МУСА-ПАША КУНДУХОВ

МЕМУАРЫ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

(См. «Кавказ» №№ 1/25, 2/26, 3/27, 4/28, 5/29, 8/32.)

Покорение Закубанцев и переселение в Турцию. — Проект Лорис-Меликова о переселении чеченцев за Терек. — Поездка в Константинополь. — Проезд мой в Одессу и свидание с ген. Коцебу и кн. Воронцовой. — Встреча с Абадзехскими переселенцами и станционный смотритель. — Свидание мое в Ставрополе с графом Евдокимовым. — Возвращение во Владикавказ и переговоры, с Лорис-Меликовым. — Приготовления к переселению. — Чеченские и карабулакские почетные люди.

В том же году Абадзехи, Убыхи и Шапсуги, после долголетней борьбы должны были уступить превосходившей их силе и помириться с условием не препятствовать им к переселению в Турцию.

В том же году более шестидесяти тысяч дворов, оставив все свое движимое и недвижимое имение безвозмездно в руках русских, отправились в Турцию на плохих судах, нуждаясь во всем необходимом. Многие не находя его, погибли.

Между тем командующий войсками в Терской области, ген. Лорис-Меликов, горя желанием получить царские награды, представил великому князю проект о переселении чеченцев за Терек и в Малую Кабарду (а Мало-Кабардинцев в Большую Кабарду) и для этой цели, с Западного Кавказа начали двигать войска в Чечню.

Положительно узнавши о проекте Лориса и о намерении начальства, я отправился к Лорису и при разговоре с ним нашел случай спросить его, правда ли, что в нынешнюю зиму чеченцев хотят разоружить и переселить за Терек?

На это Лорис, скрывая свой проект, с лукавою улыбкой ответил:

— Да, Ваше Превосходительство, в записках, поданных начальнику главного штаба жалуетесь, что чеченцам оставлено так мало земли, что они существовать там не могут и Его Величество, находя мнение Ваше справедливым и желая обеспечить будущность чеченцев, не находит другого средства как переселить их за Терек, где отдаются им земли в огромном количестве.

— Да согласятся ли охотно на это чеченцы? — заметил я.

— Неужели они так глупы, что не захотят и будут драться? — спросил он.

— Было бы против моей совести, — ответил я, — не сказать Вашему Превосходительству откровенно того, в чем я убежден: восстанет не только Чечня, но вместе с чеченцами весь Восточный Кавказ и война продлится опять несколько лет с тою только разницею, что теперь матери, бросая детей своих на штыки солдат, будут драться вместе с мужчинами. [25]

Хотя Лорис и был убежден в истине моих слов, но он до такой степени хитрил со мной, что ответил мне на это:

— Чечня будет окружена со всех сторон сильными войсками, которые Его Величеству угодно поручить генералу Кундухову, а я, как начальник края, помогая Вам всеми средствами, буду с Владикавказа или с Грозной любоваться вашими успехами. Его Высочество убежден, что никто лучше Вас не сможет выполнить этого весьма важного поручения.

Поблагодарив его за такое высокое обо мне мнение, я сказал ему, что решительно отказываюсь от этой чести, потому что не более года тому назад как я вручил чеченскому народу грамоту, уверяя его устами моего Монарха, что все статьи ее во веки веков будут свято сохранены. Теперь, если Его Высочество действительно имеет в виду назначить меня командующим войсками Чеченского отряда, то это, как мне кажется, единственно потому, что я пользуюсь доверием чеченского народа и он, зная это, полагает, что переселение их состоится без большого шума.

— Но будьте, Ваше Превосходительство, судьею: могу ли я после врученного мною им акта требовать от чеченцев к себе доверия и не краснея говорить с ними и советовать им оставить, вопреки их желанию, их Чечню и переселиться за Терек, чего они как известно Вам и всем боятся более смертного приговора?

Лорис был крайне удивлен, что я отказываюсь от поручения Великого Князя и просил меня принять его дружеский совет, не говорить этого в другом месте.

Когда же я его убедил, что нет награды и наказания, которые могли бы заставить меня согласиться на сказанное поручение, Лорис ловко соскочил со своего кресла и указав пальцем на мое сердце, вскричал:

— Вот! там сидит черт!

Я невольно улыбнулся, чем удвоил его удивление.

Он задумался и после долгого, глубокого молчания заметил:

— Друг мой, нам кавказским уроженцам, надо быть очень и очень осторожными в своих выражениях и действиях, иначе легко можем потерять доверие начальства и нажить врагов.

— Я их и теперь имею много, — сказал я. В это время подали нам чай и у Лариса (с папироской во рту) родилась прекрасная мысль просить меня указать делу этому по моему разумению лучший исход.

Здесь я посоветовал ему обратить внимание на все жертвы, понесенные правительством и черкесами на Западном Кавказе и на то, чем все это кончилось. Во избежание бесполезного кровопролития я рекомендовал ему ходатайствовать у Великого Князя дозволения желающим переселяться в Турцию, объявив всенародно, что нежелающие русского подданнства могут переходить в Турцию. Я убедил его в том, что из Чечни много переселится народу и тем водворится в крае желанное спокойствие, каковое обстоятельство даст ему право на награду. (Я его не обманул: он сумел за переселение чеченцев получить генерал-адъютантское звание.) Он согласился представить мое мнение начальнику главного штаба, который, получив письмо Лориса потребовал меня в Тифлис.

Прибыв в Тифлис я немедленно явился к начальнику штаба. Во время разговора генерал Карцев мне между прочим сказал:

— Генерал Лорис-Меликов легко составил проект об очищении чеченского леса от чеченцев и о переселении их за Терек, а теперь когда проект этот утвержден Государем [26] Императором и нам надо его исполнить; он от него почти отказывается.

Тут я не пощадил Лориса и убедил ясными доводами ген. Карцова в пользе и необходимости согласиться на переселение горцев из Терской области в Турцию.

По докладу начальника штаба Его Высочество одобрил мое мнение и поручил ген. Карпову предложить мне приступить к исполнению его.

Хотя я не говорил об этом с почетными чеченскими старшинами, но предчувствие убеждало меня, что чеченцы послушают моего совета и я с восторгом согласился с тем, однако, чтобы мне сначала было дозволено поехать в Константинополь и узнать там согласие турецкого правительства на прием чеченцев и на отвод им помещений.

Получив на это позволение Великого Князя, заграничный паспорт и тысячу рублей депозитами на прогоны и расходы, я в июле месяце отправился из Тифлиса прямо в Стамбул.

В Константинополе я остановился в гостинице «Дориан», и, узнав там от мухаджиров (Эмигрантов.) о выгодном положении вообще всех кавказских переселенцев, отправился в полной генеральской форме к министру иностранных дел Али-паше, у которого встретил очень ласковый прием, подал ему на бумаге обнаруженную истину о положении всех кавказских горцев и о искренном желании чеченцев переселиться в Турцию, прося им милостивого приема и удобного помещения.

Али-паша, прочитав мое прошение изъявил полную свою готовность сделать для кавказских горцев все, что может им быть полезным и предложил мне отправиться к содразаму (Великому визирю.) Фуат-паше.

На другой день я представился и Фуат-паше. Он также обрадовал меня очень ласковым приемом и советовал всем кавказским горцам признаться в невозможности продолжать войну с русскими и переселиться в Турцию, предсказывая им счастливую будущность.

Ожидая ответа на докладную записку мою, через 15 дней я получил приглашение от Али-паши, который объявил мне, что высокое турецкое правительство охотно соглашается принять из кавказских мусульман каждый год по пять тысяч дворов, с тем, чтобы они не приходили вместе разом, а отдельными партиями, дабы правительство имело время удобно размещать их на местах жительства.

От глубины сердца моего поблагодарив министра я попросил его также, чтобы чеченцы были поселены вместе, не раздробляя их по примеру черкесов по разным округам, на что Его Светлость также изъявил согласие.

При этом Али-паша, указывая на ордена мои, обратился ко мне со следующими словами:

— Приятно видеть единоверца своего с такими заслугами, но жаль, что на иностранной службе, тогда как долг мусульманина жить миллету (Нации.) Ислама, под знаменами Пророка нашего.

— В числе моих соотечественников, потерявших сладкую надежду удержать за собою наш Кавказ и я постараюсь выполнить свой долг, — ответил я.

Али-паша был очень доволен и взяв меня за руку, сказал мне, что я не буду раскаиваться.

Простившись с Али-пашей я отправился к Фуат-паше, и он, прощаясь со мной, сказал почти слово в слово то же, что было сказано Али-пашей относительно долга, мусульманина. [27]

От Садразама я отправился к Гуссейн-паше (из убыхов — фамилия Берзех) и нашел у него брата известного Хафиз-паши, Али-пашу (он также из убыхов). Они оба, принимая живое участие в положении соотечественников, просили меня не торопиться с переселением, ожидая скоро войны турок и французов с Россией, в чем, как они выражались, утешает князь Чарторыжский, который недавно через Стамбул поехал в Египет.

Обещав им ожидать до разъяснения этого слуха я отправился к бывшему Садразаму Кайрисли-паше, у которого был и прежде с визитом. Он, не знаю почему, более других желал моего личного перехода в Турцию и взял от меня слово, что я при возможности не останусь на русской службе.

Таким образом после сорока-пятидневного пребывания моего в Стамбуле я отправился на пароходе «Константин» в Одессу, где воспитывались сын и племянник мой. Оба встретили меня на берегу моря и сын мой Арслан-бек тут же передал мне поклон от Великого Князя Михаила, который, ехавши из Петербурга в Тифлис, видел сына моего в доме генерал-губернатора Коцебу.

Из поклона, коим удостоил меня Его Высочество я заключил, что он очень желает переселения горцев из Терской области и поощряет мое усердие к успеху.

Заняв номера в гостинице я отправился к генерал-губернатору Коцебу, который, будучи долго на Кавказе начальником главного штаба, постоянно удостаивал меня своим добрым вниманием. Он иногда рассуждая о мерах принимаемых правительством на Кавказе, высказывал:

— Мы ко стыду нашему не сумеем покорить горцев и водвориться на Кавказе так, как бы следовало для блага его народов и России.

Так же и здесь он мне сказал:

— Что же мы приобрели на Кавказе? Лучшим его племенам мы не сумели внушить к себе доверия и отдаем их туркам. В земле Россия не нуждается. Вот у меня в округе столько пустопорожней земли, что ищем поселенцев и не находим. Да! поймем да поздно.

Простившись с Коцебу я отправился к княгине Воронцовой.

Она, как выше сказано, на Кавказе ко мне благоволила. Княгиня после смерти знаменитого мужа своего отказалась от всего светского и до того сделалась набожной христианкой, что, кроме религиозного, ни о чем не хотела говорить и слышать и тотчас же с любопытством спросила меня:

— Правда ли, генерал, что в Константинополе многие из мусульман стали переходить в протестантскую религию, и что в числе их Фуат-паша?

— Говорят, что из армян многие переходят, но о Фуат-паше не слышал, — ответил я.

— Радуюсь, что свет христианский начал проникать и в Турцию, — сказала она.

Как только она окончила разговор, я поспешил откланяться и уехал, боясь, чтобы она не спросила моего мнения о турецких протестантах.

Вечером сын мой спросил меня, зачем я ездил в Стамбул. Я открыл ему свое намерение переселиться в Турцию и тем предоставить потомству нашему случай и возможность искать с помощью миллета Ислама вернуть нам священный Кавказ. Услышав это бедняк так был обрадован, что со слезами бросился ко мне в объятия и начал благодарить меня за это.

Желая знать его мнение я спросил:

— Чем же ты так напуган здесь? Ведь ты сын генерала, достаточно пользуешься выгодами жизни и неотъемлемыми правами русского дворянина. [28]

— Ах, отец, — ответил он, — разве при всех личных выгодах своих могу я быть счастливым в среде несчастных близких сердцу родных и народа.

При разговоре этом, заметив слезы в глазах девятилетнего племянника моего Ахмета, я тотчас же прекратил его и обрадовал обоих тем, что приказал им оставаться в Одессе и учиться только до 1-го марта, а потом ехать домой.

Из грустной сцены этой я убедился, что дети мои, поняв русское правительство сердцем и душою, твердо будут переносить нужду, могущую встретить их вне родины.

На другой день морем до Керчи, а оттуда в своем экипаже, я продолжал путь свой до Владикавказа.

На одной из почтовых станций я встретился с абадзехскими переселенцами, не успевшими переселиться в прошлом году. Когда я раздавал там мальчикам деньги на орехи, смотритель той станции, по всей вероятности, заметив во мне смущение, подошел ко мне также со слезами и взволнованный чувством негодования сказал:

— Ваше Превосходительство, какое сердце не заплачет, видя эту печальную картину. Ведь надо Бога бояться. Земля их родная, зачем мы их гоним Бог знает куда? Я их спрашиваю, куда они едут. Говорят, что в Турцию, но что с ними будет там они сами не знают.

Из сказанного смотрителем я убедился в том, что правительство русское поступает в действиях своих против русской натуры.

Приехав в гор. Ставрополь я остановился у командующего войсками гр. Евдокимова. (Он покорил Чечню и Западный Кавказ; несмотря на это горцы любили его и уважали, видя в нем правдивого, умного и храброго человека.)

Он хорошо знал генерала Лориса (называл его армяшкой), из любви ко мне советовал мне решительно ни в чем ему не верить и быть осторожным с ним в делах и разговорах.

Он был доволен моим личным переселением в Турцию. (Тайну эту еще никто не знал из начальствующих лиц).

В первых числах октября я приехал во Владикавказ. Явился к Лорису и сообщил ему о согласии Порты охотно принять кавказских переселенцев в Турцию. Он в тот же день донес об этом начальнику главного штаба ген. Карпову, через которого получил приказание Великого Князя держать это в секрете до особого распоряжения (по всей вероятности, пока русское правительство не снесется об этом с Портою). Между тем Лориса потребовали в Тифлис, а я отправился к себе домой.

24 октября 1864 года я получил письмо от Лориса с приглашением меня к нему во Владикавказ. По моем приезде Лорис рассказал мне, что Великий Князь из Константинополя получил от Полномочного Министра Игнатьева подробные сведения о моих тайных переговорах с турецким правительством относительно переселения кавказских горцев в Турцию и что Его Высочество смеясь сказал: «Мы не предупредив Министра о поездке туда ген. Кундухова сильно подшутили над ним».

Затем Лорис сказал мне:

— Его Высочество очень и очень доволен Вами, но вместе с тем сильно тревожится, опасаясь беспорядков в Чечне и вообще в крае. И в самом деле есть о чем подумать. Сохрани Бог, если что-нибудь случится подобное, то само собою разумеется, что все это падет на нас с Вами.

Тут я решился открыть Лорису вожделенное мое желание и сказал ему, что раз приняв на себя устройство этого переселения, готов делать все, что может осуществить его [29] без кровопролития. Как мне кажется для этого ничего больше не нужно делать как только стать самому со всеми родственниками во главе переселенцев.

— Бог мой! — воскликнул Борис — неужели вы готовы на это решиться?

Убедившись, что я готов пожертвовать всем своим состоянием для того, чтобы исполнить удачно желаемое переселение, он сказал:

— Да! это большая жертва с Вашей стороны. Вы, открыв долголетнею службою завидную карьеру, согласны ее потерять. Да кажется мне, что ни Великий Князь, ни Государь Император не согласятся на Ваше переселение.

— В таком случае не могу ручаться за успех, — ответил я.

— Зачем же Вы поторопились принять поручение и поехать в Константинополь, сказал он.

— Затем, что я не предвидел того, чего и теперь не понимаю: какое может встретиться препятствие к моему переселению. Согласитесь, что в этом никто ничего не теряет, а если есть здесь потери, то теряет только Муса, больше никто, — ответил я.

Считаю лишним продолжать здесь изложение нашего спора о возможности и невозможности личного моего переселения. Спор наш кончился тем, что Лорис на другой же день поехал в Тифлис к Великому князю единственно по этому делу и через четыре дня, возвратившись назад, обрадовал меня, что Его Высочество не находит большого затруднения в моем переселении, если только иначе нельзя будет устроить дела. (Было бы против моей совести остаться на Кавказе и быть действующим лицом в неминуемо предстоявшей, вследствие проекта ничем не гнушавшегося человека, гибельной для чеченцев войне.)

В конце февраля 1865 года Лорис получил приказание Великого Князя приступить к подготовке чеченцев к переселению. Вместе с этим всем начальникам областей было предписано следить за движением вверенных им народов.

Также и я получил от Лориса официальное письмо о начатии переселения. Не теряя времени пригласил я к себе в дом чеченского многоуважаемого наиба Саадуллу и почетного карабулакского старшину Алажуко Цугова с почетными людьми. Объяснив им прошлое и настоящее их положение я спросил их, что ожидает их в будущем на Кавказе.

Они в один голос ответили, что кроме нищеты и обращения в христианство ничего лучшего не предвидят. Убедив их в истине этой, я предложил им оставить со слезами Кавказ и переселиться со мной в Турцию, где правда, не найдем таких удобных земель, какими завладели у нас по праву сильного русские, но где при труде не будем иметь ни в чем недостатка и будем всегда готовы, как только представится случай, с помощью турок прогнать врага нашего с Кавказа.

Когда некоторые из них предпочитая скорее расстаться с жизнью нежели с родиной начали говорить в пользу восстания (попробовать еще раз свое счастье), то я им сделал следующий вывод:

— Мы знаем, сказал я, что на земном шаре нет нации, стоящей ниже евреев. Все народы название их употребляют вместо многозначительного ругательства. Всякий назвавший в порыве сильного гнева противника своего не только в глаза, но за несколько сот и тысяч верст жидом, чувствует, что гнев его смягчается. Но между тем было бы несправедливо отрицать, что в этой нации есть много честных, умных, образованных и благомыслящих людей. Следовательно дело в том, что эти несчастные жиды не имеют своего [30] отечества, не на что им опираться, нечем гордиться и не к чему им стремиться; вот по этой то несчастной причине лишились они даже человеческого достоинства и униженно живут и хлопочут только для живота своего под гнетом народов на земле коих они живут.

Текст воспроизведен по изданию: Мемуары ген. Муса-паши Кундухова (1837-1865) // Кавказ, № 10/34. 1936