59. Рапорт полковника Реутта генералу Ермолову, 6-го октября 1826 года, № 26. Карабагская провинция, сел. Ханзарек.

О снятии неприятелем блокады крепости Шуши имел я честь вкратце донести вашему высокопревосходительству 11-го сентября за [82] № 1057 через нарочно посланного мною армянина; подробное же мое обо всех обстоятельствах донесение, не имев удобства тогда сделать по несвободному отправлению бумаг, подал таковое 23-го сентября за № 6 генерал-маиору князю Мадатову с прибытием его сюда для представления обо всем вашему высокопревосходительству; а сверх того, по приказанию генерал-адъютанта Паскевича, объяснил ему рапортом моим от 25-го сентября же за № 9 тоже; теперь же, по повелению вашего высокопревосходительства 27-го сентября за № 395, сего числа мною полученному, и сим имею счастье донести вашему высокопревосходительству о действиях моих в продолжение всего того времени, в которое оставался я в Карабаге по отъезде генерал-маиора князя Мадатова на кавказские минеральные воды командующим войсками до снятия блокады крепости Шуши, бея упущения малейших обстоятельств.

Не быв уполномочен властью над управлением Карабагскою провинциею, я не вмешивался совершенно ни в какие по оной здешнего коменданта маиора Чиляева распоряжения; по сведениям же, какие получал от него, маиора Чиляева, и других посторонних лиц насчет заграничных действий, предпринимаемы мною были всегда в местах расположения войск все меры осторожности и делаемы своевременно начальству донесения, известные вашему высокопревосходительству. Не в праве же будучи иметь все сведения о делах, какие происходили в Персии и о коих извещалось через поверенного в делах высшее начальство; еще более, будучи в чине моем далек знать намерения начальства в отношении политических дел обеих держав, - я весьма мог полагать, что соседственная сия держава, хотя и дурно всегда сохраняла существовавший с нею мир, но не простерет однако ж никогда дерзость свою до того, чтобы войти в границы наши с сильными войсками внезапно, и при том тогда, когда посол наш князь Меньшиков находился у шаха для переговоров о границе. Имев же честь получить от вашего высокопревосходительства предписания за № № 91 и 99, еще более почитал я непристойным выступить из Чинахчей по одним только слухам, не [83] удостоверясь лично, и полагал, что в сей год те же приготовления и те же замыслы за границею, каковые уже несколько лет оканчивались ничем, но в сем предположении обманулся; ибо 18-го июля от подполковника Назимок, находившегося с тремя ротами в селении Герюсах, получил я донесение, что персияне под предводительством Амир-хан-сардаря следуют к границам нашим и конница их заняла пограничное наше селение Парнаут, а 19-го числа уведомил меня командир донского полка подполковник Молчанов, что войска персидские большими силами вторгнулись в границы наши близ худоферинского моста и ознаменовали вторжение свое захватом разъездных наших казаков, и вскоре затем помощник карабагского коменданта штабс-капитан Мурачев, ездивший было в Дизахский магал для сбора армянской милиции, явясь ко мне, объявил, что персидские войска в значительном количестве переправились уже через Аракс.

При сих обстоятельствах, не находя возможности держаться в Чинахчах, как по неприбытию рот, назначенных из Ширвани, так по невыгодности местоположения и потому, что не было уже времени сделать укрепление; не имея совершенно запасного продовольствия и не предвидя способов к заготовлению оного в скорости, особенно по случаю вступления неприятеля, счел необходимым пойти в крепость Шушу, запастись жизненными припасами хотя бы от тамошних жителей и держаться в оной доколе не получится помощь. Таким образом, отправил я 19-го июля роту из женатых воинских чинов и еще особо другую в крепость Шушу, а сам, оставшись с тремя ротами в Чинахчах, предполагал, перевезя оттуда все тяжести, перейти потом и самому с теми ротами в Шушу; но в тот же день получил рапорт коменданта маиора Чиляева за № 60, основанный на верном, дошедшем к нему сведении, что в ночь сего же числа персидские войска прибудут в местечко близ Шуши, называемое Топхана с намерением отрезать мне путь, а сверх того и партикулярно известился, что на войска в сей крепости расположенные недоброжелательные мусульмане имели покушение; почему, в подтверждение прежних моих предписаний подполковнику Назимок о [84] скорейшем соединении со мною, дав вновь ему повеление о самопоспешнейшем следовании с тремя ротами в Шушу, и донеся вашему высокопревосходительству за № 1040 о причинах побудивших меня оставить Чинахчи, выступил я оттоль с тремя ротами, артиллериею и донским Молчанова полком, в тот же день соединившимися со мною из 256-ти человек воинских чинов; того же 19-го июля к вечеру, оставив на месте все тяжести, исключая заручного оружия, пороха и свинца 20-го числа поутру прибыл в Шушу.

Со вступлением моим в сию крепость подтвердилось явное недоброжелательство к нам карабагских татар; ибо в ту же ночь зарезано ими несколько армян за крепостью, а на другой день убито на мельницах близ Шуши двое рядовых.

Крепость Шуша находилась в самом худом состоянии: в ней и двух сторон не было безопасных и не только горсть солдат, вспомоществуемых преданными нам армянами, могла бы защищаться от столь сильного неприятеля, но и довольно сильный отряд войск мог бы подвергнутся большой потере людей, имея крепость во многих местах без стен, в других не полные, в некоторых же с большими брешами; почему приступил я немедленно к починке стен и продолжал день и ночь работу. Я должен при сем объяснить вашему высокопревосходительству, что таковые работы произведены большею частью под неприятельскими пушечными и ружейными выстрелами и единственно по неусыпности и отличному рвению к службе моих подчиненных, чем самым спасен город и отряд войск; ибо неприятель, допустив окончить починку крепости, впоследствии не мог иметь никакого успеха в штурмовании, к чему собирался, как известно, несколько раз.

22-го числа июля получил я сведение, что роты находившиеся в селении Герюсах под командою подполковника Назимок, на коего я полагался более как по опытности в службе, так и потому, что он прежде имел особые поручения по управлению Нухинскою провинциею, при следовании в Шушу роты эти, выступив 20-го числа на ночь и не [85] имея возможности ускорить марш по темноте ночи, 21-го числа от Герюс в 12-ти верстах быв отрезаны бунтовщиками и изменниками карабагцами под предводительством главнейшего из них капитана Хаджи Агалар-бека. а потом и подоспевшим к ним неприятелем, отражаясь более семи верст от оных, при переправе чрез реку Акар-чай истреблены. В ротах состояло: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 16 (из коих капитан Мадатов быв взят в плен, уволен Аббас-Мирзою по болезни в крепость Шушу, а подпоручик Назимок и прапорщик Богданович по разбитии баталиона скрывались у армян в деревне Калдарасах и 12-го сентября явились в полк), нижних чипов 874 и при сих ротах было донского Молчанова полка обер-офицеров 3, нижних чинов 94, присоединившихся с разных постов, и артиллеристов 5-й резервной батарейной роты 22-й артиллерийской бригады 20 с двумя орудиями и зарядными ящиками.

22-го же и 23-го числа перевозились по возможности из Чинахчей в Шушу некоторые полковые тяжести.

24-го числа селение Чинахчи занято уже было большими скопищами неприятеля и команда, посланная мною туда для забрания полковых солдатских и офицерских вещей, должна была после продолжительной перестрелки отступить. Обстоятельство сие обязывает меня единственно для того, дабы не быть впоследствии за оставление солдатских и полковых тяжестей обвиненным, доложить вашему высокопревосходительству, что хотя три дня и достаточны были бы на перевозку в крепость Шушу всех тяжестей, но со стороны провинции не было мне оказано никаких вспомоществований. Полк же имел, как известно начальству, весьма малые для сего способы, в особенности при обстоятельствах тогда здесь бывших, и посему, исключая пропавших почти всех полковых амуничных вещей, как я, так равно офицеры и солдаты лишились многого.

Того же числа по замеченной явной измене карабагцев и дабы обезопасить себя внутри города от татар, готовых было напасть на русских, отобрано от них оружие и взяты под арест многие [86] беки, коим подробный список у сего вашему высокопревосходительству представлял, имею честь объяснить, что все они заарестованы по объявлению мне комендантом маиором Чиляевым об известном яко бы ему намерении их к измене, и потому, что у многих из них сыновья, а у других братья и родственники со вступлением персидских войск в Карабаг явились тотчас к Аббас-Мирзе и потом все время блокады крепости находились при нем и были в действии против наших здесь войск. О действительном же их намерения сделать измену, я полагаю, донесет подробно вашему высокопревосходительству генерал-маиор князь Мадатов, с приездом своим сюда приступивший к разысканию сего. Преданными же казались во все время бытности здесь неприятеля, полковник Мамед-Касим-ага, Ханжан-ага, Шукур-ага, Агарза-бек и Мирза-Мамед.

25-го числа прибыл в Шушу отпущенный Аббас-Мирзою из плена смотритель шушинского провиантского магазина 13-го класса Рудичев, находившийся в селении Герюсах и захваченный с ротами при реке Акар-чай; он доставил ко мне письмо от пленных офицеров, в оригинале при рапорте моем вашему высокопревосходительству от 25-го июля № 1047 представленное.

Сего же числа персидские войска расположились лагерем близ Шуши на месте, называемом Гавахана, и того же числа неприятель окружил со всех сторон крепость. Я не имея возможности делать мои к вашему высокопревосходительству донесения по случаю перерезания во всех местах дорог, с отправлением в Тифлис нарочных 4-х казаков прекратил почти переписку и только краткими письмами или маленькими записками давал знать о себе вашему высокопревосходительству, не зная, впрочем, доставлялись ли они, или нет; ибо во все время блокады крепости ни на одно из них не получил ответа.

26-го последовало ко мне от Аббас-Мирзы письмо, которым требовал он сдачи крепости по случаю разрыва мира с Российскою державою, на что был ему мой ответ: что о таковом разрыве я от начальства своего никакого не получал сведения, что ни в [87] какие переговоры вступить не могу, а долг свой исполнять буду, сколько честь того потребует.

Того же числа скрывавшимся в кустах неприятелем отбито много жительского и солдатского скота, пасшегося за крепостью, ибо внутри оной прокормить его не было возможности.

27-го числа получил я через елисаветопольского армянина предписание вашего высокопревосходительства от 21-го июля за № 152 о том, чтобы на первое время Карабаг оставить и отступить с войсками к Елисаветополю; но к исполнению сего не мог я уже приступить, будучи окружен со всех сторон многочисленным неприятелем и не имея к тому достаточных способов.

28-го и 29-го числа деланы были близ крепости фуражировки, но со стороны неприятеля не было на оные сильных покушений.

30-го июля поутру три баталиона сарбазов, несколько неприятельской конницы и пеших карабагцев, появясь с северной стороны крепости, напали было на наших фуражиров в команде капитана Зенича отправленных, и на пасшийся близ крепости скот под прикрытием егерей; но отличною храбростью войск наших, встретя сильное отражение, не имели желаемого успеха, а сверх того были остановлены совершенно в предприятии своем высланною в подкрепление фуражиров ротою с маиором Клюки и пушечными выстрелами, производимыми с крепости из полевых орудий, заведываемых артиллерии подпоручиком Обуховым. Между тем и две неприятельские колонны с большими толпами карабагской пехоты, следовавшие с восточной стороны к крепости под прикрытием выстрелов с поставленной того же числа на юго-восточной стороне персидской батареи, рассеяны удачным действием крепостных больших орудий, управляемых артиллерии подпоручиком Станикевичем. В 11 часов пополудни неприятель отступил за противолежащую с северной стороны крепости гору и сим прекратилась перестрелка, в которой потеря с нашей стороны состояла из 4 убитых и 14-ти без вести пропавших нижних чинов и 12-ти раненых воинских чинов.

Того же числа ночью неприятель устроил другую батарею [88] по близости первой на горе Топхана за ущельем, называемым Казнадара.

31-го числа неприятель начал производить стрельбу из поставленных на тех батареях 6-ти орудий по крепости и по лагерю рот внутри над крепостною стеною расположенных, по каковому случаю вечером переменена позиция лагеря.

1-го августа неприятель покушался отнять мельницы, находящиеся в ущелье Казнадара, но бывшею там командою, армянами и высланными в подкрепление оных егерями отражен.

Сего же числа перед вечером прибыл в Шушу из плена капитан Мадатов и доставил ко мне перехваченные неприятелем повеления вашего высокопревосходительства: одно к генерал-маиору Граббе от 22-го июля за № 157 о том, что предписано вашим высокопревосходительством маиору Ильинскому со всеми войсками, имуществом их и казенным переправиться с Ленкорана на остров Сарру, а другое от 21-го июля же за № 152 в дубликате ко мне об оставлении на время Карабага; того же числа получил я второе письмо от Аббас-Мирзы с предложением сдачи крепости, или, на основании помянутого повеления, выступления из оной и следования в Тифлис. Хотя не предполагал я никогда оставить крепость, но имея в виду уже то повеление вашего высокопревосходительства, не зная обстоятельств, по коим полагалось оставить на время Карабаг, не нашедши в Шуше вовсе запасного хлеба и не надеясь получить достаточно такового от городских жителей по неуборке оного с полей и незаготовлению прежде, счел я лучшим для проволочки времени вступить в переговоры, ожидая между тем получить что-нибудь от начальства к руководству и посему 2-го августа отвечал Аббас-Мирзе, чтобы он прислал ко мне своего чиновника, а 3-го числа прибывшему от него Бежан-хану объявил, что волю начальства я исполнять обязан, но как неприятелем занята уже позиция, то я не оставлю крепости иначе, пока не получу о том подтвердительного повеления, предложив при том доложить Аббас-Мирзе, чтобы он к испрошению мне на то разрешения позволил [89] отправить чиновника, и сверх того просил письмом Аббас-Мирзу принять моего чиновника для личного объявления ему того же.

4-го числа маиор Клюки был послан к Аббас-Мирзе с объявлением: что ежели он, основываясь на перехваченном повелении ко мне вашего высокопревосходительства, требует моего выступления, то не иначе может ожидать исполнения с моей стороны как тогда, когда я получу о том подтверждение.

Сего же числа возвратился маиор Клюки без согласия на то Аббас-Мирзы, который объявил ему, что я как подчиненный должен исполнить без дальнейшей переписки волю моего начальства, конечно имеющего уже в виду причины на оставление Карабага, и что из всех провинций по таковому же распоряжению войска наши вышли с прибытием войск персидских, а потому он требует того и от меня на основании препровожденного ко мне дубликата, уверяя при том, что секурса по случаю войны с турками и всеобщего возмущения в Грузии и горах я ожидать никак не могу.

5-го и 6-го числа производима была с неприятельских батарей по крепости канонада и 6-го числа отвечал я Аббас-Мирзе то же, что без разрешения начальства крепость не оставлю.

7-го числа, по просьбе Мехти-хана о присылке к нему для переговоров чиновника знающего татарский язык, послан был мною комендантский помощник штабс-капитан Мурачев, которому поручено было стараться дознать о предположениях неприятеля и истину дошедшего ко мне слуха, яко бы Мехти-хан имел намерение к нам передаться.

8-го числа штабс-капитан Мурачев возвратился и объявил мне, что Мехти-хан по-видимому точно имел наклонность передаться к нам, но опасался того, что не будет принят нашим правительством, а сверх того, сомневаясь в скором прибытии в Карабаг наших войск, не решался изменить Аббас-Мирзе и по его приказанию предлагал мне, без сопротивления оставя крепость, следовать с войсками в Тифлис, обещая при этом оказать разные в пути пособия. На сие не было от меня никакого ответа. [90]

Того же числа перешла часть войск из лагеря Шах-заде за гору близ крепости на северной стороне находящуюся, называемую Дав-Талах; а к ночи устроена на сей горе неприятельская батарея из 4-х орудий.

9-го началось с сей батареи действие по крепости и прислан был от Аббас-Мирзы чиновник с словесным предложением и письмом от Мехти-хана об оставлении мною крепости; на что первому словесно, а последнему письменно отвечал я, что без получения подтверждения начальства крепости Шуши не оставлю, и что для защищения оной солдаты мои не пощадят ни жизни своей, ни посягающих на оную.

10-го неприятель продолжал с трех батарей по крепости канонаду.

11-го Шах заде прислал ко мне с известием чиновника, что он решился наконец согласиться на мое предложение об отправлении в Тифлис чиновника, через которого мог бы я получить от начальства распоряжение. Не имея от вашего высокопревосходительства в продолжение более 20-ти дней никаких предписаний, кроме вышеупомянутого за № 152, и не зная, что делается внутри Грузии, решился я посему единственно воспользоваться предложением Аббас-Мирзы и для лучшего объяснения подробностей здешних обстоятельств отправить известного вашему высокопревосходительству благоразумием и расторопностью маиора Клюки, без которого на сей раз я мог обойтись. Препоручая сие офицеру оному, я был уверен, что он в особенности исполнит это, не упустив ничего из виду доложить вашему высокопревосходительству. Но как Шах-заде, не доверяя мне, требовал к себе коменданта маиора Чиляева с одним капитаном в удостоверение того, что в течение времени, употребленного на проезд и доставление ко мне ответа я ничего против него не предприму и по получении распоряжения начальства поступлю в точности по оному, то я, не подозревая, дабы человек такого звания как он мог поступить бесчестно, и особенно не предвидя для себя никакой пользы в задержании двух офицеров, послал [91] коменданта Чиляева и капитана Шевелева с условием, чтобы они, по получении какого бы то ни было от начальства предписания, возвращены были немедленно ко мне; каковое условие утверждено и бумагою, данною мне за печатью Шах-заде, которая представлена генерал-маиору князю Мадатову; взамен же тех, отправленных к Аббас-Мирзе двух офицеров, я хотя и требовал от него в аманаты чиновника, но он на дачу такового не согласился, и я не настаивал в том потому более, чтобы не иметь в крепости человека, который присутствием своим мог бы делать на жителей влияние и сверх того имел бы свои за всем наблюдения и препятствовал бы мне в работах; а между тем я был уверен, что Аббас-Мирза не уронит звание свое и невозвращением сих чиновников никогда не согласится остаться низким обманщиком, почему и почел не излишним уважить его требование, убеждаясь к сему тем наиболее, что без сего залога не дозволялось мне послать к начальству чиновника, а с тем вместе не согласен был Аббас-Мирза и на прекращение своих действий, тогда как в сем последнем настояла величайшая надобность: во-первых потому, что неприятель беспрерывными покушениями истощил снаряды, поделал в стенах и некоторых башнях бреши и лишил возможности ходить на мельницу для перемола пшеницы, так что люди должны были оставаться без хлеба; посему в продолжение поездки маиора Клюки на основании заключенного перемирия, собраны были ядра и бомбы, неприятелем пущенные в крепость, сделаны заряды к крепостным орудиям, армяне достаточно снабжены порохом, сделанным в продолжение сего времени по мере приисканных на оный припасов, исправлены вторично стены и перемолот хлеб, за которым неприятель дозволял отлучаться беспрепятственно.

По прошествии десяти дней, не имея никакого ответа от вашего высокопревосходительства, 21-го августа требовал я письмом моим к Аббас-Мирзе присылки коменданта под предлогом надобности в нем для положения решения по условию, но единственно с тем, чтобы только вызвать его в крепость. [92]

Того же числа получил я письмо от коменданта Чиляева, который по препоручению Аббас-Мирзы напоминал мне о прошествии срока и предлагал о выступлении из крепости со всеми выгодами, обещанными Аббас-Мирзой; на что 22-го числа писал я к Аббас-Мирзе, что ежели маиор Клюки доехал до Тифлиса, то я не могу остаться без разрешения начальства и что буде таковое не получено, то должно вскоре воспоследовать; а между прочим, чтобы возвратить от него коменданта с капитаном Шевелевым, опять просил его прислать мне их под предлогом надобности для некоторого совета и напомнил ему, что и по условию он их задерживать не должен. Но Шах-заде, получив письмо сие, сказал коменданту Чиляеву, что он, потеряв ко мне доверие, переписываться со мною не хочет и предложил ему уведомить меня о том, равно что он пришлет ко мне его и капитана Шевелева, если я выпущу из крепости арестованных беков. На сие комендант получил мой ответ, что без маиора Клюки я ни о чем переговариваться не буду и беков не выпущу.

23-го числа прислан был ко мне переводчик Аббас-Мирзы из армян Сергей Александрович с письмом от коменданта Чиляева, который по предложению Аббас-Мирзы просил меня говорить с ним со стены крепости и предлагал также об отдаче за него, Чиляева, беков; согласившись на первое, отказал я формально в последнем и при свидании объявил коменданту, чтобы Аббас-Мирза о получении от меня беков и не помышлял, как равно и об оставлении мною когда-либо крепости без воли на то начальства. От сего же переводчика осведомился я секретно, что отряд войск наших с генерал-маиором Мадатовым находился под Елисаветополем и что с людьми, которые были посланы от Шах-заде с маиором Клюки, прибыл из Тифлиса полицейский офицер, которого Аббас-Мирза удерживает у себя, и полученную бумагу скрывает как от меня, так и от коменданта. Где же находится теперь сей посланный вашим высокопревосходительством и недопущенный ко мне полицейский офицер Ахиджанов, о том мне неизвестно.

С сего же числа неприятель со всех своих батарей вновь открыл действие по крепости. [93]

25-го числа прислан был ко мне от Аббас-Мирзы чиновник опять с предложением о выдаче беков за коменданта, но получил решительный отказ с поручением объявить Аббас-Мирзе, что беки у меня содержатся под арестом совсем не за коменданта и что сей должен быть непременно возвращен ко мне и без того если Аббас-Мирза умеет сдерживать данное им честное слово.

26-го числа в ночи устроил неприятель вновь батарею из 3-х орудий с северной стороны крепости на покатости горы Дав-Талах и 27-го, открыв из оной канонаду противу нашей батареи, пробил крепостную стену, которая однако ж в то же время заставлена изнутри турами, а после ночью исправлена так, что выстрелы неприятельские не могли уже повреждать оную.

28-го числа Аббас-Мирза старался устрашить меня прибытием новых войск, при следовании в виду крепости растягиваемых, и комендант Чиляев по воле его просил опять со мною свидания, но я ему отказал в том, предвидя, что он имеет порученность говорить об одном и том же.

Сего же числа ночью устроена неприятелем еще одна батарея против крепости на северной стороне, но орудия на ней поставлены не были.

29-го числа неприятель также производил по крепости пальбу из своих батарей.

30-го Аббас-Мирзою послано было с обеих сторон в ущелье Казнадара, где находились мельницы и некоторых деревень армянские семейства, несколько баталионов сарбазов и часть конницы для разорения там наших армян. Войско сие, быв прикрываемо действием 6-ти орудий, направленных неприятелем с юго-восточных батарей против нас, спустилось было в ущелье; но там отражено полуротою, высланною с одной стороны под командою капитана Мадатова и армянами заведываемыми Сафаъ-Юзбашем, а с другой — малою частью егерей с прапорщиком Хвостиковым и [94] небольшим количеством армян. После сего прислан был с письмом ко мне от коменданта капитан Шевелев, который имел поручение словесно повторить мне прежнее предложение насчет оставления Карабага с уверением, что маиор Клюки достиг до Тифлиса, но ответа на мое донесение к вашему высокопревосходительству никакого не прислал; при чем все почетные люди Шах-заде и духовенство присылали свою присягу в удостоверение, что я, исполнив предложение, благополучно дойду до места, где находятся наши войска. На сие ответ мой был подобен прежнему.

31-го августа и 1-го сентября неприятель продолжал обыкновенную со всех батарей канонаду по крепости.

2-го сентября вторично прислан был ко мне капитан Шевелев с письмом же от коменданта маиора Чиляева, подтверждающим прежние Аббас-Мирзы требования, на которое также отвечал я ему, что без повеления начальства из крепости не выйду и что всякий солдат у меня охотно умрет под стенами оной, ни мало не щадя своей жизни и сильно поражая тех, которые покусятся на оную. Сим прекратил и всю мою переписку.

3-го и 4-го числа неприятель обыкновенным порядком продолжал канонаду и, сняв ночью блокаду крепости, а 5-го поутру лагерь свой, потянулся по большому тракту к Елисаветополю.

Преследовать неприятеля при отступлении я не мог по превосходству его сил, а по разбитии оного под Елисаветополем я не мог напасть на него потому, что он от реки Тертера тянулся по плоскости в весьма дальнем от Шуши расстоянии, также и сведение о разбитии его получил я весьма поздно — тогда, когда неприятель был уже на переправе у Аракса, ибо никто из карабагцев находившихся при Аббас-Мирзе и Мехти-хане ко мне не являлись, а все явились к генерал-маиору князю Мадатову на реку Тертер, исключая капитана Хаджи-Агалар-бека, Ростом-бекского сына Асета, Али-Мардан-бека, сына его Амина и некоторых других, которые последовали за границу.

При побеге неприятеля армяне не были столь сильны, чтобы [95] наносить ему вред, а из карабагцев никто неизвестен мне, который бы явно старался в то время заслугами загладить свою измену.

Армяне, находившиеся во время блокады в крепости Шуше, и кроме городских жителей большею частью подвластные генерал-маиору князю Мадатову, вообще нам усердствовали и, быв вооружены выданными им от меня заручными солдатскими ружьями, вместе с солдатами охраняли крепость, давали охотно хлеб свой и скот для продовольствия гарнизона. Более всех оказывали усердие: Петрус-бек Мадатов и Багдасар-бек Долуханов, приведшие с собою в крепость со вступлением сюда неприятеля некоторые армянские деревни, лишившиеся чрез это многого своего имущества, а также и шушакентский Сафар-Юзбаш, защищавший во все время блокады ущелье Казнадара, в котором находились мельницы и многие семейства армян, о каковых, как равно и других заслуживающих внимание начальства, подробнейший список у сего вашему высокопревосходительству представить честь имею.

Комендант Чиляев и капитан Шевелев по сведениям какие я имею отправлены Аббас-Мирзою в Тавриз.

Со времени обложения неприятелем крепости и до снятия блокады, исключая только десяти дней положенных в срок на проезд маиору Клюки и получение мне ответа, каждодневно производима им была сильная канонада по крепости из устроенных им батарей, против которых действия из крепости наших 7 орудий наносили вред как оным, так и неприятельским лагерям, позади тех батарей находившимся. Неприятелем ведены два подкопа к стенам крепости с северной стороны из покрытого кустарником яра, при чем один из подкопов но неудобному грунту земли брошен, а другой, по случаю приближения с генерал-маиором князем Мадатовым отряда войск наших, не докончен на малое расстояние; и неоднократно подходил неприятель к стенам крепости и мельницам, но везде был отражаем мужественно егерями и преданными нам армянами. Не имея возможности определить потерю неприятеля при всех случаях, знаю только, что она для него должна остаться весьма чувствительна; [96] с нашей же стороны при канонадах и всех перестрелках убито нижних чинов 9, без вести пропало 16, ранено обер-офицеров 2, нижних чинов 18. Какое же мною насчет охранения крепости сделано было распоряжение, о том приказ мой отданный войскам при сем в копии прилагаю.

Во время обложения крепости Шуши неприятелем высланы были мною из оной разновременно некоторые городские татары, как по недостатку у них хлеба, так и по доходившему ко мне от армян слуху, яко бы они намеревались во время штурма неприятелем крепости напасть на войска наши изнутри и тем дать способ неприятелю к скорейшему овладению.

Все сие имея честь представить на благоусмотрение вашего высокопревосходительства, почтеннейше присоединяю, что со времени вступления моего в крепость войска под командою моею состоящие, по неимению в шушинском магазине хлеба, довольствовались провиантом, в разном зерне собираемым по частям с городских жителей, коего выдавалось хлебом по полутора фунта на человека, а иногда и менее в сутки, а говяжьей порцией — из получаемого от армян скота.

В заключение же сего имею счастье доложить вашему высокопревосходительству, что дух воинственный, приличный чести русского, не изменился никогда и ни в каких случаях ни в одном из ваших подчиненных; всякий жадничал приступа, дабы поразить врагов своих, и никогда крепость Шуша не была бы в руках неприятеля до тех пор, пока войска государя императора оставались бы в ней живы.

Все письма, полученные мною от Аббас-Мирзы и других лиц на мое имя и к другим в крепости Шуши бывшим, в оригинале, как равно и в копии мою переписку для представления вашему высокопревосходительству я препроводил к генерал-маиору князю Мадатову при рапорте моем от 23-го сентября за № 6.

Не приступив к обследованию измены содержащихся под арестом в крепости Шуше беков, я не могу представить вашему [97] высокопревосходительству требуемые с них показания, равно, по нахождению моему откомандированным с тремя ротами близ речки Бергушета в селении Ханзареке, не могу распорядиться о содержании в цепях поручика Гюль-Мамад бека, как явного изменника и о взятии под строгий караул оставшихся в Карабаге бывших против нас с оружием бекских сыновей, но с сим вместе сделал мое донесение о воле на сие вашего высокопревосходительства находящемуся в Шуше и вступившему в рассмотрение всех дел генерал. маиору князю Мадатову, коего прошу о препровождении с верным человеком к вашему высокопревосходительству сего рапорта моего, не имея к тому сам средств, о чем вашему высокопревосходительству всепочтеннейше донести честь имею.

Противу денных записок пропущено в сем рапорте, что по прибытии сюда Аббас-Мирзы через несколько дней отделена была от него часть конного войска под командою Амир-заде, которое и расположено было по сию сторону крепости Аскарани; а 12-го августа сам Аббас-Мирза переменил свой лагерь и перешел с большею частью войск за гору Дав-Талах, расположив оные тремя лагерями: против деревень Хан-Кенты и Киркиджан. Лагерь же Юсуф-хана, находившийся на горе Топхана, с 13-го числа августа обведен почти весь турами.

Там же.