РОБЕРТ ЛАЙЭЛЛ

(1790-1831 гг.)

Роберт Лайэлл родился в Шотландии; образование получил в Эдинбургском университете, где изучал медицину. Вскоре после окончания университета Лайэлл покинул родину и переехал в Россию, где при поддержке лейб-медика Александра Крейтона занялся врачебной практикой, главным образом в аристократических домах Петербурга и Москвы (1815-1821 гг.). В 1822 г. совершил путешествие в Крым и на Кавказ, сопровождая в качестве врача и секретаря трех богатых и знатных иностранцев (маркиза Пуччи, графа Сала и эсквайра Пенрина).

Путешествие Лайэлла по Северному Кавказу было весьма кратковременным, заняв в общей сложности около двух недель ь первой половине июня 1822 г. Поэтому оно не могло дать ему достаточного материала для сколько-нибудь серьезного и подробного описания жизни местного населения. Видимо, сознавая свое недостаточное знакомство с краем Лайэлл и не пытается составлять на основании своих путевых впечатлений систематических этнографических очерков отдельных народов Северного Кавказа. Даже о черкесах, которым большинство путешественников по Северному Кавказу уделяет обычно большое внимание, Лайэлл ограничивается лишь краткими и беглыми заметками, отсылая читателя «за дальнейшими, — как он выражается, — деталями» к трудам Палласа, Клапрота и Кларка. И, действительно, по сравнению с этими авторами, Лайэлл сообщает в общем очень мало нового.

Из путевых заметок Лайэлла для нас наибольший интерес представляет описание находившейся близ Пятигорска шотландской колонии Fipacc. Лайэлл, будучи родом из Шотландии, естественно уделил своим землякам, поселившимся на Северном Кавказе, особое внимание. В Карассе Лайэлл имен случай лично познакомиться с Шорой Ногмовым, который на него, как и на всех других иностранцев, встречавшихся с этим выдающимся человеком, произвел сильное впечатление: «Я вступил с ним в длительную беседу, — пишет Лайэлл, — и был также поражен его знаниями и его сильной манерой рассуждения».

Готовя к печати свои путевые заметки, Лайэлл довольно широко использовал предшествующую ему литературу. В частности, и в главе, посвященной описанию Карасса, Лайэлл неоднократно цитирует Глена — английского миссионера, совершившего в 1821 г. поездку из Астрахани в Карасс.

Его «Путешествие в Россию, Крым. Кавказ и Грузию» было издано в 1825 г. в Лондоне на английском языке. [323]

(«Путешествие в Россию, Крым, Кавказ и Грузию». Лондон, 1825 — перевод с английского А. И. Петрова (публикуется впервые))

ПУТЕШЕСТВИЕ В РОССИЮ, КРЫМ, КАВКАЗ И ГРУЗИЮ

TRAVELS IN RUSSIA, THE KRIMEA, THE CAUCASUS AND GEORGIA

Глава X

Добравшись до деревни Карасе, мы, после обычных формальностей, были пропущены казачьей охраной внутрь плетеной изгороди. Эта шотландская колония удобно расположена на отлогом склоне на расстоянии около двух миль от подножия Бештау, или Пятигорья, на восточной опушке красивого леса. Она представляет собой две широкие улицы, пересекающиеся под прямым углом. Посреди главной из этих двух улиц протекает чистый ручей, который в любое время года в изобилии снабжает население свежей водой. Дома здесь, хотя они построены главным образом из дерева, имеют скромный вид, но огороды, фруктовые сады и обработанные поля, окружающие со всех сторон деревню, радуют глаз и свидетельствуют о том, что это место является центром полезного промысла. Наиболее примечательными строениями являются маленький домик настоятеля, солдатские казармы и плетеные конюшни для лошадей казачьей сотни. Посередине деревни находятся маленькое караульное помещение с часовым, вышагивающим вдоль его стен, и заряженная артиллерийская пушка с внушительных размеров факелом, пылающим рядом с ней...

...Большую часть первых миссионеров в Карассе и их жен унесла дизентерия 1804 — 1805 гг.; однако в целом климат здесь здоровый. В этих местах, так же как и в Георгиевске, самая распространенная болезнь — малярия, зачастую сопровождаемая водянкой. Туберкулез легких мало известен как в самой колонии, так и в ее окрестностях. В 1804 г. в ближайших от колонии окрестностях чудовищные опустошения произвела чума. «Это счастливая скучайность. — сказал г-н Глен, — которую долго с благодарностью будут вспоминать все миссионеры, что, будучи в окружении чумы, жертвой которой пали тысячи местных жителей, ни один из них не погиб. Султан Катти-Гери Крим-Гери, который в то время находился у них на излечении, имел реальную возможность расстаться с жизнью, но счастливо поправился, я надеюсь, на благо своих соотечественников».

Мы не посетили кладбища, которое лежит в полуверсте к северу от деревни. Там захоронены останки многих бриттов, мужчин и женщин, наиболее выдающимся из которых был преподобный Генри Брайтон. В беседе со мной ныне покойный доктор Роджерсон сказал много лет тому назад, что если бывают люди, самой судьбой избранные для того, чтобы творить добро в качестве миссионеров, то одним из них несомненно был г-н Брайтон; о талантах этого джентльмена он говорил с восхищением. Судя по всему, мнение доктора было вполне обоснованным. Г-н Глен отдал дань уважения памяти Брайтона, сказав, что он был «человеком сильного ума и знаний в области европейской [324] священной литературы, обладавший обширными познаниями в области догм магометанства (Коран он мог читать в подлиннике на арабском языке), проявивший поразительные способности в изучении многих живых и мертвых языков, имевший проницательный, живой и предприимчивый склад ума; вследствие этого (в том, что касается природных способностей и обширной эрудиции) прекрасно подготовленный для деятельности в качестве христианского миссионера. Он умер 27 марта 1813 г., закончив перевод на татаро-турецкий язык Нового Завета, получивший распространение среди татар и прочих народностей по обеим сторонам русской Линии»...

Все гражданские дела в колонии Карасса «подлежат решению на основе ее собственных законов, но уголовные дела подлежат общеимперской юрисдикции, или, говоря точнее, юрисдикции русских судов. Высшая судебная инстанция в колонии — миссионерский комитет, которому подчинен Untergericht, или низший суд, составленный из трех немцев. Колония состоит главным образом из немцев; однако, по словам г-на Глена, им, за исключением нескольких семейств, приказано покинуть эти места и поселиться где-либо еще...

...В 1822 г. население колонии состояло только из трех семейств шотландцев, включая сюда и семью настоятеля, и из двадцати-тридцати немецких семейств.

Количество пахотной земли, впоследствии установленное указом правительства, составляет 2500 десятин, что, если-считать одну десятину равной приблизительно трем акрам, дает около 7000 акров, не считая примерно 1000 десятин, поросших кустарником и камышом. Почвы на землях колонии и по соседству — это богатый чернозем, который при условии хорошей обработки дает очень высокие урожаи любого вида зерновых, хотя немцы находят более выгодным выращивать табак, картофель и тому подобное; в то же время остается достаточно много земель под пастбищами для выращивания крупного рогатого скота. Немцы выращивают в больших количествах прекрасную капусту, которая на рынке в Георгиевске или в деревне у источников Константиногорска идет по высокой цене, будучи признана лучшей в этих краях...

...Несколько выдержек из книги г-на Глена иллюстрируют взгляды племен, окружающих шотландскую колонию.

Во время спора с кабардинским старшиной деревни против г-на Глена был выдвинут аргумент, что «для народа в их краю бог дал Коран, который призывает к высокой морали и осуждает любое проявление безнравственности», следовательно, было бы глупо со стороны миссионеров воображать, что им удастся обратить кого-либо из них в христианскую веру, за исключением того случая, если в первую очередь увенчаются успехом их попытки «обратить в свою религию их мулл и эфенди». В продолжение спора тот же самый старшина признал в общих [325] выражениях чистоту помыслов миссионеров; но вместо того, чтобы слушать их, он на протяжении доброго отрезка времени держал их припертыми к стене путем весьма искусного использования argumentum ad hominem, взывая не к разуму, но к чувствам, как будто вознамерился отомстить им за то, что они постоянно прибегали к тому же приему, проповедуя среди их собратьев-магометан. «У вас есть религия, — говорил он, — которая, как вы утверждаете, лучше, чем любая другая, и вы проповедуете, что, просвещая по поводу этой религии, вы поступаете по отношению к другим так, как вы хотели бы, чтобы они поступали по отношению к вам. Именно так вы говорили вначале. Вы пришли сюда, вы занимали нас красивыми речами, пока вы не отобрали у нас наши земли и не присвоили их себе. Разве это означает поступать по отношению к другим так, как вы хотели бы, чтобы они поступали по отношению к вам? Кто, как вы думаете, поверит в ваши проповеди после того, как вы поступили подобным образом?» Миссионеры отвечали ему, что земли были переданы им правительством, которое имеет право распоряжаться ими; что он должен признать что, как соседи миссионеры относятся к ним лучше, чем их соотечественники, не говоря уже о том факте, что в своем личном пользовании они имеют лишь малую толику земли, в то время как большая часть земли находится в руках у немцев, что ему и другим его соотечественникам в свое время было позволено пасти свой скот, косить сено и т. д. и т. д., без всякой платы. «Ни немцы, ни какие другие чужестранцы, — отвечал старшина, — не рискнули бы обосноваться в этом диком краю, если бы вы не показали им пример». По этому пункту я предоставляю читателю самому решить, кто из спорящих приводил наиболее убедительные аргументы».

«В беседе с кабардинским узденем, — пишет г-н Глен, — мы использовали возможность показать ему превосходство истин Евангелия и рекомендовали их его вниманию; однако, признав справедливость и полезность этих истин, он тут же заявил о своей решимости придерживаться той религии, в которой он был воспитан с детства; он прибавил, что он и г-н Галлоуэй всегда были хорошими друзьями, и если в чем и расходились, то только в вопросах религии, относительно которых, он уверен, они никогда не придут к общей точке зрения, а поэтому для них лучше будет избегать дискуссий и поклоняться богу каждый на свой манер». Как бы различны ни были наши воззрения на предмет, нельзя не восхититься терпимостью подобной доктрины — быть ли язычником, магометанином или христианином.

В другом месте г-н Глен пишет: «Беседуя с нами, один из татар, мирза (но в стесненных обстоятельствах), взял на себя инициативу и роль главного оратора. Он постарался четко изложить свою точку зрения, совпадающую с мнением большинства его соотечественников и состоящую в том, что бог дад каждому народу наиболее подходящую для него религию и каждый из [326] них должен быть удовлетворен своей собственной верой. Он долго был во внутренних районах России и ознакомился с религией русских; он был также в Германии, Франции и других частях Европы, где имел возможность наблюдать формы вероисповедания; впечатление, которое он вынес от всего виденного, суммировалось в том, что религия, отправляемая в каждой из виденных им стран, хороша для ее жителей. Религия Магомета в том виде, как она исповедуется его соотечественниками, вполне для них хороша, и всякое изменение ее установившихся норм было бы неуместным, а если говорить точнее, не слишком необходимым нововведением».

Нельзя не огорчиться, прочтя следующую выдержку. Миссионеры «к своему немалому удивлению и печали обнаружили, что многие магометане делали свою коммерцию, прося Завет без малейшего намерения прочесть его, но, насколько можно было удостовериться, с единственной целью обзавестись обложками, причем по недорогой цене, для Корана и других книг, рекомендованных их наставниками, причем божественный текст, который они обещали усвоить, безжалостно уничтожался или выбрасывался как ненужная бумага; теперь миссионеры изменили тактику и редко отдают на сторону копии Завета до тех пор, пока путем расспросов и наведения справок о просителе они не получат минимальной уверенности в том, что он действительно намерен пролистать Завет, причем они в этом случае берут обещание, что ни в коем случае божественное слово не подвергнется уничтожению».

Я приведу еще одну маленькую цитату, иллюстрирующую общее впечатление племен, соседствующих с Карассом. «Миссионеры, — считают местные жители, — очень добрые и услужливые люди, но это люди опасные, поскольку их главным занятием являются проповеди, направленные против Пророка».

Если сказанное выше может произвести удручающее впечатление относительно успешности усилий миссионеров, приятно отметить, с другой стороны, большой энтузиазм миссионеров, надеющихся преодолеть все трудности и приобрести новых последователей христианской религии.

Миссионеры в последнее время выкупают меньше детей у своих соседей-полуварваров, чем им того хотелось бы, так как многие дети сбегают или выкрадываются после того, как за них получен выкуп. Однако читатель увидит, что не все потеряно и некоторые из детей становятся христианами...

...Другой уздень, или дворянин, Шора, который также примкнул к нам в Константиногорске и сопровождал до деревни, занимался выделыванием кнутов, и мы купили у него большое число черкесских нагаек за 4, десять и даже пятнадцать рублей; у самых дорогих нагаек в рукоятке имеется кинжал. Все они прекрасной работы...

...Мы нашли его [Шору] умным интеллигентным человеком; [327] он одинаково хорошо говорил и писал по-русски; его занятия говорили о том, что, человек небогатый, он обладал благородным складом ума и, вероятно, только ожидал случая, чтобы отличиться. Г-н Джек (шотландский миссионер. — Прим. перев.) информировал нас, что он несколько раз был близок к тому чтобы принять христианскую религию, а однажды даже согласился принять крещение, но потом снова впал в свои магометанские воззрения и догмы. Я вступил с ним в длительную беседу и был так же поражен его знаниями и его сильной манерой рассуждения (О Шоре говорится также у г-на Глена (стр. 84). Он производит впечатление очень хитрого человека; не исключено, что он извлекает определенную выгоду из общения с миссионерами).

Хотя шотландская колония не посещается пока местными жителями с тем успехом, на который можно было бы рассчитывать, г-н Джек питает большие надежды на успех в решении задач, стоящих перед миссией. Он находится в прекрасных отношениях, чему мы неоднократно были свидетелями, как с татарскими, так и с черкесскими старшинами. Завоевав их доверие и уважение, он, видимо, стал им полезен; к тому же, хотя он обосновался в Карассе всего два года тому назад, он уже добился того, что местные жители стали к нему прислушиваться и не отказываются вступать в беседу.

Все горские племена на Кавказе, кажется, имеют очень много общего и стремятся продолжать тот образ жизни, который вели их предки. Мало занимаясь земледелием, они поддерживают себя охотой, скотоводством и грабежами. Они устраивают засады и сразу бросаются на своих жертв, или же нападают маленькими группами, когда уверены в победе. Их главной целью является захват высокопоставленных пленников, за которых они могут получить большой выкуп, и они обращаются с ними строго, даже жестоко с тем, чтобы они имели повод жаловаться своим друзьям на невзгоды, а их письма они любой ценой доставляют адресатам. Поскольку выкуп зависит от жизни пленника, они особо внимательны к тому, чтобы он оставался в живых. С тех пор, как русские овладели Грузией, они захватили много пленных и получили от них большие выкупы; однако в последние годы охрана горных перевалов была усилена и стала проводиться строгая, даже варварская политика в отношении горцев, которая значительно напутала их. Раньше у русских был обычай направлять в черкесские горы банды казаков для отмщения за набеги горцев; однако, к несчастью для них, они занесли к себе чуму, болезнь, которая частенько свирепствует в горах и против которой не применяется никаких средств: горцы, наподобие татар, являются подлинными последователями магометанства и питают сильнейшую веру в фатализм... [328]

...Значительное число черкесских семейств, переселившихся на северную сторону Кавказской оборонной линии и называемые дружественными черкесами, хотя и не являются в полном смысле слова подданными России, все же в значительной мере могут рассматриваться как таковые. Они сохраняют свои древние обычаи, образ жизни и манеры, но не решаются пересекать Линию без разрешения русского правительства и посещать, даже имея разрешение, города без подчинения правилам карантина. Черкесские священнослужители и даже крестьяне совершают посещения Мекки, привозя оттуда чуму, которая производит сильнейшие опустошения и понижает численность населения на Кавказе. Никто из них не решается в открытую заниматься грабежами, но существуют серьезные подозрения, что они иногда делают это тайком; они также поддерживают связь со своими собратьями по ту сторону Линии и снабжают их информацией, которая ведет к новым набегам...

...Киммель сообщал, что в 1812 г. он знавал двух кабардинских князей на русской службе, один из которых имел чин полковника, а другой — майора, мы также, будучи в Константиногорске, слыхали об одном черкесском дворянине с высоким чином в русской армии.

Образ правления среди этих горских племен феодальный; местные жители разделены на три класса — князей, дворян и крестьян, не считая священнослужителей. У дворян есть рабы, переходящие к ним по наследству, но которых они редко решаются продавать. Крестьяне работают на дворян и стерегут их скот. Дворяне способствуют поддержке князей, поставляя им лошадей и скот.

Паллас и Клапрот дали интересные сведения о черкесах; в определенной мере о них пишет и доктор Кларк, так что я отсылаю читателя за дальнейшими деталями к этим авторам.