НЕВЕРОВСКИЙ А. А.

Краткий исторический взгляд на Дагестан до уничтожения влияния лезгинов на Закавказье.

Отрывок из рукописи подполковника генерального штаба Неверовского. ¹

Кто был в горах Дагестана, кто знает бедность природы и вообще скудность средств этого края, тот не может допустить мысли, что бы горы были заселены добровольно. Одна опасность могла заставить искать убежища в [165] неприступных местах, и опасность эта представлялась не один раз. Достаточно только вспомнить, что Кавказ был театром разнообразных происшествий: Кавказ прорезали Александр Македонский, Помпеи и Митридат. Через Кавказ пролегала большая дорога при общем передвижении народов. Один народ уступал место другому, один гнался за другим, один перед другим бежал. Многочисленные орды различного происхождения прошли чрез этот край, и не одно племя, загнанное и лишенное возможности спуститься на равнины, навсегда поселилось в горах. От того то происходит это разнобразие в очерках лица, обычаях и языках.

Многие завоеватели и народы, при вторжении в Кавказ, устремлялись преимущественно по двум дорогам: или около западного берега Каспийского Моря, или прорезывали средину Закавказья. А потому племена, жившие на этих путях, должны были или покоряться, или уступать место и искать убежище в горах. От повторения подобных происшествий и Дагестан более и более заселялся, и наконец появляются на поприще Истории обитатели этого края, под общим названием Лезгинов, которые сделались со временем страшными для своих соседей и грозою для всего Закавказья.

О первых обитателях Дагестана нет письменных сведений, а предания так темны и так [166] противоречат одно другому, что трудно сказать об них что либо верное и положительное. В первый раз упоминается о Дагестане за 320 лет до Р. X., когда Александр Македонский прошел чрез этот край. Изъявили ли тогдашние Дагестанцы добровольно покорность великому монарху, или были принуждены к тому силою оружия, нынешние горцы об этом ничего не знают; но многие из них рассказывают, что он действительно был в горах Дагестанских, и в подтверждение своих слов указывают на древние мосты и башни, будто бы им построенные. Впрочем должно заметить, что одни древние мосты и башни, без других фактов не могли бы еще служить верным доказательством, потому что горцы все вообще старинные постройки приписывают трудам первого великого полководца, называя его Искендером Великим.

Поражение Митридата за 65 лет до Р. X., претерпенное им от Римлян, после которого он бежал чрез Кавказский Хребет в Тавриду, занятие вслед за тем Римлянями Иверии (нынешней Грузии и Имеретии) и Албании (Кахетии и страны южнее реки Самура), приход Хозаров в 212 по Р. X. в Армению, изгнание их из этого царства в 310 году, и наконец общее передвижение народов, имели также, без сомнения влияние и на заселение Дагестана, от того что вероятно, не одна жертва искала убежища [167] и спасения в горах. Но до какой степени это влияние простиралось, трудно определить.

Во второй половине VIII столетия, Аравитяне утверждают свою власть на Кавказе. Они не только распространили учение Магомета в Дагестане, но желая прочнее удержать за собою этот край, назначили туда своих правителей. Так в северной его части является Шамхал Тарковский или Дамаский Князь, потому что на Арабском языке шам значит Дамаск, а хал князь; в средней части Уцмий Каракайтагский, а по Арабски исмий значит именитый, и наконец, в самой средине гор, Хан Аварский. Шамхал Тарковский был первым лицем в Дагестане, и в случае каких либо недоразумений, должно было прибегать к его посредничеству, а от того он и называется также Валием Дагестанским, то есть верховным судьею, титул, который шамхалы по сие время сохранили.

Об образовании Казикумыкского и Кюринского Ханств и Майсумства или владения Бека Карчагского, нет положительных сведений, и неизвестно существовали ли они во время прихода Аравитян, в Дагестан; а если существовали, то находились ли в зависимости от правителя Дербента или сохранили свою самостоятельность.

Неизвестно также, удовольствовались ли победители принесенною покорностию вольными обществами и распространением между ними [168] магометанской веры, или подчинили их кроме того, хотя по наружности, назначенным правителям; однако нет никакого сомнения, что сказанные общества существовали до прихода Аравитян, потому что Дагестан всегда состоял из разнородных частей.

Как бы то ни было, но Аравитяне первые оставили глубокие следы своего владычества в Дагестане, как в религиозном, так и в административном отношении, и пока они были могущественны, то этот край находился в зависимости от Аравийского Халифата. С падением их власти, простирают свои виды на весь Кавказ, а следовательно и на Дагестан, Турки и Персияне. Однако попытки их не увенчались успехом, потому что в XII столетии они были разбиты на голову Грузинскою Царицею Тамарою, супругою Русского Князя Георгия Боголюбского, которая, по уверению Грузинов, мечем распространила Христианскую веру будтобы в целом Дагестане. Впрочем, последнее обстоятельство подлежит сомнению: можно согласиться, что распространила ее во многих местах Дагестана, но повсеместно невероятно!

Грузины также рассказывают, что Царица Тамара обложила Лезгинов данью. Удаленные общества от Кахетии платили дань скотом и деньгами, а ближайшие, именно Дидойцы, обязаны были доставлять летом лед в замок [169] повелительницы, носящий ее название и существующий доныне в Кахетии, на высокой горе между Карагачем и Царскими Колодцами.

Влияние Грузинов на Дагестан было непродолжительно: вторжение войск Чингис-Хана в Грузию, в начале XIII столетия, нарушило существовавший порядок вещей, а нашествие, во второй половине XIV столетия, Тамерлана, покорившего Персию, Грузию и Дагестан, и прошедшего чрез Кавказ до горы Эльбрус, совершенно уничтожило груды Царицы Тамары. Тамерлан, распространив вновь между Лезгинами магометанскую веру, подчинил их своей власти, оставив владетелей на прежнем основании ².

С падением власти Монголов, Турки и Персияне опять обратили свое внимание на Кавказ, и, после многих удач и неудач, с обеих сторон, приступили наконец в 1676 году к разделу между собою закавказских владений. В следствий раздела, Дагестан достался Персии. Но Шахи Персидкие не могли уже оказывать на этот край даже и того влияния, какое оказывали Аравитяне, потому что Дагестан во многом изменился. [170]

Действительно, правители, назначенные Аравитянами, пользуясь частою переменою своих властелинов и удаленностию их, обратились наконец в владетелей наследственных в своем роде, носивших только тень зависимости. Вольные общества, следуя их примеру, и опираясь на неприступную местность, не признавали ничьей власти над собою и помогали только владетелям в их набегах, за условленную плату, или в надежде получить хорошую добычу. Кроме того, Дагестан, бедный средствами существования, не мог удовлетворять потребностям увеличивавшегося народонаселения; а потому горцы вынуждены были прибегнуть к грабежам, к которым подстрекало также и богатство соседей. Грабежи эти и сопряженная постоянно с ними опасность соделали их воинственными, и приучили превосходно владеть оружием, а крепкая и часто недоступная местность, давая возможность защищаться против несравненно сильнейшего врага, увеличила еще более уверенность в собственные силы.

Вот как изменился Дагестан после появления в нем Аравитян! Из обитателей, искавших спасения и убежища в горах, образовался народ дикий, храбрый, воинственный и способный к перенесению многих трудов и лишений.

Когда обитатели гор Дагестана являются на сцене Истории, под общим названием [171] Лезгинов, положительно неизвестно; но населяя землю бесплодную и скудную дарами природы, они, с увеличением народонаселения, по необходимости должны были с давнего времени снискивать себе пропитание силою оружия, вне родных аулов. И вероятно Царица Тамара старалась усмирить граничащие с Кахетиею Дагестанские общества не для честолюбия, а чтобы оградить от их набегов пределы своего царства. Коротко: десятки тысяч Лезгинов ежегодно сходили с гор на долины между Черным и Каспийским Морями, или для грабежей и собирания дани, или для найма себя в сохранное войско к различным владетелям Северо-Западной Азии. Однако весьма немногие из них оставались на поселении в долинах, прочие же, не быв в состоянии переносить жар южных низменных мест, возвращались в горы с приобретенною добычею, и жили там до тех пор, пока нужда снова не выгоняла их на разбои. Это обстоятельство, то есть неспособность переносить климатические перемены жаркого климата, и служило причиною, что Лезгины, сделавшись в последствии грозою для всего Закавказского Края, нигде не утвердили своего владычества, за исключением только одного места.

Богатейшая и плодороднейшая Грузинская провинция, заключающаяся между Кавказским Хребтом, Алазанью, Курою и Шекинским Ханством, [172] пала во власть Лезгинов в половине XVI столетия, без большого сопротивления со стороны туземцев. Пользуясь правами победителей, они разделили между собою поровну как земли, так и побежденных, назвав последних Энгильойцами, или новыми Лезгинами, с предоставлением им, однакож, свободы христианского вероисповедания. По водворении своем на занятом участке земли, Лезгины образовали три геза, или союза: Элисуйский, Тальский и Джарский. В первом из них полным властелином был султан, а в последних двух верховная власть и главное управление принадлежали собственно Лезгинам, потому что прочие обитатели, Христиане и Мусульмане других племен, принятые на поселение, считались рабами. Впрочем, должно заметить, что, при определении в гезах прав сословий, личности, собственности и общественных доходов, Лезгины руководствовались не одним произволом, но также постановлениями шариата и существовавшими обычаями как у них, так и у побежденных. С упрочением своей власти на плоскости, поработители, составляя мощный союз, существовали почти три столетия без всяких политических изменений, и не утратили суровой воинственности горцев, не смотря на занятую ими плодородную, обильную дарами природы землю, не смотря на избыток разного рода земных произведений, которые доставляли им [173] рабы их. Они, по прежнему, считали войну единственно достойным себя упражнением, и к ним, как на сборное место, стекались из Дагестана жители различных обществ для нападения на сопредельные владения, а в особенности на Грузию. Руководимые старшинами Джарскими, Лезгины грабили целые провинции, собирали дань, уводили в горы сотни захваченных в плен семейств, которые перепродавались потом чрез многие руки в Турцию. Одна Грузия ежегодно теряла от их набегов пленными до 300 семейств.

Находясь в подобном положении, вольные общества Дагестана не хотели слышать о зависимости, а владетели, для собственных выгод считали необходимым не только поощрять буйство Лезгинов, но даже сами участвовали в их набегах. Действительно, если бы вольные общества покорились, то победителю легче было бы тогда подчинить своей власти и владетелей.

Персияне, получив в удел восточную часть закавказских владений, не могли обуздать Дагестанцев. Посылаемые против них отряды претерпевали одни только поражения, которые навели такой страх, что говорят, будто бы существует на Персидском языке поговорка: «Если Шах глуп, то пусть пойдет войною на Лезгинов».

Не имев возможности усмирить горцев, [174] Персия вынуждена была, для защиты Грузии от их раззорения, содержать в ней постоянное охранное войско; однако и эта мера не могла оградить ее от хищничества: Лезгины невидимо прокрадывались до самого Тифлиса, и под его стенами захватывали десятки пленных.

Впрочем должно заметить, что до XVIII столетия владетели считали еще себя, хотя по наружности, в зависимости от Персии; волнения же этого государства, в царствование несчастного Шаха-Гуссейна, отразились и на Дагестане. Лезгины сделались еще более дерзкими; владетели воспользовались этими волнениями, что бы совершенно отложиться, а предприимчивым людям было открыто свободное поприще для приобретения новой власти, новых владений.

Шах-Гуссейн, стесненный Мир-Махмудом, опустошавшим Персию огнем и мечем, и не быв в состоянии остановить успехи бунтовщика, прислал в 1720 году к Шамхалу Тарковскому и Уцмию Каракайтахскому значительные суммы денег и подарки, с приказанием собрать как можно более войска, и отправиться с ним против Мир-Махмуда. Приказание Шаха было исполнено, и набранное войско, следуя под предводительством Сурхай-Хана Казикумыкского, достигло уже Ширвани. Но здесь явился к Сурхай-Хану Дауд-Бек, совершенно изменивший, [175] своими советами, назначение посланного в Персию подкрепления.

Дауд-Бек был низкого происхождения. После путешествия в Мекку и Медину, он принял, по обыкновению, название Хаджи, а потом, сделавшись предводителем небольшой партии грабителей, присвоил себе звание бека и назывался Хаджи-Дауд-Беком. За производимые им разбои, он содержался долгое время под арестом в Дербенте. Уйдя же из этой крепости, перед началом возмущений в Персии, и набрав вновь до тысячи человек, спешил присоединиться с ними к Сурхай Хану, под тем предлогом, будто желал привесть их на помощь к Шаху и тем убедить в своей верности. Догнав Сурхай Хана еще в Ширвани, Дауд-Бек представил ему возможность сделаться, при тогдашних обстоятельствах, значительными и богатыми людьми, подтверждая это тем, что находившееся у них войско дозволяло им предпринять что либо решительное, без всякого препятствия со стороны Шаха, притесненного Мир-Махмудом. Сурхай-Хан, находясь и прежде в дружеских отношениях с Дауд-Беком, и производя вместе с ним разбои, легко склонился на его предложения. После того они объявили, что, по внушению свыше, назначены избавить правоверных мусульман, то есть суннитов, от Персидского ига, под которым они [176] так долго страдали, а самих Персиян, как еретиков, истребить. Для исполнения же этого и получения свободы, все последователи секты сюнни должны были немедленно к ним присоединиться.

Воззвание Сурхай-Хана и Дауд-Бека не осталось без отголоска: Лезгинские общества, привыкшие жить грабежем, приставали к ним толпами. Собрав значительное скопище, они разграбили весь Ширван, и получив в добычу огромные сокровища, остались в Шемахе, где всех Персиян и самого Хана умертвили, и вместе с ними 300 человек Русских купцов.

Император Петр Великий, узнав о положении Шаха Гуссейна и обидах, нанесенных Русским в его государстве, а также желая осуществить мысль о продолжении пути в Индию, решился предпринять поход в Персию чрез Дагестан. Но с этим краем Россия имела первое неприязненное столкновение еще в конце ХVІ и в начале ХVІІ столетий.

В 1594 году, Царь Феодор Иоанович приказал построить на реке Койсу (Сулаке) город того же имени, откуда Русские держали в повиновении всю плоскость до самого города Тарки. Царь Борис Феодорович Годунов продолжал начатое, и приказал построить другой город, недалеко от первого. Но так как [177] возмутившиеся Кумыки и Шамхальцы препятствовали построению второго города, то были посланы против них, в 1604 году, Окольничие Бутурлин и Плещеев, которые, победив Шамхала, заложили крепость в Тарках, Буйнаках и на Тузлуке. Однако Русские недолго пользовались приобретенными завоеваниями в Северном Дагестане. В том же, 1604 году, они были атакованы Кумыками и Шамхальцами, подкрепленными Крымскими Татарами, и после весьма упорного сопротивления, не имея надежды на помощь, принуждены были наконец принять предписанные от неприятеля условия, состоявшие в том, что им предоставлена была свобода возвратиться на родину. Хотя условие эго неприятели подтвердили присягою, но, увидев, так сказать, одну горсть Русских, изменили свое намерение и хотели разделить их между собою, как военнопленных. В этой крайности, Русские защищались отчаянно: с обеих сторон было ужасное кровопролитие, пока наконец все наши не пали с оружием в руках. Гарнизон города Койсу, услышав о несчастии, постигшем его соотечественников в Тарках, Буйнаках и на Тузлуке, зажег свои жилища и благополучно переправился за Терек.

Россия, имея тогда много занятий у себя дома, не могла отмстить Шамхальцам за нанесенную ей обиду, а по вступлении на престол Царя [178] Михайла Феодоровича, Шамхал Тарковский, Сурхай Мирза, признав над собою власть сего государя, устранил тем повод к неприязненным действиям.

В 1720 году, потомок Сурхай Мирзы, Адиль-Гирей, оставил сторону Шаха Гуссейна за его дурные распоряжения и слабость, и подтвердил свою покорность России. Это обстоятельство, при предстоявшем тогда походе в Персию, было весьма приятно Петру Великому, тем более, что Шамхалы в то время все еще считались самыми сильными владетелями в Дагестане. Владения их состояли не только из нынешнего Шамхальства Тарковского, но и ближайшие к нему общества горцев также признавали их власть над собою. Для содержания подвластных в повиновении, они имели значительное войско, а кроме собственных доходов, получали ежегодно из казны Шаха до 40 тысяч рублей.

По прибытии флота нашего к острову Четыре Бугра, Адиль-Гирей вновь уверял в своей покорности. Император, приняв его в подданство, обещал ему защиту и покровительство.

Выйдя на берег между устьями Сулака и Терека, Петр Великий ожидал только прибытия кавалерии, отправленной из Астрахани сухим путем, чтобы предпринять наступательные действия. Но кавалерия не подоспела во время, как по недостатку в фураже и воде, так и потому [179] что была атакована на пути жителями деревни Андреевой. Хотя урон был невелик, однако известие об этом весьма огорчило Петра Великого, по той причине, что потеря понесена была преимущественно от оплошности начальника авангарда, Бригадира Ветерания, который приближаясь с четырьмя драгунскими полками к деревне для наказания жителей за их беспрестанные разбои, не принял должных мер предосторожности и был внезапно атакован ими в лесу. Впрочем Ветераний выкупил свою ошибку, и потеряв еще 70 человек убитыми и ранеными, прогнал Андреевцев и истребил их деревню, состоявшую тогда из 3 тысяч дворов.

Переправив войска через Сулак (на камышевых плотах), Петр Великий расположил их лагерем на берегу Каспийского Моря, недалеко от бывшего Низового Укрепления, где ныне построен Петровский Форт ³.

Здесь Шамхал Тарковский явил новое доказательство своей покорности: он прислал подводы (арбы) для поднятия тяжестей, скота для продовольствия войск и три Персидские лошади, из коих одна была оседлана окованным в серебро седлом. Император не отверг услуг [180] Адиль-Гирея, и подтвердил все его права и преимущества.

По присоединении кавалерии, Русские двинулись в Тарки. В 5 верстах от этого местечка, Шамхал встретил Петра Великого и отдавал свои войска в его распоряжение; но это предложение не было принято.

При движении из Тарков в Дербент, войска наши понесли некоторый урон от неприязненных действий Уцмия Каракайтагского.

Достоинство Уцмия было второе по старшинству, постановленному в Дагестане Аравитянами. Тогдашний Уцмий, Ахмет-Хан, человек хитрый и лукавый, был одним из сильнейших владетелей в этом крае. Владения его состояли из двух частей, верхнего и нижнего Кайтага, и граничили к Северу с Шамхальством, к Востоку с Каспийским Морем, к Югу с Дербентом и Табасаранью, и к Западу с Казикумыкским Ханством. Народонаселения считалось 20 тысячь дворов. Власть его простиралась также, при некоторых ограничениях, и на Акушинцев, находившихся от него в зависимости, потому только, что их стада паслись зимою в нижнем Кайтаге ⁴. [181]

И так Уцмий Каракайтагский, Ахмет-Хан, надеясь на свои силы, решился противустать дальнейшему наступлению Петра Великого. Для этого он собрал до 16 тысячь человек, с которыми и атаковал Русских недалеко от Буйнака; но был разбит, и потеряв до 1000 человек убитыми и ранеными, бежал в Верхний Кайтаг. После чего Русские, при проходе чрез нижний Кайтаг (ныне участок Дербентского уезда — Терекеме), сожгли лежавшие на пути селения и захватили до 11 тысячь голов крупного и мелкого рогатого скота. Пленные были повешены в отмщение за распоряжение Ахмет-Хана, приказавшего умертвить казаков, посланных к нему от имени Государя с письмом миролюбивого содержания.

Наказав Уцмия, Петр Великий двинулся к Дербенту, жители которого встретили его с хлебом и солью и вынесли золотые ключи от крепости. Из Дербента Император писал к коменданту города Баку о принятии нашего [182] гарнизона; но Бакинцы, подстрекаемые Дауд-Беком, не хотели слышать о покорности.

Дауд-Бек и Сурхай-Хан, не смев открыто противиться Петру Великому, просили покровительства и защиты у Порты Отоманской, обещая уступить ей всю провинцию Ширванскую, с тем только условием, что бы они были назначены там правителями. Так как Турецкий Султан, пользуясь внутренними беспорядками Персии старался захватить все ее владения в Закавказья, то предложение Дауд-Бека и Сурхай-Хана не было отвергнуто, и Султан обещал защищать их от действия Русских и отправить посла к нашему Императору.

Между тем Петр Великий, по недостатку продовольствия (все суда, посланные из Астрани с хлебом, были разбиты бурею), вынужден был отказаться от овладения Баку и дальнейших своих видов, и предпринять обратное движение.

Оставив гарнизон в Дербенте, и назначив Генерал-Маиора Матюшкина главным начальником прибрежных Каспийских областей, Император выступил к Сулаку, где заложил крепость Св. Креста. Там присоединились к нашим войскам давно ожидаемые 40 тысяч Калмыков, которые тотчас же были отправлены с 1000 человек Донских Казаков, для большого наказания Уцмия, тревожившего Русских и при [183] обратном движении. Посланный отряд разбил на всех пунктах неприятеля, раззорил до основания все селения в Нижнем Кайтаге, и получив вновь огромную добычу разного рода имуществом и скотом, возвратился к армии с 350 человек пленных.

По устроении крепости Св. Креста и снабжения ее всем необходимым, Петр Великий возвратился уже осенью 1722 года в Астрахань, куда прибыл к нему для переговоров и посол от Турецкого Султана. Переговоры эти длились очень долго и только в 1727 году был заключен между Россиею и Турциею мирный трактат. В продолжение же времени от 1722 по 1727 год, в Дагестане были следующие происшествия.

В 1723 году Генерал-Маиор Матюшкин занял силою город Баку.

В 1725 году изменил Шамхал Адиль-Гирей, оказавший Петру Великому большие услуги, во время его похода в Персию. Он был взят в плен и сослан в город Колу ⁵, где и умер. Достоинство шамхала было уничтожено, а владение присоединено к России.

Адиля-Гирея побудил к возмущению Уцмий Каракайтагский, Ахмет-Хан, обещавший ему содействовать вместе с Турками, обнадеживавшими прислать вспомогательное войско. Но когда [184] Ахмет-Хан убедился, что ожидания его были напрасны, то не сдержал своего слова и изъявил покорность нашему правительству, дав присягу в верности с своими сыновьями и старшинами. По изъявлении покорности, все доходы с владений были ему оставлены, и кроме того назначено ежегодное жалованье в 2 тысячи рублей; в замен сего он должен был со всеми подвластными участвовать, вместе с Русскими, в военных действиях.

С Уцмием Каракайтагским признали над собою власть нашего правительства и Акушинцы, которых он первоначально вооружил против Русских за обещанную награду, а потом объявил своими подвластными и требовал выдачи аманатов, угрожая в случае неповиновения наказанием от наших войск. Хотя угроза произвела желаемое действие, однако Акушинцы не хотели платить Уцмию никаких податей: а обязались только принимать участие в военных действиях вместе с нашими войсками.

В 1725 же году покорилась нашему правительству и Табасарань, разделявшаяся и тогда на три части: западная Табасарань была вольная, северная часть восточной управлялась кадием, а южная часть восточной составляла майсумство, или владение Беков Карчагских. Достоинство майсума было и есть наследственное в одной фамилии; но подвластные их никогда не отличались [185] большою к ним преданостию, а потому власть и влияние этих владетелей были всегда слабы. Жители восточной Табасарани занимались и занимаются земледелием и дружелюбнее, а жители западной всегда любили более свободу и занимались преимущественно скотоводством. До похода Петра Великого, Табасаранцы должны были, по приказанию Паши Дербентского, служить в его войсках за условленную плату. По изъявлении покорности нашему правительству, они также поступили в ведение начальника города Дербента. Доходами с восточной Табасарани пользовались майсум и главный кадий; кроме того первому из них делались иногда от Русских подарки.

При вступлении Петра Великого в Дагестан, Дауд-Бек и Сурхай-Хан отдались, как сказано было выше, под покровительство Порты Отоманской. По занятии же нашими войсками г. Баку, Дауд-Бек отправился в Константинополь под тем предлогом, чтобы лично ходатайствовать об общей их пользе с Сурхаем; но, в сущности, он думал только о собственных выгодах, и чрез происки свои быв возведен Турецким Султаном на степень хана, получил в управление всю Ширванскую провинцию. Назначение это весьма огорчило Сурхай-Хана, и имело гибельные последствия для Дауд-Бека.

Ханы Казикумыкские долго не признавали ничьей власти над собою и производили постоянно [186] грабежи вместе с своими подвластными. Только перед последним Персидским бунтом, Сурхай. Хан покорился Шаху, и то более по наружности, чем в действительности. Паша Дербентский принужден был дать ему титул юсбаша и назначить пенсию, что бы тем удержать от грабительств, страсть к которым привлекала к нему многих Лезгинов и соделала его сильным в горах и страшным для соседей.

Хотя Сурхай-Хан действовал в Ширвани по внушению Дауд-Бека, но, разумеется, способствовал к убиению законных владетелей для того, что бы самому воспользоваться их достоянием. А потому назначение Дауд-Бека Ханом Ширванским, сильно его раздражив, возбудило в нем ненависть к своему сотруднику. Он не признавал его ханом, а Туркам объявил, что так как они предпочли ему, природному князю, простого мужика по происхождению, то он их защиты более не требует, и не примет ее, пока не получит удовлетворения от Дауда за его бесчестный с ним поступок. После этого, Сурхай-Хан удалился с награбленными им сокровищами в Казикумыкские владения, откуда действовал против Дауда и Турок неприязненно, возбуждая против них Джарцев и других Лезгинов.

Убедясь, что силою нельзя было усмирить Сурхай-Хана, Турки старались склонить его на свою [187] сторону ласками. В тоже время и Русские обратили на него внимание, как на владетеля сильного в горах, поддерживаемого многими Лезгинами, привлеченными к нему страстью к грабительству, а также и огромными богатствами, приобретенными им во время раззорения городов в Ширванском Ханстве.

Сурхай-Хан пользовался своим положением, и обнадеживал обе стороны, в ожидании более выгодного предложения от которой нибудь из них. Когда же в 1727 году Турки пожаловали ему титул двухбунчужного паши с жалованьем, и увеличили его земли присоединением Кюринских владений, то он отдался им под покровительство и дал присягу в верности, не переставая впрочем действовать неприязненно против Дауда, находившегося тогда в довольно затруднительном положении.

Действительно, Дауд Бек поддерживал себя на Ханстве собственно подарками, которые наконец Турки требовали так часто и в таком размере, что награбленные им сокровища при раззорении городов в Ширвани, все были израсходованы, и он вынужден был прибегнуть к тяжким налогам. Заслужив чрез то ненависть своих подданных и не быв в состоянии более удовлетворять жадности власти, его поддерживавшей, Дауд-Бек впал в немилость; а в след за тем, в 1728 году, под [188] предлогом некоторых преступлений против Порты, был арестован и отправлен, со всем семейством, в Азиатскую Турцию. Преемником ему был назначен Сурхай-Хан Казикумыкский, искавший титула Хана Ширванского, и желание коего было удовлетворено Турками для того, чтобы привлечь еще более на свою сторону тогдашнего первого владетеля в горах. Так окончил свое поприще Дауд-Бек, виновник стольких смут и бедствий в Южном Дагестане. Хотя, по истощении всех средств, предвидя дурной конец, он и обращался к Русскому правительству с просьбою о принятии его в подданство со всеми владениями, однако предложение это не могло быть принято, в следствие заключенного между Россиею и Турциею договора.

По этому договору Россия удержала все прибрежные Каспийские области от Сулака до города Баку, а из горных обществ: Акушу, Каракайтаг и Табасарань.

По этому же договору должны были перейти к Русским и нынешние Кюринские владения. Но когда Кюринцам было объявлено о принесении присяги на верность нашему правительству, и вместе с тем о необходимости отказаться на будущее время от грабительств, то большая часть из них, подстрекаемая Сурхан-Ханом, считавшим их своими подвластными, не дала присяги, сказав: «что воровство — их пашня и [189] соха: этим жили их предки, от которых они никакого другого средства к пропитанию в наследство не получили; все, чем они владеют, приобретено воровством; отказавшись от грабительства, они должны будут с голоду умереть; пусть с ними делают что хотят — они будут защищаться до последнего, и лучше погибнут честными людьми, нежели от голода.» Русское правительство не сочло тогда нужным заставить их повиноваться, и отложило приведение этого в исполнение до более удобного времени.

Кроме материальных выгод, Россия приобрела и большое нравственное влияние. Доказательством тому служит просьба Аварского Хана, который явился в 1727 году, по совету Уцмия Каракайтагского, в наш лагерь, и, желая быль принятым под защиту, дал присягу в верности. Главное его намерение состояло в том, что бы с помощию Русских принудить общества Северного Дагестана признавать его своим начальником. Он объявил, что великие дела, совершенные Русскими в Дагестане, заставили его прибегнуть к их покровительству тем более, что они восстановили уже некогда одного из предков его, изгнанного из своего отечества и искавшего убежища в России. В подтверждение своих слов, Хан ссылался на письмо, привезенное из России изгнанником и хранившееся в их фамилии; но только не знал: Государем ли, [190] или кем либо из бояр оно было подписано, потому что никто из них по Русски читать не умеет.

Так как владения Хана Аварского были очень удалены от областей, занятых Русскими, и наше правительство не имело намерения углубляться в горы ⁶, то просьба его осталась без всяких последствий. Письмо же, им привезенное, было не Русское, а Татарское и подписано Ханом Батыем.

(Окончание в следующей книжке.)

Комментарии

1. Из того же сочинения извлечено было описание Дагестана, помещенное в 282 книжке нашего журнала.

2. Впрочем, в горах существует предание, что Лезгины подчинились Тамерлану добровольно, ради дружеских с ним сношении, но не были к тому принуждены силою оружия.

3. Место это, до построения на нем означенного форта, всегда называлось станом Петра Великого.

4. Из владений его и в то время была достопримечательна большая и укрепленная деревня Кубечи, жители коей, говоря особенным языком, выводят свое происхождение от Европейцев, и уверяют, что несколько веков тому назад, у них существовали серебрянные и медные заводы и разные фабрики, раззоренные во время нашествии Аравитян. Кубечинцы и тогда занимались выделкою огнестрельного оружия, сабель и панцырей и особенно были искусны в золотой и серебренной работе с чернью. Они всегда защищали свои права с большим упорством и мужеством, а от того никогда не были никем покорены, в полном смысле этого слова.

5. Архангельской губернии.

6. Впрочем, в бытность нашего отряда в Андии, в 1845 году, жители утверждали, что, по просьбе Хана Аварского, жаловавшегося Петру Великому на их неповиновение, был отправлен к Хану один Донской казачий полк, который, по присоединении к нему Аварцев, разбил непокорных и построил у так называемых Андийских Ворот укрепление. Андийцы твердо помнят о понесенном ими тогда поражении, и указывали на место, где было возведено укрепление, разумеется уже раззоренное, и следы коего более не существуют.

Текст воспроизведен по изданию: Краткий исторический взгляд на Дагестан до уничтожения влияния лезгинов на Закавказье // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 72. № 286. 1848