71. Рапорт казахского главного пристава Снежевского генералу Ермолову. 30-го июля 1826 года, № 1568.

После донесения моего вашему высокопревосходительству от 24-го числа сего месяца № 1562, я того же числа в 7 часов пополудни отправился из Караклиса к Балык-чаю с 140 человеками пехоты Тифлисского полка, под командою штабс-капитана Воронкова и поручика Попова; вместе со мною для укрепления Балык-чая командирован инженерный прапорщик Хрупов с инструментами; посланы также на двух вьюках артиллерийские снаряды. Пройдя в тот день около 15-ти верст, я с пехотою и казахскою конницею за темнотою ночи остановился ночевать; на другой день по утру получил от поручика Аджи-Мамад-аги донесение, что эриванский сардарь следует с сарбазами, конницею и пушками к Балык-чаю. Так как от князя Севарсамидзе мне было поручено доставить для балыкчайского отряда из Казахской дистанции 200 четвертей муки, то я обратился с пехотою и конницею в селение Делижан с тем, чтобы вытребовать приготовленный уже в селении Караван-сарае хлеб, доставить оный под прикрытием моего отряда на Балык-чай; о чем в то же время уведомил и князя Севарсамидзе, от коего в ту же ночь получил отношение, в копии при сем представляемое. Какое по оному сделано мною исполнение, ваше высокопревосходительство изволите усмотреть из представляемого при сем ответа моего к князю Севарсамидзе. [63]

Из рассеянной эриванским сардарем пехоты Тифлисского полка много спаслись, часть отправилась в Караклис, а 20 человек собрались ко мне, коих я завтрашний день отправляю к князю Севарсамидзе.

Казахская конница, как я и прежде имел честь доносить вашему высокопревосходительству, не показала ни малейшей охоты драться с персиянами и чрез то единственно персиянам удалось разбить пехоту Тифлисского полка, которая дралась с величайшим мужеством. Неприятель потерпел урону убитыми и ранеными, как я сам лично видел, более 100 человек. Командовавший пехотою штабс-капитан Воронков, отличный офицер, подавал пример храбрости и мужества и распоряжался среди самого сражения с особенным благоразумием. Из казахских жителей поручики: Гассан-ага и Исмаил-ага, мелик Аракел Сарыбегов, агаларские родственники: Меграли-бек, Гуссейн-ага, Осман-ага, Насып-эффенди, находящийся при мне переводчиком Мираб Каракишев и жители селения Карагир: Гассан Али, Карандар-оглы и селения Сал-оглы: Аджи-Халил-оглы и Юсуп — в сем деле показали истинное усердие и преданность к нам, сражались с отличною храбростью; в особенности поручик Гассан-ага, который, предугадывая вероятно худые поступки казахцев, не соединился с ними, а сражался в рядах солдат и заслужил всеобщую похвалу. Некоторые из агаларов тоже вели себя довольно похвально; но большая часть агаларов, их родственники и жители совершенно изменили: они, видя меня в своем кругу, стреляли в персиян холостыми зарядами, а неприятель перестреливался с ними на воздух.

После разбития персиянами нашей пехоты, казахская конница и караульные разбежались и при мне остались только агалары и их родственники, коих и расставил на границе для удержания персиян от грабежа жителей, сам же обратился на кочевье, где, собрав более 500 человек вооруженных, завтрашнего дня выступаю сперва для занятия Балыкчайского поста, который оставлен нашим отрядом и близ коего, как мне донесено, находится весьма [64] незначительный персидский караул; после обращусь на Гамзачеман, где, заняв все пункты, отправлюсь в Караклис для получения нужных наставлений относительно действий против персиян.

Там же.