Перевод копии с письма Шах-задэ Зилли-Султана к его высочеству Аббас-Мирзе.

Сегодня, в четверг, 7-го числа шабана или генваря 30-го числа, отправляя вашему высочеству, во исполнение высочайшей воли, не могу вам не доложить о следующих обстоятельствах.

С того дня, как прибыл в сию столицу российский посол, Его Величество соизволил оказывать ему всевозможные почести и благосклонности; чиновники персидские всячески старались делать ему приятное, дабы он воротился отсюда довольным и во многих случаях, угождая ему, делали уступки до такой степени, что два армянина, тегеранские жители, убив на смерть одного мусульманина, прибегнули под покровительство российского посла или министра, по просьбе коего шах простил им и удовлетворил наследников убитого. Еще эриванский армянин, евнух Мирза-Якуб, бывший несколько лет расходчиком и доверенным в гареме чиновником, взяв с гарема множество денег и драгоценных приборов и камней, прибегнул под покровительство посла или министра, ради коего шах простил сие самому Мирзе-Якубу с тем, чтобы взятые им вещи возвратить назад. Посол сказал, что сие дело должно быть решено в шаре (духовном суде); чиновники сей державы стерпели и в сем случае; но Мирза-Якуб, надеясь на покровительство российского министра, сказал касательно шариата, мусульманской религии, неприличные слова, разругал духовенство в поносительных, унизительных выражениях насчет правительства и [116] жителей Персии, чем все жители, как духовные, так другие люди были огорчены, но принудили себя к терпению.

В сие время проводники российского посла внушили ему, что две женщины, привезенные из Турции, находятся в доме Аллаяр-хана Каджара и будто бы оне пленные из Карабага, или Грузии, почему посол их потребовал, а Аллаяр-хан сказал, что оне из Турции, следовательно отдавать их не обязан; но посол в своем требовании настаивал; потом шах изволил приказать Аллаяр-хану послать их с своим человеком к послу, дабы он мог лично у них спросить и удостовериться в точности сего дела. Посол, однако ж, возвратил назад оного человека, оставил у себя вышеупомянутых женщин. Обычай Персии уже известный: женщина у чужого мужчины оставаться не может, ибо от сего родится бесчестие.

Сверх сего в ту ночь Мирза-Якуб составил для пьянства компанию и посольские люди привели из города женщину публичную, развратную; две женщины, взятые у Аллаяр-хана, видя такое положение, пошли на саклю и начали кричать и плакать. Народ, доведенный сим до крайности, терпел все же до утра, но с рассветом некоторые люди пошли взять сих двух женщин назад; люди же посольские не хотели выдать, через что открылась драка, сперва между людьми требовавшими оных женщин и караульною командою, потом с обеих сторон умножилось число народа; сперва посольские люди застрелили из ружья и пистолетов некоторых городских жителей, коих родственники бросились на убийцев, и тогда загорелось дело общее и народный бой. Его Величество, получив о сем известие, меня, Шах-Заде, и Мамад-Берды-Мирзу, начальника придворной стражи, назначил туда с двумя или тремя тысячами войска из придворного караула, цитадельного гарнизона и рейских сарбазов; мы поспешно шли, били и гнали народ; пока мы поспели в дом посла, уже несчастие было совершено. Успели только спасти старшого секретаря с тремя еще человеками; кроме сих четырех все, кто находился в том доме, в том числе [117] несколько из придворных фарашев, или прислуг, караульных сарбазов, убито; из войска же мною предводимого до 30 или 40 человек раненых. Представляя горестное ваше чувство при получении сего моего донесения, я признаюсь, что лучше было бы самому мне с сыновьями моими быть убитыми, а не стыдиться перед вами сим несчастным происшествием.

Его Величество шах велел мне писать вам, что он, старшему секретарю оказывая царские ласки, просит извинения. Вы также там с английским послом и российскими чиновниками сделайте, что можете и пошлите чиновников в Тифлис, хотя мы пред Россиею в стыду, но надобно доказать свою невиновность; каким образом вы признаете нужным, так и будет учинено с нашей стороны извинение.

Там же.