“С НАСТУПЛЕНИЕМ ВЕСНЫ ВСЕ РАССЕИВАЮТСЯ ПО ЭКСПЕДИЦИЯМ”

Письма и документы декабриста М. М. Нарышкина и Е. П. Нарышкиной. 1839—1844 гг.

Продолжая публикацию материалов, начатую в № 6 “Исторического архива” за 2000 г. ¹, откроем “Указ об увольнении от службы М. М. Нарышкина” ² (док. № 1), на который уже делались ссылки в предыдущей статье, представляющий собой как бы увертюру ко всем последующим материалам. Дефицит писем за 1839 и 1840 гг. породил необходимость его компенсации введением достаточно обстоятельного комментария к док. № 1. Кроме того, в нем обнаружился один пробел, на котором остановимся более подробно.

М. А. Назимов писал 21 декабря 1840 г. из Прочного Окопа к А. Ф. Бригену: “Однажды, после ночного перехода, на привале говорят, что нарочный с линии привез почту в отряд. Спешу узнать, нет ли ко мне писем, не получу ли какой радости в тот день. Это было 8-е ноября. Вместо писем, попадается мне в руки приказ, в котором прочитал производство Николая Ивановича] Лорера в прапорщики, Нарышкина ³ и Черкасова в юнкера, Загорецкого и Лихарева в унтер-офицеры. Можете себе представить, как эта новость была для меня приятна; какой нежданный подарок я получил в ней от судьбы! [...] Узнав, что пишу к вам с нынешней почтой, они [Беляевы и Вегелин], также Нар[ышкин] Мих[аил Михайлович] с Елизаветой Петровной и Загорецкий [просили] меня засвидетельствовать вам их радушное (приветствие) и просили вас передать от них [поклон] всем нашим курганским товарищам. Мих[аил Михайлович] часто болеет глазами. Воды [пятигорские] не принесли ему почти никакой пользы. Он чувствует жар и боль в глазах при малейшем напряжении зрения, так что почти вовсе должен отказаться от чтения и письма; даже не может разобрать страницы нот без особенного усилия. Все мы приметно хвораем и стареемся, хотя, кажется, климат здесь здоров. Утомительная, несообразная с летами жизнь лагерная и бивачная вместо болезней разрушает постепенно телесные силы в каждом из нас” ⁴.

Эта благая весть о “переименовании в юнкера” М. М. Нарышкина быстро распространилась среди декабристов: А. Ф. Бриген из Кургана 7 января 1841 года [198] М. П. и А. Я. Миклашевским: “Мой курганский товарищ Лорер произведен на Кавказе в офицеры, Нарышкин в юнкера” ⁵; И. И. Пущин из Туринска 17 января Е. П. Оболенскому: “Нарышкин, говорят, произведен из унтер-офицеров в юнкера. Это какое-то новое постановление для разжалованных — я его не понимаю, а потому не сужу” ⁶. Он же 16 февраля ему же: “С Кавказа получил письмо от Назимова и несколько слов от доброго нашего Нарышкина: оба они произведены в юнкера. Это новое положение для тех, которые разжалованы в солдаты. Таким образом можно несколько раз производить, не давая офицерского чина” ⁷. С. Г. Волконский из Урика 12 февраля пишет И. И. Пущину: “Я недавно получил письмо от Фохта, который в переписке с Лорером: Нарышкины здоровы и Михаил Михайлович представлен в офицеры, дай Бог ему и ей конец этим испытаниям — и уголок под родным кровом, среди своих. [...] Мне здесь сказывали, что Михаил Михайлович переименован в юнкера, это было бы не худо, офицерский чин не уйдет, а этим переименованием, как мне кажется, откроется возможность возвращения имения. Дай Бог, чтоб это бы было правда и мои предположения сбылись и тем Кирилл Михайлович получил достойное его упырничеству наказание” ⁸. М. А. Фонвизин в своем письме из Тобольска И. И. Пущину сообщал 3 марта 1842 г.: “Брат Анненкова, генерал, просил царя об Иване Александровиче и исходатайствовал ему повышение в первый разряд. Канцеляристы говорят, что это возводит его в дворянство, точно также, как М. М. Нарышкина его юнкерство” ⁹.

В порядке исключения, автор посчитал целесообразным поместить здесь письма М. М. Нарышкина к А. Ф. Бригену, несмотря на то что они были уже опубликованы ¹⁰. Основания для этого следующие: несоответствие во многих местах тексту подлинника, что уже отмечалось в предыдущей публикации, совмещение в одном месте с письмами Е. П. Нарышкиной, написанными одновременно с мужем, и, наконец, желательность комплектности публикуемого материала. Публиковавшиеся ранее документы выделены полужирным шрифтом.

Перевод с французского письма Е. П. Нарышкиной от 29 марта 1843 г. (док. № 6) выполнен И. М. Длугач, остальные переводы предоставлены ИРЛИ без указания переводчика.

Публикацию подготовил профессор А.К. НАРЫШКИН. [199]

Указ об увольнении от службы М. М. Нарышкина

По указу Его Величества, Государя Императора Николая Павловича, Самодержца Всероссийского и прочая, и прочая, и прочая

Предъявитель сего, Прапорщик Михайло Михайлов сын Нарышкин, как из формулярного его списка видно: Вероисповедания Православного; от роду ему сорок семь лет; из Государственных преступников; за женою родовое имение в Псковской губернии 170 душ и в Тульской губернии 250 душ крестьян благоприобретенных; по Высочайшему повелению возвращен из поселения и назначен в Отдельный Кавказский корпус и по предписанию командовавшего 20-ю пехотною дивизиею 22 сентября [1]837 года за № 31-м зачислен в Навагинский пехотный полк рядовым [1]837 ноября 14-го; по Высочайшему повелению, за отличие в сражении противу горцев, произведен в унтер-офицеры [1]838 декабря 16-го; за отличие в сражении противу горцев по Высочайшему повелению произведен в подпрапорщики [1]841-го генваря 1-го; за отличие в экспедиции противу горцев Высочайшим приказом произведен в прапорщики тысяча восемьсот сорок третьего года июня двадцать пятого дня, со старшинством с 31-го августа 1842 года, имел тогда от роду сорок пять лет.

В походах и делах против неприятеля был:

1837 года октября с 24-го по 29-е в движении к аулам Исенгиреевским и истреблении их; с 13 по 19-е ноября действительно в перестрелках с горцами находился.

1838 года генваря с 18-го по 24-е число в сражении с отрядом к реке Белой и разбитии за оною хищнической партии, шедшей к нашим границам; марта с 3 по 16-е движение отряда к Урухаевскому племени, обитающему по реке Лабе; апреля с 16 по 21-е за рекою Белою, где 18-го числа уничтожены два аула и разбито многочисленное сборище абазехов близ разоренного аула Али-Харцизова; с 27 сентября по 8-е октября в поиске за неприятелем от устья до вершины Лабы и разбитии оного; 6-го октября между Ходзом и Лабою действительно находился.

1839 года на восточном берегу Черного моря апреля 28-го ¹¹ в амбаркации войск в Тамани ¹², 3-го мая в высадке при устье реки Субаши ¹³ и в жарком деле при занятии этого пункта, с сего числа по 30-е мая при Укреплении лагеря, и приуготовительных работах к возведению укрепления, в это время перестрелках; с 4-го по 9-е мая при устройстве засек; 29-го при занятии высоты, разделяющей долины рек Шахе и Субаши, и в деле при занятии высоты левого берега реки Шахе; с 30-го мая по 5-е июля в возведении форта Головинского и перестрелках, происходивших во все это время в передовой цепи; 6-го июля в амбаркации при форте Головинском и 7-го в высадке войск при устье реки Псезуапе, в деле при занятии этого пункта, в перестрелках 8-го и 9-го при устройстве засеки; с 10-го июля по 31-е августа в работах при возведении форта Лазарева и перестрелках, происходивших во все это время ¹⁴; 31-го августа в [200] амбаркации войск при форте Лазареве и высадке оных, 4-го сентября при кр[епости] Анапе; сентября 11-го в движении из Анапы к вершине реки Мыского; с 12-го сентября по 9-е октября произведение укрепления Раевского и в перестрелках 16-го и 27-го сентября, 2-го и 8 октября при следовании колонн с[о] строительными материалами и съестными припасами, от Мыского к Николаевской станице и обратно; с 19-го по 22-е октября в движении отряда обратно от Мыского к ст[анице] Витязевой и оттуда в Черноморию, по день возвращения на квартиры и в перестрелке, бывшей при том 19-го числа, — находился ¹⁵.

1840 года с 22-го февраля по 1-е марта, для обозрения по Лабе местностей, предопределенных для новых поселений ¹⁶, при чем высланными разъездами захвачено в плен хищников 21 человек; апреля с 14-го по 19-е в движении с отрядом от ст[аницы] Воронежской к реке Белой и обратно к Усть-Лабинской переправе; мая с 3-го ноября по 21-е в действующем Лабинском отряде, занимавшемся возведением на Лабе укреплений: Махошевского и Темиргоевского; постов Урупского и Чамлыкского и устройством 4-х станиц первого Лабинского Казачьего полка, а также укреплений Зассовского, Новодонского, Новогеоргиевского и поста Калиновского, причем 17-го июня с частью войск находился в поиске неприятеля за рекою Лабою ¹⁷; сентября 2, 3, 4 и 5-го в движении от Махошевского укрепления к реке Белой и перестрелке при оной с абазехами; 5-го на правом берегу этой реки, где тогда же уничтожены были аулы ¹⁸ и все сено, принадлежавшее абазехам; октября с 17-го по 25-е за рекою Лабою, для предупреждения скопищ горцев, намеревавших вторгнуться в границы наши и сражении с оными, 11-го числа на высотах горы Канактуа, 21, 22, 23, 24 и 25-го того же октября чрез реку Геагу к реке Белой, при которой, 22-го числа, после жаркой перестрелки с абазехами, в большом количестве истреблены запасы сена и хлеба, принадлежавшие неприятелю, и обозрены все места, нужные для будущих препятствий.

1841 года генваря с 26 на 28-е, в отряде при истреблении за рекою Белою трех Абазехских аулов и отражении при обратном следовании неприятельских атак, на арьергард и боковые цепи ¹⁹; марта с 15-го по 22-е за рекою Лабою для предупреждения измены, отложившихся Эрухаевских и Темиргоевских аулов, и 20-го в сражении с десятитысячным скопищем горцев, в продолжении шести часов неостановочно нападавших на отряд; апреля с 3-го по 25-е в сражении с отрядом, прикрывавшим Беслинеевский аул от скопища горцев, грозившего силою поднять и увести их в горы; 6-го у рассеянии оного без боя при вершине Малой Лабы; 17-го совершенном разбитии и овладении всеми запасами и котлами, тем же собранием бывшими сложенными в одном крепком ущелье по вершине Губса; мая с 1-го по октября 26-е в войсках действующего Лабинского отряда, занимавшегося возведением на Лабе укрепления и укрепленных постов Шалаковского, Подольского и Житомирского и в движениях за Лабою; июля 17-го к вершине реки Гупс в сражении с горцами во время истребления двух отложившихся Эрухаевских аулов и в большом количестве запасов сена и хлеба их; октября 10 и 11-го [201] в Слаюкопском ущелье в сильной перестрелке с абазехами во время двухдневного истребления принадлежавших им хлебов и сена, и 23-го в вершине Ораул при истреблении сена, принадлежавшего беглым эрухаевцам и другим непокорным племенам.

1842-го года 3-го августа отражение неприятеля при нападении его на Шалаковское укрепление гарнизоном сего укрепления; движение отряда от Зассовского укрепления в землю Беслинеевскую по следам неприятельского скопища; 4-го поражение хищников и движении к реке Большой Тигепи; 5 и 6-го при следовании неприятеля вверх по реке урупу до земли Беслинеевцев; с 7-го по 12-е обратное движение к Зассовскому укреплению и поражении другой неприятельской партии, шедшей на соединение с первою, казачьими разъездами; [1843 года ?] с 8 по 14-е марта [?] движение отряда от Ессентукской станицы чрез Кисловодск и Кумбагай к вершинам реки Кумы для поддержания Карачаевцев и защиты Большой Кабарды; 18-го августа возвращение на Кисловодскую линию; 29-го мужественное отражение неприятеля, несравненно превосходившего в силах, командою, следовавшей от родника к Кургельскому мосту; 31-го августа и 1-го сентября дело с горцами в лесистом ущелье реки Писшен, отряда, назначенного для прикрытия инструментальной съемки, продолжавшейся до 8-го сентября.

Ранен и в плен взят не был; сверх настоящей обязанности особых поручений по Высочайшим повелениям и от своего начальства не имел; по Высочайшему повелению за отличие в сражении противу горцев Всемилостивейше произведен в унтер-офицеры, в подпрапорщики и в прапорщики; Высочайших благоволений, Всемилостивейших рескриптов и похвальных листов от своего начальства не получал; российский, немецкий и французский языки, математику и историю знает.

Высочайшим приказом в 29 день марта 1844-го года, был уволен в отпуск по домашним обстоятельствам, в Тульскую губернию на 6 месяцев, откуда не возвращался, а находился в оном до увольнения; со дня же возвращения из поселения на службу в штрафах по суду и без суда не бывал; Высочайшим замечаниям и выговорам не подвергался; женат на дочери графа Коновницына Елизавете Петровой, вероисповедания Православного; до увольнения состоял при полку сверх комплекта; к повышению чином аттестовался достойным; а к знаку отличия беспорочной службы не выслужил положенных лет; по выборам дворянства не служил; отчеты представлял в срок; жалобам не подвергался; слабым в отправлении обязанностей службы замечен не был; беспорядков и неисправностей между подчиненными не допускал; оглашаем и изобличаем в неприличном поведении не был.

А тысяча восемьсот сорок четвертого года в двадцать пятый день сентября Высочайшим Его Императорского Величества приказом, по прощению его, уволен от службы за болезнию тем же чином, с тем, чтобы он — Нарышкин, по Высочайшему Государя Императора повелению, изъясненному в отзыве г-на Военного Министра к бывшему командиру /: ныне вверенного мне:/ корпуса, от 21-го сентября 1844 года, [202] № 392-й, постоянно и безвыездно бы жил в имении своем в Тульской губернии,

Во свидетельство чего, по Высочайше предоставленному мне уполномочию, сей указ дан прапорщику Нарышкину, за моим подписом и с приложением герба моего печати, в городе Тифлисе июня 2-го дня 1846-го года.

В сем указе на подчищенном написано на 6-й странице: “линее и ми”; поправок и приписок между строками нет.

Его Императорского Величества Всемилостивейшего ГОСУДАРЯ мое. го генерал-адъютант, генерал от инфантерии, главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом, наместник Кавказский, командующий Военно-Каспийскою флотилиею, Новороссийский и Бессарабский генерал-губернатор, член Государственного Совета, шеф Нарвского и имени своего егерских полков, и орденов Российских: Св. Андрея Первозванного, бриллиантами украшенного, Св. Александра Невского, алмазами украшенного, Св. Великомученика и Победоносца Георгия 2-го класса большого креста, Св. Владимира 1-й степени, Св. Анны 1-й степени с алмазными украшениями и золотого Базарджикского креста, — и иностранных: французского — Св. Людовика, английского — Бани, гановерского — Гвельфов, шведских — Серафимов и Меча, прусских — Черного и Красного Орла, сардинского — Св. Маврикия и Лазаря, греческого — Спасителя 1-х степеней, австрийских — Св. Стефана 1-й степени и Марии Терезии 3-го класса, турецкого — Нишана-Ифтигара, алмазами украшенного, кавалер; имеющий Портрет Могамеда Шаха Персидского на голубой ленте чрез плечо, и золотые шпаги, украшенные бриллиантами, одну с надписью: “За храбрость”, а другую с надписью: “За взятие Варны”, три серебряные медали: В память 1812 года, За взятие Парижа и За турецкую войну 1828 я 1829 годов, золотую медаль: За прекращение чумы в Одессе 1837 года, в знак Отличия беспорочной службы за XXX лет

К[нязь М.С.] Воронцов
Начальник Главного Штаба войск,
на Кавказе находящихся,
Свиты Его Величества, генерал-майор [П.Е.] Коцебу

Указ сей дан уволенному от службы за болезнию из Навагинского пехотного полка прапорщику Нарышкину.

По Высочайшему Государя Императора повелению, объявленному Начальнику Тульской губернии в предписании г. министра Внутренних Дел, от 19-го ноября 1855 года за № 266, освобожден от полицейского надзора.

Военный губернатор г. Тулы
и Тульский гражданский губернатор,
генерал-лейтенант [П.М.] Дараган

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Карт. 5826. Ед. хр. 1а. Л. 1-6об. Полужирным шрифтом обозначено напечатанное типографским шрифтом на бланке, обычным шрифтом — писарская рукопись, курсив — автограф. [203]

Е.П. и М.М. Нарышкины — А.Ф.Бригену

( В верхнем левом углу помета адресата: “20 апреля”)

Что с вами, мой добрый г-н Бриген? Живы ли вы? Здоровы ли? Вот уже 8 длинных месяцев, как мы не получали от вас ни тени письма! Это нас беспокоит, это нас обижает, так как наше дружеское чувство к вам искренне. Если ваше молчание происходит просто из-за некоторой лени, я вас прощаю, но очень некрасиво будет, если вы начинаете нас забывать. Я не получала ответа на письмо, которое писала с вод, и на то, которое мы вам писали вместе с Мишелем в конце осени ²⁰. В вашей Тобольской губернии все вы становитесь ленивыми. Г-жа Фонвизина отвечает мне очень редко, и Пущин на последнее письмо тоже не отвечает, хотя на письмо, написанное одновременно, дорогая Трубецкая нашла время ответить мне из своего Ойка уже месяц назад. Розен тоже отказывается давать о себе знать, но что касается его, я не расстраиваюсь, ибо он человек особого рода, он сам для себя решил, что посвящает памяти о нас два дня в году, и я вынуждена подчиняться и терпеливо ждать, когда они наступят, и я увижу его почерк. О нем я получаю сведения время от времени косвенным путем через кого-либо из моих или их близких; знаю, что все в их милой семье обстоит хорошо, и я спокойна за них. Наш Лорер пишет нам послания очень длинные, таковы вообще и его беседы; добрый малый теперь, слава Богу, спокоен и счастлив своей судьбой. Я уверена, что он поддерживает с вами активную переписку, его же воспоминания в стиле романов Августа Лафонтена ²¹, касающиеся одного из уголков Кургана, давно уже забыты. Он собирается этим летом поехать подлечиться на воды, — это ему, безусловно, необходимо, так как здоровье его в плохом состоянии. По милости Неба глаза моего дорогого Мишеля поправляются. Зима наша была грустной, отчасти из-за нашего плохого здоровья, отчасти из-за охватившей нас очень тяжелой душевной подавленности. Мои нервы вновь немного ослабели, но я не мечтаю прибегать к водам, от пребывания там я устаю, так как контакт с толпой чуждых мне людей вызывает во мне сильное отвращение.

Ничто еще в нашем положении не изменилось, не улучшилось, но волей Провидения, мир снизошел в наши души, и мы утешаемся этим. Я все еще не покидаю мысли навестить маму, но пока еще не знаю, когда именно. Если я буду проезжать через Батурино, я обязательно познакомлюсь с вашей семьей и в письме, которое я вам напишу тотчас после возвращения, подробности не будут опущены.

Г-н Бриген! Мишель и я — ваши добрые друзья, не пренебрегайте нами! Раньше, чем мы узнали из вашего последнего письма (ставшего уже древним) о ваших планах относительно нашего Курганского дома, и, желая знать что-нибудь о нем, весной я запрашивала о нем г-жу [204] Фонвизину на полях письма. После этого вы мне сообщили, что Горышов предлагает шесть тысяч рублей с уплатой в три срока. Но г-жа Фонвизина о сдаче в наем не говорит, она думала, что вы нашли возможность сдать наш дом на три года за 900 рублей в год, и это было бы очень выгодно. Поскольку вы нам не подтверждаете этого, очевидно, эти разговоры неосновательны; возможно еще и то, что Горышов не согласился на ваши условия сделки.

Этот несчастный дом портится, а как хочется, чтобы ваши искренне дружеские хлопоты устроить повыгодней продажу увенчались бы успехом. Еще раз — умоляю вас не оставлять нас без вашей помощи в этом деле и условиться о цене по вашему усмотрению без наших ответов. Письма тут излишни, они создают промедление, а покупатель не ждет; мы вперед подписываем условия — те, что вы заключите. Не забудьте взять из полученных денег, будь то продажа или сдача в наем 200 р. двести рублей, обещанные Александру Ивановичу ²² на новую церковь в Кургане. Если вам удастся получить наши деньги, выделите, пожалуйста, небольшую долю, сотню — старому Флегонту [Мироновичу Башмакову] и двести — старому Василию ²³ в Ялуторовске. Как поживает добрый Иван Федорович [Фохт]? Прошу передать ему мой самый искренний привет и сказать ему, что мы по-прежнему питаем к нему самые лучшие чувства. Прошу напомнить обо мне г-ну Швейковскому ²⁴, также и г-же Клечковской, Евгении Андреевне, Анне Васильевне Дурановой ²⁵, также и всем нашим знакомым в малом городе Кургане.

Наш усердный привет также отцу Якову с матушкою, и просим, чтоб он напомнил о нас дорогому отцу Степану в первом письме, что будет к нему писать. Подумайте только — холод не желает нас покинуть — как мне надоело жить постоянно среди всех этих шквалов, застигающих меня на пути, как в прямом, так и в переносном смысле. В Кургане ветер дует три четверти года, но в Прочном Окопе старый Эол ²⁶ устроился прочно и весьма надежно и не скрывает своего плохого настроения, дома здесь построены из толстых досок, плохо смазанных глиной, таким образом, мы плохо защищены от ветра зимой и не лучше от летней жары. Я горю нетерпением, желая выбраться отсюда; новые земли гораздо интереснее в описаниях романистов, нежели в действительности. Если Бог даст, у нас будет когда-нибудь свой собственный угол, и мы с Мишелем будем живы и здоровы, для меня будет счастьем устроить в нем все так, чтоб было удобно и удовлетворяло требованиям старости.

Наша собственная старость наступила несколько преждевременно, но мы свое возьмем. Мы очень сдали в этом году, особенно я, схожу со своего кресла неохотно. Желание отдыха, потребность в отдыхе является предметом наших мечтаний и наших бесед.

Впрочем, я слишком по-женски пишу вам. Моя болтовня бесконечна. Прощайте, мой дорогой г. Бриген. Да благословит вас Господь.

Елизавета Нарышкина

Давно мы не получали от вас весточки, любезный Александр Федорович, и это лишение более и более для нас чувствительно. Вы нас приучили [205] к приятной нашей беседе, и мы нетерпеливо желали бы заглянуть в ваш уголок, хотя мы довольно знакомы с постоянством ваших занятий, привычек и образом курганской жизни; со всем тем, получая от вас несколько строк, мы как будто возобновляем разговор, начатый под одной кровлей, и который я желал бы еще когда-нибудь продолжить изустно.

Что касается до единообразной жизни, в этом, кажется, мы довольно верно вам подражаем. Как и в Кургане, всю зиму сидим в своей хате, ограничиваясь обыкновенным кругом наших знакомых; изредка показываются новые лица, — но все это преходящее; а мы, как старики, — любители постоянного. С наступлением весны все рассеиваются по экспедициям. Жаждущим войны представляется обильная жажда славы и трудов; любителям природы — созерцание ее величия и разнообразие прелестных картин. Все это прекрасно, но на все пора и время, а под старость все-таки в глазах мирный уголок.

Впрочем в наше время и старики молоды. Наш Николай Иванович [Лорер] так поюнел, что недавно протанцевал в кругу молодежи гросфатер, но сам этому дивится. Здоровье его, кажется, поправляется, но еще не совсем хорошо ²⁷; в мае надеюсь с ним увидаться.

Глазам моим получше, и я мог с осторожностью приняться за чтение. Как вы себя чувствуете? Здоров ли наш добрый Иван Федорович [Фохт] и Иван Семенович? Передайте им наш усердный привет и поговорите с нами поболее о себе и о каждом из них. Назимов вам и Ив[ану] Федоровичу пожимает руку, — он здоров, но много прибавилось седин, которые частью и на мне отражаются.

Всем курганским нашим добрым знакомым усердно кланяюсь и крестнику своему Стефану — хорошо ли он поживает? Жив ли старик Шишминцев?

Прощайте, любимый Александр Федорович, будьте здоровы, храним Богом и не забывайте ²⁸ вам искренне преданного

М. Нарышкина

ОР ИРЛИ. Ф. 2580, XI с 17. Л. 10—13. Автограф Е.П.Нарышкиной на фр. яз. Курсив — по-русски.

№ 3

М.М. и Е.П. Нарышкины — А.Ф. Бригену

( В верхнем левом углу помета адресата: “Пол. 3-го окт. 42 г. № 14”)

На днях, возвратясь из экспедиции, я имел удовольствие прочесть ваше письмо от 15-го мая ²⁹, любезный Александр Федорович, и вполне был бы доволен, если б известие о вашей болезни и о кончине нашего Ивана Федоровича ³⁰ не сменило грустию первое впечатление.

Очень вам признателен также за известия о некотор[ых] знакомых. Искренно соболезную об Андрее Вас[ильевиче] ³¹, а еще более о его жене; Васи[лию] Карловичу ³², при привете моем, пожелайте ему скорого выздоровления, давно уже он дряхлеет. Надеюсь, что Иван Семенович ³³ не подражает ему; — передайте ему мой усердный поклон.

Скажу вам в замену, что Михайло Александрович Назимов] здоров, был в жарких делах нынешнею весною ³⁴ и летом и, слава Богу, уцелел. Он теперь находится в[о] Владикавказе, где и пробудет до глубокой осени; не знаю, случится ли мне скоро с ним увидеться, но не премину передать ему ваше воспоминание. Беляевы также на левом фланге и здравствуют; Вегелин и Черкасов в июле произведены в офицеры; я давно уже их не видал. Игельстром женился на прекрасной и молодой девице — и, без сомнения, сам помолодел. Валер[ьян] Голицын ³⁵ нынешнею осенью также женится на моей родственнице к[няжне Дарье Андреевне] Ухтомской и, кажется, состояние его обеспечено. Загорецкий — если не на охоте, то в [пере]стрелках поддерживает репутацию меткого стрелка.

Простите, любезный Александр Федорович, — дайте вашу руку, и примите от меня искренное желание вам милости Божией и всего лучшего. Отцу Степану [Знаменскому] и Якову [Зудилову] — всем курганским нашим общим знакомым передайте наш привет. Обнимаю вас. Христос с вами! Преданный вам М.Нарышкин.

Не получая от вас известий, я просила прошлой почтой г-жу Фонвизину сообщить, как обстоят дела с нашим домом. Но теперь вы принимаете наилучшее решение — продать его; пожалуйста, действуйте, не спрашивая больше у нас совета! Вашему письму потребовалось три месяца, чтобы попасть к нам, ибо оно пришло к нам по наикратчайшему пути через Петербург и Тифлис. Делайте как Каташ [207] [Трубецкая] пишите нам в адрес моей мамы: г[рафи]не Анне Ивановне [Коновницыной] С.-Петербургской губернии в г. Гдов. Мама проводит зиму в городе, но меняет в нем квартиры — вместо того, чтобы писать в имение; ваши письма будут всегда доходить скорее, чем если б вы писали на наше имя, на Кавказ они приходят невыносимо поздно. Если продадите дом, будьте добры, отправьте деньги также маме.

ОР ИРЛИ. Ф. 2579. IX м 40. Л. 2-3 об. Автограф Е.П. Нарышкиной на фр. яз. Курсив — по-русски.

№ 4

Е.П. Нарышкина — А.Ф.Бригену

( В верхнем левом углу помета адресата: “Пол. 3-го окт.”)

Мы только что получили ваше письмо от 15 мая, дражайший г. Бриген, и очень огорчились, узнав, что вы болели и болезнь ваша протекала дольше, чем бывало раньше. С Божией помощью вы с ней покончили вскоре после того, как письмо было отправлено, и милость Господняя поселилась в одном из своих самых дорогих жилищ — в вашем добром сердце! Любезно с вашей стороны, воспользовавшись первыми днями выздоровления, вспомнить о нас. Мы становимся очень старыми физически, но душу с помощью нашего Спасителя мы можем озеленить, только эта зелень необходима каждому мыслящему, тому, кому наш Господь, наш истинный Бог, дал вкусить Своей мудрости и истины вечной.

Ваше последнее письмо, мой дорогой г. Бриген, носит печать глубокой меланхолии и, несмотря на веселость, которой вы пытаетесь завуалировать ее, щадя друзей, мы угадываем много грусти глубоко в вашей душе. Мне хотелось бы сказать вам несколько слов, которые могли бы быть вам приятны. Мишель и я, мы присоединяемся к вашей семье и к вашим друзьям, чтобы выразить вам глубочайшее уважение и истинно сердечную дружбу. Вы внутренне так богаты, что не знаете скуки, сидя в своей комнате, но когда вы болеете, было бы нелишним иметь около себя кого-нибудь близкого, кто бы рассеял ваши грустные мысли, овладевающие вами помимо вашей воли. У вас твердый характер, но вы — человек: дух и материя вместе, а потому в создаваемом вами, как вы говорите, фантастическом мире для вас не невозможно встречать время от времени лицо, которое не всегда было бы радужным.

У меня состояние подавленности духа бывало очень часто на Кавказе, но слава милосердию моего Господа, теперь я чувствую себя более спокойной благодаря тому, что сердце мое становится твердым на камне веры, несмотря на то, что бедный Фохт был человеком не очень общительным, смерть его, наверное, создала пустоту вокруг. Вы правы, говоря, что лишь добрые деяния остаются после смерти; но они образуют небольшое сокровище для нас в небесах лишь после того, как мы [208] попытаемся сделать добро во имя Бога, с Богом и во славу Его святого имени. Чем дольше остаемся здесь для совершения паломничества по Земле, тем лучше видим, что истинное отечество не здесь и что все то что продолжается здесь не для достижения счастливой вечности, а для чего-то иного, — все это — ветер, химера и ложь.

Я испытываю свою совесть, я рассматриваю мне подобных и, хотя моя проницательность несколько ограничена, все же, я знаю теперь совершенно точно и с полной и твердой уверенностью, что мы учимся познавать и любить истину вовсе не своими жалкими личными усилиями. То Господь стучится в наши сердца и делает это так сильно и иногда с такой настойчивостью, что становится невозможным отказать в убежище такому любящему и могущественному гостю.

Надеюсь, что ваша семья продолжает заботиться о вас в своих письмах и что в старшей дочери и в сыне вы уже находите добрых друзей, понимающих вас и отвечающих требованиям вашей души.

Очень сожалею, что не познакомилась с вашими детьми, но мы познакомимся, так как я очень этого хочу. Мы вам очень благодарны за то, что Вы не лишаете нас надежды хорошо продать курганский дом, придумывая новое решение, чтобы потери были бы наименьшими. Располагайте этой продажей по собственному усмотрению. Избавьте нас от дома целиком или частями. Совершенно, как вы найдете нужным, лишь избавьте нас как можно скорее. Все последние годы благодаря вашим стараниям дом сдается за хорошую цену, но он портится со временем, надо его продать, и все.

Константин Игельстром женился на очень красивой, хорошо воспитанной немочке ³⁶ и проводит с ней медовый месяц где-то вроде орлиного гнезда, которое он взялся построить в очень поэтической местности — у истоков Кубани около естественного каменного моста недалеко от древнего христианского храма, сохранившегося лучше, нежели христианское население, для назидания коего он был построен. Этот храм как бы пристав к крутому склону горы, кладбище со множеством крестов, окружающее храм — вот все население [...] ( слово неразборчиво) несколько [...] ( слово неразборчиво) и песнопения, по всей вероятности, снова раздаваться во славу Всевышнего. Это следовало бы горячо приветствовать.

Лорер, думаю, не будет добиваться руки курганской вдовы, так как, едва приехав в родную избушку, он встретил очаровательную молодую особу, привлекшую его почтительное внимание; мне думается, что в данный момент дело приближается к развязке сотого его романа, который, надеюсь, станет и последним.

Прощайте, поправляйтесь и будьте уверены, что в нас обоих вы имеете преданных друзей, которые всегда будут вас любить.

Е. Нарышкина

ОР ИРЛИ. Ф. 2580. IX с 17. Л. 14-15 об. Автограф на фр. яз. Курсив — по-русски.

(Окончание следует)

Комментарии

1. См.: Нарышкин А. К. “Обнимаю вас еще раз — пора в путь”. Письма с Кавказа декабриста М. М. Нарышкина. 1837—1838 гг. // Исторический архив. 2000. № 6. С. 57-89.

2. Указ об увольнении от службы М. М. Нарышкина. ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Карт. 5826. Ед. хр. 1а. Л. 1-6.

3. М. М. Нарышкин “переименован в юнкера 30.9.1840” (Декабристы. Биографический справочник. М., 1988. С. 125).

4. Назимов М. А. Письма, статьи. Иркутск, 1985. С. 64—65. См. также: Браиловский С. Н. Письма М. А. Назимова к А.Ф. фон Бригену // Литературный вестник. 1902. Кн. 2. Т. 3. С. 176. Там точнее указан месяц — ноябрь.

5. Бриген А.Ф. Письма, исторические сочинения. Иркутск, 1986. С. 138.

6. Пущин И. И. Записки о Пушкине, письма. М., 1956. С. 164.

7. Пущин И. И. Записки о Пушкине, письма. М., 1989. С. 160.

8. Записки ОР ГБЛ. Вып. 24. С. 363—364. Здесь следует оговориться, что тема “упырничества” (вампирства) брата декабриста М.М.Нарышкина заслуживает особого рассмотрения, но последующая сохранившаяся переписка двух братьев свидетельствует о том, что имущественный конфликт, если и возник со смертью их родителей, то после возвращения декабриста с Кавказа был благополучно разрешен. См.: Нарышкин А. К. Участник Бородинского сражения Кирилл Михайлович Нарышкин // Бородинское поле. История. Культура, экология / Сост. А. В. Горбунов. Бородино, 2000. С. 90-100. Подробнее см. в письмах К. М. Нарышкина к брату за 1844 г. (ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Карт. 5818. Ед. хр. 4. Л. 1-8).

9. Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Т. I. Дневник и письма. Иркутск, 1979. С. 236-237.

10. Браиловский С.Н. Письма М.М.Нарышкина к А.Ф. фон Бригену // Литературный вестник. СПб., 1901. Т. 2. Кн. VI. С. 135—146.

11. А.Е. Розен 20 марта 1839 г. из Пятигорска писал к А. Ф. Бригену: “Все наши курганские друзья произведены в унтер-офицеры и готовятся с наступившею весною к новым подвигам славы. Нарышкину писал я, что вы не получаете его писем”. (Браиловский С.Н. Письма барона А. Е. Розена к А.Ф. фон Бригену // Литературный вестник. 1901. Т. 1. Кн. 4. С. 425).

12. Н. И. Лорер вспоминал: “Наконец, и для меня настал радостный денек. В одно утро, сидя в моей крошечной землянке, я услыхал знакомые голоса моих любезных товарищей и чрез несколько секунд обнимал уже Нарышкина, Одоевского, Назимова, Лихарева и Игельстрома. Все они посланы были на правый фланг для экспедиции и только что пришли с отрядом. Разговорам, расспросам не было конца; мы шутили, смеялись, радовались, как дети. Бог привел товарищей Читы и Петровского Завода разделить со мною труды Кавказской войны.

Отдохнув немного, мы всем обществом пошли в Тамань отыскивать удобных квартир; вскоре обрели, что нам было нужно, искупили посуды, и все пошло своим порядком” (Лорер Н. И. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 234).

13. “Начальник боевой Кавказской линии, Николай Николаевич Раевский, предложил Айвазовскому сопутствовать ему в предстоящей экспедиции для высадки в долине Субаши (форт Лазарев), Иван Константинович с особенным удовольствием принял предложение Н. Н. Раевского и сохранил об этой экспедиции много любопытных воспоминаний: “Помню еще, что в деле при Субаши принимали участие разжалованные в рядовые “декабристы”: Нарышкин, князь А. И. Одоевский и Н. И. Лорер. Они несли службу наравне с прочими солдатами, но пользовались некоторыми удобствами в их частном быту. Я познакомился и с большим удовольствием беседовал с этими высокообразованными людьми”. Плодом участия Айвазовского в экспедиции была превосходная картина, изображающая перестрелку в момент десанта. Помимо исторической правды, уловленной художником на месте, картина эта была украшена портретами нескольких из начальствовавших лиц” (См.: Иван Константинович Айвазовский и его художественная XLII-летняя деятельность. 1836—1878 // Русская старина. 1878. № 4. С. 672, 674).

“У нас все было кончено, — вспоминал Н. И. Лорер. — Но на правом нашем фланге трещала еще страшная пальба и беспокоила меня за Нарышкина, который там находился. [...] Попавшийся мне знакомый офицер указал мне, где отыскать Нарышкина, которого я и нашел, наконец, с Загорецким у дерева. Последний заряжал ружье Нарышкину, а у М[ихаила] Михайловича], сделавшего более 70 выстрелов, усы и все лицо было черно от пороху и дыму...

Между тем и на правом фланге наши преследовали горцев, и отдаляющаяся перестрелка показала нам, что делу конец. “Слава Богу, что мы все живы и невредимы, пойдем в лагерь”, — сказал Нарышкин, и мы поплелись восвояси. По дороге встретили верного повара Нарышкина, который, искренно выразив своему барину всю свою радость при виде его невредимым, объявил нам, что самовар готов у самого моря. Вскоре мы дошли до места отдохновения и разлеглись на коврах и подушках, отвели душу душистым русским напитком. [...]

Нарышкин стоял в одной палатке с Загорецким [...]. Раз я шел к Нарышкину, как вдруг встречаю его повара, бледного, расстроенного, потерянного... “Что с тобою?” — спросил я его. “Помилуйте: ядро попало в суп к барину”, — отвечал он мне. “Ставь новую кастрюлю, любезнейший, — сказал я ему, смеючись, — авось другое не попадет” (Лорер Н. И. Указ соч. С. 236—238).

14. 29 августа В.А.Жуковский написал наследнику престола Александру Николаевичу письмо следующего содержания: “Посылаю вашему высочеству подарок в день вашего ангела — стихи на праздник Бородинский, бородинскую песню бородинскому помещику.

Еще бы одно благое дело в день Бородинского праздника: дело милосердия, прибавлю, и царской признательности, этому дню столь приличное! В Бородине дрался Коновницын, а Коновницын был честью русского войска. Дочь его в молодости лет выпила всю чашу горести за чужую вину; эта дочь умоляет Государя великодушного взглянуть с благоволением на преступного мужа ее, который не жалел жизни в сражении, чтобы загладить вину свою и заслужить ту милость, которая уже была ему оказана по просьбе Наследника престола. Нарышкин представлен за храбрость в офицеры; быть может, и рано еще ему эту награду, но день бородинский, день бородинский громко вопиет к Царю: помяни милосердием храброго Коновницына!” (См.: Жуковский В.А. Сочинения Т. 1. М, 1902. С. 307-308).

15. “Раевский прислал сказать нам, — вспоминал Н. И. Лорер, — что так как экспедиция кончилась, то мы можем ехать в Тамань и Керчь. Заболевший было горячкою, но оправившийся, хотя и слабый, Нарышкин и я чрезвычайно обрадовались этому позволению и спешили им воспользоваться. [...]

На другой день мы были в Тамани и наняли с Нарышкиным в 2 верстах от станции хорошенькую и покойную квартирку с садом у казачьего офицера. В саду много фруктовых деревьев, отягченных плодами, и весь он разделен на участки и принадлежит разным владельцам, которые живут с доходов от плодов. У самого окна нашей квартиры стоит огромное персиковое дерево, желтое почти от плодов, его покрывающих. Часто, ложась с Нарышкиным на коврах под ним, нам стоило открывать только рты, и персики сами валились на нас. Чтоб не отнимать доходов от бедного владельца, мы купили это дерево за 10 руб. ассигн[ациями] и тогда уже смело пользовались им. И мы, и люди наши, и все знакомые Тамани, как то: Нейдгарт, Дорошенко, Ромберг и проч., ели вдоволь, и дерево казалось неистощимым”.

Я блаженствовал в этом far-niente [безделье (итал.)], но Нарышкин начал скучать по своей жене, которая жила на Кавказской линии, в Прочном Окопе. Скоро Нарышкин уехал к жене в Прочный Окоп” (Лорер Н. И. Указ. соч. С. 233—234, 241).

М. А. Фонвизин 24 ноября писал из Тобольска И.И. Пущину: “Наталья [Дмитриевна Фонвизина] получила недавно письмо от Елизаветы Петровны Нарышкиной из Прочного Окопа, куда она недавно возвратилась, прожив несколько времени с своей матерью и родными. Е[лизавета] П[етровна] говорит о смерти Одоевского. В отряде, в котором находился он, Нарышкин, Лорер и Загорецкий в экспедиции к Черному морю, свирепствовали нервические горячки. М[ихаил] М[ихайлович] и Загорецкий были очень больны, но, к счастью, их вовремя перевезли в Тамань, и они были спасены. Одоевский же не перенес болезни и умер почти в одно время с стариком отцом своим” (Фонвизин М. А. Сочинения и письма. Т. 1. Дневник и письма. Иркутск, 1979. С. 166). Князь И. С. Одоевский умер 6 апреля, Александр Иванович — 10 октября. Аналогичного содержания М. А. Фонвизин написал 3 декабря из Тобольска письмо П. Н. Свистунову (Там же. С. 167—168).

Несколько позже И. И. Пущин получил письмо И. Д. Якушкина из Ялуторовска от 15 декабря: “Может, вы знаете, что Елизавета Петровна нынешним летом опять была в деревне у своей матери; на возвратном пути она пробыла дней десять у княгини Голицыной под Москвой, а приехав на Кавказ, занемогла очень опасно, но, по последним известиям, ей было лучше. Михаил Михайлович также был опасно болен горячкой, но на этот раз и он ускользнул из-под когтей чудовища, которое не пощадило бедного Одоевского” (Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма. М., 1951. С. 263-264).

16. “В 1840 году решено было передвинуть верхнюю кордонную линию с Кубани на Лабу, а пространство между Кубанью и Лабою заселить казачьими станицами, вызвав для сего их из Кавказского линейного войска, что проектировал и Засс еще при начале своих действий на Лабе и с чем согласился впоследствии командир Кавказского корпуса, барон Розен.

Для приведения в исполнение этих предположений был сформирован Лабинский отряд под командою того же генерала Засса, который открыл военные действия противу горцев на пространстве от Лабы к р. Белой, для очищения его от скопищ черкесов, намеревавшихся препятствовать нашим работам по устройству укреплений на Лабе. К осени Лабинская линия была прикрыта от горцев укреплениями, получившими наименования: Зассовского, Махошевского и Темиргоевского, а сообщение с Кубанью обеспечивалось Новодонскою и Георгиевскою крепостями” (Короленко П. П. Двухсотлетие Кубанского казачьего войска. 1696—1896. Исторический очерк. Екатеринодар, 1896. С. 49).

17. И. И. Пущин писал Е. П. Оболенскому из Туринска 27 июня: “Брат Петр на Кавказе; поехал по собственному желанию на год в экспедицию. Недавно писал ко мне из Прочного Окопа, где приняли его Нарышкины с необыкновенною дружбою: добрый Мишель чуть не задушил его, услышав голос, напоминающий меня. Теперь они все в горах, брат в отряде у Засса” (Пущин И. И. Записки о Пушкине, письма. М., 1989. С. 148). Аналогичного содержания письмо Пущина к княгине Е. И. Трубецкой от 28 июня (Там же. С. 150).

18. “При взятии одного аула, — вспоминал граф М.В.Толстой, — бывший декабрист М. М. Нарышкин спас одну маленькую девочку, родители которой были убиты во время приступа; он прислал ее в Москву к сестре своей княгине Е.М. Голицыной, бывшей тогда председательницей [Московского Благотворительного] Общества [1837 года]. Помещенная в [Арбатскую] школу, пятилетняя Аиша была сначала дика, как маленький зверок, не давалась никому в руки, пряталась и кусалась. Впрочем скоро, при заботах и ласках надзирательницы, она присмирела, в несколько месяцев выучилась понимать по-русски и охотно сидела в классе [...]” (Воспоминания графа М.В.Толстого. Школы Благотворительного Общества // Русский архив. 1881. Кн. II. С. 116).

19. Странной кажется публикация письма И. Д. Якушкина к М. А. Фонвизину от 26 июля: “Нарышкин, по известиям из Москвы, не участвует в экспедиции нынешнего года, у него все глаза болят, и он лечится на водах” (Декабристы. Новые материалы. Под ред. М. К. Азадовского. М., 1955. С. 272).

15 февраля 1841 г. И. Д. Якушкин сообщает И. И. Пущину: “О Кавказе почти ничего не знаю; только писали ко мне, что у Михаилы Михайловича всё глаза болят и что он никак читать не может. Лизавета Петровна весной собирается опять в отпуск” (Якушкин И. Д. Указ. соч. С. 268). Обычно Е. П. Нарышкина уезжала к своим родным, когда ее мужа отправляли в длительные экспедиции. Так и теперь, несмотря на болезнь глаз, Михаил Михайлович снова был востребован своим начальством. Во время кратковременного отдыха М. М. Нарышкин делает приписку к письму Елизаветы Петровны в Курган А. Ф. Бригену (см. док. № 2).

20. А. Ф. Бриген писал своей жене С. М. Бриген из Кургана 27 февраля: “Недели Две тому назад получил я письмо от Елизаветы Петровны Нарышкиной, она пишет мне, что в апреле месяце надеется с тобою увидеться и познакомиться, она поедет чрез Малороссию для свидания с матерью и заедет погостить в Слоут или в Пануровку. Я полагаю, что это около 20-го апреля, и тогда ты, вероятно, будешь в Пануровке” (Бриген А. Ф. Указ. соч. С. 142—143). Это письмо содержит также приписку к дочери — М. А. Бриген с примерно таким же содержанием (Там же. С. 143—144).

21. Лафонтен (Август-Генрих-Юлий) (1758—1831) — немецкий романист, написавший более 200 романов и повестей.

22. Возможно, это — Дуранов, курганский окружной начальник.

23. Тизенгаузен Василий Карлович — декабрист.

24. Повало-Швейковский Иван Семенович — декабрист.

25. Дуранова Анна Васильевна — жена А. И. Дуранова.

26. Эол — в греческой мифологии — повелитель ветров.

27. Об этом Н. И. Лорер писал М. М. Нарышкину 19 февраля 1841 г. из Фанагории (Лорер Н. И. Указ. соч. С. 347-350).

28. 9 мая 1841 г. А. Ф. Бриген ответил М. М. Нарышкину (Бриген А. Ф. Указ. соч. С. 145—146). В нем сообщается: “[...] письмо мое от 7-го февраля, которое Вы, верно, уже получили, меня также оправдает”.

29. Известно более раннее письмо А. Ф. Бригена от 23 января 1842 г (Бриген А.Ф. Указ. соч. С. 153—155).

30. Иван Федорович Фохт умер в Кургане 1 февраля 1842 г.

31. Ентальцев Андрей Васильевич — декабрист. Его пребывание в Ялуторовске было сопряжено с целым рядом неприятностей, в частности, “в связи с делом о находившихся при его жене крепостных людях и по доносам городничего Смирнова и губ. секретаря Портнягина. Результатом этого было психическое заболевание, для лечения которого разрешено временно перевести его в Тобольск — 26.5.1842” (Декабристы. Биографический справочник. С. 66).

32. Имеется в виду Тизенгаузен Василий Карлович.

33. Имеется в виду Повало-Швейковский Иван Семенович.

34. В письме А. Ф. Бригену 19 апреля 1842 г. М. А. Назимов сообщал из Прочного Окопа: “Елизавета Петровна пробудет здесь все нынешнее лето, а может быть, и осень. Здоровье ее приметно ослабело, хотя она не имеет более прежних припадков, ни грудных, ни нервных. Всякое движение и перемена места утомляют ее силы, а тем более действует на них всякое душевное волнение или огорчение. Михаил Михайлович приметно постарел здесь, но глаза его очень поправились. Он с Николаем Александровичем Загорецким находится в здешнем отряде, и потому останутся в нем на все лето. [...] От Мозгана Михаил Михайлович получил письмо из Нагорного Дагестана, где находится он в Тифлисском егерском полку” (Назимов М. А. Указ. соч. С. 68—70).

35. Голицын Валерьян Михайлович — декабрист.

36. Имеется в виду Эльзингк Берта Борисовна.

Текст воспроизведен по изданию: “С наступлением вестны все рассеиваются по экспедициям”. Письма и документы декабриста М. М. Нарышкина и Е. П. Нарышкиной. 1839—1844 гг. // Исторический архив, № 5. 2001