67. Всеподданнейший рапорт ген. Паскевича от 5-го января 1828 года.

Всемилостивейший рескрипт Вашего Императорского Величества, от 30-го ноября истекшего года, я имел счастие получить. В оном изложены так ясно правила, которым я должен следовать, не стесняя нисколько свободы моей в средствах удобнейших к достижению желаемой цели, что я принимаю сие, как новый залог доверия ко мне моего государя, которое всеми силами буду стараться оправдать.

Переговоры с персиянами становятся час от часу сомнительнее.

Уже после получения мною сих известий прибыли к персиянам ободрительные уведомления из Турции, где народная молва всюду провозглашает войну с нами. От эрзерумского сераскира тайно передаются сведения в прилежащие персидские области, что ожидается в скором времени 15 т. отборных делиев (Особое войско, носящее название дели, т. е. сумасшедшие.), крепости их вооружаются и на разных пунктах производятся значительные заготовления продовольствия. К тому же, один шахский чиновник Садык-хан и несколько купцов прибыли из Константинополя, оставивши сей город в тот самый день, как посланники трех союзных держав готовились к отъезду. Тоже самое подтверждено письмами, полученными оттуда же здешним английским министром. Хотя и приняты мною возможные меры, чтобы сие известными мне путями не доходило до сведения Аббас-Мирзы, и в разговоре с ним насчет дел турецких я изъявлял совершенную беспечность, но воспрепятствовать всем тайным его сообщникам нет возможности; притом, он выходит лицо второстепенное, а Тегеран заражен надеждою на пособие против нас державы единоверной. [119]

Второй случай, действующий ко вреду наших переговоров, есть прибытие к шаху из Хорасана сына его Гасан-Али-Мирзы. Кап. Вольховский доносил мне уже об опасениях своих насчет его приезда. Третьего дня получено мною достоверное известие, что этот опрометчивый молодой человек, не имевший еще дела с русскими войсками, появлением своим при дворе отца своего, произвел решительный оборот против ожидаемого мира, наклонил к упорству и дальнейшему замедлению шахский совет и домогается, при будущем возобновлении неприязненных действий, получить командование над войском сколько по ненависти к брату своему Аббас-Мирзе, столько же по желанию отличиться.

Между тем жители Азербейджана, неуверенные, кому будут принадлежать — нам или прежнему своему владетелю, начинают тяготиться дальнейшим у них пребыванием российских войск, хотя сопряженным с строгою дисциплиною, но обременительным по различным неизбежным требованиям, постоем, отопкою, прокормлением себя и лошадей. Признаков буйного ослушания до сих пор нет, но некоторые уходят с семействами из домов своих. И сие состояние дел могло возродить в персидском правительстве коварную надежду, что его неохотность в исполнении наших требований подкреплена будет восстанием и ненавистью к нам народа; но сего торжества я ему не предоставлю, ибо тотчас после разрыва перенесу театр войны из Азербейджана за Кафлан-кух, в область Иранскую.

Которому из изложенных мною трех случаев должно приписать происшедшую перемену к шахском поведении относительно дел наших, я утвердительно сказать не осмелюсь, а может быть всем трем совокупно. Но признаки сей перемены в исходе последнего декабря месяца сделались весьма ощутительны, не на словах (ибо выраженные со стороны персиян уверения в миролюбии все те же), но на самом деле. Денег нет еще, и скорое их прибытие не возвещается мне громогласно, как до сих пор было с каждым новым курьером из персидской столицы. [120]

Ваше Императорское Величество в собственном моем журнале, в отношениях к министру иностранных дел и в протоколах заседаний, имеет полное последовательное изображение негоциаций по времени их и содержанию. Но здесь я еще приму смелость в сокращенном виде представить на Высочайшее благорассуждение Вашего Величества всю нить переговоров до окончательного результата.

Тогда только получил Аббас-Мирза согласие мое на свидание с ним в Дей-Каргане, когда он письменно, с приложением печати, подтвердил основные условия мира.

С самого первого заседания при нашем съезде, он начал просить об уменьшении денежных требований; они были чрезмерно велики, но если бы объявлены были вполовину против тогдашнего, то просьбы, конечно, оставались бы те же. Ему с нашей стороны было обещано снисхождение, если шах приступит вовремя к исполнению первого условия, именно 22-го ноября. Сей срок слишком был краток, но лучше с персиянами считать дни, часы и минуты, нежели дать себя усыпить сроком более отдаленным по прошествии которого возникли бы новые предложения, просьбы, оправдания, как теперь и оказалось.

К 22-му ноября однако получено шахское согласие в письме к Аббас-Мирзе на уплату первых 2 1/2 милл. туманов, с самыми уважительными причинами о невысылке их дотоле, по краткости времени, и с просьбою об уменьшении остальной суммы, распределя уплату на сроки более сходные. Избрано самим шахом третье лицо — Макниль, англичанин в Тегеране, для засвидетельствования, когда деньги из шахской казны будут сочтены, укладены и отправлены. Согласие на все сие получено было без затруднения. Для высылки первого денежного транспорта назначено вторичным сроком 10-е декабря; из остальной суммы уступлено 1 1/2 мил. туманов. В письмах из Тегерана и Аббас-Мирзою принесены самые убедительные доводы о невозможности уплатить всю сумму сполна, требуемую сначала, об истощении шахской казны, о бедственном состоянии государства, — и с нашей стороны обещана еще уступка, на [121] которую они, однако, могут надеяться только тогда, как получится достоверное известие, что деньги около или через несколько дней после вторичного срока действительно высланы будут из Тегерана.

Чтобы не вдаться совершенно в руки иностранцев, хотя английский министр и его чиновники заслуживают вполне нашу благодарность и доверие, я предпочел послать моего офицера в Тегеран. Кап. Вольховский встретил первый денежный транспорт 15-го декабря, не доезжая до Тегерана. Вследствие сего несомнительного известия уступлено по обещанию еще 1 милл. туманов — крайняя мера снисхождения, которую я предположил себе с самого начала.

До тех пор от половины ноября курьеры, ханы, служители шаха и Аббас-Мирзы, словесные и письменные известия из Тегерана сменялись с каждым днем с новым вымыслом. Гораздо прежде прибытия в столицу кап. Вольховского деньги будто уже были отправлены, достигли Казвина, наконец, золота шах шлет более пяти куруров, и т. д , но я равнодушно принимал это, как явление хитрости грубой и незабавной, внутренне положив себе верить одной только очевидности.

С уполномоченным Аббас-Мирзою все было кончено, все статьи отдельно подписаны, оставалось только соблюсти последнюю форму, довершив на письме торжественный акт, послать его на ратификацию шаху, о чем Аббас-Мирза просил и просит меня неотступно. Но со всякою другою державою, конечно, сперва заключают мирный трактат, а потом приступают к исполнению; здесь наоборот, и я в этом теперь еще более убежден, чем когда-нибудь.

Ратификациею шахской заставили бы нас ждать еще долее денег, и я в одном только доволен собою, что с самого начала переговоров не дал им двухмесячного, впрочем, весьма недальнего срока, для уплаты первых денег, ибо теперь мы нашлись бы на той самой точке, на которой были прежде съезда в Дей-Каргане; теперь бы только появились те уловки, замедления, ложные известия, которые о сию пору уже исчерпаны, и персиянам ничего более не остается выдумывать. [122]

Доселе — то, что Вашему Императорскому Величеству уже известно из журнала и из последнего моего всеподданнейшего письма; но 27-го декабря прибыл мой собственный курьер, который утвердительно объявил, что первый транспорт денег остается в Казвине, впредь до повеления шаха.

Вслед за сим Макниль из Тегерана официально донес своему начальству, что шах иначе не соглашается уплатить 2 1/2 мил. туманов, как уже после отступления российских войск из Азербейджана; Абуль-Гасан-хан с тем сюда посылается, чтобы о сем трактовать. Требуемая сумма должна прибыть к 1-му февраля нового стиля для передачи ее английскому посланнику, который тогда только вручит российским чиновникам, когда уже войска наши перейдут обратно через Аракс.

Таковы мысли шаха, в коих английский министр решительно не хочет участвовать, ибо знает, что в случае нашего выступления из Персии, он ничего от персиян не получит

В ноте, писанной министром шаха Мирза-Абдул-Вехабом на имя кап. Вольховского, сказано, что на счет остальных денег, о которых условлено между Аббас-Мирзою и российскими уполномоченными, шах будет ожидать уведомления от Абуль-Гасан-хана, после чего снабдит наследника новыми инструкциями.

Потом опять подтвердилось, что первый транспорт денег, 1 1/2 милл. туманов, до сих пор еще не трогается из Казвина. В сих новых обстоятельствах, разрушающих все, что постановлено было с Аббас-Мирзою, после двухмесячных негоциаций, кажется, колебаться и ждать более нечего.

Аббас-Мирза все сие отрицает, огорчение его по-видимому непритворно, за что я однако не ручаюсь. Он упрашивает меня обождать прибытия Абуль-Гасан-хана и что тогда исполнится по моему желанию. Себя изображает несчастливцем, который, если воспоследует разрыв, утратит навсегда доверие отца своего, не приобретя благосклонности императора российского. Это может быть [123] справедливо, если все происходящее не есть условленная запутанность между шахом и его наследником.

Но я далее не намерен следовать за целию сих медлительных соображений. Аббас-Мирзу по сие время я с глаз не спускал, покуда делались переговоры. Это дало мне способ вернее узнать тех, с которыми имею дело. Если бы мы ранее разъехались, то времени еще более протекло бы в объяснениях и письменных сообщениях. Но теперь приближается срок, о котором я имел счастие упоминать Вашему Императорскому Величеству еще из Тавриза, что к 15-му января мы изготовились к походу за Кафлан-кух. Войско отдохнуло, годовые вещи и деньги получены.

С Аббас-Мирзою разлучусь дружелюбно; Абуль-Гасан-хану, здесь ли он меня еще застанет или в Тегеране, дам ответ короткий: “война или деньги". Здешний отряд переходит в Марагу; оттуда он впоследствии рассеет сборища персидских войск, ожидающие конца происшествий в Мирабаде, к югу от озера. Левому моему флангу немедленно велю действовать на Ардебиль и стараться взять эту крепость. Между тем магазин из Тавриза переведен будет в Миану, где, сформируя отряд из 7-ми — 8-ми т. чел., оттуда сам с центральною колонною буду действовать по тегеранской дороге к Зенгану. Если сим не ограничится предпринимаемый поход, и нас вынудят к дальнейшему продолжению войны, то, приближаясь к Казвину, я назначу хана в Гилян, где с радостью, равно как и во всем государстве, сбросят с себя иго ненавистного правительства. Но до сего, вероятно, нас не допустят. Движение к Миане, которым подкреплена была миссия кап. Вольховского понудит персиян выслать из Тегерана первый транспорт денег; дальнейшее движение с помощью Божией может склонить их еще к большей уступчивости.

Но почитаю себя обязанным к сему прибавить, что предстоящая кампания сопряжена с большими затруднениями.