МУСА-ПАША КУНДУХОВ

МЕМУАРЫ

Приложения к мемуарам ген. Муса-Паши Кундухова

В прошлом номере нашего журнала мы закончили печатанием весьма интересные для истории края записки ген. Кундухова.

Помимо этих воспоминаний, генерал оставил еще некоторые переписанные им документы, из которых иные не лишены также известного исторического значения.

Здесь мы печатаем письмо начальнику главного штаба кавказской армии А. П. Карцеву, видному представителю русской власти и боевому генералу, с которым Муса Кундухов был связан многолетней дружбой еще со школьной скамьи в военном училище и к которому относился с симпатией и доверием. Письмо это послано вместе с ранее составленной запиской, также нами здесь воспроизводимой, где ген. Кундухов в общих чертах излагает свои взгляды на положение горцев и ошибочные мероприятия правительства.

Печатаемые документы лишний раз освещают кипучую и честную деятельность искреннего патриота, который прежде чем решиться на окончательный разрыв с русской властью, испробовал все средства, чтобы помочь судьбе горских народов и улучшить их положение, пользуясь всеми своими связями и не упуская ни одного случая довести правду до сведения власть имущих. Не его вина, если ходатайства эти не дали в условиях российской действительности никаких результатов, благотворных для края, после чего он и покинул Россию, отказавшись от всех многолетних трудов и личных достижений своей блестящей карьеры русского генерала.

* * *

Письмо Карцеву — начальнику Главного Штаба.

(Кавказский край, как известно, находился тогда под военным управлением, и начальник главного штаба мог по своему положению в наместничестве, содействовать благоприятному разрешению возбужденных в записке вопросов. Тем не менее последствий она не имела. Ред.)

Милостивый Государь, Александр Петрович!

В последнее наше свидание, Ваше Превосходительство были так обязательны, что позволили мне изложить откровенно мои мысли о настоящем состоянии края.

Прежде всего я считаю долгом выяснить те побуждения, которые руководили мной при составлении этой записки.

Вскоре после покорения Восточного Кавказа у горцев Терской и Кубанской [25] областей родились чувства страха и опасения за свою будущность. Всеми ими овладело убеждение, что правительство имеет затаенную мысль породить между ними нищенство и тем совершенно уничтожить их народность и религию.

Следствием такого убеждения было то, что чеченцы, шатоевцы и ичкеринцы возымели намерение в 1860 году снова отложиться, и сигналом к восстанию назначили в Чечне убийство в каком-нибудь из аулов бывшего в то время начальником чеченского округа полковника Белика. В это самое время последовало и мое назначение начальником Чеченского округа, коим я управлял два с половиной года.

В период моего управления тем округом мне удалось восстановить в нем спокойствие, а также не оставить в округе ни одного абрека, к сожалению же моему я не мог успеть в главном: убедить туземцев, в том, что правительство не стремится к их уничтожению.

Произвол казаков над ними, непризнание казаками никаких прав туземцев, беспрестанные столкновения их между собою большей частью из-за земли — породили не только вражду и ненависть между ними, но при том сильно способствовали развитию у горцев убеждения в неблагонамеренности целей правительства.

Теперь, в назначении наместником Великого Князя горцы видят отеческую заботливость о них Государя и после проезда Его Высочества по Терской области они получили веру и надежду на лучшее.

Мы, обязанные правительству воспитанием и личным благосостоянием, будучи твердо убеждены, что оно желает благоустройства народного не можем и не должны оставаться равнодушными к такому важному делу.

Вот мысли и чувства, руководившие мной к составлению при сем представляемой записки.

С истинными почтением и преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга — Муса Кундухов. 25 августа 1863 г. г. Владикавказ.

Докладная записка.

Известно, что горцев, начиная от Дагестана до Абадзехского народа, считают уже покоренными правительству.

Зная близко положение горцев в настоящее время я считаю долгом для будущего их блага и для пользы правительства выяснить следующее: у всех вышеназванных народов чувство страха за свою будущность и убеждение, что правительство стремится к их совершенному уничтожению, с каждым днем увеличивается, и они, потеряв всякую надежду на великодушие начальства считают лучшим и единственным средством для своего существования — не расставаться с оружием.

В действительности такого их отношения не следует сомневаться. Мне, как начальнику, имеющему связи и родство с ними, легче знать их мысли и желания, чем кому-либо другому.

Я убежден что горцы не расстаются с этой мыслью и с оружием до тех пор, пока не увидят себя обеспеченными в [26] средствах жизни: достаточным наделом их землею.

Лучшим доказательством может служить то, что до сих пор никто из них по неопределенности своего положения не принимается за устройство прочного хозяйства, имея к тому желание и средства. Говорят: зачем нам строиться? Бог знает, что будет «завтра»? Хотя между горцами и были люди, которые утешали, говоря что напрасен такой страх, но теперь, увидев, что казакам отводится по 30 десятин на душу, а туземцам не более 2-5 дес. они перестали утешать, вполне соглашаясь, что будущность горцев действительно страшна, и что при увеличении народонаселения потомству предстоят одни лишь бедствия. Об этом жители гор горюют не менее жителей плоскости, так как последние снабжают первых хлебом и пастбищами для скотоводства.

Было бы вредно и грешно оставаться равнодушными к этому общему голосу народа и не принять решительных мер к водворению спокойствия в крае на прочных основаниях, в таких видах, чтобы туземцы видели в русских истинных покровителей, а не жестоких врагов, признающих их истребление роковой необходимостью. Тогда только горцы будут покорными и преданными правительству. Иначе же горец, не имея земли, не может иметь хозяйства и оставить хищные наклонности. Не зная другого ремесла, возможность своего существования будет видеть только в грабеже, передавая это как завет потомству.

Этот вывод я делаю из следующих очевидных истин: до водворения казачьих станиц в Кабардинском округе большая часть туземцев имела по несколько тысяч овец, несколько сот кобылиц и рогатого скота. Благоденствуя в то время, кабардинцы бедность считали пороком, приписывая ее личному нерадению, и потому каждый из них, стремясь к честному труду оставлял наездничество и воровство, имея только одну заботу расширить свое хозяйство и упрочить за собой земли, где обитал, с чем часто обращались они к высшему начальству и получали всегда только обещания.

Когда же некоторые земли отошли под поселения казачьих станиц, это подало повод некоторым из влиятельных лиц в 1846 г. пригласить Шамиля в Кабарду, но так как приглашение не было сделано с общего согласия кабардинцев то Шамиль не мог иметь там успеха.

Затем кабардинцы, потеряв земли за Малкой (отданные тоже под казачьи станицы), потеряли доверие к обещаниям начальства и надежду на сохранение остальной земли вследствие чего и возымели желание переселиться в Турцию, продавая за бесценок табуны, чем совершенно расстроили хозяйство и имущественное положение.

В Осетинском округе редкий хозяин не имел рогатого скота и овец в достаточном количестве, а именно: овец от 100 до 1500 голов, крупного рогатого скота от 20 до 100 и более голов. С поселением же казачьих станиц и по отмежевании им 32 десятины на двор, имеющий более трех душ, осетины не только [27] стали не в состоянии расширить свое хозяйство, но даже мало у кого осталось небольшое стадо овец, потому что в пастбищных и сенокосных местах оказался большой недостаток, из-за чего они поставлены в необходимость нанимать у казаков земли с платою от 25 до 100 рублей за лето.

По этим причинам и из опасения насильственного обращения в христианство больше 300 дворов осетин переселились в Турцию, и хотя многие из них возвратились обратно, но уже совершенно нищими. Почти то же самое можно сказать и о назрановцах и карабулаках, с добавлением, что молодежь считает лучшим ремеслом и единственным средством к жизни воровство и грабеж, упрекая того из них, кто ходит без оружия.

Чеченцы, после покорения края, заняв свежие земли, имея лишь самое необходимое число рогатого скота, кое как удовлетворяют своим необходимым потребностям, но улучшить и расширить хозяйство не представляется для них возможным. В Большой и Малой Чечне приходится на двор средним числом по 10 десятин, а во дворе бывает более 5 душ, и потому до того нуждаются в земле, что не проходит ни одного года во время полевых работ, чтобы не происходили между целыми аулами ссоры и драки, кончающиеся иногда убийствами за 2-3 десятины земли.

С казаками, которых чеченцы считают причиною этого стеснения в земле, они в непримиримой вражде, за что казаки платят также ненавистью. Отчего весьма часто происходят между ними убийства, несмотря на все бдительные меры, принимаемые начальством к предупреждению подобных случаев.

Что предстоит при таком недостатке земли, при естественном увеличении народонаселения у горцев и у казаков, как не общий взрыв края и позднее сознание, что все огромные жертвы, принесенные правительством для покорения горцев, напрасны и невозвратно потеряны.

Кроме того, сколько различных жертв будет предстоять для нового водворения спокойствия и какую пользу можно ожидать от нового покорения? Если же правительство, обезоружив горцев, пожелает переселить их в Россию, то сколько это переселение будет стоить, и наконец — можно ли ожидать от этого переселения настолько хорошего результата, который соответствовал бы стоимости переселения и устройству на новых местах?

По всем данным, оставляя горцев в настоящем положении, не следует верить в будущее их спокойствие, а потому нельзя не смотреть на туземцев и на правительство, как на две воевавшие стороны, стоящие еще после сражения друг против друга, из коих победившая довольствуется только своею победою, не заключив прочного и выгодного мира с побежденною, а последняя имеет столько еще сил, что может при случае возобновить ожесточенную борьбу.

Поэтому мне кажется, чтобы вывести горцев из настоящего невыгодного положения, водворить в них прочное спокойствие и сделать всех довольными и навсегда верноподданными, не предстоит лучшего способа, как снять станицы 1-го Владикавказского казачьего полка: Николаевскую и Архонскую, все [28] станицы 2-го Владикавказского казачьего полка, расположенные в Галашках на р. Ассе, и Датыкскую (Интересно сопоставить эти зоркие предвидения ген. Кундухова с выше напечатанной статьей Тамбия Елекхоти. Ред.), 1-го Сунженского полка станицу Карабулакскую, 2-го Сунженского полка станицы Жанкинскую и Умахан-Юртовскую, основанные также после покорения чеченцев, переселив жителей этих станиц в Кубанскую область взамен предположенного туда переселения из России.

Затем во всех округах, приблизительно сравнять наделом землею туземцев с казаками. Туземцы, видя в этом будущее свое благосостояние, обязаны принять на себя издержки переселения, и убедившись, что правительство одинаково печется о них, как о казаках, убедятся также в бесполезности оружия, необходимого теперь, по их мнению, для защиты от грозящей им опасности.

Не подлежит сомнению также и то, что горцы, увидев себя обеспеченными и помня все несчастья в борьбе с русскими, силу которых они хорошо поняли, никогда не захотят нарушить свое счастливое положение, и не питая более никакой вражды, совершенно предадутся устройству прочного хозяйства на более твердых основаниях. Если же ненависть останется еще в старом поколении, проявления ее не допустит множество новых людей, преданных правительству за счастливое положение своей родины. Новое поколение, живя со всеми удобствами, из прежнего воинственного и полудикого сделается мирным и полезным.

Кроме того переселение это избавит правительство от огромных издержек, какие назначены на переселение людей из России.

Эта мера не бесполезна будет и в том отношении, что правительство переселит в Кубанскую область совершенно свыкшихся с войною и климатом Владикавказских и Сунженских казаков, которые могут заменить вчетверо большую силу новых переселенцев, и по мере возможности ограничиваясь только этим переселением, правительство не впадет в такую же ошибку в распределении земли в Кубанской области между туземцами и казаками, какая оказалась в Терской области.

Если только предвидится при принесении абадзехами и шапсугами покорности наделить их землею не наравне с казаками, а только по 5 десятин на душу, то они не в состоянии будут существовать, не снискивая себе пропитания грабежом, тем более, что при естественном приращении народонаселения не более как через 20 лет из этой земли едва ли достанется на душу более трех или даже двух десятин.

Положительно можно сказать, что с упразднением вышеназванных станиц и наделом достаточного количества земли, туземцам в Терской области, прочное спокойствие совершенно водворится.

Народ, боясь вторично и безвозвратно потерять свои земли, будет преследовать беспокойных и злодеев, как врагов своего благополучия.

Если снятие вышеназванных станиц не будет признано возможным, то по крайней мере надо оставить за Малкой и за Тереком в запасе свободной земли, куда по мере нужды горцы будут переселяться. [29]

Я высказал выше мое убеждение, что горцы не расстанутся с оружием и настоящими своими мыслями, пока не увидят себя обеспеченными землею.

Убеждение это основано на том, что не найдется ни одного горца, который бы в кругу своего семейства не горевал о будущности своего потомства, предвидя для него самую жалкую картину и высказывая за это свое неудовольствие на русских.

Поэтому, теперь, если солдат или казак заедет к знакомому горцу в аул, то дети убегают или, оставаясь, смотрят на гостя со страхом. При таких отношениях можно ли ожидать когда-либо сближения горцев с русскими?

Конечно, никогда, если горец с молоком своей матери начинает уже питать вражду и ненависть, а чем дальше он живет и развивается, тем сильнее развиваются в нем и эти чувства вместе с понятиями о своем горестном положении. Потому для общей пользы необходимо устроить горцев, которые с каждым годом делаются беднее, и не предвидя в будущем ничего утешительного, не могут быть мирными верноподданными, ибо известно, что нужда и необходимость могут принудить человека к самым отчаянным предприятиям, тогда как удобства жизни, смягчая нравы, побуждают его к сохранению существующего.

Кончая записку свою, считаю долгом упомянуть здесь, что не изложить всего, что знаю о настоящем положении горцев, я признавал проступком против долга совести и чести.

Состоящий по кавалерии при Кавказской армии

Генерал майор Кундухов.

1863 года 25 марта,

г. Владикавказ.

Текст воспроизведен по изданию: Приложения к мемуарам ген. Муса-Паши Кундухова // Кавказ, № 8/44. 1937