КОЦЕБУ М. Е.

ОПИСАНИЕ ВТОРЖЕНИЯ ПЕРСИЯН В ГРУЗИЮ

В 1826 ГОДУ

Глава V.

Вторжение Аббас-Мирзы в Карабагскую провинцию. Занятие войсками нашими крепости Шуши. Несчастная участь трех рот 42-го Егерского полка, находившегося в с. Герюсах. Осада крепости Шуши. Рассеяние скопищ близ реки Тары взбунтовавшихся шамшадильских и казахских татар, под предводительством грузинского царевича Александра. Сражение под Шамхором. Сражение под Елизаветполем и совершенное изгнание неприятеля из Карабагской провинции. Диверсия генерала Ермолова в речку Гассан-су. Прибытие из России 20-й пехотной и 2-й уланской дивизий и экспедиция, предпринятая в Чарские владения. Экспедиция за Аракс в персидскую провинцию Карадаг. Замечания.

18-го июля главные силы персиян в 60000 человек при 30-ти орудиях вторглись в Карабагскую провинцию, и в то же время бывший хан ширванский Мустафа вторгся в Ширванскую провинцию, а в Нухинскую послан был родственник покойного шекинского хана, Селим-хан, с фирманом от Аббас-Мирзы, утверждавшим его владетелем. Нухинские жители приняли и признали его без со противления, принудили коменданта и роту 42-го Егерского полка, находившуюся в Нухе, 27-го июля оставить провинцию и отступить к Тифлису, но к общему возмущению склонить себя никогда не дозволили. В сие время подробное размещение войск, в Карабаге расположенных, было следующее:

1) В с. Чинахчи и окрестностях стояло пять рот 42-го Егерского полка, 4 орудия 22-й артиллерийской бригады резервной батарейной № 5-й роты и 256 донских казаков полковника Молчанова полка.

2) В крепости Шуше — одна рота 42-го Егерского полка.

3) В с. Герюсах и окрестностях — 3 роты 12-го [132] Егерского полка, 2 орудия 22-й артиллерийской бригады резервной батарейной № 5-й роты и 93 донских казаков полковника Молчанова полка.

4) Штаб донского казачьего полковника Молчанова полка на урочище Палаты, из коего несколько извещательных постов содержались на реке Араксе к стороне с. Герюсы и в замке Ах-оглан.

Неприятель со всеми главными силами следовал от Тавриза через Карадагскую провинцию, город Агар и с. Маганак и переправился через Аракс у Худоферинского моста; значительная же часть конницы, под предводительство м Эмир-хана сардара, следовала по дороге через с. Парнаут, близ границы лежащее. Вся сила персиян состояла из 26-ти батальонов пехоты, 30-ти орудий и 24000 конницы. Командующий Карабагскою провинциею генерал-майор князь Мадатов во время вторжения неприятеля находился на кавказских минеральных водах и за отсутствием его командовал оною и всеми войсками командир 42-го Егерского полка полковник Реут, провинциею же управлял майор Чиляев.

Полковник Реут в начале июня месяца уже был уведомлен посредством лазутчиков и донесения майора Чиляева, что за границею предпринимаются необыкновенные вооружения и делаются большие запасы хлеба, а в самом Карабаге замечено было ослабевающее повиновение татар и частые тайные сношения между находившимся в бегах карабагским ханом и оставшимися приверженными к нему беками. Полковник Реут, донося о сем высшему начальству рапортами от 17, 26 и 28 июня и таковыми же от 2, 3, 6, 8, 10, 14, 16, 18 и 19 июля, предпринимал между тем все зависящие от власти ему данной меры осторожности, а также делал об оных свои донесения, испрашивая притом, как ему поступать в случае разрыва с Персиею. Вследствие сего полковнику Реуту предписано было построить в с. Чинахчи [133] временное укрепление, но предписание сие он получил 17-го июля только днем ранее перехода неприятеля через Аракс, почему выполнить оное уже не мог.

Полковник Реут, предвидя опасность, коей в случае разрыва необходимо подвергался батальон вверенного ему полка, в с. Герюсах расположенный, предписывал командиру оного, подполковнику Назимки 17-го июня, 2-го, 15-го и 16-го июля, дабы он брал все меры осторожности и при первом известии о приближении сил неприятельских к границе, сколь возможно поспешнее следовал в с. Чинахчи, отстоящее от с. Герюсы на 120 верст. При получении же известия о вторжении неприятеля, полковник Реут предписаниями к подполковнику Назимки от 18 го и 19-го июля, посланные с нарочным офицером, приказывал ему следовать с батальоном прямо в кр. Шушу, буде еще не находится в следовании к сел. Чинахчи или по направлению сему увидит сообщение уже прерванным.

По донесению подполковника Назимки от 18-го июля значительная часть персидской конницы, под предводительством Эмир-хана сардара заняла пограничное наше селение Парнаут, а 19-го числа командир донского казачьего полка полковник Молчанов доносил полковнику Реуту, что персияне с большими силами пехоты, кавалерии и артиллерии перешли границы наши близ Худоферинского моста и захватили несколько казачьих разъездов. Достоверные сведения сии о появлении персиян в столь значительных силах не подвергали уже разрыв с оными никакому сомнению. Вследствие сего полковник Реут, находя с. Чинахчи, как по окружающему местоположению, так и по обширности места, занятого полковыми строениями, вовсе неудобным к строению укрепления, ниже в приведение в какое-либо надежное оборонительное состояние, а сверх сего совершенно нуждаясь в провианте, к заготовлению коего по случаю возмущения жителей [134] и способы не предвиделись — решился со всеми находящимися в распоряжении его войсками занять кр. Шушу, представляющую уже по одному местоположению надежную оборону и обещавшую, как единственный город в провинции, всякого рода пособия.

На предмет сей полковник Реут 19-го июля командировал две роты для усиления гарнизона в кр. Шушу, а с остальными 3-мя ротами расположился в с. Чинахчи, доколе не перевезутся в Шушу все полковые тяжести. Но сего же числа, получив рапорт майора Чиляева, доносившего по верным дошедшим к нему сведениям, что в ночь того же числа персидская кавалерия и часть пехоты прибудут прямою дорогою к кр. Шуше, на место, называемое Топ-хана, дабы отрезать полковнику Реуту сообщение с сею крепостью, и сверх сего известясь, что недоброжелательные мусульмане намерены сделать нападение на роты, в кр. Шуше расположенный — полковник Реут решился пожертвовать всеми полковыми тяжестями и немедленно перейти в Шушу (от Чинахчи в 12 верстах) со всеми остальными войсками, куда и прибыл 20-го числа поутру. При 3-х ротах, выступивших из с. Чинахчи, находились 4 орудия и 256 казаков; войска сии с собою взять могли только заручную амуницию, порох и свинец. По прибытии в Шушу, полковник Реут тотчас удостоверился в недоброжелательстве к нам карабагских татар, ибо в ту же ночь близ крепости убиты ими несколько армян, а на другой день на мельницах, у самой Шуши находящихся, убили двух рядовых.

Хотя вторжение персиян учинено было без объявления войны, с быстротою в движениях и без всяких решительных предварительных мер со стороны высшего начальства, но потеря, могшая произойти собственно от причин сих была бы самая ничтожная со стороны нашей, если бы [135] подполковник Назимка, как мы ниже увидим, действовал согласно с обстоятельствами. Так, казаки, разбросанные по постам к стороне Аракса, почти все успели соединиться и прибыть в с. Чинахчи, а которым ближе было, в с. Герюсы; равно и пехота из близлежащих селений успела присоединиться к штаб-квартирам, в Чинахчи и Герюсах расположенных. 2 роты 42-го Егерского полка, в Ширванской провинции находившиеся, также следовали уже в Чинахчи, но принуждены были возвратиться с берегов Куры, известясь о прибытии всей армии Аббас-Мирзы к крепости Шуше.

22-го числа полковник Реут получил известие, что три роты, находившиеся в с. Герюсах, совершенно истреблены во время следования оных по прямой дороге в кр. Шушу. Командующий ротами сими подполковник Назимка, замедлив выступлением из Герюсы до 20-го числа, был уже отрезан от единственной большой дороги, ведущей в с. Чинахчи. 20-го числа на ночь подполковник Назимка решился, наконец, выступить из с. Герюсы с находившимися при ротах его двумя орудиями, всеми тяжестями и артельными повозками, по дороге слишком известной, как совершенно непроходимой с тяжестями. В продолжение всей ночи приходилось всех людей употребить на работу, дабы поднять орудия и тяжести на первую гору, в 3-х верстах только от Герюсы находящуюся; с рассветом все тяжести находились на вершине горы, но люди были очень уставшие.

Несмотря на чрезвычайный жар и усталость людей, отряд следовал в продолжение всего дня по довольно трудной и почти безводной дороге до крутого и каменистого спуска к реке Ахкоре (Ахкара-чай), за которою дальнейшее следование с тяжестями становилось уже невозможным. От с. Герюсы до реки Ахкоры считают 25 верст. На 12-й версте от Герюсы отряд подполковника Назимки был уже окружен [136] бунтовщиками карабагскими, под предводительством капитана Гаджи-Агалар-бека, а вскоре за сим присоединилась к оным персидская кавалерия, привезшая с собою и пехоту. До реки Ахкоры оставалось еще 13 верст и в продолжение всего времени следования по сему пространству отряд беспрерывно был атакован со всех сторон всечасно возрастающим числом неприятеля, но храбрые воины наши, не взирая на палящий зной солнечный, на недостаток воды и отвлечение от строя значительной части солдат, принужденных помогать повозкам и артиллерии, всюду отражали неприятеля. Отряд, пришед к крутому спуску р. Ахкоры, увидел себя от оной уже отрезанным, прибывшим туда по другой дороге батальоном сарбазов. Большая часть солдат, утомленных до крайности и мучившихся жаждою, оставили ряды и в беспорядке бросились к воде; неприятель воспользовался сим смятением, быстро напал со всех сторон на обозы, равно как и на неосторожных бросившихся для утоления жажды, и весь отряд захвачена был в плен.

По списочному состоянию в отряде сем находилось: 42-го Егерского полка штаб-офицеров два, обер-офицеров 16 и нижних чинов 874 человека; два легких орудия и 20 человек артиллеристов резервной батарейной № 5-й роты 22-й артиллерийской бригады и донского полковника Молчанова полка — обер-офицеров три и казаков 94. Из числа обер-офицеров 42-го Егерского полка двое успели скрыться у армян и впоследствии явились в Шушу.

В кр. Шуше находилось до 3-х тысяч жителей мужского пола, в числе коих значительная часть армян. Полковник Реут нашел оборону крепости в самом дурном положении. С двух сторон стены были во многих местах совершенно разрушены, готовых орудий к действию вовсе не имелось, а нашлись две старые азиатские пушки большого калибра и одна меньшего, валявшиеся без употребления, без [137] лафетов, снарядов и забитых каменьями. Запасного артиллерийского парка не имелось, также и в магазине провианта вовсе не оказалось. Оборона столь обширной крепости, имеющей три версты в окружности, значительные бреши, большую часть жителей мусульман, готовых к возмущению, совершенный недостаток в провианте и в снарядах и осажденной всею персидскою армиею при 30-ти орудиях — конечно требовала принятия поспешных, благоразумных и действительных мер и отчаянную храбрость, свойственную впрочем духу русских воинов.

Полковник Реут тотчас приступил к исполнению следующих распоряжений. Мусульман всех обезоружили, а находившихся в сильном подозрении и недоброжелательстве к российскому правительству и выславших сыновей своих навстречу к Аббас-Мирзе, взяли под стражу. Армян всех вооружили и причислили к войскам; всякое отделение войск имело свое назначенное место у стен, в коих бреши починялись днем и ночью, не взирая на выстрелы неприятельские. Всему гарнизону производилась только половинная дача провианта, отбирая таковой у всех жителей и складывая оный в общий магазин. Доколе возможно было в крепости пропитать скотину, половинная дача хлеба заменялась фунтом мяса, а как собираемый хлеб был в зерне, то надлежало удержать за собою единственные мельницы в городе, находившиеся у самой подошвы горы под выстрелами неприятеля. Тропинка, ведущая к мельницам сим по крутому спуску скалы, находилась также под ружейными выстрелами неприятеля; надлежало туда смену посылать по ночам, дабы избегать чувствительной потери людей, а в самых мельницах сражаться дневно.

Найденные три азиатские пушки были очищены, поставлены на лафеты и снабжены снарядами; из оных действовали старыми ядрами, хотя и не соответствовавшими калибру, и [138] ядрами неприятельскими, поднятыми в самой крепости, а за неимением ни тех, ни других, иногда стреляли каменьями.

25-го июля вся персидская армия прибыла к кр. Шуше, расположилась лагерем на месте, называемом Гавахом, и того же числа обложила крепость со всех сторон; с сего дня прекратились сношения полковника Реута с Тифлисом.

26-го числа полковник Реут получил письмо от Аббас-Мирзы, в коем он, объявляя о разрыве с Россиею, требовал сдачи крепости. Полковник Реут отвечал, что он от начальства никакого сведения о разрыве с Персиею не имеет, во всяком случае ни в какие переговоры вступать не может, а будет исполнять долг свой, сколько обязанность и честь того требуют. Того же числа отбито было неприятелем множество полкового и обывательского скота, пасшегося за крепостью, по неимению в оной ни сухого, ни подножного корма.

27-го числа полковник Реут получил через одного елизаветпольского армянина, прокравшегося ночью через всю персидскую армию, повеление г. корпусного командира от 21-го июля, дабы, оставив Карабаг, следовать со всеми войсками к Елизаветполю; невозможность исполнить повеление сие очевидна.

28-го и 29-го июля деланы были близ крепости фуражировки, коим неприятель весьма слабо препятствовал. В течение сих двух дней выслана была Аббас-Мирзою конница, под командою Эмир-заде, дабы по елизаветпольской дороге занять лагерь между Ханским садом и развалинами кр, Аскарани.

30-го числа по утру 3 батальона сарбазов, несколько конницы и пеших карабагцев, появясь с северной стороны крепости, напали было на наших фуражиров, отправленных под командою 42-го Егерского полка капитана Зенича и пасших близ крепости скот под прикрытием егерей. Неприятель был отражен прикрытием и высланными к оному подкреплением под командою майора Клюке, а сверх сего и удачным действием нашей артиллерии с крепостной стены, управляемой [139] подпоручиком Абуховым. Между тем две колонны неприятельской пехоты и большие толпы карабагцев, следовавшие с восточной стороны крепости, под прикрытием поставленной персиянами в то же время батареи на юго-восточной стороне, были рассеяны удачным действием из найденных в крепости двух больших пушек. В 11 часов неприятель отступил за противолежащую с северной стороны крепости гору, и тем прекратилась перестрелка. Потеря с нашей стороны при фуражировке состояла из 4-х убитых, 14-ти без вести пропавших и 12-ти раненых нижних чинов. Сего же числа ночью неприятель устроил близ первой другую батарею с юго-восточной стороны на горе Топ-хана, находящуюся за ущельем, именуемым Казна-дара.

31-го числа неприятель в продолжении всего дня производил канонаду с упомянутых двух батарей; от пагубных действий орудий с высот сих, демонирующих совершенно крепость, одно спасение находили близ стен крепостных. 1-го августа неприятель покушался отвести мельницы, находящиеся в ущелье Казна-дара, но бывшею там командою егерей, армянами и высланным подкреплением отражен был с уроном.

Перед вечером прибыл в крепость 42-го Егерского полка капитан Мадатов, взятый в плен при разбитии отряда подполковника Назимки и отпущенный Аббас-Мирзою по болезни. Он доставил полковнику Реуту, данные ему от Аббас-Мирзы, перехваченные повеления генерала Ермолова от 22-го июля — одно на имя командующего в Дагестане генерал-майора фон-Краббе, о сделанном предписании командующему в крепости Ленкорани майору Ильинскому, дабы он, оставя крепость сию и Талышинское ханство, переправился со всеми войсками на остров Сару, а другое от 21-го июля — дубликатом на имя полковника Реута, об оставлении на время Карабагской провинции. О повелениях сих поручено было капитану Мадатову разгласить жителям, в крепости бывшим. [140]

Сего же числа полковник Реут получил второе письмо от Аббас-Мирзы, с предложением о сдаче крепости и чтобы он, на основании предписания корпусного командира, выступил из Карабагской провинции. Полковник Реут, хотя не предполагал оставить крепость, но имея в виду предписание корпусного командира и не зная обстоятельств, по коим ему должно было оставить на время Карабаг, к тому не нашедши в Шуше вовсе запасов хлеба и не надеясь собрать достаточного количества от городских жителей, по случаю неуборки оного с полей — признал за лучшее для проволочки времени и в надежде на какую-либо благоприятствующую перемену обстоятельств вступить в переговоры с Аббас-Мирзою. Вследствие сего полковник Реут 2-го числа отвечал и просил Аббас-Мирзу прислать к нему своего чиновника, а 3-го числа прибывшему к нему Бежан-хану объявил, что волю начальства исполнить он обязан, но как ими занята уже вся провинция, то крепость оставить ему невозможно иначе, как по получении о том подтвержденного приказания, поручив притом сказать Аббас-Мирзе, дабы он для испрошения ему на то разрешения начальства, позволил бы отправить чиновника в Тифлис. Просьба сия подтверждена была и письмом к Аббас-Мирзе.

4-го числа майор Клюке послан был к Аббас-Мирзе с тем же предложением, но, возвратясь, объявил полковнику Реуту, что Аббас-Мирза на отправление чиновника в Тифлис не соглашается и приказал сказать, что полковник Реут, как подчиненный, обязан беспрекословно исполнить приказание начальства, имеющего конечно свои причины на оставление Карабага; что из всех провинций по таковому же распоряжению русские войска ушли и в виду ожидаемой войны с турками и всеобщего возмущения в Грузии никакого сикурса ему ожидать не следует; что персияне мир заключат не иначе, как на р. Тереке, куда ныне все русские войска уже [141] отступают, и в уважение всех вышеизложенных причин он уверен, что полковник Реут не замедлит сдать ему крепость.

5-го и 6-го сентября производилась из батарей неприятельских по крепости канонада.

7-го и 8-го числа Аббас-Мирза продолжал с полковником Реутом переговоры через бывшего владетеля Карабага, Мехти-Кули-хана; часть войска перешла из лагеря Аббас-Мирзы за гору, близ крепости с северной стороны находящуюся, и называемую Дав-Толаб, а в продолжение ночи устроена на сей горе батарея из 4-х орудий, которая впоследствии была усилена двумя мортирами.

9-го числа с батареи сей открыли огонь по крепости, и прислан был чиновник от Аббас-Мирзы с словесным подтверждением прежних его требований и письмом о том же от Мехти-Кули-хана, кои оставлены были по прежнему без удовлетворения.

10-го числа неприятель производил канонаду по крепости из трех батарей.

11-го числа Аббас-Мирза прислал чиновника с объявлением, что он, наконец, соглашается на предложения полковника Реута, об отправлении в Тифлис чиновника, посредством коего он мог бы получить разрешение от начальства на дальнейшее действие вверенных команде его войск. Вследствие сего для подробного объявления всех обстоятельств отправлен был в Тифлис майор Клюке. Но так как Аббас-Мирза, в удостоверение исполнения полковником Реутом воли начальства, которая доставлена будет майором Клюке и в том, что он в течение того времени против него никаких действий предпринимать не будет, что и со стороны Аббас-Мирзы соблюдаться должно, — требовал залога, то и были для сего отправлены к нему исправляющий должность карабагского коменданта майор Чиляев и 42-го Егерского полка капитан Шевелев, с тем условием, что чиновники сии тотчас [142] должны быть возвращены, по получении какого бы содержания не было повеление начальства. Условие сие было утверждено бумагою за печатью Аббас-Мирзы. В замен же отправленных к Аббас-Мирзе двух русских чиновников, полковник Реут хотя и требовал двух ханов персидских, но Аббас-Мирза на сие не соглашался, а полковник Реут слабо на том настаивал, потому более, дабы не иметь в крепости людей, присутствие коих могло бы иметь влияние на жителей, приходивших и без того в уныние.

Пользуясь временем перемирия, которое с 11-го числа заключено было на 10 дней, в крепости тщательно занимались перемолом хлеба, который по причине беспрерывных выстрелов неприятельских, наведенных на мельницы и на тропинку к оным ведущую, ежедневно становился затруднительнее; починкою крепостных стен, в коих оказывались небольшие бреши; деланием снарядов, пользуясь ядрами и не лопнувшими бомбами и гранатами, неприятелем в крепость пущенными, а также делали патроны для жителей.

12-го числа Аббас-Мирза с большею частью войск перешел за гору Дав-Толаб и расположил оные лагерем в трех местах — против деревень Киркиджан и Хан-кенды, а Юсуф-хана с частью войск оставил за горою Топ-хана, кои впоследствии времени расположились на самой горе лагерем, укрепив оный со всех сторон двойным плетнем и земляной насыпью.

21-го августа кончился срок перемирия, и полковник Реут, не получив никакого ответа от корпусного командира, требовал письмом от Аббас-Мирзы присылки майора Чиляева и капитана Шевелева; но вместо ответа Аббас-Мирза поручил майору Чиляеву уведомить полковника Реута, чтобы он по случаю истечения срока перемирия, оставил крепость со всем гарнизоном и следовал к Тифлису; к беспрепятственному же проходу на пути ему сделаны будут все [143] зависящие от Аббас-Мирзы пособия. На таковое странное предложение Аббас-Мирзы полковник Реут отвечал письмом от 22 числа, что буде майор Клюке благополучно доехал до Тифлиса, то в непродолжительном времени должно ожидать ответа начальства, а потому на основании условий перемирия он вторично требует возвращения майора Чиляева и капитана Шевелева. На сие Аббас-Мирза приказал отвечать через майора Чиляева, что он, потеряв доверенность к полковнику Реуту, переписку вести с ним более не намерен, но поручает уведомить, что он возвратит майора Чиляева и капитана Шевелева, лишь с тем условием, чтобы полковник Реут выпустил из крепости арестованных беков, на что полковник Реут отвечал через коменданта, что он более находит себя в праве быть недоверчивым и до возвращения майора Клюке из Тифлиса ни в какие переговоры с Аббас-Мирзою вступать более не намерен, а еще менее того освободить изменивших нам беков.

23-го числа прислан был к полковнику Реуту переводчик Аббас-Мирзы, армянин Сергей Александров, с письмом от майора Чиляева, в коем по предложению Аббас-Мирзы он просит переговорить с полковником Реутом со стены крепостной; майор Чиляев возобновлял требование о выпуске арестованных беков или оставлении крепости. Полковник Реут поручил сказать Аббас-Мирзе, чтобы он о предметах сих навсегда прекратил с ним всякие переговоры, ибо останутся без ответа. Вскоре за сим неприятель открыл сильную канонаду со всех батарей.

25-го числа вновь прислан был чиновник от Аббас-Мирзы с требованием выдачи арестованных беков за майора Чиляева и капитана Шевелева. Полковник Реут, сделав прежний отказ, присовокупил, что содержание беков под арестом не имеет никакого отношения с задержанными Аббас-Мирзою русскими чиновниками, кои непременно [144] должны быть возвращены, буде Аббас-Мирза намерен сдержать письменно данное им честное слово.

26-го числа ночью устроена вновь батарея из 3-х орудий с северной стороны крепости на покатости горы Дав-Толаб, в весьма близком расстоянии от крепостной стены, чему по недостатку артиллерии и снарядов препятствовать было невозможно.

27-го числа неприятель, усилив канонаду со всех батарей, сделал брешь в крепостной стене, с северной стороны оной, но она в то же время была заставлена турами, а ночью закладена.

28-го числа вблизи крепости проходили в лагерь Аббас-Мирзы вновь прибывшие войска в значительном количестве, под начальством Аллаяр-хана. Майор Чиляев по воле первого опять просил иметь свидание с полковником Реутом, но ему было отказано. Сего числа ночью неприятелем была устроена третья батарея с северной стороны крепости и ближе к стене, чем вторая, но орудия поставлены на оную не были, а действовали одним ружейным огнем.

29-го августа производилась сильная канонада из всех батарей.

30-го числа несколько батальонов пехоты, часть конницы и 6 орудий посланы были в обе стороны ущелья Казна-дара, в коем находились наши мельницы и семейства армянские из нескольких деревень. Движение сие было остановлено полуротою егерей, высланною из крепости в одну сторону ущелья, под командою капитана Мадатова, а с другой стороны командою егерей с прапорщиком Хвостниковым и армянами, в ущелье бывшими. Сего числа прислан был к полковнику Реуту с письмом от майора Чиляева капитан Шевелев, имевший сверх сего словесное поручение о прежних предложениях Аббас-Мирзы, а на сей раз с письменным поручительством, утвержденным присягою нескольких [145] сыновей шахских, почетных людей и духовенства, в том, что на пути до Тифлиса оказаны будут гарнизону всевозможные пособия. Полковник Реут, отвергнув предложение, возвратил и означенное поручительство.

31-го августа и 1-го сентября неприятель продолжал канонаду со всех батарей.

2-го сентября капитан Шевелев вторично прислан был к полковнику Реуту с письмом от майора Чиляева, возобновлявшим объявленные выше требования Аббас-Мирзы, но они также были отвергнуты, как и первые, с присовокуплением просьбы — навсегда оставить подобные предложения, которые без воля начальства никогда удовлетвориться не могут, и что каждый из находящихся в крепости русских воинов готов умереть со славою под развалинами оной.

3-го и 4-го числа неприятель продолжал канонаду со всех батарей, а ночью на 5-е число осада была снята, и вся персидская армия выступила из занимаемого ею лагеря и потянулась по большой дороге к Елизаветполю. По снятии осады открылось, что неприятель вел два подкопа к стенам крепости с северной стороны оной, из коих один по неудобству грунта земли был брошен, а другой по случаю отступления остался неоконченным на весьма малое расстояние.

Потери неприятеля во время осады крепости определить невозможно, но полагать должно, что они были гораздо значительнее нашей. При всех канонадах и перестрелках у нас убито нижних чипов 9 и без вести пропало 16; раненых обер-офицеров 2 и нижних чинов 18.

Надлежит отдать полную справедливость похвальному поведению и верности всех армян, находившихся во время осады в кр. Шуше. Они, не взирая на разные соблазны и получения со стороны Аббас-Мирзы через неблагонамеренных к нам людей, быв часто вооружены заручными солдатскими ружьями, — храбро и единодушно с солдатами [146] защищали крепость и сверх сего охотно уделяли свой хлеб и скот для продовольствия гарнизона, претерпевая сами крайний недостаток и питаясь разными кореньями и овощами. Мы увидим впоследствии, что причиною столь внезапного снятия осады крепости Шуши было известие, полученное Аббас-Мирзою о поражении 3-го сентября персидского отряда под Шамхором и взятии гор. Елизаветполя. От кр. Шуши персидская армия следовала восемь дней с малыми переходами до окрестностей гор. Елизаветполя, долженствовавших соделаться для нее столь гибельными.

Между тем, как храбрые воины наши в кр. Шуше задерживали всю персидскую армию в столь полезном для нас 40-дневном бездействии, генерал Ермолов принимал в Тифлисе действительнейшие меры к должному наказанию дерзости персиян. Войска получили свои назначения и приучались к построениям в две шеренги, доставляющим фронту достаточную плотность против персидских войск; учреждались подвижные магазины, а постоянные по возможности наполнялись; в арсенале заготовлялись миллионы патронов, негодные лафеты и патронные ящики заменялись новыми, полевые обозы приводились в лучшее состояние, а горные орудия со всеми снарядами приноравливались к удобной накладке на вьюки для поспешного движения в местах гористых.

К народу грузинскому сделано было воззвание и к чести оного отнести должно готовность, с которою он делал всякого рода пожертвования. Ратники представлялись в гораздо большем количестве, как оных требовалось, и многие между ними в столь преклонных летах, что генерал Ермолов, поблагодарив их за усердие, с коим они готовились пролить кровь за царя и отечество, должен был упрашивать стариков поседелых возвратиться к своим семействам. Часть милиции сей мы видели уже отличившеюся при действиях правого фланга, другая часть находилась уже в исходе [147] июля месяца при отряде войск на большой елизаветпольской дороге, при р. Гассан-су расположенном.

В половине августа месяца г. корпусный командир усилил отряд войск, на реке Гассан-су расположенный, и командование над оным поручил генерал-майору князю Мадатову. Главная цель отряда сего состояла в том, дабы ограничиваться действиями оборонительными: прикрывать гор. Тифлис по дороге, из Елизаветполя ведущей, наблюдая притом Делижанское ущелье, и удерживать жителей татарских дистанций от явных возмущений и значительных скопищ. Сам же г. корпусной командир ожидал прибытия из России сводного гвардейского полка и намерен был в конце августа месяца присоединить к отряду, на р. Гассан-су расположенному, все остальные еще войска, к действию назначенные, и лично принять командование над оными.

Небольшой отряд персидских войск, под начальством Эмир-хана сардаря, со времени покидания нами Елизаветполя, постоянно занимал лагерь на р. Шамхоре, близ селения того же имени, на три перехода от р. Гассан-су отстоящего. Недоброжелательные из жителей ІІІамшадильской и Казахской дистанций, подстрекаемые персиянами и лично возмущаемые находившимся в бегах со времени открытия российского правительства в Грузии Александром царевичем, и вероятно надеясь на помощь со стороны отряда при Шамхоре расположенного — собрались в числе нескольких тысяч конных между реками Таузом и Дзегамом, избрав себе предводителем упомянутого царевича. Генерал-майор князь Мадатов, узнав о сем скопище, выступил с частью отряда ночью и на рассвете напал врасплох на бунтовщиков, искавших спасения бегством. При сем случае между прочими татарами захвачены были два бека, имевшие офицерские чины, коих и предали военному суду; бунтовщики все разбежались и больших скопищ более не имели. Александр царевич [148] бежал к чарским лезгинам, с коими после участвовал в хищничествах, в Казахе им произведенных.

Между тем корпусный командир, находя время уже удобное к предприятию решительных наступательных действий, предписал генерал-майору князю Мадатову выгнать персиян из Елизаветполя и там ожидать дальнейших повелений или прибытия его самого к отряду. Вследствие сего генерал-майор князь Мадатов, для обеспечения главной операционной линии от вторжения со стороны Делижанского ущелья, расположил на р. Акстафе один батальон Херсонского гренадерского и две роты Ширванского пехотного полков и Нижегородский драгунский полк, прибывший за несколько перед сим к отряду из Царских-Колодцев прямою дорогою через степь Караяз, переправившись через Куру в брод близ селения Салоглы; 2 орудия батарейной № 1-й роты и 2 орудия легкой № 2-й роты Кавказской гренадерской бригады и 100 казаков. Сам же генерал Мадатов выступил 1-го сентября с одним батальоном Херсонского гренадерского полка, тремя ротами 11-го Егерского полка, 10-ю орудиями батарейной № 1-й роты и 2 орудиями легкой 2-й роты Кавказской гренадерской бригады, казачьими полками генерал-майора Иловайского и полковника Костина и 500 конной милиции, с коими следовал по дороге к Елизаветполю.

3-го сентября отряд генерала князя Мадатова прибыл к с. Шамхор. Персидские войска, под командою Эмир-хана сардаря, занимали позицию на правом берегу р. Шамхора на большой дороге, в Елизаветполь ведущей. Отряд сей состоял из двух батальонов пехоты, четырех орудий, множества фальконетов на верблюдах и 3000 конницы. Позиция была выгодна для нас, ибо левый берег реки командует правым. Неприятель открыл огонь из всех орудий и фальконетов во время занятия позиции войсками нашими. 10 батарейных орудий поставлены были в линию против четырех [149] неприятельских, а пехота наша, оставив достаточное прикрытие у батарей, взявшая ружья на перевес, следовала колоннами с обоих флангов прямо на позицию неприятельскую, между тем как казаки и милиция принимали вправо и угрожали обойти левый фланг персиян.

В сие время батарея наша открыла сильный огонь, менее четверть часа продолжавшийся, ибо неприятельские орудия тотчас приведены были к молчанию, а колонны наши находились уже близко в неприятельской позиции. Громогласное «ура», раздавшееся по всей нашей линии, мгновенно обратило неприятеля в совершенное бегство, прежде еще, чем колонны успели взять на штыки. Кавалерия персидская первая ускакала и в самое короткое время скрылась из вида, наша же кавалерия по причине малочисленности оной и свойству лошадей, далеко в прыткости уступающих персидским, не могла преследовать. Пехота персидская совершенно разбежалась и в разных направлениях искала спасения бегством, но кавалерия наша отрезала оной путь к отступлению; более 500 человек легло на месте, в числе коих и сам Эмир-хан сардарь, показавший в сем деле отличную храбрость и употребивший все старание удержать бегущих. 75 человек взяты в плен, отбито одно орудие и 6 фальконетов. С нашей стороны — убитых и раненых 7 человек.

Бегущие войска шамхорского отряда до того были напуганы и опасались преследования, что не отваживались даже пройти через г. Елизаветполь, отстоящий от Шамхора в 28-ми верстах. Батальон пехоты, расположенный в Елизаветполе под командою Назар-Али-хана, равномерно увлечен был сим паническим страхом и бежал из крепости вслед за ретирующимися, за что несчастный хан сей претерпел постыднейшее в Персии наказание: ему выбрили бороду и возили на осле по всему лагерю Аббас-Мирзы. Всеобщий страх сей был совершенно напрасен, ибо генерал [150] князь Мадатов не прежде как на другой день вечером прибыл в Елизаветполь, где армяне встретили избавителя своего с живейшею радостью. Отряд сей расположился за городом по дороге в Карабаг ведущей, имея в тылу форштадт армянский.

Назар-Али-хан находился в Елизаветполе только в качестве командующего войсками и крепостью, но краем управлял присланный от Аббас-Мирзы сын покойного Джеват-хана елизаветпольского, Угурли-хан, который в продолжение 40-дневного управления своего старался только всеми мерами обогащаться.

Армяне елизаветпольские, населяющие весь форштадт, расположенный на правом берегу реки Ганжинки, во все время пребывания персиян оказывали большое благоразумие и решительность. Они хорошо укрепили свой форштадт и на всех выходах содержали караулы, хану же объявили, что готовы делать всевозможные пожертвования посредством назначенных им для сего старшин, но что для всякого персидского солдата вход в форштадт воспрещен, ибо они не в состоянии ручаться за беспорядки, которые от посещения их произойти могут. Всех несчастных колонистов Еленендорфской колонии армяне приняли к себе по домам и разделяли с ними все, чем Бог послал.

За, несколько дней пред приходом русских, Назар-Али-хан хотел хитростью завлечь армян с семействами их и имуществом в крепость. Он объявил, дабы все жители для безопасности сложили пожитки свои в крепости, ибо он намерен оную защищать до последней крайности и сжечь все городские строения на большое расстояние от крепости. Татары вдались в обман и жестоко были наказаны за их легковерие, ибо сарбазы перед выходом из крепости разграбили имущество и женщин посрамили. Армяне же под разными предлогами отклоняли переселение в крепость и твердо были намерены в случае крайности защищаться до последнего. [151]

30-го августа генерал-адъютант Паскевич прибыл в Тифлис и по Высочайшему повелению назначен был командиром Кавказского отдельного корпуса, под главным начальством генерала Ермолова.

5-го сентября генерал-адъютант Паскевич отправился из Тифлиса для командования отрядом генерал-майора князя Мадатова. Дабы усилить отряд сей, долженствовавший отныне быть главным действующим, с генерал-адъютантом Паскевичем отправлены были еще следующие войска: 6 рот 7-го Карабинерного и одна рота 41-го Егерского полков, 4 орудия батарейной роты № 1-й и 4 орудия легкой № 2-й роты Кавказской гренадерской бригады. Во время следования от Тифлиса до Елизаветполя, куда генерал-адъютант Паскевич прибыл 10-го числа, он присоединил к себе все войска, оставленные генералом Мадатовым: на реке Гассан-су две роты Ширванского пехотного полка, на реке Акстафе один батальон Херсонского гренадерского и 2 роты Ширванского пехотного полков, Нижегородский драгунский полк, 4 орудия и 100 казаков. Вследствие сего все войска, соединившиеся 10-го числа под Елизаветполем, были следующие:

1) 2 батальона Херсонского гренадерского полка 2270 чел.

2) 6 рот Грузинского гренадерского полка 1580 чел.

3) 6 рот 7-го Карабинерного полка 1780 чел.

4) 1 батальон 41-го Егерского полка 1094 чел.

5) 1 батальон Ширванского пехотного полка 1275 чел.

6) Нижегородский драгунский полк 800 чел.

7) 12 орудий батарейн. № 1 роты Кавказк. гр. бриг. 508 чел.

8) 4 легких ор. резер. батар. № 5 роты 22 арт. бр. 100 чел.

9) 8 орудий легкой № 2-й роты Кав. грен. бр. 130 чел.

10) Донские казачьи полки генерала Иловайского

и полковника Костина 1020 чел.

11) Грузинской милиции 500 чел.

Итого 11057 чел. [152]

11-го сентября в 10 часов утра партия казаков отрезала неприятельскую конницу в 6-ти верстах от лагеря, по дороге, ведущей к Карабагу. Генерал-адъютант Паскевич приказал 7-ми ротам пехоты с 3-мя орудиями, одному эскадрону драгун, двум казачьим полкам и всей грузинской милиции идти навстречу неприятеля, но сей, заметив движение наше, поспешил отступить, после чего войска возвратились в лагерь, оставя в трех верстах впереди оного один батальон пехоты с двумя орудиями для наблюдения за дорогою.

12-го числа генерал-адъютант Паскевич в двух верстах впереди лагеря всему отряду приказал сделать примерные маневры сражения с построением в две шеренги и приучал войска к предполагаемому боевому порядку.

Около полудня опять появились партии неприятельской конницы на том же месте, где они видны были накануне; по числу оных можно было полагать, что за ними следует вся персидская армия, но конница сия, увидев движение всех войск наш их вперед, поспешно скрылась, и отряд возвратился в лагерь. К вечеру генерал-адъютант Паскевич имел достоверное известие, что вся армия персидская находится на р. Курак-чае (20 верст от Елизаветполя), а ночью в первом часу явились к нему, выбежавшие из персидской армии армяне — Александров, служивший переводчиком у Аббас-Мирзы, и Мелик-Юсуф карабагский житель, кои объявили, что персияне в сей же день намерены дать сражение. Вследствие сего генерал-адъютант Паскевич тотчас отдал приказ по отряду: на рассвете быть готовым к выступлению.

13-го числа до рассвета передовые пикеты и разъезды дали знать в лагерь о приближении персидской армии. Генерал-адъютант Паскевич, оставив на месте лагерном весь обоз и тяжести, под прикрытием двух рот Херсонского гренадерского полка и двух орудий, в семь часов утра [153] приказал выступить всему отряду, который построился и следовал до поля сражения в следующем боевом порядке:

Батальон 41-го Егерского полка в двух колоннах составил правый фланг первой линии, а два казачьих полка оный прикрывали; в центре первой линии находились 12 батарейных орудий; левый фланг первой линии составлял батальон Ширванского полка, также к двух колоннах, а грузинская конница прикрывала оный.

Во второй линии на правом фланге находился батальон 7-го Карабинерного полка в двух колоннах, а остальные две роты сего полка сформировали каре при двух орудиях на расстоянии 100 сажен от правого фланга второй линии. Левый: фланг второй линии составил батальон Грузинского гренадерского полка в двух колоннах, остальные же две роты сего полка сформировали каре при двух орудиях на расстоянии 100 сажен от левого фланга второй линии; обе линии сии состояли в команде генерал-майора князя Мадатова. Нижегородский драгунский полк расположен был по дивизионно против интервалов первых двух линий; за оным следовал резерв в трех колоннах, состоявший из 6-ти рот Херсонского гренадерского полка и имевший перед собою остальные шесть орудий. Весь отряд следовал и удерживал упомянутый боевой порядок, а придя на позицию, пехота развернула колонны, кавалерия же, прикрывавшая фланги, отступила к резерву. В 7-ми верстах от Елизаветполя, на месте называемом Зазали-арх, отряд остановился на расстоянии полупушечного выстрела от неприятельской армии, где и происходило достопамятное сражение.

Местоположение, на коем происходило сражение, представляет открытую равнину, прилегающую от нашего правого фланга к цепи гор, в 4-х верстах от оного отстоящих. Обширная равнина сия имела весьма нечувствительную покатость к стороне р. Куры, а поперек позиция наша [154] пересекаема была несколькими оврагами в сажень вышины (глубины) и в недальнем расстоянии друг от друга пролегающими. Часть первых двух наших линий весьма удобно воспользовалась одним из сих оврагов и обстоятельством сим скрыта была от выстрелов неприятельских до самой решительной минуты атаки. Персидская армия, под командою Аббас-Мирзы, состоявшая из 15-ти тыс. регулярной пехоты, 20-ти тыс. конницы и нерегулярной пехоты, при 24-х орудиях и множества фальконетов, занимала следующий боевой порядок:

Вся армия расположена была в виде полумесяца, большая часть пехоты и артиллерии в линии находилась в центре сего полумесяца, а за оными в линии же хаз-батальон или телохранители Аббас-Мирзы. По обоим флангам расположена была вся кавалерия и шесть батальонов пехоты с остальными орудиями: за пехотою в центре и за кавалериею правого фланга поставлено было множество зембураков (фальконеты на верблюдах). Весь полукруг сей составлял дугу, имевшую около 3-х верст длины и одну версту в поперечнике. Левым флангом командовал здесь Аллаяр-хан, правым флангом — старший сын Аббас-Мирзы, Магомет-Мирза, а резервом — второй сын его, Измаил-Мирза.

Персидская армия стояла неподвижно на упомянутой позиции, когда отряд генерал-адъютанта Паскевича приближался скорым шагом в устроенном боевом порядке и остановился на расстоянии полупушечного выстрела от центра оной, имея фланги неприятельской армии почти в тылу своего резерва. Неприятель в глубоком молчании ожидал отважных воинов наших, вступавших с такою решительностью во внутренность их полулуны, где, по мнению его, всех ожидала неизбежная гибель, ибо как иначе изъяснить себе совершенное бездействие неприятельской артиллерии, долженствовавшей заранее встретить нас выстрелами, кои последовали [155] не прежде как по занятии уже нами позиции и даже по снятии с передков наших орудий.

День был безветренный. Кавалерия неприятеля с обоих флагов первой линии начала переходить в наступление почти в одно мгновение с обеих сторон, а в скором времени артиллерия открыла огонь и покрыла непроницаемым дымом все поле сражения. Неприятель, пользуясь сим обстоятельством, двинул 18 батальонов на наш левый фланг, движение которых по причине густоты дыма не прежде с нашей стороны было замечено, доколе батальоны сии не подошли на полуружейный выстрел и не открыли сильный батальный огонь; взводы их стрелков подходили уже столь близко к батареи нашего центра, что самое действие картечью соделалось бесполезным, почему она и прекратила огонь; тогда удостоверились, что неприятельские батареи молчали.

От одного мгновения зависела участь сражения, а с оным может быть и всей Грузии! Но в первой линии храбрые воины ширванского батальона, поддерживаемые со второй линии достойными товарищами их грузинского гренадерского батальона, давно уже с нетерпением ожидали рокового приказания начальника: «на штыки»! Оно последовало и неприятеля не стало. С подобною же быстротою бросился на штыки и батальон 41-го Егерского полка, в первой линии на правом фланге находившийся. Неприятель, видя свои 18 батальонов опрокинутыми и быстро преследуемыми по направлению к его центру, поспешно отступил со всею артиллериею в оном находившеюся и резервным войском. Движение сие, вскоре на совершенный побег походившее, учинило величайший интервал между обоими флангами неприятельскими, на коих находилась одна кавалерия с несколькими батальонами пехоты, ибо артиллерия удалилась в одно время с артиллериею центра.

Хотя большая часть персидской армии походила уже на толпу бегущих в разных направлениях без цели и [156] особенной причины, но с обоих флангов значительные части конницы и пехоты, вероятно, следуя еще движению первого порыва, теснили наших казаков и милицию и угрожали тылу отряда. Тогда с нашего левого фланга бросился в атаку дивизион Нижегородского драгунского полка, поддерживаемый одним батальоном Херсонского полка с 1-м я орудиями, и тем правый фланг неприятеля был опрокинут и преследуем. На правом же нашем фланге еще продолжалось сражение, ибо кавалерия неприятельская, обойдя всю линию, гнала казаков наших к стороне Елизаветполя, а пехота дралась против двух рот Херсонского полка, двух орудий и другого дивизиона драгун. Но в сие время 6 рот 7-го Карабинерного полка, доселе не дравшиеся и участия в деле не принимавшие, быстро бросились во фланг неприятельской пехоты и тем отрезали оной сообщение с его армиею.

Неприятельская колонна принуждена была отступить к горам, что и учинено было ею, хотя с поспешностью, но в порядке. Для преследования ее посланы были еще 4 роты Херсонского полка, и командование над всеми поручено было генерал-майору князю Мадатову. Сам же генерал-адъютант Паскевич начал преследовать главные силы персидской армии. Отрезанная колонна достигла в четырех верстах от поля сражения небольшого кургана, на коем она по возможности укрепилась и храбро защищалась, но действие картечи из подоспевших орудий и грозный вид наших колонн, готовившихся штурмовать курган, принудили неприятеля сдаться. Тут взяты в плен 950 человек, остатки 6-ти батальонов, бывших на левом фланге, при двух знаменах, два батальонных командира и семь офицеров.

Между тем генерал-адъютант Паскевич быстро преследовал неприятеля 12 верст до второго его лагеря, в 3-х верстах за р. Курак-чай находившегося. В сей достопамятный день достались в руки наши: два неприятельских [157] лагеря, одно орудие, несколько фальконетов, четыре знамени, до 80-ти брошенных на дороге патронных и зарядных ящиков и 1100 человек пленных. С нашей стороны убитых 210 и раненых 40 человек; в числе убитых особенно оплакивали командира батальона Ширванского полка подполковника Грекова, который первый бросился на штыки; столь сие храбро поддержавший его командир Грузинского гренадерского полка, подполковник граф Симонич, тяжело ранен был в ногу.

Сражение, столь блистательно выигранное 13-го числа под Елизаветполем, имело последствием очищение земель, занятых неприятелем. Через Карабаг бежала вся армия Аббас-Мирзы; Ширванскую провинцию тотчас очистил находившийся там Мустафа-хан, а из Нухи бежал, назначенный туда Аббас-Мирзою, Селим-хан. Все провинции сии с трепетом ожидали справедливого наказания за измену, но великодушное правительство всем простило. В елизаветпольском сражении находились депутаты со всех провинций, из татарских дистанции и владений чарцев, дабы в случае проигранного нами сражения возвратиться с известием сим к своим народам и сделать возмущение всеобщим. Трудно исчислить до какой степени простираться могли пагубным последствия проигранного нами сражения. Велик русский Бог и дух народный!

Персидская армия столь быстро отступила, что на шестой день достигла р. Аракса у Худоферинского брода. Аббас-Мирза уже опасался следовать по большой дороге, мимо кр. Шуши ведущей, и от Шах-булака взял направление по дороге, через реку Ханашин, оставляя крепость и замок Ах-оглан вправо.

Генерал-адъютант Паскевич, поручив авангард, из шести рот Херсонского полка, двух рот 41-го Егерского полка, двух дивизионов драгун, 8-ми орудий, двух казачьих полков и всей грузинской милиции, командованию [158] генерал-майора князя Мадатова, который 11-го числа имел ночлег в 7-ми верстах от р. Тертера, не доходя оной — сам следовал с остальными войсками, к коим 15-го числа прибыл из Елизаветполя весь оставленный там вагенбург.

16-го сентября он передвинулся на версту и ночлег имел на безымянной канаве, а 18-го числа ночлег имели на р. Хаджин, авангард же достиг замка Шах-булаха, откуда генерал-майор князь Мадатов отправился в Шушу, которая с сего дня считала коммуникацию свою открытою.

19-го сентября отряд сделал переход на р. Хонаши, 20-го числа — на р. Кунделиси, где имел дневки до 24-го числа, а в сей день перешел на р. Черекен, в 14-ти верстах от Ах-оглана, по дороге к Асландузскому броду. Отряд имел здесь почти постоянное пребывание до последних чисел ноября месяца, и затем он был распущен; батальоны Херсонского, Грузинскаго и 7-го Карабинерного полков в январе месяце возвратились в свои штаб-квартиры.

Генерал-адъютант Паскевич, хотя и намеревался преследовать неприятеля в Карадаге, но дурные в том краю дороги, покрытые в сие время года снегом, лишившим всякого подножного корма и особенно совершенный недостаток в провианте, который с большим трудом и по дорогой цене покупали у разоренных жителей карабагских — соделывали исполнение намерения сего невозможным.

Генерал-адъютант Паскевич, не находя всех выгод лагерного места при р. Черекене, намеревался оный переменить и вследствие сего 28-го числа посылал генерал-майора Вельяминова осмотреть окрестности урочища Карга-базар. 2-го октября он сам ходил с небольшим отрядом осматривать упомянутые окрестности, а 7-го числа — у с. Хорадиса, но не нашел нигде лучших выгод, потребных для лагерного расположения войск, решился остаться на р. Черекене.

17-го октября получено было известие, что неприятель, [159] собираясь у Асландуза, усилился против находящегося в Ширване небольшого отряда, под командою полковника Мищенко. Генерал-адъютант Паскевич, желая отвлечь внимание неприятеля от Ширванской провинции, решил сделать движение к Асландузу, угрожая сим его сообщениям и атаковать неприятеля, буде слухи о сборе оного в сем месте окажутся справедливыми. Вследствие сего генерал-адъютант Паскевич, выступил того числа в 10 часов утра со всею кавалериею, с батальонами Ширванского, 41-го Егерского и 7-го Карабинерного полков, 10-ю батарейными и 8-ю легкими орудиями; прочие войска остались в лагере при р. Черекене, исключая 3-х рот Грузинского гренадерского полка, 4-х орудий и 75-ти казаков, посланных в с. Карга-базар, для обеспечения коммуникации, прикрытия мельниц и наблюдения за дорогами, к Маряльяну и Худоферину ведущими.

18-го числа генерал-адъютант Паскевич, не нашед неприятеля при Асландузе, возвратился в лагерь.

20-го числа получено было известие, что неприятель намеревался на другой день напасть на с. Хорадис. Генерал-адъютант Паскевич тотчас приказал майору Полякову следовать с одним батальоном Грузинского гренадерского полка, 4-мя орудиями и партиею казаков к с. Карга-базар, с тем дабы в полночь из оного следовать далее к с. Хорадису и на рассвете сделать перед оным засаду для внезапного нападения в случае появления неприятеля. Но как к вечеру получено было известие, что неприятель в значительных силах может быть у с. Хорадиса, то для подкрепления майора Полякова вслед за ним командирован был майор Гофман с батальоном Херсонского гренадерского полка.

21-го октября оба командированные батальона подошли к с. Хорадису, сходно с приказанием, но неприятеля не нашли, почему и приказано было майору Полякову возвратиться с батальоном своим в лагерь, а майору Гофману с Херсонским [160] батальоном, 4-мя орудиями и казаками остаться в с. Карга-базаре.

Позднее время года и исчезнувший с оным подножный корм в Карабаге, соделывали невозможным пребывание кавалерии персидской в значительных скопищах, дабы предпринимать набеги; пехота же и артиллерия Аббас-Мирзы давно находились в Тавризе. Наконец, люди наши много претерпевали от ненастной погоды и скудного продовольствия хлебом, заменяя часть оного мясом. Все причины сии понудили генерал-адъютанта Паскевича решиться распустить войска на зимовые квартиры, что и учинено в ноябре месяце. Батальоны гренадерских полков и артиллерия возвращены были в свои штаб-квартиры для обмундирования и приготовления к предстоящей кампании, сам же генерал-адъютант Паскевич возвратился в Тифлис 6-го декабря.

Между тем генерал Ермолов 11-го сентября получил известие, что сардарь Эриванский, известясь о совершенном поражении Эмир-хана сардаря под Шамхором и о занятии генералом Мадатовым города Елизаветполя, решился со всею кавалериею своею вторгнуться через Делижанское ущелье и действовать в тыл нашего главного отряда, под Елизаветполем находившегося. Диверсия сия вероятно должна была исполниться по приказанию Аббас-Мирзы, решившегося, наконец, оставить осаду крепости Шуши, дабы разбить отряд генерал-майора князя Мадатова, ибо прибытие в Елизаветполь генерал-адъютанта Паскевича не было еще известно Аббас-Мирзе даже в день елизаветпольскаго сражения. Вследствие сего 12-го сентября генерал Ермолов сам выступил из Тифлиса с сводным гвардейским полком, одним батальоном Ширванского и 3-мя ротами 41-го Егерского полков, 10-ю орудиями и одним казачьим полком. 16-го числа он прибыл с отрядом на р. Гассан-су, где встретило его донесение генерал-адъютанта Паскевича о разбитии Аббас-Мирзы [161] под Елизаветполем, что вероятно и воспрепятствовало сардарю Эриванскому исполнить диверсию через Делижанское ущелье.

В продолжение 10-ти-дневного пребывания отряда на р. Гассан-су, все главные беки и старшины Шамшадильской и Казахской дистанций явились к генералу Ермолову с покорностью и раскаянием; именем государя им все было прощено. Пристава тотчас по прежнему вступили в отправление своих обязанностей, жители везде выставили свои караулы и содержали разъездные посты, а по приглашению генерала Ермолова охотно соглашались в виде легкого налагаемого на них штрафа доставить без всякой платы значительное количество провианта в джелал-оглинский и шулаверский магазины.

Водворив совершенный порядок и спокойствие в татарских дистанциях, генерал Ермолов 2-го октября возвратился с отрядом в Тифлис. Находя однако присутствие свое необходимым в оставленных уже в сие время неприятелем татарских провинциях для прекращения беспорядков, происходивших в оных от возмущения и гнусного образа правления, коим руководствовались ханы, утвержденные фирманами Аббас-Мирзы, которые, полагая невозможным долгое время оставаться на своих местах, грабили народ без всякой пощады, — генерал Ермолов 10-го числа вторично выступил из Тифлиса с отрядом, сопровождавшим его на р. Гассан-су, и следовал через владение Елисуй-султана и Нухинскую провинцию в Старую Шемаху.

Объявив народам в провинциях сих именем государя прощение и подвергнув самым легким наказаниям только некоторых из беков, бывших главными зачинщиками бунта и имевших знаки отличия и офицерские чины, генерал Ермолов, после весьма кратковременного пребывания в крепости Баку, предпринял поход в обратный путь через владения чарцев, где в сие время уже находился главный [162] отряд войск для усмирения и наказания сих бунтовщиков, вызвавших к себе на помощь до 10-ти тыс. глуходар (Общими именем сим называют народы, живущие между Кахетинским и главным хребтом Кавказских гор. Слово глуходар означает человека, ходящего с открытой грудью, т.е. бедного человека, не имеющего, чем оную прикрыть, а следственно обязанного наниматься на работу, для снискания дневного пропитания.). Генерал Ермолов, принудив чарцев дать аманатов из лучших фамилий, простил глуходар и в наказание понудил принять на себя без платы продовольствие всего отряда в продолжении четырех месяцев. В конце декабря месяца он возвратился в Тифлис.

В октябре месяце прибыли в Грузию 20-я пехотная и 2-я уланская дивизии. Продовольствие войск сих чрезвычайно затрудняло начальство, особенно кавалерийской дивизии, из коей одну бригаду расположили в Ширванской и Нухинской провинциях, а другую — в Кахетии. Вся 20-я пехотная дивизия, за исключением Крымского пехотного полка, посланного в Елизаветполь, расположилась на время в Сигнахском уезде, где еще находился небольшой запас хлеба; но запаса сего оставалось только на две недели, купить же хлеб было невозможно, ни на месте, ни даже в других уездах. Начальству следовало прибегнуть к скорым и решительным мерам и посему решено было предпринять экспедицию в чарские владения, изобилующие продовольствием, а вместе с сим и наказать чарцев за хищничество и грабительство, произведенные ими в Сигнахском уезде и окрестностях Царских-Колодцев, со времени вторжения персиян.

На предмет сей в половине ноября месяца в Царских-Колодцах и Каргаче собран был отряд, в состав коего входили следующие войска: 20-й пехотной дивизии Козловский, Нашебургский и Севастопольский пехотные, 30-й и 40-й Егерские полки, легкие №№ 2-я и 3-я роты 20-й артиллерийской бригады, 4-е орудия батарейной № 1-й роты 21-й артиллерийской бригады, один батальон Грузинского гренадерского полка [163] и 300 казаков подполковника Кутейникова полка; начальником отряда сего назначен был генерал-лейтенант князь Христов, неоднократно уже с успехом предпринимавший экспедиции во владениях чарских.

Отношения правительства со времени открытия оного в Грузии к вольным чарским народам были следующие: по причине крепкого местоположения селений чарских, частью в неприступных ущельях, а частью на равнине в густых лесах расположенных, и количества вооруженных, коих они выставить могли до 20-ти тыс. без помощи глуходар, готовых всегда послать до 10-ти тыс. вооруженных, — правительство не находило еще средств занимать владение сие постоянно войсками, ибо малое количество оных подвергалось бы явной гибели. Грабежи и хищничество всегда производились чарцами в Кахетии и Кизихе (Казикии) и нередко вынуждали правительство наше к предприятию военных экспедиций, которые всегда кончались тем, что чарцы уплачивали жителям Кахетии и Кизиха понесенные ими от хищничества убытки и давали в залог аманатов. В знак же покорности их русскому правительству, чарцы платили ежегодную дань хлебом и шелком. Не взирая на сие, они часто продолжали производить грабежи и нередко по несколько лет отказывались под разными предлогами вносить ежегодную дань. В таких случаях всегда туда посылаемы были отряды войск, для приведения чарцев в покорность и вынуждения к уплате дани.

К счастью между ними нет надлежащего единодушия, жители в селениях защищаются весьма слабо, а большая часть вооруженных скопляются обще с глуходарами в главном и господствующем селении Чары, на пять верст растянутом в лесистом ущелье и почитающимся ими неприступным. Мы действительно сами утвердили в чарцах сие мнение, ибо без большой потери людей невозможно было взять укрепленную [164] верхнюю часть селения, называемую Закаталами, где в хорошо укрепленных домах и садах могут укрываться до 15-ти тыс. вооруженных. Не взирая на сие, правительство конечно скорее решилось единожды пожертвовать людьми, чем ежегодно почти повторять потерю оных, хотя небольшими количествами, если бы предстала в сем какая-либо особенная надобность. Но к счастью для нас обыкновенно строгая блокада Чар в продолжение нескольких недель отнимала у жителей все способы к подвозу им продовольствия; угроза нападения и продовольствие притом войск на счет жителей селений, на равнине лежащих, — всегда были достаточны, дабы склонить чарцев к уплате всех претензий, а с согласием чарцев, как жителей селения господствующего, всегда соглашались и все прочие.

В последней экспедиции, предпринятой в ноябре месяце генерал-лейтенантом Христовым, чарцы потому более обыкновенного показывали упрямство и готовность к отчаянной защите, что чувствовали себя слишком виновными, дабы иметь надежду на пощаду: они более года не вносили дани, грабили и убивали людей в Кахетии и Кизихе; сожгли запасы сена и строения полковые драгун в Карагаче, имели депутатов в армии Аббас-Мирзы, приняли к себе беглого царевича Александра и, наконец, в начале ноября месяца нападали на Сигнахский уезд, а на границе Нухинской провинции разграбили армянское селение и жителей забрали в плен. Чарцы, чувствуя всю важность учиненных ими преступлений и видя множество войск на сей раз к ним пришедших, не верили генерал-лейтенанту князю Эристову, когда он именем правительства предлагал им пощаду. Подобное великодушие казалось выше их понятия!

Отряд генерал-лейтенанта князя Эристова благополучно переправился в брод через р. Алазань и, как обыкновенно, без сопротивления дошел до с. Чары, в коем находилось [165] до 15-ти тыс. вооруженных. На сей раз недостаточно было следовать прежней системе блокады Чар, ибо продовольствие такого большого количества войск требовало особенного порядка в совокупности всех способов земли, чего без чарцев достигнуть было невозможно, а как они продолжали упорствовать, то и надлежало прибегнуть к мерам решительным. Вследствие сего из Сигнахского уезда призвана была одна тысяча человек с топорами, к коим присоединили солдат с шанцевым инструментом и начали вырубать сады и леса, у входа в с. Чар находящиеся, дабы таким образом приблизиться к Закаталам без значительной потери людей и, наконец, самые Закаталы более покорить сильным действием артиллерии.

Сначала чарцы полагали преодоление препятствий от густых садов и лесов невозможным, но когда они через несколько дней увидели, что под прикрытием густой цепи стрелков валятся столетние дубы, а дома сравниваются с землею и что уже на расстоянии более квадратной версты находилось совершенно открытое место, там, где за несколько дней перед сим процветали сады их, — то они прибегнули с просьбою о пощаде, которую прибывший тогда к отряду генерал Ермолов даровал им, с тем дабы они дали аманатов из фамилий старших, выгнали глуходар и продовольствовали на свой счет весь отряд в продолжение четырех месяцев.

Вследствие условия сего, дивизионная квартира расположилась в с. Али-абаде и весь отряд, к коему впоследствии еще присоединен был один уланский полк, расположился по квартирам в окрестных селениях. Продовольствие в продолжение всей зимы было изобильное и гордые чарцы-лезгины в первый раз зрели зимующих в селениях их русских воинов. Надлежит отдать честь командиру 20-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанту Красовскому, который в [166] продолжении всего времени в войсках успел хранить такой порядок и дисциплину, что не только жалоб никаких не было, но несмотря на стесненное положение лезгин, многие из них даже с прискорбием расставались с своими постояльцами.

В конце декабря месяца генерал Ермолов приказал предпринять экспедиции в Карадаг за р. Аракс. С оною кончались последние военные действия, предпринятые до наступления весенней кампании, а повод к экспедиции сей был следующий. С наступлением зимы кочевые народы Персии располагаются на Муганской степи с огромными их стадами. Убытки, кои терпели жители Карабага, легко могли вознаграждаться при внезапном нападении на упомянутые кочевья, а сверх сего со стороны нашей сим предупреждались значительные набеги, которые, по имению у народов сих многолюдной кавалерии, они легко предпринять могли на Карабаг и Ширван.

Вследствие сего 26-го декабря, в замке Ах-оглане собран был отряд войск, в состав коего входили: один батальон 7-го Карабинерного, 6 рот Грузинского гренадерского, и одна рота 42-го Егерского полков; донские казачьи генерал-лейтенанта Иловайского, полковников Сергеева и Шамшева полки; 4 орудия батарейной 1-й роты и 2 орудия резервной батарейной № 5 роты 21-й артиллерийской бригады, 5 орудий резервной батарейной 5-й роты 22-й артиллерийской бригады, 10 орудий конно-казачьей № 3-й роты и 2 орудия конно-линейной казачьей № 5-й роты и, наконец, 3 тыс. карабагских татар и армян, присоединившихся к отряду, начальником коего назначен был генерал-лейтенант князь Мадатов. Сверх сего к отряду сему на р. Араксе должны были присоединиться, выступившие из Ширвана, под командою полковника. Мищенко, 6 рот Апшеронского и одна рота Куринского пехотных полков, 1-й и 4-й черноморские казачьи [167] полки, 5 орудий резервной батарейной № 5-й роты 22-й и 2 орудия легкой № 3-й роты 21-й артиллерийских бригад и одна тысяча человек ширванской конницы.

26-го декабря отряд выступил из Ах-оглана и, отойдя 14 верст, имел ночлег на р. Черекене. 27-го числа переход 18 верст, ночлег у кишлака Курт-Магмутлу.

28-го декабря отряд, пройдя 2 версты, переправился через Аракс у Асландузского брода, а ночлег имел на правом берегу реки. Отряд полковника Мищенко прибыл сего числа к кишлаку Курт-Магмутлу, где имел ночлег.

29-го числа отряд полковника Мищенко переправился через р. Аракс и соединился с отрядом генерал-лейтенанта князя Мадатова, который, пройдя в сей день 7 верст, переправился через речку Данбдари (?) и остановился на ночлег против гор Агдах (Ах-даг).

30-го декабря переход 27 верст; отряд следовал вверх по течению р. Дара-юрт (Кара-су) 12 верст и у родника Куг-корис переправился через оную; ночлег имел у родника Гедал-карас. Татарская конница близ сего места отбила у шахсеванцев большое количество овец и несколько штук рогатого скота.

31-го числа переход 27 верст, ночлег при впадении р. Самбур в реку Дара-юрт. Доселе дорога была хороша, но около лагеря начались крутые подъемы и спуски, и артиллерия требовала помощи людей.

1-го января 1827 года в ночь была послана рабочая команда для разрабатывания дороги, ведущей по ущелью Арам-дарса; переход 14 верст был трудный — артиллерия и обозы вывозились с помощью людей, ночлег имели в том месте, где река Самбур вновь сближается с дорогою.

2-го января отряд сделал форсированный переход в 50 верст, а ночлег имел у с.с. Удулу и Джалаир (на р. Кара-су). Во время следования отряда татарская конница [168] захватила кочевья шахсеванские, рассеянные по всей Муганской провинции, при сем случае взято множество верблюдов, лошадей, овец и рогатого скота. Посланный к Темир-аге в Лари, дабы он выехал на встречу князю Мадатову и приказал жителям выставить для войска фураж, возвратился, объявив, что Темир-ага готов выполнить все приказания, а затем сам явился в лагерь и выставил небольшое количество сена, ячменя и мякины.

3-го и 4-го числа были дневки. В продолжение сих дней жители не переставали подвозить ячмень и мякину, а фуражиры в ближайших селениях находили в ямах ячмень, пшеницу, чалтык, просо и муку. 4-го числа генерал-лейтенант князь Мадатов привел к присяге на верноподданство к российскому императору Темир-агу и брата его Атта-хана.

5-го января генерал-лейтенант князь Мадатов, оставив для прикрытия вагенбурга один батальон Херсонского полка, 12 орудий и 450 казаков, под командою подполковника Поцовского, коему велел перейти в креп. (сел.) Лари, выступил с отрядом по дороге к г. Агару и, пройдя 15 верст, имел ночлег близ селения Наср-абат, имея в тылу с. Барзиль, жительство Темир-аги. Дорога была трудная по причине множества крутых и каменистых подъемов и протыкаемых речек, пересекающих дороги.

6-го числа вся пехота и артиллерия с небольшим числом казаков оставлены были под командою полковника Мищенко, коему приказано было перейти в с. Хорум-абат, на 6 верст от с. Наср-абата отстоящее, а генерал-лейтенант князь Мадатов с казаками и татарскою конницею отправился вперед на ночлег в с. Ахмех-бегли, в 8-ми верстах от Хорум-абата лежащее. Здесь явился к генералу бежавший из Тавриза сын талышинского хана, Абдул-Гусейн, который, забрав свое семейство, пришел с отрядом в Карабаг. Обозы и артиллерия с большим только трудом могли [169] следовать по сей дороге, по причине крутых и каменистых спусков и подъемов.

7-го января следовали по дороге к Агару и останавливались в с. Касаба, откуда жители выносили ячмень и мякину, а ночлег имели близ с. Карамдю; весь переход 20 верст. Сего числа подполковник Поцовский перешел с вагенбургом в с. Удулу; во время бытности его в крепости Лари Атта-хан доставлял войскам ячмень, муку и мякину.

8-го числа полковник Мищенко воротился с вверенным ему отрядом к р. Хиовгой. В сей же день прибыл обратно отряд генерал-лейтенанта князя Мадатова, который ночлег имел близ с.с. Барзиль я Хиов; Шекир-ага воротился и ночевал в с. Барзиль.

9-го числа была дневка и получили известие, что Атта-хан с семейством и брат его Шекир-ага со всеми жителями крепости Лари бежали в Тавриз.

10-го числа отряд соединясь с вагенбургом, следовал по дороге к с. Удулу и в 4-х верстах за оным имел ночлег близ разоренного с. Кяотярлы.

11-го января, пройдя 10 верст, имели привал близ гробницы калифа Даут, а через 10 верст далее остановились на ночлег при входе в ущелье Донгуз-дереси.

12-го числа отряд имел ночлег при р. Берзент, сделав переход в 23 версты. На другой день переход 27 верст; ночлег при впадении р. Берзент в р. Бодгару-чай.

14-го числа переход 25 верст; войска запаслись на привале водою, а ночлег имели на Муганской степи.

15-го января, пройдя 40 верст по Муганской степи, войска остановились на ночлег близ небольшого рукава Аракса на месте, называемом Закерал.

16-го числа отряд следовал 9 верст по правому берегу р. Аракса до брода Эдибулукского, где в тот же день половина отряда переправилась на левый берег реки. Полковник [170] Мищенко отправлен был обратно с войсками, в состав отряда его входившими, и должен был следовать по правому берегу р. Аракса к с. Джевату, где устроен был мост на судах.

17-го января все остальные войска отряда переправились через р. Аракс. Брод Здибулук довольно удобный, река в сем месте течет тремя рукавами, берега покрыты редким лесом и камышами. В сей же день отряд, следуя вверх по р. Араксу, прошел 12 верст и ночлег имел на месте, называемом Чипах-кая.

18-го числа переход 25 верст, ночлег — на р. Кондалак. На другой день переход 18 верст, ночлег на той же р. Кондалан близ кишлака Карахаплы. 20-го января переход 12 верст, отряд ночлег имел у замка Ах-оглана.

Войска наши в продолжении похода пользовались мясною порциею. По донесениям генерал-лейтенанта князя Мадатова и известиям, которые он мог иметь посредством начальника края, татарская конница убежала побочными дорогами, захватив до 3-х тыс. верблюдов, множество лошадей, овец и рогатого скота, Таков был конец сей важной экспедиции, от которой, судя по количеству употребленных войск, надлежало ожидать блистательных подвигов.

Из всех действий, предпринятых в Карабагской провинции, т.е. в центре театра войны, следует, что до открытия войны для обороны оного совершенно никаких мер не было предпринято.

Появление главных сил персидских невозможно было иначе ожидать, как со стороны Карадага, ибо мосле Тегерана главный оборонительный операционный предмет г. Тавриз с провинциею, следовательно, кратчайшая и главная [171] операционная линия их есть дорога, ведущая из Тавриза через Агар в Карабаг. Операционная линия сия имеет еще ту редкую выгоду, что она совершенно перпендикулярна к хлебороднейшим частям Адербейджанской провинции, составляющей с Тавризом второй главный оборонительный предмет неприятеля, и потому правила стратегии неоспоримо определяют Карабаг, как первый наступательный операционный предмет.

Но ни сколько не менее уважительными правилами выбор сей определяется и обстоятельствами политическими, ибо одна из главных побудительных причин, склонивших двор тегеранский к разрыву с Россиею, была справедливая надежда, которую он имел, найти ревностных союзников во всех наших татарских провинциях, коим Карабаг служит ближайшим и удобнейшим преддверием. Могли ли персияне избрать другой пункт нападении и могли ли мы в каком-либо другом месте ожидать появления главных сил персидских?

Не менее того главную оборону того важнейшего пункта, на коем надлежало ожидать всю армию персидскую, составлял один только 41-й Егерский, полк, лишенный трех рот, находившихся в Шемахе и в Нухе. Буде важнейшие причины понудили к уменьшению войск в Карабаге, то не следовало терять из виду единственный способ, вознаграждающей потерю сию, — укрепления. Крепость Шуша находится на главной операционной линии — и есть главный оборонительный предмет в Карабагской провинции. Природа сильно оную укрепила, а с некоторою починкою стен и надлежащим вооружением она неприступна. Замок Ах-оглан также находится на главной операционной линии и есть передовой оборонительный предмет на оной, его следовало лучше укрепить и вооружить. Селение Герюсы, хотя и отдельный оборонительный предмет, доколе не было надобности (как то случилось в 1827 году), чтобы операционная линия пролегала на г. [172] Нахичевань, охраняет пограничные магалы; оное также можно было укрепить и вооружить.

Обеспечив означенные три пункта на несколько месяцев провиантом и расположив в оных кроме 41-го еще и 42-й Егерский полк, составляющий с первым одну бригаду, что по комплекту здешних полков составило бы одну тысячу под ружьем — неприятель сколь не был многочислен, находился бы в затруднительном положении или по крайней мере вредить нам не мог, а осада кр. Шуши, предпринятая им по непростительной ошибке, тогда бы соделалась необходимостью. Принятием таковых решительных мер необходимо удержало бы в повиновении народ, вынужденный к возмущению недоброжелательными беками и слабыми мерами, взятыми к защите оного.

Не взирая на истинно критическое положение мусульманских провинций, большая часть народа не принимала участия в возмущениях и значительную часть составляли армяне, которые совершенно преданы правительству. Весьма вероятно, что и остальная бунтовавшая часть не посмела бы явно вооружиться, если бы сия последняя видела решительные меры правительства к защите провинции, а первые находили бы укрепленные места, под защиту коих им всегда прибегнуть можно было. Весьма позволительно думать, что тогда дела могли принять оборот даже в пользу нашу, ибо все возмущения были частные и принужденные, и сие доказывается тем, что вместе с изгнанием неприятеля не только водворялись прежний порядок и спокойствие, но жители сами готовы были выступить против персиян.

Положение полковника Реута, как временного начальника в крае, во всех отношениях было истинно критическое. Неоднократные донесения его, предварявшие высшее начальство уже в июне месяце о явных приготовлениях персиян к войне, оставались без надлежащего внимания, а единственные два [173] предписания, полученные полковником Реутом слишком поздно, более поставляли его в затруднительное положение — ослушание — нежели могли служить к руководствованию. Вследствие первого предписания надлежало построить в с. Чинахчи укрепление, но местоположение селения сего, лежащего на косогоре, окруженного командующими оным горами в иных местах на ружейный выстрел и, наконец, с двух сторон к лесам близко подходящего, — несколько неудобно для построения укрепления. Совершенный же недостаток в привианте, который из ежемесячных ведомостей не мог не быть известным начальству, обделывало повеление сие столько же бесполезным, как и невозможным к исполнению.

Второе повеление было оставить на время Карабаг и следовать в Елизаветполь. Если и предполагали, что роты в Горюсах находившиеся, соединились с полковником Реутом, то все его силы состояли бы только из 9-ти рот пехоты, 6-ти орудий и нескольких сотен казаков. Невзирая на отличную храбрость русских войск, невозможно предполагать, чтобы столь малый отряд войск, преследуемый всею персидскою армиею около 200 верст, в состоянии был уцелеть. Но если бы сие чудо и свершилось, то прибытие полковника Реута в Елизаветполь нисколько не улучшило бы его положения, ибо крепость отделена от города и запасов не имела. Обстоятельство сие понудило бы героев наших продолжать отступление к Тифлису и следственно на плечах своих нести к оному и неприятеля, или лучше сказать, научить и вынудить его сделать то на что он сам не отважился. Если бы у Аббас-Мирзы скрывалось хотя немного воинственного духа, ему следовало давно оставить крепость Шушу и предпринять форсированными маршами движение к Тифлису.

С другой стороны конечно трудно было высшему начальству полагать, чтобы занятием крепости Шуши возможно было удержать более 30-ти дней всю персидскую армию. Но история [174] всех вторжений персиян в Грузию научает нас, что крепость Шуша для персиян всегда была камнем преткновения, и что они никогда не отваживались идти вперед, не взяв сперва оную и что вообще с тылу крепостей не оставляют. Да давно ли в Европе начали придерживаться оставлению крепостей в тылу армии. Со времени Французской революции война ведется отборнейшею частью всего народонаселения и порядок вещей сих есть временный, с изменением же оного переменится и система, которую оный породил и о которой, как мы видим при осаде крепости Шуши, персияне еще понятия не имели. Если крепость Шуша в древние времена для них столько значила, то что она была бы теперь, если бы Шушу хотя несколько лучше вооружили, снабдили запасами и ввели значительный гарнизон?

Хотя полковник Реут более обстоятельствами вынуждался к занятию крепости Шуши, но не менее того решительный шаг сей делает ему честь. Не имея от начальства никакой удовлетворительной инструкции к руководствованию, как можно было ему поступить благоразумнее как не занятием главного оборонительного предмета в провинции, который вместе с сим есть крепость и город, обещавшие надежную оборону и особенно продовольствие, которое с целой провинции получить было уже невозможно.

Благоразумные распоряжения полковника Реута во время осады, нуждавшегося в людях, в провианте, снарядах, имевшего дело с врагами внешними и внутренними, и твердость духа, которую он во все время оказывал — достойно всякой похвалы и подражания. Оборона и удержание крепости Шуши, принесшее истинную славу русскому оружию, послужили спасением Тифлиса. Трудно исчислить все пагубные последствия, коим подвергалась вся Грузия, если бы Аббас-Мирза, не останавливаясь у Шуши, форсировано продолжал следовать к Тифлису, куда он легко прибыть мог 2-я августа. Он мало [175] рисковал, если бы и был разбит под Тифлисом, ибо отступлению его через Делижанское ущелье к Эривани воспретить было невозможно. Сверх сего осадою Шуши мы выиграли 40 дней времени на приготовление к войне, а Аббас-Мирза бездействием сим потерял все выгоды, столь удачно и коварно предпринятого им внезапного вторжения без объявления войны.

Перемирие, заключенное полковником Реутом на 10 дней, между прочими значительными выгодами, которые оно доставляло, необходимо было и для отдыха людей, которые караулы содержали бессменно. Может быть, при сем случае не надлежало бы полковнику Реуту лишать себя двух отличных штаб-офицеров и капитана, коих он легко заменить мог чиновниками менее полезными, но мог ли он предполагать, что наследник Персии изменит честному слову своему, письменно данному и собственною печатью укрепленному! По крайней мере, урок сей впоследствии времени весьма для нас может быть полезен, и я полагаю невозможным дешевле получить оный. Притом надлежит сознаться, что в подобном случае предпочтительно быть на стороне обманутого.

В несчастной участи батальона, находившегося в с. Герюсах, несколько виновен и полковник Реут, или лучше сказать, в сем случае не показал он решительности начальника отдельного, необходимо долженствовавшего действовать быстро и сообразно с обстоятельствами, отнюдь не ожидая в столь критических положениях сперва разрешения высшего начальства. Сел. Герюсы есть совершенно отдельный пункт, имеющий к тылу своем только одно удобное сообщение, дорогу, ведущую через замок Ах-оглан в с. Чинахчи (125 верст). С начала она приближается 60 верст к р. Араксу, а потом уже поворачивает к Ах-оглану под острым углом, остальные же все сообщения с трудом проходимы для верховых и пеших. [176]

Иметь войска в с. Герюсах возможно было только по двум причинам: для успокоения жителей и удобнейшего продовольствия войск. Обе причины сии совершенно исчезали при угрожавшей опасности от вторжения неприятеля и потому я полагаю, что полковнику Реуту надлежало еще в начале июля месяца вывести войска из с. Герюсы и расположить оные в окрестностях Ах-оглана, где они могли составить авангард войск, в Чинахчах расположенных. В сем случае, буде слухи о вторжении персиян оказались бы ложными, вся беда состояла бы в том, что батальон имел напрасное движение. Если бы полковник Реут приказал заблаговременно вывезти из с. Герюсы орудия и все батальонные тяжести, оставив только одну пехоту, то в таком случае батальон никогда не мог погибнуть.

Нерешительность и вовсе несоответственное обстоятельствам распоряжение командующего батальона в Герюсах, подполковника Назимки, были главные причины погибели всего батальона. Начиная от 17-го июня до 16-го июля, подполковник Назимка неоднократно получал предписания полковника Реута — при первом достоверном известии, при приближении неприятеля к границе, спешить с батальоном в Чинахчи. Вследствие предписания от 19-го июля, подполковник Назимка должен был уже следовать прямою дорогою в крепость Шушу, ибо единственная большая дорога была занята неприятелем.

Относительно первых предписаний подполковник Назимка постоянно оставался в нерешимости и бездействии пока не увидел себя отрезанным от единственной дороги, по которой он с тяжестями мог следовать, последнее же повеление вы повеление без всяких соображений с обстоятельствами. Если бы подполковник Назимка по большой дороге полагал встретить непроходимое препятствие от многочисленного неприятеля, то как же он по прямой дороге надеялся преодолеть вовсе непроходимое препятствие от самой природы. Невозможно также [177] предполагать, чтобы подполковнику Назимки неизвестно было положение прямой дороги, ведущей из Герюсы в Шушу и именуемой жителями Карабага «собачьей»; она с большим трудом проходима с тяжестями только до р. Ахкоры, от коей до Шуши остается еще слишком 60 верст.

Подполковник Назимка в критическом положении, до которого он себя довел, должен был иметь в предмете одно лишь спасение людей; спасти же их с орудиями и с обозами очевидно было невозможно, следственно надлежало оные истребить. Обозы, зарядные ящики и лафеты надлежало сжечь, а тела орудий закопать в землю, поручив наблюдение за оными старшине селения и можно было быть уверенным, что неприятель никогда могилу их не откроет, ибо все Герюсы населены приверженными нам армянами.

Но если бы тела сии достались неприятелю, то конечно они слишком бы окупились, избавив одну тысячу человек от неволи, ибо не подвержено никакому сомнению, что все силы, которые персияне только могли употребить для пресечения дороги подполковнику Назимки, не в состоянии были бы остановить батальон наш, при следовании оного в Шушу без орудий и обозов. Начиная от р. Ахкоры, лесистое и гористое местоположение чрезвычайно могло бы благоприятствовать действию нашей пехоты, совершенно лишая напротив того персидскую кавалерию возможности действовать, а одна пехота персидская, хотя бы она была еще в десятеро сильнее батальонов, поразивших подполковника Назимку на р. Ахкоре, нигде и никогда не в состоянии держаться против храбрых наших воинов, ни в перестрелке, ни даже против штыков. Весьма вероятно даже, что подполковник Назимка достиг бы крепости Шуши с самою незначительною потерею людей, а выступив из Герюсы сутками ранее, не встретил бы ни одного персиянина.

Наконец, довольно странно и непонятно, отчего, по [178] прибытии подполковника Назимки с батальоном на р. Ахкору, все люди от усталости и жажды вдруг могли придти в совершенное неповиновение и особенно тогда, когда уже достигли конца своим страданиям, ибо и тут еще подполковник Назимка мог спасти отряд, решившись бросить орудия и обозы и проложить себе путь штыками. На той же стороне реки тотчас густой лес и горы, где ни один персиянин не отважился бы его преследовать, темь более, что они сперва бросились бы грабить оставленный обоз.

Сколь не прискорбна для сердца каждого россиянина потеря 1000 его соотечественников, но непроницаемы для нас смертных благие пути, избираемые Всевышним ко спасению верующих ему! Если бы подполковник Назимка исполнил свой долг и достиг с батальоном крепости Шуши, тогда возможно ли было бы продовольствие на 1000 человек более в крепости и без того претерпевавшей недостаток в оном? Была бы ли она тогда в состоянии выдержать 40-дневную осаду и какие от сего могли бы быть последствия?

Сражение под Шамхором выиграно блистательным образом, но силы наши многим превышали силы персиян и полагать можно, что если бы генерал-майор князь Мадатов не начал сражение истребительным действием 10-ти батарейных орудий против 4-х легких, чем робкий и без того неприятель в одно мгновение приведен быль в совершенное замешательство, а дал бы сперва время пехотным колоннам нашим более приблизиться к неприятельским полиции и кавалерии зайти оной во фланг, отчего действие нашей артиллерии последовало бы только на четверть часа позже, — то вместо одного орудия достались бы нам все четыре, а пехота неприятельская должна была вся погибнуть.

Славное сражение под Елизаветполем, данное с обеих сторон чисто тактически, решило участь всей кампании и можно сказать и войны, ибо персияне более не дерзали давать [179] генеральных сражений и вероятно на весьма еще долгое время от оных откажутся. Оно приносит много чести решительной храбрости русских воинов и генералу, предводительствовавшему оными. Генерал-адъютант Паскевич едва успел прибыть из России, как должен был отправиться принять командование над войсками в Елизаветполе, а на третий день прибытия своего дать сражение неприятелю, вовсе ему неизвестному, в крае незнакомом и с войсками, которые его не знали.

Боевой порядок, избранный генерал-адъютантом Паскевичем, так хорошо применен был ко всем обстоятельствам, что и самое неожиданное построение неприятельской армии в виде полулуния, имевшего на концах всю огромную кавалерию, в предпринятом нами боевом порядке ничего не изменило. Сражение продолжалось менее получаса и один решительный удар, вынужденный дерзостью персидской пехоты, решил участь оного.

Боевой порядок персиян, изображающей притом эмблему святости их, весьма был не дурен, но заметно также, что достижение сего построения с войсками, не привыкшими к военным экзерцициям, столько стоило трудов Аббас-Мирзе и начальствующим ханам, что уже они не решались более предпринимать никаких движений, дабы не расстроить целое, ибо в противном случае ничто не мешало Аббас-Мирзе, и он достаточно был силен, дабы выслать сильные колонны пехоты на фланги наши и в тыл, чем понудили бы генерал-адъютанта Паскевича переменить всю диспозицию и построить из всего отряда каре, положение во многих отношениях весьма невыгодное.

Полагать надобно, что Аббас-Мирза не решался делать движения, дабы избегнуть могущих произойти от оных беспорядков. Но он кроме того сделал три важные ошибки: слишком поздно приказал открыть огонь с батареи; вовсе не пользовался выгодами, которые ему доставить могла огромная [180] масса его кавалерии и, наконец, третья главнейшая ошибка — следовало атаковать нас колоннами, имеющими резервы, а не линиями, ибо сей род атаки требует солдат опытных и более храбрых. Вообще видно, что Аббас-Мирза вовсе не полагался на войска свои, где требовалось разделение оных или действие частями, а просто рассчитывал раздавить неприятеля всею совокупною массою. Вот отчего он и не мог воспользоваться большим своим превосходством стратегическим, противопоставив оное, как надлежало превосходству нашему в тактическом отношении. Аббас-Мирза сделал еще ошибку, оставив гористую часть Карабага, ибо мы принуждены были искать сражения и следственно он всегда имел ту неоцененную выгоду, дать нам оное, где ему заблагорассудится.

Впрочем, наверное, можно утверждать, что Аббас-Мирза накануне сражения еще не знал о прибытии генерал-адъютанта Паскевича, а полагал найти под Елизаветполем только один отряд генерала Мадатова. Генерал-адъютант Паскевич показал большую решительность, войдя с отрядом в самое полукружье неприятельской позиции, так что фланги отряда равнялись уже с толпами персидской конницы. Но смелость движения сего, конечно, более приписывать должно скорому постижению генерал-адъютантом Паскевичем духа неприятеля своего, ибо во всяком подобном случае оно правилом служить не может. Я полагаю не излишним, если бы подобно первой линии, вторая и третья тоже имели на флангах своих небольшие каре, прикрывающие оные от кавалерийских атак, ибо каре сии, несколько ослабевая линии, могли быть очень полезны, если бы персидская кавалерия, чего ожидать можно было, производила атаки подобно турецкой.

Мне кажется, что всю кавалерию нашу надлежало удерживать вместе до мгновения, решившего участь сражения, не вдаваясь ни в какие частные атаки, от коих существенной [181] пользы ожидать было невозможно. Весьма вероятно, что быстрое преследование бегущего уже неприятеля всею свежею массою нашей кавалерии доставили бы победителям несравненно больше трофеев. Впрочем число оных не определяет достоинства выигранного сражения, а решительные атаки регулярной кавалерии нашей в первый раз познакомили персиян с сим грозным оружием и уничтожили в нас ложное предубеждение касательно превосходства персидской кавалерии. Приобретение сей уверенности иногда стоить выигранного сражения.

Важным последствием елизаветпольского сражения было поспешное оставление неприятелем всех татарских провинций, исключая Талышинского ханства, которое мы сами занять еще не расположены были. Славное сражение сие принесло новые лавры российскому оружию, неоспоримо положила первое и главное основание к миру. Хотя и кажется, что генерал-адъютант Паскевич медленно преследовал персидскую армию, но надобно знать, с какою неимоверною быстротою персидская пехота совершает переходы по 80-ти и 100 верст; она при чрезвычайно умеренном продовольствии не знает почти усталости. Какую пользу и славу персидскому оружию с кремнем из сего извлечь может хороший генерал-стратег. Совершенный недостаток в продовольствии и способов к подвозу оного из других провинций, если бы и возможно было там оное найти, принудили отложить до весны кампанию, возымевшую начало свое без всяких приготовлений.

Судя по скоплению огромного количества войск, предпринявших в январе месяце, под командою генерал-лейтенанта князя Мадатова, экспедицию за реку Аракс, не видно существенной цели, с которой она предпринималась, ибо известно было, что регулярные персидские войска почти все находились в Тавризе и по долинам, а для поражения кочующих племен в области Мешкинской и на Муганской степи весьма [182] достаточно было одной кавалерии, поддерживаемой на всякой случай батальоном или двумя пехоты. Сколько видно из окончательных действий экспедиции за Араксом, то таковой летучий отряд, нападая быстро и внезапно, действительно мог принести пользу приобретением значительного количества всякого рода скота для вознаграждения чувствительной потери, понесенной жителями Карабага и для удовлетворения нужд, кои сами войска в оном иметь могли. Но чрезвычайно медленное действие сильного отряда всегда давали кочующим народам достаточно времени удаляться от границ наших по всем направлениям, и потому конец экспедиции вовсе не соответствовал грозному ее началу.

Текст воспроизведен по изданию: Описание вторжения персиян в Грузию в 1826 году. Записки М. Е. Коцебу // Кавказский сборник, Том 22. 1901