|
170. 1843 г. марта 22. — Рапорт Командующего войсками в Северном и Нагорном Дагестане — генерал-майора Клюки фон Клугенау, командиру корпуса генералу Нейдгарту о террористической диктатуре Шамиля в Дагестане и способах, применяемых им для покорения и угнетения народа, № 39. Укр. Темир-хан-Шура. В первых числах прошедшего января месяца я поручил Генерального штаба капитану Неверовскому осмотреть все укрепления в Северном и Нагорном Дагестане находящиеся и их гарнизоны, а также собрать сведения относительно мер, принимаемых Шамилем к учреждению внутреннего управления в землях повинующихся ему горцев. Капитан Неверовский, по возвращении своем из гор, представил мне следующие, собранные им сведения о нововведениях Шамиля касательно военного и гражданских укреплений, и об его намерениях. Все общества, лежащие от Андии до Казикумукского ханства, признающие над собою власть Шамиля, разделены им на шесть наибств: Отложившиеся аварские деревни составляли одно наибство и поручены Хаджи Мурату. [217] Общество Анкратль имеет наибом Омара. В Тиндинском обществе назначен наибом Гаджи Магомет. В обществе Карате — наибом Гальбац-Дибирь. В Тилитле, Хидатле и отложившихся андалальских деревнях назначен наибом Кибит Магомет. В Карахском обществе — наиб Абдурахман Дибирь. В Андии — наибом Газину, а в Гумбете — Абакер Кадий. Наибы имеют право казнить людей виновных и вообще — полные хозяева во вверенных им участках, но должны отдавать отчет о своих действиях Шамилю. Наибы не получают содержания от Шамиля, а каждый из их подчиненных платит им некоторую часть, смотря по своему состоянию. Наибы придерживаются системы управления своего имама и зажиточные горцы страдают более всех. Они обыкновенно считаются людьми подозрительными и на них налагают огромные денежные штрафы, а часто и все их имение отбирается. Подобная жестокая мера чрезвычайно раздражает горцев и вредит в мнении народном как главе непокорного нам Дагестана, так и его наибам. Шамиль, желая иметь постоянно в готовности к действию часть горцев, учредил муртазаков или муртазигетов, как они называются жителями Нагорного Дагестана. Цель учреждения муртазигетов — двоякая: прямая и косвенная. Прямая цель: привязать к себе некоторое число горцев, которые всегда были бы готовы жертвовать своею жизнью. Косвенная цель: наблюдение в деревнях, не заслуживающих еще полного доверия, за исполнением правил шариата и постоянная готовность к действию по первому требованию Шамиля. В это, некоторым образом, постоянное войско, выбирается из каждых 10 семейств один всадник. Муртазигеты получали прежде жалованье по 1 1/2 руб. сереб. в месяц. В настоящее же время они денежного содержания не получают, а жители должны им давать: приют, хлеб, баранов, продовольствовать их лошадей, обрабатывать их поля и снимать посевы. Таким образом муртазигеты имеют хорошее продовольствие и требования их в деревнях иногда бывают чрезмерны, а сверх того освобождены от домашних работ. Ничто более не может согласоваться с азиатской ленью, и Шамиль подобною мерой, можно сказать, достигает прямой цели учреждения муртазигетов. Он имеет между ними весьма много приверженцев, которые действительно готовы жертвовать за него жизнью во всякое время. Муртазигеты участвуют во всех делах и там, где их будет находиться более, то дело непременно будет упорнее. Муртазигеты разделятся на десятки, сотни и пяти сотни. Каждая из этих частей начальника с постепенною зависимостью. Пятисотенными начальниками назначены почти везде наибы. Они называются генералами, полковниками и капитанами. Генералы: Ахверды Магома, Шуаиб Мулла Улубей Мулла, Абакер Кадий и Кибит Магомет. Полковники: Абдурахман Дибирь и Омар Анкратльский. Капитанами называются остальные младшие наибы. [218] Все наибы носят на правом плече серебряные пластинки, которые им служат вместо эполет. Пятисотенные и сотенные начальники носят на груди медали с надписью: «Нет силы без помощи божией». Храбрейшие из пятисотенных и сотенных начальников имеют на шашках кисти вроде темляка. Десятники особенного знака отличия не имеют, но выбираются из более достойных. Шамиль желал обмундировать муртазигетов. Для этого он распустил слух, что идет навстречу турецкому султану и приказал собрать с каждого дома по одному рублю серебром и 3 сабы хлеба или кукурузы, дабы дать возможность муртазигетам сшить себе костюмы наподобие чеченского: простые всадники должны иметь желтые черкески и зеленые чалмы, начальники их — черкески из черного сукна и чалмы также зеленые. Кроме муртазигетов, долженствующих находиться в постоянной готовности к действию каждое семейство, в случае общего сбора, обязано выставлять по одному вооруженному. Иногда отдавалось приказание, чтобы выходили все жители из каждой деревни, исключая женщин и неспособных носить оружие. Собранная таким образом толпа разделяется также на сотни и пяти сотни, над которыми назначаются временные начальники. Уведомления насчет сбора и вообще все приказания Шамиля передаются чрезвычайно быстро. Они развозятся нарочными, которые, имея записку от Шамиля вроде открытого листа, нигде не встречают никаких затруднений й задержек, везде получают свежих лошадей и продовольствие от жителей. О наградах. Шамиль раздает различные знаки отличия. За усердие — звезда четыреугольного вида и круглые медали (Местерухский мулла имеет медаль, которая вылита из 5 рублей серебром). За храбрость: знак треугольной формы для ношения на груди, с надписью: «Храбр и мужествен», кисть на шашке вроде темляка, а за особенные мужество и неустрашимость дается именная надпись на кисти к шашке: «Нет такого-то храбрее, Нет сабли его острее». Подобную надпись имеет Ахверды Магома, а может быть и многие, но об этом неизвестно. Удостоившийся имянной надписи имеет право на получение жалования по три рубля серебром в месяц. Давшие присягу погибнуть за Шамиля получают от него по 2/3 сабы муки в месяц и носят на чалме прямоугольную нашивку из материи зеленого цвета. Бежавшие от неприятеля имеют свой знак отличия: им пришивается на спине медная четыреугольная бляха. О наказаниях: Употребляемые как Шамилем, так и наибами наказания суть следующие: смертная казнь, посажение в яму, денежные штрафы и телесное наказание, присуждаемое обыкновенно по шариату. О казне шариата. Шамиль образовывает теперь казну под названием казны шариата. Он обложил податью некоторые общества, как например: Андию и Гумбет, кои платят по рублю серебром с дома. Другие [219] общества беднее, а потому, не облагая их податью, он обратил только земли, принадлежавшие мечетям, в казну шариата, в которую поступает также и все имущество умерших, не имеющих родственников. Утверждают, будто бы уже собрана Шамилем сумма, превышающая 30 т. руб. серебром. Обложение податью, обращение земель в казну шариата и сбор для обмундирования муртазигетов произвели большое колебание в умах горцев; карахцы, видя [свои] земли потерянными, хотели отложиться. Хидатлинцы по случаю сбора для муртазигетов взволновались, и Кибит Магомет, собрав всех кадиев и старшин, едва успел их успокоить и удержать в повиновении к Шамилю Хидатль. До образования казны шариата непокорные нам горцы были довольны своим положением, но в настоящее время беспрестанные денежные сборы, содержание муртазигетов, непомерные их требования, несправедливый суд и притеснения наибов — поколебали доверенность последователей шариата к Шамилю. Он видит бедность горцев, знает их взаимные нужды и, дабы показать, что входит в их положение, приказал учредить в Короде базар, бывающий там еженедельно по пятницам, для общей мены товаров. Однако эта полумера не достигла своей цели: жалобы и негодование не уменьшились. Отложившиеся деревни Салатауского и Андалальского обществ, Андия, Гумбет, Хидатль и Карах готовы принять русских. Унцукульский старшина сообщал капитану Неверовскому, что многие мюриды готовы бежать из гор в покорные нам деревни, и будто бы игалинцы скоро добровольно покорятся Шамилю известно общее нерасположение к нему большей части горцев, но он не изменяет своей железной воли и наводит страх на все своими смертными казнями, которые назначаются часто не за преступления, а происходят от его мнительного и подозрительного характера. Шамиль ни к кому не имеет полной доверенности и старается удаляться от всех. Опасаясь же, чтобы это постоянное удаление не имело вредных для него последствий, он употребляет все меры, дабы возвысить себя в глазах горцев — невежд в духовном и политическом отношениях, и прибегает для этого к обманам. Для возвышения себя в духовном отношении Шамиль прибегает к следующему средству: запирается в своем доме недели на три или на четыре, никого не принимая, и объявляет, что хочет посвятить это время тайной молитве, которое он между тем проводит праздно со своими женами. В продолжение последней недели своего уединения начинает употреблять менее пищи, а остальные два дня ничего не ест. В тот день, когда он должен показаться народу, вечером принимает к себе главных духовных лиц, с которыми имеет тайное совещание. По окончании этого совещания выходит на балкон (Шамиль имеет дом с двумя балконами, выстроенный для него русскими беглыми солдатами) пред собравшимся уже народом изнуренный и бледный и уверяя, что сам пророк снишел к нему в виде голубя для беседы, начинает проповедывать шариат и, без всякого сомнения, в свою пользу. Невежды приверженцы его веря тому от чистого сердца и пришед в восторг, поют их обыкновенный священный гимн. [220] Этот обман называется холватом, по окончании которого народ расходится, рассказывая в деревнях обо всем им виденном и слышанном с особенною верой. Чтобы придать себе более важности в политическом отношении, Шамиль распускает различные слухи, а часто даже рассылает и письма, полученные им будто бы от турецкого султана (В наличии тесных связей Шамиля с Турцией русские власти убедились несколько позже, когда им удалось перехватить подлинные письма Шамиля, адресованные турецким сановникам, упомянутым здесь) или Магомет Али Паши или Ибрагима Паши — для всенародного прочтения. Эти письма действительно прочитываются духовными лицами при собрании народа и в них излагается, что к Шамилю прибудет в скором времени армия турецкого султана, или сам Ибрагим Паша, или скоро пришлется значительное денежное вспомоществование. Вообще Шамиль, пользуясь неограниченной властью, поступая как тиран и, прибегая к обманам, почитается необыкновенным человеком между самыми простыми горцами. Справедливость требует сказать, что его строгие меры принесли также и пользу: они уменьшили убийства, грабежи и воровства [среди подчиненных Шамилю жителей]. В заключение имею честь почтительнейше вашему высокопревосходительству донести, что капитан Неверовский собрал те же самые сведения о намерениях неприятеля, которые изложены в предшествующих моих рапортах. В настоящее время Шамиль распустил слух, что ожидает самого турецкого султана и должен выйти к нему навстречу. Основываясь на этом, он приказал всем муртазигетам иметь одежду одинаковой формы. Горцы, совершенные невежды, убеждены в справедливости этого слуха; знающие же, что султан не может оставить своей столицы, полагают, будто бы Шамиль хочет бежать, и это мнение разделяет почти половина его приверженцев. Нельзя верить беспрестанно получаемым сведениям. Шамиль не имеет никакой надобности в бегстве. Положение его вовсе не отчаянное, напротив того, он находится теперь наверху своей силы. Ни один имам великий не пользовался такой безмерной властью. Может быть он имел намерение броситься на правый фланг и склонить его на свою сторону. Попытка прошедшего года была неудачная: шариат Шамиля не был признан на правом фланге и этому виною Ахверды Магома, который вздумал было взять с черкесов контрибуцию — по два рубля серебром с дома, и был оттуда прогнан. В настоящее время приказано находиться в полной готовности не только муртазигетам, но почти всем жителям каждой деревни. Куда Шамиль обратит свои действия — неизвестно. Одни говорят — на Койсубу или Аварию, другие — на Татбуринское общество (также Чаргбели), непризнающее его шариата, а некоторые наконец утверждают, что будто бы он хочет идти в Кабарду. Вообще теперь чрезвычайно трудно иметь положительные сведения: даже и хорошие лазутчики не могут верно ничего знать. Шамиль принял [221] строгие меры, чтобы никто из его подвластных не имел сношений с покорными нам горцами. Он показал казнить всякого подозрительного человека. Не только деревни, но даже и вокруг самых домов, где происходят совещания, расставляется другая цепь. Генерал-майор фон Клугенау. Ф. 548, оп. 3, д. 284, л. л. 1-9. Подлинник. |
|