КАРЛ КОХ

(1809-1879 гг.)

Карл Кох — известный ученый-естественник. Кох уделял большое внимание изучению Кавказа, куда он совершил два длительных путешествия. Первая поездка в Россию и на Кавказ состоялась в 1836-1836 гг. Она была описана в специальном двухтомном труде, изданном в 1842-1843 гг. на немецком языке в Штутгарте и Тюбингене.

В 1843-1844 гг. Кох совершил второе путешествие на Кавказ, которое послужило основанием для написания еще двух книг.

Кавказоведческие труды Коха пользовались в Европе большой популярностью. Особенно широкое распространение получила его первая книга о Кавказе, в которой он использовал не только материалы, собранные им во время путешествия в 1836-1838 гг., но и обширную кавказоведческую литературу, дав очень удачную и весьма обстоятельную этнографическую сводку.

Ниже приводится перевод наиболее важных частей из этой книги.

(«Путешествие по России и в кавказские земли», т. I. Штутгарт и Тюбинген, 1842 — перевод с немецкого А. И. Петрова (публикуется впервые))

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РОССИИ И В КАВКАЗСКИЕ ЗЕМЛИ

[В 1836, 1837 И 1838 ГГ.]

REISE DURCH RUSSLAND NACH DEM KAUKASISCHEN ISTHMUS IN DEN JAHREN 1836, 1837 UND 1838

...В обязанность народных собраний входит регламентировать внутренние дела, и поэтому они являются единственными отправителями правосудия. Они разбирают все споры между отдельными черкесами, и каждый должен подчиняться их решению.

В то время, когда Скафи — генуэзец — жил семь лет у западных черкесов, такие народные собрания еще не имели веса, и отдельные черкесы, заявив об этом заранее, могли не подчиняться приговору. Тогда судили и рядили кланы, к которым принадлежали обе стороны. Таким образом, снова вызывалась вражда, длившаяся в течение столетий, о которой говорят более ранние путешественники.

Теперь, когда всем этим кланам угрожает общая опасность от нападения русских, черкесы, наконец, поняли, как вредит подобная вражда общему благу, и любой спор, по крайней мере у западных черкесов, улаживается по решению народного собрания. Оно разбирает также все уголовные дела и только оно одно устанавливает меру наказания. [586] Убийство и нарушение супружеской верности являются единственными преступлениями, наказания за которые передаются в те семьи, в которых они были совершены. Если мы рассмотрим теперь по порядку отдельные случаи, подлежащие расследованию на подобных собраниях, и начнем при этом с самых важных, например, с убийства, то мы увидим, что эти дела рассматриваются настолько по совести, насколько это возможно только у нас.

На западном Кавказе наказывает убийцу только собрание, в то время как на востоке мстит за убийство семья убитого.

Присяжные садятся вокруг места суда и, ознакомившись с обстоятельствами дела, после того, как один из председателей сделал доклад, они требуют от народного собрания сообщить то, что до сих пор не было известно. Как только они приходят к соглашению по поводу того, было ли убийство преднамеренным или смерть произошла от случайного стечения обстоятельств, назначается мера наказания. В первом случае убийца должен заплатить штраф в размере стоимости двухсот быков, другой скотины или рабами, так как одному человеку очень редко удается заплатить такую значительную сумму, то его семья и клан, к которому он принадлежит, обязаны пополнить недостающую сумму из своих средств. Клан еще прежде решает между собой, принимают ли они на себя платеж за преступника или нет. Если же в последнем случае преступник не в состоянии заплатить цену крови, то он или передается семье убитого, или его бросают в море. В первом случае семье убитого предоставляется возможность сделать с преступником все, что она хочет, и его или убивают, или продают как раба. В некоторых западных областях наказывает преступника клан, к которому он принадлежит. Если же убийство произошло не по вине убийцы, то он должен заплатить только половину цены крови. Также снижается эта цена (число быков), если убитыми были женщина или девушка. Обычно в этом случае платят только половину цены; в некоторых западных областях убийство князя или дворянина наказывается страже. Так, например, у абадзехов цена за убитого члена общины равна одиннадцати рабам, а за дворянина — тридцати рабам. Если же убитый был раб, то убийца должен заплатить его стоимость. Однако такие случаи, когда кто-то убивает женщину или раба, являются очень редкими.

Так же как клан, к которому принадлежит убийца, участвует в выплате цены крови, так и клан, к которому принадлежал убитый, имеет право на часть цены крови. Как правило, они получают обычно при этом две трети или три четверти суммы, а остальное достается семье убитого. Чаще всего в таких и в других случаях кланы выступают вместе перед судом собрания, и совет старейшин разбирает эти дела. Апелляция возможна к собранию, состоящему по крайней мере из 10 кланов. [587]

Однако собрание может рассматриваться неправомочным, если на нем присутствуют не все старейшины из участвующих в нем кланов. Белл рассказывает случай, когда один вор, схваченный в третий раз, был приговорен к смерти таким неправомочным собранием, и приговор был вскоре приведен в исполнение. Родственники казненного рассматривали это если не как убийство, то как грубое оскорбление, которое привело к новой вражде и ожесточению.

После убийства убийца подвергается кровной мести, и близкие родственники убитого обязаны отомстить убийце, то есть смыть кровь убитого кровью убийцы. По этой причине убийца прячется до тех пор, пока не выплачена цена крови. С ее выплатой прекращается всякое преследование. Но черкесы при убийстве одного из своих соплеменников неохотно подчиняются решению собрания и часто не хотят никоим образом принять цену крови. Чувство уважения к родственнику стоит выше, и как ни противоестественным считает Аяр, что после выплаты цены крови можно жить с убийцей даже своего собственного сына в одном городе, то я также слышал от черкесов, что кровь смывается только кровью.

На востоке кровная месть, еще даже господствующая во многих европейских странах, несмотря на христианство, процветает еще в полной мере, и примеры этому такие же ужасающие, как те, о которых нам рассказывает Малькольм в своей «Персидской истории» и которые находят место также и здесь.

Недостаточно еще того, что убийце в самое короткое время предстоит смерть от рук родственников убитого, но самый близкий родственник убитого обязан смыть кровь убитого другой кровью, и если убивают убийцу, то его убийца снова подвергается кровной мести. Ничто не может спасти его от этого; а его убийца, в свою очередь, снова подвергается кровной мести. Все это происходит таким образом, и до тех пор, пока семья убийцы не покинет свою землю и не поселится где-либо вдали от своих мест. Но даже и туда часто достигает кинжал родственника, осуществляющего кровную месть. Тот, кто не смыл кровь своего близкого родственника кровью, подвергается презрению, и он непременно подвергнется исключению из клана. Не редко таким образом погибают целые семьи, и вражда длится в течение столетий.

Белл рассказывает интересный пример, когда один безумный убил мальчика, и этот случай подлежал рассмотрению народного собрания. Оно приговорило клан, к которому принадлежал безумный, к полному штрафу, так как клан должен был охранять своего безумного члена.

Но не только убийство так строго преследуется, также повреждения и ранения какого-либо важного органа подвергаются наказанию. При этом точно исследуется необходимость [588] раненого органа, и в зависимости от этого определяется размер штрафа. Так, например, черкес, который в споре с другим черкесом повредил тому правую руку так, что тот не смог больше ею владеть, подвергся наказанию в пятьдесят быков, которые должны были пойти тому раненому, так как он не был больше в состоянии прокормить себя. Удар саблей в грудь или в лицо оценивается в зависимости от степени опасности в шесть — десять быков. Повреждение пальца левой руки наказывается выплатой штрафа в размере стоимости двух быков. Если же ранена женщина, то штраф значительно снижается.

Наряду с трусостью и убийством одним из самых больших преступлений считается нарушение супружеской верности. Несмотря на то, что при большой свободе женщин у черкесов легче бывает нарушить супружескую верность, случаи эти встречаются, однако, редко. Чистота нравов и большое уважение, царящее в семейной жизни, защищают в большинстве случаев от подобных проступков. Нарушитель супружеской верности находится полностью в руках обманутого мужа, так что муж имеет полное право убить его, если он застигает его на месте преступления. Обычно муж настигает преступника и ведет с ним переговоры, так что это дело не поступает на рассмотрение народного собрания. Если же он убивает нарушителя супружеской верности, то он тем не менее подвергается кровной мести, однако цена крови при этом значительно ниже; по крайней мере, у западных черкесов за это полагается штраф в размере стоимости сорока — шестидесяти быков. Нарушительница же супружеской верности находится целиком во власти мужа, и он может делать с ней, что хочет. Если он ее убивает, то не находится никого, кто отомстил бы за ее пролитую кровь. Однако по Тэбу де Мариньи за нее также мстят ее ближайшие родственники: или отец, или старший брат. Иногда муж отрезает преступной жене нос или уши, выбривает ей волосы на голове, обрезает рукава ее одежды и в таком виде отправляет ее обратно к родителям. Однако этот стыд должен быть отомщен кровью несмотря на то, что нарушительница супружеской верности подчас бывает убита или продана своими родителями. Поэтому это происходит, как правильно говорит де Мариньи, чрезвычайно редко. В большинстве случаев муж сам наказывает свою жену в кругу семьи и берет на себя вину за то, что он мало оказывал ей внимания. Как правило, нарушитель супружеской верности выплачивает штраф в размере стоимости двадцати пяти быков. Такую же сумму должен заплатить мужчина, соблазнивший девушку. Даже простое возвращение преступной жены в дом ее родителей с требованием выплаты калыма или даже без этого рассматривается как позор, и нередко вызывает большую и длительную вражду, о чем свидетельствует интересный пример, приведенный Беллом из жизни северных черкесов. [589]

Угон людей отдельными племенами теперь больше не встречается, и только редко бывают угнаны рабы. Похищение девушки не разрешается, даже если какая-нибудь из них сама была на это согласна. По решению собрания полагается ее возвращение и, кроме того, штраф стоимостью от десяти до пятнадцати быков.

Воровство относится к обычным преступлениям и наказывается только тогда, когда вор застигнут на месте преступления. Однако как у лакедемонийцев, молодой человек приобретает добрую славу, если он много украл. Как свидетельствует Мариньи, девушка презирает юношу, который не увел ни одной коровы. Однако воровство не разрешается ни в семье, ни внутри клана; и тот, кто позволил себе это, наказывается самым жестоким образом. Вор должен возместить хозяину стоимость украденной вещи в девятикратном размере. При каждой следующей попытке воровства наказание увеличивается и, будучи пойманным в третий раз, вор должен заплатить штраф в размере двухсот быков, или же его убивают. Поэтому внутри клана царит полное доверие, и здесь совершенно неизвестен обычай запирать дом. Однако смелые молодые люди охотно проскальзывают на территорию другого клана и пытаются овладеть там одной или несколькими головами скота. Если им это удается, и их не накрывают на месте преступления, то они спешат вернуться в свою семью и в свой клан, где их встречают с триумфом.

Известие об их славе передается из уст в уста в зависимости от степени опасности предпринятого. Ни в коем случае не выдается грабитель, который уже находится в безопасности. Сторож же украденного скота привлекается к ответственности. Кланы, которые находятся между собой в дружбе, часто не терпят воровства друг у друга и наказывают за него также штрафом в девятикратном размере. Тот, кто украдет что-либо у чужого клана или у чужого племени и будет застигнут на месте преступления, должен будет раньше возместить стоимость украденного только в двойном размере. Однако там, где хотят избежать любого повода к ссорам, в особенности на западе, даже и такое воровство наказывается строже, расследуется присяжными, и наказание за него выносит народное собрание. При этом допрашивают свидетелей, которые часто должны подтвердить правдивость своих высказываний клятвой; а преступнику разрешается защищать себя перед служителями закона, которые его схватывают и доставляют для рассмотрения дела.

Так как лошади ценятся выше всего, то именно их воруют чаще всего, и ночью, когда они пасутся на свободе, часто появляются воры из отдаленных местностей и уводят их. Белл был много раз свидетелем подобных случаев воровства; также и я [590] часто вспоминаю, как мне давали совет — лучше охранять моих лошадей ночью.

Споры также выносятся на решение народного собрания, они случаются часто и являются более запутанными, чем это можно было бы себе представить у такого необразованного народа. Поводом для них является в первую очередь земля, и так как вся страна является собственностью народа, а не одного какого-либо лица, то каждый имеет право поселиться там, где он хочет. При этом руководствуются обычно привычкой. Но это не может полностью устранить споры о владении землей. Обычно каждая семья обрабатывает столько земли, сколько ей нужно, и эту землю никто не может считать спорной. Пока она обрабатывается, фактически хозяин тот, кто ее обрабатывает. Так как земледелие у черкесов служит только удовлетворению их собственных потребностей, то часть земли, которой не пользуются, остается свободной. Черкесы обычно чередуют, обработку отдельных участков земли и используют участок земли в течение такого времени, пока он является плодородным. Как только этот участок истощается, черкесы выкорчевывают лес на другом участке и обрабатывают его. Этот участок остается у определенной семьи, пока она его обрабатывает. В течение последнего времени, когда русские овладели плодороднейшими землями на морском побережье, многие черкесские семьи спаслись бегством в горы и поселились там среди других семей. Поэтому плодородная земля стала более редкой, и в результате этого возникли споры из-за земли. Необходимо, чтобы для решения этих споров созывалось народное собрание и решало этот вопрос. А в общем-то здесь поступают по принципу — кто приходит первым, тому и принадлежит земля.

Если кто-либо случайно нанес кому-нибудь ущерб, он должен его возместить. Мариньи рассказывает два интересных примера, которые позволяют бросить взгляд на способности черкесов. Один князь увидел на своем поле козу и велел одному из своих слуг прогнать ее. Этот слуга схватил камень и, бросив его в козу, разбил ей ногу. Боясь наказания, он взял платок и перевязал козе ногу; коза же, мучимая болью, убежала домой и искала облегчения вблизи разложенного костра. Ее повязка загорелась и, подгоняемая еще более сильной болью, коза побежала через поле, на котором уже созрел урожай, и подожгла его. Владелец этого поля обратился к народному собранию, и князь должен был возместить нанесенный ущерб. Еще интереснее второй пример, и даже если он стал известным благодаря труду Ноймана, то я все же позволю себе снова рассказать об этом. Два черкеса, владели сообща одним акром земли, на котором росло дерево. Один из них ободрал половину коры с дерева, вероятно, для того, чтобы сделать его сухим, и через некоторое время он покинул это место, [591] предоставив пашню в распоряжение другого. Дерево за это время засохло, и новый владелец разложил под ним костер, чтобы затем повалить его. Один из соседей хотел зажечь свою, трубку и в то время, как он подходил к дереву, дерево упало и убило его. Родственники убитого потребовали от владельца дерева уплаты цены крови, считая его виновником смерти.

Все это дело было вынесено на обсуждение народного собрания. Владелец же земли заявил, что не он должен возместить нанесенный ущерб, а тот, по чьей вине дерево засохло, так как с него была содрана кора; и действительно, он был освобожден от возмещения ущерба.

Кроме того, народным собранием рассматриваются еще такие случаи, которые во всех цивилизованных государствах Европы не являются наказуемыми, а именно: обязанности по отношению к старикам и обязанности гостеприимства. В то время как у нас, к сожалению, государство очень редко берет под защиту стариков, и они полностью зависят от молодого поколения, у черкесов старики пользуются всеобщим почтением. Тот, кто оскорбил старика или пожилую женщину, подвергается не только всеобщему презрению, но его поступок обсуждается народным собранием, и он несет за это кару, в зависимости от величины проступка. Почтение по отношению к старшим так глубоко прижилось у черкесов, что этот обычаи редко ими нарушается. Если входит старик или пожилая женщина, то все более молодые встают, и никто не имеет права сесть раньше, чем сядут старики. Седая борода является почетным знаком отличия старика и вызывает повсюду любовь и уважение.

Гостеприимство нигде не распространено больше, чем у свободных жителей Кавказа, и каждый чужеземец, которому однажды удалось найти себе здесь друга, может совершенно спокойно ехать через самые опасные места. Если жизни чужеземца кто-то угрожает, то его гостеприимный хозяин защищает его, и каждая обида, нанесенная чужеземцу, воспринимается им как своя собственная. Он заботится об удобствах своего гостя, радостно принимает его в своем доме, предоставляя ему при этом самое лучшее место. Хозяин старается исполнить каждое желание своего гостя, и в течение того времени, пока он гостит в доме, каждый член семьи старается быть веселым, чтобы порадовать сердце гостя. Как только тот уезжает из тех мест, на которые распространяется влияние хозяина, хозяин передает его другому черкесу, который там имеет влияние, и тот становится таким же гостеприимным хозяином.

Гостеприимство высоко почитается во всей Передней и Средней Азии, и для обозначения понятия дружбы в этом плане почти повсюду служит слово «кунак». Восточные черкесы употребляют в этом случае название «хаче», в то время как западные черкесы употребляют в этом случае слово «бизим». [592]

Все богатые семьи имеют, как правило, особое строение для гостя — гостевой дом, в котором он может без всяких помех жить, как он хочет. Этот дом украшают обычно самые лучшие ковры, которые есть у этой семьи. Если же у семьи нет специального дома для гостей, то хозяин вынужден при посещении гостя переселить куда-либо в свою семью: на свежий воздух или в дом к соседям. Как только гость входит в дом, особенно если он не черкес, то вся семья встает и никто не имеет права сесть, пока гость не займет в доме почетного места и не даст разрешения сесть словом «тис». И если поэтому, например, черкесский посланник, прибывший к генералу Раевскому, сказал ему «садись», то он имел на это основание. Женщины, как правило, обычно при этом удаляются. Распространен обычай снять и отдать оружие в знак дружеского доверия. Только кинжал оставляют при себе, как необходимый инструмент. Для приема гостя готовится специальная еда, в которой каждый может принять участие, но хозяин и его ближайшие родственники могут есть только то, что им предложит гость. Остатки еды принадлежат семье хозяина. После еды изыскивают то, что может доставить радость гостю, и дочери князя Индар Оку Пшад прилагали все силы, чтобы порадовать Тэбу де Мариньи перед его отъездом. Они танцевали и музицировали, чтобы доставить ему удовольствие.

Когда Интериано находился у черкесов, гостеприимство было распространено еще более, и гость мог себе позволить по отношению к дочерям хозяина такие вещи, которые каждому другому были строго запрещены. Также доминиканец Жан де Люкка и Де ла Мотрей сообщают, что черкесы принимали каждого чужеземца в течение трех дней. Сыновья и дочери хозяина обслуживали гостя, сняв головные уборы, и мыли ему ноги. Так же как хозяин должен выполнять свои обязанности по отношению к гостю, то и гость должен выполнить их по отношению к хозяину, и он не может уехать раньше, чем получит на это разрешение хозяина.

До тех пор, пока гостеприимство не было нарушено убийством или нарушением супружеской верности, можно быть в нем уверенным. Чтобы предоставить гостю еще больше права, жена хозяина дает ему свою грудь, которой кормился каждый из ее детей; если же он возьмет ее в рот, то он усыновляется таким образом и принимает все права настоящих детей. Клан, к которому принадлежит хозяин, принимает гостя с этого момента полноправным членом, и если он подвергается преследованиям, и хозяин не в состоянии его защитить, то его защищает клан.

Прекрасный пример гостеприимства описывает также Мариньи Индар-Оку — гостеприимный хозяин Скафи и других — при неудаче, постигшей русских при переговорах, сам защищал их, когда один из них, Мудров, похитил девушку, и ее [593] родители, угрожая, требовали у чужеземцев выдачи преступника и кары за содеянное преступление. «Как! — воскликнул возмущенный Индар-Оку на специально по этому случаю [созванном] народном собрании, где требовали выдачи чужеземцев, — как вы можете требовать от меня предательства и как вы можете предполагать во мне постыдную трусость забыть обязанности кунака. Я никогда и нигде не потерплю, чтобы одному из моих гостей когда-либо было нанесено малейшее оскорбление».

Кто же отважится приехать в Черкесию без кунака, тот становится собственностью того, кто первым его встретит, и только определенный выкуп может спасти его от плена.

Поэтому русские дезертиры каждый раз поступают в рабство. Если же чужеземцу, прежде чем он схвачен, удается попасть в какой-либо дом и даже в дом своего преследователя, то с того момента, когда он переступает его порог, он находится под защитой семьи, которой принадлежит дом. Даже его собственный враг должен в своем доме сказать ему «добро пожаловать» и защищать его от внешнего нападения. Черкесы уважают круг семьи, и никто не отважится похитить чужеземца из дома. Того, кто предал бы гостя, постигло бы всеобщее презрение. В этом случае его исключили бы из клана, к которому он принадлежит, и это было бы самым наименьшим наказанием. Прежде же такого человека подводили к краю пропасти и сталкивали в нее.

Главой семьи является отец, и он правит в ней по своему усмотрению, как он только хочет. Только один он и затем выросшие дети мужского пола являются естественными защитниками дома, то есть женщин и рабов, которые не имеют права носить оружие.

Но женщины у черкесов не отделены так от мужчин, как это принято на Востоке, и они принимают участие во всех празднествах и прочих увеселениях. Только народные собрания закрыты для них. Если в семье есть старшие сыновья, то они женятся и остаются в своей семье, пока жив отец, авторитет которого остается в силе, как прежде. Только после смерти главы семьи, семья разделяется, но и то не всегда, так как часто члены семьи признают над собой главенство старшего брата. Но, как правило, младшие сыновья покидают в этом случае отчий дом и основывают затем, по-своему усмотрению, новый очаг.

Жилища различны в зависимости от богатства и величины семьи, а также местности. Самые бедные имеют, как правило, один дом, и в его единственном помещении живет также и скотина, которой они владеют. Подобный дом только в малой степени защищает от ветра и дождя. На западе дома строятся большей частью наподобие мазанок, и если он должен долго служить, то в четыре угла вбивают в землю четыре толстых [594] кола и пространство между ними закладывают хворостом, обмазанным глиной. Чтобы укрепить созданные таким образом стены, употребляются планки, и если стену делают выше, то берут более высокие планки. Крыши напоминают, как правило, наши соломенные крыши и делаются они таким же образом. Часто же при постройке дома не утруждают себя обмазыванием плетенки глиной. Для строительства дома используют стволы деревьев и кладут их друг на друга, только немного обтесав. Промежутки между ними заполняют мхом. Этот тип дома напоминает те дома, которые я видел в Мингрелии, а в Европе — в Швейцарии и в России. Крыша, поднятая обычно в правом углу, делается из досок.

В Большой и Малой Абазе, а также в Большой и Малой Кабарде избегают строить дома из дерева; их обычно прислоняют к горам или частично выкапывают жилища в земле. Стены обычно делают из необтесанных камней и когда стены достигают высоты от семи до десяти футов, то делают крышу из двух балок, которые кладутся на противоположные стены и переплетаются ветками. Кроме того сверху это обмазывается глинистой массой. Вследствие этого крыша делается плоской, и весной и осенью вся семья проводит на ней вечера. Можно, однако, легко увидеть, что этот тип дома так же мало защищает от ветра и непогоды, как и описанные выше. Еще до начала настоящего ливня крыша промокает. Если такие дома частично находятся в земле, то они называются у русских землянки, а у грузин — сакли.

Как правило, при строительстве дома не стараются даже изменить натуральный цвет земли и только на западе красят стены белой, а также (по Беллю) светло-зеленой краской. Кроме двери и дымохода обычно не делают никаких других отверстий, и подобие окна (шамавупш), представляющее из себя четырехугольную дыру, закрывающуюся ставней, является одной из редчайших вещей. Напротив двери находится высокое полукруглое устройство, над которым устраивается подобие дымохода. Когда идет дождь, то вода беспрепятственно проникает через верхнее отверстие в комнату. Пол в комнате в большинстве случаев сохраняется в своем натуральном виде и только у богатых покрывается коврами. В таком черкесском: доме нет мебели в собственном смысле этого слова, так как справа от очага устраивается возвышение для сна хозяина дома, а возвышение слева от двери служит для сна людям низшего сословия и рабам. Место для сна хозяина покрывается, как правило, коврами и подушками, и только равные по положению черкесы могут занимать это место. Самым лучшим украшением в доме является оружие, которое обычно развешивается в большом порядке и чистоте на деревянных гвоздях.

Богатые люди устраиваются удобнее и кроме своего собственного помещения имеют также помещение для скота. [595]

Если семья большая, то в дальнейшем строят больший дом, в котором все члены семьи могут быть вместе, один для женщин, один для рабов и так далее. В центре обычно стоит такой семейный дом, реже дом для гостей, а вокруг него находятся уже другие дома, от трех до десяти и даже больше.

На востоке, где строят каменные дома, обычно строят такие, отдельные домики один около другого и таким образом получается дом, состоящий из многих комнат. Рабы и прочая прислуга живут обычно отдельно. Нойман ошибается, когда он полагает, что гостевой дом всегда стоит посередине и является самым красивым зданием, так как, как правило, он является более или менее запущенным, потому что гости приезжают редко. Как раз Белл, которому больше всего можно верить, нередко жалуется на плохие дома для гостей.

На западе, где около домов есть сады, часто огражденные для защиты от нападения палисадами, дома находятся большей частью на значительном расстоянии друг от друга и спрятаны, по крайней мере, на берегу моря за деревьями.

Таким образом, здесь нет собственно деревень, и во всей Черкесии не может быть и речи о городах. Селения, как правило, называются по названию долины, где они расположены, и для более точного обозначения говорят о верхней, средней и нижней части «куадж» («вадж» у Белля) — обычное название такой деревни, и обычно, если деревню называют по имени долины или реки, то и жителей деревни называют так же. Этот обычай господствует во всей западной Черкесии. Так, например, «ардокважали» называют жителей долины Ардо, у начала которой находится мыс Адлер. «Шемикваджи» — это жители долины Шеми. У бжедухов, хаттукоев и кемурквехов вместо слова «квадж» употребляется слово «квайдч» или «квехе» и поэтому «хаттуквехами» обозначают жителей долины Хатту. Кабардинцы используют для обозначения деревни слово «чела» или татарское «аул». Деревни кабардинцев существенным образом отличаются от других тем, что отдельные дома построены один возле другого и имеют общий вид настоящей деревни. Кабардинцы называют меньшие деревни или жилища для семьи татарским словом «кабак». У абазинцев также имеется для обозначения деревни особое слово «тзутак».

Если же мы от описания жилищ семей обратимся к описанию этих семей, то мы уже видели, что глава семьи, а там где он умер, старший брат является неограниченным господином и может обращаться с другими членами семьи по своему усмотрению. Дети, воспитанные им, остаются на всю жизнь его собственностью, и он может по своему усмотрению продать или убить их. Однако, несмотря на этот варварский обычай, их никогда не убивают, а продают довольно редко и, как правило, только девушек. Но не жадность обычно толкает на то, чтобы продать собственную дочь в гарем какого-либо богатого [596] турка или даже в сераль в Константинополь; к этому его принуждает собственная бедность, а благодаря продаже дочери он может обеспечить более приличную жизнь. Девушка обычно не противится никогда воле отца, если только у нее прежде не было какого-либо прочного чувства к кому-нибудь, и радостно отдает себя во власть купца, который оказывает ей большие почести. Тщеславие стать полновластной повелительницей в гареме побуждает часто девушку самой просить отца о продаже в гарем. Нередко случается так, что такая девушка через много лет возвращается на родину, нагруженная богатствами, и охотно рассказывает о радостях, испытанных ею, и о чести, которая ей была оказана.

Муж, как и у нас, распоряжается внешними делами семьи, а жена ведет хозяйство, при этом ей помогают дети и рабы. Отношение жены к мужу не является таким подчиненным, как всюду на Востоке, и так как здесь имеется только одна жена, то она всегда оказывает большое влияние на мужа. Муж не имеет права ее пи убить, пи продать и даже, если он без обоснованной причины отсылает ее назад к родителям, он не только не может потребовать обратно выплаченного им калыма, но навлекает па себя вражду и ненависть родителей. Бить он ее может, но должен при этом соблюдать осторожность, так как если он повредит какой-либо важный орган, то он подвергается штрафу, о котором уже была речь. Наибольшее влияние жена имеет тогда, если у нее много детей. До рождения первого ребенка и даже еще после этого, ее рассматривают как девушку, и она покрылась бы краской стыда, если бы кто-нибудь сделал бы только намек на ее полновластного господина. Но и он сам избегает своей молодой жены и посещает ее только ночью, когда темнота скрывает его посещение. Днем молодых супругов нельзя увидеть вместе, и жена спасается бегством, если она случайно оказывается вместе с мужем в присутствии других людей. Несмотря на это, она не стесняется, если ее посещает другой, даже молодой мужчина. Мариньи рассказывает интересный пример, когда он навещал жену Ногая, сына пшадского князя Индар-Оку. Когда она узнала о приезде своего мужа, то она выпрыгнула через окно. Эта боязнь вынести внутреннюю жизнь семьи на суд общественности простирается и на всех чужеземцев; и поскольку молодые супруги избегают один другого, то и не распространен обычай спрашивать жену или мужа об их семье. Вежливость, по причине которой спрашивают обычно о здоровье жены и детей, рассматривается в Черкесии, как и вообще на Востоке, не только как невежливость, но и даже как грубое оскорбление. Следствием этого проступка может быть строгая кара.

Когда женщина в первый раз с уверенностью может сказать, что она станет матерью, она этим очень гордится, так как с рождением первого ребенка она переходит в сословие [597] женщин. Однако она обычно стыдится последствий этого состояния, которые становятся все более и более видны, и избегает веселых игр и песен сестер. В то время она отдаляется и от своего супруга и мечтает о том времени, когда она станет матерью. Муж в душе не менее ее гордится этим ее состоянием, но на это время избегает жены и нередко покидает дом на некоторое время, когда подходит время родов. Часто только спустя несколько недель после разрешения от бремени своей жены он снова возвращается в свой дом и, покраснев, приветствует жену и ребенка

Только когда дети вырастают и особенно, если в семье имеются сыновья, отец имеет честь рассматриваться в качестве главы семьи, и в это время он может быть избран старейшиной или присяжным. Жене теперь не нужно избегать общества «ужа, и она охотно появляется в кругу своих уже выросших детей.

Если мы пронаблюдаем историю жизни обитателей Черкесии с того дня, когда они увидят свет и до того момента, когда их призывает к себе бог, то мы увидим, что все то благородное, чем отличается черкес, сопровождает его до глубокой старости.

Если даже материнские чувства, любовь в полную силу охватывают женщину при рождении ребенка, то с, внешней стороны не проявляется при этом событии никакой радости, а отец, как мы уже видели выше, нередко даже при этом отсутствует.

Мать, как правило, кормит ребенка грудью до того времени, пока он самостоятельно сможет передвигаться. Если родители исповедуют магометанскую религию, то в это время происходит обрезание, и мулла, совершающий этот обряд по правилам Корана, получает за это в вознаграждение в зависимости от богатства семьи лошадь или козу. В некоторых местностях ребенок после рождения лежит непокрытый ничем, в течение 24 часов на свежем воздухе, и только после этого его моют. В дальнейшем мать не растит ребенка, а его будущий воспитатель еще раньше заботится о кормилице, и на третий день мать должна передать ребенка чужим людям. Обычаи предоставлять воспитание детей до совершеннолетия другим людям существуют здесь и, вообще на Востоке, по крайней мере у всех тюркских народов, и даже там, где когда-либо правили тюркские князья. Обозначением для такого воспитателя является слово «аталык». Чем вызван этот кажущийся варварским обычай, убивающий всякую семейную жизнь, остается для нас пока неизвестным, так как у восточных народов аталыки упоминаются в течение долгого времени. Может быть, воинственные тюрки не хотели, чтобы молодые мужчины отвлекались воспитанием своих детей от служения на благо отечества, и они не должны были быть связаны узами любви к своим детям, если [598] объявлялась война против другого народа. Сына, принадлежащего отечеству, нужно было воспитывать достойным этого отечества, и вследствие этого его лишали материнской любви, под влиянием которой он мог бы легко размягчиться. Воспитатель отдает своего воспитанника обратно отцу только тогда, когда он полностью приобретает свою мужскую силу и только тогда в первый раз отец появляется публично вместе со своим сыном. Может быть, этому способствовало то обстоятельство, что прелесть матери, не кормившей своего ребенка, не пропадала так рано, и воинственные мужчины, когда они возвращались после битвы и набегов на вражескую землю, могли быть достойно встречены своими цветущими женами.

Из-за того,- что дети отрывались от семьи, нарушалась семейная жизнь, но благодаря длительной молодости женщин, воины больше были к ним привязаны. Нежное внимание, имеющее место не только у настоящих тюрков, но и также у всех тюркских племен и потому также у черкесов, отчего, например, молодые супруги видятся только тайно, усиливает любовь обоих и привязывает их крепче друг к другу.

Воспитатель, или аталык, большей частью выбирается родителями из более низкого сословия и находится поэтому по отношению к семье своего воспитанника, который у черкесов называется «пкур» или «пшур», в определенных дружеских отношениях. Прежде, когда сословия более строго отделялись одни от другого, честь быть воспитателем считалась более высокой, и на Востоке еще теперь воспитатель имеет больший пег. Воспитатель имеет мало преимуществ, но это состояние является весьма нечетным. Он должен обо всем заботиться для своего воспитанника. Он должен обеспечить пропитание кормилице с младенцем и одевать их. Он должен научить своего выросшего воспитанника обращению с оружием, которое он ему должен дать, и должен научить воспитанника также ездить верхом, обеспечив его при этом лошадью. Потребности воспитанника с годами растут, и когда он в состоянии натянуть тяжелый лук, стрелять из ружья и умело ездить верхом, то воспитатель в первый раз ведет его на битву, но и здесь он должен беспокоиться о благополучии своего воспитанника. Единственное, что он при этом получает, это большая часть добычи. И все это воспитатель делает ради чести породниться с княжеским или дворянским домом и, может быть, за получение дворянского титула. Чтобы стать для воспитанника всем, он жертвует своей семьей, и в то время как воспитанник бывает хорошо одетым и прекрасно вооруженным, собственные дети воспитателя голодают и бегают в лохмотьях.

Еще до рождения ребенка в княжеской семье, еще до того, как становится известным, будет ли это мальчик, между членами общины возникает спор, так как каждый из них хочет иметь честь быть воспитателем. Нередко дело доходит до [599] открытой вражды, которую отец еще не родившегося ребенка не прекращает, пока он не найдет среди всех самого храброго. В прежние времена бывало, что дети похищались такими воспитателями, вступавшими заранее в соглашение с кормилицей, а может быть, даже и с матерью. Семь свидетелей, которые присутствовали при этом похищении, должны были впоследствии клятвенно подтвердить подлинность родовой принадлежности ребенка.

Как правило, при передаче ребенка воспитателю именно воспитатель, а не отец, устраивает праздник, на который приглашаются близкие и дальние родственники и знакомые.

В течение всего периода воспитания родители не только ничего не знают о своем ребенке, но если бы они и хотели справиться о нем, то это рассматривалось бы как недостойное поведение. Воспитатель держит при себе воспитанника до тех пор, пока он не вступит полностью в свою мужскую силу. Тогда он извещает об этом родителей и просит у них разрешения вернуть им сына. Родители назначают ему время, готовят ему подарки, соответственно своему богатству, и устраивают большой праздник, куда приглашают всех родных и знакомых. Белл был свидетелем подобной церемонии передачи сына родителям. И я позволю себе сообщить здесь, что он об этом рассказывает, и кое-что еще добавить к этому.

Воспитателем был Алиби, из племени абазинцев, пользовавшийся большим уважением, а воспитанником — сын одной знатной семьи абадзехов. Все родные воспитателя получили от него приглашение; и мужчины, и женщины в количестве около сорока человек приехали к абадзехам, где их ждал отец воспитанника. Каждый из гостей был одет наилучшим образом и имел при себе самое лучшее оружие. Мужчины были на лошадях, а женщины приехали в двухколесных арбах, о которых я раньше рассказывал. Эти арбы были выложены самыми лучшими коврами и из них был сделан род крыши, чтобы защитить нежных женщин и девушек от жгучих лучей августовского солнца. Так как обычай повелевает привозить подарки и принимать их, то каждый приготовил подарки для вручения. Мужчины выбрали лошадей и оружие, а женщины — кольца, цепи, платки и другие вещи. Смелая молодежь ехала во главе процессии на лошадях, а арбы, в которые были запряжены быки, украшенные соответственно случаю, заключали процессию. В середине находился воспитатель со своим воспитанником, оба разодетые и разукрашенные, на гордых конях. В качестве последнего подарка воспитателя своему воспитаннику служил белый иноходец с драгоценной упряжью, которого вел слуга. Воспитанник был одет в обычную верхнюю одежду черкесов, под которой у него была шелковая нижняя одежда, и на нем были довольно узкие шаровары. Круглая шапка, отделанная мехом, покрывала бритую голову. Красивые красные [600] туфли свидетельствовали о княжеском происхождении его. Черкеска походит на европейский сюртук и отличается главным образом отсутствием воротника. Сшита она бывает большей частью из шерсти голубого или фиолетового цвета, а для повседневной носки — естественного грязно-желтого или серого цвета. Серебряные галуны украшают низ ее, а часто и спину. Она отличается также тем, что по обеим сторонам груди вшиты патронташи, каждый из которых содержит от восьми до десяти деревянных или металлических патронов. Нижняя ее часть — из щелка или из ситца, преимущественно одноцветная: синего, белого или красного цвета, так же украшенная золотыми галунами. Для большего великолепия галуны украшаются вышивкой. Рукава выпущены наружу наподобие манжет. Она делается на вате, которая подшивается определенным образом шелком или ситцем. И если на ней появляется дырка, то она не рвется дальше. По этой причине, возможно, черкесы и другие кавказцы носят такую нижнюю одежду до тех пор, пока она не разорвется полностью или не истлеет. У кабардинцев она только немного короче, чем верхняя, а у восточных черкесов — наоборот, длиннее.

Дюбуа и Нойман полностью путают эти оба вида одежды так, что первый считает нижнюю ее часть рубахой, а второй называет ее многоцветным нижним жилетом, который надевают вместо рубахи. Он считает также черкеску разновидностью шерстяной куртки. Собственно рубашка существует, по крайней мере у богатых, и носит название у черкесов — «янах», а у абазинцев — «азех». Обе черкески — верхняя и нижняя — перехвачены в талии пояском из черной кожи с серебряными украшениями. Шаровары шьются из шерсти и плотно охватывают ноги. Райнеггс и де Мариньи называют их широкими, что, конечно, может быть у черкесов, которые имели много дела с турками и даже носили тюрбан. Эти шаровары, чаще всего, синего цвета и внизу перехватывают ступни ног красными проймами. Серебряные галуны нашиваются сбоку, а также внизу. Так как тонкая шерсть стоит (у черкесов дорого, то шаровары, в той части, в которой они бывают прикрыты полами черкески, делают из хлопчатобумажной ткани. Чтобы не испортить их во время верховой езды, сверху одевают какие-нибудь похуже или надевают на ноги шерстяные или кожаные чулки, плотно прикрепляющиеся под икрами и над коленями.

Шапка — красного цвета, покрывает верхнюю заднюю часть головы, и от верхней части вниз прикрепляются золотые или серебряные галуны. Она бывает отделана широкой полоской меха черного, реже белого цвета; на западе Черкесии вместо нее носят также тюрбан. Туфли — красного цвета у князей, желтые — у дворян и из простой кожи у простых черкесов — шьются точно по ноге, со швом посередине и не имеют подошвы. Они только сзади немного вырезаны. [601] При плохой погоде черкесы носят также три вида одежды, а именно: своеобразный плащ, капюшон от дождя и специальную обувь.

Плащ, или накидка, выделывается из войлока и часто бывает твердым, с торчащими крыльями и тем лучше защищает от ветра и дождя. Его накидывают сверху так, чтобы он защищал от ветра. Черкесы называют его «джако», татары — «яманшах», а армяне — «япинджих», ка всем Кавказе же и в Грузии он носит название «бурка». Капюшон от дождя (у турок и на всем Востоке именуется «башлык») имеет заостренную форму, напоминающую сахарную голову, с двумя длинными концами. Во время дождя эти концы обматываются вокруг шеи и защищают от струй воды. Этот башлык делается из грубой самодельной шерсти естественного цвета, и никак его нельзя сравнивать с фригийским колпаком, как это делает Дюбуа. Также нельзя согласиться с тем, что он распространен только у заков, абихов и абхазцев, или имеется в обиходе преимущественно у них, поскольку главным образом носят его именно на севере Кавказа.

Специальная обувь отличается от нашей только тем, что она проще, хотя и изготавливается в течение долгого времени.

Завершает одежду черкесов оружие, которое он частично снимает, когда спит или входит в чужой дом. Оно украшает и дом, и его владельца. В нем одном часто заключается все богатство черкеса, и на него он обращает самое большое внимание. На блестящем железе всегда заряженного ружья не должно быть ни одного ржавого пятна и на острой отшлифованной шашке не должно быть ни одной зазубрины. Ружье существенно отличается от нашего узким небольшим прикладом и длинным тяжелым стволом. Чтобы защитить его от внешнего воздействия, оно носится в меховом футляре, который вешается через плечо. Сабля только немного скривлена на конце и этим значительно отличается от турецкой. Ее рукоятка проста, и рука, которая держит ее, ничем не защищена. Ножны делаются из черненой красной кожи, и сабля вешается на ремне через правое плечо.

К малым видам оружия относятся: пистолет, кинжал и охотничий нож, который отличается от кинжала весьма незначительно.

Кроме этого у черкеса к поясу бывает привешена серебряная оружейная сумка для кресала, кремня и отвертки, коробка для жира смазывать пули; кожаный кисет для табака привешивается с передней стороны, а короткая, обычно деревянная трубка, наоборот, сзади, рядом с пистолетом.

В прежние времена, когда огнестрельное оружие еще не было повсюду распространено, а употреблялся лук со стрелами, то носили также панцирь, пока он не стал мешать при современных методах ведения войны. Весь панцирь состоит из [602] панцирной рубашки, искусно изготовленной из множества колец, из большого и малого шлема, из железных налокотников и перчаток.

Вероятно, будет уместно, прежде чем перейти к описанию праздника, дать краткое описание женской одежды, тем более, что она вообще сильно отличается от одежды, принятой на Востоке. Имеются также различия в одежде на востоке и западе. Верхняя одежда из шерсти, отделанная мехом и галунами, носится до колен, в то время как нижнее платье или кафтан бывает длиной до щиколоток; он шьется, так же как длинные шаровары, из шелковой или хлопчатобумажной материи. Голову покрывает головной убор на вате, к которому спереди прикреплена диадема, к ней прикрепляется и от нее назад идет красиво вышитое муслиновое покрывало. На западе Черкесии верхнее платье длиннее нижнего и волочится по земле. Спереди оно вырезано, и нижнее платье, достигающее до колен, позволяет видеть шаровары. Вместо головного убора с диадемой женщины носят также другой вид головного убора, похожий на мужской, но отличающийся от мужского тем, что он отделывается не мехом, а серебряными галунами. Грудь девушки бывает повсюду стянута кожаным корсетом, который она носит с десяти лет, так что этим полностью препятствуется развитие груди. Этот корсет носится до свадьбы, когда только жениху разрешается разрезать его острием своего кинжала. Как правило, девушки носят сверху корсета и нижнего платья еще другое платье, обычно красное или синее. До замужества девушки ходят с непокрытой головой, но с того дня, когда они принадлежат определенному мужчине, они могут появляться только закутанными в большой хлопчатобумажный платок.

В то время, как волосы на голове мужчин почти всегда выбриты, за исключением одной пряди волос на макушке, женщины и девушки ухаживают за волосами и, как правило, они заплетаются в большое количество косичек, лежащих на спине. Мужчины или совсем не бреют бороду или носят только усы.

После этого отступления вернемся к описанию торжественной церемонии. Она медленно двигалась вперед в указанном выше порядке. Вдруг вблизи деревни она подверглась нападению ее жителей. Но вместо настоящего оружия у нападающих в руках были прутья и длинные палки, которыми они немилосердно били лошадей и людей. Белл рассказывает дальше, что мужчины, находившиеся в составе процессии, еще заранее запаслись подобным оружием, и таким образом вскоре завязалась рукопашная битва, в ходе которой отступали то нападавшие, то защищавшиеся. В конце концов последним удалось пробить себе дорогу через ущелье, однако нападающие преследовали их вплоть до места назначения. [603] Ружейные залпы известили полных ожидания родителей о приближении их долгожданного сына, поспешившего вместе со своим воспитателем к родительскому дому. Прочее общество, к которому присоединились недавние нападавшие, расположилось в доме для гостей.

Радость в родительском доме велика, и поэтому ничего не жалеют, чтобы торжественно отпраздновать встречу и официальное признание сына. Родители княжеского происхождения приглашают свою родню и клан, к которому они принадлежали, и поэтому нередко бывает, что по такому поводу съезжаются от трехсот до пятисот человек.

В этом случае всегда недостает жилья и, кроме непосредственных знатных участников праздника, каждый ищет себе место для ночлега. При таком большом количестве людей каждый предоставлен сам себе и должен сам, в зависимости от своих потребностей, отыскать себе место, где он может получить еду и питье; так как хозяину нелегко одному обеспечить едой пятьсот человек в течение трех дней, то обычно каждый, особенно из родных и братства, привозят с собой кто козу, кто овцу, кто быка, чтобы снабдить ими общую кухню. На данном празднике сам воспитатель Алиби привез десять голов рогатого скота и тринадцать овец для общего пользования.

День прибытия, особенно если гости приехали издалека, становится днем отдыха, и каждый наслаждается бездельем, чтобы подготовиться для следующих дней торжества. Воспитанник со своим воспитателем уединяются в родительском доме, и обычно взаимные сердечные излияния длятся до поздней ночи. С этого дня воспитатель имеет право беспрепятственно входить во внутренние покои княжеского дома и, рассматривается как почетный член семьи. Между ним и другими членами семьи скоро возникают такие доверительные взаимоотношения, как будто бы они всегда были вместе и с давних пор жили вместе. На следующее утро князь выходит вместе со своим взрослым сыном и приветствует, как галантный черкес, сначала женщин и девушек, которые не только получают в свое распоряжение отдельные от мужчин дома, но и находятся обычно в удаленных местах для того, чтобы избежать встреч с мужчинами. Затем он обращается к прочим гостям, приветствуя их по очереди. По обычаю каждый гость вручает хозяину подарок, который может состоять по желанию из лошади, седла, кинжала и тому подобное. Передача подарков происходит или в то время, когда хозяин приветствует гостей, или чаще, когда хозяин с сыном располагается в каком-либо подходящем месте на воздухе. Каждый гость по очереди подходит к хозяину и передает ему подарок, называя его обычно на цветистом языке «незначительным». Слуги принимают все это и несут или везут подарки в определенное место, где это все выставляется для всеобщего обозрения и восхищения. Часто происходит так, [604] что отдельные члены обеих партии взаимно одаривают друг друга. И так проходит большая часть дня. Молодежь же в это время стремится провести время по-своему. И так как женщины, по крайней мере молодые девушки, ходят с непокрытой головой и не отделяются таким образом от молодых мужчин, то вскоре наступает громкое веселье. Пожилые люди находятся с хозяином и принимают участие в его трапезе. Женщины, отделенные от мужчин, едят также вместе, но обычно только то, что остается от мужчин. Увеселения молодежи состоят примерно в том же, но сопровождаются кроме того музыкой, танцами и играми.

Вероятно, будет уместным, если я использую эту возможность и опишу по порядку музицирование, танцы и игры, распространенные у черкесов. Поэтому сначала о музыке и пении.

Несмотря на низкую степень культуры черкесов, в их обычаях так много рыцарского и прекрасного, что это трудно себе представить. О рыцарском духе, воодушевляющем их, я уже имел возможность говорить, а также о том, как он напоминает то время, когда у нас в Европе, а больше всего на юге Франции, царили храбрость и мужество; что касается состояния музыки у черкесов, то оно в еще большей степени позволяет сделать подобное сравнение. Так же как рыцари тех времен не только умели обращаться с мечом, но, вернувшись домой после кровавого побоища, так же хорошо могли играть на струнах лиры и умели увеселять общество, то и храбрые черкесы так же хорошо владеют музыкой пения и, подобно трубадурам, странствуют, находя всюду дружеский прием. Не обходится ни одного праздника или пира, на которых известные певцы не показывали бы свое искусство к радости присутствующих. Пение высоко ценится, и исполняются, как правило, воинственные и любовные песни; при этом воспеваются то прекрасное прошлое, то настоящее. Певец часто выступает как импровизатор и поэтому может воспеть все, что ему предлагают. Слава певца ценится так же высоко, как и воина, и является особенно высокой, если эти качества соединены в одном лице. При исполнении известных песен внимание всего общества привлекается больше тем, что отдельные слова или стихи декламируются. Инструменты, сопровождающие пение, так же просты, как само пение, и состоят из виолины, пастушеской дудки, подобия малого барабана и других. Виолина состоит из плоской, чисто обработанной доски в форме наших старых скрипок, на которую натянуты два или три конских волоса. Скрипач сидит на полу и, играя, жестикулирует. Музыка черкесов вряд ли понравилась бы в образованной Европе из-за своей монотонности, однако она широко распространена у ногайцев и калмыков. Ее настрой — героический или меланхолический, и этим она близка казацкой музыке, о которой я выше подробно рассказывал. [605]

Было бы интересно сообщить отдельные образцы черкесских песен, хотя чрезвычайно трудно записать их. Мариньи и Белл привели интересные примеры, и так как записи первого уже известны, благодаря Нойману и другим, а произведения Белля малоизвестны в Германии, то я предпочитаю привести примеры из книги последнего.

(Далее приводятся 2 текста песен: военный — 1 страница — и восхваляющий князя Чугуи — 1 страница — взятых из книги Белля).

Терпсихора является у черкесов, по крайней мере у мужчин, не столь прелестной и грациозной, они передвигаются по кругу и отличаются при этом громадными прыжками и неестественными движениями ног, так что их танцы напоминают вакханалию. Поэтому содержание танца сильно отличается от наших танцев, и в то время как танец у нас вызывает всеобщее веселье, у черкесов он дает выход дикой радости. Когда исчерпаны все нюансы пения, то при все более возрастающем возбуждении, еще более усиливающемся напитками, возникает потребность в чем-то другом. Часть молодежи образует круг, бьет в ладоши, и один из них прыгает в середину круга под аккомпанемент описанных выше инструментов, дикого пения и все более громких аплодисментов и старается показать свое искусство громадными прыжками и другим образом. То он кружится по кругу с множеством пируэтов, то прыгает в высоту, расставив ноги в разные стороны, то переносит всю тяжесть своего тела на пятки и садится на корточки, как в казацких танцах. Потом он снова вспрыгивает, бегает по кругу, исполняя трудные па, и становится тем более диким и быстрым, чем больше публика выражает свою радость. Вконец измученный, спрыгивает он со сцены и присоединяется к зрителям, хлопая вместе с ними в ладоши. Затем выступает новый танцор, пока и он, утомившись, не уступает своего места другому. После того, как беснуются юноши, появляются также и девушки и исполняют содержательную пантомиму. Черкесские танцевальные пируэты господствуют и здесь, однако их искусство меньше находит отражение в движениях ног. Пантомимы исполняются в основном руками, и их движения бывают плавными. Темные волосы, свежие щеки, маленький красный рот, блестящие глаза, прекрасная стройная фигура — все это усиливает их врожденную грацию, и когда неистовство достигает своей кульминации, то только один танец самой лучшей исполнительницы в состоянии усмирить дикую радость и грубость юношей.

Белл рассказывает еще об одном танце, когда каждый танцор берет под руку свою партнершу и двигается с ней то вперед, то назад.

В то время, как часть молодежи занимается танцами, [606] другая проводит время в иных забавах. Игры часто переходят в драки, и нередко льется кровь.

Часть времени занимает стрельба и несмотря на дороговизну пороха, юноши никогда не экономят его в торжественных случаях.

Обычно на праздниках подобного рода выступают также комедианты, и им разрешается многое, подобно нашим арлекинам. Иногда комедиант исполняет импровизацию, и все общество вынуждено декламировать определенные строфы.

Вскоре внимание публики переключается на всадника, который, держа в руке знамя, призывает все общество участвовать в состязании. Все юноши бросаются на лошадях вслед за знаменосцем. Ловким всадникам, наконец, удается догнать его и схватить знамя. Число состязающихся все увеличивается. Знамя переходит из рук в руки; борьба продолжается до тех пор, пока от знамени не останется ни клочка, и схвативший его видит, что в его руках находится только древко. Состязания заканчиваются всеобщим смехом.

Второй день празднеств, как правило, бывает еще более шумным, и иногда случается, что радость внезапно прерывается каким-либо несчастным случаем. При этом необузданном веселье нередки нанесения телесных повреждений или даже смерть. Тогда клан потерпевшего требует возмещения ущерба, а радость таким образом превращается в ненависть и взаимную вражду. Праздник прекращается, и чтобы не нанести ущерба гостеприимству, каждый спешит домой. Как раз такой случай произошел на празднике передачи воспитанника, который я описывал, и я опишу его конец, дополнив его другими рассказами о Кавказе.

Третий день праздника посвящен отдыху. Хозяин стремится в этот день порадовать своих гостей. Торжества открывает бешеная скачка на лошадях. Выбираются судьи, которые решают вопрос о присуждении призов и распределении их.

Обычно это лошадь, оружие или бык, а могут быть также призами и рабы. Героя дня все хвалят, девушки теснятся к нему, и какой-либо певец импровизирует в его честь песню.

Далее следует вручение подарков со стороны хозяина, и каждый из гостей с нетерпением ждет момента, когда хозяин обратится к нему. Воспитатель получает самые богатые подарки и его возводят в дворянский титул. Таким образом, он становится родственником княжеского дома и рассматривается отныне как полноправный его -член. Его воспитанник испытывает по отношению к нему высокое почтение, и его любовь к воспитателю часто больше, чем к собственным родителям. Затем наступает очередь родных воспитателя, и даже самый ничтожный из них почувствовал бы себя оскорбленным, если бы ему не перепал хоть какой-нибудь небольшой подарок. Родственники воспитанника не получают ничего, и, наоборот, обязаны [607] сами проявить гостеприимство и щедрость по отношению к воспитателю и его родным.

Само собой разумеется, что при распределении таких больших даров невозможно удовлетворить всех. Но в случае, если хозяин проявил жадность или просто скупость, рассматривающиеся у черкесов как большой порок, все же никто не выскажет открыто свое недовольство, а будет вести себя так, как будто бы он полностью удовлетворен. Но, конечно, следствием этого будет последующее неодобрение или даже презрение. В противном же случае похвала щедрому хозяину переходит из уст в уста, и его щедрость обсуждается в течение нескольких месяцев.

За этим следует большой пир, который и венчает праздник. Как правило, в домах не хватает места, чтобы посадить всех гостей. Для пира выбирается поэтому удобное место на свежем воздухе, и слуги пешком и даже на лошадях обносят столы блюдами с кушаньями. Женщины не имеют права принимать в этом участия, но их принимают обычно в специально оборудованном для этого доме, где они едят отдельно от мужчин. Всеобщая веселость усиливается всевозможными напитками. Пир продолжается вплоть до ночи, пока не будет съедено все, что может предложить богатая кухня хозяина.

Здесь мне предоставляется удобная возможность описать кушанья и напитки черкесов.

Вообще черкесы — трезвенники и удовлетворяются в своей семье малым. Если же они утром едут на охоту, ,и должны поздно вернуться, тогда они берут с собой мешочек с мукой и медом и воду, и это является их пищей. Черкесы едят только тогда, когда они голодны и, как правило, два раза в день. Только в тех местностях, куда проникло учение Магомета, привыкли к тому, чтобы есть в часы, отведенные для этого этим учением, а именно: после захода солнца, и в этой трапезе принимает участие вся семья. Обычно едой является просяная каша, которая здесь, а также в Мингрелии называется «гоми» и которую едят вместо хлеба. Его приготовление очень простое. Просо растирают, сыплют в котел, смешивают с водой и варят на среднем огне до тех пор, пока масса не загустеет, а затем кушанье накладывается каждому рукой или большой деревянной ложкой. Должно пройти много времени, прежде чем привыкнешь к этому кушанью; что касается меня, то я в течение многих недель получал вместо хлеба только «гоми». Согласно описаниям Клапрота, этот вид хлеба называется «хатлама», если для его приготовления берется очищенное просо; если же оно при этом перемолото и при готовности хлеб нарезается небольшими кусками толщиной в палец, то он называется «метшага». Только в некоторых местностях, где сеют пшеницу, пекут другой вид хлеба, состоящий из небольших круглых лепешек, печеных в золе. Обычно этот хлеб пекут из [608] турецкой пшеницы. Этот хлеб обычно нравится даже новичку, однако его можно есть только в свежем виде. Уже на другой день он становится твердым, а на третий день его может переварить только желудок черкеса. Кроме этих видов хлеба черкесы особенно любят молоко, особенно кислое, которое на Кавказе смешивается с водой и известно под именем «айран». Черкесы же едят его в чистом виде, и оно называется у них «яурт». Во время путешествий черкесы используют смесь муки и меда, которую они называют «гомил».

Это все что они едят, если не требуется специальных кушаний для приема гостя. В этом случае они умеют искусно готовить кушанья, чего нельзя ожидать при их простоте нравов. Хозяйка дома и старшие дочери пекут хлеб в золе или готовят «гоми», сыновья же доставляют скотину, предназначенную для еды, забивают ее и готовят ее в присутствии гостей, поджаривая лучшие куски на вертеле, все же остальное варится в большом котле. Жаркое на вертеле известно по всему Кавказу под названием «шишлик». Для этого кушанья особенно предпочитают баранину, а если черкесы не магометане, то они используют для этого свинину, так как они предпочитают эти виды мяса говядине, а особенно мясу буйвола.