ДЕКАБРИСТ Е. ЛАЧИНОВ И ЕГО ЗАПИСКИ ОБ АРМЕНИИ

І.

Царское правительство, как известно, жестоко расправилось с декабристами. Николай Палкин и вся помещичья реакция со всей своей тупой беспощадностью обрушились на славную плеяду «дворянских революционеров» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 9). Пятеро наиболее выдающихся из них были повешены, многие разжалованы в солдаты и сосланы в Сибирь на каторгу. Некоторых отправили на Кавказ. Начиная со второй половины 1826 года в связи с русско-персидской и русско-турецкой войнами 1826-1829 годов, а затем и в связи с военными экспедициями, организованными в 1830-х годах против кавказских горцев, часть декабристов, сосланных в Сибирь, была переведена на Кавказ — в действующий корпус.

Число декабристов и «прикосновенных» к их делу лиц, посланных на Кавказ, было немалым. В архивных делах главного штаба Кавказской армии сохранился официальный список «штаб- и обер-офицерам, выписанным в Отдельный Кавказский корпус по происшествию 14 декабря 1825 года». В этом списке, составленном в середине 1828 года, упоминаются: полковники Бурцов, Леман, подполковники Миклашевский, капитан Семичев, поручики Броке, Корсаков, Гангеблов, Добринский, подпоручики [182] Малютин, Ринкевич, Искрицкий, Вадковский, прапорщики Арцыбашев, Коновницын, сотник Сухорукое (ЦГИА Грузинской ССР, ф. 548, оп. 1, д. 77, лл. 451-452).

В другом документе, озаглавленном «Список штаб- и обер-офицерам, находящимся в войсках Отдельного Кавказского корпуса и состоящем под секретным надзором по прикосновенности к делу о злоумышленных обществах», имеются, кроме вышеуказанных, также фамилии подполковника Гвоздева, капитана Лихарева и подпоручика Кожевникова (Там же, л. 489).

Эти списки весьма неполны. В них не включены фамилии сосланных на Кавказ декабристов-офицеров, разжалованных в солдаты. В официальных списках нет и фамилий тех декабристов, которые были переведены из Сибири на Кавказ после 1828 года. Однако другие архивные и литературные материалы, в том числе дневники и воспоминания самих декабристов, дают возможность дополнить список. Известно, например, что до 1830-х годов на Кавказ были сосланы, кроме вышеуказанных лиц, также Михаил Пущин, Александр Бестужев-Марлинский, Мусин-Пушкин, Петр Бестужев, Матвей Лаппа, Николай Акулов, Николай Оржицкий, Алексей Веденяпин, Фок, Цебриков, Вишневский, Депрерадович, Гудима, Титов, Чернышев, Берстель, Толстой, Шереметьев, Голицын и другие. В 1830-х годах из Сибири на Кавказ был переведен ряд декабристов, в том числе Николай Лорер, Александр Одоевский, [183]

Андрей Розен, Александр Вегелин, Николай Загорецкий и другие (Список декабристов, сосланных на Кавказ, приведен в статье Е. Вейденбаума, Декабристы на Кавказе (см. “Русская старина”, 1903, № 2)).

На Кавказ были посланы и целые войсковые части, составленные из солдат, принимавших участие в восстании декабристов. Так, из рот Московского и Гренадерского полков, выступавших на Сенатской площади 14 декабря, был организован сводный гвардейский полк и отправлен на Кавказ. Полк, в составе которого были 1282 «провинившихся» солдата, активно участвовал в военных действиях на Кавказе и, в частности, в деле освобождения Восточной Армении от ига персидских ханш (Этот полк под командованием полковника И. Шипова (тоже декабрист) 1 октября 1827 года, в день занятия русскими войсками Эривани, первым вступил в крепость города). Черниговский полк, поднявший знамя восстания против царского самодержавия на юге России, был расформирован и отдельные его части также были отправлены на Кавказ.

Над сосланными на Кавказ декабристами были установлены жесточайший надзор и усиленная слежка. По приказу Николая I, главнокомандующий кавказскими войсками генерал И. Паскевич ежемесячно посылал в Петербург донесения о «поведении злоумышленников». Агенты царскою правительства зорко следили, чтобы в отношении декабристов не было проявлено ни малейшего либерализма и снисхождения. В ноябре 1828 года было отменено представление в Петербург ежемесячных донесений, но одновременно Главный штаб дал указания [184] Паскевичу продолжать «тайный и бдительный надзор за их поведением и при первом случае отступления их от порядка или когда что в поведении их замечено будет доносить непременно и немедленно» (ЦГИА Грузинской ССР, ф. 548, д. 77, л. 487).

Несмотря на тяжелый режим и невыносимые условия, сосланные декабристы не пали духом. Как однажды признался сам генерал Паскевич, они «не оставили прежних мыслей». В противовес царским генералам и чиновникам, декабристы проявляли уважение и внимание к местным народам. Большинство из них в 1827—1829 годах принимало самое активное участие в русско-персидской и русско-турецкой войнах. Так, например, декабрист М. И. Пущин, разжалованный в солдаты и сосланный на Кавказ, непосредственно руководил всей осадной работой по взятию крепости Эривань. Капитан Семичев, в прошлом активный участник Отечественной войны 1812 года, храбро сражался под Аббасабадом, Сардарабадом и Эриванью. В освобождении Эривани принимали деятельное участие Коновницын, Вальховский, Шипов и многие другие. Полковники Бурцов и Раевский показали блестящие примеры храбрости и отваги в русско-турецкой войне ¹. Кстати, оба они в 1829 году активно участвовали в деле организации добровольческих дружин из населения Закавказья. Некоторые из декабристов вели и административную работу. Так, подпоручик Малютин приказом командования в апреле 1828 года был прикомандирован в Эриванский комитет по переселению армян, где выполнял разные поручения. Поручик Гангеблов, участник [185] русско-персидской войны, весной 1828 года работал в Эриванском областном правлении ².

Находясь продолжительное время на Кавказе, декабристы непосредственно общались с местными народами, близко знакомились с их жизнью и бытом, устанавливали дружеские связи со многими культурными и общественно-политическими деятелями страны. Ряд декабристов, побывавших в Закавказье, был лично знаком и встречался с А. Чавчавадзе, Г. Орбелиани, Мирза Фатали Ахундовым, А. Бакихановым, А. Аламдаряном, профессором Шаган - Джрпетом и другими ³. Декабристы пользовались большой любовью и уважением среди прогрессивных деятелей кавказских народов.

Разно сложилась судьба декабристов, сосланных на Кавказ. Многие из них погибли здесь на поле битвы или от тяжелых болезней. Остальные, после долгих мучений и страданий, разновременно вышли в отставку и вернулись в Россию.

В числе декабристов, сосланных на Кавказ, находился и Евдоким Емельянович Лачинов. Родился он в 1799 году в семье дворянина из Воронежской губернии. Получив домашнее образование, Лачинов в 1816 году поступил на военную службу (Восстание декабристов, Материалы, т. VIII, Центр, архив, Ленинград, 1925, стр. 340). В конце этого же года он был отправлен в распоряжение главнокомандующего Кавказской армией А. П. Ермолова и в составе его посольства поехал в 1817 году в Персию (Путешествие посольства Ермолова описано членами этого посольства М. А. Коцебу (Reise nach Persien mit der russisch-kaiserlichen Gesandtschaft im Jahre 1817, Weimar, 1819),В. Бороздным (Краткое описание путешествия российско-императорского посольства в Персию в 1817 году, СПБ, 1821) и А. Е. Соколовым (Дневные записки о путешествии российско-императорского посольства в Персии в 1816 и 1817 годах, Москва, 1910), а также самим Ермоловым (Записки генерала Ермолова о посольстве в Персию в 1817 году, Москва, 1866)). Вместе с другими членами посольства [186] Лачинов побывал, кроме других городов и местностей, также в Гюмри, Эчмиадзине, Эривани и Нахичевани. В этот период, по предложению Ермолова, он сделал топографические съемки некоторых частей Закавказья. В 1818 году Лачинов вернулся в Москву и поступил в местную военную школу для колонновожатых.

С апреля 1821 года Лачинов служил в квартирмейстерской части главного штаба 2-й армии в Тульчино. Здесь он сблизился со многими революционно настроенными офицерами, в том числе и с Пестелем; в дальнейшем он вступил в Южное Общество.

После подавления восстания декабристов Лачинов еще несколько месяцев оставался на свободе. По-видимому, царю и его следователям не сразу удалось установить его участие в движении декабристов. Но это длилось недолго. 8 апреля 1826 года военный министр генерал Татищев предложил главнокомандующему 2-й армией графу Витгенштейну взять под арест «состоящим при главном штабе 2-й армии квартирмейстерской части поручика Лачинова» (ЦГИА СССР, ф. 48, д. 147, л. 6). Лачинов был арестовал и предан военному суду. 25 ноября 1826 года царь утвердил конфирмацию [187] генерал-фельдмаршала Витгенштейна о Лачинове. В Соответствующем приказе Николая I было сказано: « Утверждается конфирмация главнокомандующего 2-й армиею генерал-фельдмаршала графа Витгенштейна над поручиком свиты его императорского величества по квартирмейстерской части Лачинова о лишении его чинов, ордена, дворянского достоинства, переломлении над ним пред войсками шпаги по снятии с него военного мундира и о написании его рядовым в действующие батальоны полков 20-й дивизии за то, что он, знав не только о существовании и цели злоумышленного общества, но даже о времени и способах, предполагаемых для приведения оных в действие, не объявил о том начальству» («Всемирный вестник, СПБ, 1905, №1, стр. 47; см. также «Декабристы. Тайные общества. Процессы Колесникова, Критских и Раевских», Москва, 1907, стр. 209).

Приказ этот был вскоре выполнен, и разжалованного в солдаты декабриста отправили из Тираспольской крепости, где до этого он находился в заключении, на Кавказ, в действующий корпус. В конце декабря 1826 года Лачинов прибыл в Георгиевск, 9 января 1827 года — во Владикавказ, а спустя несколько дней, ,13 января,— в Тифлис ⁴. Жестоко наказанный «злоумышленник» был определен в 39-й егерский полк 20-й пехотной дивизии. Полк этот в начале 1827 года квартировался в селении Алиабад, Закатальского округа, и Лачинов провел здесь до апреля месяца. В конце марта был получен приказ об отправлении полка к персидской границе, для участия в русско-персидской войне. 1 апреля полк выступил из Адиабата и, пройдя Тифлис, [188] остановился в Амамлу, являющимся одним из крупных селений Северной Армении. Спустя некоторое время, когда главные силы под командованием генерала Паскевича предприняли поход на Эриванское ханство, егерский полк, соединившись с ними, также двинулся к Араратской долине.

Начиная с июня 1827 года Лачинов принимал активное участие в русско-персидской войне, большею частью развернувшейся на территории Армении. Находясь в боевом отряде генерала Красовского, он участвовал в известном сражении с персидскими войсками у деревни Ошакан, в освобождении Сардарабада, Эривани и во многих сражениях, решавших судьбу Восточной Армении.

1 октября 1827 года русские войска заняли Эривань. Через несколько дней после этого исторического акта организовалось Эриванское Временное управление, начальником которого был назначен командир местных войск генерал Красовский. Хорошо зная способности и образование Лачинова, Красовский дал ему ряд важных заданий, связанных с требованиями Временного управления. Известно, что генерал поручил Лачинову составить подробное статистическое описание Эриванской области, к чему и он приступил с большой любовью и энергией ⁵.

Лачинов принимал участие и в русско-турецкой войне 1828-1829 годов. Вместе со своей военной частью он побывал в Карсе, Ардагане и других местах. За участие в ряде крупных сражений в русско-персидской войне Лачинов был произведен в [189] унтер-офицеры, а за участие во взятии крепости Карс — в прапорщики (ЦГИА СССР, ф. 109, 1826 г., д. 61, ч. 135, л. 4).

По окончании русско-турецкой войны 1828-1829 годов Лачинов был переведен в Дагестан, где оставался примерно три года и принимал участие в ряде экспедиций против горцев. В декабре 1832 года по болезни он вышел в отставку. Поселившись в своем имении Наталино, Землянского уезда Воронежской губернии, Лачинов занимался овцеводством. В 1850-х годах с его участием в Харькове организовалась акционерная компания по торговле шерстью. На протяжении ряда лет Лачинов занимал должность председателя этой компании. В 1850-1860 годах он в некоторых органах русской периодической печати того времени («Северная почта», «Северная пчела», «Коммерческая газета», «Одесский вестник» и т. д.) помещал статьи о торговле шерстью, о своей поездке за границу и по другим вопросам (Известия Воронежского краеведческого общества”, 1926, январь—март, 7-9, стр. 4). Лачинов скончался 20 августа 1875 года в Москве.

II.

Декабрист Е. Лачинов, как и ряд его товарищей, находясь в рядах Кавказской действующей армии, вел дневник, писал записки и письма о Кавказе, о его народах, о военных действиях, происходивших здесь, и т. д. Он оставил записки и письма, в которых можно найти много интересного не только о его думах, настроениях и личной жизни, но и о народах Закавказья, об Армении, о важных военных [190] событиях 1826-1828 годов и т. д. Восемь писем Лачинова, написанных из Карса в период от 3 сентября по декабря 1828 года, а также его записки, относящиеся к военным действиям в Дагестане в 1830-1832 годах, были опубликованы в 70-х годах прошлого века (“Кавказский сборник», тт. I и II, Тифлис, 1876-1877). Но первая и основная часть его записок и писем, охватывающая период с ноября 1826 года по апрель 1828 года, по каким-то причинам до сих пор еще не опубликована ⁶. Между тем именно в этих записках Лачинова подробно говорится об Армении, о ее народе, об освобождении Эривани и Араратской долины от ига персидских ханов, о событиях, игравших большую роль в исторических судьбах армянского народа, и т. д. Автор записок здесь пишет также о Грузии и вообще о Кавказе ⁷.

Залижи Лачинова носят общее заглавие «Моя исповедь». После вводной части следует подзаголовок «Записки русского солдата». Составлены они большей частью в виде дневника, а иногда в виде писем. Соблюдена хронологическая последовательность, хотя в ряде мест она нарушается.

В начале своих записок Лачинов рассказывает о своем аресте, вспоминает свои прошлые переживания в тюрьме, отдается разным размышлениям. Бросается в глаза то обстоятельство, что Лачинов очень сдержанно и осторожно говорит о себе как о декабристе ⁸. По понятным причинам и соображениям, здесь у него многое остается нераскрытым. Об этом, хотя и в весьма туманной форме, он сам предупреждает своего читателя. «Очень желал я,— пишет Лачинов,— чтоб исповедь моя вполне [191] изображала всего меня (подчеркнуто автором — М. Н.). Однако вижу, что намерение мое неудачно исполнилось и что много оставлено на догадку читателя; а таковые дополнения могут быть или слишком выгодны, или невыгодны для меня...» (Музей Грузинской ССР, ф. рукописей, д. 372, л. 25).

В своих записках Лачинов уделяет большое внимание, прежде всего, крупным событиям русско-персидской войны. Он описывает ряд военных эпизодов, в которых принимал непосредственное участие. Так, например, Лачинов рассказывает об известном сражении под деревней Ошакан 17 августа 1827 года, когда трехтысячный русский отряд под командованием генерала Красовского геройски отбивал ярые атаки 30-тысячной персидской армии, причиняя ей огромные потери. «...Битва сия, — пишет Лачинов,— и по всем отношениям может быть причислена к битвам жестоким, особенно взявши во внимание несоразмерность сражающихся сил и положение наше. В один этот день мне удалось видеть все ужасы браней: огнестрельные орудия всякого рода, даже не употребляемые в Европе, были обращены на нас, но истребление, ими производимое, не могло сравняться с тем, когда на изнуренных воинов наших бросились свежие толпы наездников, когда в ручной вступили бой и засверкали в глазах наших кинжалы их и засвистали над головами сабли. Много ужасного было в схватке сей». Говоря о необычайной храбрости русского малочисленного отряда, сражавшегося в этой битве, Лачинов писал, что 17 августа «есть день славы 40-го полка, что мужество [192] начальников и храбрость рядовых выше всяких похвал.

Ошаканское сражение является одним из важных событий русско-персидской войны. Оно спасло гарнизон и население Эчмиадзина от неминуемой гибели. Лачинов сообщает, что благодарные армяне решили увековечить славную память русских героев Ошаканского сражения и с этой целью воздвигнуть им достойный памятник. В своем дневнике Лачинов писал, что 2 января 1826 года «близ Эчмиадзи на в 2 1/2 верстах генерал (т. е. Красовский — М. Н.) с архиепископом Нерсесом и другими членами монастыря осматривали место, на .котором будет строиться памятник избавления 17 августа 1827 года: памятник сей по данному рисунку сооружается от монастыря, под распоряжением архиепископа Нерсеса».

Лачинов подробно рассказывает также об осаде и взятии Эривани. Как непосредственный участник этих событий, он хорошо знал их многие подробности. «С позволения главнокомандующего,— писал он,— вся наша братья-горемыки были прикомандированы к начальнику траншей для беспрерывного нахождения при осадных работах, и потому мне удалось видеть весь ход осады и узнать некоторые подробности».

В записках Лачинова сказано, что русские войска подступили к Эривани 24 сентября. После необходимых подготовительных работ началась мощная артиллерийская канонада из всех орудий. 16 мортир, пишет он, «и более 30 орудий гремели с разных сторон — и видимо рушились стены и с ними [193] надежда защищающихся... Со своей стороны осажденные щедро сыпали к нам пули во вое время осады. Разбиваемые амбразуры деятельно исправлялись, но лишь только дым нескольких выстрелов показывал, откуда действовали орудия их, и они вновь принуждаемы были замолкнуть. Положение персиян час от часу становилось хуже и хуже».

Перейдя к описанию взятия Эривани, Лачинов писал, что вечером 30 сентября «рабочие с турами, фашинами и инструментами пришли ко рву. Сильная пальба показала, что нас заметили. В одно мгновение огонь разлился по всем фасам и осветил окрестности. Персияне думали, что русские идут на приступ и отчаянною защитою намеревались спасти себя от всех ужасов оного... На стенах зажглись пламенники; треск ружей, взрывы пушек смешивались с шумом и воплями обывателей. Но как изобразить то время, когда загорелся воздух и застонала земля от действия нашей артиллерии. Взревели орудия и тысячи ружейных залпов заглушались перекатами громов их. Это были адские минуты и слишком час продолжались они. Мало-помалу крепость начала умолкать, выстрелы были реже и реже, слышнее и слышнее становился шум осажденных. Скоро все стихло, и частые оклики часовых раздались в воздухе. Смолкли и паши батареи, и восстановился обычный порядок стрельбы: опять можно было разбирать, как быстрое ядро или граната, едва успевши вырваться из жерла, уже врывались в стену, и как далеко оставляли они за собою медленную бомбу, прежде их пущенную. Вдали послышался выстрел, другой, третий; в разных [194] местах казачьей цепи загорелась перестрелка. Гасан- хан со своими пробовал и отсюда уйти, но, встречая везде преграды, принужден был возвратиться. Взошло солнце, работы .продолжались. В 8 часов показались «а стенах сарвазы и обыватели — махали платками, бросились через пролом в ров и, прибежавши к нам, объявили, что жители и один батальон сарвазов сдаются, но остальные два батальона намерены еще держаться. Наши кинулись в брешь..., перелезли через стену, взошли на другую и расставили на оной часовых. Несколько рот подведены к воротам на гласисе и разбросали камни, которыми они были изнутри захвалены». Далее, Лачинов говорит, что после всего этого ворота крепости были отворены, и русские войска заняли Эриванскую крепость, считавшуюся до этого времени неприступной.

Достойно внимания, что в записках Лачинова проводится та мысль, что русско-персидская война 1826—1828 годов принесла армянскому народу освобождение от ига персидских ханов, что армянский народ всячески желал присоединения Восточной Армении к России: «Армяне! Мольбы ваши услышаны; свершились желания ваши, восторг объемлет сердца ваши».

В записках Лачинова приводится много фактов о той большой радости, с которой армяне встречали русские войска. «Почти все жители г. Эривани,— пишет Л аминов,— были заперты в крепости и происшедшее от того стеснение много помогло нам. Трогательные картины радости, с которою встречали пас армянские семейства, когда мы занимали оную, [195] не описаны. Не говоря о том, что они предвидели счастливую будущность, освободившись от тягостного ига персиян, блаженствовать под правлением России, достаточно представить бедственное положение их во время осады, чтоб верить искренности восторгов, ими изъявленных».

Рассказывая об одной своей беседе с эриванскими армянами, Лачинов говорит, что они были столь радостны и довольны победой русских войск, что заявляли: «Нам кажется, что мы снова родились».

Лачинов неоднократно подчеркивал тот факт, что армяне весьма благодарны России, что армяне «искренно преданы русским».

Много страниц записок Лачинова посвящено описанию сел и городов Армении, жизни и быту ее народа. Лачинов побывал в Лори-Памбаке, Апаране, Эчмиадзине, Эривани, Аштараке и в ряде других местностей страны. Подробно говорит он, в частности, об Эриванской крепости и ее окрестностях. Описывая крепость, Лачинов, между прочим, пишет: «В крепость два въезда: северный и южный. Водопровод, идущий от форштата из реки Кирх-булах, входит в ров близ северных ворот и, деля часть воды в крепость, наполняет водоемы, устроенные во рву, один ниже другого... улицы в крепости узки, дурны, в некоторых домах есть хорошие комнаты, но, по азиатскому обыкновению, с улицы ничего не видно, кроме гадких стен, большая же часть строений дурны. Дом сардара заслуживает внимания: пройдя несколько сажен от северных ворот к югу, поворачиваешь на запад, и улица, несколько шире других, ведет прямо в ворота дворца, чрез [196] которые под сводом вступает на небольшой дворик, занимаемый службами; посреди оного водоем, а на правой стороне крытый ход, оканчивающийся м прямом направлении стеною, близ которой налезь дверь, закрытая отдельною каменною стеною. Обойдя сей траверз, вы на довольно большом дворе, а направо несколько ступенек взводят через узкие сени в переднюю, потом в большую комнату, разрисованную цветами, картинами и портретами, между которыми главнейшее место занимают портреты Екатерины II и Павла I, изображенного в детском возрасте. Малые зеркала вмазаны в разных местах степ; окно составлено из четвероугольничков верхняя же часть оного круглая, со стеклами разных цветов. Комната сия блестит позолотою и в азиатском вкусе очень хорошо убрана; здесь жил сардар в теплое время. Переднюю сторону двора занимает летняя приемная зала, еще с большим великолепием украшенная, в которой находятся во весь рост портреты; на одной стене — шаха, сидящаго на тропе, и Аббас-Мирзы, а на другой сардара, брата его Гасал-хана и двух куртинцев. В углублении между последними 4 портретами маленький водим из мрамора и окно на Зангу, из которой виден сад сардарский с беседкою». Далее в записках говорится о других комнатах дворца, о гареме эриванского хана и т. д.

Об Эчмандзине Дачинов пишет: «Эчмнадзни окружен четверостороннею стеною, сложеною из камней и глины, с башнями по углам и на боках. Самая большая высота оной менее трех, самая меньшая более двух сажен. Толщина в основании [197] имеет более двух аршин, вверху же оставлен ход для защищающихся и гребень, его прикрывающий, не тоньше аршина. В нем находится бойница для ружейной обороны. Длина коротких боков слишком 90 саж., а длинных около 125-ти. Южный фас имеет входящий угол, близ которого находятся главные ворота, прикрытые траверзом. Другие монастыри укреплены еще слабее. Подобным образом ограждены и наши древние обители. Известно, что таковые крепости не могут доставить большой защиты при нынешних способах войны, но достаточны для отражения набегов разбойничьих шаек, от которых здешние монахи несовершенно безопасны».

Вместе с генералом Красовским и Нерсесом Аштаракеци Лачинов два раза побывал в селении Аштарак. В своем дневнике он довольно подробно рассказывает о крестьянах, об их жизни и быте, об их празднествах и т. д. «Амфитеатральное положение деревни, окруженной садами и виноградниками, прекрасно,— пишет Лачинов об Аштараке,— оно занимает одно из первых мест в здешнем крае н заключало прежде более 900 семейств, но до сего времени возвратиться успели только 100 семейств. Дома и ограды каменные, прочно и порядочно выстроенные... Аштарак много потерпел в последнюю войну».

Лачинов с радостью отмечает трудолюбие народа. О населении Араратской долины он пишет: «Как муравьи разбрелись жители, чтоб успеть воспользоваться остатком хорошей погоды для окончания дел своих: одни поправляли дома, другие обрабатывали поля, те рылись в садах. Приятно было [198] видеть жизнь и деятельность там, где недавно царствовало опустение; какое-то веселое чувство наполняло душу при сем зрелище». В другом месте Лачинов говорит: «Обработанные нивы, окружающие монастыри и деревни, разбросанные вдали и по обеим сторонам р. Аракса, являют приятное зрелище. Земля кажется неудобною, дожди летом редки, но трудолюбие побеждает неудобства».

В записках декабриста много страниц посвящено истории Армении и ее древним памятникам. Лачинов с большим уважением отзывается об историческом прошлом и памятниках армянского народа. Говоря, например, об Эчмиадзинском храме, он пишет: «Древность сего храма вселяет почтение, а чудесный способ построения изумляет взоры. Рассматривая памятники архитектуры древних, перестаешь некоторым образом удивляться, что всепожирающее время притупляет на них острие косы своей; но вместе с тем возрастает удивление к средствам, которые они употребляли на содержание сих, так сказать, вечных зданий. Видишь, что ужасной величины камни возвышены один на другой, плотно приложены один к другому, и часто не находишь ни железа, не извести; словам, ничего такого, что бы могло подкреплять и связывать их. Как же держатся они? Не берусь объяснять то, чего сам хорошо не знаю. Это искусство!».

Лачинов сообщает интересные сведения о населении города Эривани и всей Армянской области, о культурной жизни военного отряда, расположенного в Эривани, и т. д. Заслуживает внимание, в частности, сообщение Лачинова о том, что осенью [199] 1827 года в эриванском гарнизоне с большим успехом шли театральные представления. По этому поводу Лачинов в ноябре 1827 года в своем дневнике писал: «Театр наш час от часу улучшается, подбавляются декорации, заводится гардероб, а что касается до актеров, то московские любители театра не раз бы прокричали ура, если б имели таких. Последние представления были очень хороши, а далее будут лучше. Хвала актерам нашим, хвала старшинам увеселений наших, хвала изящному вкусу их».

Это сообщение Лачинова представляет особый интерес, ибо, как известно, именно в этот период в Эривани усилиями офицеров местного гарнизона первый раз была представлена бессмертная комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума». На спектакле присутствовал автор пьесы.

В записках Лачинова немало страниц, посвященных природе и климату Армении, ее истории и выдающимся людям. В них много ценного об экономическом и военно-политическом положении Восточной Армении в 1827-1828 годах ⁹.

III.

В петербургской газете «Северная пчела» 18 и 21 февраля 1828 года (№№ 21 и 22) было напечатано пространное письмо под заглавием «Путешествие по Эриванской области». Оно было написано из крепости Эривань 24 декабря 1827 года и не имеет подписи.

В письме-корреспонденции описывается путешествие «одного россиянина» по ряду городов и [200] сел Восточной Армении. Путешественник, как сказано в этой статье, 13 декабря 1827 года выезжает из Эривани и в тот же день через Эчмиадзин прибывает щ Сардарабад. 15-го он путешествует по берегам Араке а и ночует в селении Кара-Кала, 16-го и 17-го посещает армянскую деревню Кульп, татарское селение Аджи-Байрам, а 18-19-го продолжает свое путешествие, посетив Шорагял, Гюмри, Талин. 20 декабря путешественник возвращается в Эривань.

В статье описываются селения, мосты, дорог:;, крепости, горы и ландшафт Восточной Армении. Так, автор корреспонденции пишет:

«Местоположение Новой Талыни (селение Талин — М. Н.) очень выгодно, и по важности пункта сего берутся меры для исправления домов и приведения всего в надлежащее устройство.

От крепости дорога идет по хребту мимо развалин караван-сарая, заслуживающего внимание прочности«) и искусством построения, что можно сказать и обо всех древних зданиях, здесь попадающихся. Веки пролетели мимо их, и, наконец, губительная коса времени торжествует над ними... От Талыни до армянского селения Моттары, где путешественник остановился ночевать, верст 14; в оном есть древняя огромная церковь, прекрасно построенная 350 лет тому назад, еще во время существования Великой Армении, но приходящая в упадок. Бедность большей части храмов здешних, робость, замечаемая в служителях алтарей, что-то мрачное, таинственное в служении их напоминают бедственную эпоху гонения христиан... [201]

От Талыни начинаются богатые пастбища, земля хлебородная и вообще места прекрасные, лучшие в Эриванской области и из первых в Грузии; климат здоровый, вода близко и недостает только лесов. Горы Палань, Токень составляют границу Эривани с Шурагельскою дистанциею; оставленное селение Богаз-Касын лежит у подошвы их. Отсюда идет равнина, пересекаемая каменистыми балками, и влево прямая дорога на Малый Караклис, который в прошедшем году разорен персиянами, а оттуда верст 7 до селения Гумры, также разрушенного персиянами. Прекрасная равнина пересекается ручейками и балками; камня нет, дорога очень хороша; тут встречается дорога, идущая в Карс» («Северная пчела», СПБ, 1828, № 22, стр. 4).

О дороге, ведущей из Эривани в Эчмиадзин, сказано: «Ближайшая дорога из Эривани в монастырь переходит чрез Зангу по каменному мосту, прочно и хорошо построенному на арках, против северо-западной башни укреплений; но дорога сия была затруднительна, даже для вьюков и верховых; ныне же исправлена, и повозки весьма удобно проходят по ней. Она лежит между садами и, миновав возвышенности, окружающие крепость, с ручейками между ими извивающимися, входит в обширную равнину Эчмиадзинскую. Одно селение Паракар находится на новом пути сем, но близ оного еще несколько деревень. Грунт земли песчано-хрящеватый; земля не обработана и производит только мелкую полынь, вредную для скота; но в окрестностях жилищ, особенно близ монастыря, бесплодная [202] почва трудами человека превращается в нивы плодоносные. От крепости до монастыря до 167а верст» («Северная пчела», 1828, № 21, стр. 3).

В письме-статье говорится также о местном населении, о курдах, передается беседа путешественника с курдскими беками и приводятся некоторые сведения о них.

Автор корреспонденции не лишен дара художественного слова. Вот последние строки статьи: «Эчмиадзин остался за ним, начинало смеркаться; потухла заря вечерняя, яркие звезды зажглись на чистом небе, золотое облачко загорелось над горою, более и более увеличивалось оно, тускло осветился Арарат. Кони промчались чрез Паракар; луна показала часть светлого лица своего из-за горы, и серебряное сияние ее разлилось по окрестностям. Вот и весь шар покатился по небу, и длинные тени легли от холмов, от садовых оград и деревьев. Засверкали струи шумной Занги, и белая пена кипела по камням; заблистал огонек в окнах строений, и бричка спустилась с горы, застучала на мосту, загремела в воротах, по улице, остановилась и — конец путешествию» (Там же, № 22, стр. 4).

Но кто автор этой статьи? И. А. Шляпкин, редактор двухтомного собрания сочинений А. С. Грибоедова, изданного в Петербурге в 188Э году, считал, что указанное письмо написано А. С. Грибоедовым и поэтому включил его в собрание сочинений великого писателя (т. I, стр. 118-127). В примечании к этому письму И. Шляпкин пишет: [203] «Статья эта приписывается нами Грибоедову и впервые перепечатывается у нас... Конечно, внешняя оболочка статей изменена Булгариным в известном духе, но общая манера и внутреннее содержание схожи с вышепомещенными путевыми заметками Грибоедова (имеются в виду известные «Путевые записки» Грибоедова, составленные в 1827 году — М. П.). К тому же за это время никаких корреспондентов из. Эривани у «Северной пчелы» не было, никому другому, сколько видно из Актов Кавказском Экспедиции, здесь проезжать не приходилось (капитан Вальховский уехал в Тегеран раньше), в особенности такому лицу, которое бы было здесь раньше» (Полное собрание сочинений А. С. Грибоедова, под редакцией И. А. Шляпкина, т. I, СПБ, 1889, стр. 361).

Но И. Шляпкин ошибся. Автором статьи, напечатанной в «Северной пчеле», является не А. С. Грибоедов, а декабрист Е. Е. Лачинов. В этом не может быть со-мнения, ибо оказывается, что письмо, напечатанное в 1828 году в «Северной пчеле», является одной из глав неопубликованной части записок Лачинова. К примеру, сделаем здесь одно сравнение. В статье «Северной пчелы» сказано: «20-го... отправились обратно; мгла очистилась несколько, и за Арпачаем открылись турецкая крепость Тикнис-кала и укрепленная деревня Баш-Шурагель, лежащая против нашего селения Бейндурли, где сходятся главные дороги из Грузии в Карс и где теперь учрежден пост, а на нашей стороне виднелся замок Капелу, где жили армяне-католики [204] и который прошлого года оставлен. Путешественник ехал прямо на Малый Караклис, и когда миновал оный, то пошел большой снег, поднялась сильная метель; резкий ветер ослеплял зрение, заносил дорогу и сбивал лошадей в сторону; трудно было держаться в седле при порывах бури, и лошадь легко могла оборваться, пробираясь чрез вершины. По все благополучно кончилось, а к концу переезда снег перестал, и опасение потерять дорогу миновалось. Горы Курд-Агили, Большой и Малый Бугуту красовались в правой стороне, а к вечеру под высокою горою зачернелось селение Мастары и обрадовало измокших странников» («Северная пчела», 1828, № 22, стр. 4).

В соответствующем месте неопубликованных записок Лачинова говорится: «20-го отправились обратно; мгла очистилась несколько, и за Арпачаем открылись турецкая крепость Тикнис-кала и укрепленная деревня Баш-Шурагель. лежащая против нашего селения Бейндурли, где сходятся главные дороги из Грузии в Карсский пашалык, и где теперь учрежден пост; а на нашей стороне виднелся за меч Капелу, в котором жили армяне-католики и который прошлого года оставлен. Ехали прямо на Малый Караклис и когда миновали сие селение, пошел большой снег, поднялась сильная метель; резкий ветер забивал глаза, заносил дорогу и обивал лошадей в сторону; трудно было держаться на седле при порывах бури, и лошадь легко могла оборваться, перебираясь через вершины, по каменьям, но все благополучно кончилось, а к концу переезда снег [205] перестал, и опасение потерять дорогу миновалось. Горы Курд-агили, Малый и Большой Бугуту красовались в правой стороне. К вечеру под высокой горою зачернелось сел. Мастара и обрадовало измокших».

Как видим, приведенные отрывки идентичны, если не считать совсем незначительные редакционные изменения. Ясно, что автором статьи «Путешествие по Эриванской области» является декабрист Е. Лачинов ¹⁰. Таким образом, он одну главу из своих записок, относящуюся к Армении, опубликовал в газете «Северная пчела» еще в 1828 году. Но дело не ограничивается этим. Наши дальнейшие поиски показали, что еще одно письмо Лачинова об Армении опубликовано в начале 1829 года.

В газете «Тифлисские ведомости», 4 и 8 февраля 1829 года (№№ 5 и 6), напечатано «Письмо из Карса», датированное 2 декабря 1828 года. Письмо не имеет подписи. Его автор обращается к своему другу со следующими словами: «Давно уже, любезный друг, намереваюсь я сообщить тебе что-нибудь о Карсе, но недосуг и разные обстоятельства доселе препятствовали мне; более же всего хотелось прежде узнать самому вернее то, о чем говорить буду. Еще и теперь следовало бы молчать, если б не настоятельное требование принуждало меня поделиться с тобою малыми сведениями, которые успел я собрать» (“Тифлисские ведомости”, 1829, № 5).

Автор письма прежде всего дает географическое описание Карсского пашалыка. Говоря об административном делении края, он пишет, что Карсский пашалык разделяется на четыре санджака: [206] Гечеванский, Кагызманский, Шурагельский («заключающий развалины древней Ани, лежащей на Арпачае») и Заришадский. Сверх того, имеется и пятый санджак, называемый Тахтинским и включающий в себе окрестности города Карса. Пашалык, как пишет автор, занимает около 9500 квадратных верст и содержит до 200 армянских и татарских деревень.

В статье дается самый лучший отзыв о природе и природных богатствах края. В Карсском пашалыке, сообщал автор письма, земля плодородная, много озер, рек, ручеек, источников, сосновых лесов, тучных пастбищ; климат здоровый, прекрасный. Но все эти природные дары не используются как следует, и страна поэтому еще отсталая.

Переходя к описанию военных действий 1828 года, автор пишет: «Когда войска наши вступили в Турцию, то ни в одной деревне не встречали мы ни души человеческой; армян угоняли насильно далее во внутренность: татары сами оставляли жилища свои, избегая ужасов войны... По занятии Карсской области, начальник оной, генерал-майор князь Бекович-Черкасский, сообразно с данным ему повелением господина главноуправляющего, начал стараться о возвращении обывателей к месту их жительства». Узнав о приближении русских войск, насильно угнанные из своих деревень армяне послали своих представителей к русскому командованию с просьбой «вырвать их из рук притеснителей и принять под покровительство русских». В письме описываются военные действия 17 августа 1828 года и подчеркиваются высокие моральные качества русских солдат, их великодушие и гуманизм в [207] отношении местного населения. «Вдруг загорелась перестрелка: в минуту завязалось жаркое дело — и сладостные чувства уступили место новым ощущениям. Новая разительная картина мне представилась: страх, смятение между жителями; радостная готовность между нашими. Не бойтесь, не бойтесь, кричали бегущие навстречу неприятелю солдаты перепуганным поселянам и ускоряли ход свой. Заметно было, что не одно желание отличиться, но какое-то родное душе каждого чувство вело всех. И не мудрено: мирные поселяне поручили себя защите нашей; мы видели полную доверенность их к русским. Признательность их тронула нас, возбудила народно честолюбие, чувство высокое, благородное».

Великодушие и благородные чувства русских воинов, с одной стороны, признательность и доверие честного населения к России, с другой — весьма радовали и воодушевляли а вторя письма. Именно в связи с этим он вдохновенно обращается к своему другу: «Друг! Здесь более прежняго я имел причин, благодарить бога, что родился русским: я русский— и сердце мое трепещет от радости: я русский — и с гордостию замечаю уважение народов к величию русскому. О! да цветет оно, драгое отечество...».

В письме говорится об историческом прошлом города Карса. Но здесь же автор признается в топ, что он стишком мало знаем историю города, так как у него на руках нет никакой литературы, никак и книг и справочников. Автор высоко оценивает а минских летописцев, считая, что они дают много немного и интересного для истории. «Если б я был в [208] Эчмиадзине,— писал он,— то монахи показали бы мне дорогу: я имел случай увериться, что армянские летописцы весьма много любопытного и нового могут открыть любителям истории» (“Тифлисские ведомости”, 1829, № 6).

В письме подробно описывается город, крепость и цитадель. Улицы города «узкие, кривые, особенно в крепости, где две встретившиеся повозки никак не могут разъехаться, и проезжающие должны делать как умеют. Мостовая и тротуары, для прохода одного человека, сделаны из больших твердого свойства камней, в которых нет недостатка. Дома каменные и множество двухэтажных с деревянными балконами. Архитектура самая жалкая... В числе жителей, кроме армян, турок и татар, есть цыгане: их менее ста душ обоего пола, и все они живут в городе, на южном форштате».

Автор статьи сообщает, что Карс ведет торговлю с Грузией, Персией и Турцией. Из Грузии получают кофе, сукно, шелк, русский холст, ситец, ром, вино, балык, нефть, ковры, войлоки, кожи, а из Казахской дистанции — лошади. Из Эривани получают сахар, шелковые, шерстяные и бумажные материи, хлопчатую бумагу, табак, сухие и свежие плоды, мыльный песок и краски. Из Карсской области вывозятся хлеб, соль, дерево.

Особенно интересны те строки письма, которые относятся к преданности армянского населения России. «Армяне,— пишет Лачинов,— от души желают принадлежать России; здесь, как в Эривани, [209] малютка, едва начинающий лепетать, видя наших, кричит по-русски: здравствуй!» (”Тифлисские ведомости”, 1829, № 6).

Читая эту корреспонденцию в газете «Тифлисские ведомости», мы сразу же вспомнили записки декабриста Е. Лачинова. Сравнение показало, что она является лишь сокращенным текстом того большого письма Лачинова, которое опубликовано в 1876 году в «Кавказском сборнике» (т. I, стр. 177-196). Таким образом, декабрист Е. Лачинов является также автором той статьи, которая напечатана в газете «Тифлисские ведомости» в феврале 1829 года.

* * *

Кроме тех записок и статей, о которых мы уже говорили, Лачинов имеет и ряд писем, также относящихся к Армении и Грузии. Эти письма, как сказано выше, опубликованы в «Кавказском сборнике» в 1876 году (“Кавказский сборник”, т. I, 1876, стр. 123-196). Они написаны в период от 3 сентября по 2 декабря 1828 года из крепости Карс. В них говорится о взятии Карса русскими войсками, о сражениях, происходивших в районе Ардагана, о боевых делах армянской добровольческой дружины, о местном населении, описываются Карсский пашалык, город и крепость Карс, крепость Ардаган и т. д.

Лачинов особенно подчеркивал бедственное положение местного населения и, в частности, те притеснения, которым подвергалось армянское крестьянство. «Чтобы иметь понятие о бедственном положении человечества, надобно вникнуть в жизнь [210] обывателей, особенно армян пограничных Турции с Персией деревень. Кроме притеснений от властителей своих, они беспрерывно подвержены нападениям хищников, никогда не пользуются истинным спокойствием, не могут быть уверены в постоянной безопасности».

Декабристы питали глубокую симпатию к освободительным движениям, направленным против турецкого деспотизма. Известно, например, что Пастель, Рылеев и некоторые другие были очень воодушевлены антитурецким освободительным движением греческого народа ¹¹. В этом вопросе Лачинов был полностью согласен со своими славными товарищами. Освободительное движение греческого народа он считал «великим делом». В своем письме от 3 сентября 1828 года он писал: «Умы и души всех обращены на Грецию, и с невольным трепетом сердца каждый ожидает развязки великого дела».

Как прогрессивный, свободолюбивый человек, Лачинов симпатизировал также угнетенному армянскому народу. Он считал, что судьбы Армении связаны с «важными событиями», которые произойдут в XIX веке. «...Ты, некогда знаменитая Армения,— писал он,— ты, оставившая нам столько памятников, доселе изумляющих нас — что предстоит тебе? Явишься ли снова на поприще славы, или грустным сынам твоим определено вечно унылое существование. Важные события должны раскрыться в нашем столетии, ему, кажется, следует решить вопрос: могут ли возрождаться царства, отжившие свой век».

В своих письмах Лачинов говорил об освободительных стремлениях армянского народа, о [211] трудолюбии крестьянства, о желании населения Карсского пашалыка принять русское подданство и т. д. Письма Лачинова в общем написаны в духе его записок, на которых мы остановились более подробно.

В заключение следует еще раз отметить, что письма и записки декабриста Лачинова, как опубликованные, так и неопубликованные, представляют большой интерес. Они содержат много ценного о положении Армении и всего Кавказа, об их народах, о русско-персидской войне 1826-1828 годов, о русско-турецкой войне 1828-1829 годов и т. д. Нельзя забывать тот важный факт, что автор этих писем и записок является декабристом, и поэтому многое в его освещении пронизано передовыми идеями того времени. Правда, Лачинов эти записки писал в период своего духовного кризиса, в период сомнений и разочарований, чем и объясняется то обстоятельство, что он иногда пишет в тоне, чуждом декабристу. Записки пострадали и от того, что их автор, находясь под строгим контролем, не во всех случаях досказывает свои мысли. В письмах и записках Лачинова можно найти неточности, ошибки. Но все это не умаляет их значения. При всех своих недостатках письма и записки Лачинова, бесспорно, являются весьма интересными и ценными историческими документами.

Комментарии

1. Архивные документы показывают, что почти все декабристы, принимавшие участие в русско-персидской войне 1826-1828 годов и русско-турецкой войне 1828-1829 годов, отличались своей храбростью и отвагой. Так, например, в одном донесении сказано, что во время осады крепости Эривань осенью 1827 года разжалованные в солдаты декабристы Коновницын и Пущин «исполняли свой долг с похвальной ревностию, поощряя прочих нижних чинов своим примером». В ноябре 1827 года генерал Паскевич доносил Николаю I, что декабристы «полковники Бурцов и Леман, подполковник Миклашевский, капитан Семичев 2, поручики Депрерадович и Гангеблов, подпоручик Шереметьев и прапорщик Рынкевич в делах против неприятеля оказали себя неустрашимыми».

В январе 1828 года генерал-майор барон Розен писал генералу Паскевичу, что декабрист капитан Семичев, «будучи прикомандирован к войскам, осаждавшим Эривань, заслужил от командира сводного полка Шипова блестящий отзыв непоколебимой неустрашимости и неусыпной деятельности».

В конце июля 1828 года начальник 21-й пехотной дивизии генерал-лейтенант князь Эристов писал генералу Паскевичу, что подполковник Миклашевский и подпоручик Искрицкий во время взятия города и крепости Карс «показали себя отлично храбрыми». В августе того же года тифлисский военный губернатор генерал-адъютант Сипягин писал Паскевичу, что поручик Броке, «находясь в действии против неприятеля во время покорения крепости Поти, оказал отличную храбрость». В другом документе сказано, что поручик Добринский в сражениях с турецкими войсками в августе 1828 года «оказал примерную храбрость и был ранен пулею в ногу с повреждением», а сотник Сухоруков «в делах под Ахалцыхом вел тебя отлично, храбро». В характеристике, данной в 1828 году высшим командованием Кавказской армии полковнику Бурцову, между прочим, было написано: «Во всех делах при осаде и штурме крепости Ахалцых был употребляем в самых важных местах, исполнял все поручения с отличным рвением, распорядительностью и примерною храбростью».

2. Командир Севастопольского пехотного полка полковник Вейде 27 июля 1828 года из крепости Сардарабад писал графу Паскевичу Эриванскому: «Вверенного мне полка подпоручик Малютин, бывший прикосновенным к делу о злоумышленных обществах, находится в откомандировке по воле начальства с 4 апреля сего года при Эриванском комитете для переселения армян». В формуляре поручика Гангеблова мы, между прочим, читаем: «...по приказу корпусного командира 19 марта Сего года (т. е. 1828 года — М. Н.) находится для исправления должности при Эриванском областном правлении».

3. Армянский поэт Арутюн Аламдарян (1796-1834) был лично знаком с декабристом М. И. Пущиным. В своем письме от 23 июня 1827 года, адресованном Нерсесу Аштаракеци, Аламдарян характеризовал Пущина как «гениального молодого человека» (см. Известия АН Армянской ССР, 1952, № 4, сообщение А. Адамяна). Преподаватель Тифлисской армянской школы Нерсисяна проф. Шаган Джрпет (1772-1838) имел встречи с Лачиновым, о чем свидетельствует сам Лачинов. Следует отметить также, что писатель Месроп Тагиадян (1803-1858) в 1848 году в своем журнале «Азгасер» с большой симпатией говорил о декабристах и напечатал одно стихотворение, посвященное Пестелю (*** А. Каринян, Очерки истории армянской периодической печати, т. I, Ереван, 1956, стр. 469- 470).

4. Лачинов описывает и свой путь из крепости Тирасполь до Тифлиса. Он рассказывает о южно-российских степях и равнинах, о Северном Кавказе, о Военно-Грузинской дороге н т. д. Так, Лачинов в крепости Владикавказ 9 января 1827 года в своем дневнике писал: «Равнины оканчиваются, места, чрез которые идут с большим конвоем, остались за мною. Завтра караван наш вступит в горы под прикрытием небольшого количества пехоты; верстах в 50 вся опасность минется, а на четвертый день приеду в Тифлис, если не встречу никаких препятствий. Покойное путешествие мое кончилось; крестовая гора покрыта глубоким снегом, и весьма затруднительно перебираться через нее в повозках; нечего делать: вьючные лошади наняты, и я верхом пускаюсь по крутизнам грозного Кавказа, удивляюсь величественным красотам его».

Далее, в записках Лачинова сказано: «Чем ближе подходил я к горам, тем окрестности приятнее: чем более приближался я к Грузии, тем сильнее укреплялась мысль, что мне не возвратиться на родину. Но вместе с тем и упорность терпения моего увеличивалась. За рекою Малкою, составляющею границу горцев, великое изобилие воды и лесу представляет разительную противоположность с местами, чрез которые я проехал. Там большие пространства остаются незаселенными единственно от недостатка воды, и селения жмутся по течению протоков; здесь на каждом шагу быстрые ручьи прозрачностью своею приманивают жажду... За Владикавказом пленялся я иногда величественными, иногда ужасно дикими видами, и мрачность окружающих предметов разливала какое-то приятное ощущение в душе моей. Не берусь выразить разнообразие прелестей горной природы. Здесь сквозь утесы гранита прокрались деревья и висят над бездною, различные положения их представляют нечто похожее на театральные декорации; тут густой лес прячется в облаках... Чудесное слияние света и теней завершают очарование. Вершины же знаменитейших великанов Кавказа задавлены снегами,..».

5. В своем письме от 3 сентября 1828 года Лачинов писал: «Генерал Красовский, в начале текущего года, поручил мне заняться составлением подробного статистического описания Эриванской области. Чтобы исполнить это в некотором систематическом порядке, нужно было приготовить программу, по которой бы, собирая сведения, можно было впоследствии склеить нечто целое, хотя немного соответствующее цели, важности предмета и занимательности мест, наполняющих эту классическую страну, эту колыбель древнего мира. Я видел невозможность с успехом окончить столь обширное дело, требующее глубоких сведений; но от меня не требовали произведения образцового, и поощряемый неизъяснимо лестным для меня вниманием, я с полным усердием приступил к работе. Никогда не трудился с таким рвением, потому что никогда но был так ободряем; решительно могу сказать, что, кроме самых необходимых часов для сна, не давал я себе ни минуты отдыха — даже в продолжение обеда не оставлял занятий своих, и все делалось так охотно, что не чувствовал надобности принуждать себя; напротив, меня до чрезвычайности занимало это поручение, ибо я не успел еще отвыкнуть от сидячей жизни, к которой приучила меня прежняя служба. Грудь моя начинала опять болеть — я не заботился о том; генерал же, ожидая отпуска к водам, спешил для того, чтобы прежде отъезда видеть начало своего предприятия. Невозможное становится возможным для начальника, одаренного способностью владеть волею подчиненных своих. Я сам не воображал, что, не имея никаких книг для руководства, прежде нескольких месяцев успею обдумать план, расположить порядок и составить подробнейшую программу, которая бы могла быть утверждена его превосходительством; вместо того, недели в две все было готово и вопросы розданы по принадлежности Я терпеть не могу переписывать набело, а тут не тяготило меня и это; несколько экземпляров программы и листов до 50-ти моих записок, которые генерал хотел иметь у себя, поспели в начале февраля, и я, сделавшись свободнее, ожидал сведений от разных лиц,— в особенности от архиепископа Нерсеса, обширные познания которого во всем, относящемся к этому краю, могли ручаться за верность наших описаний. Отъезжая в Тифлис, генерал взял меня с собою, дабы дать мне способ воспользоваться замечаниями и наставлениями армянского ученого Чирбета, бывшего профессором в Париже и известного своими сочинениями о Востоке. Отъезд его превосходительства в Россию прекратил наши занятия, и я отправился к попку, прибывшему уже из Эривани к турецкой границе...» («Кавказский сборник», т. I, 1876, стр. 124-126).

6. Неопубликованные записки Лачинова хранятся в Музее Грузинской ССР (см. ф. рукописей, д. 372). Несколько страниц рукописи повреждены. Записки кем-то отредактированы. По всей вероятности, рукопись подготовили к изданию, но по каким-то причинам это не было сделано.

7. О городе Тифлисе Лачинов писал: «Подъезжая к Тифлису, заметна деятельность, показывающая близость большого города. Везде приятно видеть картину жизни... Более девяти лет не был я в Тифлисе и нашел множество перемен; улица больших зданий, хорошей архитектуры выстроена там, где прежде стоял только дом главнокомандующего, большой, но не красивый, и по площади были разбросаны несколько землянок... На базаре можно найти предметы утонченной роскоши Запада и великолепия восточного, и там же, в лавках, работают хлебники, харчевники, слесари, кузнецы, портные, сапожники и всякие мастеровые. Словом, везде царствует смешение следов образованности с признаками невежества, и смешение это придает какую-то оригинальность и которую, по моему мнению, нельзя назвать совершенно неуместною».

8. В связи с делом Лачинова декабристы Барятинский, Черказов и некоторые другие показали, что Лачинов был членом Южного Общества. 13 июня 1826 года Черказов показал: «При приеме моем поручика Лачинова в Общество (т. е. Южное Общество — М. Н.) объявил я ему целью оного — введения в Россию хороших законов и представительного правления. О средствах к достижению сего не мог я удовлетворить его любопытство, ибо сам не знал, какими именно действиями хотят достигнуть сей цели» (ЦГИА СССР, ф. 48, оп. 1, д. 147, л. 8). Лачинов отрицал это. Необходимо отметить, что мужественный полковник Пестель, чтобы сберечь молодого Лачинова, 14 июня 1826 года на соответствующий вопрос ответил: «С кем из тайного общества находился поручик Лачинов в сношениях и какое принимал участие в делах общества — я не могу иметь честь донести, потому что до сих пор не знал о принятии Лачинова в общество и принадлежности его к оному» (там же, л. 9). Царским следователям не удалось доказать, что Лачинов был членом Южного Общества».

9. В записках Лачинова и в дневнике генерала Красовского («Кавказский сборник», т. 22) имеется ряд идентичных страниц. Так, у Лачинова в одном месте сказано: «Верстах в 40, на другом берегу Аракса, возвышается Арарат, по-армянски Масис, а по-татарски Агри-даг именуемый. С сей стороны он кажется отдельным от других отраслей гор. На общей высоте, идущей к хребту Абаль, или Алла-даг (Божья гора), воздвигаются две особые возвышенности, в некотором одна от другой расстоянии, имеющие сходства с сахарной голевой; одна из них гораздо больше другой и называется Большим, а меньшая Малым Араратом. Большой Арарат ближе к монастырю, и от оконечности главной высоты простирается к нему обширная и отлогая покатость в виде площади. Вершина оного убелена всегдашним снегом».

Совершенно то же самое говорится у Красовского. Очевидно, это объясняется тем, что некоторые письма и бумаги для генерала Красовского составлял Лачинов.

10. Н. К. Пиксанов еще в 1917 году, в предисловии к Полному собранию сочинений А. С. Грибоедова (Петроград, 1917), писал: «В отдел прозы не включены тексты, ошибочно приписанные Грибоедову и печатавшиеся под его именем, как-то: «Путешествие по Эриванской области», «Письмо из Карса», «Письмо о взятии Баязета». Первая статья написана Е. Е. Лачиновым, что удостоверяется рукописью архива Военно-исторического отдела штаба Кавказского военного округа; две же последние не могут принадлежать Грибоедову, так как он при штурме Карса не присутствовал, а в Баязете никогда не бывал».

Несмотря на эти правильные замечания, ошибка, допущенная И. А. Шляпкиным в 1889 году, была повторена некоторыми современными исследователями. В настоящее время, когда мы имеем возможность сравнить вышеуказанные статьи и письма с записками Лачинова, не может быть никакого сомнения в том, что действительно «Путешествие по Эривенской области» принадлежит декабристу Е. Е. Лачинову. Нужно добавить, что имеется основание пологать, что и «Письмо из Карса» принадлежат Лачинову.

11. Греческим национально- освободительным движением, направленным против турецкого деспотизма, очень воодушевлен был, в частности, К. Ф. Рылеев. Этому движению он посвятил ряд стихотворений. В одном из них поэт-декабрист обращался к генералу А. П. Ермолову со следующими слонами: «Ермолов! Поспеши спасать сынов Эллады» (К. Рылеев, Полное собрание стихотворений, Ленинград, 1934, стр. 87).

Свои симпатии к восставшему греческому народу поэт выразил также в стихотворении «На смерть Байрона» (там же, стр. 98), написанном в 1824 году.