НЕВЕРОВСКИЙ А. А.

Краткий исторический взгляд на Дагестан до уничтожения влияния Лезгинов на Закавказье.

Отрывок из рукописи подполковника генерального штаба Неверовского.

(Окончание).

И так, начатое великим преобразователем, было продолжаемо с успехом. Спустя пять лет после его отбытия из Дагестана, Россия имела уже в своей власти самую лучшую и богатую часть этого края. Остальную же, гористую часть Дагестана, удержали за собою Турки. Но Хан Аварский, пользуясь отдаленным положением и [272] неприступною местностию своих владений, не хотел покориться Порте Отоманской, и постоянно боролся с пограничными вольными обществами, непризнававшими ничьей власти; а Сурхай-Хан Казикумыкский, хотя и прекратил грабежи в провинциях, принадлежавших Турции, однако повиновался ей только по наружности, потому что знал свою силу.

В самом деле, производя с иных лет почти всегда удачные разбои, он привлек на свою сторону многих Лезгинов, живших добычею, и имел постоянно огромное число сообщников, готовых к нему явиться по первому призыву. Огромные богатства, накопленные чрез грабежи, а в особенности во время раззорения Ширвани, увеличили еще более его влияние в Дагестане, и ом держал многие вольные общества в повиновении столько же силою, сколько и золотом. Ласкательства Турок также не мало способствовали к возвышению Сурхая, как в его собственных, так и в глазах горцев; а когда он получил в управление Ширвань, то действительно сделался первым и самым сильным владетелем в Дагестане. Увеличение доходов дозволяло ему содержать до 6 тысяч Лезгинов, из коих каждому он платил ежедневно по 20 копеек серебром, а начальники их, кроме значительной платы, получали еще и подарки. После всего этого можно без преувеличения сказать, что время правления Сурхай-Хана было [274] блистательным временем Казикумыков. Но, к сожалению, он слишком много возмечтал о своем могуществе, и решившись сопротивляться силам самостоятельного государства, руководимым искусною рукою, навлек на Дагестан новые беды.

Низвержение с престола несчастного Шаха-Гуссейна повлекло за собою гибельные последствия для Персии. Раздираемая внутренними беспорядками и потеряв многие владения, захваченные ее соседями, она находилась уже на краю пропасти, как в эту тяжкую для нее эпоху является Шах-Надир, который, усмирив волнения, разбил Турок близ Багдада (1733), и возвратил все завоеванные ими Персидские области. В число возвращенных областей был включен и Ширван. Но Сурхай-Хан, не признав над собою власти Шаха-Надира, убил посланного к нему с уведомлением о присоединении его владений к Персии, и написал письмо, наполненное дерзостями. Надир счел необходимым усмирить надменность Казикумыкского Хана, и вступил с войском в Ширван, откуда Сурхай тотчас же удалился. По занятии города Шемахи и назначении там правителя, узнав, что Сурхай собрал до 12 тысяч Лезгинов и расположился с ними недалеко от столицы Ширванского Ханства, Шах-Надир двинулся против него также с 12 тысячами, и в происшедшей битве [275] разбил на голову противника, бежавшего в Казикумык. В своих наследственных владениях Сурхай не был счастливее: последовавший за ним победитель, не вняв просьбе о пощаде, занял, после жаркого дела, главное селение Казикумыкского Ханства, Кумух, и овладел всеми ханскими сокровищами; сам же Сурхай едва успел спастись с семейством в Аварию.

Двоякое поражение сильнейшего в то время владетеля в горах Дагестана, обратило внимание многих Дагестанцев на Шаха-Надира. Хасфулат, сын, изменившего нам Шамхала Адиль-Гирея, поспешил ему представиться, и первый признал его своим повелителем. Надир удостоил Хасфулата звания Шамхала, одарил его богатыми подарками, и снисходя к его просьбе о пощаде Казикумыка, возвратил свободу всем пленным.

Для совершенного усмирения Сурхая, необходимо было проникнуть в Аварию, куда он скрылся с своим семейством. Но так как скорое приближение зимы не дозволяло предпринять продолжительных военных действий, то Надир направился из Казикумыка в селение Ахты, нынешнего Самурского оруга. Надежда Лезгинов остановить это движение Персиян чрез разрушение моста на Самуре не осуществилась: разбитые вновь на голову, они обратились в бегство, [276] и были лично преследованы победителем, опустошавшим ущелья и горы.

Из Самурского округа Надир выступил к Гандже, нынешнему Елисаветполю. В продолжение осады этого города, длившейся довольно долго, он заключил с Россиею, в 1735 году, Ганджинский мир, по которому назначена границею между обоими Государствами река Сулак.

Во время отсутствия Шаха-Надира из Дагестана, этот край не наслаждался спокойствием. Кубинцы, воспользовавшись удалением Персиян, призвали на помощь Лезгинов и осадили своего хана в крепости Худад. Положение осажденного владетеля было весьма неблагоприятно, и он неминуемо пал бы во власть своих врагов, если бы Шамхал-Хасфулат и начальник города Дербента не отразили мятежников.

Беспорядки, происшедшие в южном Дагестане, не остались без последствий и для Северного: Омма-Хан Аварский не упустил случая напасть на Шамхальские владения в отсутствие Хасфулата; но Шамхальцы встретили его общими силами и разбили близ деревни Параул, где он и сам погиб.

Однако происшествия эти не отвлекли Шаха-Надира от предпринятых им решительных действий против Турок. Только по изгнании их из Кахетии и Карталинии, и по овладении Ганджинским Ханством и Армениею, он вновь [277] обратил внимание на Дагестан, куда призывали его два обстоятельства: вопервых, приближение к Дербенту Крымского Хана, направившегося туда по повелению Турецкого Султана, а во вторых, желание наказать Джарцев, раздраживших его неисполнением добровольного обещания, относительно присылки к нему части своей конницы, а также неприязненными действиями против его войск.

Шах-Надир обратил сначала свои силы на Джарцев, потерпевших от него совершенное поражение и жестоко наказанных за сопротивление (все их селения были разграблены и сожжены), а потом выступил против Крымского Хана, который назначил уже от себя начальника в Дербент, избрал нового Шамхала, а Сурхай Хану отдал Ширван. Но едва Крымский Хан узнал о приближении Персиян, как тотчас же ушел из Дагестана, оставив своих приверженцев на произвол судьбы. Шах-Надир, не смотря на приближение зимы, двинулся в нынешний Самурский округ, наказал жителей за участие их в последнем возмущении и перешел оттуда в Дербент. Там получено было сведение, что избранный Крымским Ханом новый Шамхал, Уцмий Каракайтагский, Ахмет-Хан и Сурхай-Хан соединились в деревне Казанищах (Шамхальского владения) и намереваются напасть на Хасфулат-Хан-Шамхала. Для уничтожеиия их [278] замыслов, Шах Надир немедленно направился чрез селение Манджалис (в Каракайтаге), где рассеял Лезгинов, занявших тесное ущелье в деревне Губдень (Шамхальского влад.). Шамхал Хасфулат явился к нему в этой деревне, а Уцмий, Сурхай-Хан и приверженцы их разбежались.

Из Шамхальских владений Надир обратился прежде всего против Сурхая, удалившегося в Казикумык, и в Декабре 1735 года встретился с непокорным Ханом в трех милях от селения Кумуха. Выгодная позиция, избранная Лезгинами, не остановила Персиян, и в следствие вновь одержанной победы, явились к Надиру депутаты от Казикумыкского Ханства с повинною головою и с известием о бегстве Сурхая в Аварию. Надир удовольствовался принесением покорности, и дабы не утомлять войска переходами по труднодоступным местам, отложил движение в Аварию до другого времени, а вместо того направился во владения Уцмия для наказания Ахмет-Хана за его неприязненные действия.

При следовании в Каракайтаг, Надир послал часть войска против Акушинского Кадия, который хотя и добровольно ему покорился, во время движения его в Казикумык, но потом тайно оказывал пособие Сурхаю. Разбитые во многих стычках и ограбленные Акушинцы, [279] вынуждены были изъявить покорность. Победитель простил их, и возвратив свободу пленным, вступил в Каракайтаг. В укреплении Калей-Курейшю, местопребывании тогдашнего Уцмия, он был встречен почетными лицами, представившими ему дочь Ахмета-Хана, которую послал сам отец, умоляя о пощаде. Надир даровал и ему прощение. В это же время Табасаранцы и жители нынешнего Самурского округа изъявили также покорность, обещая повиноваться во всем новому их властелину.

После этих происшествий, казалось, Дагестан смирился, и действительно с 1736 по 1739 год спокойствие там не было нарушено; но в 1739 году, когда Надир находился в Индостане, возмутились Джарские Лезгины, действовавшие с большим успехом против правителей Надира. Узнав об этом, Надир приказал, во время своего отсутствия, ограничиться прикрытием Ширвана от действия Горцев, и только по усилении войск в Закавказском Крае открыть наступательные действия против Джарцев. Атакованные в Феврале 1741 года Персиянами, Джарцы защищались весьма упорно; но ни отчаянное мужество, ни крепкая местность не спасли их от совершенного поражения. Потеряв один за другим укрепленные ими три пункта, известные своими трудными доступами, и не видя возможности к спасению, Джарцы бросались со скал, [280] а менее решительные гибли под ударами неприятельских кинжалов. Неучаствовавшие в битвах жители спешили укрыться с семействами в горы, но и там не избавились от преследования Персиян, не пощадивших ни возраста, ни пола и истребивших все Джарские селения до такой степени, что не осталось почти и следов бывшего народонаселения.

Наказание Джарцев так сильно подействовало на всех Лезгинов, что когда они узнали о выступлении Шаха-Надира в Дагестан в 1742 году, то изъявили желание вступить в подданство России, о чем и писали к главному начальнику в Кизляре; однако предложение их было отвергнуто.

Между тем счастие изменило Шаху-Надиру в 1742 году. Хотя тотчас по его прибытии в Казикумык, явились к нему Шамхал, Уцмий и Сурхай-Хан со многими почетными лицами Дагестана, а Лезгинские племена спешили доставить продовольствие его войскам, но потом, когда он предпринял поход в Аварию, то близ деревни Чоха (в Андаляльском обществе) потерпел совершенное поражение, и принужден был отступить в Казикумык без всякого успеха. Одержанною победою при Чохе, Лезгины хвалятся до сих пор.

Понесенная неудача в Андаляльском обществе, приближение осени и произведенное [281] Каракайтагцами нападение, по наущению самого Уцмия на отряд Персиян, следовавший чрез их земли, заставили Надира принять более действительные меры к усмирению Горцев, начинавших терять веру в его могущество. С этой целью, он приказал собирать продовольствие для продолжительного похода, а войска свои расположил в нынешнем Терекемейском участке (Дербентского уезда), где построенные им укрепления не избавили Персиян от многих лишений и трудов: Лезгины беспрестанно их тревожили, пересекали сообщения, затрудняли фуражировки, а иногда производили воровства и в лагере.

В предпринятом весною 1743 года походе, в котором участвовали Шамхал и Сурхай-Хан, гнев Надира разразился первоначально на Табасаранцах, а потом на жителях Кайтага и других взволновавшихся обществ. Из действий этого похода, направленные против Уцмия более других заслуживают внимания.

Посланный с частию войска в собственные владения, для привода оттуда жителей, назначенных в аманаты и доставления их в Дербент, Уцмий не возвратился к Надиру, а заперся в крепости Калей-Курейше, где, полагаясь на защиту почти неприступной местности, надеялся отстоять свою независимость. Однако расчеты его не оправдались: после трех-дневного упорного боя, он принужден был искать спасения в [282] бегстве в Аварию, а по удалении его, Каракай-тагцы тотчас же изъявили покорность; Тогда Надир приказал срыть до основания Калей-Курейш, и, сделав распоряжения по управлению Дагестаном, отправился сам на границу Турции.

Пользуясь отсутствием Шаха Надира, Магомет, сын Сурхай Хана, собрал ополчение, и, соединившись с Дербентцами и Табасаранцами, возмутил Ширван. Предлогом к этому неприязненному действию послужило защищение мнимых нрав Сам-Мирзы, выдававшего себя за сына несчастного Шаха Гуссейна и бежавшего в Дагестан из Адербеиджана, где, за производимые им волнения в народе, он был изуродован братом Шаха Надира.

Хотя мятежники уничтожили попытки правителя Ширвани утушить восстание, и овладели Шемахою и почти всем Ханством, однакож успехи их были кратковременны: в конце 1743 года прибыли свежие Персидские войска и после сражения близ гор. Ахсу (Ширванского уезда), в котором Лезгины потеряли до 1.000 человек убитыми и пленными, Магомет, сильно раненный, бежал в Казикумык, а Сам Мирза удалился в Грузию.

По возвращении с Турецкой границы в начале 1744 года, Шах Надир, не смотря на суровую зиму, отправился налегке в Дагестан, где разграбил и раззорил всех жителей, [383] неожидавших его нападения, а оттуда двинулся в нынешний Шекинский уезд, для наказания непокорных Шекинцев, укрывшихся в укреплении Гелясен-Гюраген. После безуспешных покушений овладеть этим укреплением, он опять обратился против Турок.

Поход Шаха Надира в 1744 году есть последнее его появление в Дагестане. Еще с 1739 года, когда обнаружилось первое частное восстание, власть его начала колебаться в этом крае, а после поражения, претерпенного им в Андаляльском обществе, в 1742 году, горцы почти совершению потеряли веру в его могущество, и от того, во время последнего похода, только некоторые из владельцев явились к нему с подтверждением покорности. С отбытием же Шаха Надира из Дагестана, влияние его более и более уменьшалось, и наконец достигло до того, что никто не хотел повиноваться Персиянам. Происходившие беспорядки поддерживал и Турецкий Султан, внушениям которого внимали охотно жители Дагестана, во первых потому, что он принадлежит с ними к одной секте, а во вторых потому, что не жалел ни денег, ни наград для привлечения владетелей на свою сторону. Так, данными в то время от него грамотами, пожалованы трехбунчужными или двух бунчужными пашами: Уцмий Каракайтагский, его [284] сын Бек Дженгутаевский, Майсум и Кадий Табасаранский.

Начавшиеся беспорядки в Дагестане с отбытием из этого края Шаха Надира, вскоре после насильственной его смерти, последовавшей в 1747 году, перешли в общее смятение, в следствие коих Ширван навсегда отделился от Персии и из него образовались Ханства: Дербентское, Кубинское, Бакинское, Ширванское и Шекинское. Владетели этих ханств, управляя наследственно и независимо, сделались наконец самостоятельными государями.

Если смятение и безначалие, обнаружившиеся после смерти Шаха Надира, имели такое сильное влияние на Ширван, почти всегда составлявший одно целое, то тем большее влияние они должны были оказать на Дагестан, всегда раздробленный во многих отношениях. Действительно, владетели сделались совершенно независимыми, а вольные общества, и до того неохотно повиновавшиеся, решительно не признавали ни чьей власти над собою. Еще при жизни Шаха Надира, по случаю понесенных им некоторых неудач в Дагестане, Азия считала Лезгинов непобедимыми и недоступными для наказания; а после смерти его, когда не было силы, могшей их обуздать, они вполне предались буйству и грабежам. Пользуясь удобным выходом на плодородные равнины чрез землю своих [285] единоплеменников, Джарцев, Лезгины производили беспрестанные набеги и вселили к себе такой страх и уважение, что соседи вынуждены были их нанимать для защиты границ от покушений их же соотечественников, а прочие владели, ханы Персидские и паши Турецкие, для защиты своей независимости и безопасности. Так, Ханы Ширванский и Ганджинский, Паши Карский и Ахалцыхский, владетель Мингрелии, Цари Имеретинский и Грузинский, содержали, смотря по своим средствам, более или менее Лезгинов, которые охотно предлагали свои услуги тому, кто щедрее им платил.

Грузинский Царь Ираклий II нанимал первоначально Лезгинов для сбора дани с Ханств Гаджинского, Карабагского и Эриванского; а потом, в следствие понесенного им поражения от Аварского Омар-Хан (Ума-Хана), он вынужден был сам платить дань, с обязательством со стороны победителя защищать пределы Грузии от вторжения в нее Дагестанских хищников. Но взаимное неисполнение заключенных условий и беспрепятственное, по прежнему, производство Лезгинами грабежей, от которых не избавило и учреждение поголовной милиции, заставили наконец Ираклия призвать, для защиты пределов государства, 10 тысяч тех же самых грабителей горцев. К сожалению, мера эта не достигла своей цели, а только увеличила [286] беспорядки: кроме того, что призванные защитники сами насильствовали даже среди Тифлиса, они еще тайно вводили своих единоплеменников, и те устроивали засады, захватывали населения целых деревень.

Коротко: никогда Лезгины не были так страшны, вообще для всего Закавказья, как во второй половине XVIII столетия, а в особенности когда имели предводителем Омар-Хана Аварского.

Владения Омар-Хана превосходили немногим нынешние Аварские владения. Но, дополняя недостаток материальных средств, дерзкою предприимчивостию и необыкновенною неустрашимостию, он обратил на себя внимание всех Лезгинов. Первоначально горцы принимали охотно участие в его набегах, в надежде на верный успех; а потом, когда Омар, приобретя сильное влияние и вес в горах, подчинил себе некоторым образом многие вольные общества, свободные Дагестанцы являлись к нему по первому призыву, как бы признавая его власть над собою. Располагая тогда огромными средствами, он вполне воспользовался своим положением и заставил платить себе дань Грузинского Царя Ираклия II, Ханов Дербентского, Кубинского, Бакинского, Ширванского, Шекинского и Пашу Ахалцыхского, с тем только условием, что бы не причинять более вреда их владениям. Дань, вносимая означенными владетелями, [287] простиралась на наши деньги до 85 тысяч рублей серебром.

После этого можно сказать без преувеличения, что ни одно владетельное лице в Дагестане не достигало до той степени могущества, как Омар-Хан Аварский. И если Казикумыки гордятся своим Сурхай-Ханом, то Аварцы, всегда самое сильное племя в горах, еще более имеют права вспоминать с гордостью об Омар-Хане, бывшем действительно грозою всего Закавказья. Однако подобное положение дел не могло быть продолжительно, и угнетенные должны были искать защиты и покровительства.

Грузия, постоянно более всех страдавшая от Лезгинов, первая обратилась с просьбою о помощи с единоверной державе, России. Император Павел І-й, вняв мольбам Грузинского Царя Георгия XIII о присылке к нему войск, Высочайше повелел Генералу Лазареву отправиться с одним полком и состоявшею при нем артиллерию в Тифлис, куда он и вступил торжественно осенью 1799 года. С этих пор началась кровавая и упорная борьба с Лезгинами, которые видя в Русских твердую опору для Грузии и непреодолимую для себя преграду, не могли не искать случая, чтобы отмстить Георгию XIII за призвание новых защитников.

Случай этот представился в том же 1799 году: Грузинский Царевич Александ, брат [288] Царя Георгия ХІII (но от другой матери), по удалении в Персию вступив в открытую борьбу с своим братом, обратился также с просьбою о содействии и к Аварскому Омар-Хану, непримиримому врагу Грузии. Приглашение его не осталось без ответа, и собравшиеся в Джарах Дагестанцы двинулись оттуда к Сигнаху, под предводительством Омар-Хана, водившего их часто на верную победу. Однако на этот раз надежды Лезгинов не сбылись. Настигнутые Генералом Лазаревым с 1,200 человек пехоты и 3,000 пеших и конных Грузинов у реки Иоры, близ деревни Кагабета, они были разбиты на голову (7 Ноября 1799) и оставили весь лагерь в добычу победителям.

Хотя Кагабетская битва сильно подействовала на Лезгинов, прекративших почти набеги в продолжение двух лет, однакож Грузия вкусила только кратковременный покой, потому что, со смертию Георгия XIII, Дагестанцы, подстрекаемые недоброжелателями Российскому Правительству, снова сделались опасны, и начали производить более и более дерзкие набеги. В следствие этого, последний Грузинский Царь Георгий XIII неотступно просил о принятии его в подданство со всеми владениями, и когда Россия убедилась, что Грузия, по внутреннему своему расстройству, не могла уже существовать самобытно, то она была [289] присоединена к Империи в 1802 году, и тогда же введено было там Русское правление.

С присоединением Грузии увеличились и заботы нашего правительства. Необходимо было обеспечить границы нового владения и сохранить его в целости; а чтобы достигнуть этой цели, надлежало смирить главнейших врагов Грузии, Дагестанцев, и лишить их удобного выхода из гор на равнины. Следовательно, покорение Джарских Лезгинов, чрез земли которых производились главные набеги, было предприятием первой важности. Для приведения этого предприятия в исполнение, Князь Цицианов, бывший в то время главноуправляющим краем, приказал Генералу Гулякову переправиться, с 3-мя баталионами пехоты и 2-мя сотнями казаков, чрез реку Алазань и захватить все деревни, на левом берегу этой реки лежавшие, но внутрь Джаро-Белоканских земель не вдаваться.

Генерал Гуляков исполнил возложенное на него поручение самым блистательным образом. По совершении переправы (в Марте 1803 года), найдя селения опустелыми и узнав, что Лезгины укрепились под Белоканами, лежащими у подошвы главного хребта, он смело двинулся к этой деревне с вверенным ему отрядом, увеличенным 5,000 добровольно-присоединившихся к нему Грузинов и Казахцев. Белоканы были взяты штурмом и Гуляков не ограничился этим [290] успехом; но, пользуясь наведенным страхом, подступил к селению Джарам, где был встречен Джаро-Лезгинскими депутатами, умолявшими о пощаде и готовыми принять все условия от победителя.

Предписанные условия отдавшимся в совершенное подданство России Джаро-Белоканским владениям, не касаясь их внутреннего управления и вероисповедания, заключались: в ежегодной плате определеной подати и выдаче аманатов, в предоставлении Русским войскам права располагаться в их селениях по усмотрению начальства, в запрещении принимать к себе недоброжелателей России, Царевича Александра и его сообщников, и пропускать чрез свои владения в Грузию Дагестанцев и других хищников; в предоставлении свободы Христианского вероисповедания Энгильойцам, которые были оставлены, по прежнему, в зависимости Джарских Лезгинов, и во включении в подданство России также Элисуйского владетеля.

Таким образом, притон всех Дагестанских хищников, Джаро-Белоканы, потеряли свою независимость, и с того времени зловредность Лезгинов для края, и с тем вместе влияние Дагестана на Закавказье, постепенно стали уменьшаться. Когда же Россия опоясала своими владениями горы Дагестана со всех сторон, то [291] Лезгины еще менее сделались страшными, а в последствии вынуждены были смириться.

Посмотрим, как Россия постепенно распространяла свою власть вокруг гор Дагестана, начиная от границ Грузии до Сулака, и в самых горах.

Известно, что по Ганджинскому трактату, заключенному в 1735 году, границею между Россиею и Персиею назначена была река Сулак. Известно также, что, по смерти Шаха-Надира, Ширван распался на части. Владельцы этих частей почти равные друг другу силою, беспрерывно враждовали между собою и чувствовали, что не могут обойтись без зависимости от какой нибудь мощной державы. Как только в Закавказье появилась самостоятельная и твердая сила, то шаткие власти Ханов тотчас же стали сами собою искать ее покровительства и защиты. Таким образом, в числе прочих владений, и Ханства Шекинское и Ширванское добровольно вступили в подданство России в 1805 году.

Ханства Бакинское, Кубинское и Дербенское также добровольно покорились еще в 1799 году. Но потом тайные сношения владетелей их с Персиянами, грабежи по Каспийскому Морю и наконец изменническое убийство под Баку Князя Цицианова, заставили Российское правительство, после бегства владетелей от боязни справедливого наказания в Персию, упразднить эти ханства [292] и присоединить их к Империи, в и 1806 году, под именем провинций.

Уцмийство Каракайтагское, с 1747 по 1802 год не признавало ничьей власти над собою. В этом же году, прибывший в Дербент Генерал-Маиор Князь Мадатов первый вступил в сношения с тогдашним Уцмием Адель Ханом и после многих стараний склонил его на верноподданство Государю. В доказательство покорности, Уцмий выдал аманатом старшого своего сына.

Не смотря однако на изъявленную покорность, Адель-Хан избегал сношений с Русскими, и, по свойственному всем горцам легкомысленному и вероломному характеру, вскоре стал тяготиться зависимостию от них и желал отложиться. Для исполнения сего намерения, он выжидал только возвращения сына, и едва тот был отпущен из аманатов, как бежал вместе с ним в Аварию, к тамошнему Хану Султан-Ахмету.

После бегства Адель-Хана, Уцмийство рушилось навсегда, и хотя отдано было в его род, но без титула Уцмия и с подчинением приставу.

Примечание. В настоящее время Кайтагом называется собственно горная часть прежнего Уцмийства. Нынешний владетель, Джамов-Бек, сын Адель-Хана; но власть его чрезвычайно [293] слаба и все управление находится в руках старшин. Нижний же Кайтаг вошел в состав Дербентского уезда, под названием Терекемейского участка.

Достоинство Шамхала, уничтоженное Русскими в 1725 году и восстановленное Шахом-Надиром, не могло более достигнуть того значения в Дагестане, каким оно пользовалось прежде. Все старания Шамхалов остались тщетными, и они навсегда утратили вес и влияние между горцами, а в особенности при жизни Омар-Хана Аварского. Звание Валия Дагестанского осталось у них только пустым титулом. Сын Хасфулата, Муртазали, вступил в подданство в І786 году, и с тех пор Шамхалы сохраняют непоколебимую верность. Преемник Муртазали, Шамхал Мехти-Хан, за искреннюю преданность нашему правительству, получил чин Генерал-Лейтенанта, саблю, драгоценными камнями украшенную, золотую медаль, осыпанную брилиантами, с надписью: «за усердие и верность», знамя с Императорским гербом, брилиантовое перо на шапку, в знак начальства, по Азиатскому обычаю, и 6,000 рублей жалованья.

Ханство Мехтулинское, образовавшееся в ХVIII столетии, последовало примеру Шамхала Тарковского и покорилось в след за ним.

Омар-Хан Аварский присягнул на верность [284] в 1802 году. Сын его, Султан Ахмет-Хан, подтвердил эту присягу в 1803 году.

Майсум и Кадий Табасаранский покорились в 1796 году, вместе с Ханами Кубинским и Дербентским.

Ханство Казикумыкское и Кюринское признало власть над Собою России в 1806 году. Но потом вскоре взбунтовалось и было вновь покорено в 1811 году, а вместо изменника Сурхай-Хана признан владетелем племянник его, Аслан-Хан, получивший, в последствии, за свою приверженность, чин Генерал-Маиора, и служивший нашему правительству, по выражению Генерала Ермолова, как простой солдат.

И так, когда весь Дагестан был признан за Россиею в 1813 году, когда она, постепенно охватывая горы, утвердилась на плоскости, и когда самые владетели в горах признали власть ее над собою, вольным обществам ничего более не оставалось как смириться.

Без всякого сомнения, не обошлось без частных вспышек; но возмущения строго наказывались и никогда не влекли за собою важных последствий. Так например:

В 1819 году Генерал Ермолов усмирил взволновавшуюся Акушу и строго наказал жителей за нарушение спокойствия. Акушинцы и до сих пор со страхом произносят его имя. [295]

В 1820 году было вновь покорено Кюринское Ханство.

В 1821 году Султан Ахмет-Хан Аварский нарушил данную им присягу в 1803 году, и вооружил против России значительную часть горцев, также Ханство Мехтулинское. Экспедиция Генерала Вельяминова против изменника и совершенное разбитие его скопищ при селении Аймаках, считавшемся неприступным, утушили восстание, и с того времени до 1828 года Российское правительство признавало Ханом Аварским Сурхай-Хана, незаконного сына Султана Ахмет-Хана. В 1828 году, настоящий сын его и наследник, Абу-Султан Нунцал-Хан, покорился, признан Ханом Аварским и получил чин полковника. Сурхаю же вверено в управление несколько деревень, и хотя он продолжал носить титул Хана Аварского, но в управление ханством не вмешивался.

Впрочем, за исключением этих частных возмущений, Дагестан пользовался достаточным спокойствием. Соседние жители гор, не опасаясь прежних набегов, предались земледелию, промышленности и торговле, а Лезгины, не могшие так скоро отвыкнуть от буйной своей жизни, производили только незначительные разбои, и должны были навсегда отказаться от прежнего влияния на Закавказье.

Текст воспроизведен по изданию: Краткий исторический взгляд на Дагестан до уничтожения влияния лезгинов на Закавказье // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 72. № 287. 1848