|
310. 1854 г. апреля 24. — Из протокола
допроса турецкого шпиона Гаджи Измаил Ломан-Оглы
о взаимоотношениях Турции и Шамиля.
Зовут меня и прозывают, как выше
сказано, от роду мне 40 лет, веры магометанской,
секты Омаровой, женат, имею одну дочь, кои
находятся в г. Багдаде; коран читать могу, а
писать не умею.
Я принадлежу к числу жителей гор.
Ахалцыха, оставил место жительства в
двенадцатилетнем возрасте, при занятии русскими
войсками в 1828 году Ахалцыха. Скитаясь по разным
местам в пределах Турции и Персии, во время войны
турецкого султана с египетским пашой я поступил
в ополчение баши-бузуков египетских и, пользуясь
покровительством Ливи- Фаград-бея (он грузин),
командовал 80 баши-бузуками и получал содержание
сотенного начальника, т. е. по 250 крушей в месяц.
После введения другими державами египетского
паши в покорность султану я оставил помянутую
службу, отправился в Багдад, где поступил к
багдадскому валию Лаз-Али-паше исполнителем его
распоряжений по краю (ичь-агаси), а по смене этого
валия я проживал в последнее время в
Диарбакирском пашалыке в Харпертской провинции.
Летом прошлого года получив известие, что
Рыза-паша, с которым я был знаком во время
служения его при покойном султане Магмуде
адъютантом (мабейнчи), назначен мусташиром
Анатолийской Турецкой Армии, я прибыл к нему в г.
Каре и поступил при нем в звание ичь-агаси.
До выступления турецких сил из Карса к
Александрополю, я был истребован муширом
Абдул-Керим-пашею (Абди-паша) в его присутствие и
там он вместе с мусташиром вручили мне два
письма, на имя Шамуиль (Шамуиль
— более правильное произношение имени Шамиля в
арабской транскрипции)-эфендия написанные, и
приказали словесно передать Шамуилу: во-первых,
что император Российский, требуя от султана
некоторые права над Иерусалимом, хотел унизить
великого султана; во-вторых, что султан по
убеждению духовенства, надеясь на защиту Франции
и Англии, объявил России войну (Речь
идет о начале т. н. Крымской войны, имевшее место
между Россией и Турцией в 1853 — 66 гг.) и войска
его подвинуты от Карса, Баязета и Ардагана к
пределам за Кавказским, и, в-третьих, что Шамуилу
остается теперь, в довершение своих беспрерывных
действий противу русских о вере, надеясь на
неограниченную милость Порты, сообщить им о цели
своей в предстоящих военных обстоятельствах. Из
Карса до сел. Баяндура я следовал в рядах войск, а
по прибытии в Баяндур я до начатия военных
действий отправился пешком в виде нищего по
Дилиджанской дороге: на Елисаветополь, Нуху,
Шемаху, Кубу, Аты, Кази-Кумык, Чох, в самый Ведень,
где в местечке переименованном Дарги, явился к
Шамуиль-эфендию, подал ему письмо с передачею
словесного приказания, который назначил мне
пребывание в доме находящегося при нем беглого
жителя сел. Казанир Шамхальского владения —
Тотая-Муса-оглы. Хотя Шамуиль намерен был одарить
меня деньгами, но я не принял, потому что при
отправлении меня из Карса мне дали на путевые
издержки ворох червонцев и кроме того я надеялся
по благополучном возвращении получить от
турецкого правительства примерную награду.
Пребывание мое у Шамуиля [377]
продолжалось около двенадцати дней, т. е. пока
состоящий при нем египетский выходец Гаджи-Юсуф,
пользующийся званием наиба, составил советы
муширу и мусташиру и, по заготовлении,
Шамуиль-эфенди лично отдал мне два письма с
приложением к ним перевода русской газеты,
найденной у убитого горцами казака и чертежного
описания земель, обитателей ка Кавказе и за
Кавказом, составленного названным Гаджи-Юсуфом
египетским. И при этом Шамуиль-эфенди поручил мне
на словах доложить муширу и мусташиру: 1) что он
имеет в довольном числе войска и артиллерию; 2)
что получаемые из Закавказских провинций от
мусульман письма доказывают, что русские много
боятся, чтобы он не препятствовал их сообщению с
Закавказом; 3) что везде татары — как покорные
России, так и непокорные — чрезмерно одушевлены
настоящей турецкой войною; 4) что как покоренные
Россией части горцев не состоят под его властью,
то следует турецкому правительству обратиться к
владетелям их: шамхалу Сарковскому, Юсуф-беку
Кюринскому, агалару Казыкумыкскому и другим для
общего восстания; 5) что он готов усердно
действовать и соединиться с турецкою силой на
тех пунктах, которые будут определены муширом; 6)
что мушир и мусташир должны обо всем уведомлять
его, для верных соображений и 7) что без
предварительных оповещаний он не может
приступить к наступательному движению, исключая
только обстоятельств, относящихся до Дагестана
собственно. Получив сказанные письма и словесные
приказания, возвратился обратно до самого г. Кубы
прежним путем, а оттоль чрез горы, отделяющие
Кубинский уезд от Нухинского, спустился на
Кабалинскую плоскость и шел на сел. Дягна
(Нухинского уезда), имея ночлеги в пастушьих
зимовниках, потом переправившись по мелководию
чрез р. Алазань, прибыл к р. Кабир (Иоре),
протекающей между Тифлисом и Сигнахом, где у
ночевавших вместе со мною в кибитке кочующего
жителя, трех неизвестных мне лезгин, покупавших
там рогатый скот, тайно украл билет на русском
языке написанный, зная, что таковой может
доставить мне свободный пропуск чрез деревни
поселян, и отсюда прибыл в гор. Тифлис, где, не
оставшись ночевать, следовал далее по почтовой
дороге до первой от Тифлиса станции, а от станции
пошел стеною и, переправившись [через] р. Храм
возле какой-то крепости, продолжал путь свой
горами, ночуя в ущельях: наконец, вышедши, не
доходя до Мокрой горы, на равнину, я встретился с
одним незнакомым мне жителем Борчалинского
участка, который объявил мне, что он идет в
пограничные турецкие деревни для того, что брат
его находится в бегах, и как заграничные жители
уворовали в Борчалинском участке быков, то
хозяева их по случаю бегства брата его, считая
его сообщником сказанных воров, требует от него 8
быков с 80 р. серебром, и что так как пограничные
турецкие деревни ныне состоят во власти русских,
то он намерен разыскать помянутых уворованных
быков и возвратить хозяевам их, — почему и я
согласился следовать с ним далее до турецких
деревень, но как недалеко от сел. Чизикмер
усилившаяся мятель заставила нас спать под
снегом, то мы на другой день утром пришли в
сказанное селение с целью погреться и, входя в
буйволятник одного незнакомого мне армянина,
расположились на досках, там сложенных, и я из
предосторожности письма, бывшие у меня, подложил
тайно под доску так, что и товарищ мой не мог
приметить этого, потом в самой скорости пришли к
нам старшина деревни и жители оной, схватили нас,
обыскивали, но бумаги остались необнаруженными,
и за караулом [378] отправили в
город Александрополь к местному участковому
начальнику вместе с отобранными при обыске у
меня десятью червонцами, тремя полуимпериалами,
четырьмя руб. 50 коп. серебром, печатью, кинжалом и
билетом, украденным мною у трех лезгин, и у
товарища моего Исмаила, по отчеству мне
неизвестного: пистолетом, кинжалом и двумя
билетами, и участковый начальник на другой день
препроводил нас к одному штаб-офицеру, который
отправил на городовую гаупвахту, отколь, по
выдержании двух или трех дней, перевели нас в
крепость. Причем присовокупляю следующие
сведения: а) в бытность мою в Ведене Шамиль
посредством тестя своего Джемаладина помирился
с Даниель-султаном, с год тому назад лишенным
управления магалами горными; б) в Нухинском уезде
я слышал, что все лезгины Казикумыкского ханства
отозваны из мусульманских провинций агаларом,
обнаружившим неблагонамеренность к России, и в)
имена деревень, по которым я следовал к Шамилю и
обратно, мне неизвестны потому, что я хотел
пробраться в таком виде, чтобы никто не мог
обнаружить меня. Что я все это показываю по сущей
справедливости, в том прилагаю именную свою
печать; меня же многие из коренных жителей знают,
что я действительно служил у мусташира Рыза-паши.
Ф. 559, оп. 2, д. 3, л. л. 14-16. Подлинник. В
конце документа печать допрошенного.
|
