крадце его описать как образец судьбы гения, даже среди совершенно дикаго народа.

Рожденный в ауле «Гимрин» племени Койсубулинцев, он вышел из школы Мечете родного аула, успешным учеником почему и признан муллою.

Скудность его жизненных средств в горах, побудили отправиться в наши пределы, в пограничный город «Кизляр», где оснавал Мусульманскую школу, года два процветавшую; но изобилие средств жизни вовлекли Кази Муллу вкусить сладость кизлярских вин и он спился с круга, почему местные мусульмане перестали посылать своих детей в его школу ¹⁸.

Дошедши до крайности Казы Мулла стал снискивать пропитание в поденной работе в роскошных виноградниках Кизлярских армян, влюбился в дочь садовладельца, у которого постоянно работал поденщиком, воспользовался [210] грозою воробьиной ночи, убил садовладельца, но не успел похитить дочь и не теряя времени бежал в свои родные горы перешел в «Табасарань» и скрылся в горную потаенную пещеру, к бывшему своему учителю, отшельнику в своем ските погруженному в изучение мудрости внесенной Бухарскими изуверами. Этот мудрец считался у горцев Святым ¹⁹ и народ благоговел к нему, щательно скрывая от преданных нам туземцев его местопребывание в горной трущобы, и тайно посещающи скитника, познали его сожителя и ученика Кази Муллу.

По окончании Турецкой войны «1828»-го года, когда Паскевич сосредоточил Кавказские войска для своего бесцельного закубанского похода, близ окраин правого фланга Линии, Бекович прибыл начальником Левого фланга Кавказской линии в за турецкую страну, и в то же время Казы Мулла вышел из пещеры своего наставника, и поднял знамя «Казавата» (священной войны) фанатизируя мусульманское население своими иступленными пылкими проповедями, резко обличая пред горными племенами пороки, распущенность, отступничество от истинного Магометанства и Кривду Владельцов и Правителей Кавказских племен, именем «Аллы» и его пророка «Магомета», убеждая низвергать и убивать не только самих правителей но и их роды поголовно.

В сущности Казы Мулла восмечтал из всего горного населения затеречнаго создать Магометанскую республику над которою самому стать президентом первосвященником и для этой цели даже приступил было, в одной из крепчай<шей> местности Гор, среди племен Ауховцов, воздвигать первопрестольную Мечеть, агромных размеров, имеющую служить собором всему мусульманству Кавказа.

Князь Бекович всюду самым удачливым образом вел военное дело, когда действовал самостоятельно. Только однажды под начальством командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории генерала от кавалерии Эмануэля, когда сей генерал ввел отряд составленный из плохих сборных частей в глухую трущобы где сам был ранен, то князь Бекович хотя успел вывесьти этот отряд, 1-го июля 1829-го года ²⁰ в крепость Внезапную, но уже разбитый на голову, при огромной потери убитыми и ранеными, и при потери много оружия и двух пушек с их ящиками, в следствие того что князь принял начальство над войском уже совершенно разстроенным, не имевшаго ни одной части и представляющаго толпу смешавшихся воинов.

Это не удавшееся дело имело пагубныи последствии естественно потрясшая самонадеянность наших войск и сильно поошривши дерзость неприятеля ²¹: не смотря на это князь Бекович с недостаточным числом войск превосходно прикрывал наши границы и громил неприятеля при всякой встречи несмотря на то что вся 14-я пехотная дивизия в самое это критическое время была вытребована в Рязань, уже не помню, для каково то парада или маневр.

Последствия разгрома дела 1-го июля была замена генерала Емануэля генерал-лейтенантом Вельяминовым, бывшим начальником Штаба Кавказского корпуса при незабываемом Алексеи Петровиче Ермолове, превосходно знающий Кавказ, его особенности и войну с Горцами.

При Вельяминове князю Бековичу много облегчилось бремя усмирения возстания жителей гор, так как он с Вельяминовым находился в самых дружеских отношениях и в нем постоянно встречал полное содействие своим дельным предположениям ²². [211]

К военным заслугам князя Бековича должно добавить несравненно плодовитейших для будушности края его труды по устройству управления и положению местных инородцев и на этот труд в последствие принесший такие обильные плоды он настойчиво весь себя пос<в>ятил ²³.

Все образование князя Бековича состояло в том, что он чисто говорил по русски и на том же языке писал хорошим почерком, остальное его воспитание, было до мелочей все цело черкеское, почему и жизнь его была совершенно азиатскаго пошиба. Он не имел привычки, все свободное от службы время заниматься чем либо умственным, всегда и всюду окруженный своими узденями, — каторыи в сущности были его командирами, — подвластными ему князьями, гостями приезжими из других племен, день проводили в пустой болтовне, осмотре и пробах оружия каторым туземцы обвешились, иногда случалось что под властныи князя Бековича приезжали для судебных разбирательств взаимных тяжб: но князь Бекович не был в состоянии весьти какой либо не служебный и назидательный разговор общественный, никогда не брал в руки какую либо книгу или газету, не имел понятия о картежной игре, в пище и употребление вина был крайне воздержан: политические его возрения и мышления ограничивались Кавказскими вопросами.

Он помер в 1829 году ²⁴ лет сорока с небольшим в следствии простуды: во время похода в Горной стране позднею осенью, когда уже наступили заморозки, палату его согревали жаровнями; раз ночью, он чтобы освежиться, в одном белье вышел из палатки, чрез меру нагретую и лег на голую землю вследствие [212] чего было воспаление внутренностей положивших его в гроб вопреки всех стараний лучих докторов.

Алексей Александрович Вельяминов ²⁵

О молодости и воспитание генерал-лейтенанта Вельяминова я ничего не знаю.

Лично я стал его знать когда он заменил Емануеля на Кавказской линии, когда ему было лет пятьдесят.

Алексей Александрович Вельяминов был человек замечательно образованный, умный, не увлекающийся вспыльчивостью, и постоянно руководствующийся хладнокровною обдуманностью ²⁶.

Время его воспитания естественно повлияло на его отрицательное направление, и он был что наши отцы называли «Вольтерианиц».

Знаю что Вельяминов долго служил в артиллерии в части подчиненной А. П. Ермолову, близко его знавшаго и отличавшаго, почему и выбрал его в своего начальника Кавказского корпуснаго Штаба ²⁷.

Когда же Петербургскии интриги, зависть и клеветы добились удаления Ермолова и заменения Паскевичем ²⁸ при разгаре враждебных отношений с смежною Персиею, Паскевич с горсткою взятою в геройском Кавказском корпусе, воспитаннаго и одушевленнаго Ермоловым двинулся к Елизаветополю — древняя Ганжа — откудава выступил против подошедшаго Персидскаго наследнаго принца Абас Мурзы, с 60-тысячною армиею ²⁹, Паскевич изумленный остановил свой отряд, и не на что не решаясь, потерянной уселся на барабан с зади фронта, Вельяминов подъехал к нему и стал ему представлять опасность с нашей стороны оставаться в бездействии! Паскевич в иступление, закричал ему «место русского генерала под неприятельскими ядрами!» Вельяминов отъехав направился к Кургану стоящему пред фронтом наших войск, слез с лошади и лег на разостланную бурку: тут несколькими неприятельскими ядрами выбито сколько то лошадей из конвойной команды Вельяминова, к которому подъехал бешенный храбрец армянин генерал майор князь Мадатов — в Отечественную войну в Париже известный под прозвищем Prince du Karabaque (Князь Карабахский (пер. с фр.)) — требуя наступление; но получив ответ что это зависит от Главнокомандующего Мадатов вне себя поскакал к Паскевичу, ругаясь не печатными словами, упрекал его что опозорит непобедимыи до селе славныи знамены Кавказскии, так как неприятель их закидает своими шапками! Паскевич, окончательно потерянный, с отчаянием махнул рукой выговорив «делайте как знаете!» Мадатов как вихрь направился к Вельяминову, запыхаясь передал слова Главнокомандующего, требуя распоряжении и приказания.

Вельяминов сел на лошадь, приказ<ал> Нижегородскаго драгунскаго полка дивизиону рубаки Левковича ³⁰ ийдти марш марш в атаку самого центра Персидской Линии, а Ширванскому батальону Юдина ³¹ следовать в подкрепление драгунскому дивизиону, ширванцы в мгновение ока сбросили свои ранцы и кивера заменив их фуражками, по кавказски бегом понеслись, за далеко опередивших их драгун, которыи геройски неслись на 60 тыс. неприятеля: Перси<я>не же с обеих флангах на быстрых своих лошадях помчались окружить дивизион героев драгун, и в то самое мгновение что последнии ударили в лоб персиянам. Ширванцы с ревом ура в штыки ударил<и> в хвост заскакавшей Персидской кавалерии и туже секунду Персидская армия не выдержавши [213] геройскаго столкновения из славных славнейших героев Кавказцов была опрокинута; вся наша кавалерия понеслась крошить опрокинутого неприятеля; сам Абас Мирза спасся присев за камень; вся артиллерия неприятеля, пропасть его оружия, знамен и значков достались победителям, и урон персиян раненными и из крошенными нашею кавалериею был громаден а спасшиеся от преследования были разсеяны ³².

В реляции о Елизаветопольском погроме Паскевич себе одному приписал эту победу ³³, и Император Николай «1» поверив своему фавориту, в оскорбление славнейшей Кавказской армии отрешил и предал опале славнейшаго современнаго полководца Ермолова, заменив его Паскевичем придав ему всех лучих Русских генералов получивших свое военное образование на исторических полях Отечественной войны, в тоже время усилив Кавказскую армию многочисленными войсками двинутыми из России.

Вельяминов тогда отказался от занимаемой им должности начальника Штаба, и на все убеждении Паскевича отзывался своею неспособностью занимать ее, а на замечание что однако он долгое время занимал эту должность, Вельяминов отвечал, что обстановка была совершенно иная, так как Ермолов был его благодетель во всем до мелочи руководящего его!

Вельяминова перевели начальником дивизии ³⁴ корпуса генерала Рота ненавистного в нашей армии ³⁵. В Турецкую войну при переправе чрез Дунай Рот во всеуслышание разругал и наговорил дерзости Вельяминову что тот в последствие говаривал: «Этот немец наемщик глумится над Русскими Дивизионными [214] начальниками с целью унизить Русских и поэтому обходится с нами как никакой порядочный благовоспитанный человек не обходится со своей прислугой».

В тот же вечер при вступление в Лагере Вельяминов подал рапорт что болен и на утро лег в лазаретную фуру.

Целый переход Рот ехал около этой фуры уговаривая Вельяминова и упрашивал его взять назад свой рапорт но не добился другого ответа постоянно повторяемый «я болен!»

Вельяминов был переведен начальником «14» пехотной дивизии ³⁶, назначенной вторично на Кавказ и с нею совершил зимний поход в Чечне, принесший обильный плод.

На лето Паскевич прибыл в Пятигорск на воды, куда и вызвал Вельяминова который прибыв утром взашел в залу где толпились начальствующие лица ожидавшии выхода фельдмаршала, Царскаго фаворита.

Вошедший Вельяминов, назвался дежурному адъютанту, поспешно ушедшаго доложить фельдмаршалу, который против своего обыкновения заставлять себя ждать, в мундире торопно вышел с распростертыми руками говоря «прошедшее забыто»! Вельяминов отступя отвечал: «если забыто то нечего вспоминать»!

Как командующий Войсками на Кавказской линии Вельяминов до того удачно действовал походами на Левом фланге Кавказской Линии, что возстание в этой стране потеряло весь свой угрожающий характер, и все племена прилегающие к нашим пределам совершенно покорились и были обращены в охрану наших границ, так что оказалось возможным приступить к покорению племян закубанских и занимающии пребрежие Чернаго моря, постоянно подстрекаемых против России, приплывающими агентами Турецкими и Англицкими посылаемыи Британским посольством в Константинополе.

Вельяминов владел в высшей степени искуством начальствовать и всем подчиненным, даже состоящим в равном с ним чине, внушал глубокое уважение и почитание: солдаты не любили его, прозвав «четыре глазый» в следствии таго что в походе он носил очки консервы, но питали к нему не ограниченное доверие придающее им в боях неудержимую отвагу.

Вся жизнь Вельяминова была посвящена занятиям: дома в Ставрополе он исписовал своеручно целыи дести ³⁷ бумаги, хранящихся в Архиве Штаба Ставрополя; то правила для следования агромных рекрутских партий по безлюдным степям Ставропольской области; то проэкты управления Казачьими войсками, ему подчиненных, но более всего примечал он настойчивое внимание на составление предположение военных действ на предстоящее лето: в этих предположениях заключались все подробности необходимыи для ведения горной войны, правила которой превосходно созданы Вельяминовым, к сожалению не изданных ³⁸, но в подробности изложенных в выше поименованных предположениях равно и в первых приказах по собранным отрядам, о выступлении где подробно пояснено порядок марша и расчет войскам в горной стране. К правилам в горной стране должно добавить что Вельяминов создал превосходную во всех отношениях горную артиллерию, так все присылаемые горныи орудия, Англиской, Алжирской, Американской систем, оказывались никуда <не> годными, чрез свои лафеты ³⁹, а наши лафеты, Вельяминовскии испытаны и оказываются превосходны своею легкостью и прочностью.

Во всех проэктах Вельяминова военных действий постоянно выказываются широкии геньяльныи взгляды на дело военного покорения Кавказа, дальновидность [215] его, строгую логику и последовательность его выводов. С Петербургом, не имеющим понятия об особенности края и всех затруднений Горной войны, он не лукавил, и правдиво выставлял всю нелепость его теоретических узких возрений и тем внушал боязнь самому тогдашнему Военному Министру Чернышову, в сущности наглому шарлатану.

Вельяминов не задумался выставить Петербургу нелепость изданных правил для наших крейсеров посылаемых к черкеским берегам Чернаго моря, и принятых без возражения славным адмиралом Лазаревым ⁴⁰, по собственному сознанию этаго адмирала, в следствии совершеннаго не знания этим адмиралом особенностий Черкескаго прибрежия.

В походе всегда полы палатки Вельяминова были подняты для прохлады и весь отряд видел как он лежит на своей походной кровати, читая книгу. В закубанских походах он читал философический лексикон Вольтера.

Когда Вельяминов начальствовал на Кавказской линии, командиром Отдельнаго Кавказскаго корпуса был Барон Григорий Володимирович Розен, в сущности добрый но препустой и вовсе не образованной человек, — покровительствуемый Военным Министром Чернышевым.

Все семейство Барона Розена представляло самое развращенное сонм в домашнем быту: он сам и его оба сыновья были отявныи содомисты, вовсе не скрывая этаго: жена его по увярению французских газет — вероятно по сообщениям французских Консулов в Тифлисе, — слыла за имеющую плотскую страсть к Арапам, сверх того нагло хватала чужое и слыла взятошницею, учредив свои вечернии разгулы у начальници Института благородных девиц.

Все это в совокупности в управлении Барона Розена обратило Тифлис, в новый Содом и Гомор, к тому же и войска расположенныи в Закавказие были распущеные до безобразия и более служили насыщением корысти начальников чем военным целям.

Корпусное начальство оказывало явное <не>доброжелательство и совершенно не справедливое придирчивость Вельяминову чем сильно стесняло его.

По хозяйственной и фронтовой частям войск подчиненных Вельяминову он не обращал никакого внимания, в этом отношении все предоставлял Дивизионному Начальнику в пехоте, и Атаману относительно Казачьяго войска.

Как Областной Начальник Вельяминов не обращал никакова внимания на Гражданское Управление, представляющее совершенно безобразный калос.

Вельяминов помер в Ставрополе в самое прибытие Генерала Головина — его двоюроднаго брата — командиром отдельнаго Кавказскаго корпуса и Главноуправляющаго на Кавказе и Закавказом.

Павел Христафорович Граббе ⁴¹

По смерти Алексея Александровича Вельяминова в Ставрополь был назначен Командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории и начальником Ставропольской области Генерал Лейтенант Граббе.

Он был сын лютеранского пастора прибалтийскаго края. Мне ничего не известно о его воспитании, на службу же он поступил в Гвардейскую Конную Артиллерию ⁴².

Высокаго роста, стройный самой нарядной наружности от природы наделенный пышным красноречием, в обществе смелый до дерзости, он с первых [216] офицерских чинах стал в положение на которое ему не давало право ни его воспитание, ни образование, ни происхождение.

Пред самым разрывом Отечественной войны, не знаю по какому случаю ⁴³ Граббе находился за границею где у него завелась связь с Великою Княгинею разставшеюся со своим мужем Константином Павловичем ⁴⁴, но вынужденный возвратиться в Россию к своей части по случаю предстоящей войны, в то время что въезд в наши пределы уже представлял не малыи затруднении, он ловко совершил переезд, и в Петербург привез рекомендательное письмо от своей Вяликой Княгини к вдовствующей Императрицы Марии Федоровны ⁴⁵.

В 12-ом году Граббе состоял адъютантом Начальника Штаба «1» Армии А. П. Ермолова ⁴⁶.

По заключения Мира Граббе встречается командиром — кажется — Елизаветградскаго полка ⁴⁷, где имел скандальную историю с обществом офицеров: но в царствование Александра Павловича подобныи случаи скрывались, с целью избегнуть необходимость признать начальника виновным ⁴⁸.

При восшествии на престол Николая «1» Граббе был замешен в южном политическом тайном обществе, и привезен в Петербург где посажен в Петропавловскую крепость, в которой просидел несколько месяцев: но оказалось что он только смутно знал о существование общества, а участия его в нем не могли доказать, сверх того в следственной комиссии он говорил резко смело, даже раз временщик Чернышев сказал ему дерзость; Граббе засвидетельствовал всем присутствием что пока полковник не осужден, закон не дозволяет с ним такое обращение, по осуждение же виновнаго обращение зависит от личных свойств и степень чувств честности таго который в положение оскорблять, пользуясь [217] своею безнаказанностью. Это столкновение имело последствием обратить обе поименованныи Личности в непримиримыи заклятыи враги.

Когда Граббе выпустили из крепости, возвращаясь к своему полку расположенном в Харьковской губернии, у него что то сломалось в экипаже и он остановился в крестьянской хате имения Скоропатских, — потомков Запорожскаго Гетмана, — послал просить помещицу дозволить своим мастеровым починить его экипаж.

Госпожа Скоропатская пригласила Граббе переехать в ее дом; где и приняла его самым радушным образом.

Починка экипажа продолжалась несколько дней в которыи Граббе заметил что младшая дочь Скоропатской находится в загоне у матери и послана на Господскую кухню, девушка понравилась Граббе; он просил ее руку у Матери и тут же обвенчался: но она не долго прожила за мужем и оставила Граббе вдовцом ⁴⁹.

После Турецкой войны «1829-го» года Граббе остался при войсках занимавших Молдавию под начальством Графа Киселева.

Главная квартира находилась в Бухаресте, оживленным безпрерывными блестящими праздниками и балами на которых царила дочь Молдавана Медика, по которой вся молодежь с ума сходила и эта Катинька — каторой фамилии не помню была предметом общаго волокитства.

Должно быть ее отцу это надоело, и прекрасный вечер разнесся слух: что Катиньку венчают в церкви с каким то стариком Молдаваном.

Катинька переступив парог своего навязаннаго мужа прямо отправилась в спальную где и заперлась, не подаваясь ни каким прозьбам и увящеваниям отпереть замок, и на разсвете подожгла комнату, посредству постельных гардин спустилась в окно и бежала к своему отцу.

То же утро Граббе отправился к Бухарестскому Архиеру, убедил его расторгнуть насильственный брак Катиньки, и вечером с нею обвенчался и она стала Екатерина Евстафьевна Граббе. Она была малаго роста, черноволоса, смугла, с чертами встречаемыми на Античных Греческих Камеях ⁵⁰.

В Ставрополье Екатерина Евстафьевна, в последствие родов, от прилива молока к мозгу, помешалась, позднее изменила своему мужу, для прекрасного молодого человека Глебова ⁵¹, — пожее убитаго состоя адъютантом князя Воронцова — и в следствие этой измены сам Граббе сделался всеобщим посмешищем по целым ночам ходя по тротуару под окнами спальни своей жены в длинном плаще с красным воротником, скрывая пару заряженных пистолетов.

Трагиски кончила Екатерина Евстафьевна. Блестящая карьера Граббе при Императоре Николае «1-м» прервалась и он без назначения со всем многочисленным семейством удалился в свою деревню полученную от Скоропатскаго как долю его первой жены.

Раз за вечерним чаем Екатерина Евстафьевна встав поцеловала мужа, патом по очередно своих детей, которых благословила, и удалилась в свои покои: вскоре послышался пистолетный выстрел, кинулись по направлению его звука, и застали труп самоубийцы.

Генерал Граббе слыл не стерпимым подчиненным что он и доказал на Кавказе, куда он прибыл Генерал Лейтенантом: под непосредством начальства Командира Отдельного Кавказскаго корпуса.

По Гражданской части, в звание начальника Ставропольской области Граббе оказался невозможным, допустив неслыханныи злоупотреблении и целый калос безпорядков. [218]

Как командующий войсками он по хозяйственной части — тут очень сложной в особенности относительно Линейнаго казачьяго войска — Граббе выказал отсутствие всяких малейших понятий. В военном деле — быть может <...> совершеннаго без понятия Горной войны — генерал Граббе оказался не только бездарным и без соображении военоначальником но еще весьма вредный по его не соображениям относительно сбережения войск и всюду, где он лично начальствовал, войска несли не слыханныи, на Кавказе, потери совершенно без малейшей пользы.

Надменен в мелочах Граббе по свойству был не проходимо ленив по природе обработанной плохим воспитанием и слабым образованием, он проводил жизнь в совершенном far niente (Праздность (пер. с ит.).), мастерски загрибая жар чужими руками безсовестно шарлатаня, и чрез это его управление отличалось наглым лихоимством и вопиющими злоупотреблениями его подчиненных. К тому же стечение обстоятельств сложилось благоприятно для природной лени Граббе.

При назначении Граббе на Кавказ ему назначили Начальником Штаба Флигель Адъютанта полковника Генерального Штаба некто Траскина ⁵², катораго прохождение службы — рисующия порядки таго времяни — внушало Граббе что Траскин приставлен к нему Шпионом, по сему он предоставил всю хозяйственную часть, подряды и расходы немаловажных сум каторыми Траскин широко пользовался.

Военный Министр, выскачка Князь Чернышев — в лексиконе Бусета обозначенный «Aventurier Râpè» (Тертый авантюрист (пер. с фр.).) — был вторым браком женат на девице Графине Зотовой, по матери внучка Князя Куракина отца бобочных семейств Боронов Вревских и Сердобинов: одна из девиц ⁵³ этих семейств жила у своей ближайшей родственницы Княгини Чернышевой и ее соблазнил Князь Чернышев, чрез что оказалось необходимо ее выдать замуж, для чего и выбрали Траскина отличавшегося единственно своим безобразием лица и уродливою тушностью ⁵⁴.

Очень скоро после свадьбы Траскина умерла при родах и Траскин вдовец обчелся в своих расчетах, лишившись покровительства всесильного временщика Чернышева ⁵⁵

При дворе затеяли маскарод для катораго приготовлялся Китайской Кадриль. Для этой кадрили в числе прочих избрали уродливаго Траскина, каторой после репетиции во дворце, в Китайском наряде, в полутемном коридоре встретил, чем то взбешенаго Князя Орлова ⁵⁶, пред которым вздумал буфонить и задержал придворнаго Бок Малога каторый своею богатырскою дланью отвесил могучую пощечину широкорылому Траскину! но после узнав что этот ряженой Китаец полковник Генеральнаго Штаба сделался его покровителем.

В день Маскарада Траскин заключил свое буфонство в Кадрили упавши на спину своего агромнаго туловища так что паркет затресся и тем возбудил неистовой хохот всем присутствующих, в особенности Императора Николая «1», чем К. А. Ф. Орлов воспользовался для предоставления Траскину звание флигель Адъютанта.

У Граббе была страсть рисоваться, и например к разводу или параду, на площадь против занимаемого им дома, он выходил держа за руки своих обоих сыновей одетых в пажеских шинелях, и постоянно пользовался всяким случаем выказывать напускную важность и торжественность, почему на Кавказе в войсках его прозвали «Каратаган» по имяни славнаго актера Петербургскаго театра ⁵⁷. [219]

Дар красноречия у Граббе был развит до высшей степени, прекрасное лицо его прелестно оживлялось, синии глаза блестели, благозвучный голос принимал прекрасную интонацию и слушатель до того очаровывался, что не было возможности логически разбирать высказываемое им. Это был в полном смысле трибун увлекающий Араву, никогда не разбирающая высказываемое ей; и как трибун Граббе увлекался и доходил до абсурда; это то разочеровывало Императора Николая на его счет ⁵⁸.

Зимою Граббе поехал в Петербург под влиянием чара причиненнаго в Северном Дагестане летом 1839-го года Ахулговской Кампании, самым витийским образом описанной в вымышленных военных реляциях.

Однажды на вечернем чае у Императрицы на который был приглашен Граббе, поднесший Ея Величеству, ребенка девочку пленную <из> Ахулго, дочь Журхая однаго из Наибов Шамиля, которая была крещена при восприемниках Ея Величества и Граббе, к чаю пришел Император Николай, обратившийся к Граббе разговором о предполагаемых военных дейст<в>иях на предстоящее лето.

Граббе увлекся своим красноречием и до того очаровал Императора что получил приказание на утро привести все вышесказанное им изложенное в записке.

Приехав дамой Граббе с одной стороны, под влиянием сего гения в которое вовлекло его красноречие, с другой стороны не видя возможности противуречить словам очаровавших Царя составил записку проэкта военных действий за Тереком на предстоящее лето.

Государь утвердив этот проэкт приказал Военному Министру отправить его Корпусному командиру Головину ⁵⁹ с повелением предоставить Граббе все нужныи военныи средства Кавказскаго Корпуса.

Этот проэкт был замечателен по пышному красноречию его изложения, но не выдерживал внимательного обсуждения. В нем были одни хвастливые выражения как напр. разбив наголову неприятеля в такой то местности, занять его неприступную твердыню или, — для обеспечения безопасности такой то нашей границы, составить летучий отряд! — но из каких войск и в какой численности, не поминалось, так что вероятно не достало бы всего Кавказскаго Корпуса если всем раздробленным отрядам придали бы надлежащую численную силу; об продовольствие, парков, перевозочных средствах, госпиталях и мест расположения всего этаго не упоминалось ни единаго слова. Вообще этот военный проэкт был еще нелепее и без смысленнее чем пресловутыи «20» отрядов Паскевича имевшие окончательно покорить Кавказ.

По получение этаго проэкта уже Высочайше утвержденнаго Головин, по соображениям Генеральнаго Штаба тот же час распорядился передвижением войск расположенных в Закавказие и парков имеющих участвовать в военных действиях порученных Граббе. О продовольствие Корпусному Командиру <не> заботиться по тому что он только утверждал торги на поставку провианта и фуража потребных для войск расположенных на Кавказской линии, предоставляя Командующему войсками на Кавказской Линии распределять их по соображении военных обстоятельств.

Вечной Военный Министр Чернышев прибыл на Кавказ по особому Высочайшему поручению, оставя управление Военнаго Министерства Дежурному Генералу Графу Клейнмихелю ⁶⁰.

Раз ночью прибыл к Корпусному Командиру курьер от Граббе. Головин меня потребовал, дал прочесть донесение Граббе, в котором извещал что не имея ни [220] провианта ни сухарей он не в состояние исполнять Высочайше утвержденный проэкт Экспедиции почему находится вынужденным войска предназначенныи для похода <расположить> по внутренним нашим селениям, для продовольствия ⁶¹, о чем вместе с сим курьером он доносит в Анапу Князю Чернышеву и в Петербург Графу Клейнмихелю.

Головин дал мне предписание, с неопределенными самыми широкими полномочиями, дабы непременно немедленно доставить провиант и сухари в полном количестве для предстоящего похода Граббе и туже ночь отправил меня на Кавказскую линию.

На линии я застал что целый месяц провиант совершенно без надобности перевозился в зад и в перед по магазейнам, так что оказывалось сумы израсходованныи на эти передвижении, только питали жадное лихоимство Начальника Штаба Траскина и неизвестно где имянно находится сам провиант.

Не смотря на эту путаницу я быстро его разыскал и в силу данных мне полномочий, заключил подряды на перевозку его спешно к месту сбора Войск, где устроил земе<ль>ныи печи для обращения муки в хлебы, а последнии в сухари, двумя вытребованными батальонами, и так как источил прочии провиантскии магазины над Терскии, то помчался в Астрахань для ускорения перевозки провианта в истощенные Магазейны, которыи постоянно пополнялись провиантом доставляемом Волгою чрез Астраханской Царевой Магазейн Кавказскаго вождения. [221]

Из Астрахани я прибыл в место сбора отряда где представился Граббе и вручил ему донесение в котором подробно описал что имеется на месте сбора, продовольствие всего отряда на шесть месяцев.

Утром дня в которой я прибыл выехал из отряда Кн. Чернышев, приказавши с курьером ему донести или получатся какии либо сведении от меня; поэтому ему отослали подлинной мой отчет.

Когда я откланивался Граббе он грустен до истомы сказал мне: «Вы удивительно как распорядились, это просто невероятно, не постижимо, но меня окончательно погубили!»

Действительно Граббе уже не имел возможности откладывать своего выступления с отрядом! Он это исполнил но несколько дней спустя вернулся из Ичкиринских дебрей сохранно, как не бывало на Кавказе, разбитый на голову с огромными потерями ⁶².

Настало конец особаго благоволения Императора Николая к Граббе.

Император Александр Николаевич очаровался даром слова Граббе и он опять удостоился Царского благоволения.

Полководцем Граббе нигде не мог быть а кроме России где не личныи достоинства, а совершенно иныи частныи влиянии возвышают людей.

Во первых Граббе в своих соображениях о военных действиях не имел и призрака усмотрительности, осторожности и постоянно соображался своими фантазиями которыи постоянно расщитывал что они осуществятся, и это почти никогда не случалось.

Во вторых в неудачах Граббе совершенно терялся и продолжительное время оставался окончательно не способен к какому либо соображению. Например: по взятии укрепленнаго Ахулго, стоившим нашим Геройским Кавказским войскам столько потерь и столь долго длившейся осады ⁶³, потому что Граббе вел дело на пролом и только под конец: когда прибегли к хитрости и внушениям, удачно окончилось разгромом твердыни, предпринято было занять и наказать пребальшаго, богатаго и превлиятельнаго в горах Аула «Чиркей», не смотря на все предостережении о каких то темных заговоров жителей, отряд выступил утром из Темир Хан Шуры и шел безо всякой предосторожности как бы мог следовать в наших пределах.

На привале явился преданный мне чиркеевец «Биакай» ⁶⁴ с известием что чиркеевскии заговорщики, условились допустить наш отряд до ворот своей каменной высокой и толстой стены, и тут напасть со всех сторон.

Чаркей состоял из узких улиц пролегающих меж высоки<ми> каменными оградами дворов в которых стояли большии каменныи двухэтажныи дома. К аулу вела узкая извилистая дорога более версты протяжения с обоих сторон окаймленная валяжными каменными высокими стенами, составляющии ограды роскошных чаркеевских фруктовых садов и виноградников. Эта дорога оканчивалась мостом чрез бешеный пенистый поток Сулака.

Граббе на бурке уселся над мостом, и приказал авангарду двинуться с песельниками. Ширванской полк с песенниками вперед запелся: «унеси ты наше горе, быстро реченька бежит» и скрылись в дефилей дороги.

Горные единороги ⁶⁵ авангарда, с увязанными на них мешками овса и китками сена только что въехали на мост, как послышался ружейный залп, со стен Чиркея и из за садовых стен показалась толпа авангарда опрометью бежавшая к мосту, кто потеряв шапки, кто амуницию, кто самое оружие, и за ними толпа чиркеевцев рубящия наших беглецов, хотя адъютанты Граббе кинулись рубить веревки перевязывающие фураж навьюченный на горных [222] единорогах но не успели обратить эти орудии, которыи неприятель отбил и увез в свой аул.

Граббе совершенно потерялся и удалился куда глаза глядят как помешенный, сняв шапку и рукою потирая лоб; я за ним следовал как его тень опасаясь чтобы с ним чего не случилось и усиливался вызвать его к памяти и к распоряжениям тем более что подошедшая колона безо всякого распоряжения по инстинкту этих столь боевых и славных войск завязала горячую перестрелку с неприятелем.

В оправдание Ширванскаго полка должно пояснить, что перед этим на одном не удавшемся Штурма Ахульго, этот полк в несколько минут, а кроме полковых казначея и квартирмейстера, потерял от полкового Командира до младшаго офицера, всех фельдфебелей, большею частью капральных унтер офицеров и агромное число рядовых, так что убыль штаб и обер офицеров и отчасти унтер офицеров комплектовали из других полков личностями не знающии своих новых частей и им неизвестных ⁶⁶.

Впячатление оставившее по себе в Петербурге сделало то что это страмное Чаркеевское дело ни мало не уронило Граббе: быть может и навранная реляция, которую я не видел, тоже представило позорное дело под Чаркеем блистательною победой.

Но если Граббе не был военачальником то оказался еще худшим администратором. Но в обществе, в салоне, в кабинете, во всякой беседе он имел дар [223] редкого очарователя, его речь составленная из избранных приличных и благозвучных слов постоянно выражала рыцарскии, благородныи, высоко нравственныи, честныи чувства, просто очаровывала и отуманивала слушателя. По этому естественно лица от которых зависела судьба Граббе, или знавшие его по его красноречию не могли разгадать что это было единственно роль разыгрываемая искуснейшим актером.

Все сдесь сказанное о вреде причиненном на Кавказе управлением Граббе подтверждается всеми событиями воспоследовавшими при его приемнике при котором наши крепости с артиллериею брались неприятелем на копие и гарнизоны их избивались; наконец все бывшии замиреныи туземцы, отложась переходили в неприятельские ряды.

Без сомнения если ново назначенный Корпусной Командир «Нейдгард» ⁶⁷ соответствовал своему назначению и имел б военныи соображении, а главное умел бы внушать подчиненным исполнять свои обязанности, а приемник Граббе был бы военный а не парадный Генерал умевший командовать, то все таки избегли весь позор, столь правдиво описанный Бароном Торнау ⁶⁸ во 2-й части Русскаго Архива за 1881-й год, и Князь Аргутинской ⁶⁹ не заменил бы свой долг своими армянскими разщетами, сумасбродный храбрец «Клюке-фон-Клюгенау» ⁷⁰ был бы употреблен соответственно его способностям, «Пасек» ⁷¹ не дерзал бы своевольничать столь нагло, а Гурко ⁷² сумел бы быть начальником и не подражал бы пошлостям своих подчиненных. [224]

Евгений Александрович Головин

В моих бумагах находится биография Генерала Головина: но она предназначалась для печати, что не состоялось, поэтому я ее сдесь дополню.

Евгений Александрович воспитывался в Москве в университетском пансионе известнаго Антон Антоновича Антонскаго. По собственному его сознанию это образование было очень слабо и уже на службе настойчивыми занятиями он сам себя образовал и это весьма удовлетворительно.

В Отечественную войну он служил в Армии. По производству в Генералы, еще в Царствование Императора Александра «1-го» Головин был назначен начальником Гренадерской бригады расположенной в Туле: в этой бригады состоял Имянитой Фанагорийской полк.

Евгений Александрович был родной брат Ивана Александровича Головина начальствующаго в Москве Масонскою Ложею «Ожидающих Манну». Это обстоятельство повлияло на нравственное направление Евгения Александровича обратив его в истаго Масона.

Он не имел никогда ни какова покровителя и всегда служил в Армии во фронте.

Начало его известности изтекла из смотра Императора Александра «1-го» особенно довольнаго Бригадою Головина, назначившаго его командиром Гвардейскаго Егерскаго полка.

Последущии прохождении Евгения Александровича описаны в разных журналах, даже его привлечение в Секту Татариновой, представляющую что то более образованнаго Скопческаго раскола ⁷³.

Назначение его Командиром Отдельнаго Кавказскаго корпуса было для него не легко.

Войска Закавказия были до того распущены что строевыи солдаты выходили на большии дороги вооруженныи, где стреляли и грабили проезжих.

Начальники хвастовством заносились до наглой лжи: например Командир Нижегородскаго драгунскаго полка «Безобразов» ⁷⁴ — за свою жену, урожденная княжна Лопухина ⁷⁵, лишенный флигель адъютантскаго звания и высланный из Петербурга, — представлял реляции, что со своим полком в рукопашном бою он истребил значительныи шайки Лезгин, а на поверку оказалось что во всем полку не было ни одной Шашки отточенной.

По гражданской части злоупотреблении, и не выразимыи безпорядки далеко превышали военныи.

Ревизовавший Гражданское Управление Барона Розена, Сенатор Барон Ган ⁷⁶, был оставлен в Закавказие, ознакомить Головина со всею грязью им открытой, что он и исполнил, но не смотря на его близкое исследование края, он только указывал на зло но не мог придумать средства устранить это зло и указать на личности из тамошних служащих в состояние способствовать <на>весьти порядок.

Ко всему этому из Петербурга Головин получал чувствительныи оскорблении: как то: его семейство прибыло в Тифлис со своим доктором «Касовичем» ⁷⁷ — последователем секты Татариновой — . В скоре Шеф Жандармов, Граф Бенкендорф сообщил Головину что Государь Николай «1» приказал выслать «Касовича» из Грузии! «Касович» собирался выехать когда явился к Головину местный Жандармской Окружной Генерал «Скалон» — такой же урод из себя как отвратительною своей нравственностью, — пред<ъ>явив повеление Бенкендорфа, если «Касович» в данной срок не выедит то взять его и с жандармом доставить в Петербург.

Патом когда в Петербурге ночью арестовали Татарину и ее союзников, а потом разослали их с жандармами; Головину с ее детьми ⁷⁸ выслали с унтер офицером [225] Петербургскаго жандармскаго дивизиона «Михаиловым» к ея мужу тогда служащаго в Варшаве. «Михаилов» оказался услужливый и расторопный Малый, вскоре произведенный в офицеры с состоянием по кавалерии; и Головин его взял заведовать домом Корпуснаго Командира в Тифлисе, положеннаго по штату.

Михаилова, без его ведома, определили в какой то полк и из Петербурга, Штаб Кавказскаго Корпуса получил строгое повяление, немедленно отправить Михаилова в Россию в полк куда он назначен.

Генерал Скалон попустился до такой дерзости что ни более у Корпуснаго Командира он подвел не приглашеннаго своего офицера Иерусалимскаго рекомендовать Головиной, и тоже время перемигивался со своей, достойной его самого, супруги.

Иерусалимский во время арестов секты Татариновой, начальствовал караулом приставленным к Головиной и теперь был вновь переведен в Тифлисскую Жандармскую Команду.

Граббе был известен как нестерпимый подчиненный и теперь он не стесняясь шел против Головина, когда по Высочайшему повелению под Главным начальством Головина и непосредственным начальством Граббе повелено образовать Черноморскую береговую Линию под начальством Генерала Маиора «Раевского» ⁷⁹ человеку решительно ни к чему не способному не смотря на свой большой ум и огромную енсиклопедическую начи<тан>ность, совершенно поверхностную чуждую всякой специальности. [226]

С перваго же лета Раевскому дан отряд для занятия указанных мест на Черкеских берегах Чернаго моря и возведения на этих местах Укреплений; на него было возложено ежедневныи военныи журналы которыи по команде шли к докладу Государя. Раевской ухитрялся включать в них им же вымышляемыи, будто Историческии сведении, повествовании о обычаях и взаимных отношениях Горских племян, тоже от начала до конца им самим выдуманныи.

Эти военныи журналы так понравились Императору Николаю что он стал их читать Императрицы, которая до того ими увлеклась, что из<ъ>явила желание их чаще получать, в последствие чего воспоследовало Высочайшее повеление чтобы не зависимо от военных журналов представляемых Раевским по команде чрез Тифлис он представлял Копии с них прямо к Военному Министру ⁸⁰.

Тогда Раевский стал вводить в эти журналы загадочныи предметы, которыи, в частных письмах он пояснял своим придворным связям, как контролирующии и обвиняющии своих непосредственных начальников: Граббе и Головина, над которыми он едко издевался, выставляя обоих пошлыми дураками. Впрочем при этом Раевский все таки, хотя сколько нибудь, да сохранял призрак осторожности ⁸¹: но когда неприятель стал овладевать нашими прибрежными крепостями, и что по Высочайшему повелению воспоследовал запрос Головину и Граббе и Раевскому, и по получение их ответа Военный Министр послал им бумагу, по слогу явно продиктованную Императором, — катораго слог совершенно отличался своим повелительным тоном, — начинающаяся словами: «усматривая совершенное разноречие в отзывах трех Главных Начальников Кавказа!»... тогда Граббе и Раевский гласно стали провозглашать что сам Государь признает их равными Корпусному Командиру! в последствие чего Граббе отстранил от себя власть Корпуснаго Командира, фактически отделяясь от него, а Раевской с синическою наглостью стал официяльно поднимать на смех повеления Граббе и Головина отвечая на их формальныи бумаги едкими колкостями и пошлыми насмешками.

Все эти обстоятельства, добавленныи к прежним опалам окончательно сломили природную неприклонную энергию Головина и он письмом Государю просил увольнения от занимаемаго им поста что и получил.

Странное явление представлял Головин в звании Члена Государственного совета; привыкши к напряженной служебной деятельности он тяготился без обязательной деятельности, в нравственном отношении заменив изуверныи Мистические мечты на чудовишныи упражнении плотской секты Татариной, пережив мужественную силу своего сложения, под конец своей жизни он остался не причем с совершенно поколеблемым доверием к своим прежним убеждениям, представляя собою могучий корабль пливучий не имея цели куда пристать: точно также и Головин усумнившись в истине пережитых им упований, в своих мыслях лишенный всякой устойчивости бродил в своих мыслях не будучи в состояние решить самому себе его прежнии веровании были ли греховны или благочестивы? Что тем сильнее тяготило на его мышление что душевно он был строжайше нравственен.

Николай Николаевич Раевской

Сын славнаго сподвижника деятелей Отечественной войны он четырнадцати лет от роду с братом своим участвовал в этой Эпопеи Русской Армии, и когда [227] корпус отца его отрезывался неприятельскою колоною, доблестный Корпусной командир Раевской, впереди своих двух сынов держащих по знамени <встал> и пошел на пролом вражей колоны.

Само собою Николай Николаевич с столь юных лет состоя в рядах Русских Героев не мог иметь удовлетворительных воспитания и образования, но одаренный большим умом и восприимчивостью он пополнил недостатки своего образования большою начитанностью, в последствие придавшее ему поверхносныи энциклопедическии познания, которыи в нем развели самое искустное Шарлатанство отличающееся своею наглостью.

Все это в совокупности соделало из Н. Н. Раевскаго замечательную умную личность без веры религиозной и общественной, глубоко но не потрясаемому убеждению, презирающаго Свет, Людей, их деяния и учреждении над которыми он с глубочайшим синизмом смеялся.

Большии, придворныи связи и воспоминаньи о заслугах его отца ему сильно покровительствовали.

В Персидскую войну 1826-го года он получил на Кавказе начальство славнаго Нижегородскаго драгунскаго полка, которым он вовсе не занимался не имея ни малейшаго понятия о службы. Патом участвовал в последующей — по заключения Мира с Персиею, — в Турецкой войне, завел интриги, в следствие которых Паскевич его выпроводил из Армии и подвел его в Генеральском чине, Аресту по Высочайшему повелению ⁸². [228]

После этаго Раевской оставался без назначения и наконец получил в 1838 году начальство над вновь образуемой береговой Линии Чернаго моря.

Тут он оказался вредным и невозможным шутом не зная Русскаго языка он по французки диктовал военный журнал своему приятелю, безалабередному Льву Пушкина, — брата поета ⁸³, — писавший этот журнал по Русски, безпрестанно повторяя «да это не возможно писать, это выходит из всякого правдоподобия!» на что Раевской постоянно возражал одно и тоже: «Любезный Лев Сергеевич вы глупы и ничего не понимаете, чем больше вранья представлять в Петербург тем более его восхищаешь и приобретаешь Кредит у него!» ⁸⁴.

Как отрядный начальник Раевской был не возможен: и напр. в переходах сидя верхом в какой то Шутовской полуодежды заставлял на походе целыи полки, каторых солдаты взявшись друг друга под руки ийдти гусем выплясывая с припевом Малороссийскаго «Журавля» под песнею своею похабностью не печатанная ⁸⁵.

Раевский не успел изгнать всякой порядок и дисциплину в войсках порученнаго ему отряда, единственно потому что они были образованы Вельяминовым и еще имели ближайших начальников избранных этим, в полном смысле, славным Генералом.

К счастию Раевскаго он кончил свою карьеру удалением от начальства береговой Линии с оказанным благоволением, потому что в Петербурге сочли не возможным его заслужено карать за все его дела, то и сочли лучше притвориться что не знают их.

Нахальство и находчивость Николая Раевскаго были изумительны: вот тому пример.

Было время когда Графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова имела связь с Александром Раевским, — роднаго брата Николая, — связь кончилась публичным позорным скандалом ⁸⁶; но все таки она естественно имела влияние на расположение Графини к Николаю Раевскаго, когда он после Турецкой войны 1829-го года, без значения жил на Южном берегу Крыма где из рядко он посещал Воронцова в Алупке и своим редким умом забавлял Графиню. Оба Воронцовы постоянно приставали к Раевскому чтобы он чаще их посещал и оставался у них на несколько дней. Раевской же отговаривался тем что он не в состоянии выносить жар застегнутый в военной одежды. Тогда Графиня придумала его нарядить в старыи свои придворныи платья, слишком пышныи чтобы их отдавать горничным, и их раздирали по переднему Лифу и надевали на высокаго, плечистаго Николая Раевскаго служащаго всем забавой в этом наряде в котором он являлся к столу и в гостину ⁸⁷.

Обычаи Алупки были следующии: по пушечному выстрелу в «6» часов собирались к обеду, после катораго переходили в гостину где Граф Михаил Семенович садился в бальшии кресла стоящии против поперечной стороны стола в доль катораго на диване сиживала графиня близ своего Мужа и рядом с ней Раевской в ея нарядном платье. Это было время связи Графини Воронцовой с начальником военных поселений Графом Витте.

За чем то вызвали Графиню Воронцову. Она встала и сказала Раевскому ее пропустить. О<н> медленно, медведи образно стал вставать ладонью опираясь о стол; Графиня дружески ударяя его по плечу, промолвила: «Raevsky comme Vous êtes lent!» (Раевский, как вы медлительны! (пер. с фр.).) Он обернул голову к ней и смотря ей в глаза произнес: «Faut-il Madame être Vite pour Vous plaire!» («Нужно быть быстрым, мадам, чтобы вам нравиться» (пер. с фр.). Игра слов: vite — быстрый и граф Витт. (прим. публ.)). [229]

По удаление с береговой линии, Раевской поселился на Южном берегу Крыма в имение своей богатой жены урожденной Бороздина ⁸⁸. Сдесь он скоро возстал против Князя Воронцова по своему обыкновению, став распространять пошлыи епиграмы и вымыслы о нем так что Граф запретил его принимать.

Раевской до того нагло презирал Петербург что в первой экспедиции береговой Линии, во время постройки укреплении он углубился диктовать по французки проэ<к>т Пушкину, писавшего его по Русски, Морскаго военнаго поселения, на восточном берегу Чернаго моря имеющаго служить Местному флоту тем же чем военныи поселении предполагались служить Сухопутным войскам. Пушкин чтетно клялся что это не возможный сумбур самаго дурацкаго пошиба. Раевский же одно твердил: «Вы ничего не понимаете, Мудрецы Петербурга, гиганты в невежестве и дурости, всякому верят, когда умеешь изложить».

Этот пресловутый проэкт Морскаго военнаго поселения кончался прозьбою зачислить в поселенцы «Волконского», женатого на родной сестре Николая Николаевича, последовавшаго за мужем сосланнаго в Сибирь по делу тайных обществ открытых в 1825 году.

Не смотря на все происки Раевскаго этот проэкт не был принят к докладу в Петербурге а проект Раевскаго и он сам презрительно осмеяны.

Раевский где то в неизвестной глуши помер всюду и всеми забытый.

Анреп ⁸⁹ заменил Раевскаго. [230]

Анреп

Не иносказательно, а истинно был помешанный, корчевший Героя х рабрости и честности до иступления; в действительности же совершенно ни к чему не способный, внушаемый какими то фантастическими идеалами, в особенности в военном отношение, он в Турецкой войне пятидесятых годов ⁹⁰ на линии Дуная практически доказал свою совершенную неспособность и ничтожество ⁹¹.

С Граббе Анреп был заклятый враг не щадившего перваго.

На каком то Царском смотру ⁹², по словам Анрепа, Граббе, как Дивизионный начальник, в команде переврал приказание Государя так что Анреп со своею бригадою исполнил Движение не соответствующее Высочайшей Воли, в следствие чего перед всем сбором многочисленнаго войска Государь Николай повелел послать Анрепа за фрунт.

В следствие этого Анреп имел объяснение с Граббе, при катором оба распетушились до того что первый вызвал своего соперника на поединок, но как оба сознавали что им в России стреляться не благоразумно то согласились стреляться заграницей, куда Анреп поехал и где несколько месяцев тщетно прождал Граббе избежавшаго поединка. В последствие это послужило Анрепу поводом обращаться и отзываться о Граббе с величайшим презрением выставляя его трусом и безчестным актером.

Сам по себе Анреп был добрый человек, не способный сознательно делать зло и безчестной поступок, но как пустая помешанная личность, окружающии его вводили в самыи неблаговидныи поступки. Прочии Генералы на Кавказской Линии были личности пустейшии без о всякаго значения, единственно употребляемыи для обезательных инспекторских смотров. Одно исключение составлял «Засс» Курляндец без признака образования, и убеждении, имевший особыи способности на вооруженныи разбои на Широкую ногу, которыи в случаях [231] надобности наказать вероломство какого либо туземнаго племя ⁹³ Вельяминовым поручалось набег, остальное же время это<т> славный Генерал, держал «Засса», как говорится, на цепи ⁹⁴.

Полковыи командиры выдрессированныи Вельяминовым, хотя не представляли ничего особеннаго, но на своих постах были удовлетворительны и достойно поддерживали в своих полках дивный военный Кавказский дух.

За то Закавказом, из Трех Старших Генералов иноземцов двое «Фези» и «Клюк-фон-Клюгенау» были ничто иное как безтолковыи хвастуны с обращением казарменных капралов; третий Армянин Князь Моисей Захарович Аргутинской-Долгоруков, — совершенный выродок своей национальности, при грубом воспитание и отсутствия всякого образования, отличался своим строгим безкорыстием и личною храбростью. К тому же хорошо говорящий на туземных наречиях вел все преговоры лично, без переводчиков, и одаренный всей многообразной хитростью и Лукавством Армян, превосходно ладил с неприязненными нам племенами, чрез своих отличных лазутчиков, заблаговременно зная малейшии замыслы и намерении горцев.

Закавказскии войска свято хранили предании о дивных боевых подвигах своих полков, но долгое время оставаясь без боевых упражнениях, быть может от части отстали в боевом отношении от войск расположенных на Кавказской Линии. [232]

Нейдгард

Вместо Головина назначен был Командир Армейскаго Корпуса расположенный в Москве «Нейдгард» должно быть по тому что на смотрах Императора Николая, Государю нравилась выправка солдат, чистота амуниции и оружия, благовидность фронта и маршировка и отчетливость ружейных приемов корпуса Нейдгарда представленнаго на смотр, тоже вероятно повлияло на это назначение благорасположение канцелярии Военнаго Министерства, причем должно полагать что не мало посодействовало личное корыстолюбие Военнаго Министра Чернышева, как ниже пояснится.

Нейдгард произходил из темнаго Немецкаго Семейства, был брюзглавый Малинькой человечек искательный и низкопоклонный до подлости пред сильными и влиятельными личностями, деспотически надменен и груб со всяким подчиненным не имевшаго покровителей ⁹⁵.

Я его знал в первый период своей службы в Московском корпусе Графа Петра Александровича Толстаго при котором Нейдгард был начальником Штаба.

Граф Петр Александрович Толстой не отличался особыми дарованиями, а образование его, по отношению к прошлому веку, удовлетворительно, но он отличался правдивостью, премотою и патриотизмом совершенно подобным нашим Лучим достославным древним Боярам: его поговорка, — которую он глубо<ко> прочувствовал, — была: «Братец Россия вить наша Мать!» В обхождение его не было и призрака гордости, и например при инспекторских смотрах, когда его окружали солдаты каторых он опрашивал претензии, Граф Петр Александрович [233] неприменно спросит: «нет ли у кого понюхать табаку?» тот час явятся несколько тавланок, и Корпусной Командир, на радость всех окружающих его солдат в одну из поднесенных тавланок опустит пальцы и втягивая в нос щепотку табаку всегда промолвит: «Экой братец у тебя славный забористый табак!» Но Граф с неприступною гордостью нес свое Русское достоинство, вероятно это, — пред Отечественною войною когда он был послан в Париж полномочным Министром, — внушило Наполеону «1» глубокое уважение и внимание.

Когда Граф Петр Александрович в Москве командовал 5 пехотным Корпусом он был предметом оказываемого ему всеобщаго уважения, начиная с самаго Императора Александра «1-го» и даже царских временщиков не исключая, прозваннаго «Сила Андреевич» всеми ненавидимаго, страшнаго Графа Алексея Андреевича Аракчеева.

В Москве Граф Петр Александрович вовсе не обращал внимания на канцелярскии мелочи своего Штаба, предоставляя их своему Начальнику Штаба, сам же с отеческою заботою заботился чтобы солдаты имели хорошую пищу, управлялись правильно без лишняго и неправильнаго отягощения.

Нейдгард же со своею немецкою мелочностью копотился в своей канцелярии Штаба, наблюдая чтобы все отписки и срочные отчеты на каторыи ни кто <не> обращает внимания, — велись аккуратно и свое временно.

В «5»-м Корпусе, при доступности Корпуснаго Командира, начальник Штаба не мог заслужить ни чей нелюбви, но он всем надоедал своею немчурскою мелочностью.

Всех изумило назначение Нейдгарда Командиром Отдельнаго Кавказскаго Корпуса и Главноуправляющим Гражданскою частию, как Генерала не имеющаго никакой военной репутации и никогда не управлявшаго самостоятельно Гражданскою частью, в страну где кипела самая трудная война и где сложное [234] Гражданское управление еще далеко не устоялось и требовало трудныи головоломныи соображения к Учреждениям Остальной Империи.

Во время управления Нейдгарда внушеный своей нелюбовию к Немцам я вышел в отставку, так что не был свидетелем всех безумных, свое образных, без законных мер введенных Немецким Авантюристом, в управление славным Кавказским Корпусом и по Гражданской части Закавказа.

Но опять вступив на службу при назначении Графа Воронцова Главнокомандующим и Наместником Кавказским, по своей служебной деятельности мне пришлось официально изследовать многии вопиющии злоупотреблении и без законии введеныи распоряжениями подписанныи Нейдгардом.

Князь Михаил Семенович Воронцов

В Русском Архиве напечатана моя статья под заглавием «К биографии Князя М. С. Воронцова!» но как статья назначенная к печати, естественно многое упущено ⁹⁶.

Князь Михаил Семенович от природы не был одарен ни какими мало мальски выдающимися дарованиями, но, особенно в возмужалом возрасте, он служил примером как разумное и прекрасное воспитание и образование в состояние обратить самое обыкновенное существо в замечательнаго Государственнаго деятеля.

Воспитание и образование Князя Воронцова развили в нем гуманность, справедливость, высокое благородство во всех его поступках, настойчивость никогда и ни в чем не ослабевающую деятельность доходящая до совершеннаго самозабвения, и постоянную наблюдательность обсуждаему сдраво мышлением.

В семейном отношение счастие ему не поблагоприятствовало и он глубоко чувствовал это, зная все распутство его жены.

Единственный его первый рабенок, дочь Иозефина, умерла в юности, остальныи дети носящии его имя, по чертам их лиц во все видение были не его дети, не смотря на это Князь был постоянно добр и нежен к ним.

К жене своей Князь Воронцов, по наружности, при посторонних был уважителен и этим принуждал всех оказывать ей самое изысканное почтение; но сколько раз находясь по службе на едине с Князем в ее присутствие, или она вмешается в наши переговоры, то он отпускал ей самыи колкии намеки иногда даже дерзость, при чем его лицо выражало наи<г>лубочайшее презрение! Она же постоянно изумляла своим хладнокровием, как будто эти намеки и дерзости не к ней относились, чем явно доказывала что привыкла к подобным выходкам.

Одно из первых предметов Каторыи пришлось Воронцову распутывать относительно управления Нейдгарда было дело Провиантское ⁹⁷.

Объезд Военнаго Министра Кавказа отозвался общим возмущением Горских племен, что весьма естественно потому что Чернышев не имея понятия об обычаях и умозрении туземцев, прибывши с целью свергнуть Головина, катораго он не навидил, потому что Головин был назначен Императором на Кавказ помимо его Чернышева и что Головин не вносил оброки в Военное Министерство, Чернышев прибыв на Кавказ как истый надменный и наглый временщик, знать не хотел ознакомиться с духом и особенностями туземцов, как диктатор повелевал по своим невежественным теоретическим понятиям почерпнутым в Петербургских канцеляриях. [235]

Последствиями возстания Горцев было очевиднае совершеннае недостача численности войска на Кавказе о чем, посредством фельдъегеря донесено было Государю в то время путешествующему.

Николай Павлович получивши донесение о том отправил фельдъегеря сопутствующаго ему в какую то пехотную дивизию, с повелением немедленно следовать на Кавказ форсированным маршем, о сем тот же фельдъегерь привез уведомление Головину. Не много спустя прислали на Кавказ еще другую пехотную Дивизию ⁹⁸.

Естественно эти обе Дивизии расположенныи во внутренних Губерниях продовольствовались на сумы отпускаемыи военному Министерству каторое не перевело эти значительныи деньги в Кавказское Интендантство нашедшееся вынужденным довольствовать эти Дивизии, в продолжении полугода всеми запасами и средствами.

Когда Нейдгард потребовал пополнение этих запасов и средств военное Министерство сделало начет на Кавказское Интендантство в слишком Шестьсот рублей за израсходование Кавказских запасов. Нейдгард повидимому опасаясь навлечь на себя гонение Военнаго Министерства завел пустую переписку расплодившейся в агромных размерах, а положенныи продовольственныи запасы, на случай замешательства с Персиею и Азиатскою Турциею все таки не пополнялись в стране где наше владычество еще далеко не утвердилось. По прибытии в Тифлис Воронцова вникнувши во все подробности этой казнокрадской проделки он потребовал от Чернышева немедленной высылки этой сумы, каторая наконец без отговорочно была выслана.

В Дагестан по распоряжению Нейдгарда Генералом Клюке-фон-Клюгенау было заведено самае грязнае и наглае Маркитантская проделка по снабжению войск винною порциею, именно, что при передвижение какое не было число войск, обязательно маркитанту высылать свои припасы, и всюду где они останавливались, вся прочая жительская торговля прекращалась и воспрещалась! В следствие этаго в те аулы где торговля процветала, туда высылались несколько солдат и маркитантская Монополия заменяла торговлю жителей!

Это наглое злоупотребление прекращено одним повелением Новоприбывшаго Главнокомандующаго.

Но самое наглое злоупотребление власти, из числа мне известных, — управления Нейдгарда сказалось в самом Тифлисе. По назначение Нейдгарда на Кавказ, он в Москве пригласил прибыть в Тифлис своих земляков Немцов ремесленников сапожников, портных, кузнецов, колбасников, дамских парикмахеров и пр. каторых наехало целая колония.

С самаго прибытия в Тифлис Воронцов еще мало известный в своем Егерском сертуке, отправлялся пешком прогуливаться, и увидев вывеску француза дамского парикмахера зашел в этот Магазин. Хозяина не было дома и его встретил Красавиц, молодец в Шинели Грузинскаго Гренадерскаго полка — которым тогда командовал флигель адъютант Копьев ⁹⁹, — на распросы Князя Михаила Семеновича гренадер передал что он отдан из полка в учение дамскаго парикмахера, и недавно поступил вместо однополчанина утопившагося с отчаяния скверной жизни, так как хозяин принуждает к самым отвратительным черным работам, бьет без пощады и кормит самым скверным образом в проголодь так <как> казенный его — гренадера — паек удерживается в полку.

Вернувшись домой Воронцов тотчас послал в Штаб за справкою, каким образом из полка отдан строевой Гренадер на обучение мастерства женских причесок? Оказалось что воспоследовало предписание Нейдгарда всем полковым [236] командирам и начальникам отдельных частей отдать солдат, командуемых ими частей в обучение разным приезжим Мастерам и ремесленникам.

Воронцов приказал полиции на утро собрать перед домом всех нижних чинов находящихся в Тифлисе не при своих частей.

Таких солдат собрали более шести сот человек. В военном отношение, фотографирует Нейгарда как военнаго Генерала, строго правдивое статья барона Торнау, помещенная во второй книги за 1881-й год Русскаго Архива ¹⁰⁰.

Удивительно как Князь Воронцов быстро и верно решал докладываемые ему дела, и это служило не опровержимым доказательством с каким постоянным вниманием он следил за всем восходящим до него в продолжение столь долгаго служебнаго поприща проведеннаго почти исключительно на действительной службе, так как он только короткое время был адъютантом Графа Петра Александровича Толстаго, при Петербургском же дворе он никогда не бывал иначе как проездом из самостоятельно занимаемых им постов.

По возвращению Князя Михаила Семеновича Воронцова с акупационным своим корпусом из Франции в Россию подвергся негодованию Императора Александра «1-го» в следствие чего он не вышел в отставку а удалился в 1881 ¹⁰¹ году в новокупленное имение, Киевской губернии «Мошня» на приданое его жены 57 миллионов рублей. [237]

В этом селе «Мошня» Князь Воронцов пробыл некоторое время занимаясь его устройством и с самодовольствием воспоминал в последствие, между прочим как огромное озеро лично им изследованное плавыя в маленьком каюке, называемом народом «душегубкою» он обратил в превосходный Луг.

По окончанию своей служебной плодовитой деятельности Князь Воронцов удалился на некоторое время в «Мошню» и пред самою кончиною переехал в созданное им любимое детище, Одессу, где и почил искренне оплакиваемый множеством бывших его подчиненных, неменьшим числом знавших его и множеством облагодетельствованных им.

Впрочем нечего распространяться об этой Личности принадлежащей к сонму наилучших и яснейших Мужей нашей Отечественной Летописи.

Князь Александр Иванович Барятинской ¹⁰²

Об этом фельдмаршале в моих бумагах имеется особенная интимная биография ¹⁰³, сдесь не помещаемая потому что слишком грустно она рисует каких ничтожных личностей прихати выводили у нас и тем окончательно опошливались в России высокии служебныи паложении, губя Отечество представляя ничтожествам влиять на его управление и Судьбы.

Комментарии

1. Бекович-Черкасский Федор (Темирбулат) Александрович (1790-1832), князь, генерал-майор. Родом из кабардинцев. В 1817 г. адъютантом участвовал в посольстве А. П. Ермолова в Персию и получил от шаха орден Льва и Солнца 2-й степени. Затем отличился во многих стычках с горцами на Кавказе. В 1826 г. был награжден за отличие орденом Св. Георгия 4-го класса, в 1828 г. произведен в генерал-майоры и стал командовать бригадой 21-й пехотной дивизии. Во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг. управлял Карским пашалыком и Эрзерумом. С 1832 г. — начальник Сунженской линии.

2. Бестужев-Марлинский Александр Александрович (1797-1837), декабрист, известный писатель. После суда над декабристами и ссылки в Якутск в 1829 г. был определен рядовым на Кавказ, в 1835 г. за отличие в боях произведен в прапорщики. Погиб в стычке с горцами на мысе Адлер.

3. Род князей Бековичей-Черкасских — один из трех самых знатных в Малой Кабарде. Федор Александрович и его младший брат Ефим в 1824 г. по ходатайству Ермолова получили в потомственное владение земли по правому берегу р. Терек (98 511 дес. земли), принадлежавшие ранее князьям Мударовым. Русские власти при этом руководствовались наследственным правом, так как их мать была урожденная княжна Мударова (РГВИА. Ф. 395. Оп. 130. 1824 г. Д. 146; Оп. 86. 1831 г. Д. 765; Оп. 276. 1840 г. Канцелярия. Д. 562).

4. У некоторых народов Кавказа практиковалась особая система воспитания. С раннего возраста мальчиков отрывали от семьи и отдавали под руководство аталыка (воспитателя), который готовил их к будущей суровой военной жизни: учил управлять конем, владеть оружием, совершать длительные походы, во время которых юноши добывали себе пищу любым способом (см.: Ковалевский Я. Я. Кавказ. СПб. 1914. Т. 1. С. 54-55). Хищники и хищничество — термин, употреблявшийся для названия независимых горцев, совершавших набеги на соседей и территории, контролируемые русскими властями.

5. Бекович-Черкасский поступил на гражданскую службу в 1806 г. в чине губернского секретаря, состоял при командующем войсками Кавказской линии генерал-лейтенанте С. А. Булгакове, а затем перешел на военную службу. Оставаясь на Кавказе, 28 января 1816 г. был переведен в чине поручика в состав лейб-гвардии Казачьего полка (где только числился), а 19 октября 1824 г. перешел с чином полковника в Херсонский гренадерский полк.

6. Крепость Гассан-Кале была занята без боя русскими войсками 23 июля 1829 г.

7. Арзерум в то время считался главным городом Анатолии (Азиатской Турции) и в нем проживало до 100 000 жителей.

8. Бековича-Черкасского 26 июля 1829 г. сопровождали: поручик Миницкий, сотник Медведев, 15 казаков и пять кабардинцев-телохранителей (см.: Потто В. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. СПб. 1889. Т. IV. Вып. III. С. 462). Автор со слов очевидцев и по прошествии длительного времени здесь и далее весьма путано описывает обстоятельства миссии Бековича-Черкасского. В частности, первоначально его небольшой отряд был обстрелян со стен города.

9. Толстой исказил реально произошедшие события. Русское командование первоначально завязало сношения с городской администрацией через арзерумского старшину Мамеш-ага. Бекович-Черкасский остановился в одном из частных домов и вечером вел переговоры о сдаче с губернатором города, а с сераскиром лишь утром 27 июля. Эпизод с выходом на балкон произошел днем 27 июля, когда толпа недовольных фанатиков окружила дом, занятый русским генералом. Тогда Бекович с балкона не побоялся обратиться с речью на турецком языке. Он напомнил собравшимся штурмовать дом об участи жителей Ахалцыха, оказавших сопротивление русским и поэтому истребленных, процитировал выдержки из корана о запрете проливать кровь правоверных и подвергать мечети разрушению, что было бы сделано в случае убийства русского посла (см.: Потто В. Указ. соч. С. 467-468; Бантыш-Каменский Д. М. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб. 1841. Ч. 4. С. 317-322).

10. В пять часов вечера 27 июля (день Полтавской битвы) 1829 г. русские войска вошли в город. Было взято 152 орудия, 33 знамени, в плен попали сераскир Хаджи Салех, три паши и 15000 турок.

11. Основным занятием населения оставалось скотоводство, в случаях потери скота горцы совершали набеги и угоняли стада у соседей (см.: Родина. 1994. № 3-4. С. 19-20).

12. Автор имел в виду план «одновременного и возможно быстрого покорения Кавказа», составленный И. Ф. Паскевичем в 1829 г. по приказу Императора Николая I. Суть предложенного плана заключалась по существу в одной фразе: «войти стремительно в горы, пройти оныя во всех направлениях» (Кавказский сборник. Тифлис. 1888. Т. XII. С. 64-69).

13. Толстой так оценивает экспедицию осенью 1830 г. против шапсугов, предпринятую под руководством Паскевича.

14. Темирбулат. Именно так его называли в переписке родственники (РГВИА. Ф. 137. Оп. 1/188 в. Св. 33. Д. 2. Л. 19).

15. Это мнение подтверждается и другими современниками. Так Е. Е. Лачинов писал: «Кн. Бекович имеет особенный дар и средства привлекать их (мусульман — В. Б.) к себе. С малолетства научась не только турецкому, но и арабскому языку, он знает их в тонкости, знает также нравы, обычаи, дух народов азиатских и приобрел необычайное искусство владеть ими» (Кавказский сборник. Тифлис. 1876. Т. I. С. 188). Весьма высоко ценил своего любимого адъютанта и Ермолов: «В нескольких случаях испытал я его как офицера храброго и расторопного, а сверх того знание языков и народов здешней земли дает ему большие преимущества перед другими чиновниками» (Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50 гг. XIX в. Махачкала. 1959. С. 42).

16. Женой (возможно, просто наложницей) была бывшая супруга Али Карамурзина княгиня Ханиш-Иль-Масхан, захваченная отрядом казаков под командованием Бековича при разгроме аула Карамурзина в 1825 г. За этот бой он был представлен Ермоловым к награждению орденом Св. Георгия 4-го класса, но Император Александр I первоначально отклонил представление, поскольку, по его мнению, «благополучно начатое дело, окончено совершенным истреблением более 300 семейств, из коих, конечно большая часть была женщин и детей невинных...» (Утверждение русского владычества на Кавказе. Тифлис. 1904. Т. III. Ч. I. С. 193-197).

17. Ших-Гази-Хан-Мухаммед-мулла (Кази-мулла, Гази-Мухаммед) родился в аварском ауле Гимры. Лидер движения мюридов и первый имам Чечни и Дагестана. Погиб при взятии русскими войсками аула Гимры 17 октября 1832 г.

18. Источники не подтверждают это мнение Толстого. «Вина придерживался» отец Кази-муллы и его первый учитель кадий Сеид (Сагид) Эфенди Араканский (см.: Кавказский сборник. Тифлис. 1887. Т. XI. С. 109-110; Чичагов М. Н. Шамиль на Кавказе и в России. СПб. 1889. С. 20-21).

19. Мухаммед Ярагский, отшельник, известный религиозный деятель на Кавказе, сформулировавший основные принципы и положения мюридизма. На его дочери был женат Кази-мулла.

20. Автор ошибся в датировке, описываемые события происходили в 1831 г.

21. Такую же оценку этому событию давали многие современники. Так генерал-майор И. Н. Абхазов в письме к Б. Г. Челяеву писал в 1831 г.: «...две-три неудачи возстановят против нас всех горцев и даже всех наших верных подданных, ненавистных и непримиримых по душе врагов» (Кавказ николаевского времени в письмах его воинских деятелей // Русский архив. 1904. № 1. С. 125).

22. Переписку Бековича-Черкасского с А. А. Вельяминовым с 1827 по 1832 г. см.: РГВИА. Ф. 137. Оп. 1/188в. Св. 33. Д. 2.

23. В 1829 г. Бекович-Черкасский составил проект под названием «Замечания касательно просьбы кабардинского народа и средства улучшения благосостояния оного». В этой записке предусматривалось проведение ряда изменений в общественно-политической и экономической жизни кабардинцев (см.: Бушуев С. И. Из истории русско-кабардинских отношений. Нальчик. 1956. С. 119-122; История Кабарды. М. 1957. С. 78).

24. Ошибка автора. Бекович умер в конце 1832 г.

25. Вельяминов Алексей Александрович (1785-1838), генерал-лейтенант, родной брат генерала И. А. Вельяминова. Участник войн с наполеоновской Францией, Турцией и Персией, отличился в боевых действиях против горцев Кавказа. С 1831 г. — командующий войсками Кавказской линии.

26. Большинство мемуаристов дают схожую характеристику А. А. Вельяминова. Вот как, например, отзывался о нем в 1827 г. И. И. Дибич: «...имеет весьма хорошую репутацию насчет хладнокровия и распорядительности в сражении». (Русская старина. 1872. Т. 6. № 8. С. 262).

27. Вельяминов сблизился с А. П. Ермоловым в 1811-1812 гг., когда занимал должность командира 1-й легкой роты лейб-гвардии артиллерийской бригады. На штабную работу на Кавказ был переведен в 1816 г. Ермолов называл его «тезкой».

28. Толстой здесь допустил ошибку. Ермолов был уволен от должности 24 марта 1827 г. (См.: Военный сборник. 1868. № 11. Отд. III. С. 6-7.). До этого времени прибывший на театр военных действий с персами Паскевич находился под его командой.

29. Численность персидских войск завышена почти в 2 раза. Даже официальные биографы Паскевича называют цифры в 35 000 и 40 000 персов (см.: Бантыш-Каменский Д. М. Указ. соч. С. 213; Щербатов. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. СПб. 1890. Т. 2. С. 70-71).

30. Левкович Александр Иванович, поручик. Отличился также в бою при Аббас-Абаде в 1827 г., где захватил персидское знамя. Был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса и переведен в гвардию (см.: Архив Раевских. СПб. 1908. Т. I. С. 342, 354).

31. Юдин — майор, сын фельдфебеля, один из старейших офицеров Ширванского пехотного полка. За сражение при Елисаветполе награжден орденом Св. Георгия 4-го класса (имел также солдатский Георгий). Дослужился до чина полковника (см.: Кавказский сборник. Т. I. С. 59; Потто В. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. СПб. 1888. Т. III. Вып. I. С. 165, 175).

32. Толстой описал фрагмент прорыва центра персидских войск, но ожесточенные схватки еще долго продолжались на флангах.

33. В. Г. Мадатов и Вельяминов были упомянуты в реляции. «По их приказанию, — писал Паскевич, — произошла атака в центре армии Аббас-мирзы, решившая Елизаветпольскую победу» (см.: Щербатов. Указ. соч. С. 80). Благодаря этому донесению к Императору Николаю I Мадатов получил чин генерал-лейтенанта, а Вельяминов был награжден орденом Св. Георгия 3-го класса.

34. 16-й пехотной дивизии.

35. Л. О. Рот командовал 2-м пехотным корпусом. Взгляд Толстого на этого генерала разделяли многие современники. Например, Д. В. Давыдов так отзывался о Роте: «...право, волос дыбом становится, как подумаешь о несчастных, ему пожертвованных» (Сб. РИО. Т. 73. С. 533-534).

36. В 1830 г.

37. Десть — 24 листа.

38. Некоторые предложения Вельяминова были опубликованы, в частности, записка «Способ ускорить покорение горцев» (1828 г.), замечания на проекты Паскевича и Бюрно (1832 г.) см.: Кавказский сборник. Тифлис. 1888. Т. VII.

39. Лафет — боевой станок, на котором укреплялся орудийный ствол.

40. Лазарев Михаил Петрович (1788-1851), адмирал, известный мореплаватель. В 1833-1850 гг. — главнокомандующий Черноморским флотом.

41. Граббе Павел Христофорович (1789-1879), граф (с 1866 г.), генерал от кавалерии, генерал-адъютант. Участник войн с наполеоновской Францией, Турцией, кампании 1831 г. в Польше. В 1825-1826 гг. находился под арестом как член Союза благоденствия. С 1837 по 1842 г. — главнокомандующий войсками на Кавказской линии и в Черномории. С 1855 г. — наказной атаман Войска Донского, с 1866 г. — член Государственного Совета.

42. «Из дворян сын титулярного советника лютеранского закона» (РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 1003. Л. 7 об.). Воспитывался в 1-м кадетском корпусе, из которого был выпущен подпоручиком в 1805 г. во 2-й артиллерийский полк. В гвардейскую конную артиллерию переведен 14 мая 1812 г.

43. С 1810 по 1812 г. Граббе находился по приказу М. Б. Барклая де Толли как военный агент в российском посольстве при Баварском королевстве для сбора разведывательной информации.

44. В своих записках Граббе утверждал, что в Кобурге Великая Княгиня Анна Федоровна не приняла его по причине болезни (см.: Из памятных записок графа Павла Христофоровича Граббе // Русский архив. 1873. Кн. 1. Стб. 419-420).

45. Граббе вернулся в Россию в апреле 1812 г. и привез Императору Александру I письма от его родственников из Германии, но этот факт вряд ли оказал серьезное влияние на дальнейшую карьеру этого офицера. Командование в лице Барклая де Толли по достоинству в первую очередь оценило собранные им разведывательные данные.

46. Официально он был назначен адъютантом к Барклаю де Толли.

47. В 1817-1822 гг. Граббе командовал Лубенским гусарским полком.

48. Граббе «не дозволил офицерам ехать верхом перед инспектором, который это потребовал, как экзамена» (Воспоминание Матвея Матвеевича Муромцева // Русский архив. 1890. № 3. С. 391). 4 марта 1822 г. он был отставлен «за явное несоблюдение порядка военной службы», но в 1823 г. принят вновь (см.: Мироненко С. В. Декабристы. М. 1988. С. 58).

49. Первой женой Граббе была Вера Михайловна Скоропадская (1801-1828).

50. Большинство мемуаристов дают такие же характеристики второй жены Граббе — Екатерины Евстафьевны Ролле, дочери иностранца, доктора медицины.

51. Глебов Михаил Павлович (1819-1847), друг и секундант М. Ю. Лермонтова на последней дуэли. «Молодой, красивый, до конца моложавый, как отрок» (Русская старина. 1873. Т. 7. № 3. С. 386-387). Служил офицером на Кавказе. В 1843 г. попал на полтора месяца в плен к горцам (деньги на выкуп собирали офицеры гвардии). Убит при осаде аула Салты 28 июня 1847 г.

52. Траскин Александр Семенович (1803-1855), генерал-майор. Участник русско-турецкой войны 1828-1829 гг. С 1830 г. — в Генеральном Штабе, с 1837 г. стал исполнять обязанности начальника штаба войск Кавказской линии и Черномории, в 1839 г. был утвержден в этой должности. В генерал-майоры произведен в 1842 г. С 1846 г. состоял на гражданской службе, умер в чине тайного советника.

53. Урожденная Вревская, побочная дочь князя А. Б. Куракина. Третья жена Чернышева, урожденная графиня Зотова Елизавета Николаевна, приходилась ей родственницей со стороны князя Куракина.

54. Для офицеров Кавказского корпуса его фигура являлась предметом насмешек. Вот что писал о тучности Траскина в своих воспоминаниях К. Х. Мамацев: «...в нем было около десяти пудов весу: не знали, на какую лошадь его посадить... Кроме того, полковник Траскин, изнеженный до невероятности, не мог поместиться в обыкновенной палатке, для него везли огромную калмыцкую кибитку на нескольких повозках... еще молодой человек ...только мог заявить себя тем, что он съедал чуть ли не целого теленка в обед...» (ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 3. Д. 33. Л. 311-312).

55. Хорошо осведомленный Филипсон, в целом положительно характеризуя личные и деловые качества Траскина, более точно указал на причину его назначения на Кавказ: «... испортил свою карьеру тем, что стал в обществе слишком много говорить о своем участии в делах Военного Министерства и что князь Чернышев воспользовался удобным случаем и с почетом удалил его на Кавказ». (Русский архив. 1883. № 6. С. 258).

56. Орлов Алексей Федорович (1780-1861), князь (с 1856 г.), военный и государственный деятель. В 1844-1856 гг. шеф жандармов и главноуправляющий III отделением Собственной Е. И. В. канцелярии. С 1856 г. — председатель Государственного Совета.

57. Здесь искажена фамилия актера Василия Андреевича Каратыгина (1802-1853). О театральных манерах Граббе упоминал и Филипсон. (См.: Русский архив. 1883. № 6. С. 289).

58. Похожую характеристику давал Граббе и Филипсон: «...это человек с блестящими способностями, даром слова и образованием и, к сожалению, с огромною самоуверенностью, которая может внушить доверие людям, не знающим ни края, ни нашего положения». (Русский архив. 1883. № 6. С. 291).

59. Головин писал, что Граббе «заблаговременно уже составил план, котораго первым основанием было условие, чтоб ему действовать независимо от распоряжений корпуснаго начальства. Для этого он отправился в Петербург, где лично исходатайствовал себе разрешение, согласное с своими предположениями, не определяя, впрочем, сущности их, а обещая положительно самые важные результаты от своих предприятий, если только развязаны ему будут руки и даны все средства, которыя он потребует» (Кавказский сборник. Тифлис. 1877. Т. II. С. 56).

60. Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869), граф, военный и государственный деятель.

61. По мнению Головина средства, которые запрашивал Граббе, «не только выходили из пределов умеренности, но и превышали всякую меру основательности в соображениях». «Подобное требование можно объяснить одним только — заблаговременно принятым намерением отказаться от военных предприятий, под предлогом недостатка в способах продовольствия, обратив всю вину на корпусное начальство» (Кавказский сборник. Т. II. С. 62-63).

62. Отряд Граббе (10 000 человек при 24 орудиях) 30 мая 1842 г. вышел из Герзель-аула в направлении Дарго через Ичкеринский лес. Для защиты вытянувшегося на несколько верст обоза была выделена почти половина войск. Ведя непрерывный бой в лесу с нападавшими со всех сторон горцами, отряд за три дня прошел лишь 25 верст. Поняв невозможность дальнейшего движения вперед, Граббе приказал возвращаться, что усилило натиск со стороны противника. При отступлении был брошен почти весь обоз и одно орудие. По данным Головина потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили: 66 офицеров и 1700 нижних чинов (см.: Кавказский сборник. Т. II. С. 65-67). Филипсон считал, что потери достигали 4000 человек. Он же привел выдержку из донесения Граббе к Императору Николаю I: «Войска Вашего Императорского Величества потерпели в Ичкеринском лесу совершенное поражение. От генерала до солдата все сделали свое дело. Виноват во всем один Я. Повергая себя вашему правосудию» (Русский архив. 1884. № 1. С. 332-333).

63. По данным Головина за 76 дней обложения Ахульго было убито три офицера и 487 солдат, из строя выбыло 140 офицеров и 2300 нижних чинов. (См.: Кавказский сборник. Т. II. С. 24).

64. До этого при посредничестве Биакая русское командование вело переговоры с Шамилем в Ахульго.

65. Единорог — старинное русское гладкоствольное орудие.

66. Описываемые события происходили 9 сентября 1839 г. В оправдание беспечности авангарда («даже ружья не были заряжены») можно привести факты неупоминаемые Толстым. Черкеевские старшины встретили хлебом с солью (фруктами) войска на мосту через Сулак и согласились на прохождение их через селение («До сих пор Черкей гордился тем, что в нем еще не бывала нога русского солдата»). Внезапное нападение совершила ватага буйной молодежи, недовольная решением стариков, и дала почувствовать, «что долина Сулака не есть Саратовская губерния». Потери отряда Граббе составили: 55 убитых солдат, два офицера и 93 нижних чина были ранены. После этого инцидента отряд Граббе совершил обходный маневр через Миатлы к селу Инчхе. Черкеевцы объявили о покорности русскому царю, вернули захваченные орудия, освободили пленных и в наказание передали в казну 40 000 из 150 000 баранов, имевшихся у 4000 жителей аула (см.: Кавказский сборник. Тифлис. 1885. Т. IX. С. 65-88).

67. Нейдгардт Александр Иванович (1784-1875), генерал от инфантерии. Участник войн с французами, шведами, турками, поляками. С 1823 г. — начальник штаба гвардейского корпуса. В 1842-1844 гг. командовал Отдельным Кавказским корпусом. В отставке с 1845 г.

68. Имеются ввиду воспоминания барона Торнау (Торнова) Федора Федоровича, офицера Кавказского корпуса, племянника Нейдгардта.

69. Аргутинский-Долгоруков Моисей Захарович (1797-1855), генерал-лейтенант, генерал-адъютант. На военной службе с 1817 г. С 1830 г. служил на Кавказе, получил широкую известность своими боевыми действиями против горцев. Большинство современников положительно отзывались о нем и о его деятельности. В 1877 г. в Темир-хан-Шуре ему был воздвигнут памятник.

70. Клюки фон Клюгенау Франц Карлович (1791-1851), генерал-лейтенант. Уроженец Богемии. В составе австрийской армии участвовал в наполеоновских войнах. На русской службе — с 1818 г. Отличился в военных действиях против горцев. Мнения мемуаристов на его счет разнятся. Многие, отдавая должное его личной храбрости, писали о его неспособности «работать головой».

71. Пассек Диомид Васильевич (1808-1846), генерал-майор. В 1830 г. окончил Институт корпуса путей сообщений. На Кавказе — с 1840 г. Некоторое время был начальником штаба войск генерала Клюки фон Клюгенау. 3 июня 1844 г. за отличие был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса и получил чин генерал-майора. Погиб во главе авангарда, пробиваясь через Ичкеринский лес.

72. Гурко (Ромейко-Гурко) Владимир Осипович (1795-1852), генерал от инфантерии. С 1842 по 1845 гг. — командующий войсками Кавказской линии и Черномории. С 1845 г. — начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса, с 1851 г. — начальник всех резервных и запасных войск. Отец генерал-фельдмаршала И. В. Гурко.

73. Татаринова (урожденная Буксгевден) Екатерина Филипповна (1783-1856). В 1817 г. из лютеранства перешла в православие, но не удовлетворенная официальными канонами церкви, организовала религиозный кружок, в состав которого входил Головин и члены его семьи. После 1825 г. деятельность кружка стала преследоваться правительством. В 1837 г. Татаринова была сослана в Кашинский Сретенский монастырь (см.: Толстой Ю. О духовном союзе Е. Ф. Татариновой // Девятнадцатый век. М. 1872. Кн. I. С. 220-234; Мальшинский А. П. Головин и Татаринова // Исторический вестник. 1896. № 9. С. 637-661).

74. Безобразов Сергей Дмитриевич (1801-1879), генерал от кавалерии, генерал-адъютант. В 1831 г. получил звание флигель-адъютанта. С 1834 г. служил на Кавказе, с 1835 по 1841 г. командовал Нижегородским драгунским полком.

75. Толстой здесь допустил ошибку, жена Безобразова — Любовь Александровна, урожденная княжна Хилкова (1811-1859). Их семейная история получила скандальную огласку. Причину сцен ревности многие подозревали в любовной связи Императора Николая I с Безобразовой.

76. Ган Павел Васильевич (1793-1862), барон, тайный советник, член Государственного Совета. В 1837 г. был назначен председателем комиссии для рассмотрения на месте предложений для составления Положения об управлении Закавказьем. Представленные им Императору Николаю I материалы послужили одной из причин снятия Г. В. Розена с должности.

77. Касович Ф. А. — бывший штаб-доктор лейб-гвардии Егерского полка. С 1823 г. стал лечащим врачом своего полкового командира Головина.

78. Жена Головина — Елизавета Павловна, урожденная Фонвизина, сын Сергей, дочь Екатерина и ее муж — действительный статский советник Яков Владимирович Ханыков состояли в кружке Татариновой.

79. Раевский Николай Николаевич (1801-1843), генерал-лейтенант. Участник наполеоновских войн, русско-турецкой войны 1828-1829 гг. С 1837 г.-начальник Черноморской береговой линии. В 1841 г. вышел в отставку.

80. Служивший под началом Раевского Филипсон писал: «Государь читал эти обозрения с особенным удовольствием, часто показывал Императрице, смеялся над некоторыми искусно вставленными остротами и сарказмами и всегда немедленно разрешал все, чего испрашивал Раевский» (Русский архив. 1883. № 6. С. 308).

81. Приведем мнение Филипсона на счет поведения Раевского: «Его языка и пера очень боялись в Ставрополе и в Тифлисе. В сношениях с Петербургом он показал большую ловкость. Все его донесения туда были тщательно выглажены и имели много саркастического юмору и вообще оригинальнаго. Он был плохой подчиненный и то, что он часто писал о своих непосредственных начальниках, никому другому не сошло бы с рук, а его донесения Государь читал с удовольствием, хохотал и приказывал военному министру разрешить или дать то, чего Раевский просит. Я должен сказать, что в этих донесениях не всегда была строгая правда; особливо с цифрами Николай Николаевич не церемонился» (Русский архив. 1883. № 6. С. 269).

82. Официально Раевский был арестован на 8 дней за «излишнюю близость» к подчиненным. Поводом послужил обед, устроенный Раевским в сентябре 1829 г., на котором присутствовали разжалованные в рядовые декабристы и бывшие польские офицеры (см.: Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск. 1984. С. 445; Лорер Н. И. Записки декабриста. Иркутск. 1984. С. 395-396).

83. Пушкин Лев Сергеевич (1805-1852). Участник русско-персидской, русско-турецкой войн, польской кампании 1831 г. С 1836 по 1841 г. служил на Кавказе. Его сослуживец по штабу Раевского Филипсон считал, что он имел «замечательную чуткость к красотам литературы», но Раевский «не мог заставить Пушкина заниматься чем-нибудь серьезно, кроме писания под его диктовку» (Русский архив. 1883. № 6. С. 271-272).

84. Филипсон так характеризовал способности Раевского: «Он говорил и писал очень хорошо, впрочем вернее будет сказать, что он диктовал; если же самому приходилось написать несколько строк, выходила бессмыслица. У него мысль далеко опережала механизм рук». «В служебных делах и отношениях он не напускал на себя важности и все делал как будто шутя. Диктуя самую серьезную бумагу, он не мог удержаться, чтобы не ввернуть какую-нибудь остроту, насмешку или намек» (Русский архив. 1883. № 6. С. 267, 269).

85. Возможно, армейский «Журавель» — частушки про каждый полк, с вкраплениями нецензурных выражений, распевавшиеся в российской армии.

86. Воронцова Елизавета Ксаверьевна (1792-1880), урожденная графиня Браницкая. Замужем — с 1819 г. Ее роман с А. Н. Раевским (1795-1868), служившим адъютантом ее мужа, начался в 1820 г. и продолжался несколько лет. Упомянутый скандал произошел в 1828 г. (см.: Губер П. К. Дон-Жуанский список Пушкина. П. 1923. С. 119-135).

87. Филипсон также описывает этот эпизод, сообщенный ему Н. Н. Раевским: «Он рассказывал, что когда случалось провести недели две в доме графа Воронцова, то графиня, чтобы не лишиться приятнаго собеседника, сшила ему мешок из трех юпок, и под этим мешком он мог оставаться в своем обычном костюме. Вообще он не любил стесняться» (Русский архив. 1883. № 6. С. 267).

88. В 1839 г. Раевский женился на единственной дочери генерала М. М. Бороздина, Анне Михайловне (1819-1883).

89. Анреп (фон дер Геэ-Генант-Вольфеншильд фон Анреп, в 1853 г. после смерти отца своей жены Цецилии Филипповны унаследовал титул графов фон Эльмпт) Иосиф Романович (1798-1860), генерал от кавалерии, генерал-адъютант. Участник русско-турецкой войны 1828-1829 гг., польской кампании 1831 г., похода в Венгрию 1849 г., Крымской войны. С 1839 г. принимал участие в боевых действиях на Кавказе. В 1841-1848 гг. — начальник Черноморской береговой линии.

90. В Крымскую войну Анреп неудачно командовал Мало-Валашским отрядом.

91. Есть и другие мнения об Анрепе. Высокую оценку дал ему Д. В. Давыдов: «...он отлично-усердною службой своей оправдал мое о нем мнение, а возвышенностью чувств, воинственною и какою-то рыцарскою осанкою, представил мне ближайшее сходство с тем идеалом истинно военнаго человека, который столь давно мерещился моему воображению» (Давыдов Д. В. Записки о польской войне 1831 г. // Русская старина. 1872. Т. 6. № 8. С. 368-369). В таких же тонах о нем вспоминал Филипсон: «Анреп был рыцарем, но не плачевнаго образа. Высокий ростом, прекрасно сложенный, с чертами лица приятными и выразительными, он имел манеры изящныя, держал себя благородно и независимо. В его выражении было всегда что-то восторженное... Во всех делах он прежде всего привязывался к мелочам, из-за которых ему не всегда видна была самая важная сторона дела. Он был честен и храбр, опасность для него не существовала... Я сказал бы, что он был и справедлив, если бы он не был пристрастен к Немцам. Вообще он был Остзейский рыцарь до мозга костей» (Русский архив. 1884. № 1. С. 201).

92. Это происходило на маневрах 1837 г. в Воскресенске.

93. Засс Григорий Христофорович (1797-1883). На Кавказе служил с 1820 по 1842 г., занимал должность начальника правого фланга Кавказской линии. Отличался жестокостью, нестандартностью ведения боевых действий против горцев. Отзывы современников о нем весьма противоречивы. О нем вспоминали или как о варваре-колонизаторе, или как о легендарном герое Кавказской войны.

94. Вельяминов чаще всего предоставлял Зассу «действовать по своему личному усмотрению, без особого предварительного разрешения начальника Кубанской линии» (Родина. 1994. № 3-4. С. 92).

95. Приведем отзывы о Нейдгардте двух мемуаристов: «человек в высокой степени правдивый, но до того строгий и пунктуальный, что не допускал никому никаких послаблений...» (Записки Дмитрия Ивановича Кипиани // Русская старина. 1886. Т. 64. № 3. С. 536); «болезненный, в высшей степени раздражительный, нетерпеливо беспокойный, но строго во всем правдивый и крайне бережливый в расходах...» (Воспоминания В. А. Дзюбенко // Русская старина. 1879. Т. 25. № 4. С. 660).

96. См.: Толстой В. С. Князь Михаил Семенович Воронцов // Русский архив. 1877. № 11. С. 293-310.

97. Материалы о провиантских злоупотреблениях, собранные М. С. Воронцовым при назначении на Кавказ, см.: РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 107.

98. По мнению Толстого, войска, переводимые из России, оказывались «истинным бедствием для Кавказа, побеги к Горцам были постоянные, и Шамиль составлял себе из этих дезертиров целую команду личных телохранителей и прислугу к своей полевой артиллерии, но самою отвратительною чертою в прибывавших войсках была тайная передача пороха и боевых припасов» (Русский архив. 1877. № 11. С. 296.

99. Копьев Юрий Алексеевич, полковник, флигель-адъютант. Был отдан Воронцовым под суд, но по суду оправдан. (См.: Фелькнер А. И. Дело флигель-адъютанта Копьева // Русская старина. 1873. Т. 7. С. 533-546; Толстой В. С. О деле флигель-адъютанта полковника Копьева // Русский архив. 1873. Кн. 2. Стб. 1754-1762).

100. Торнау Ф. Ф. Гергебиль // Русский архив. 1881. № 3-4. Стб. 425-470.

101. Ошибка в дате. Русский оккупационный корпус возвратился из Франции в 1818 г.

102. Барятинский Александр Иванович (1815-1879), генерал-фельдмаршал. На Кавказе служил с 1835 г., с 1856 г. — главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом.

103. В молодости Барятинский был широко известен романтическими приключениями и веселыми кутежами офицерской компании, куда входил Лермонтов.