67. Копия с рапорта полковника Реутта полковнику Коцебу. 30-го ноября 1827 года. № 1697.

О военных действиях, бывших в 1826 году при вторжении в Карабаг персиян и во время обложения оными крепости Шуши, вследствие отношения вашего высокоблагородия ко мне от 15-го октября за № 504, имею честь сообщить следующее:

Предварительных повелений от вышнего начальства о приближении разрыва мира с Персией я никаких не получал; по сведениям же, которые были доставляемы ко мне от управлявшего тогда Карабагскою провинциею маиора Чиляева и других посторонних лиц о предприятиях неприятеля, предпринимал я в местах расположения войск должные меры осторожности и делал о том своевременно начальству донесения, по которым хотя и было мне предписано построить в селении Чинахчи временное укрепление, но как повеление о сем получено мною 17-го июля, только днем [139] ранее переправы неприятеля через реку Аракс, то посему не мог я оного исполнить, ибо уже 18-го числа по донесению подполковника Назимок, находившегося с ротами в селении Герюсах, персияне под предводительством Амир-хана-сардаря прибыли к нашим границам и конница их заняла пограничное наше селение Парнаут, а 19-го числа того же месяца уведомил меня командир донского казачьего полка подполковник Молчанов, находившийся при урочище Полатты с полком, что войска персидские большими силами вторглись в границы наши близ худоферинского моста и схватили разъездных наших казаков; вскоре же затем помощник карабагского коменданта штабс-капитан Мурачев, посланный в Дизахский магал для сбора армянской милиции, явясь ко мне, объяснил, что персияне в значительном количестве уже переправились через Аракс. По сим обстоятельствам, не находя возможности удержаться в Чинахчах, также потому, что и три роты не прибыли к полку из Герюсы, главным же образом по невыгодности местоположения бывшей при селении Чинахчах полковой штаб-квартиры, в окружности коей многие высоты командуют местом, я решился перейти в крепость Шушу, ибо сверх того не имел я в запасе провианта и не предвидел совершенно никаких способов к заготовлению оного по причине возмущения жителей. Таковой переход произвел я следующим порядком; из пяти рот квартировавших в селении Чинахчи 19-го же июля командировал я две роты в крепость Шушу к находившейся там же одной роте вверенного мне полка, а сам, оставшись с тремя остальными в Чинахчах, предполагал: перевезя оттуда все тяжести, перейти потом с оными в Шушу; но в тот же день подучил рапорт коменданта маиора Чиляева; по его донесению, основанному на дошедшем к нему верном сведении, ночью того же числа персидские войска должны были прибыть на место близ Шуши, называемое Топхана, дабы отрезать мне путь; сверх же сего и партикулярно известясь, что на войска находившиеся в крепости недоброжелательные мусульмане имеют намерение покуситься, я поспешил немедленно [140] перейти в Шушу, имея при трех ротах четыре легких орудия 22-й артиллерийской бригады 5-й резервной батарейной роты и донского подполковника Молчанова полка 256 человек. Оставив на месте все тяжести, исключая заручного оружия, пороха и свинца, я 20-го по утру прибыл в Шушу, куда предписал прибыть прямою дорогою и подполковнику Назимок с ротами.

С вступлением моим в сию крепость подтвердилось явное недоброжелательство к нам карабагских татар, ибо в ту же ночь близ крепости убито ими несколько человек армян, а на другой день на мельницах близ Шуши и двое рядовых.

Крепость Шушу я нашел н самом худом состоянии к обороне, в ней и двух сторон не было безопасных но причине совершенного разрушения в многих местах стен; не имелось ни одного орудия кроме двух большого и одного меньшого калибров старых азиатских негодных пушек, забитых камнями, без лафетов и снарядов валяющихся без употребления. Поэтому шести рот с четырьмя орудиями и пособием армян не было достаточно к защите крепости против неприятеля, имевшего до 60-ги тысяч войска с 30-ю орудиями. Сверх сего не нашел я ни запасного артиллерийского парка, а в магазине провианта, и потому по необходимости был принужден тотчас приступить к починке стен, продолжая работу день и ночь большею частью под неприятельскими пушечными и ружейными выстрелами и производить нижним чинам выдачу половинной дачи провианта, отбирая таковой от жителей.

22-го июля получил я сведение, что три роты, находившиеся в Герюсах под командою подполковника Назимок, выступив 20-го числа на ночь и по темноте оной не имея возможности ускорить марш, 21-го числа во время следования в 12-ти верстах от Герюсы были отрезаны бунтовщиками и карабагскими изменниками, коими управлял главнейший из них капитан Хаджи-Агалар-бек, а потом и подоспевшими к ним персидскими войсками; отражаясь более семи верст от оных, при трудной переправе через реку Акар-чай роты были истреблены. В них состояло: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 16, [141] нижних чинов 874; присоединившихся с разных постов донского Молчанова полка: обер-офицеров 3, нижних чинов 94 и 22-й артиллерийской бригады 5-й резервной батарейной роты артиллеристов 20 с двумя легкими орудиями и зарядными ящиками. Из вышеуказанных офицеров 42-го егерского полка 2, укрывшиеся у армян, впоследствии явились к полку.

24-го июля, заметив неблагонамерение к нам жителей мусульманского исповедания города Шуши, готовых при покушениях неприятеля сделать смятение в городе, я приказал их обезоружить, а некоторых важнейших из беков, коих сыновья, братья и родственники с вступлением персидских войск в Карабаг явились тотчас к Аббас-Мирзе, а потом во все время блокады крепости находились при нем и были в действии против нас, взять под арест.

25-го июля персидские войска, прибыв к крепости Шуше, расположились лагерем на месте называемом Гавахана и того же числа обложили крепость со всех сторон. С этого времени прекратились мои сношения с Тифлисом.

26-го июля последовало ко мне от Аббас-Мирзы письмо, которым он требовал сдачи крепости по случаю разрыва мира с Россией, на сие я ему отвечал: что о таковом разрыве от начальства своего не имею никакого сведения, ни в какие переговоры с ним вступать не могу, а долг свой исполнять буду, сколько обязанность и честь того требует.

Того же числа неприятелем скрывавшимся в кустах отбито много полкового и жительского скота, пасшегося за крепостью, по не имению в оной ни сухого, ни подножного корма.

27-го июля получено мною через одного елисаветопольского армянина повеление корпусного командира от 21-го июля о том, чтобы оставить Карабаг и следовать с войсками к Елисаветополю; к исполнению чего не мог уже я приступить, будучи окружен многочисленным неприятелем и не имея никаких способов к поднятию тяжестей и женатой роты.

28-го и 29-го июля близ крепости мы производили [142] фуражировки, но со стороны неприятеля не было против фуражиров сильных покушений кроме перестрелки.

В течение сих двух дней Аббас-Мирзою выслана была часть конницы под командою Амир-заде по елисаветопольской дороге между ханским садом до Ленкорани.

30-го июля по утру три баталиона сарабазов, несколько конницы и пеших карабагцев, появясь с северной стороны крепости, напали было на наших фуражиров, отправленных под командою 42-го егерского полка капитана Зенича, и на пасшийся близ крепости скот под прикрытием егерей, но были отражены прикрытием и высланной в секурс из крепости ротою под командою маиора Клюки; а сверх сего и действием нашей артиллерии с крепостной стены, управляемой подпоручиком Обуховым. Между тем две колонны неприятельской пехоты с большими толпами карабагцев, следовавшие с восточной стороны к крепости под прикрытием выстрелов с поставленной ими в то же время на юго-восточной стороне батареи, рассеяны удачным действием найденных в крепости двух больших орудий, поставленных на лафеты. В 11 часов пополудни неприятель отступил за противолежащую с северной стороны крепости гору и сим прекратилась перестрелка. При этом потеря с нашей стороны состояла в 4 убитых и 14-ти без вести пропавших нижних чинов; ранено всех воинских чинов 12. С неприятельской стороны урон не маловажен.

Того же числа в ночь неприятель устроил другую батарею близ первой с юго-восточной стороны на горе Топхана, за ущельем именуемым Казнадара.

31-го числа неприятель производил канонаду из поставленных на тех батареях 6-ти орудий.

1-го августа неприятель покушался отнять мельницы наши, находящиеся в ущелье Казнадара; но бывшею там командою егерей, армянами и высланными в подкрепление их егерями отражен.

Сего же числа перед вечером прибыл в крепость Шушу отпущенный Аббас-Мирзою по болезни и взятый в плен при разбитии [143] трех рот на Акар-чае 42-го егерского полка капитан Мадатов, который доставил ко мне перехваченные неприятелем повеления корпусного командира, данные ему от Аббас-Мирзы: одно к генерал-маиору фон-Крабе от 22-го июля о сделанном маиору Ильинскому предписании насчет переправы его со всеми войсками с Ленкорани на остров Сарру, а другое от 21-го июля же дубликатом ко мне об оставлении на время Карабага, о каковых повелениях поручено было ему Мадатову разгласить находящимся в крепости жителям. Того же числа получил я второе письмо Аббас-Мирзы с предложением сдачи крепости, или чтобы на основании помянутого повеления выступил я из оной. Хотя не предполагал я никогда оставить крепость, но имея в виду уже то повеление корпусного командира, не зная обстоятельств, по коим должно было оставить на время Карабаг, не нашедши в Шуше вовсе запасного хлеба и не надеясь получить достаточно такового от городских жителей по неуборке оного с полей и по незаготовлению прежде, признал я за лучшее для проволочки времени вступить с Аббас-Мирзою в переговоры, ожидая между тем получить что-нибудь от начальства к руководству; почему 2-го числа отвечал Аббас-Мирзе, чтобы он прислал ко мне своего чиновника, а 3-го числа объявил прибывшему от него Бежан-хану, что волю начальства исполнять я обязан; но как ими занята уже провинция, то не оставлю я крепости иначе, пока не подучу о том подтвердительного поведения, предложив при том сказать Аббас-Мирзе, чтобы он для испрошения мне на то разрешения позволил отправить чиновника, и сверх того просил письмом Аббас-Мирзу принять моего чиновника для личного объявления ему того же.

4-го числа маиор Клюки был послан к Аббас-Мирзе с предложением; что так как он, основываясь на перехваченном повелении ко мне, требует моего выступления, то не иначе может ожидать с моей стороны исполнения как тогда, когда я получу о том от начальства подтверждение.

Сего же числа возвратился маиор Клюки без согласия на то [144] Аббас-Мирзы, который приказал передать мне, что я, как подчиненный, должен исполнять без дальней переписки волю моего начальства, конечно имеющего уже в виду причины на оставление Карабага и что из всех провинций по таковому же распоряжению войска наши вышли с прибытием персиян, а потому он требует того и от меня на основании препровожденного ко мне в дубликате повеления, уверяя при том, что секурса по случаю войны с турками и всеобщего возмущения в Грузии я ожидать никак не могу.

5-го и 6-го числа производима была с неприятельских батарей по крепости канонада.

7-го и 8-го числа продолжались Аббас-Мирзою через бывшего карабагского владельца Мехти-Кули-хана по вышеозначенному предмету со мною переговоры, и последнего числа часть войск перешла из лагеря Аббас-Мирзы за гору близ крепости, на северной стороне находящуюся, называемую Дав-Талах, а в ночи устроена на сей горе неприятельская батарея из 4-х орудий, которая впоследствии была усилена двумя мортирами.

9-го числа началось с этой батареи действие по крепости и прислан был от Аббас-Мирзы чиновник с словесным повторением прежних своих требований и письмом о том Мехти-Кули-хана; кои оставлены мною по-прежнему без удовлетворения.

10-го неприятель продолжал канонаду по крепости с трех батарей.

11-го Аббас-Мирза прислал ко мне чиновника с известием, что он наконец согласился на мое предложение об отправлении в Тифлис чиновника, через которого мог бы я получить от начальства распоряжение. Почему для подробного объяснения всех обстоятельств отправлен был мною маиор Клюки; но как Аббас-Мирза в удостоверение исполнения мною воли начальства, которая получена будет через маиора Клюки, и в том, что я в течение того времени против него никаких военных предприятий не сделаю, что и со стороны его должно соблюдаться, требовал залога, то и были для сего послан к нему исправлявший должность карабагского [145] коменданта маиор Чиляев с капитаном 42-го егерского полка Шевелевым с тем, что они будут возвращены по получении какого бы то ни было предписания от начальства, каковое условие утверждено и бумагою, данною мне за печатью Аббас-Мирзы. Взамен же отправленных к Аббас-Мирзе двух офицеров, я хотя и требовал от него в аманаты чиновника, но он на выдачу такового не согласился и я не настаивал в том потому более, чтобы не иметь в крепости человека, который бы присутствием своим мог делать на жителей влияние, и без того приходивших уже в уныние. Сверх того таковой чиновник мог бы иметь свои за всем наблюдения и препятствовал бы мне в работах, а между тем я был уверен, что Аббас-Мирза не уронит свое звание и через невозвращение сих чиновников не захочет остаться низким обманщиком; особенно же к исполнению требования Аббас-Мирзы я был вынужден обстоятельствами довольно стесненными, ибо от сильной неприятельской канонады крепость более была повреждаема, гарнизон лишен был возможности ходить на мельницу для перемола пшеницы; а сверх сего истощались у меня снаряды. Пользуясь временем перемирия, я занимался перемолом хлеба, починкою крепости и деланием снарядов из ядер и не лопнувших бомб и гранат в крепость неприятелем пущенных, а также делан был порох для жителей.

12-го августа Аббас-Мирза с большею частью войск своих перешел за гору Дав-Талах и расположил оные лагерем в трех местах против деревень Киркиджан и Хан-Кенты, а Юсуф-хан с частью войск оставлен за горою Топхана, впрочем и эти войска впоследствии поставлены были на сей горе и таковой их лагерь спереди и боков укреплен был двойным плетнем, между коими была насыпана земля.

С 12-го по 21-е августа было перемирие.

21-го августа по прошествии перемирия, не получив никакого ответа от корпусного командира, требовал я письмом от Аббас-Мирзы присылки маиора Чиляева, но вместо ответа поручил он [146] маиору Чиляеву уведомить меня, что как срок перемирия уже прошел, то бы я с гарнизоном оставя крепость следовал к Тифлису, предлагая к тому все с своей стороны пособия. На сие 22-го числа писал я к Аббас-Мирзе, что ежели маиор Клюки доехал до Тифлиса, то я не могу остаться без разрешения начальства, и что буде таковое не получено, то должно вскоре воспоследовать, а между тем повторял мою просьбу о возвращении маиора Чиляева и капитана Шевелева, так как они по условию задержаны быть не должны. Аббас-Мирза, получив таковое письмо, сказал маиору Чиляеву, что он, не доверяя мне, переписываться более не хочет, а поручает ему уведомить меня о том и что он пришлет ко мне его и капитана Шевелева, если я выпущу из крепости арестованных беков. На сие отвечал я коменданту, что я равномерно до возвращения из Тифлиса маиора Клюки ни в какие переговоры с Аббас-Мирзою не войду, а тем более не намерен освободить беков.

23-го числа прислан был ко мне переводчик Аббас-Мирзы из армян Сергей Александрович с письмом от коменданта Чиляева, коим последний по предложению Аббас-Мирзы просил меня переговорить с ним с крепостной стены. Дав на сие мое согласие, я имел требование от Чиляева о выпуске арестованных беков; но таковое оставил без удовлетворения, а при том поручил передать Аббас-Мирзе, чтобы он как о сем предмете, равномерно и об оставлении крепости прекратил со мною вовсе переговоры. После этого неприятель возобновил канонаду по крепости и военные действии.

25-го прислан был ко мне от Аббас-Мирзы чиновник с настаиванием выдачи беков за маиора Чиляева и капитана Шевелева, но получил прежний отказ с предупреждением объявить Аббас-Мирзе, что беки у меня содержатся под арестом совсем не за тех чиновников, и что они должны быть непременно возвращены ко мне, если Аббас-Мирза умеет сдерживать данное им честное слово.

26-го числа в ночи неприятель устроил вновь батарею из 3-х орудий с северной стороны крепости на покатости горы Дав-Талах [147] в весьма близком от крепостной стены расстоянии, чему я не мог препятствовать по недостатку артиллерии и снарядов.

27-го неприятель, усилив со всех батарей канонаду, сделал брешь в крепостной стене с северной стороны оной, которая в то же время заставлена была турами, а ночью закладена.

28-го числа вблизи крепости проходили в лагерь Аббас-Мирзы прибывшие вновь войска в значительном количестве под начальством Алаяр-хана и комендант Чиляев по воле первого просил опять со мною свидания, но я ему отказал в том.

Того же числа ночью устроена неприятелем третья батарея против крепости с северной стороны и в ближайшем еще перед второю расстоянии от стен, но орудий на ней поставлено не было, а действовали с оной ружейным огнем.

29-го неприятель также производил по крепости пальбу с батарей.

30-го августа Аббас-Мирзою послано было несколько баталионов пехоты и часть конницы под прикрытием 6-ти орудий в обе стороны ущелья Казнадара, в коем находились мельницы и армянские семейства некоторых деревень. Но таковое предприятие не имело никакого успеха, быв отражено полуротою егерей, высланною в одну сторону ущелья под командою капитана Мадатова, а с другой командою егерей при прапорщике Хвостикове и армянами в ущелье же бывшими. После сего прислан был с письмом ко мне от маиора Чиляева капитан Шевелев, имевший сверх того и словесное поручение о прежних предложениях Аббас-Мирзы, с письменным поручительством, утвержденным присягою нескольких шахских сыновей, почетных людей и духовенства в том, что в пути до Тифлиса не будет делано на меня никаких покушений. Отвергнув таковое предложение, означенное поручительство я возвратил.

31-го августа и 1-го сентября неприятель продолжал со всех батарей канонаду по крепости.

2-го сентября ко мне был вторично прислан капитан [148] Шевелев с письмом от маиора Чиляева, повторявшим пред сим поясненное требование Аббас-Мирзы, которое я равномерно отвергнул с присовокуплением, что без воли начальства никогда не оставлю крепость; ибо всякий солдат под командою моею охотно готов умереть под стенами оной, имея правилом свойственное русскому духу побеждать врагов не смотря ни на какое превосходство оных; тем прекратил и всю мою переписку.

3-го и 4-го числа неприятель продолжал канонаду; ночью на 5-е число снял блокаду, а днем того же числа выступил из лагеря им занимаемого и потянулся по большому тракту к Елисаветополю.

По снятия неприятелем блокады открылось, что им ведены были два подкопа к стенам крепости с северной стороны оной, из коих один по неудобному грунту земли брошен, а другой по случаю отступления остался не окончен на малое расстояние.

При осаде крепости Шуши потерю неприятеля определить наверное невозможно, но известно, что оная была значительна. С нашей же стороны на канонадах и всех перестрелках убито нижних чинов 9, без вести пропало 16, ранено обер-офицер 2, нижних чинов 18.

Со времени вступления моего в крепость войска под командою моею состоявшие, по неимению в шушинском провиантском магазине хлеба, довольствовались хлебом собираемым по частям с городских жителей; в сутки выдавалось для каждого человека печеным хлебом по 1 фунта, а иногда и менее с дополнением говяжьей порции.

Армяне, находившиеся во время блокады в крепости Шуше, не смотря на разные соблазны и наущения Аббас-Мирзы через неблагонамеренных к нам людей рассеянные, быв вооружены заручными солдатскими ружьями, единодушно с солдатами защищали крепость; сверх сего охотно уделяли хлеб и скот для продовольствия гарнизона, претерпевая сами крайний недостаток и заменяя оный разными кореньями и овощами.

Окончив сведения о вторжении неприятеля в Карабаг и действиях оного при блокаде крепости Шуши, имею честь [149] присовокупить, что подробной выписки о действиях подполковника Назимок я не имею, ибо даже самое известие об истреблении неприятелем его рот основано на частных сведениях.

Там же.