ЭДМОНД СПЕНСЕР

ПУТЕШЕСТВИЯ В ЧЕРКЕСИЮ

TRAVELS IN CIRCASSIA

ПИСЬМО 14

Трудности, сопровождающие визит на Кавказ. — Властное влияние России в Турции. — Слабое государство Оттоманская империя. — Сочувствие турков черкесам. — Отправление в Черкесию на турецкой бригантине. — Преследуемые русским военным кораблем. — Неожиданное обнаружение. — Великолепный вид Кавказских Альп.

Я сейчас подготовил визит во внутреннюю Черкесию — визит, который мои друзья в Трапезунде ¹ удостоили эпитета «опасное предприятие», т. к. я буду подвергнут не только боевым действиям русских крейсеров во время моего путешествия, но и алчности пиратствующих горцев по прибытии и, вероятно, буду задержан или продан как раб.

Это правда, все считали, серьезное предприятие. Трапезунд наводнен русскими агентами. Ни один корабль какой-либо нации не может покинуть гавань Эвксинского порта, над которым Россия провозгласила свое господство, без разрешения ее консула. Весь черкесский берег строго блокирован и к любому средству, взяточничеству и запугиванию, прибегают для цели получения приза — обладания этой прекрасной страной, столь важного для ее будущих завоеваний. Что касается самой Турции, тому, кто сомневается в ее унижающем раболепии перед русскими, следует прожить здесь несколько дней, чтобы убедиться, что она, фактически, провинция России. Она не может командовать в своих собственных портах, ее купцы не смеют торговать с кавказскими племенами под страхом быть потопленными или захваченными в плен: одним словом, Россия сейчас играет с Турцией игру, выигрышем в которой уже явились для России территории Крымской Татарии и Польши. [12]

Внутренние деления уже способствовали тому, что переворот последует быстро, раскалывая империи надвое — турки будут убивать турков, подобно татарам в Крыму, — и их султан, следуя шагам потомка Чингисхана, убежит за помощью к своему покровителю. И лишь стоит этому наступить, Россия сорвет маску, сорвет диадему со лба ее слабого «протеже», и таким образом заполучит империю, пребывающую в покое, когда Европа засвидетельствует с ужасом, что гордая птица Востока задушена ласками орла.

Настоящая неравная борьба, осуществляемая против пастушеских племен Кавказа, не стольку за ценность территории, сколько как pied de guerre ² для будущих захватов, является частью той же самой политики. Можем ли мы, следовательно, удивляться подавляемому шепоту всеобщей вражды, которая слышится по всему Востоку при одном слове — Россия? Каждое преимущество, получаемое черкесами над их угнетателями, приветствуется жителем Востока, мусульманином, христианином или иудеем с самыми восторженными чувствами. Жертвенности и щедрости турков ради бедных горцев я мог бы привести много примеров, одинаково почетных для них и как для отдельных людей, и как для народа в целом; но, сделав это, я только подвергну этих благородных людей нападкам русской недоброжелательности.

При таких обстоятельствах было необходимо, чтобы я принял строжайшее инкогнито, т.к. незначительное подозрение в моих намерениях было бы достаточно эффективно, чтобы разрушить мои намерения, и я бы покинул по приказу турецкую империю в течение нескольких часов. Кроме того, т. к. моей целью было исключительно удовлетворение моего собственного любопытства, я отказался, впервые в жизни, от гордой привилегии по праву рождения быть англичанином. Делая это, я руководствовался двумя причинами: я не желал появиться среди кавказцев в моем истинном облике; т. к. мой визит мог бы тогда быть истолкован в качестве политически тенденциозного и коренными жителями, и русскими агентами - (Где их только не найдешь?), — тогда как выдавая себя за стамбульского Хаккима (врача — Н. Н.) — генуэзца, я не только избегал этой опасности, но открыл дорогу дружескому приему.

Я принял этот образ по совету турецкого офицера в Константинополе, который прожил некоторое время [13] среди черкесов, где он слышал, что они всегда говорили о генуэзцах в традиционной манере теплейшего восхищения; и в самом деле, ему я был действительно обязан за легкость, с которой я был в состоянии проникнуть внутрь Черкесии. Кажется, что генуэзцы, до разрушения их торговых учреждений в Эвксине турками, продолжали в течение веков выгодную торговлю с независимыми племенами Кавказа.

Несмотря на русских прислужников, которые так бдительно опекают действия османцев, я вскоре нашел турецкое судно, направляющееся в Черкесию, капитану которого я был лично представлен. Ветер был благоприятный, мы подняли все паруса и начали наше путешествие около полуночи. Наше судно не было той живописной посудиной, которую мы обычно видим под турецкими флагами, но по чистоте и аккуратности корабль выглядел как только покинувший порт Лондона: ни одна гайка, ни одна веревка не были не на своем месте и, в целом, оно показывало, что кораблестроитель, американец в Константинополе, был человеком незаурядного дарования в своей профессии, в то время как команда вполне заслуживала имени моряков.

Капитан, настоящий Геркулес в пропорциях, был облачен в турецкий костюм, его бронзовое, обветренное лицо показывало, что он много на своем веку поработал, и ужасный шрам через лицо придавал чертам его лица выражение свирепости. Число его матросов было также примерно вдвое больше, чем необходимо для управления его маленьким судном; тогда как четыре длинных пушечных жерла, сначала скрытые от любопытных взглядов, сейчас показывали их угрожающие дула, и количество оружия, аккуратно сложенного в строго морском порядке, давало мне некоторые опасения по поводу предназначения судна.

Я также узнал, что груз корабля — оружие и соль, предназначенные для независимых племен Черкесии, провозить которые было чернейшим грехом в глазах законов русской блокады; что касается меня, я не имел причины жаловаться, хороший стол был соблюден, капитан был неослабен в своем внимании, и строжайшая субординация поддерживалась среди экипажа судна.

Мы, вероятно, пробыли в море около 50 часов; величайший пик Кавказа, гигантский Эльбрус, был уже слабо различим на линии горизонта, когда мы [14] обнаружили, что за нами наблюдает русский бриг, который тотчас же, с поднятым парусом, начал нас преследовать. Мое положение в этот момент было не из приятных; я имел прекрасную возможность, учитывая воспламеняющийся характер груза, взлететь на воздух; или, если буду взятым в плен, что бы сказали мои русские друзья? Хотя мой визит был исключительно ради любопытства, он мог бы быть неправильно истолкован и, во всяком случае, причинить мне неудобство.

Но наш капитан был человеком с характером; он был готов к худшему и говорил о русских моряках с явным презрением; несмотря на это, в данном случае, он, казалось, считал благоразумие лучшей частью мужества, мы величаво промчались по ветру и вскоре оставили позади нашего спящего врага. Таким образом, наше мероприятие счастливо завершилось, не дойдя до рукопашной; и все же в нем был один недостаток, т. к. кроме потери времени, мы оказались далеко от места нашего назначения, близко к берегам Мингрелии, каждый дюйм который находится во владении России. Ночь, тем не менее, пришла; с сильным бризом мы снова устремились в сторону наших врагов, капитан уверял меня, что такой сильный бриз, как тот, что обдувает наши паруса, заставит все корабли русской флотилии бросить якорь. Он был прав; ибо мы даже не обнаружили призраков кораблей до того, как мы прибыли в Пшад.

Я понял от капитана, что до строгой блокады, учрежденной русским правительством, очень активные торговые отношения с черкесами осуществлялись жителями Трапезунда и других турецких портов Эвксина, но сейчас, по причине нарушения права народов, путем которого Россия присвоила себе навигацию на этих морях, множество трудолюбивых моряков было доведено до крайней нищеты. Некоторые смелые души, поощряемые безмерными прибылями, получаемыми от черкесских грузов, продолжают посещать страну, не боясь русских крейсеров: их количество, однако, за последнее время уменьшилось. Многие из их суден были захвачены на море, а другие сожжены в маленьких портах — Джука и Пшады.

Я видел несколько из этих маленьких барков в Трапезунде и других турецких портах, и из-за простоты их конструкции, и плохого устройства они не были рассчитаны на то, чтобы спастись от преследования врага или от шторма, будучи движимы лишь огромным угловым [15] парусом и полудюжиной гребцов. Капитан, который был обычно и владельцем судна и груза, содержал его экипаж во время путешествия; и вместо платы давал ему в заключении поездки, если она оказывалась успешной, одну треть дохода.

Капитан и экипаж нашей бригантины были такими смелыми людьми, как только можно, воинственными даже до свирепости; всему этому их тюрбаны, усы и красные шалевые пояса, набитые пистолетами и порохом, придавали дополнительный шарм.

Люди были, в большей части, французскими изменниками и, я подозреваю, занимались пиратством. Сам капитан, который уверял, что происходит от испанской матери и марокканского отца, бегло говорил по-итальянски и по-испански; и выглядел бы симпатичным парнем, если бы не было шрама, который так жестоко уродовал его лицо. Он развлекал меня во время путешествия, рассказывая эпизоды своей прошлой жизни, разнообразной многими превратностями, то на пике процветания, то снова доведенной до необходимости искать богатство на морских просторах. Он участвовал во многих кровопролитных боях, был свидетелем многих страшных сцен, потерял все при завоевании Алжира французами и получил страшную рану, следы которой так уродуют его лицо, при осаде Варны. Его меч обнажался на море и на земле в защиту великого Сеньора, к которому он, казалось, был очень привязан и был, в целом, большим поклонником турецкой натуры.

Вместе с турецким купцом в Константинополе он вложил все свое состояние в покупку этого судна и продолжал некоторое время самую выгодную торговлю с независимыми племенами Черкесии, которых он снабжал оружием, солью, легкими тканями, коленкором, кисеей и получал, по возвращении, время от времени прекрасных девушек, чтобы пополнить гаремы Константинополя, одновременно с продуктами страны, которая приносит самый выгодный доход.

Я теперь, по понятным причинам, закончу мой краткий обзор об этом необыкновенном человеке, чья жизнь и романтические приключения могли бы вполне составить основу самого интересного романтического повествования современности.

Таков его смелый дух, что даже в этот момент он полагается ради безопасности исключительно на скорость [16] своего суденышка, его собственное умение как моряка и собственную храбрость его и экипажа; и я чувствую уверенность, что, даже если он будет атакован превосходящей силой, борьба будет смертельной, но ни в коем случае невероятно, исходя из того, что я видел русских моряков, чтобы они оставили его победителем.

Следующее утро представило сцену столь бурной красоты, столь величественно возвышенную, что тот, кто однажды увидел это, никогда этого не забудет. Море вокруг нас окружено высокими горами; и, так как мы стояли далеко от берега, мы наслаждались прекрасным видом огромной гряды Кавказских Альп, образующих полукружие вдоль широкого горизонта, заканчиваясь, с одной стороны, меньшей горой Абазии и, с другой, обширной равниной Мингрелии.

В то же время вся цепь была скрыта от взгляда туманной дымкой, затем, в момент, показался величественный ряд заснеженных пиков и горных хребтов, над которыми солнце излучает поток розового света. Это был колоссальный Эльбрус на 500 toises выше, чем швейцарский гигант Монблан, впереди в одиноком величии. Появившаяся вершина казалась одинаково разделенной на два параллельных пика, что, вероятно, дало основание легенде, столь распространенной среди жителей Востока, что между ними проходил Ноев ковчег ³, чтобы достичь горы Арарат.

К великой цепи Альп были добавлены меньшие горные хребты, ограничивающие берега Верхней и Нижней Абазии и Черкесии и которыми, во время плавания с графом Воронцовым ⁴, я был столь восхищен за их великую высоту и обрывистость; тогда как они сейчас казались миниатюрными холмами по сравнению с изумительной цепью, которая возвышалась далеко-далеко над ними. Охватывая огромное зрелище с первого взгляда, вы находите ее закрученной в самые фантастические и романтические формы, которые бесконечно изменяются, в то время как вы скользите быстро вдоль.

Романтический облик страны увеличил вдесятеро мое желание увидеть ее изнутри и познакомиться ближе с бандой смелых горцев, которые, укрепившись траншеями за высокими Альпами, непроходимыми горами, не только одерживали в последние столетия победы над усилиями захватчиков, но и в более поздние времена сохраняли свою гордую независимость вопреки [17] вспыльчивым туркам и коварным русским, с одинаковым успехом отражая их искусные вылазки и бесчисленные легионы. Это были люди, которым я вот-вот должен был доверить свою безопасность: их представляли мне вероломными и жестокими, но я всегда считал, что смелый человек, и цивилизованный, и варвар, способен на благородные чувства; я поэтому отогнал все подозрения и с твердой уверенностью в их добропорядочность сошел на берег Пшады.

ПИСЬМО 15

Прибытие в Пшаду. — Черкесские судна похожи на камары Страбона ⁵ . — Бухта Пшады. — Русское поселение. — Причины, которые привели к их изгнанию. — Черкесский язык — Намеки путешественникам — Характеристики жителям — Воинственная наружность — Костюм — Оружие.

После того, как наш капитан дал сигнал, хорошо знакомый черкесам, мы услышали несколько мушкетных выстрелов в различных направлениях леса, где тотчас же выстроились в ряд по берегу и сторонам гор тысячи вооруженных мужчин, словно они появились из-под земли, ибо лишь за мгновение до этого ни одного живого существа видно не было.

Вскоре несколько длинных судов, которые несли на плечах мужчины к берегу, были спущены на воду, и мы были посажены на корабль дюжиной смелых людей, поющих хором «ка, ри, ра», которые начали разгружать товар, и в невероятно короткое время все, включая наше судно, было у берега, последнее уютно скрыли от взгляда в маленькой речке, затененной величественными деревьями. Эта предосторожность была использована вследствие разрушения нескольких их маленьких барков несколько дней прежде русскими, которые нанесли им нежелательный визит, но, насколько мы могли понять от местных жителей, враг в свою очередь тоже значительно пострадал по возвращении, что заставило их стремительно отступить на их корабли.

Судна черкесов были плоскодонными, легко построенными и узкими, каждое управлялось от 18 до 24 [18] гребцами, и они, должно быть, были самыми опытными в этом упражнении, так как они двигали суда с большой скоростью. Недалеко от штурвала была разновидность палубы, на которой сидело 3 или 4 человека; нос лодки был украшен грубо вырезанной фигурой, представляющей, возможно, голову оленя, козла или барана: самое вероятное, последнее.

Имели ли древние греки подобную фигуру на носу своих суден? Иногда эти лодки строились огромными, достаточными, чтобы вместить от 40 до 80 человек, когда они управлялись помимо гребцов угловым парусом и ранее наводили ужас на моряка, который неосторожно или вследствие изменений погоды приближался к черкесскому берегу, так как кавказские племена были в то время самыми отъявленными пиратами. Бухта Пшад защищена двумя мысами, снабжена хорошим укреплением и, возможно, ей легко будет защищаться против любых нападений с моря. Вследствие борозды скал, которые начинаются от мыса Цуогху и протягиваются на значительное расстояние в море к входу в гавань, было бы опрометчиво входить без лоцмана; судна, поэтому, обычно ждут до тех пор, пока суда с туземцами пройдут вдоль; таков был план, преследуемый нашим капитаном, однако я понял, что не существует опасности быть схваченным в прекрасную погоду.

Соседняя страна является чрезвычайно прекрасной и плодородной, климат, смягчаемый бодрящим ветром с гор, полезен для здоровья, хотя долина как раз достаточно открыта, чтобы впустить свободный круговорот воздуха с тем, чтобы ветер не ослабел. В результате легкости защиты, которую долина Пшады представляла против наступления врага, я склонен думать, что русские испытывают большую трудность в получении постоянного овладения, особенно, как я понял, их уже неоднократно изгоняли.

Действительно, Пшада знаменита в анналах Черкесии, т. к. волею случая она является местом, где русские получили поселение на берегу Черного моря. Кажется, в 1817 году герцог де Ришелье ⁶, затем генерал-губернатор Южной России, после нескольких безуспешных попыток создать учреждение на черкесском берегу силой, задумал проект формирования с горцами и торговых отношений, который император Александр ⁷ не только одобрил, но счел планом такой важности, что вызвал [19] народного чиновника месье Скасси ⁸, секретаря министра иностранных дел и отправил в Черкесию для приведения его в исполнение. Таким образом, разрешение было получено от князя Пшада Махмуда Индаргова (сына Индара) ⁹, магазины и склады были построены и уполномоченные присланы наблюдать за развитием новорожденного учреждения. Князь был награжден роскошным кинжалом, усеянным бриллиантами и стал наемником России; поэтому каждая возможность осуществлялась, чтобы процветание истеблишмента было бы непрерывным, но! увы, один из уполномоченных, очарованный красотой прекрасной девушки, которая отказала ему в женитьбе, позволил себе увезти ее силой. Так как это считалось одним из величайших оскорблений, которое могло быть совершено против черкесской семьи, все племя обратилось к оружию, и, подобно греческой Елене, которая подожгла Трою, Елена Черкесская ввергла магазины Пшада в пламя и даже подвергла опасности жизнь князя Махмуда, которого теперь сочли врагом родины. Однако благодаря обильной раздаче подарков, и наказанию, и ссылке преступников, склады было разрешено перестроить; соль и вещи были не более необходимы туземцам, чем дебош за их производство; и, таким образом, дела продолжались до тех пор, пока еще один злополучный несчастный случай не произошел в 1824 г., когда магазины были окончательно разрушены и русские изгнаны из страны; чернеющие руины были единственным памятником герцогу де Ришелье и его торговому договору со смелыми горцами Пшада. Я чуть не начал турне при таких неблагоприятных обстоятельствах, которые я никогда не испытывал, т. к. всегда имел правило знакомиться с историей, обычаями, манерами и, прежде всего, языком, какую бы страну я не намеревался посетить: но здесь была страна и народ, о котором цивилизованный мир знал мало; и язык, по мнению лингвистов, без глубочайшего родства с любыми другими на земле — язык не только без литературы, но и любого правила и пособия, чтобы руководить студентом; переводя с этого языка, почти невозможно выразить любую точную идею звуками европейскими. Не то, чтобы это была единственная трудность, т. к. каждое из племен говорит на различных диалектах черкесского; хотя я могу произнести несколько фраз с помощью моих черкесских друзей в Константинополе, я нахожу их почти бессмысленными, когда пытаюсь [20] передать мои желания и просьбы людям, которыми я теперь окружен.

Рассказывают анекдот про одного турецкого султана, известного своей любовью к ученым, который послал ученого турка на Кавказ изучать язык жителей и свести его к установленным правилам. Через некоторое время он вернулся к своему хозяину, потерявшему надежду в успехе его предприятия, неся с собой сумку с голышами, которую он тряс, говоря, что он не может быть лучшей имитации звуков языка, на котором разговаривает этот народ.

Я установил, что, сообразуясь, насколько я мог, с приличием манер жителей страны, через которую мне довелось путешествовать, я во всех отношениях облегчал себе мое путешествие; и, переодевшись в их костюм, не только польстил их тщеславию, но нашел его удобным и приятным. Это будет очевидным, когда мы вспомним, что туземцы каждой страны обучены опытом одеянию, наилучшим способом рассчитанному на влияние погодных условий, и, конечно, черкесский костюм, кроме, того, что он элегантен, во всех отношениях хорошо подходит для этого региона: тюрбан из шерсти ягненка охранял мою голову от вертикального солнца, закутываясь в просторные складки хламиды и покрывая мою голову капюшоном по достижении вечера, я был защищен от ночной росы, столь чреватой болезнями для тела человека: дизентерия, офтальмия и лихорадка — все имеет происхождение из-за пота и внезапной прохлады. Это замечание особенно применимо к восточным странам, где, если путешественники соблюдали хотя бы малую общую предосторожность, этих и подобных болезней, столь фатальных для иностранцев, можно было бы избежать, или, во всяком случае, они оказались бы более безболезненными в своих последствиях.

Таким образом, вполне снаряженный как черкесский воин, от винтовки через плечо до кинжала, который свисал с моего пояса, и посаженный на прекрасную лошадь, которая обошлась мне в пустяковую сумму около четырех фунтов (которая в Англии стоила бы сто), я начал свое путешествие, сопровождаемый капитаном, к дому Махмуда Индар Оглы (Оглоу), главы района в округе несколько миль.

Как можно было предположить, мы стали объектом внимания со стороны туземцев, поэтому наш поезд вскоре [21] увеличился до сотни, и когда мы достигли резиденции князя, мы были окружены не менее чем тысячью вооруженными мужчинами, большим числом верхом, разрывающих воздух своими воинственными песнями. Что касается жителя цивилизованной Европы, вид такого множества свирепых вооруженных мужчин, не поддающихся контролю полиции, солдат или любой другой системы цивилизованных наций, был, действительно, новым, и у иностранца были основания испытывать страхи за его личную безопасность, воображая, что он попал в руки шайки бандитов.

Сколько бы неограниченной свободы не проявлялось в их манерах, столь сильно отличающихся от всех других народов, среди которых я когда-либо находился, можно оправдать такое предположение, что, тем не менее, их манера была ни в коем случае ни характеристикой пиратствующего народа, т.к. они проявляли самое вежливое отношение, я бы даже сказал, изысканность манер по отношению к нам во всех случаях. Реальный факт заключается в том, что жители этой части Кавказа после установления турецкой власти на Черном море, будучи в результате турецкой зависти и их постоянных войн исключены в течение столетий от поддержания любых связей с более цивилизованными нациями Европы, особенно с их старыми друзьями генуэзцами, сейчас представляют странную аномалию народа, сохраняющего значительное количество рыцарских обычаев и манер, которые отличали воинов средних веков, в соединении с манерами Востока и их собственную природную горскую простоту.

Напрасно я искал среди толпы глаза какого-то начальника, чье присутствие сдерживало жестокость воинов вокруг меня; никого не смог я обнаружить: они все казались из одинакового рода, одного ранга, и даже, за исключением их бурной радости, громкого крика и пения воинственных песен, их упорядоченное поведение не уступало никакой группе людей, даже в самой дисциплинированной стране самой деспотической власти в Европе.

Я был впервые поражен их прекрасной воинственной наружностью, атлетическими формами, правильными чертами лица и гордым сознанием свободы, проявляемым в каждом взгляде и движении. Самый хорошо воспитанный кавалер Европы не может сидеть на своей лошади с большей легкостью и грацией, чем эти свободные горцы, [22] и такую симметрию благородных животных я никогда не видел, исключая нашу собственную страну. Все это едва ли соответствует бедности их одеяний и личного снаряжения; но, даже если бы они были одеты в веревки, парусину, самое грубое сукно и даже в овечью шкуру, я был бы вынужден любоваться разумным видом их одеяний и превосходной способностью черкесов обнаруживать стройность фигуры, защищаться от погоды и соответствовать военному стилю; и, тем не менее, это было одеяние этого народа с незапамятных времен, — народа, на который мы привыкли смотреть как на варваров, но одежда которого и система ведения боя сейчас принимаются, чтобы улучшить систему русской армии. Обычно платье черкесского воина всех классов — туника, похожая на военную польскую, без воротника, плотно прилегающая к телу и спускающаяся к колену, закрепленная посередине кожаным поясом, украшенным согласно богатству и фантазии владельца золотом и серебром, в который насажены пара пороховниц и кинжал: последний является самым внушительным оружием в открытом бою; во время атаки они держат его в левой руке и от его ширины, длины, достигающей локтя, он служит щитом во всех отношениях. В добавление к этому, черкесы вооружены легким мушкетом, висящим через плечо, и саблей, висящей на шелковом шнуре в турецком стиле; прикрепленной к ремню является пороховница и маленькая металлическая коробка, содержащая кремень, сталь, смазочный материал (масло), нередко и маленький топорик.

Следовательно, черкес, верхом или пеший, во все времена полностью вооружен. Иногда он носит метательное копье, которое он использует с необычайной ловкостью и эффектом, бросая его на большую дистанцию с прицелом, который никогда не ошибается. Последнее оружие также используется как опора для винтовки, имеющее желобок на вершине специально для этой цели.

Луки и стрелы сейчас используются только тогда, когда они хотят продолжить безмолвный бой с врагом или когда они не имеют достаточно пороха или огневого оружия.

На другой стороне.груди мундира находятся карманы для патронов, сделанные из сафьяновой кожи, обычно содержащие 24 дроби (шарика): эти не только завершают военный облик солдата, но в некоторых случаях защищают грудь и чрезмерно удобны: круглая шерстяная шапка [23] с верхушкой такого же цвета, как карман для патронов, покрывает голову; и суконные штаны в восточном стиле завершают костюм. Только князьям и аристократии дано право одеваться в красное; и черкесы, подобно туземцам других восточных стран, бреют голову и никогда не показываются босыми. Маршируя или путешествуя, они всегда берут плащ, сделанный из шерсти верблюда или козла, с капюшоном, который полностью обертывает всего человека — это называется «чаока» — и ни один макинтош не был когда-либо столь непроницаемым для дождя; сворачиваемая в толстые склады, она образует постель во время их лагерных стоянок и служит в течение дня защитой от палящих лучей солнца.

ПИСЬМО 16

Вторая поездка во внутреннюю Черкесию. — Общий вид черкесской территории. — Прибытие в резиденцию пшихана. — Его гостеприимство. — Домашние манеры. — Образ жизни — Визит черкесского князя.

Дав, в моем последнем письме, вам оценку моего первого впечатления от черкесского народа, я сейчас продолжаю описывать мой путь, и то, как очарователен был каждый пейзаж, открывающийся путешественнику, столь долго утомленному монотонными степями Крымской Татарии. Бодрящие ветры гор давали ощущение свежести и наделяли добавочной энергией тело. Прекрасный горный пейзаж в его бесконечных формах представлял все, что могло очаровать глаз и подбодрить дух. Даже частый ливень, катящий облако, и хриплый гром приветствовались с удовольствием.

Мы были проведены через очаровательную равнину Пшады, омываемую живительной рекой такого же названия. Но описать красоту пейзажа и плодородие страны означало бы только повторить то, что я уже сказал, рассказывая детально о моем прежнем визите в Черкесию. Тем не менее, я проник сейчас на большее расстояние инутрь, и мое описание станет более правильным. Правда, я был не только обрадован, сколько удивлен, увидев высокий уровень разведения земледельческих культур, проявляющийся в столь далекой стране — стране, [24] населенной народом, который, как нас уверяли, еще не вышел из варварства; хотя их маленькие домики, словно подвешенные на склонах гор или теснящиеся у реки, были отнюдь не хуже в опрятности, чем у тирольских и шведских горцев.

Можно было видеть, как бесчисленные стада рогатого скота, огороженные частоколами, паслись на сочных пастбищах — в одном меате; в другом — мужчины, женщины и дети были заняты различной земледельческой работой, давая к пейзажу этот прекрасный сельский вид, столь характерный для пастушеского народа и я был нимало развлечен, увидев мужчин и мальчиков на работе в полях, которые, увидев нашу процессию, оставляли свои занятия, устремлялись к своим домам, вооружались и седлали своих коней, чтобы увеличить наши ряды.

На расстоянии около пары лье от берега равнина значительно расширялась, и мы застали прекрасный вид манящей гряды Кавказских Альп. Здесь мы встретили группу черкесов, которые информировали нас, что глава племени чипакоу ¹⁰, к которому мы ехали, отсутствует с его сыновьями на всеобщей встрече конфедеративных князей; но его двоюродный брат, который проживает несколькими лье дальше, будет очень счастлив принять нас.

Мы сейчас выбрали верховую тропу через густой лес, следуя по подъему быстрого ручейка, который вывел нас над горой, к другой равнине, называемой Дчианоглоти, омываемой незначительным потоком. Эта равнина была намного более разнообразной и романтичной, чем та, через которую мы прошли, изредка превращаясь в крошечную равнину и затем в узкое ущелье. Она была, также, большей частью, прилежно обработана и, как мне сказал капитан, густо заселена; но, тем не менее, не было видно ни одного человеческого жилища, т. к. черкесы имеют обычай скрывать их дома густой листвой, чтобы избежать наблюдения врага.

После путешествия через эту равнину на короткое расстояние, мы прошли в третью, называемую, насколько я смог записать с турецкого произношения моего друга, Neapkheupkhi (Нишепши). Действительно, вся страна казалась разбита на бесчисленный ряд гор, лощин, ущелий и равнин, до тех пор пока прибыли в резиденцию Измаил Бея Атажукина, Пши-хана, узденя, или главы второго класса, который принял нас очень вежливо и проводил нас, с большой вежливостью, в свой маленький дом. Здесь [25] мой хозяин оставил меня, очевидно очень довольный громкими возгласами — о-ри, ра, ка, раздающимися от горы к горе, от скалы к скале. Таким образом, я имел причину чувствовать благодарность за мой прием и был удовлетворен дружеским расположением, оказываемым жителями в отношении меня.

Мы были проведены в апартамент, предназначенный для приема, где молодой дворянин моего хозяина освободил меня от оружия, кроме кинжала, и повесил его на стены комнат, уже украшенные огромным количеством, состоящим из мушкетов, пистолетов, сабель, кинжалов, луков и стрел и одной из двух кольчуг; все содержалось в величайшем порядке и некоторые были богато украшены золотом, серебром и драгоценными камнями.

Комната мало отличалась в своем назначении от таких же турецких. Пол был покрыт ярким ковром, диван красной кожи, набитый конским волосом, стоял в комнате вкруговую и несколько маленьких дощечек, исписанных строчками из Корана на арабском языке, были приклеены к стенам. Из этого я заключил, что мой хозяин исповедует магометанскую веру, что заставило меня подарить ему мой фирман, когда, подобно истинно верующему, он целовал его очень почтительно, очевидно смотря на меня с великим уважением как на обладателя документа столь священного, так как к нему приклеена печать духовного главы всей Османской империи. Тем не менее, его знакомство с турецким языком было просто ограничено несколькими фразами и его знание ислама — неясным и неполным.

Наш обед проходил в турецком стиле, состоял из разнообразных блюд, отдельно подаваемых на маленьких круглых столах около полфута высотой. Их не могло быть менее, чем от 12 до 15. Многие были бы намного лучше, если бы они были бы менее приправлены.

Они были в основном сделаны из домашней птицы, баранины, молока, меда и фруктов, теста. Но все мои просьбы заставить моего хозяина принять участие в еде вместе с нами были безуспешными; он согласно обычаю этого народа оставался в комнате все это время, в самой вежливой форме предупреждая каждое желание его гостей.

Во время еды мы обслуживались, в добавлении к нашему хозяину, несколькими рабынями.

Напиток представлял собой разновидность меда и татарской бузы, сделанной из проса, на вкус напоминал [26] слабое пиво. Хлеб был сделан из пшеницы и кукурузы, прекрасного аромата, в плове, которым невозможно было пренебречь, гречиха была прекрасным заменителем риса.

Конечно, мы имели оловянный поднос вместо скатерти, деревянную чашу вместо стаканов, кинжалы вместо режущих ножей, пальцы вместо вилок и ладони наших рук вместо ложек; но все эти неудобства, общие для Востока, были для меня пером на весах, по сравнению с обязанностью сидеть в течение часа на ковре, скрестив ноги; и, я уверяю вас, я чувствовал немалое удовольствие, когда церемония завершилась, чтобы прогуляться по дворам.

Теснящиеся жилища моего хозяина, о которых можно сказать, что они похожи на маленькую деревушку, были прекрасно расположены на возвышенности, спускающейся к берегу ручейка; и, окруженные дворами, разделены, с не меньшей проницательностью, на сады, фруктовые сады, выгоны, луга и поля, оживленные здесь и там стадами овец и стадами коров, вместе представляющими очень привлекательную картину. Я не мог не восхититься разумному расположению зернохранилища, поддерживаемого короткими каменными опорами, каждая была прикреплена на несколько футов от земли широким круглым камнем, выдолбленным в центре, посредством которого она эффективно сохраняла зерно не только от сырости, но и от наступлений каких-либо вредителей.

В этой пастушеской стране, подобно патриархальной старине, богатство черкесов заключается в количестве их стад мелкого рогатого скота и стад крупного рогатого скота, к которому мы можем добавить их жен и детей. Всего этого у моего хозяина было бесчисленное количество и очень прекрасных, особенно лошадей; величайшее внимание оказывается каждым черкесом их породе, которая высоко ценится в соседних странах, России и Турции; и я заметил, что знаки, которые выжигаются на коровах, похожи на греческие.

Во время нашей прогулки по дворам, мы встречали жен и детей моего хозяина с их рабами, занимающимися сельским хозяйством и заботящимися о стадах. Некоторые занимались жатвой, другие — доили коров, и одна симпатичная княжна с силой амазонки ремонтировала деревянную ограду с топориком. Среди детей был очень симпатичный курчавый мальчик и девочка 8 или 9 лет, которая, казалось, в особой степени обладала [27] привязанностью отца. Я был точен в искусстве превозносить красоту детей, когда я был, к счастью, сдержан капитаном; хотя в Европе вы завоевали бы сердце родителей, хваля их отпрыска, здесь за подобный комплимент вас обвинят в намерении распространить над ним злое влияние дурного глаза.

Юные мальчишки были не случайно названы «Взгляд Льва» или «Быстрота оленя», т. к. они играли с полудикими лошадьми, как с котятами, даже прекрасная юная принцесса показала высшую степень ловкости, загоняя с упрямой заботой баранов, коров и буйволов в воду.

Женщины Черкесии ни заключены в гарем, как в других частях Востока, ни обязаны скрывать их черты покрывалом от наблюдения иностранца; этот предмет одеяния, носимого ими, больше является защитой от солнца, когда они на воздухе, а внутри дома — как грациозная форма головного убора. Жены моего хозяина были одеты в специальные белые одежды, сделанные из верблюжьих или козлиных волос, которые закутывают всю фигуру. К этому надо добавить муслиновое покрывало; вы даже представить себе не можете, сколь живописен был эффект при наблюдении со стороны. Святая святых, в которую были поселены женщины и дети, кроме того, что заключена в деревянную ограду, полностью скрыта от взгляда толстой листвой деревьев. Здесь находится также навес для крупного рогатого скота; остаток дома или отделен для приема гостей, или заселен защитниками главы дома. Их может быть вместе шесть или семь; все построено из плетня, замазанного внутри и снаружи, и аккуратно покрытого соломой или индийскими маисовыми листьями. Каждый дом содержит 2 комнаты: одна, с большим очагом в центре, предназначена для кухни и домашних целей, отчасти похожа на такой же в старом английском доме на хуторе, имеющим крючок с длинной ручкой и вешалки, в то время как другая отвечает двойным целям гостиной и общей спальни. Разнообразное покрытие, различных цветов, покрывает пол, и диван окружает три стороны комнаты; только дополнительной мебелью являются несколько маленьких столов, около фута в высоту, и что-то, похожее на комод; если не включать седел, поводьев, попон и оружия, подвешенных напротив стен.

То, что занято женщинами вождя и их рабами, [28] обставлено в похожем стиле; только дополнительной декорацией, я предполагаю, кстати, и украшением, были полки, нагруженные стеклом, фарфором и сверкающей кулинарной утварью, сделанной из латуни, меди или глазурированной глиняной посуды, предназначенной более для показа, чем для пользования. Также было выставлено множество висящих на веревках через комнату различных предметов женского производства, таких, как вышитые салфетки, носовые платки, покрывала и дорогие платья, сверкающие золотом и серебром. В одном углу была куча матрасов, и в другом подушки и покрывала, покрытые ярким муслиновым стеганым одеялом различных цветов, но с наибольшей заботой уложенные, чтобы показать концы каждого, которые отделаны сатином, украшенным золотом и серебром узором в виде веточек; и справедливости ради — по отношению к прекрасным женщинам — надо сказать, что все содержалось замечательно чисто и аккуратно.

В каждой части дома этого примитивного народа маленькая веранда в прекрасную погоду особенно любима; это в общем обставлено циновкой и скамья похожа на диван. Здесь посетителя угощают; здесь импровизатор поет военные песни своего народа и рассказывает традиционные истории. Ее холодная тень предлагает приятное убежище от палящего солнца для проведения полуденного отдыха или для того, чтобы предаться удовольствию любимого чубука.

Именно под тенью мой гостеприимный хозяин, ближе к вечеру, в то время как мы потягивали наш кофе, курил чубуки вместе с его женами и прекрасными принцессами Назик и Жантин, которые пускали клубы с таким смаком, как германский студент, юный воин прибыл во главе войска юношей примерно таких же лет, все были хорошо вооружены и сидели верхом на прекрасных лошадях. Юный князь, в котором замечательно сочетались атлетические формы и искренность и чистосердечность, проявляемые в выражении его лица, был представлен мне как двоюродный брат моего хозяина, сын одного из вождей Хапсоухи (шапсугов) по имени Безруков. Его визит преследовал двойную цель установить торговые отношения с капитаном для снабжения порохом и солью и пригласить меня в резиденцию своего отца, на расстоянии 20 лье через горы.

Поэтому на следующее утро мы начали наш путь до [29] того, как появилась Аврора; и даже так рано семья моего хозяина приготовила завтрак, похожий на тот, который я уже описал.

От иностранца в Черкесии, которому предстоит быть представленному дамам своего хозяина, ожидается, что он подарит им некоторые пустяковые вещи для их гардероба. Зная этот обычай, я заготовил перед выездом из Трапезунда различные безделушки, скорее яркие, чем дорогие, вместе с обильными запасами разноцветных и белых муслиновых шалей, булавок, иголок, немецких серебряных табакерок и т. д., несколько из которых я подарил, отправляясь из дому, моему хозяину и его семье. Едва ли нужно говорить, что они были объектом всеобщего восхищения и заботились, чтобы поднять меня в не меньшей степени в глазах народа. Здесь я также попрощался на время с капитаном, чье дружеское внимание я всегда буду помнить, и поручил себя заботе юного князя и его доблестного войска.

ПИСЬМО 17

Отправление к резиденции черкесского вождя. — Романтический характер пейзажа. — Колония крымских татар. — Альпийская деревня. — Изобилие дичи. — Прибытие в резиденцию вождя. — Его облик и манеры. — Интерьер черкесского жилища. — Серенады в Черкесии. — Военный плач черкесов. — Знакомство с семьей вождя. — Красота женщин. — Их манеры и костюм. — Занятия черкесов.

Невозможно и пытаться детально описать мой путь, так как он проходил через дикую страну, куда не ступала ничья нога, кроме как лесных зверей; было непросто подняться на гору и спуститься в долину над рядом головокружительных пропастей, непроходимых лощин и ужасных теснин, обнаженных, разрушенных, сплетенных и искривленных — формирующих вместе картину альпийского пейзажа, едва ли виданного в самых диких уголках Европы.

Несмотря на то, что наш путь был одной из самых больших вероятностей свернуть себе шею, тем не менее эти смелые горцы скакали во весь опор с такой беззаботностью, с которой мы идем через поле в Англии; но, однако [30] поднявшись, мы увидели, что каждое место, на котором может что-то расти, было покрыто самыми прекрасными лесными деревьями, и даже в некоторых плодородных участках мы находили альпийский коттедж с его полудикими жителями, ухаживающими за козлами. Именно после подъема на несколько тысяч футов открылся особый облик Кавказских гор, ибо, сколь бы ни был обрывист или каменист подъем, каждый непременно завершался плодородным плато, даже на высоте между четырьмя или пятью тысячами футов над уровнем моря. Это, вероятно, независимо от их хорошо известных храбрости и патриотизма, основная причина, по которой каждая попытка подчинить эти народы до сих пор была неосуществимой, ибо, гонимые из равнин, они всегда находили безопасное отступление в горные вершины до тех пор, пока наберутся сил и затем спускались, чтобы уничтожить их врагов.

На вершине одного из плато, где мы остались во время дневной жары, я нашел цветущую деревню, окруженную фруктовыми садами и сельскохозяйственными полями — все чрезвычайно плодородные и в высокой степени ухожены. Я вскоре выяснил, что жители были колонией татар, которые, спасаясь от русского угнетения при завоевании Крыма, нашли здесь безопасный приют.

Когда я сказал им на их родном языке, что я недавно путешествовал через Крымскую Татарию, эти бесхитростные люди расточили ко мне тысячу разных знаков внимания; действительно, мы имели множество причин чувствовать благодарность за их гостеприимство.

Подобно черкесам, татары скрывают свои маленькие жилища позади насыпями или тесными деревьями; и, если бы не бесчисленные стада животных, пасущихся в полях, и мужчины и женщины, занятые различными сельскохозяйственными занятиями, путешественнику было бы невозможно обнаружить, что он находится по соседству с человеческим жильем. Я обнаружил, что эти альпийские коттеджи имеют ту же самую особенную форму, как и те, которые я наблюдал до этого, бродя по далеким горным районам Крыма.

Крыша всегда плоская; будучи крепко сколочены и покрыты слоем гравия, дома становятся фактически непроницаемыми для дождя.

Во время летних месяцев татары имеют обыкновение меблировать вершины их домов диваном и ковром, когда [31] они обычно используются вместо внутренних помещений для обедов и приема друзей; ничуть не менее ценны они осенью, когда служат амбаром, на котором сушатся зерно и фрукты. В центре каждого коттеджа находится огромный камин, служащий трем целям — сообщения их желаний соседям, каналом для отвода дыма и окном для света в комнате. Вестибюль напротив часто является кухней; комнаты для гарема на одной стороне, и конюшня для скота — на другой.

Как бы странны ни показались описываемые коттеджи, они, тем не менее, очень хорошо приспособлены к климату, будучи теплыми зимой и прохладными летом.

Во время нашего пути мы насчитали несколько видов дичи — такой, как дикие индюки, фазаны, зайцы и олени, к которым я могу добавить шакалов, диких кошек и огромного борова. И, хотя черкесы не знают себе равных как стрелки по неподвижному объекту, все же я был бесконечно более метким, когда стрелял в летящую птицу или в бегущего на полной скорости животного: это происходило от дурной привычки, на которую я до этого ссылался, использовать остаток винтовки как копье. Леса казались кишащими животными всех видов. В добавление к тем, о которых я упомянул, здесь есть волки, медведи, лисы, рыси и т. д. и, если я правильно информирован, жители Кавказа иногда удостаиваются визита тигра.

При спуске с гор у нас остался достаточный огонь, чтобы смутно увидеть маленькие скопившиеся жилища высокогорного князя, к которому мы направились, которые от ограды напротив и полукруглого ручья, который образовывал естественный ров, так как протекал мимо, казались укрепленными. Но, однако, не в этом дело — главное, что бесчисленные стада мелкого и крупного рогатого скота, которые покрывали гору, говорили более о сельской жизни, чем о феодальной вассальной зависимости.

Несколько лошадей стояли под верандой, оседланные; когда наш вождь выстрелил из мушкета, к нам тут же присоединился старый вождь и несколько людей из его клана, которые приветствовали меня в самой дружеской манере Аттехей (Черкесия, на языке коренных жителей). Облик князя был во всех отношениях рассчитан на то, чтобы возбудить внимание иностранца.

Сам он был высокий и стройный, с бородой, спускающейся до середины пояса. Черты его лица, однако, [32] красивы, но погрубели от длительной незащищенности от погоды, имели смешанное выражение искренности, ярости и хитрости, — результат долгой жизни в условиях войны и опасности.

Хотя он достиг уже семидесяти лет, он все же управлял своим конем с такой легкостью и грацией, как любой из юношей, окружающих меня. Действительно, говорили, что он все же выделялся в конном мастерстве и во всех военных упражнениях в его стране, он только вернулся, за несколько дней до моего приезда, из лагеря около Суджук-Кале, где он показывал чудеса доблести, защищая перевалы от наступления русской армии, и сейчас готовил своих соплеменников ко второму походу.

Резиденция моего хозяина была также примитивна по своей конструкции, как та, которую я уже описал, единственное различие заключалось в том, что здесь было немного более отдельных коттеджей, а два или три, в отличие от предыдущих, были намазаны снаружи специальной минеральной глиной, найденной в окрестностях, которая становится от воздействия погоды очень твердой, и это имело неплохой эффект. Что касается комфорта и удобств, не было видно никакой ни мебели, ни приспособлений: окна, открытые днем, просто запирались на ночь от холодной сырости плохо пригнанным ставнем; во время суровейших холодов пергамент заменял стекло.

Это всеобщее отсутствие домашних удобств полностью контрастировало с прекрасными доспехами мужчин, их оружием, украшенным драгоценными камнями, благородными лошадьми и богатыми попонами; вместе с прекрасным восточным костюмом женщин, которые в их платьях из золотой парчи и серебряной кисеи напоминают павлинов, гордо ходящих с важным видом по двору. Тем не менее, путешественник, находясь в доме черкесского вождя, не имеет повода для жалоб. Комната, предназначенная для чужестранцев, всегда снабжена диваном, подушками и покрывалами: всегда весело, и я не думаю, что любой другой народ когда-либо предоставлял чашу с освежающим напитком усталому путешественнику с большим желанием.

Когда я вошел в апартамент для гостей, в который князь, оказывая мне любезность, проводил меня, его дворянин, согласно всеобщему обычаю этого народа, освободил меня от всего оружия и повесил его на стены [33] комнаты рядом с оружием своего хозяина, кроме кинжала, с которым черкес никогда не расстается, считая частью костюма.

Как это похоже на воинов Древней Греции!
А теперь с дружелюбной силой он схватил его за руку
и провел по залам дворца;
он снял свою кольчугу и сверкающий шлем
и повесил великолепные доспехи на стены;
Так как там находилось потускневшее оружие Улисса
Брошенное и никогда оно больше не завоюет корону
завоевателя.

После принятия великолепного ужина, сопровождаемого такой же церемонией, как та, которую я уже описал, две женщины-рабыни принесли теплую воду, в которой мои ноги были заботливо помыты; это является существенным ритуалом черкесской вежливости.

Я вскоре обнаружил, что в Черкесии для сна необязательно ложиться в кровать; а, будьте уверены, если бы Юнг являлся аборигеном Востока, мир никогда не был бы осчастливлен его «Ночными мыслями». Среди такого шума и треска, который сейчас стоит в моих ушах, автор, вместо того, чтобы думать, должно быть, удовлетворился слушанием, и если бы его стихи были бы когда-либо переведены на черкесский язык, коренные жители наверняка сочли бы поэта сумасшедшим. Действительно, пустяки, но если привыкнуть к ночным хористам, ничто не помешает усталому путнику заснуть. Кроме щебечущих бесчисленных насекомых, квакающих мириад лягушек, чей объединенный шум разносится далеко и широко через лес, существовали другие виды этих галдящих пресмыкающихся, которых я никогда не встречал, кроме как в горах Кавказа и чье пение, глубокое, звонкое и даже музыкальное, звучало, как на концерте, словно они солировали. Все это было достаточно плохо, тем не менее, это можно было бы вынести, если бы я не был удостоен визита шакала, чей плач был столь меланхоличным, пронзительным и ужасно диким, что, когда их целые стаи, что, к несчастью для моего сна, случалось, — ситуация достаточная для того, чтобы пощекотать нервы даже самому толстокожему человеку, который слушает их впервые.

Именно исключительно военный плач черкесов является точной имитацией стона этого животного; и когда исполняется в один момент тысячами, является самым [34] ужасным, неестественным и пугающим воплем, когда-либо издаваемым народом в присутствии врага. Русские офицеры уверяли меня, что его влияние на войска столь парализующе, что они оказываются не в состоянии защищаться.

На следующее утро, вследствие моей щедрости в дарении женщинам подарков и моей профессии хаккима (врача — Н. Н.) юный князь представил меня своей матери и сестрам, т. к. эти люди, как я прежде упоминал, в отличие от других жителей Востока, не строго изолируют своих женщин в гарем. Вероятно, они последовали в этом отношении примеру их соседей черноморских казаков ¹¹.

Тем не менее, по какой бы причине это ни было, я часто видел женщин на публичных ассамблеях мужчин, особенно тех, которые незамужем. Однако, женатые мужчины не появляются на людях со своей женой: не видят они ее и днем, когда необходимо избегать друг друга. Этот обычай порожден не от чувства неуважения к прекрасному полу, а из древнего обычая и желания продолжить царство любви. Подобный закон был учрежден Ликургом ¹² среди лакедемонян.

Но вернемся к моему визиту: получив самый вежливый прием от княгини и ее дочерей, я сделал им, согласно всеобщему обычаю, несколько пустяковых подарков, которые они приняли, давая мне украшенный пояс для моих пистолетов и пару красных сафьяновых футляров для патронов работы их собственных прекрасных рук.

Мать моего юного спутника, возрастом, вероятно, между сорока и пятьюдесятью годами, была роскошно одета в голубую шелковую одежду, открытую спереди, охваченную серебряными застежками и поясом, украшенным серебром, разноцветные брюки были из очень красивой турецкой кисеи, и в красные домашние тапочки; на голове она носила легкое покрывало, частично устроенное как тюрбан и частично падающее грациозными фалдами над ее шеей и плечами, полностью скрывая ее волосы; к этому была наброшена широкая, тонкая кисейная вуаль, которая почти окутывала ее фигуру, ее платье, будучи заполнено обильным числом золотых безделушек, очевидно, чрезвычайно древних и в основном ручной работы, я думаю, венецианских умельцев. Ее лицо, однако, сохранило черты великой красоты.

Наряд ее дочерей был даже более прекрасным;, но вместо тюрбана каждая носила тиару из красной [35] сафьяновой кожи, украшенную обилием маленьких турецких и персидских золотых монет. В остальных деталях их платья были похожи, за исключением волос юных дам, которые вместо падающих на шею локонов, как у замужних женщин, были заплетены в толстую косу, завязанную на конце серебряной веревкой, которая спускалась ниже талии; их черты лица были также прекрасно правильны и выразительны, как и у матери; все же следует признать, что их болезненный цвет лица ни в коем случае не улучшает их облик. Независимо от возраста они были упакованы в плотный кожаный корсет, носимый всеми черкесскими девочками, который, без сомнения, принципиальная причина их нездорового облика.

Дав сигнал, юный князь, согласно обычаю, покинул комнату, когда одна из его жен вошла, княгиня Демиргойского племени, одна из красивейших женщин, которых я когда-либо видел. Ей, вероятно, около восемнадцати: с очень правильными греческими чертами лица; глаза, большие и темные; цвет лица ровнокоричневый; руки и ноги изящно малы и вся ее фигура восхитительно создана. Она была одета в похожем стиле, как и старшая княгиня, за исключением того, что с большим вкусом, и изучала нас с не меньшей степенью кокетства: ее прекрасные темные волосы спускались в косах на ее плечи.

Действительно, прекраснейшие женщины, которых я видел в Черкесии, были юные и замужние, формы которых, освободившись от кожаного ограничения, развивались во всей роскоши женственности.

С первого взгляда мы, должно быть, склонялись в мысли, что существовала чрезмерная доля полноты в фигуре; но это происходит более от обычая носить широкие восточные брюки, чем от любого дефекта природы. Короче, красота черт и симметрия фигуры, которыми отмечен этот народ — не фантазия (некоторые из прекраснейших статуй древности не являют в их пропорциях большего совершенства); но это своеобразная степень воодушевления в глазах, столь обычно заметная, приковывает внимание более всего: когда проявляется в мужчинах, это придает большую жестокость выражению лица; когда мы видим поднимающегося на пышущего коня воина, вооруженного и экипированного для битвы, размахивающего своей кривой саблей в воздухе, изгибающегося, поворачивающегося и останавливающегося на полном галопе с непревзойденной ловкостью [36] и грацией движений — он являет идею гомеровского Гектора ¹⁴.

Цвет лица обоих полов является, гораздо более румяным и свежим, чем можно было ожидать на такой широте — у женщин более нежный, которые, сознавая, подобно женщинам Европы, преимущество привлекательной личности, используют искусственные средства, косметику и т. д., чтобы улучшить их красоту. Однако, путешественник, который сможет прочитать мой отчет и ожидает найти все население таким, как я его описал, будет полностью разочарован, он найдет себя, прибыв в Черкесию, окруженным племенами ногайских татар, калмыков, тюрков и даже лезгов. Последние, тем не менее, прекрасная воинственная порода, близкая по внешнему облику к черкесам, но более жестокая по характеру и менее изысканная в манерах. Кавказские равнины были во все времена убежищем тех, кто бежал от угнетения в соседние страны, следовательно, мы везде находим племена, отличающиеся от других в облике, обычаях, манерах. Однако, так как черкесские мужчины никогда не роднятся с какими-либо другими народами, кроме как со своими собственными, они сохраняют их род незагрязненным, отец уделяет большее внимание красоте лица и фигуры жены для своего сына, чем любым другим мыслям- и, если я правильно информирован, князь или уздень никогда не продают своих дочерей в жены, кроме как лицам своей национальности и своего ранга.

Мое первое впечатление в Пицунде, когда я увидел кавказцев вместе, было таково — они определенно греческого происхождения. Это, тем не менее, я нашел, не совпадает с общим физическим обликом народа; когда я проник в глубь страны, там с маленьким орлиным носом были более соразмерны прекрасные изогнутые брови, чем у любого другого народа. Это замечание особенно относится к властному племени, называемому нотахайцы или, как их называют по-русски натухайши, отмеченные как самая смелая, красивая и чистая раса среди черкесов и которая, однако, хранит традицию, что их предки пришли из-за моря. Если бы не тот факт, что мы сейчас пускаемся в область легенд, мы могли бы почти предположить, что они потомки троянцев.

Я нашел княгиню и ее дочерей занятыми вышивкой. Это изысканное занятие не занимало, тем не менее, большой доли времени женщин Кавказа; и женщины [37] моего хозяина, подобно старым княгиням, время от времени занимались сами прядением шерсти и льна; их прекрасные руки не только делали вещи для своей семьи, вплоть до хорошей обуви, но плели верблюжью и козлиную шерсть в покрывала, делали подушки для седел, попоны для лошадей и футляры для мечей и кинжалов. Не менее искусны они были в искусстве кулинарии или управления маслобойней; и иногда даже показывали свое умение в полях, весь гардероб нарядов отложив до торжественных визитов.

Мой хозяин был чрезвычайно трудолюбив; кроме строительства своими собственными царственными руками маленьких коттеджей, которые он занимал, он был сам себе плотником, дубильщиком и ткачом, устанавливающим свои пистолеты и мушкеты, производящим свои неподражаемые луки и стрелы; и, подобно старому царю Приаму ¹⁵, вместе со своими царственными сыновьями пахал землю и заботился о стадах в горах; и, когда холодный снег прерывал их занятия на открытом воздухе, когда нельзя было больше терпеть, он делал ковры великой красоты, которые пошли нарасхват в Турцию или Персию. Но это не единственное его занятие: он отливал пули, делал порох; и если это было недостаточно, чтобы заполнить его время, он курил свой чубук.

В Черкесии не существует регулярной корпорации ремесленников и купцов, за исключением оружейников и золотых дел мастеров, которые придумывают и украшают оружие золотом, серебром и драгоценными камнями, в чем они проявляют элегантность и вкус. Я часто восхищался красотой замысла, воплощенного в их саблях и кинжалах, хотя прелесть облика, который они придают изделиям, нельзя превзойти: ни даже их изобретательного метода покрытия инкрустацией перламутром мушкетов и маленьких столиков. Их латунные кованые цепи и некоторое оружие приобретается из Персии и Турции.

Искусство приготовления пороха, которое, кажется, известно на Кавказе с незапамятных времен, является чрезвычайно простым; они просто кипятят до выпадения нитрат калия в сильной щелочи, получаемой из березового и тополиного пепла, когда он закончит кристаллизацию, затем растирают с двумя частями серы и таким же количеством древесного угля. После того, как смесь смочат, ее кладут в котел и кипятят на слабом огне, до начала грануляции. [38]

ПИСЬМО 18

Подозрительное отношение черкесов к иностранцам. — Путешествие по равнине Тумуса. — Прибытие в черкесский лагерь. — Ситуация. — Черкесские партизаны. — Их способы борьбы. — Разведка. — Счастливое бегство. — Русский шпион.

Так как турецкий капитан, с которым я прибыл в Черкесию, был хорошо известен жителям своим бесстрашием в снабжении их предметами первой необходимости, солью и порохом вопреки русской блокаде, установленной на их берегах, меня, следовательно, везде принимали с дружеским гостеприимством. В добавление к этому, я был лично представлен главам чипакского, натухайского и шапсугского племен (хапсух) и немедленно, высадившись, согласно установленному обычаю, я провозгласил старейшинам земли Пшад имя моего кунака, одного из самых могущественных среди конфедеративных князей Черкесии.

Тем не менее, все это не освободило меня от того, чтобы я стал объектом сильнейшего подозрения; каждое действие и движение было под самым пристальным наблюдением, и это подозрение, тем не менее, возросло благодаря моему собственному любопытству, которое заставляло меня задавать бесчисленные вопросы некоторым армянским купцам, которых я встретил в доме князя, спрашивая их о манерах и обычаях народа, протяженности страны. Но, когда я занес это в мою записную книгу и даже зарисовал их самих, их дома и различные другие объекты, раздражение этого самого ревностного народа не знало границ.

Это было чрезвычайно серьезным нарушением, их законов и обычаев; и некоторые даже дошли до того, что полагали, что я мог быть русским агентом. Совет старейшин был поэтому созван и совещание имело цель проэкзаменовать путешественника перед тем, как ему было бы разрешено путешествовать дальше через территорию. Было потребовано название моего народа, цель моего визита в страну; кроме сотни других вопросов такого же направления.

Я сейчас почувствовал всю тяжесть необдуманного поведения для достижения цели, которую я преследовал, [39] называя себя французским стамбульским хаккимом и говоря, что Генуя — моя родина. Они никогда даже не слышали о такой стране, ни о народе и не испытывали никакого уважения к любому другому народу под небесами, за исключением турков и англичан; весь мир кроме них объединив со своими врагами — русскими. Мое положение было незавидным; сколько бы я не отклонялся в наименьшей степени от моего первоначального заявления, это только делало эффект еще хуже.

Не помогло объявление цели моего визита, которым я рассчитывал смягчить их неблагоприятное мнение. Они не могли понять, какое иностранцу дело до их обычаев и нравов и какой интерес он преследовал, пересекая широкие, широкие моря, чтобы увидеть их страну. Все мои бумаги у меня забрали; и рассуждения старейшин о смысле таких невразумительных документов были до смешного фантастичны.

Некоторые заявили, с выражением яростнейшего негодования на лице, что они были на русском языке; тогда, немедленно, было вызвано несколько русских рабов, чей ответ был отрицательным. Греки, армяне и турки затем появились, все- заявили, что они никогда ранее не видели такого любопытного человека, не слышали столь странного языка и что пленный, должно быть, с другого конца земли.

Не найдя ничего, что могло бы изобличить меня как русского агента, вдобавок к интересу моего спутника, юного князя, который расположился ко мне с начала нашего знакомства — все это подействовало в мою пользу; и старейшины после зрелого размышления решили, что я буду проведен через самые запутанные и горные районы к долине Тумуса, где находится лагерь моего кунака, чтобы я не смог ориентироваться на местности.

Действительно, мы смогли сильно изумиться подозрению, с которым к иностранцу относятся черкесы, тем не менее это можно понять, когда мы вспомним, что этот несчастный народ боролся в течение последних полвека против легионов мусковитов, и подкупающих их преданность, и пытающихся поддержать гражданскую вражду, и отделяющих народ от их князей взятками, обещаниями и всеми различными льстивыми изобретениями, которыми русское правительство столь по праву знаменито.

После неприятного двухдневного пути через ущелье, долину, гору и реку я прибыл в лагерь моего [40] усыновленного кунака. Я имел, тем не менее, удовольствие, быть сопровождаемым моим юным другом, Бейцрукоу, который заботился, чтобы каждое мое желание выполнялось. Я нашел своего кунака лежащим на своем ложе с приступами переменного жара, от которого я имел удовольствие вылечить его в течение нескольких дней, так как позаботился в свое время захватить с собой большой запас медикаментов. Слава этого эскулапского подвига вскоре распространилась широко и далеко, и я был тотчас возведен в достоинство доктора первого порядка; следовательно, я был ежедневно осаждаем больными, многим из которых я имел счастье помочь; так как их природная здоровая конституция вообще не приучена к медикаментам, маленькие дозы лекарства, которые я давал, давали мгновенный эффект и улучшение.

Едва ли нужно говорить, что, показав знаки дружбы, которые я получил от друзей моего кунака в Стамбуле, все подозрения в моей честности были немедленно рассеяны, и принц устроил меня на службу домашнего хаккима, кроме того, что положение гостя на Кавказе само по себе приятно.

Князь Хапсоухов или, как туземцы обозначают сами себя на их диалекте — шапшиков, выбрал расположение для его лагеря с не меньшей долей военного умения и здравого смысла, это — долина на вершине обширной горы, полностью окруженная скалами, неприступными со всех сторон, за исключением одной, и это было ущелье столь тесное, труднодоступное, что 2 всадника могли едва разминуться. Безопасное отступление в случае поражения не было единственным преимуществом этого положения; князь также командовал всеми соседними перевалами — Мезип и Коутлоуци, ведущими к русскому форту Геленджик; Тумусом, к Суджук-Кале; и так называемым Сухай, связанным с Анапой; в то же время, он был достаточно вознесен, чтобы позволить себе, с случаях близкой угрозы, с помощью костров поддержать связь со своими братьями по оружию в различных частях страны.

Несмотря на выгодное положение, которое он занял, с объектов, которые он имел в поле зрения, было вернее наблюдать передвижение противника, отсекать отставших от лагеря, измотать их заставы и передавать информацию жителям внутренних частей страны, чем вести войну. Хотя он имел вместе со своими войсками [41] только около тысячи мужчин и русские пятнадцать тысяч, все же едва ли один день проходил без потрясающих некоторых легких столкновений, успех был, главным образом, на стороне черкесов, которые редко подвергают себя опасности, покуда не уверены в победе; таким образом полностью преуспевая не только в ограничении врагов траншеями, но и в предотвращении их от строительства необходимых укреплений.

Когда мы рассматривали природу страны, силу теснин и воинственный дух народа, мы должны чувствовать, что ничто иное, как превосходящие силы русской армии, их значительные военные запасы и укрепленные позиции — дают возможность им сохранять в своем владении форты, и если бы горцы знали хотя бы ценность легких гаубиц, то, без сомнения, русские были бы полностью истреблены, если бы они попытались пройти через внутреннюю часть страны.

И так уж, если уж полагаться на сообщения, которые я получил от дезертиров и русских рабов в лагере князя, армия генерала Вильяминова ¹⁶ понесла большие потери в их недавнем сражении с черкесами при взятии Суджук-Кале.

Партизанская система пустила такие корни на Кавказе во время длительной борьбы между черкесами и их соседями, что она достигла высочайшей степени совершенства, будучи способом войны, хорошо приспособленным к силе и грубым привычкам народа. Вожди — люди самой несомненной храбрости — уверенные в нерушимой вере и преданности своих кланов, предпринимают самые романтические походы и часто терпят неудачу в достижении цели, которую они имеют в виду, с активностью и целеустремленностью поистине потрясающими.

Каждая позиция, занятая врагом, хотя и напичкана оружием, является тем не менее, недостаточной, чтобы защитить их. Эти хитрые горцы притаятся, скрытые в течение целых дней горными проходами и, когда представится подходящий момент, обрушатся на их жертву, подобно тигру, и скроются в горах. Кроме того, черкесы, действуя независимо и в малой степени под руководством их соответствующих вождей, являются постоянным источником беспокойства и не дают покоя целым бригадам. Следовательно, будьте уверены, что покуда волна публичных чувств не изменится в пользу России, что ни в коей мере не является вероятным, она не преуспеет [42] в ее попытках покорить эти районы даже с силой триста тысяч человек, т. к. только это число потребовалось бы для того, чтобы занять проходы в горах, которые везде рассекают страну, чтобы нарушить всякую связь между вождями; и затем, сильными колоннами, преследовать различные формирования партизан. Но это не все; природа столь благосклонна к этой стране, что даже если они будут выбиты из равнин и теснин, то вершины гор, будучи плодородными, предложат безопасное убежище для них самих и их стад.

Враждебность, питаемая жителями Кавказа к русским, за последнее время увеличилась тысячекратно не только вследствие отягченных сообщений польских ¹⁷ и татарских дезертиров, которые проживают среди них, но из-за их собственных страданий. Вдобавок к длительной и непрекращающейся партизанской войне, продолжающей лишать их страну независимости, они обвиняют русских в бессмысленном сжигании их деревнь, в насильственном захвате их жен и детей и поддержке их соседей — грабителей, черноморских казаков, проживающих на другом берегу Кубани. Эти, они говорят, вопреки самым торжественным договорам, тем не менее, пересекают реку, грабя и опустошая все перед собой.

Черкесы столь решительно настроены сохранить свою независимость любой ценой, что на недавней встрече конфедеративные вожди, отдав все мелкие поместья в пользу общих интересов, склонились к тому, чтобы никогда не вложить меч в ножны, пока русские остаются на их территориях.

Трудно было высказать мысль об их конечном успехе, если учесть ту гигантскую силу, которой они должны были противостоять, и темные и мрачные маневры, которые это правительство применяет, когда решит достичь какой-то важной цели. Но существует надежда, если мы вспомним природу страны, чрезвычайную смелость народа, их привязанность к своим вождям, романтическую любовь к свободе, то что они являются самыми лучшими партизанами в мире и, кроме того, что они до настоящего времени сопротивляются каждой попытке продать страну ради золота кинжалов, украшенных драгоценными камнями.

Во время кампании различие рангов, кажется, не вызывает отличий между ними: вождь одет не лучше, чем рядовой соплеменник, сумка проса, здесь называемого [43] аджика, и кожаная бутыль, полная сху (сорт кислого молока), образуют запас провизии; и бурка (чаоко) является и тентом, и кроватью. Черкес никогда не жалуется, что он не может двигаться из-за неимения обуви или существовать из-за недостатка провизии; ибо, если сумка с аджикой или бутыль с сху опустеет, винтовка обеспечит ему обед до тех пор, пока птица летает в воздухе или дикий зверь бродит в лесах.

Закаляемые в том, что мы называем лишениями, с младенчества и практикуя воздержание в высокой степени, которая считается здесь добродетелью, они переносят все превратности войны не только без сетования, но с бодростью. Вот пример их отчаянной доблести: русские офицеры уверяли меня, что черкесский воин никогда не сдается, сражаясь до последнего дыхания, даже с войском врагов, лишь только когда он обессиливает от ран, тогда только он может сдаться на милость победителя и, если место мне позволит, я могу рассказать подробности о героизме и доблести этого народа, возможно, беспримерных в истории любого другого. Даже во время моей короткой остановки в лагере я был свидетелем подвигов, которые не опозорили бы лучшие страницы рыцарского романа.

Ко всей этой храбрости мы можем добавить, что они владеют таким же количеством хитрости, ловкостью, что абсолютно невозможно перехитрить их: враг никогда не может рассчитать их движений, т. к. появляясь как из-под земли, они сейчас находятся в одном месте, затем — в другом, и даже ползут, подобно змее в траве и удивляют часового, дежурящего на воротах крепости; одним словом, каждое дерево, утес и кустарник служит черкесу засадой.

В случае крайней опасности сигнальные костры, связанные друг с другом подобно телеграфу, зажигаются над горами, которые черкес, не успев увидеть, тут же хватает оружие, взбирается на лошадь, всегда оседланную и наготове стоящую у его двери, и галопом скачет к вождю.

Нет слов, чтобы описать достойным образом стремительность черкесского заряда; самым храбрым европейским войскам он показался бы абсолютно жутким, т. к. выпускается со скоростью молнии, сопровождается наводящим ужас военным криком, напоминающим как я ранее заметил, вой шакала. Такой также является [44] восхитительная выучка лошади и всадника, что я ежедневно изумляюсь подвигам наездничества даже самого слабого солдата, намного превосходящим по драматическому эффекту любое публичное конное состязание, которое я когда-либо видел в Европе; это кажется почти невозможно для человеческого тела выполнить. Например, черкесский воин спрыгивает со своего седла на землю, бросает кинжал в грудь лошади врага, снова прыгает на седло; затем становится прямо, ударяет своего противника или поражает цель почти точно его легким кинжалом; и все это в то время, как его лошадь продолжает полный галоп.

Но прекраснейшее зрелище, которое вы можете, возможно, вообразить от этого описания войны, является единоборство между одним из этих прекрасных парней и черноморским казаком, единственным кавалерийским солдатом в русской армии, вообще способным защитить его землю против такого грозного противника, который, тем не менее, в конце почти непременно становился жертвой превосходящей удали и ловкости черкесов. Эти сражения обычно сопровождаются всеми формами борьбы и, к чести обеих армий, строжайший нейтралитет соблюдается.

Я не видел сам любого из этих рыцарских поединков, но русский офицер, к чьей правдивости я испытывал самое определенное доверие и кто был свидетелем этому несколько раз, снабдил меня следующими подробностями: — «Сражающиеся обычно начинают атаку на полном галопе с легким мушкетом; но т. к. хорошо натренированы оба, то первый пыл редко оказывается эффективным, т. к. они оба и прыгают с седла и через седла с одной стороны, чтобы уклониться. Иногда они берегут снаряд до тех пор, пока, подобно змее, устремляющейся к своей жертве, каждая сторона выжидает благоприятного момента, когда его противник потеряет бдительность, чтобы выстрелить. В другой раз, когда на полном галопе они встречаются с ужасным грохотом, они резко разворачиваются и начинается борьба на смерть, в которой одному или другому наверняка суждено пасть».

Если лошадь убита, черкесу это безразлично, вследствие прекрасного обычая привязывать все оружие к себе, и его ловкость такова, что он в общем уклоняется от всякой попытки разрубить себя, разве только значительными силами. Даже если он окажется без лошади, он [45] не упустит случая прыгнуть, как тигр, на лошадь своего противника и стащить всадника в пыль.

К этим одиночным сражениям постепенно примыкают товарищи до тех пор, пока не вовлечена вся группа.

Вообще говоря, черкесы никогда не начинают атаку; их манера борьбы в том, чтобы после неистовой атаки, — исчезнуть, подобно молнии, в лесах, когда они несут с собой их убитых и раненых; и это единственный момент, когда они вовлекают в это божественную власть, которой они придают религиозный характер, что русские имеют шанс получить существенное преимущество, за исключением, действительно, когда пушка — ужас горцев — гремит против них. С другой стороны, стоит только рядам русских войск прийти в расстройство, как их буквально разносят на клочья в течение нескольких минут.

С самого начала моего знакомства с вождями я уверенно отклонялся от того, чтобы участвовать в партизанской войне, провозглашая при каждой возможности, что я — миролюбивый хакким, и что мой визит был визитом исключительно связанным с любопытством. Кроме того, сколь бы я ни проклинал амбициозные взгляды русского правительства и не осуждал его эгоистичную политику, у меня было достаточно причин уважать многих из них лично. Вдобавок к этому, я был лично знаком с несколькими офицерами, служащими в соседних крепостях. Каким же образом тогда я мог бы поднять руку на них или быть орудием их уничтожения?

Тем не менее, во время моего короткого пребывания в лагере любопытство неоднократно побуждало меня . к сопровождению князя в его разведывательных экспедициях; но черкесская разведка слишком дерзка, чтобы не сопровождаться значительной опасностью, и в одной из этих разведок мы оказались с несколькими преследователями на равнине Суджук, полностью окруженной превосходящими силами черноморских казаков, которые засели, подобно батальону лягушек в высоких тростниках и камышах по берегам реки. К счастью, бдительность соплеменников нашего вождя не спала; ибо, чувствовав опасность для нас на расстоянии, они кинулись нам на помощь, иначе мы, вероятно, кончили бы плохо; и так уж у нас несколько человек были ранеными и погибли три лошади. Что касается меня, я был обязан жизни прекрасному обычаю носить патроны на груди одежды для моей защиты, по крайней мере это спасло меня от сильной [46] раны, когда пистолетный выстрел полностью разбил один из металлических тюбиков, полных пуль, не оставив никакого плохого эффекта, кроме легкого синяка.

Но единственное обстоятельство, сопровождающее атаку, показалось направленным против моей свободы, которое я подозревал, было не случайным. И это подтвердилось. После сообщения вождю моих подозрений, что в лагере находится предатель, четкое наблюдение было сохранено, что привело к разоблачению волынского дезертира, который был раскрыт следующей ночью при возвращении из русского лагеря. Я сейчас обнаружил преимущество в том, что я назвался стамбульским хаккимом. Но, если бедный доктор был объектом злобы русского генерала потому лишь, что он был европейцем, что бы сталось со мной, если бы они узнали, что я англичанин.

Фактически Черкесия окружена русскими шпионами, несмотря на самую активную бдительность вождей; но к чести народа их редко находят среди аборигенов страны, ими в основном являются путешествующие армянские купцы, корыстная порода людей, которая в любое время продаст честь и честность за золото. Иногда, действительно, русские дезертиры, называющие себя поляками, и после злоупотребления гостеприимством черкесов, возвращаются в свой собственный лагерь, таким образом, предавая их самым грязным образом, что является причиной всеобщего недоверия не только к полякам, которые нашли убежище здесь, но и ко всем иностранцам без гарантийных писем.

Планы России для подчинения Черкесии. — Приготовление конфедеративных племен к вступлению против России. — Отправление к черкесскому лагерю на Убине. — Прекрасный пейзаж. — Прибытие в лагерь. — Выставление национального знамени. — Энтузиазм народа.

Через несколько дней после моего прибытия в лагерь прибыл курьер, принесший важное сообщение, что казаки делают большие приготовления на противоположных берегах Кубани, чтобы одновременно вторгнуться в страну [47] с русским гарнизоном крепости Абун, или Убин, для учреждения линии связи между фортом и русскими владениями в Черном море — Геленджиком и Суджук-Кале. Таким образом намеревались предотвратить все связи между шапсугами, натухайцами и другими племенами на левом берегу Кубани с их братьями, различными племенами черкесов, которые населяли страну абадзехов, или абазинов.

Этот план совпадал во всех отношениях с тем, о котором я до этого слышал от русских; по завершению которого Суджук-Кале был разрушен, крепость Геленджика превращена в арсенал и новое приобретение на Абуне, в горах, сильно укрепленное. Это является самой важной позицией, занятой русскими с начала войны, если они были бы в состоянии обеспечить ее, любое эффективное соединение части конфедеративных князей оказалось бы настолько трудным, что вся Северо-Западная часть Черкесии должна была полностью покориться их власти.

Эту опасность, тем не менее, черкесы полностью осознавали; и я был очень удивлен, когда обнаружил точность знаний, которую они проявили в этом отношении и обдуманные планы, которые они привели, чтобы обмануть намерения захватчиков. Вся страна, через которую они надеялись пройти, должна была быть опустошена и деревни сожжены. В одном направлении вооруженные отряды должны были пересечь Кубань и нести войну, и разорение в страну черноморских казаков, в другом — атаковать русский лагерь около Суджук-Кале; тогда как хорошо вооруженные партизаны должны были быть расположены на всех перевалах и на берегах Абуна, чтобы изматывать и препятствовать их продвижению.

Результаты доказали, что их планы были обдуманными, т. к. Суджук-Кале был оставлен, гарнизон Абуна доведен до голода и ряды русских не только обречены на страшное ослабление, но их территория на черноморской стороне реки в значительной части опустошена. В добавление к этому, более глубокое чувство злобы возбуждено в сердцах черкесов против их захватчиков; временные преимущества, которые они получили, имели результатом объединение уз дружбы более тесно между различными вождями и вдохновение всего народа надеждой и верой к будущему.

По получении выше упомянутой новости вместе с [48] указанием, что присутствие моего кунака необходимо на ассамблее конфедеративных князей на расстоянии около 20 миль, мы немедленно оседлали наших лошадей и поехали туда.

Так как я обладал очень неопределенным знанием черкесского языка, и мало кто из туземцев говорил по-турецки, было не мало удовлетворения, когда я обнаружил, что один из рабов моего хозяина — силезский еврей, Натан Шрегер, житель Тешина, полностью компетентен, чтобы быть переводчиком посредством немецкого языка. Я поэтому попросил ему свободу, которая тотчас же была ему дарована, и привлек его как своего сопровождающего. Он был взят немного лет тому назад во время набега черкесов в страну черноморских казаков; но будучи ювелирных дел мастером, он оказался очень полезным и, следовательно, его, вместо того, чтобы продать, оставили на службе вождя. Он был и сообразительным, и проницательным и сам сильно привязался ко мне, выражая сильнейшее желание возвратиться со мной в Европу; и, как вы можете предположить при моих теперешних обстоятельствах, я считал его великим приобретением.

Описывать мой путь было бы только повторять то, что я уже говорил об этой восхитительной стране. Действительно, если возможно, красота пейзажа возрастала, травяной покров был более обильный и обширное количество лошадей, которые везде попадались мне на глаза вместе с широким культивированным пространством составляло несомненные свидетельства существования многочисленного населения, достаточно обеспеченного всеми удобствами жизни. Каждая отдельная равнина, через которую я прошел с тех пор, как я вошел в страну, была омыта ее собственной речкой и, хотя они не были судоходными, все же увеличивали в немалой степени плодородие почвы и красоту пейзажа.

Я был теперь сильно поражен умышленным преуменьшением Клапрота ¹⁸, Палласа ¹⁹ и других писателей под контролем русского правительства, когда они описывали население независимых племен Черкесии; но, возможно, ни в чем другом, как в донесениях, они отразили обычаи и манеры этого народа — о том, что они трудолюбивы, свидетельствует аккуратность их хозяйств и многочисленных стад; и могу дать вам некоторое понятие о населенности: всякий раз когда я поднимался [49] на плато, откуда я мог бы получить выразительный вид на долину, я замечал частично прикрытые деревьями с первого взгляда от 20 до 30 хуторков, и я часто обнаруживал один из них населенный количеством от 100 — 150 человек. Что касается моральных качеств черкесов, они тоже были сильно искажены, они были описаны ничуть не лучше, чем хищные орды дикарей. К этому, тем не менее, я обращусь более подробно в будущем письме.

В процессе моего путешествия я перешел несколько соляных источников, к которым я привлек внимание моих спутников; в то же время, давая им указания в случае необходимости, как использовать этот животворящий источник для получения предмета первой необходимости. Я также придерживаюсь мнения, судя по напластованию по сторонам гор и структуре скал, что страна изобилует углем, особенно вдоль морского берега. Одним словом, я имел все причины верить, по сообщениям туземцев, что страна богата металлами, особенно по соседству с Пшадой и Джуком и в значительной части района Верхняя Абазия, или, как называют ее туземцы, Абазек. Мне также постоянно показывали свинцовую и серебряную руду: и армяне, единственные иностранные купцы, которые путешествуют во внутреннюю Черкесию, сообщили мне, что горные ручьи изобилуют частицами золота, крестьяне часто дают его в обмен на турецкие товары.

Когда мы спустились с горы, яркие лучи вечернего солнца струили их богатую лучезарность над красивой долиной, омываемой Убином и Афибсом, притоками Кубани; вздымающиеся горы, покрытые богатейшей зеленью, постепенно возвышались от их берегов завершались на линии горизонта снежными пиками Кавказских Альп. Но отнюдь не только естественное очарование пейзажа привлекло меня, ибо на этом месте конфедеративные князья Черкесии с их смелыми парнями расположились лагерем, готовясь остановить продвижение захватчика, и было очень интересным, чем роман или хороший спектакль, как они представали глазу европейца — едва ли постижимо.

Шатры различных вождей были сгруппированы по-отдельности (которые по форме — настоящие Хамаксоби), окруженные их соплеменниками, занимающимися военными упражнениями; некоторые бросали копье или топорик в цель, другие упражнялись с различными [50] видами оружия, от кинжала до лука и стрел; здесь демонстрируя искусство всадников, там борясь или бегая.

Кузнецы, в одном месте, чинили мушкеты; в другом лошадей учили плавать, а крошечных младенцев ездить верхом; одним словом, казалось, что война была единственным занятием, существующим в этой стране.

Тем не менее, пастушеские навыки народа в целом не были потеряны из виду, на далеком расстоянии глаз блуждал над сельскохозяйственными полями, на которых были мужчины, женщины и дети; их зеленеющие пастбища пестрели многочисленными стадами.

Разгружая наше огнестрельное оружие, о прибытии которого уже сообщили вождю, огромное количество галантных воинов помчались от палаток и зарослей и в течение нескольких секунд мы были окружены сотней родовитейших патриотов Черкесии; некоторые были одеты в простой костюм своей страны, а другие — в сверкающих кованых доспехах. Именно тогда храбрый вождь, Хирсис-Султан-Оглоу, развернул прекрасное национальное знамя, которое он только что получил из Стамбула, отделанное прекрасными руками черкесской княжны, занимающей высокий статус в Турецкой империи.

При виде долгожданного национального флага тысячи мечей взлетели в воздух и один всеобщий продолжительный вопль радости вырвался из необъятной толпы. Никогда до сей поры не было большего проявления энтузиазма, ни решимости защищать их Отечество. Так как общая угроза, проснувшись в их сердцах, впервые вызвала чувство необходимости единения как первого и как самого необходимого элемента к достижению успеха, каждый мужчина по всей стране поклялся никогда не покоряться русским, не входить с ними в торговые отношения, не поддерживать никаких связей с ними под любым предлогом. Постоянная вражда, которая до сих пор существовала между вождями, племенами, была прекращена; и тех черкесов, которые до настоящего времени разоряли территории друг друга, теперь можно было видеть рука к руке, объединенных теснейшими узами братства.

ПИСЬМО 20

Публичная ассамблея. — Речь воина-старейшины. — Патриотизм черкесов. — Их решимость сохранять свою независимость. — Неудобства, при которых они трудятся. [51]

Ассамблея была проведена в одной из их священных рощ, прилегающих к лагерю. Несколько деревьев были украшены жертвоприношениями; и в центре, на маленьком холмике, так сказать единственный, стоял символ христианства — разрушающиеся останки древнеримского креста, грубо вырезанного из дерева; напротив которого восседали главные вожди на травянистом дерне. Вид такого огромного множества воинов, отдыхающих под тенью почтенных деревьев, серьезно обсуждающих и договаривающихся о самых эффективных мерах, которые необходимо принять, чтобы защитить их страну от ужасных врагов, вот-вот готовых опустошить ее в сотый раз огнем и мечом, был необыкновенно поразителен и впечатляющ. Как только оратор поднимался со своего места, чтобы обратиться к ассамблее, глубочайшее и самое уважительное молчание устанавливалось до тех пор, пока какая-нибудь возбуждающая фраза не производила всеобщего возгласа энтузиазма или не раздавался неистовый возглас мести, которому громкий звон их сабель придавал дополнительный эффект; при котором было необходимо кому-нибудь из старейшин махнуть своей рукой, чтобы порядок снова восстановился. Мне было бы совершенно невозможно попытаться нарисовать возбужденный энтузиазм этого самого патриотического народа; когда один из вождей, не более беспомощный от возраста, чем от ран, прибыл на поле, принесенный туда на особом виде палантина: огромный рев радости и шум оружия до сих пор звенит у меня в ушах.

Его немощная фигура была задрапирована в просторные складки чаоука; и хотя время и заботы избороздили его лицо морщинами, его глаза, тем не менее, сверкали огнем солдата; в то время как длинная седая борода, которая спускалась к пояснице, наделяла выразительностью его фигуру, которая делала его, казалось, едва принадлежащим этому миру. Я выяснил, что старый вождь был татарским князем, называемым Тао Гирей-Аслан, членом Нурус-рода, чьи предки были прежде султанами, или ханами, одного из могущественных племен татар, которое в то же время заняло остров Тамань и чьи владения были на этой части Черного моря, Азовского моръ и Кубани. Они были данниками Турции; но при подчинении их страны Россией большое количество населения со своими вождями нашло [52] убежище в Черкесии и слилось, до известной степени, с этим народом.

В соответствии с великим уважением, оказываемым пожилому возрасту, главные вожди со старейшинами приближались и почтительно целовали его одежду, когда он медленно поднимался со своего ложа, поддерживаемый мужественными руками своего сына, молодого человека поистине геркулесового телосложения и, благословив толпу поднятыми руками, начал свою речь; тем не менее, которую я не претендую воспроизвести дословно, т. к. она была переведена моим переводчиком на немецкий, вдобавок ради любопытства, я пытался сохранить краткое изложение, насколько эти неудобства мне позволили.

Он сначала рассказал о настоящем положении страны и обязательной необходимости единства, отсутствие которого стоило его собственной стране и народу их независимости. Он затем настоял на необходимости слежки с великой тщательностью за иностранными рабами и предотвращения проникновения всех иностранцев, несопровождаемых кунаками, которые бы отвечали за их лояльность, в Черкесию, к тому же он добавил целесообразность предания публичному позору любого вождя, который проявил бы свою привязанность России.

«Где, — плакал старый воин, — моя страна? где сотни тентов, которые покрывали головы моих людей; где их стада; где их жены и малыши; и где сам мой народ? О, Москва! ненавистная Москва! — ненавистные русские — она рассыпала их пыль на четырех ветрах неба; и таков будет ваш рок, о, дети Аттехей, если сложите свои мечи против захватчика!

«Посмотрите на ваших собратьев — инхоусов (ингушей), осетинов, гаудомакариев, аваров и мисджеги, когда-то смелых и могущественных, чьи мечи выскакивали из ножен при малейшем намеке на то, чтобы склонить их головы под иностранным ярмом, кто они сейчас? Рабы! О Аттехей! Это следствие того, что позволили ненавистной Москве свободный доступ через свои территории. Они впервые построили дома из камня для их вооруженных мужчин, затем украли у обманутых туземцев их земли, разоружили их, позже обязуя их усиливать полчища своих угнетателей.

«Я слышал, — сказал он, — что великий падишах всех морей и Индий (что означает монарха Англии), [53] внушающий страх Москве, предложил вам руку союзника. Такой могущественный монарх является действительно достойным, чтобы объединиться с героическими сынами гор; но помните вашу независимость и никогда не разрешайте иностранцу накинуть ярмо на вашу шею. Вы уже позволяли османам построить сильные укрепления на ваших берегах: что они дали вам взамен? Война и чума скосили ваших детей; и в час опасности они бежали, оставляя вас с пустыми руками сдерживать поток, который был против вас».

«Немного коротких недель ослабят мое слабое тело; но моя душа поднимется к жилищу моих отцов — земле блаженных: там она будет плакать громко великому Тха, Вечному Духу, о мести нашим преследователям. Когда это произойдет, о Аттехей! защитите остаток моего народа. Мы бежали от истребляющей руки разрушителя, и вы дали нам дом; наша страна вырвана из нашей власти и вы разделили с нами земли ваших отцов; и ваша страна теперь наша страна. Оказался ли мой народ неблагодарным за это благодеяние? Запятнал ли акт предательства имя татар? Не наши ли мечи тысячами пили жизненную кровь наших безжалостных врагов? Во имя ран, которые я получил, защищая вашу свободу, — ран, которые сделали меня за годы беспомощным калекой, — продлите ваше гостеприимство по отношению к моему народу». Затем, представляя своего сына, он воскликнул: «Видите последнего из моего рода; четверо моих сыновей уже погибли под пушками нашего врага: остался только он; возьмите его; его жизнь посвящается поддержке свободы Аттехей».

Сказав эти слова, он опустился на свое ложе, изнуренный волнением и был унесен из рощи в глубоком молчании, прерываемом только глухими рыданиями тех, кто не смог сдержать своих чувств. Много смелых, бывалых воинов боролись напрасно, чтобы удержать слезы, которые катились по их загорелым щекам; хотя другие хмурили брови, стискивали зубы, извлекали сабли и выражали все признаки подавляемой ярости и негодования.

После того, как пролетело несколько минут, когда тон чувства снизился, один взрыв оваций разорвал воздух, и отразился дальше и шире через леса, и, будучи отраженным от горы к горе, казалось, сильно сотрясал сами горы. [54]

Речи были также произнесены старейшинами почти всех соседних племен Черкесии, независимо от тех, которые вели кочевую жизнь, тюрками, ногайскими татарами, калмыками и т. д., все выразили самые дружеские чувства к общему делу и клялись обеспечить их независимость в любом, случае.

Я должен признаться, что сам вид всей ассамблеи вместе с воодушевленными речами этих простых горцев, произвел на меня сильное впечатление. Это усиливалось их патриотическим духом, любовью к свободе, романтическим обликом страны и характерным одеянием мужчин с их рыцарскими доспехами; в то время как женщины, облаченные в их длинные падающие вуали, двигались среди толпы, напоминали так сильно ангелов, посланных, чтобы возбудить их на доблестные поступки.

Вся сцена напоминала мне о том, чем, возможно, была Швейцария во время героической борьбы своих сыновей против выученных легионов могущественного дома Габсбургов: и когда я наблюдал мирные, скромные дома и пастушеские поля вокруг меня, я проклинал из глубины души, что отвратительное стремление приносит страдания; ни горы, ни лощины, ни бесплодные скалы не были защищены от злой воли. Как глубоко, затем, мы должны сочувствовать судьбе этого несчастного народа, столь долго подверженного всем видам разрушений! Действительно, это совершенно ужасно смотреть на ужасную силу, против которой эта горстке людей собирается бороться, особенно в настоящий момент, когда, будучи в мире со всеми, все силы этой могущественной нации направлены в эту точку, подстрекаемые и привлекаемые к участию сотнями несостоятельных аристократов и безденежных командиров, которые жаждут обладания их красивыми горами и плодородными равнинами.

Не говоря уж о страшном превосходстве в численности и изобильном снабжении всеми предметами войны, которыми обладают русские, — что противопоставляют этому бесстрашные горцы? Ничего, кроме горных стен и смелых мечей: пушками они, можно сказать, очень бедны и не часто порох есть в их мушкетах. И это только не единственные неудобства, с которыми они сталкиваются: половина мужчин без мушкетов и большое число оставшихся некому чинить. Штык вообще неизвестен, сабля и кинжал, фактически, — универсальное оружие.

Как вы можете предполагать, в стране, подобной этой, [55] не существует регулярной армии, каждый мужчина в зависимости от своего собственного вкуса и финансов обеспечивает себя военным снаряжением; следовательно, в одном месте мы видим солдата, вооруженного длинным ружьем, в другом — коротким; и тысячи вместо мушкета обязаны брать копье и лук,и стрелу. Тем не менее, последнее оружие из-за природы страны и их опыта в его использовании является самым эффективным и сильно пугает русских не только из-за смертельной раны, которую неизменно наносит удар стрелы, но также из-за того, что они не могут сказать, откуда им угрожают. Несколько присутствующих вождей, действительно, было обеспечено самыми примитивными железными ружьями их собственного производства размером 3 — 4 ствола, сделанных в виде мушкетов, которые они носят с собой во время их партизанских вылазок на конях.

Этому новому улучшению в искусстве войны среди черкесов они обязаны советам дружественного иностранца; и если его лучше сделать и использовать, оно могло бы стать самым значительным оружием в защите их перевалов от наступления врага. Дуло покоится на 2-х палках, пересекающих друг друга на вершине оружия; и, если стрелять от плеча, подобно обычному мушкету, они в состоянии поразить самую страшную цель; ибо следует помнить, черкес убого снабжен амуницией и, следовательно, никогда не стреляет без уверенности в будущей жертве.

Комментарии

1. Трапезунд — турецкий порт на Черном море.

2. pied de guerre (фр.) — плацдарм.

3. Ноев ковчег. Ной — в преданиях иудаизма и христианства герой повествования о всемирном потопе, спасенный праведник и строитель Ковчега. Согласно библейскому повествованию, бог решил наслать на развратившихся людей потоп. Только Ной удостоился его покровительства: бог предупредил его о предстоящей катастрофе и велел построить ковчег. Непрерывный дождь продолжался 40 дней и ночей, высокие горы покрылись водой, и все, живущее на земле, погибло; вода прибывала 150 дней, затем стала убывать и ковчег остановился «на горах Араратских». Через 40 дней Ной выпустил в окно ковчега ворона, но тот не нашел себе места и возвратился; также неудачно вылетел голубь. Но через семь дней голубь возвратился с листом маслины в клюве — это был знак того, что вода сошла; еще через семь дней голубь уже не вернулся; земля постепенно обсохла, и через 365 дней от начала потопа люди и звери смогли покинуть ковчег.

4. Воронцов Михаил Семенович (1782-1856) — князь, русский государственный деятель. Сын Семена Романовича Воронцова, министра при Екатерине II, а затем при Павле. М. С. Воронцов участвовал в Отечественной войне 1812 г., а затем в заграничных походах русской армии в качестве командующего русским оккупационным корпусом во Франции. Был близок к деятелям ранних декабристских организаций. С 1823 г. новороссийский генерал-губернатор и наместник Бессарабской области, в 1828-44 гг. новороссийский и бессарабский генерал-губернатор. В 1844-54 гг. — наместник на Кавказе и главнокомандующий отдельным кавказским корпусом.

5. Страбон (64/63 до н. э. — 23/24 н. э.) — известный древнегреческий географ и историк. Путешествовал по Греции, Малой Азии, Италии и Египту. Его «География» — ценный историко-этнографический источник, в котором содержатся сведения о Кавказе и Боспорском царстве.

6. Ришелье, Арман Эмманюэль де Плесси (1766-1822) — французский и русский государственный деятель, герцог. Во время русско-турецкой войны. 1787-1791 гг. в ноябре 1790 г. участвовал в качестве волонтера русской армии в штурме Измаила. Монархист по убеждениям, Ришелье в 1791 покинул Францию. С 1795 г. по 1814 г. жил в России. Был с 1803 г. градоначальником Одессы, одновременно в 1805-14 гг. — генерал-губернатором Новороссийского края. После реставрации Бурбонов возвратился во Францию, где был первым министром в правительстве Людовика XVIII.

7. Александр I (1777-1825) — «сфинкс, не разгаданный до гроба», «сущий прельститель» — так характеризовали современники российского императора. Александр I взошел на престол после убийства своего отца Павла I в результате дворцового переворота 12 марта 1801 г. Первая половина царствования Александра I прошла под знаком умеренно-либеральных реформ, большая часть которых была разработана «Негласным комитетом», состоящим из молодых аристократов, друзей царя. В 1819-20 гг. окончательно определился поворот Александра I к реакции: отменены все указы, изданные в первые годы царствования, усилились гонения на просвещение и печать, пышно расцвели различные религиозные и мистические организации. Александр I в последние годы впал в крайний мистицизм. Внезапная смерть Александра в Таганроге породила версию о его превращении в старца Федора Кузьмича, которая и в настоящее время поддерживается представителями западной историографии (см. Федоров В. А. Александр I/ Вопросы истории. — 1990. — №  1).

8. Скасси, Рафаэль — коммерсант, посетил Черкесию в 1811 г. с целью установления торговых отношений с прибрежными черкесскими племенами. Главным районом его деятельности стали окрестности Анапы и Суджук-Кале (Новороссийска). На первых порах ему покровительствовал комендант Анапы генерал Бухгольц. Интересно то, что Бухгольц был женат на черкешенке из племени абадзехов, захваченной в плен при взятии Анапы графом Гудовичем и воспитанной графом Коковским.

Влиятельным кунаком Скасси в Натухае являлся князь Магомет-Индар-Оглы. Впоследствии Скасси стал чиновником министерства иностранных дел и в звании «попечителя» торговли с горцами развернул еще более активную деятельность по вовлечению черкесов в свои коммерческие предприятия. Однако русские власти на Кавказе не доверяли Скасси, которого, тем не менее, поддерживало Министерство иностранных дел во главе с Нессельроде.

При столкновении в 1828 г., во время русско-турецкой войны, с адмиралом А. С. Меньшиковым, руководившим осадой Анапы, Скасси чудом избежал привлечения к судебной ответственности и был уволен с государственной русской службы. (См. Скасси Р. Извлечение из Записки о делах Черкесии, представленной господином Скасси в 1816 году // АБКИЕА. — Нальчик, 1974; Чирг А. Ю. Из истории русско-адыгейских торговых связей на Черноморском побережье Кавказа в первой четверти 19 А. // Вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в 19 в. — Майкоп, 1987. — С. 3-14).

9. Махмуд Индаргов — Магомет Индар-Оглы, см. п. 8.

10. Чипакоу — одно из крупных шапсугских объединений.

11. «...эти люди... в отличие от других жителей востока не строго изолируют своих женщин в гарем. Вероятно, они последовали в этом отношении примеру их соседей, черноморских казаков». Женщины у адыгов почитались издревле; многочисленные европейские путешественники VII-XIX вв. писали об общительности, независимом характере адыгских женщин.

Уэркъ хабзэ — традиционный кодекс чести адыгского дворянства — диктовал рыцарское отношение к женщине, которое специалисты правомерно соотносят со средневековыми европейскими представлениями о Прекрасной Даме. Поэтому утверждение о заимствовании подобных форм поведения у черноморских казаков, появившихся гораздо позже на этой территории, представляется несостоятельным, (см. Бгажноков Б. X. Адыгский этикет. — Нальчик, 1978):

12. Ликург — легендарный спартанский законодатель (9-8 вв. до н.э.), которому приписывают создание институтов спартанского общественного и государственного устройства, действительное оформление которых было результатом длительного исторического процесса перехода от первобытнообщинного строя к классовому обществу. Полноправным гражданином в Спарте считался лишь тот, кто неукоснительно выполнял все предписания законов Ликурга. Законы Ликурга детально регламентировали быт и личную жизнь людей, внедряли суровые методы воспитания детей в специальных лагерях — аге-лах (букв, «стадо»). «Ликургов строй» утверждал также принцип равенства: в Спарте была разработана система мер, ограничивавших возможности личного обогащения.

Преобразования Ликурга в короткий срок превратили страну в мобильный военный лагерь/способный противостоять как внешней агрессии, так и внутренним возмущениям.

13. Речь идет о своеобразном виде нательной одежды у народов Северного Кавказа — корсете. Е. Н. Студенецкая связывает ношение корсета с представлениями адыгов о женской красоте: на Северном Кавказе, в особенности у адыгских народов, идеалом женской красоты считалась стройная фигура, плоская грудь, тонкая талия. Поэтому на девочку с 6 лет (по другим сведениям, с 7 или с 10 лет) надевали корсет. Корсет навсегда снимался молодым супругом в первую брачную ночь. Корсет носили лишь девушки высших сословий. Происхождение корсета остается неясным. Возможно, он был занесен к адыгам из Турции. (Студенецкая Е. Н. Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв. — М., 1989).

14. Гектор — в греческой мифологии главный троянский герой в «Илиаде».

15. Приам — в греческой мифологии последний царь Трои. В «Илиаде» Приам — престарелый царь, глава многочисленного семейства, насчитывающего 50 сыновей и 12 дочерей.

16. Вильяминов — Вельяминов А. А. — командующий войсками на Кавказской линии, генерал.

17. польских... дезертиров — многие поляки, участники восстания 1831 г. в Польше, были сосланы на Кавказ в войска Отдельного Кавказского корпуса, сражающегося против горцев. Часть поляков переходила на сторону горцев, неся с собой передовую военную мысль, новую тактику ведения боя, поляки часто сообщали сведения о дислокации царских войск. Были попытки установить контакт между революционно-демократическими организациями Франции и Италии и антиколониальным движением горцев посредством польских эмигрантов. (Бижев А. X. Об участии польских радикально-демократических повстанцев в антиколониальной борьбе северокавказских горцев в 30-х годах 19 ве-ка // ИСКНЦ  ВШ. — серия Общественные науки. — 1976. — № 1. — С. 59-63).

18. Клапрот, Генрих — Юлиус (1783-1835) — русский академик, выдающийся ученый-ориенталист. Родился в Берлине в семье известного ученого-химика. В 1804 г. был приглашен русской Академией наук в качестве адъюнкта восточных языков и словесности. В 1807 г. стал экстраординарным академиком и тогда же был командирован на Кавказ для историко-филологических и этнографических исследований.

Заслуги Клапрота велики: он подробно описал племенной состав населения Северного Кавказа, уточнил его лингвистическую классификацию. В то же время в его сочинениях содержится ценный этнографический материал. Впервые его двухтомный труд вышел в 1812 г. на немецком языке в Галле и Берлине. К этому времени Клапрот уже покинул Россию и, недолго прожив в Германии, поселился в Париже, (см. Клапрот Г. Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807-1808 гг. // АБКИЕА. — Нальчик, 1974. — С. 235-280).

19. Паллас, Петр Симон (1741-1811) — русский академик, знаменитый ученый-энциклопедист, натуралист и путешественник.

По поручению русской Академии наук, куда Паллас был приглашен в 1766 г., он разработал план большой комплексной экспедиции по изучению производительных сил окраин России. Эта экспедиция работала в том числе и на территории Северного Кавказа.

Путешествие Палласа по Кавказу как бы завершало кавказоведческие изыскания русской Академии наук 18 в.

Описание путешествия Палласа на Кавказ было первоначально издано на немецком языке в Петербурге в 1799-1801 гг. в книге «Заметки о путешествиях в южные наместничества Российского государства в 1793 и 1794 гг.»

19а. Мисджеги — наименование чеченцев кумыками.