МИЛЮТИН Д. А.

ОПИСАНИЕ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ 1839 ГОДА В СЕВЕРНОМ ДАГЕСТАНЕ

V.

Движение к Чиркату. — Переправа через Андийское Койсу. — Обложение Ахульго.

По взятии Аргуани, отряд оставался еще четыре дня у этого селения, в ожидании возвращения баталионов, отправленных в укрепление Удачное для конвоирования больных и раненных. В продолжение того же времени войска были заняты разрушением аула, расчисткою через него дороги [66] в погребением тел, распространявших уже смрад в воздухе. Разрушение аула, состоявшего из 500 толстостенных каменных домов, требовало много труда и временя, — так что и в трое суток едва успели сжечь деревянные части саклей, разрушить стены весьма немногих, и между развалинами проложить узкую дорогу для прохода отряда.

Выступив 4-го числа утром из Аргуани, отряд расположился на ночлег не доходя верст 6-ти до Чирката, на краю крутого уступа гор. Подошвы его омывало Лидийское Койсу; влево виднелся Чиркать среди зелена виноградников; во отряд не мог следовать к нему не разработав спуска. На это нужно было более двух суток времени, так что артиллерия и тяжести не прежде могли двинуться к Чиркату, как 7-го июня.

Между тем уже 5-го числа летучий отряд из двух баталионов Кабардинского полка, двух горных орудий и конных казаков, под командою генерала Лабинцева, спустившись с большим трудом. двинулся к Чиркату и после нескольких выстрелов в садах, занял селение. Оно найдено уже совершенно пустым; мост через Андийское Койсу только-что засжен горцами. Восстановление переправы было чрезвычайно важно; ибо на другой стороне Андийского Койсу, на возвышенной Бетлетской плоскости уже ожидал транспорт продовольственных и военных запасов, шедший из Темир-Хан-Шуры через Зырани, под прикрытием 2-го баталиона Апшеронского пехотного полка, при двух горных орудиях, под командою полковника Попова, вместе с милициями Тарковскою, Аварскою и Мехтулинскою. [67] Транспорт этот был крайне нужен для отряда: с удалением от Аргуани, нельзя уже было расчитывать на прежние сообщения с укреплением Удачным и крепостью Внезапною: неприятельские шайки бродили по этой дороге и перехватили уже двух курьеров ¹³. Поэтому необходимо было, как можно скорее, открыть новое сообщение через Зырани с Темир-Хан-Шурою.

7-го числа, когда весь отряд соединился у Чирката и расположился в садах кругом селения, приняты были все меры к ускорению постройки моста на Койсу; несколько дней работы шли безуспешно по недостатку нужных для того материалов; а между тем отряд уже начинал терпеть недостаток в продовольствии. В этом затруднительном положении генерал Граббе изыскивал всевозможные меры к открытию сообщения с расположенными в виду отряда транспортами: нарочные из горцев посылались беспрестанно один за другим разными путями и полковнику Попову и Шамхалу Тарковскому с приказанием спустить транспорт с Бетлетской горы к Ашильте и содействовать устроению моста занятием гор на левой стороне реки. Но Шамхал не решался спуститься с Бетлетской горы, в такое близкое соседство с грозным Ахульго; полковник Попов многих приказаний вовсе не получил. В тоже время Ахмет-Хану Мехтулинскому послано было приказание двинуться с Аварскою милициею к Ихали, Койсубулинской деревне, лежащей на Андийском [68] Койсу верстах в 10-ти от Чирката, с тем что бы овладеть переправою Ихалинскою, весьма удобною по свойству утесистых берегов, выдающихся с обеих сторон реки. И это распоряжение не было исполнено своевременно. Сделана была попытка взойти в ближайшее сообщение с Темир-Хан-Шурою через Чиркей; но Чиркеевцы, далекие от желания содействовать Русскому отряду, уклонились под разными предлогами, не переставая уверять в своей преданности и покорности.

Решено было отрядить небольшой летучий отряд из двух баталионов (Куринского полка) с двумя горными орудиями и всею кавалериею, под командою флигель-адъютанта полковника Катенина (ныне генерал-адъютанта), вверх по левому берегу Койсу, с тем чтоб захватить переправу у так называемого Сагритлохского моста, верстах в 7-ми от Чирката, перейти там на правую сторону Койсу и двинуться по той стороне реки к Ашильте. Назначение этого отряда состояло в том, чтобы взойти в непосредственное сообщение с Ахмет-Ханом и Шамхалом, ускорить движение транспорта полковника Попова, облегчить устройство моста в Чиркате занятием противуположного берега, наконец разработать дорогу от этого моста к Ашильте.

8-го июня, утром, полковник Катенин двинулся но узкой тропинке вдоль реки Койсу, преодолевая чрезвычайные трудности; кавалерия спешилась; орудия разобрали и едва перетащили на руках; — несколько горцев провожало отряд выстрелами с противуположного берега реки. Однакож около 3-х часов по полудни полковник Катенин с передовыми [69] войсками достиг Сагритлохского моста, разрушенного горцами; в полчаса восстановил он переправу, посредством бревен и балок с близ-лежавших саклей. На ночь отряд расположился по обеим сторонам моста; а на следующий день, с рассветом, начал подниматься на высоты правого нагорного берега. Едва отряд отошел от переправы, как вдруг горцы, скрывавшиеся в окрестных ущельях, — показались с тылу и с флангов колонны. Пользуясь кустами и утесами, среди которых пролегала дорога, они завязали перестрелку; но полковник Катенин продолжал свое движение и дошел около полудня до Ашильты. После нескольких картечных выстрелов с высот, спустился он к самому селению, не смотря на слабость своего отряда. Когда Русские войска заняли Ашильту и окрестные сады, тогда и Ахмет-Хан Мехтулинский решился также спуститься с Бетлетской плоскости.

Таким образом с 9-го числа Русские войска владели уже обоими берегами Андийского Койсу. Над ругой день (10 июня) доставлено было к мосту на вьюках несколько десятков кулей с сухарями; но как мост не был еще готов, то их перетаскивали на канатах. Между тем отряд полковника Катенина деятельно занимался разработкою дороги от Ашильты к мосту ¹⁴. [70]

10-го числа произведена была рекогносцировка Ахульго по левому берегу реки Койсу, двумя баталионами с 4-мя орудиями. Здесь получено было первое понятие об этом неприступном убежище Шамиля. В тот же день и неприятель, сделав вылазку из Ахульго, аттаковал милицию Ахмет-Хана и уже начинал вытеснять ее из садов, когда полковник Катенин отрядил в ту сторону три роты пехоты и снова занял сады. К вечеру 11-го числа наконец и мост был готов. Он построен был сходно с теми, которые сами горцы обыкновенно строят в Дагестане через свои быстрые и довольно широкие реки: ширина Андийского Койсу в Чиркате более 12 сажен: но необыкновенной быстроте течения необходимо было, чтобы мост исключительно упирался на оба берега, без всякого промежуточного устоя. За недостатком всяких материалов, употреблены были только брусья из разобранных саклей и камни: из последних устроены были с обоих берегов реки выступы, на которые положены были наклонно брусья в несколько рядов, так что каждый верхний ряд выдавался несколько далее нижнего. Концы последних рядов брусьев с обеих сторон реки, связаны также брусьями, на которые положена настилка, так что образовалось нечто в роде арки. По недостатку железа и даже канатов, употреблены для связки брусьев виноградные лозы. Очевидно, что такой мост не мог быть весьма прочен; орудья нельзя было перевозить на лошадях; их перетаскивали канатами.

Не смотря на то, 12-го числа отряд перешел на правую сторону Койсу; с трудом поднявшись [71] на нагорный берег, войска расположились в садах за разоренным уже селением Ашильтой. У моста оставлен был для охранения его один баталион Апшеронского полка с двумя легкими орудиями; расположившись на обоих берегах перед мостом, баталион на-скоро прикрылся завалами. Кроме того, на левой стороне оставлены были до времени тяжести, и парк, под прикрытием двух баталионов, двух легких казачьих орудий и одного горного. Впоследствии тяжести были также переправлены на правую сторону Койсу; а баталионы с артиллериею расположились на высотах против Ахульго, для обстреливания его с левой стороны реки.

Таким образом с 12-го июня началась блокада и осада Ахульго. В три недели со времени выступления из крепости Внезапной, отряд генерала Граббе прошел более 80-ти верст по самой трудной местности, разработал вновь дорогу на протяжении более 30 верст; нанес два решительных поражения скопищу Шамиля, истребил 5 мятежных Салатавских и Гумбетовских селений ¹⁵ и наконец подступил к последнему убежищу Шамиля. Разрушение этого гнезда всех волнений и мятежей в Дагестане — предназначено было главным предметом действий отряда.

Старое и новое Ахульго, как видно из приложенного плана, занимали два огромных утеса, разделенных между собою глубоким ущельем речки Ашильты; оба вместе они составляли полуостров, обгибаемый с трех сторон рекою Койсу. Верхние [72] площадки этих утесов, огражденные кругом отвесными и каменистыми обрывами, съуживаясь к югу, примыкают к окружающим горам только двумя узкими перешейками: от старого Ахульго, (которого поверхность гораздо менее), тянется хребет вдоль берега Койсу; над новым — высится почти отвесно остроконечная вершина, занятая Сурхаевою башней (см. профиль А—В). Обрывы обоих утесов к речке Ашильте и к самому Койсу изрыты множеством пещер. В одном месте оба утеса до того сближаются между собою (профиль Е—F), — что для сообщения между ними переброшено несколько бревен, над пропастью глубиною сажен в 20 или более; но спуски к этому мостику с обоих Ахульго чрезвычайно затруднительны, а в нескольких местах прерываются деревянными подмостками. Река Койсу, протекая между утесистыми берегами, также съуживается в одном месте (против старого Ахульго), так что горцы и через нее перебросили несколько бревен вместо моста. Вообще вся местность вокруг обоих Ахульго чрезвычайно сурова и дика; горы каменистые, бесплодные, как будто все в трещинах. Горные потоки во многих местах низвергаются в пропасти с отвесных уступов. Обширные, великолепные сады Ашильтинские, разведены на искусственно устроенных террасах, покрытых наносною землею и огороженных каменными стенками. По всем террасам проведены канавы и водопроводы для орошения сухой, каменистой почвы.

Не довольствуясь естественною неприступностию такого местоположения, Шамиль укрепил свое [73] убежище еще искусственными средствами, весьма хорошо обдуманными.

Оба мыса или узких гребня, которыми новое и старое Ахульго примыкали к окружающим горам, — были глубоко перекопаны; над эскарпом находились каменные постройки с бойницами: в старом Ахульго, у которого мыс весьма узок, была одна только небольшая сакля, скрытая частию под поверхностию утеса; в новом же Ахульго — за передовою башнею было устроено нечто в роде бастионного фронта, в малом размере: две каменные постройки по сторонам, соединенные траншеею, обстреливали перекрестным огнем единственную точку, где можно было эскаладиривать, еслиб передняя башня была сбита.

На обоих Ахульго от передовых построек проведены были углубленные канавы, частию крытые сверху; они служили продольными ходами к задним частям обоих утесов, где помещались самые жилья. На новом Ахульго устроено было целое селение ¹⁶. Дома были совершенно скрыты за покатостями и большею частию вкопаны в землю. По сторонам продольных ходов устроены были боковые ложементы; также и по краям и скатам обоих утесов было множество завалов и подземных саклей, из [74] которых сотни выстрелов могли быть направлены на каждую точку, где бы наша войска ни показались. Наконец впереди нового Ахульго, как уже выше сказано, возвышалась остроконечная крутая гора, вершина которой была сильно укреплена каменною постройкою, названною Сурхаевой башней: постройка эта состояла из нескольких отделений различной высоты; но большею частию была скрыта за огромными каменьями и скалами.

Таким образом горцы умели воспользоваться всеми естественными преградами: каменьями, террасами, скалами. Опыт 1837 года послужил им уроком: вместо прежних высоких башен, Шамиль устроил углубленные траншеи и только в немногих местах употребил такие постройки, которые весьма трудно было сбить артиллериею. Неприятель в своих подземных саклях, траншеях, завалах, пещерах и за утесами был совершенно скрыт от наших глаз и выстрелов; окружающая местность почти нигде не позволяла выгодно расположить значительные батареи. Напротив того, наши войска на всех пунктах подвергались сосредоточенным выстрелам из множества неприятельских ложементов открытых и скрытых; на все подступы к обоим Ахульго были направлены сотни перекрестных выстрелов. Приложенный план с профилями может дать только слабое понятие о чрезвычайных препятствиях, которые Русским войскам предстояло преодолеть. Приняв при этом в соображение меткость стрельбы неприятеля, упорство и фанатизм, с которыми горцы должны были обороняться в последнем убежище Шамиля, [75] можно только дивиться подвигам, предстоявшим войскам нашим и твердой воле начальника, который решился во что бы то ни стало истребить это гнездо мюридизма.

Шамиль заперся в Ахульго со всеми своими приверженцами, с заложниками от покорных ему племен, с награбленною им добычею. Более 4000 душ обоего пола заключено было на голом раскаленном утесе; вооруженных было свыше 1000; из них человек сто самых отчаянных мюридов, предводимые Али-Беком, заперлись в Сурхаевой башне. После поражения в Аргуани, ближайшие племена Лезгинские уже сильно поколебались в своей приверженности к Шамилю; но полагаясь еще на совершенную, по мнению горцев, неприступность Ахульго, глава мюридов надеялся снова усилиться. Несколько доверенных лиц уже послано было в разные общества Дагестана для собирания новых скопищ: Ахверды-Магома — в Богулял; Сурхай — в Ихали, Галбац — в Анди. Присутствие их поколебало легковерных горцев, имевших уже намерение покориться Русскому правительству.

Еслиб Русские войска не могли взять Ахульго и принуждены были от него отступить, то подобная неудача выела бы самое вредное для нас влияние нравственное в целом крае. Горцы, не смотря на все поражения, уже нанесенные им, окончательно убедились бы в бессилии нашем против Шамиля и тогда владычество его в горах не только не было бы ослаблено, а напротив того утвердилось бы прочнее, чем когда нибудь. [76]

Подступив к Ахульго, генерал Граббе предполагал сначала блокировать его с обеих сторон реки Койсу, и для того оставлены были на левом берегу 3 баталиона с пятью орудиями (из коих часть занимала самую переправу), так что на правой стороне было всего 5 баталионов. Из них по крайней мере один нужен был для наблюдения за высотами со стороны Ихали; за тем только четыре баталиона с пятью горными орудиями — должны были занимать растянутую линию вокруг всего Ахульго.

Первоначально не было подробных и точных сведений, ни о местности, ни о неприятеле. 13-го числа произведена была рекогносцировка, которая показала, что доступ к старому Ахульго не менее труден, чем к новому: не было физической возможности перейти через перекоп, сажен в 10 глубиною. О штурме открытою силой нельзя было и помышлять; а для совершенной блокады с обеих сторон реки, силы отряда оказались совершенно недостаточными. Местность была столь пересечена, что войска не могли иметь беспрепятственного между собою сообщения, а потому не могли и взаимно друг друга подкреплять в случае вылазки. Положение двух баталионов, оставленных на левой стороне реки было даже опасно по отдаленности переправы.

И так решено было перевести на правую сторону реки оба баталиона Кабардинского полка с бывшими при них полевыми орудиями, которые в особенности нужны были для действия против неприятельских укреплений. В продолжение 14-го числа [77] все тяжести были перевезены к Ашильте. У переправы через Койсу оставлены только две роты Апшеронского полка; им приказано было расположиться на правом берегу реки, прикрыв себя завалами и сняв с моста настилку.

В это время, с прибытием из Темир-Хан-Шуры транспорта, под прикрытием 2-го баталиона Апшеронского полка, в отряде было уже 9-ть баталионов пехоты, с ротою сапер и 14 орудиями, силою всего до 6000 человек, не считая милиций. (Приложение № 5).

Расположение войск было следующее: ¹⁷

Левое крыло — по левую сторону речки Ашильты: 2 роты 1-го баталиона и 4-й баталион Апшеронского полка с двумя казачьими и двумя горными орудиями.

Центр — на мысу между речками Ашильтою и Бетли: 1-й Куринский баталион с 2-мя горными орудиями; на высотах к югу от Сурхаевой башни — 4 й Куринский с 2-мя легкими орудиями.

Правое крыло — на высотах к востоку от Сурхаевой башни: 2-й Куринский баталион, с 4-мя горными орудиями; в ущельи близ самого Койсу 2-й Апшеронский бататалион.

У переправы — две роты 1-го Апшеронского баталиона с одним горным орудием.

На высотах к стороне Ихали (к северу от Ашильты), фронтом к западу: оба баталиона Кабардинского полка с 2-мя горными орудиями. [78]

В садах южнее Ашильты — милиция Мехтулинско-Аварская.

На высотах по левую сторону Бетлетского оврага — транспорт и парк, под прикрытием 3-го баталиона Куринского полка.

На высотах по правую сторону Бетлетского оврага — табуны всего отряда, под прикрытием команд от всех частей отряда и конных казаков.

На высотах около поворота дороги к подъему на Бетлетскую гору — милиция Тарковская.

Уже 13-го числа начаты были некоторые осадные работы. Батареи устроены были в следующих местах: на левом фланге, одна № 1 — на гребне, ведущем к старому Ахульго, на 2 орудия (казачьих), для обстреливания передней части нового Ахульго; другая № 2 — на том же гребне, несколько ниже и левее, на 2 орудия (горных), для обстреливания старого Ахульго. В центре, первоначально два легких орудия поставлены были на высотах, выдающихся мысом, левее ручья Бетлетского (№ 3); но потом орудия эти были подняты на гору, к югу от Сурхаевой башни (№ 4); а на прежнем их месте остался один горный единорог. Наконец батарея на 4 горных орудия (№ 5) построена была на высотах к востоку от Сурхаевой башни. Все эти батареи построены были из туров, наполненных каменьями, за недостатком земли.

Гораздо значительнее были работы путей сообщения: в иных местах для провоза орудий [79] необходимо было высекать дороги в камне и скалах. Особенно на левом фланге много труда стоило сообщение е двумя батареями № 1 и № 2, расположенными на гребне, к старому Ахульго: путь этот необходимо было прикрыть турами, в иных частях — со стороны старого Ахульго, в других — со стороны нового. Работы эти окончены были к 18-му числу и в тоже время на левом фланге начата сапа от батареи № 2 вдоль по гребню к старому Ахульго.

С первого же дня блокады, в приказе по отряду (12-го Июня) дано войскам подробное наставление. Предписано было по всей линии выставить цепь постов, а на ночь располагать секреты; постепенно подвигая посты вперед и по мере возможности прикрывая их, смотря по местоположению, от неприятельских выстрелов, предполагалось мало по малу стеснять круг блокады. Между тем артиллерии предписано с устроенных для нее батарей постоянно днем и ночью беспокоить неприятеля, стреляя по укреплениям, и даже по людям, еслиб они показывались кучками. От каждой части войск наряжаемы были каждую ночь рабочие для осадных работ, под руководством сапер. Наконец из Азиатских милиций приказано было ежедневно посылать в наши секреты на передовые посты отборных стрелков. Непосредственное начальство над войсками, занимавшими линию блокады, вверено генерал-лейтенанту Галафееву; кроме того назначены частные начальники центра и обоих флангов.

Местность около Ахульго так разнообразна и [80] пересечена, что войска долго не могли ознакомиться с нею; а потому действовали, так сказать, ощупью. Каждая попытка к постепенному стеснению блокады сопряжена была с большею или меньшею потерею. В начале войска даже не умели пользоваться местными преградами для прикрытия себя от выстрелов; неприятель, сидя скрыто в своих завалах, по целым дням подстерегал неосторожных, выказывавшихся из за туров. В особенности вредила блокирующим войскам Сурхаева башня, которая командовала всею окружающею местностию. По ночам обыкновенно перестрелка усиливалась, особенно когда горцы слышали в близком расстоянии стук рабочих, или когда сами спускались за водою к речкам Ашильте и Бетли. Защитники Сурхаевой башни вынуждены были каждую почти ночь ходить за водою, под самые выстрелы наших постов.

Силы и средства отряда, как уже сказано выше, были недостаточны для совершенного обложения Ахульго; не было никакой возможности оставить часть войск на левой стороне Койсу; а лишь только баталионы Кабардинского полка перешли на правую сторону реки, Шамиль устроил переправу и открыл сообщение со всеми обществами, от которых мог получать помощь и запасы. Чиркат был уже снова занят неприятельскими шайками, которые каждую ночь заводили перестрелку с войсками, охранявшими наш мост на Койсу. Для предприятия систематических осадных работ, от которых можно было бы ожидать скорого результата, не было ни достаточного числа орудий надлежащего калибра, ни довольно сапер, ни [81] нужных материалов, ни инструментов. Хотя батареями нашими и были скоро сбиты верхние части передних башен на новом Ахульго, за то горцы устроивали новые завалы и легко исправляли повреждения, наносимые легкими и горными орудиями. Такое бомбардирование не обещало скорого результата; а между тем, оно истребляло большое количество зарядов, доставка которых была чрезвычайно затруднительна. Все запасы продовольственные и военные подвозились к отряду на вьюках из Темир-Хан-Шуры, по кружной дороге через Зырани и Цатаных. Для конвоирования этих транспортов постоянно был в откомандировке из числа блокирующих войск целый баталион ¹⁸. По недостатку перевозочных средств запасы подвозились только малыми количествами на несколько дней.

При таких обстоятельствах необходимо было принять меры на случай продолжительного пребывания отряда под Ахульго. Для этого сделаны были следующие распоряжения: 1) В Темир-Хан-Шуре приказано заготовлять постоянно продовольствие и военные запасы; устроены пекарни для перепечения муки в хлеб и в сухари; туда же свозились военные запасы из разных других пунктов. 2) Для усиления отряда артиллериею выписаны новые орудия из Резервной № 2-го батареи, 19-й артиллерийской бригады; а именно: 2 легких орудия и 4 мортирки, с двойным комплектом зарядов на каждое орудие. 3) Для большего еще [82] усиления отряда, генерал Граббе просил корпусного командора генерала от инфантерии Головина прислать в северный Дагестан несколько баталионов из отряда, действовавшего в долине Самурской.

К счастию, Дагестанский отряд в то время уже окончил с полным успехом предположенные действия против Акты и Рутула; это дало возможность отправить оттуда в северный Дагестан три баталиона генерал-фельдмаршала графа Паскевича Эриванского пехотного полка, с двумя легкими и двумя горными орудиями. Также и часть заготовленных для Дагестанского отряда запасов военных и продовольственных обращена была в распоряжение генерала Граббе.

Но все эти подкрепления могли прибыть не скоро. В ожидании их, необходимо было по возможности сблизить расположение войск, облегавших Ахульго. По отдаленности переправы, устроенной у Чирката, положение двух рот у моста было довольно опасно; а потому и послано было им 18-го числа приказание, чтобы в ночь они уничтожили мост и присоединились к блокирующему отряду. Однакож приказание это. дошло туда только на рассвете 19-го числа.

Между тем, пока все эти распоряжения должны были постепенно приводиться в исполнение, неожиданное появление неприятеля прервало на время однообразный ход блокады. [83]

VI.

Внезапное нападение неприятеля. — Поражение его у Ашильты и при Сагритлохском мосту. — Штурм Сурхаевой башни. — Первый общий штурм Ахульго.

Происки мюридов в разных Лезгинским обществах, грозные воззвания и обещания Шамиля — не остались без последствий. Не только отдаленные общества Дагестана, но даже Гумбетовцы и Андийцы решились снова вооружиться, в той надежде, что одно появление их на высотах, в тылу блокирующего отряда, принудит Русских снять блокаду и отступить.

Ахверды-Магома, собрав многочисленное скопище в Карате, выступил оттуда к селению Монны; здесь присоединились к нему Андийцы и Гумбетовцы. Из последних часть двинулась по левой стороне Андийского Койсу к Чиркату, с тем, чтоб уничтожить там мост, (который и без того уже решено было снять); вся же остальная толпа собралась 17-го и 18-го числа в Ихали, силою свыше 3 тыс. человек.

Лишь только получены были (17-го числа), через лазутчиков, неясные сведения о сборищах, образовавшихся в верхних обществах, предписано было Ахмет-Хану-Мехтулинскому, двинуться с своею милициею к Сагритлохскому мосту, и наблюдать у этого пункта за Ихали, выставив пост в [84] Ахкенте. Ахмет-Хан нашел невозможным двинуться к Сагритлохскому мосту по нижней дороге, (по которой проходил отряд полковника Катенина), и 18-го числа, после полудня, двинулся мимо лагеря Шамхала-Тарковского, на Бетлетскую гору к Ахкенту, где и расположился для ночлега. В то самое время, как он спокойно располагался на возвышенной плоскости в Ахкенте, почти под глазами его скопище Ахверды-Магома двинулось от Сагритлох-ского моста по нижней дороге к Ашильте, и таким образом внезапно явилось в тылу блокирующих войск с той именно стороны, с которой отряд почитали обеспеченным Аварскою и Мехтулинскою милициею. Ахмет-Хан не мог даже известить о движении горцев прежде, чем самое скопище появилось уже перед отрядом.

Таким образом в ночь с 18 на 19-е июня Ахверды-Магома спокойно занял высоты над Ашильтою, и начал беспрепятственно укрепляться, вероятно с тою целию, чтобы обеспечить свое отступление в случае, еслиб предположенное нападение на Русский отряд было отражено.

В то самое время командующий отрядом, не подозревая присутствия столь близкого неприятеля, предположил на рассвете сделать новую усиленную рекогносцировку для осмотра доступа к старому Ахульго. С этою целью ночью же придвинута была туда часть войск левого крыла; только две роты Кабардинского полка остались около Ашильты у подошвы гор. Даже главная квартира оставалась почти без прикрытия с удалением Аварской и Мехтулинской милиции. [85]

И так все обстоятельства способствовали нечаянному нападению неприятеля; но горцы не умели воспользоваться. Еще до рассвета начали они, по своему обыкновению, приготовляться к бою громкими пениями стихов Корана; потом завязали перестрелку, не спускаясь еще с высот — и тем дали время ближайшим войскам мало по малу собраться к угрожаемому пункту. Прежде чем толпы горцев успели спуститься с высот, на встречу им двинулись влево — две роты Апшеронского полка с двумя горными орудиями, а вправо — шесть рот Кабардинского полка с одним орудием. Заняв сады, обе колонны начали сами взбираться на высоты, штыками опрокинули неприятеля и по следам его ворвались в самые укрепления, сложенные горцами на-скоро из каменьев и бревен.

Изумленные таким решительным отпором, горцы не оборонялись в своих завалах; они бежали, не успев даже убрать трупы товарищей своих, заколотых штыками.

Генерал Лабинцев, командовавший правою колонною, получил приказание приостановиться, чтоб войскам отдохнуть; а между тем дать время подняться другой колонне, усиленной вновь прибывшим баталионом Куринского егерского полка, конными казаками и горскою милициею. Однакож конница наша, посланная преследовать неприятеля по горным дорогам, не могла уже настигнуть бежавшие толпы.

Пока происходило дело на высотах правого берега Койсу, другая партия горцев, с рассветом же [86] явилась на левом берегу река против нашего моста, в то самое время, когда роты, охранявшие переправу, подучили приказание уничтожить мост и присоединиться к отряду. Сильный огонь неприятельский не помешал им исполнить это приказание.

Потеря наша в этом деле состояла из 7 убитых, 84 раненных и контуженных (в том числе 6 офицеров).

Скопище Ахверды-Магома отступило к Сагритлохскому мосту. Генерал Граббе не хотел оставить неприятеля в таком близком соседстве с блокирующим отрядом; но чтобы преследовать горцев, нужно было отделить довольно сильную часть войск и тем ослабить на некоторое время блокаду. Поэтому необходимо было сделать многие изменения в самом расположении тех войск, которые предполагалось оставить против Ахульго. Вверив начальство над этими войсками генерал-лейтенанту Галафееву, командующий отрядом дал ему подробную инструкцию на время своего отсутствия и принял все меры, чтобы в случае вылазки из Ахульго, оставленные войска могли взаимно друг друга подкреплять. Распоряжения эти заняли не только все 20-е число, но и часть следующего дня; а потому только в ночь на 22-е июня выступил отряд к Сагритлохскому мосту.

Отряд этот, под личным начальством генерала Граббе, составлен был из 4-х баталионов пехоты, (двух Кабардинских, 3-го Куринского, половины 4-го Куринского и половины 1-го Апшеронского), 4-х горных орудий, конных казаков и горской милиции. [87]

Выступив на-легке, без всякого обоза, он дошел уже к 8-ми часам утра до спуска к речке, которая берет начало около Ахкента и впадает в Koйcy верстах в 2-х ниже Сагритлохского моста. Здесь отряд остановился, пока с высоты Ахкента спускалась милиция Ахмет-Хана, получившего приказание присоединиться к отряду и аттаковать неприятеля со стороны гор.

Скопище неприятельское занимало балку, примыкая левым флангом почти к Сагритлохскому мосту, а правым прикрывая дорогу в Ихали. Позиция горцев была весьма растянута. По уверению лазутчиков скопище это было силою до 8 тысяч человек. Не зная еще о предпринятом движении Русского отряда и полагая, что Ахмет-Хан намерен один спуститься к Сагритлохскому мосту, Ахверды-Магома хотел было сам аттаковать Аварскую и Мехтулинскую милицию.

Чтоб отрезать ей отступление, неприятель начал распространяться вправо по лесистым высотам, как вдруг, совершенно неожиданно увидел веред собою Русскую пехоту с артиллериею. После нескольких выстрелов из горных единорогов, два баталиона Кабардинского полка с барабанным боем бросились беглым шагом прямо на балку. Горцы, изумленные внезапным появлением Русских, не выждали нападения и толпою бросились бежать по разным направлениям: одна часть — к Сагритлохскому мосту, другая — по дороге к Ихали. Первая, столпившись на переправе, сильно потерпела от выстрелов артиллерии; несколько человек даже утонуло в реке.

Успех этот ничего не стоил нашим войскам: [88] вся потеря состояла из нескольких человек убитых и раненных в милиции Ахмет-Хана. Неприятель, опрокинутый за Андийское Койсу, увидел, что отряд Русский не только имеет достаточные силы для блокады Ахульго, но и в состоянии даже действовать наступательно. После того горцы не смели уже тревожить блокаду; сборищ никаких не было; только наблюдательные посты неприятельские оставались при Сагритлохском мосту и в Ихали.

Войска простояли на месте боя до следующего дня. В ту самую ночь, Шамиль, (как можно было ожидать), узнав об удалении части отряда от Ахульго, сделал сильную вылазку. Значительная партия горцев вышла по руслу речки Ашильты к батарее № 6, заложенной вновь против старого Ахульго. Стремительно бросившись на передовой пост, состоявший всего из 25 человек, неприятель опрокинул его, успел сбросить мантелет, прикрывавший осадные работы и разбросать несколько туров заложенной батареи. Рота, подоспевшая из резерва, заставила горцев немедленно отступить, оставив в наших руках 3 тела; с нашей стороны было 2 раненных.

К вечеру 23 числа, с возвращением войск от Сагритлохского моста, весь блокирующий отряд расположился на прежних местах. Работы, разрушенные во время вылазки 22-го числа, были немедленно возобновлены и продолжаемы по прежнему предположению.

В тот же день, укрепление Удачное, устроенное, у подошв Суук-Булака с временною целию и сделавшееся уже вовсе ненужным, было оставлено [89] нашими войсками, согласно с приказаниями, данными прежде командующим отрядом. Для облегчения отступления бывших там войск с артиллериею я тяжестями, предписано было коменданту крепости Внезапной, маиору Моравскому, двинуться в Салатау с одною ротою линейного баталиона (№ 10), занимавшего гарнизон в крепости, с Кумыкскою милициею, и по возможности большим числом лошадей и быков, для подъема тяжестей. Распоряжение это расстроило замыслы горцев, имевших намерение преградить отступление войскам, оставшимся в Удачном. С помощию колонны, прибывшей на Суук-Булак из крепости Внезапной, маиор Тарасевич, командир 3 баталиона Апшеронского полка, поднял все тяжести и артиллерию на гору, срыл укрепление и благополучно дошел до Миатлинской переправы, имев на пути только слабую перестрелку с неприятельскими шайками. От Миатлинской переправы тяжести отправлены были в крепость Внезапную, а 3-й баталион Апшеронского полка с 4-мя легкими орудиями двинулся к Темир-Хан-Шуре.

26 и 27-го Июня прибыли к Ашильте два транспорта с значительным количеством военных и продовольственных запасов, с двумя легкими орудиями и 4-мя мортирками (резервной № 2 батареи 19 артиллерийской бригады).

Путь, служивший единственным сообщением отряда с Темир-Хан-Шурою, был весьма кружный; перевозочные средства оказывались недостаточными для своевременного снабжения блокирующих войск. Поэтому весьма было важно устроить другое, [90] кратчайшее сообщение с Темир-Хан-Шурою. Самая прямая дорога пролегала чрез Гимры. Уже приступлено было к разработке спуска с гор к Гимринскому мосту; но скоро оказалось, что спуск этот, по чрезвычайной крутизне гор, совершенно неудобен даже для вьюков. Разработка этой дорога была оставлена; вместо того, приступлено к устроению пути по другому направлению — через Унцукуль и Гимры. Тут главная трудность предстояла в открытии сообщения по берегу Койсу от Унцукуля до Гимров: на этом протяжении ущелья, горы в некоторых местах совершенно отвесно упираются в русло реки; а потому у горцев была устроены в этих местах деревянные кладки (подмостки); но жители Унцукуля уничтожили их, желая оградиться от враждебных действий Гимринцев. Чтобы восстановить это сообщение, отправлена была в Унцукуль целая рота пехоты, и работы, начатые 27-го Июня, продолжались постоянно до 21-го Августа. Другая рота назначена была для устройства нового спуска к лагерю с высот, на которых расположена была Тарковская милиция.

Таким образом войска не оставались праздными: они были заняты постоянно самыми тяжелыми работами. Хотя, по видимому, осада подвигалась медленно, однакож не должно забывать тех препятствии, которые встречались на каждом шагу: все работы производились в камне, только по ночам, часто на расстоянии пистолетного выстрела от неприятельских укреплении; туры наполнялись каменьями, приносимыми издалека. Приняв все это в соображение, нельзя не согласиться, что постройка шести батарей, [91] устроение прикрытого с двух сторон сообщения с ними и начало спуска ко рву перед старым Ахульго — должны уже почитаться работами немаловажными. С 21-го числа приступлено к ведению двойной крытой сапы к старому Ахульго. Постепенно блокирающие войска подвигали вперед линию передовых постов: с 18-го числа уже выдвинут был пост к самому слиянию речек Ашильты и Бетли, откуда линия следовала по течению последней этой речки до самого водопада, у подошвы Сурхаевой башни. С другой стороны, одна рота (2-го Апшеронского баталиона), мало по малу подвигаясь вперед, в одну ночь смело перешла на скат Сурхаевой башни и стала между нею и новым Ахульго, в таком месте, где два возвышенных гребня прикрывали ее от выстрелов и с башни, и с нового Ахульго (см. профиль А—В.).

В центре, передовые посты занимали крайние сады у подошвы Сурхаевой башни, которая таким образом была уже окружена со всех сторон. Однакож горцы, занимавшие этот пункт, продолжали спускаться по ночам к речке Бетли, пробираясь по западному скату утеса; сообщение их с новым Ахульго не было еще совершенно прервано; всякую ночь завязывалась перестрелка на речке Бетли, куда горцы спускались за водою.

Вообще Сурхаева башня чрезвычайно затрудняла все действия и самое расположение блокирующих войск. Это был такой передовой пост неприятельской позиции, которым во всяком случае необходимо было сначала овладеть, прежде чем предпринять что-либо [92] решительное против главных укреплений (нового и старого Ахульго). Но вести против Сурхаевой башни осадные работы не было никакой возможности: начальник отряда решился овладеть ею штурмом.

29 Июня, с рассвета, батареи открыли сильный огонь против башни с трех сторон; но выстрелы со всех трех батарей имели мало действительности. Со стороны южной, где была главная батарея (№ 4) из 4 легких орудий, неприятельская постройка была прикрыта огромными утесами и каменьями (см. профиль Сурхаевой башни по линиям А—В и G—Н); с западной стороны два казачьих орудия, поставленные на гребне перед старым Ахульго (№ 1), стреляли снизу вверх; а с восточной стороны, с которой башня оказалась более открытою действию артиллерии, — было только два горных единорога (№ 5), не имевших силы пробивать толстые стены башни.

В 9-ть часов утра, 2-й и 4-й баталионы Куринского полка подошли к самой подошве горы; охотники смело бросились вверх по крутому склону утеса (имевшему до 45°). Они быстро взобрались, несмотря на град каменьев и бревна, которые горцы скатывали на них. Но самая вершина скалы состояла из огромного, нависшего камня, в несколько сажен высотою. Неустрашимые егеря и тут не остановились: подсаживая друг друга, по одиночке, пробовали они взбираться на утес; но каждый смельчак, которому удавалось показаться из за скалы, под самыми стенами башни, платил жизнию. Притом атакующие были под фланговыми выстрелами из отдельного завала, устроенного горцами с левой стороны. [93] Артиллерии вашей никак не удавалось сбить эту часть укрепления.

В надежде облегчить егерям доступ к башне, батареи по временам возобновляли огонь залпами; каждый выстрел срывал огромные обломки; каменья и бревна, катились на штурмующих; но густой столб пыли, поднимавшийся над башнею, скрывал только на время исполинские фигуры отчаянных мюридов. Лишь только наши охотники снова бросались на утес, горцы в туже минуту опять выскакивали из башни, чтобы с прежнею яростию и воплями забросать атакующих каменьями и бревнами. Такой отчаянный бой уже продолжался несколько часов; одна рота сменялась другою, а в 4 часа пополудни посланы были на штурм баталионы Кабардинского полка; .... но препятствия были непреодолимы и все усилия остались тщетными. Только с наступлением ночи, войска по данному им приказанию сошли с утеса, уже облитого кровию. Бой, продолжавшийся целый день, остался без успеха и стоил нам свыше 300 человек потери, в том числе убитых 2 офицера и 34 солдата ¹⁹. Тем не менее надобно отдать полную справедливость истинно геройскому мужеству войска. [94]

Впрочем этот штурм не совсем был и без результатов: Шамиль лишился в этот день самого ревностнейшего и способного помощника своего — Али-Бека, умершего от тяжкой раны; кроме него в Сурхаевой башне перебито большое число самых отчаянных мюридов. Наконец эта неудачная попытка послужила указанием для другого раза: штурм открытою силою оказался совершенно невозможным; единственная надежда оставалась на разрушительное действие артиллерия, и преимущественно с восточной стороны.

Чтобы воспользоваться этим опытом, нужно было усилить батарею правого фланга полевыми орудиями. Но недостатку в отряде таких орудий, а в особенности зарядов, — необходимо было, для возобновления покушений на Сурхаеву башню, дождаться прибытия колонны Маиора Тарасевича, которая из Темир-Хан-Шуры конвоировала транспорт с военными и продовольственными запасами. Выступив оттуда 29 июня, она должна была прибыть в Ахульго 3 июля. Остававшиеся до того времени четыре дня употреблены на построение новой батареи на месте № 5, (т. е. с восточной стороны Сурхаевой башни). По прибытии Маиора Тарасевича, батарея была вооружена 4-мя полевыми орудиями; а 3-й Апшеронский баталион расположился на левом фланге, рядом с 4-м баталионом того же полка ²⁰. [95]

На другой же день, 4-го июля, назначено бомбардирование Сурхаевой баипаи. На рассвете того дня неприятель сделал вылазку из Старого Ахульго и бросился на передние части траншей, которыми ваши саперы уже приблизились почти к самому краю перекопа или рва. Горцы успели сначала проникнуть в сапу; во были с уроном отражены подоспевшим резервом. Однакож часа два спустя, когда все уже совершенно утихло, вдруг вспыхнул мантелет, прикрывавший голову сапы. Пламя, раздуваемое ветром, быстро сообщалось от тура к туру; горцы, пользуясь суматохою, открыли сильный огонь из своих завалов; но храбростью и распорядительностью офицеров, пожар был скоро прекращен, хотя с пожертвованием частию сделанной работы: необходимо было сбросить несколько туров, чтобы прервать путь распространению пламени. Нижняя батарея (№ 6) осталась в целости. При этом случае отряд лишился одного хорошего офицера и нескольких рядовых.

Между тем, у подошвы горы, 200 человек охотников, вызванных со всего отряда, ожидали сигнала, чтобы в первое благоприятное мгновение ворваться в самую башню. Для поддержания их готова была рота Куринского полка. В большем количестве войск не было надобности, как показал опыт 24-го числа. Охотникам приказано было запастись деревянными щитами, подбитыми войлоком, для предохранения головы и груди штурмующих от каменьев, которым они подвергались, поднимаясь на скалу.

В 2 часа по полудни открыта была стрельба по Сурхаевой башне. По новому расположению батарей, [96] действие их могло быть гораздо успешнее, чем прежде. Перекрестные и удивительно меткие выстрелы производили ужасное действие в башне; с каждым разом отваливались огромные части; обломки катились с вершины к подножию скалы. Густая пыль и развалины представляли башню в совершенном хаосе.

Опустошения, наносимые артиллериею, давали всю надежду на успех; занимавшие ее горцы вовсе исчезли в груде развалин и в густой пыли. Но лишь только охотникам подан был сигнал к штурму, мюриды снова появились над обломками и с неистовым ожесточением, вскочив на вершину, начали опять бросать на штурмующих каменья и бревна. Сцены 29-го числа повторились несколько раз; но командующий отрядом, чтоб избегнуть нового кровопролития, приказал храбрым охотникам сойдти с вершины скалы, и прикрывшись, сколько можно, от неприятельских выстрелов, ожидать наступления ночи. Артиллерия продолжала разрушительное свое действие.

Большая часть оборонявшихся мюридов была истреблена выстрелами или погребена под развалинами. Немногие, оставшиеся еще в живых, не имели уже надежды удержаться: пользуясь темнотою, они скрытно ушли из башни и покушались пробраться мимо наших секретов в новое Ахульго. Этого мгновения и ожидали наши охотники, спрятавшись за утесом: пока завязалась перестрелка в секретах, они бросились вверх, ворвались в башню, и нашли в ней только несколько раненных.

Успех этот стоил нам потери 107 человек: [97] убито всего 12 человек (в том числе 1 офицер); ранено и контужено 95 (в том числе 4 офицера). Башня была немедленно занята караулом, который приступил к разрушению остатков укреплений и к сожжению неприятельских трупов.

Взятие Сурхаевой башни было важным шагом в ходе блокады: с этого времени уже можно было обратить осадные работы прямо против нового Ахульго, как главной части неприятельской позиции; значительно стеснить линию блокады; устроить новые батареи на таком близком расстоянии от неприятельских укреплений, чтобы могли разбивать их даже горные орудия. С 5-го июля уже целый баталион (2-й Куринского полка) с двумя горными орудиями занял верхний гребень впереди Сурхаевой башни, (где прежде была расположена рота 2-го Апшеронского баталиона). Баталион (2-й Апшеронского полка), находившийся с восточной стороны, выдвинут вперед и расположен между Сурхаевою башней и рекою Койсу. Тут же заложены и две новые батареи (№ 7 и 8), для обстреливания нового Ахульго с восточной стороны. Наконец в резерве, между речками Ашильтою в Бетли, было уже два баталиона (1-й и 2-й Куринского полка); тут же на мысу, заложена новая батарея (№ 9) на 4 легких орудия (снятых с южных высот), для обстреливания передних укреплений нового Ахульго. Расположение войск в этот момент показано на плане под литерою B.

Около недели (с 5 по 12 июля) употреблено на построение означенных батарей, на перемещение [98] войск в орудий. Больших трудов стоило проложение путей к новым местам расположения войск. На извилистой тропинке, пробитой в скалах к гребню впереди Сурхаевой башни, нужно было в двух местах поставить лестницы (см. на плане b), Для спуска же орудий устроены были блоки у пункта а (см. план), где в полую воду низвергается водопад с высоты сажен в 20. Тут орудия и люди спускались в ящиках на канатах.

Батарея (№ 10), вновь заложенная на скате высот левого фланга блокады, для обстреливания западных частей нового Ахульго, была покрыта с верху блиндажами, для предохранения от выстрелов с господствующих высот.

Все эти работы были сопряжены с большими затруднениями. Неприятель по ночам делал вылазки, подкрадывался к осадным работам, покушаясь уничтожить их. Чтобы удерживать горцев от этих дерзких попыток, батареи целую ночь поддерживали огонь.

На приложенной профили (по линии А—В.) легко заметить, что крутой скат горы, на котором была прежде Сурхаева башня, образует к стороне нового Ахульго два гребня, один над другим. Оба эти гребня были весьма важны: служа естественными прикрытиями для войск, за ними расположенных, они давали возможность ближе подвести осадные работы к передней части нового Ахульго. Первоначально нижний гребень запит был одним только караулом (от 2 Апшеронского баталиона). В ночь с 13 на 14-е число неприятель, сделав сильную вылазку, сбил слабый этот пост; тогда командующий [99] отрядам приказал снова целой роте (того же 2 Апшеронского баталиона) занять означенный гребень и утвердиться на нем. Приказание было исполнено немедленно: 4-го числа, в 4 часа по полудни, вся рота перебежала по одиночке узкою тропинкою, ведущею на нижний гребень, под самыми близкими выстрелами с неприятельских укреплений. Потери при этом было всего 5 раненных. В ту же ночь (с 14 на 15-е число) приступлено к устроению с обеих сторон гребня прикрытых путей (см. план).

Таким образом, если осадные работы, произведенные против Ахульго, можно сколько нибудь сравнивать с обыкновенною системою атаки крепостей, — то оба гребня перед новым Ахульго, вместе с прикрытыми путями, устроенными для сообщения с ними, заменяли почти вторую и третью параллели. Далее от нижнего гребня (см. профиль А—В), к передовой части нового Ахульго был такой крутой спуск, на расстоянии сажен 50-ти, что первоначально никому и на мысль не приходило вести подступы вплоть до самого контр-эскарпа. Не было даже возможности сойти с нижнего гребня иначе, как по приставленной деревянной лестнице. Осадные работы, казалось, доведены были до того периода, когда остается для окончательного успеха, прибегнуть к последнему, крайнему средству — к открытому штурму.

Между тем отряд получил значительное подкрепление: 12 июля прибыли наконец из южного Дагестана 3 баталиона Фельдмаршала Князя Варшавского Графа Паскевича Эриванского пехотного полка, с 2 легкими орудиями и 2-мя горными, под командою полковника Барона Врангеля. С этого времени в отряде [100] было уже 13 баталионов и 30 орудий. Численная сила этих войск достигала до 8400 человек; а всего на продовольствии и с милициями состояло свыше 13000 (см. приложение № 6).

Прибывшие баталионы первоначально расположились в резерве, позади развалин Ашильты; после дальнего похода им дано было три дня отдыха. 16-го же числа, генерал Граббе решился произвести штурм.

Предприятие это конечно было отважно; за успех ручаться было нельзя; но войска, утомленные однообразною блокадою и тяжелыми работами, жаждали покончить дело решительным боем. Притом надобно было думать, что и неприятель, в продолжении столь долгого времени заключенный на своем разваленном утесе, в душных подземельях и пещерах, изнуренный крайними лишениями ²¹ и постоянною опасностью, среди атмосферы зараженной гниющими трупами, — не мог быть многочислен и, по всем вероятиям, не в состоянии уже был защищаться с большим упорством. Лазутчики говорили, что жители Ахульго пришли в совершенное уныние, и даже, что сам Шамиль намерен был оставить это печальное убежище. По другим же показаниям, он надеялся получить новые подкрепления из верхних Лезгинских обществ и ожидал подвоза запасов.

Все эти обстоятельства побудили начальника [101] отряда не откладывать долее штурма. На 16-е июля дана была следующая диспозиция:

Штурмующие войска разделены на три колонны:

Главная, под командою полковника Барона Врангеля, из 3 баталионов его полка (Фельдмаршала, Князя Варшавского, Графа Паскевича Эриванского) назначена для штурма нового Ахульго с передней его части, для чего и приказано ей собраться на нижнем гребне; для спуска с него, также и для перехода через ров, запастись лестницами.

Вторая колонна, под командою полковника Попова, из 1-го баталиона Апшеронского пехотного полка, назначена атаковать старое Ахульго, чтобы развлечь внимание неприятеля.

Наконец третьей колонне, маиора Тарасевича, из 6-ти рот Апшеронского же полка (3-го баталиона и половины 2-го), приказано собраться у пещеры (за батареею № 10) и броситься по руслу речки Ашильты в ущелье между старым и новым Ахульго, чтобы прервать сообщение между двумя частями неприятельских сил; а в случае, еслиб нашлась какая нибудь тропинка от русла речки на вершину утесов, то воспользоваться ею и тем облегчить успех главной атаки, направленной на переднюю часть нового Ахульго.

Все три колонны должны были двинуться от сборных пунктов в одно время, по данному условному сигналу. Саперам приказано было изготовить туры и фашины, для устройства ложемента по занятии передней части нового Ахульго.

В день, назначенный для штурма (16-го числа), с утра артиллерия со всех батарей открыла сильный [102] огонь по передовым неприятельским укреплениям. В 2 часа по полудни войска начали движение к сборным пунктам; но всех нужных приготовлений не успели сделать прежде 5-ти часов по полудни. Только тогда выставлен был для сигнала — белый флаг. Главная колонна смело начала спускаться с нижнего гребня, по лестницам, под сильнейшим неприятельским огнем. Хотя войска должны были сходить по одиночке, однакож они исполнили это так стремительно, так смело, что в несколько минут были уже на дне самого рва и даже взобрались уже на передовое укрепление. В одно мгновение неприятель сбит штыками, и с криком ура! занята вся передняя площадка.... Но тут встречено препятствие неожиданное: за площадкою был еще второй, глубокий перекоп, обстреливаемый перекрестным огнем из двух скрытых блокгаузов или капониров.

Выстрелы из множества бойниц и с завалов сосредоточены были на тесную площадку, на которой столпилось более шестисот человек. Все покушения некоторых храбрецов проникнуть далее, остались безъуспешными. Спереди была непреодолимая преграда; сзади узкий путь завален множеством раненных; для устроения ложемента на занятой части неприятельских укреплений саперы не имели возможности втащить ни одного тура. Притом в это время не оставалось уже в колонне ни одного офицера: иные были ранены или убиты, другие сброшены в кручу. Войска оставались таким образом [103] до самой ночи на передовой площадке, под самым жестоким огнем.

Другие две колонны, предназначенные собственно для отвлечения внимания неприятеля, вовсе и не могли ничего предпринять. Средняя, бросившись с энтузиазмом вперед, по самому руслу речки Ашильты, проникла довольно далеко в ущелье; но встреченная убийственным огнем с укреплений старого Ахульго, и под градом каменьев, которыми неприятель мог завалить ее с противуположного края ущелья — колонна эта приостановилась, и далее двигаться уже не могла, видя безуспешность действий главной колонны.

С наступлением темноты, все колонны возвратились на сборные пункты. Неудача эта стоила весьма дорого: из строя выбыло до 156 убитых (в том числе 7 офицеров), 719 раненных и контуженных (45 офицеров).

У неприятеля урону было гораздо менее. По сведениям, принесенным впоследствии лазутчиками, горцы лишились всего 150 человек. Но и такая потеря для них была весьма чувствительна, тем более, что между ними почти всегда падали жертвами именно те люди, которые по своей храбрости и фанатизму составляли главную опору мюридизма. С каждым боем Шамиль лишался кого нибудь из самых преданных ему помощников. Неприятель защищался в Ахульго с крайним упорством. В одно мгновение, когда Русские войска ворвались в передовую часть укреплений, мюриды потеряв голову, уже готовы были бежать; но тогда женщины с малолетными детьми бросились вперед и [104] остановили бежавших. Многие из этих героинь, переодетые в мужские платья, сами упорно дрались в передовых укреплениях.

VII.

Обложение Ахульго с левой стороны реки Койсу. — Новые осадные работы. — Переговоры с Шамилем. — Второй штурм и взятие Ахульго.

Сделанная попытка овладеть неприятельским убежищем посредством открытого штурма показала всю трудность подобного предприятия. Необходимо было изыскать другие меры, которыми можно было бы предварительно подготовить и облегчить успех нового штурма.

Как ни тягостно было положение неприятеля в Ахульго, однакож Шамиль мог постоянно возобновлять свои силы и средства, пока имел сообщение с левым берегом реки Койсу. Больных и раненных, обращавшихся ему в тягость, он высылал из Ахульго; а в замен их, новые партии приходили к нему на помощь. На другой же день после штурма 16-го числа, прибыло к нему до ста человек Чиркеевцев и столько же из разных других селений. По показаниям лазутчиков, в Ахульго было до 1800 человек вооруженных мюридов. Сверх того 400 человек, пришедшие с Галбацем из Андии, заняли Чиркат и окрестные сады. Сурхай отправился снова в верхние Лезгинские общества, чтобы набрать новое скопище. Ежедневно по левому [105] берегу реки Койсу приходили в виду нашего отряда вьюки с продовольствием и порохом. Даже ближайшие к вам селения, каковы на пример Гимры, продолжали иметь сношения с Шамилем и ободряли его к продолжению упорной обороны. Последняя неудачная попытка ваша — еще более могла внушить уверенности неприятелю: полагая себя обеспеченным на будущее время от решительного штурма, он надеялся, что рано или поздно Русские войска вынуждены будут наконец снять блокаду.

И так генерал Граббе увидел необходимость прежде всего лишить Шамиля сообщения с левым берегом Койсу. Силы отряда в это время уже позволяли полную блокаду с обеих сторон реки: оставалось только приискать средства к восстановлению переправы.

Несколько дней прошло в рекогносцировках. Река была тщательно осмотрена, как вниз до самого слияния ее с Аварским Койсу, так и вверх. Наконец решено было устроить переправу выше Ахульго, не смотря на то, что здесь приходилось исполнить это предприятие в виду противника, занимавшего противуположный берег. Собственно для построения моста ни одно место не было удобнее того, где прежде уже находился Чиркатский мост; но местность обоих берегов давала тут все выгоды неприятелю. Поэтому нужно было предварительно отвлечь внимание горцев от избранного Пункта.

В ночь с 25 на 26 число, небольшая команда, с офицером генерального штаба, спустилась к реке в расстоянии не более ружейного выстрела от старого Ахульго. Не смотря на чрезвычайно бурное течение [106] реки, несколько хороших пловцев переплыли на левый берег и возвратились назад. В тот же день начали пролагать дорогу к тому же месту и заложили батареи на высотах правого берега.

В ночь с 30 на 31 число спущены были с большим трудом орудия; а утром открыт огонь. Один баталион Кабардинского полка спустился к переправе; несколько егерей опять переправились вплавь; натянут был канат через реку; на другой день (1-го августа) начали ставить туры. Все эти приготовления вполне удостоверили неприятеля в намерении вашем устроить здесь переправу. Горцы с своей стороны собрались в прилежащих балках и также начали строить завалы, рассчитывая напасть на первые Русские войска, которые решатся переправиться.

Между тем в лагере приготовлялось все нужное для постройки моста, и скрытно по ночам производилась работа по дороге к прежнему Чиркатскому мосту. В ночь с 1-го на 2-е августа построена против этого места батарея и перевезены туда орудия. Два баталиона Кабардинского полка спустились к берегу, со всеми материалами и готовым уже срубом, который оставалось только установить на месте. К этой работе приступлено с рассветом 2-го числа. Однакож горцы успели уже занять сады и балки, против места переправы. Для уменьшения вреда от неприятельских выстрелов, подступ к самому берегу прикрыт турами.

Установку моста облегчали уцелевшие с обоих берегов устои прежнего моста. С правого берега часть приготовленного сруба была установлена без [107] всяких препятствий в тот же день; главное затруднение предстояло в перенесении материалов на противуположный берег. Для этого устроена была первоначально длинная лестница; с помощью нескольких хороших и смелых пловцов, она перекинута с края установленной уже части сруба на устой левого берега; по этой лестнице не только начали переходить люди, во и перетаскивали материалы. Все это исполнялось под выстрелами неприятеля. Огонь наших батарей и стрелков, расположенных за турами по правому берегу реки, удерживал горцев в почтительном расстоянии. К вечеру 3-го числа уже три роты Кабардинского егерского полка заняли левый берег, а в ночь утвердились там устройством ретраншамента. К полудню 4-го числа мост совсем был сложен; хотя конструкция его не очень была прочна, однакож достаточна для переправы не только пехоты, но даже горных орудий и лошадей.

4-го числа, оба баталиона Кабардинского егерского полка, с милициею Аварскою и Мехтулинскою, переправившись на левый берег Койсу, выгнали неприятеля из Чирката. Ахмет-Хан остался с милициею у этого селения; рота пехотного полка Фельдмаршала Князя Варшавского пришла для охранения моста; а генерал Лабинцев с своими двумя Кабардинскими баталионами и двумя горными орудиями расположился на высотах левого берега, прямо против Ахульго. С наступлением темноты пущено было туда несколько гранат. Выстрелы эти были сигналом успешного исполнения предприятия. С этого времени Ахульго было уже обложено со всех сторон. [108]

Действительно в тот же самый вечер, прибывшая партия Андийцев уже не могла проникнуть в Ахульго. Остановившись на высотах, она усилилась мало по малу всеми бродягами, искавшими случая безнаказанно испытывать меткость своих ружей. Таким образом баталионы Кабардинского егерского полка, расположенные на левой стороне Койсу, почти постоянно имели перестрелку в тылу; во все покушения горцев провести в Ахульго транспорты с продовольствием — оставались уже тщетными.

Занятие нашими войсками левого берега Койсу — было сильным ударом для неприятеля. С этого времени в Ахульго не было почти места прикрытого от выстрелов наших батарей; не было безопасного убежища для женщин и детей. Даже спуск к реке за водою был под выстрелами постов, занимавших выходы из ущелий и балок противуположного берега. По мере того, как войска знакомились ближе с местностию, посты выдвигались все более и более вперед и стесняли линию блокады.

Мюриды, посланные перед тем от Шамиля в соседние Лезгинские общества, не успели в намерении своем собрать новые толпы. 5-го августа Ахмет-Хан сделал поиск к стороне Аргуани и не встретил никого. С другой стороны, для наблюдения за Ихали и Сагритлохским мостом, прежнее место Аварской и Мехтулинской милиции около Ахкента — занято было уже милициею Тарковскою.

В течение всего времени, пока продолжались описанные действия для занятия левого берега Койсу, деятельно производились осадные работы против нового Ахульго. В расположении батарей сделаны [109] была некоторые изменения: на нижнем гребне перед новым Ахульго (№ 11) поставлены были, кроме 4-х мортирок, еще два горных орудия, бывшие до того на верхнем гребне, откуда они, по возвышенному своему положению, девствовали почти безуспешно. Несколько левее, на прикрытом пути, ведущем к верхнему гребню, устроена новая батарея № 12 для 4-х полевых орудий, бывших прежде на мысу между речками Ашильтою и Бетли. Батарея № 13 также устроена на 4 полевых орудия, (в замен прежней крытой батареи), чтобы действовать с боку против передовых укреплений нового Ахульго и вместе с тем, бросать гранаты в ущелье между обоими утесами.

Самая важная работа, предпринятая в этот период осады, состояла в устроении крытой галлереи от нижнего гребня к контр-эскарпу нового Ахульго. Цель этой работы была та, чтобы в случае нового штурма, уменьшить потерю при трудном спуске с нижнего гребня, и в особенности, чтобы штурмующие войска, собравшись скрытно у самого контр-эскарпа, могли совершенно неожиданно ворваться в передовые укрепления неприятельские. Однакож предположенная работа представляла в исполнении такие затруднения, что первоначально они казались непреодолимыми. Тем более заслуживает она внимания. Каждый, кто следил за осадными работами под Ахульго и вообще за всеми действиями описываемой экспедиции, не мог не отдать полной справедливости нашим саперам, которые под начальством двух молодых офицеров, совершили, можно сказать, чудеса искусства и храбрости. При [110] чрезвычайное ограниченности материальных средств, при всех затруднениях от местности каменистой, постоянно под выстрелами неприятеля, угрожаемые ежеминутно его вылазками, — саперы настойчиво, неутомимо продолжали свои работы, придумывая на каждом шагу что нибудь новое, чтобы преодолеть встречаемые препятствия.

Устроение предположенного спуска с нижнего гребня — было новым и блестящим испытанием их находчивости и предприимчивости. Прежде уже было объяснено, что означенный гребень к стороне неприятельских укреплений составлял почти отвесный уступ, с которого не иначе можно было спускаться, как по высеченным в камне ступеням или по приставленной деревянной лестнице. Далее до контр-эскарпа приходилось вести работы по острому мысу, круто понижающемуся до самого рва. На этой каменистой крутизне не было даже возможности ставить туры. Саперы наши и тут придумали средство: они решились строить галлерею из досчатых щитов, связанных плотно между собою; а чтобы вся эта система могла держаться на крутизне, они вынуждены были на вершине гребня утвердить в утесе два прочных столба, к которым и прикрепили канатами всю постройку, так что галлерея, можно сказать, должна была висеть на канатах. Смелое это предположение облегчалось тем, что в некоторых местах на протяжении крутизны были небольшие площадки, которые не только могли доставить упор галлерее, но и способствовали устроению ложементов для караулов, прикрывавших производство работы. [111]

В особенности затруднительно было начало этой необыкновенной работы, прежде, чем она могла быть прикрыта спереди караулом. Вылазки неприятеля каждую ночь не только останавливали работу, но и все что было уже сделано уничтожали.

С 20-го на 21-е июля, значительная партия мюридов бросилась по руслу речки Ашильты и между тем, как там завязалась перестрелка, несколько человек подползло из нового Ахульго к устроиваемой галлерее. Вылазка эта была отражена и даже горцы оставили на месте несколько тел; но они успели в главной своей цели: мантелет, прикрывавший работу галлереи и привязанный на канатах, был сброшен в кручу. Прошло несколько дней, пока изготовлен был новый мантелет, который на этот раз прикреплен был уже цепями. Такие же вылазки возобновлялись 22-го, 25-го июля и 11-го августа. Каждый раз неприятель был отражаем; тем не менее работа подвигалась весьма медленно.

Так прошел целый месяц (с 16 июля но 16 августа) ²². Мелкие перестрелки в продолжении этого времени стоили отряду до 100 человек убитых и раненных. Кроме того, от продолжительности стоянки на одном месте, от самого воздуха, зараженного трупами, от удушливого зноя на раскаленных утесах, — в войсках усилились болезни. Конницу нельзя было держать при отряде, по совершенному истреблению подножного корма в окрестностях. По [112] этому казаки отправлены были на Шамхальскую плоскость, а волонтеры из горцев распущены по домам. К половине августа в отряде было уже всего 6200 человек в строю ²³. Между тем Шамиль, поставленный в крайнее положение и видя настойчивость, с которою осада продолжалась уже более двух месяцев, старался разными путями войти в переговоры. Еще гораздо прежде, об этом желании своем доводил он до сведения генерала Граббе через Чиркеевского старшину Джамала, который вызывался быть посредником. Генерал Граббе отвечал Джамалу, что не иначе вступит в переговоры, как в том случае, если Шамиль намерен покориться Русскому Правительству, и в знак искренности этого намерения выдаст предварительно сына своего в аманаты (см. приложение № 7). 27 июля прибыл в отряд Чиркеевский житель Биакай, через которого и начались переговоры. На несколько часов объявлено было перемирие и прекращена перестрелка; но Шамиль говорил таким языком, который неприлично было слушать от него Русскому генералу. Переговоры немедленно были прерваны.

В начале августа месяца прибыла в отряд при [113] Ахульго депутация от Андаляльского общества с письмом от Тилитлийского Кадия Кибит-Магома. Этот ревностный поборник Шамиля вызывался теперь быть посредником между ним и Русским начальством. Генерал Граббе отверг это новое посредничество, вразумив горца, что Русское начальство не иначе может смотреть на Шамиля, как на мятежника, испрашивающего себе прощения от великодушие Российского Государя Императора. 12-го августа Шамиль уже выслал прямо из Ахульго парламентера, через которого и начались переговоры о предварительной выдаче в аманаты сына Шамилева. Два раза в один день прекращалась и снова начиналась перестрелка. В тоже время прибыл в отряд и Джамал; но прибытие его не только не содействовало успеху переговоров, а напротив того замедлило их. Джамал, по прежнему уверявший в преданности своей Русскому правительству, в своем желании скорейшего окончания военных действий, в тоже время посылал помощь Шамилю и подстрекал его не покоряться. Коварное поведение Джамала в это время уже совершенно было известно; были даже очевидные улики; а потому он был арестован и впоследствии осужден на ссылку.

Переговоры, начавшиеся 12 числа, тянулись четыре дня. Ясно было, что Шамиль хотел только продлить перемирие и пользовался им для исправления своих укреплений. Наконец 16-го числа ему объявлено, что если до наступления ночи не выдаст своего сына, то на другой же день будет штурм.

Действительно, в ту же ночь сделаны были все [114] распоряжения, чтобы на рассвете следующего дня (17 августа) снова штурмовать Ахульго.

Диспозиция была почти та же, что и при первом штурме: главная колонна против нового Ахульго составлена была из трех баталионов Куринского полка с саперною ротою, под командою генерала Пулло; а средняя, опять под начальством маиора Тарасевича, из одного баталиона (3-го) Апшеронского полка. Место 3-го Куринского должен был занят 4-й баталион того же полка. Штурмующим войскам предписано было собраться на сборных пунктах ночью, чтобы начать штурм с рассветом.

С первым лучом солнца артиллерия открыла со всех батарей сильнейший огонь. 1-й Куринский баталион, имея охотников в голове, спустился крытою галлереею ко рву перед новым Ахульго, смело бросился через ров, и также, как при первом штурме, весьма скоро занял переднюю площадку нового Ахульго. Но тут опять встречены были те же непреодолимые препятствия; войска также, как прежде, остановились под жестоким огнем: неприятель защищался упорно, бросался несколько раз в шашки; однакож на этот раз саперы успели проделать всход на занятую часть нового Ахульго, втащили несколько туров, фашин и других материалов; а к полудню устроили довольно прочный ложемент. Войска, занимавшие переднюю площадку, получили таким образом прикрытие от неприятельских выстрелов; но мюриды упорно держались в подземной сакле или капонире, откуда обстреливали перекоп, отделявший переднюю площадку от остальной части Ахульго. Отважные охотники пробовали [115] обойти это препятствие, перебегая по-одиночке по самому краю обрыва. Но в это время Шамиль, потеряв уже надежду удержать новое Ахульго, поспешил выставить белый флаг в знак перемирия, и выслал немедленно своего сына в аманаты ²⁴. Генерал Граббе охотно согласился на перемирие, тем более, что и наши войска были уже чрезвычайно утомлены. На этот раз потеря наша хотя и была значительна, однакож гораздо менее, чем при первом штурме: выбыло из строю 102 убитых (в том числе 2 офицера), 162 раненных (6 офицеров) и 293 контуженных. На стороне неприятеля был такой урон, что в продолжение более суток горцы убирали тела убитых. В особенности тягостна была для Шамиля смерть Сурхая, который был главным распорядителем во всех военных действиях. Все окружавшие Шамиля до того упали духом, что сами уговаривали его скорее согласиться на все требования Русского начальника. Переговоры начались в тот же день (17-го Августа). Для ускорения их решено было, что исправлявший в отряде должность начальника штаба, генерал-маиор Пулло будет иметь личное свидание с Шамилем среди самого Ахульго, то есть впереди расположения Русских войск.

Долго Шамиль на это не решался, опасаясь какого нибудь злого умысла со стороны Русских. Наконец утром 18-го числа, генерал Пулло с небольшою свитою взошел в Ахульго; Шамиль Явился к нему на встречу; оба сели на ковер и говорили с [116] полчаса; но Шамиль не соглашался в главном: не имея силы вовсе отказаться от честолюбивых видов, он настаивал на том, чтобы ему дозволено было жить в горах, и даже чтобы сын его, отданный уже в аманаты, находился в Чиркее, под присмотром Джамала. Таким образом и личное свидание, от которого ожидали более успеха, осталось бесполезным. Переговоры опять длились несколько дней. Генерал Граббе получил два письма от Шамиля (см. приложения № 8 и 9); но желания его были таковы, что не было возможности на них согласиться. Между тем условленный трехдневный срок уже истекал; а Шамиль не только не уступал, но даже постепенно усиливал свои требования. Из всех его действий было видно, что он переменил свое намерение и снова надеялся продлить оборону. Снисходительное и великодушное обращение Русского генерала имело последствия совершенно противуположные ожиданиям; оно только ободрило неприятеля. Снова надобно было взяться за оружие. Осада Ахульго, стоившая уже столько крови, должна была иметь и развязку кровавую.

21-го Августа с рассветом назначено было возобновить штурм.

В продолжение перемирия, сделана была в расположении войск некоторая перемена: Кабардинские баталионы, смененные на левом берегу реки Койсу двумя баталионами фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича Эриванского полка, расположились на нижнем гребне, и назначены были в состав главной штурмующей колонны, вместе с двумя баталионами Апшеронского пехотного полка, под [117] командою генерала Лабинцева. В третий раз возобновились попытки проникнуть через перекоп, отделявший передовую площадку, занятую войсками, от остальной части нового Ахульго. Все средства были употреблены, чтобы выбить неприятеля из скрытого капонира, который оборонял означенный перекоп. Пробовали бросать на дно рва ручные гранаты, заваливать фашинами и турами; но все усилия оставались тщетными. Мюриды держались целый день; ночью же саперы прибегли к последнему средству; они начали устраивать мину, высекая галлерею в сплошном камне. Однакож в ту же ночь Шамиль, видя гибель главных своих приверженцев и упадок духа всей оставшейся толпы, решился сам оставить новое Ахульго с семейством и несколькими вернейшими мюридами. Он скрылся в одну из пещер над рекою Койсу, а всем горцам приказал переходить в старое Ахульго. На рассвете (22 августа) рота Кабардинского полка, получившая приказание двинуться вперед, к крайнему удивлению не встретила сопротивления, перешла через перекоп, до сих пор составлявший такую непреодолимую преграду и в несколько минут большая часть верхней площадки нового Ахульго была занята.

Очистив все траншеи и завалы, войска вскоре проникли до самого селения, где оставалось небольшое число горцев, пока остальные еще перебирались на старое Ахульго. Тут завязался отчаянный бой: даже женщины оборонялись с исступлением, бросаясь без всякого оружия на целый строй штыков. Между тем два горных орудия поставлены были на новом Ахульго против старого: там заметно было величайшее [118] смятение: значительная часть горцев еще не успела перейти через мостик и спускалась к нему по весьма трудной и опасной тропинке. Русские войска с нового Ахульго бросились вслед за вами, между тем как с другой стороны, начала уже подниматься к тому же мостику колонна маиора Тарасевича, с ущелья речки Ашильты.

Таким образом горцы не успела снять мостика и вовсе не приняла никаких оборонительных мер для защиты старого Ахульго, которое могло бы держаться еще долее чем новое. Они тогда только заметили движение вслед за ними колонны маиора Тарасевича, когда войска перешли уже через мостик и начинали выходить на вершину. Тут только горцы, собравшись в кучку, встретила залпом голову колонны; но уже было поздно: Русские войска с криком ура! смело бросились на верх и штыками опрокинули неприятеля. К двум часам по полудни оба Ахульго были заняты Русскими войсками.

В этом бою, продолжавшемся около полутора суток, 21-го и 22-го августа, потеря с вашей стороны состояла из 150 убитых, (в том числе 6 офицеров), 494 раненных и контуженных (15 офицеров). Однакож дело не совсем еще было кончено. Тут только начинался упорный, одиночный бой, продолжавшийся целую неделю, с 22-го по 29-е число. Каждую саклю, каждую пещеру войска должны были брать оружьем. Горцы, не смотря на неминуемую гибель, ни за что не хотели сдаваться и защищались с исступлением: женщины и дети, с каменьями или кинжалами в руках, бросались на штыки или в отчаянии кидались в пропасть, на верную смерть. [119] Трудно изобразить все сцены этого ужасного, фанатического боя: матери своими собственными руками убивали детей, чтобы только не доставались они Русским; целые семейства погибали под развалинами саклей. Некоторые из мюридов, изнемогая от ран, и тут еще хотели дорого продать свою жизнь: отдавая уже оружие, они коварно наносили смерть тому, кто хотел принять его ²⁵. Неимоверных трудов стоило выгнать неприятели из пещер, находившихся в отвесном обрыве над берегом Койсу. Приходилось спускать туда солдат на веревках. Не менее тягостно было для войск переносить смрад, наполнявший воздух, от множества мертвых тел. В тесном ущелии между обоими Ахульго, войска не могли оставаться без смены более нескольких часов. Насчитано было свыше 1000 неприятельских трупов; большое число их неслось по реке. В плен взято было до 900 человек, большею частию женщин, детей и стариков; и те, не смотря на свое изнурение и раны, еще в плену покушались на самые отчаянные предприятия. Некоторые из них, собрав последние силы свои, выхватывали штыки у часовых и бросались на них, предпочитая смерть унизительному плену. Эти порывы исступления составляли резкую противуположность с твердостию стоическою некоторых других мюридов; плачь и стон детей, страдания физические больных и раненных, дополняли печальную сцену. [120]

С каждым днем приводили из Ахульго новых пленных, находимых в подземельях и пещерах. Пока одни войска осматривали и очищали эти последние убежища, другие заняты были разрушением взятых укреплений. Некоторые части их, в том числе и Сурхаева башня, были взорваны порохом. Немалого труда стоило также свезти все орудия с батарей и поднять тяжести на гору. Все это было окончено только к 29-му числу. В Ахульго не оставалось уже ни одного Лезгина; но самого Шамиля нигде не нашли. Вскоре от лазутчиков получены были сведения о том, как удалось ему спастись.

Шамиль, как уже было сказано, скрылся ночью с 21-го на 22-е число в одну из пещер, с намерением прорваться с небольшим числом людей через линию блокирующих войск. Предприятие было смелое, можно сказать отчаянное; однакож основано на верном расчете. Посты блокирующих войск были расположены на местности, столь пересеченной и закрытой, что неизбежно между ними должны были оставаться промежутки, а в большей части пунктов передовые наблюдательные пикеты не могли получить скорого подкрепления от резервов, особенно в ночное время. Не довольствуясь этим, Шамиль для большей еще верности успеха, употребил хитрость: около полуночи с 22-го на 23-е августа пустил он по Койсу плот, чтобы привлечь к берегу реки внимание Русских постов, по близости расположенных; а сам между тем решился пробраться по скалам, к стороне Гимров. Он взял [121] с собою, кроне семейства, только несколько, самых надежных мюридов. Плот действительно был замечен постом, находившимся у берега реки, и пронесся мимо его под градом пуль; но и сам Шамиль наткнулся также на другой небольшой пост, расположенный несколько назади в ущельи. Завязалась жаркая перестрелка; сам ротный командир был тут убит; но Шамилю удалось с семейством пробраться стороною, не встретив уже других войск.

При этом однакож он сам был ранен, также как один из его родственников и малолетный сын, которого мать несла на спине. Прорвавшись сквозь линию постов, Шамиль до рассвета еще достиг того места, где Андийское Койсу сливается с Аварским, и где берега весьма близко сходятся между собою: перебросив тут бревно, беглецы перебрались на левый берег и кинулись в лесистые горы Салатау, откуда безопасно уже могли бежать далее в Чечню. [122]

VIII.

Выступление из-под Ахульго. — Окончательные действия и результаты.

30-го августа, в день Св. Александра Невского, отряду назначено было наконец выступить из под Ахульго. Рано утром, после молебствия, Начальник отряда принимал поздравления по случаю высокоторжественного дня. С радостию неописанною весь отряд встретил этот день, после столь продолжительной и столь тягостной стоянки. В последнее время особенно сделалось невыносимым пребывание в этой душной, скалистой котловане, в которой зараженная атмосфера начинала уже действовать убийственно на здоровье войск.

Блокада и осада Ахульго, в продолжение 11 недель (80 дней), с 12 июня по 30 Августа, стоила довольно дорого войскам. Кроме обыкновенной убыли от болезней и других причин, отряд лишился до 500 человек убитых, 1722 раненных и 694 контуженных; в этом числе выбыло из строю 117 офицеров, (23 убитых, 91 раненных и 33 контуженных).

Но потеря эта нисколько не покажется удивительною для того, кто внимательно следил за всеми затруднениями, которые войска должны были преодолевать на каждом шагу, чтобы наконец овладеть неприступным убежищем Шамиля. С другой стороны, самая цель и результаты оправдывают значительность пожертвования. [123]

Соображения, побудившие предпринять экспедицию в самые недоступные части Дагестана, уже были изложены в своем месте. Разрушение крепкого убежища Шамилева представлялось целью довольно важною для такого предприятия. Когда же предприятие это было решено и отряд, после успешного, можно сказах блистательного движения через Салатау и Гумбет, явился наконец пред главным предметом действий, — тогда никакие затруднения, никакие пожертвования уже не должны были отклонить от предназначенной цели. Необходимо было достигнуть ее во что бы то ни стало. Отступление от Ахульго без успеха — было бы не только опасно для самого отряда, но гибельно для целого края: оно неизбежно повело бы за собою непосредственно общее восстание всех племен Лезгинских и Чеченских, — и тогда власть Шамиля упрочилась бы на долго. В последствии всякое новое предприятие против него было бы уже сопряжено с препятствиями и пожертвованиями еще несравненно большими.

Генерал Граббе не мог допустить и помышления об отступлении из под Ахульго, до такой степени, что перед последним штурмом уже решено было, в случае неудачи, продолжать тесную блокаду хотя бы в течении целой зимы. Настойчивость начальника и испытанное мужество предводимых им войск — наконец увенчались полным успехом. Как бы ни велики были пожертвования, они должны забываться в виду тех неисчислимых несчастий, которые ими были отвращены.

Успех предпринятой экспедиции для многих казался неполным, даже сомнительным, потому [124] только, что самому Шамилю удалось спастись. Но смерть или плен Шамиля были такими случайностями, которые не могли никак и входить в расчеты. Существенная цель осады Ахульго заключалась в том, чтобы уничтожить власть и влияние Шамиля на горские племена — и цель эта была достигнута.

Известие о падении Ахульго, истреблении всей партии мюридов, бегстве самого Шамиля — мгновенно распространилось в горах и произвело глубокое впечатление на умы горцев. Не только окрестные, но и многие отдаленные общества Дагестана изъявили готовность покориться Русскому правительству и прислали в лагерь депутации. Чтобы воспользоваться таким благоприятным расположением горцев. Генерал Граббе, выступая от Ахульго, поручил Ахмет-Хану двинуться с милициею Аварскою и Мехтулинскою к Ихали, Тлоху, в Гумбет и Карату, для приведения к присяге покорявшихся племен, для отобрания аманатов и залогов, и для водворения везде приставов от имени Русского правительства.

Между тем главный отряд, под командою генерал-адъютанта Граббе, двинулся 31 августа через Унцукуль в Гимры, по весьма трудной дороге, вновь разработанной войсками. Селение Гимры постоянно было самым мятежным в Дагестане; как главное убежище мюридизма, как родина Казы-Мулы и Шамиля, оно по своей близости к плоскости Дагестанской, имело самое вредное влияние на покорные нам племена. Гимринцы почитали себя огражденными от Русских войск неприступным своим местоположением. Однакож с того времени, как отряд генерала Граббе, после блистательного штурма [125] Аргуани, спустился с Гумбетовских гор к Андийскому Койсу, Гимринцы увидели необходимость смириться, по крайней мере на время, пока войска Русские находились под Ахульго. Это не мешало им ходить туда и помогать Шамилю; но в последнее время осады, генерал Граббе назначил для ближайшего надзора за Гимринцами особого пристава (Улу-Бея), которому даны были все средства, чтобы держать их в повиновении. С того времени наши транспорты и команды безопасно проходили через Гимры по ближайшему пути в Темир-Хан-Шуру. Взятие Ахульго, считавшееся между горцами совершенно невозможным, устрашило последних приверженцев Шамиля в Койсубулинских селениях. Когда Русские войска проходили через Унцукуль, то даже между женщинами и детьми слышны были громкие восклицания одобрения и удивления.

Простояв один день под Гимрами, отряд 2-го Сентября поднялся на Каранайскую гору, а 3-го расположился лагерем под Темир-Хан-Шурою. Между тем тяжести и полевая артиллерия, под прикрытием двух баталионов Апшеронского пехотного полка, следовали кружным путем через Зырани и Бурундук-Кале. В ожидании их, отряд оставался 5 дней при Темир-Хан-Шуре.

После нескольких месяцев постоянного пребывания в неприступных горах, в глубине тесных ущелий, — войска имели крайнюю нужду в отдыхе. Баталионы были уже чрезвычайно ослаблены: в некоторых состояло в строю не более 200 штыков. Обувь была изношена. Особенно же лошади артиллерийские и фурштатские были чрезвычайно изнурены, и [126] даже число их недостаточно уже было на все число орудий и повозок при отряде. Считая предположенную экспедицию уже вполне оконченною, генерал Граббе намерен был распустить отряд; но предполагал пройти из Дагестана на Кумыкскую плоскость через Чиркей и Салатау.

Несколько уже раз в течении рассказа о военных действиях отряда, было упоминаемо о Чиркее. Селение это, не смотря на близость к частям края, занятым вашими войсками, постоянно было в сношениях с Шамилем. Выше уже было упомянуто что генерал Граббе, получив явные улики против старшины Чиркеевского Джамала, приказал арестовать его и угрожал самому селению строгим наказанием, в случае если будет продолжать свои сношения с мюридами. После падения Ахульго и бегства самого Шамиля из Дагестана, Чиркей уже не мог и помышлять о сопротивлении, тем более, что лучшие пастбища Чиркеевских жителей находились на правом берегу Сулака. Поэтому Чиркеевцы более чем когда либо выражали свою преданность Русским; депутация, явившаяся от них в лагерь под Темир-Хан-Шурою, просила об освобождении Джамала и вместе с тем убеждала генерала Граббе пройти с отрядом через их селение. Доселе Чиркей гордился тем, что никогда еще Русские войска не бывали в нем; теперь приглашение с их стороны казалось самым положительным изъявлением покорности. Должно полагать, что действительно Чиркеевцы имели искреннее намерение смириться; но в каждом горском селении есть буйная и воинственная молодежь, которая неохотно подчиняется приговору [127] старшей и благоразумной половины населения. Так называемые «джигиты» не могут без сожаления пропустить какой либо случай завести перестрелку или сделать молодецкий наезд.

Уже 7-го числа доходили слухи, что между Чиркеевцами была какая-то ссора, даже перестрелка, и что некоторые семейства выселяются из аула. Эти слухи конечно могли бы уже подать некоторое опасение на счет расположения Чиркеевцев; но присутствие старшин, приглашения их, а в особенности пребывание большей части Чиркеевских стад на плоскости по правой стороне Сулака, устраняли в то время всякую недоверчивость.

9 Сентября отряд двинулся по дороге к Чиркею. Авангард, под командою генерал-лейтенанта Клюки-Фон-Клугенау, опередил главные силы на несколько верст и подходя к Чиркеевскому мосту на Судаке, встречен был старшинами селения. Они поднесли генералу Граббе виноград и другие плоды, в знак своего гостеприимства. Между тем головной баталион авангарда, перешел по мосту через Сулак и потянулся длинною колонною по узкой и углубленной дороге, поднимающейся между густыми садами от моста к селению. Здесь также, как и в других аулах Дагестанских, скаты крутых гор обделаны в виде террас, обнесенных каменными стенками; над садами возвышается самое селение, состоящее из прочных каменных домов и башен, с узкими, извилистыми улицами.

Вслед за головными баталионом авангарда переправлены два горных орудия, а за ними и другой баталион. Между тем первый уже приближался [128] к воротам селения. Вдруг раздался залп из прилежащих домов и с крыш. Войска вовсе неприготовлены были к подобной встрече. Впереди ехал сам генерал Клюки-Фон-Клугенау; за ним шли песенники. Неожиданный залп остановил колонну; пока начали войска готовиться к бою, пока генерал Клюки приказал стрелкам рассыпаться по сторонам дороги, удальцы Чиркеевские выбежали из домов и сами начали обходить колонну садами с обоих флангов; некоторые даже бросились к Сулаку, подкрались незаметно между скалами к мосту и подожгли его. Мост состоял из деревянных перекладин, лежавших на выдающихся утесах: он вспых в одно мгновение, так что перешедшие два баталиона подвергались опасности быть совсем отрезанными. Начальник отряда видел необходимость поспешно перевести их обратно на правый берег; но отступление было уже чрезвычайно для них затруднительно: не смотря на все старания ускорить переход войск по горевшему мосту, не возможно было избежать столпления. Между тем Чиркеевцы уже заняли все сады и провожали колонну жарким огнем. К довершению беспорядка, лошади под обоими горными орудиями были перебиты: одно из этих орудий успели перетащить на руках через мост; другое же осталось на левом берегу. Цепь застрельщиков, рассыпанная по сторонам дороги, также не успела переправиться. Некоторым солдатам удалось пробраться между скалами и скрыться; другие же остались, вместе с двумя офицерами и одним орудием, в руках изменников. Кроме того при отступлении и продолжавшейся после [129] того перестрелке убито 55 человек, ранено и контужено 97 (в том числе 2 офицера).

Хотя несчастный этот случай и не мог быть приписан измене и предательству всего селения, а объяснялся единственно необузданностию некоторой части жителей, недостатком твердой и законной власти в горских племенах, — тем не менее поступок Чиркеевцев не мог быть оставлен без наказания. Случайная эта неудача могла бы произвести самое неблагоприятное для нас впечатление на горцев и уничтожить то нравственное влияние, под которым они в то время находились после взятия Ахульго. Старшины Чиркеевские были тут же арестованы и остались аманатами; казакам, бывшим при отряде, приказано немедленно броситься на Чиркеевские стада, находившиеся на правой стороне Сулака и угнать их на линию; самому Чиркею объявлено, что его ожидает совершенное истребление.

Но селение это было со стороны Сулака почти неприступно. особенно по уничтожении моста; напротив того с западной стороны местность понижается к нему открыто и отлого. Единственный способ для атаки Чиркея состоял в том, чтобы перейти через Сулак ниже, по Миатлинской переправе, и двинуться в Салатау через Хубар и Гертме, по той же дороге, по которой отряд следовал в начале экспедиции.

Генерал Граббе решился на это движение. 10 сентября отряд следовал к Миатлинской переправе двумя колоннами: по прямой дороге направлены 9 1/2 баталионов, с 12 горными орудиями и с одними вьюками; а все тяжести и полевые орудия, под [130] прикрытием двух баталионов, пошли кружным путем. Миатлинская переправа состояла из одного парома, прикрытого с обоих берегов башнями. Переправа целого отряда требовала много времени, а к тому же несколько дней сряду был такой сильный ветр с проливным дождем, что быстрота течения несколько раз разрывала канаты и сносила паром. Таким образом переправа продолжалась три дня, и только 14 сентября отряд двинулся от Миатлов к селению Инчхе, — к тому самому месту, где прежде имел лагерь 22 мая. Здесь предположено было дождаться из крепости Внезапной транспорта с продовольствием и военными запасами. Отряд был в таком положении, что уже не мог предпринять движение в горы, прежде чем получит свежих лошадей под артиллерию и обозы: дошло уже до того, что некоторые орудия возились на волах. В пехоте также необходимо было обновить амуницию я одежду. Притом с наступлением осеннего времени начались проливные дожди, ветры, а на горах выпадал снег. Для сбережения людей, необходимо было подвести к отряду зимнюю одежду и улучшить сколько можно пищу солдат.

К счастию обстоятельства дали возможность избегнуть нового, столь неблагоприятного и несвоевременного движения в горы. Большинство жителей Чиркеевских, как уже было сказано, ясно понимало, что открытое сопротивление Русской власти было бы гибельно для селения. Чиркеевцы вовсе не приготовлены были к обороне и не хотели, чтобы целое селение пострадало за вину нескольких сумасбродных [131] удальцов. Еще 10 сентября прислала они к генералу Граббе письменное изъявление покорности своей (приложение № 11) и просили помилования. В доказательство того, что селение не имело вовсе враждебных намерений, Чиркеевцы, по требованию начальника отряда, отпустили 9 сентября офицеров и солдат, попавших им в плен и обещали вслед за тем привезти оставшееся в их руках орудие.

Действительно 15-го числа, когда отряд находился при Инчхе, явилась в лагерь депутация в сопровождении означенного орудия. Генерал Граббе показал вид, что не удостоивает принять изменников и только после убедительных просьб их, допустил наконец к себе. Чиркеевцы униженно пали на колени и молили о пощаде их селению: никогда еще не бывало примера подобного смирения со стороны надменных горцев. Генерал Граббе, после строгого упрека, объявил им, что с этого времени в Чиркее будет Русский Пристав, и что общие условия, предписываемые покоряющимся народам, будут вполне и беспрекословно распространены на все Салатавские деревня. Депутаты Чиркеевские на все изъявили согласие и получили прощение.

В тоже время успешно велись переговоры и с другими покорявшимися племенами Дагестана. 16-го сентября прибыла в лагерь депутация от Гумбетовцев, с аманатами и ружьями в залог покорности. Между тем получались благоприятные сведения от Ахмет-Хана, который исполнил возложенное на него поручение совершенно успешно. Анди, Карата, Инхо, Ихали, Тлокх и другие общины выдали ему аманатов и ружья, согласившись на все предписанные [132] им условия. Даже Технуцаль прислал к нему депутацию. Таковы была следствия решительной, хотя и кровопролитной экспедиции.

Шамиль, спасшийся так счастливо из Ахульго, пробрался незамеченный через Салатау, Ичкерию в Аргунское ущелье. В селении Ведене нашел он убежище; но уже не о владычестве помышлял он в это время, а лишь о собственной безопасности. Гибель самых надежных приверженцев его, уничтожение всей многочисленной шайки мюридов, жалкий конец всех его высокомерных замыслов, казалось, совершенно поколебали все влияние его в горах. Не смея уже оставаться между Лезгинами, он поселился в глубине Чечни, уединенно, скромно, и как бы чуждый всяких честолюбивых помышлений. Не считая даже себя совершенно безопасным от тех многочисленных врагов, которых имел он в самых горах, Шамиль уже из Ведена обратился снова к Русскому начальству, с предложением покорности. Генерал Граббе, получив об этом письменное предложение Шамиля, отвечал ему в том же смысле, как и прежде, в Ахульго. Переговоры эти остались без последствий ²⁶.

18-го сентября генерал Граббе выступил с своим отрядом к крепости Внезапной, и вслед за тем войска были распущены в места [133] обыкновенного их расположения. Пристава Русские были приняты с покорностию в Салатау (Чиркее), Койсубу (в Гимрах), Анди, Аухе. Главным же Приставом всех покорных обществ Северного Дагестана, назначен Кумыкский Князь Муртазали-Аджиев, поселившийся в Мехельте. Все пристава были встречены торжественно и с почестями. Некоторые Чеченцы, Кумыки и ІІІамхальцы обязались содержать сами кордон вдоль по Сунже, по южным пределам Кумыкской плоскости и по правому берегу Сулака. В это время даже сочтено было возможным составить полное положение об управлении покорными племенами: все Кавказские народы разделены были на округи, главные и частные приставства; определены обязанности и повинности покорных племен, круг власти над ними Русских начальников и приставов, даже Порядок суда и расправы. Уже приступлено было и к постепенному приведению в исполнение этой правильной системы. Казалось спокойствие и порядок водворились на левом фланге Кавказской линии и в Дагестане; но к сожалению не на долго: видимое это успокоение, такими огромными пожертвованиями приобретенное, было только временною тишиной перед новою бурей!

Комментарии

13. Две почты, перехваченные горцами, найдены впоследствии в Ахульго, в сакле Шамиля.

14. В тоже время Шамхал Тарковский вел переговоры с Гимринцами, которые видя приближение сильного Русского отряда, решилась смириться и объявить себя покорными Русскому правительству. Хотя покорность эта была только вынуждена необходимостию, однакож для Русских войск весьма было важно уже и то, что через Гимры открылось самое прямое сообщение с Темир-Хан-Шурою. Гимринский мост был немедленно восстановлен и все курьеры посылались впоследствии из отряда через это селение.

15. Буртунай, Артлуг, Данух, Аргуань и Чиркат.

16. Для снабжения селения водою выкопан был среда его бассейн, в который вода проведена была из речки Ашильты, посредством деревянного жолоба, переброшенного через перекоп перед мысом нового Ахульго; колоб этот был снят горцами в первый же день блокады а скоро вода в бассейне совсем исчезла. Осажденные снабжалась тогда водою из Койсу или речки Ашильты, с большим трудом спускаясь к нам по ночам.

17. Расположение это означено на плане под лит. А (за исключением двух рот Апшеронского полка, охранявших переправу и на плане непоказанных).

18. Почти постоянно от Апшеронского полка.

19. Раненных было 3 офицера в 165 нижних чинов; контуженных 15 офицеров и 96 нижних чинов; однакож должно заметить, что при этом штурме было много слабых ран; в особенности легких контузий каменьями, так что из показанного здесь числа раненных и контуженных весьма многие в самое непродолжительное время снова поступили в строй. Из офицеров некоторые вовсе не оставляли отряда и не прерывали своей службы.

20. С этого времени в отряде было 10 баталионов, саперная рота, 24 орудия (10 легких, 10 горных, 4 мортирки), четыре сотни казаков, всего в строю 6126 человек: а на продовольствии — 7100, не считая милиции.

21. В Ахульго получалась пшеница из соседних Лезгинских обществ; но чтобы молоть ее, употребляли ручные мельницы. Еще затруднительнее было печь хлебы или варить пищу, по недостатку дров. Скота нельзя было держать по неимению корма.

22. В продолжение этого времени произведены были опыты устроения водопроводов, чтобы отвести от Ахульго воду речки Ашильты; но попытки эти остались без успеха.

23. Средним числом баталионы была уже не сильнее 450 человек. Расположение блокирующих войск в эту эпоху изображено на плане под литерою С; а именно: 5 баталионов, 10 легких, 8 горных орудий и 5 мортирок — собственно в линии блокады с правой стороны реки Койсу; 2 баталиона с 2 легкими, 2 горными орудиями и 2 мортирками — на левом берегу; 6 баталионов с 2 горными орудиями — в резерве; милиция Тарковская — в Ахкенте; милиция Аварская и Мехтулинская — в Чиркате.

24. Того самого, который поступил потом на воспитание в 1-й Кадетский корпус.

25. Храбрый маиор Тарасевич был жертвою подобного вероломства.

26. С падением Шамиля другие лица начали стремиться к владычеству в горах: Шуаип-Мулла, Ташав-Хаджи, Джават-Хан, Магомет-Мулла. Последний, только что прибыв из Мекки, покушался даже выгнать Шамиля из Аргунского ущелья. Происки этих честолюбцев были поводом к междоусобию в горах. Шамиль объявил желание отправиться в Мекку.

Текст воспроизведен по изданию: Описание военных действий 1839 года в северном Дагестане. (Статья полковника Милютина) // Военный журнал, № 1. 1850