ПИСЬМА Н. Д. КИСЕЛЕВА К РОДНЫМ ВО ВРЕМЯ РУССКО-ИРАНСКОЙ ВОЙНЫ

1826-1828 гг.

Хотя русско-иранская война 1826-1828 гг., решавшая вопрос о том, останутся ли страны Закавказья под властью иранских феодалов или станут колонией русских помещиков и купцов, была в основном войной несправедливой с обеих сторон, некоторые её объективные результаты имели прогрессивное значение. Она сыграла большую роль в истории народов Закавказья, соединив их судьбу с судьбой русского народа. Вона положила конец грабительским набегам Ирана в Закавказье, способствовала установлению тесных экономических и культурных связей этого края с Россией и содействовала уничтожению феодальной раздробленности в областях Закавказья. Велико было и международное значение этой войны. Она привела к расширению и углублению международного кризиса, разразившегося в 20-е годы XIX века в связи с обострением восточного вопроса. Война была развязана подстрекаемыми Англией реваншистскими кругами Ирана, мечтавшими вернуть утраченное господство над народами Закавказья. Россия, занятая в этот момент решением ближневосточных дел, стремилась избежать войны с Ираном. Все русско-иранские трения, возникшие после заключения Гюлистанского мира (1813 г.) Россия хотела разрешить мирным путём. Но отправленное в Тегеран весной 1826 года посольство Меншикова не имело успеха. Иранские войска, руководимые наследником престола Аббас-Мирзой, 16 июля 1826 года без объявления войны вторглись в русские пограничные районы, когда посольство Меншикова ещё было в Иране.

Победа России в этой войне явилась поворотным пунктом в развитии восточного кризиса и нанесла удар агрессивным планам английского капитализма в Закавказье ¹.

Вполне закономерен интерес, проявляемый исследователями к русско-иранской войне. Круг опубликованных источников по русско-иранской войне довольно широк. Ценные официальные документы опубликованы в Актах Кавказской Археографической комиссии (из архива Главного управления наместника на Кавказе) ², в Кавказском сборнике (из архива штаба Кавказского военного округа) ³, в приложениях к труду кн. Щербатова ⁴ [284] и др. Кроме того, изданы записки, дневники и письма участников и очевидцев событий, в том числе А. П. Ермолова ⁵, Н. Н. Муравьева ⁶, Н. Н. Раевского ⁷, гр. Симонича ⁸ А. И. Красовского ⁹ и некоторых других. Тем не менее, публикуемые десять писем Н.Д.Киселева, чиновника дипломатической канцелярии при штабе Паскевича, сообщающие ряд дополнительных сведений и деталей об этих событиях, представляют значительный интерес. Из десяти писем три адресованы матери, Прасковье Петровне Киселевой, жившей постоянно в Москве, шесть – брату Сергею Дмитриевичу Киселеву, служившему в Москве в Седьмом департаменте Сената за обер-прокурорским столом и только что вернувшемуся из поездки на Кавказские минеральные воды, и одно письмо брату Павлу Дмитриевичу Киселеву, бывшему в то время начальником штаба Второй армии в Тульчине. Письма хранятся в Отделе рукописей Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина в архиве Киселевых (ф. 129) под шифрами 14.37; 14.41; 15.34.

Николай Дмитриевич Киселев (1802-1869), бывший накануне Крымской войны послом во Франции, а в последние годы жизни – в Итальянском королевстве, начал свою дипломатическую карьеру на Кавказе и в Иране. Весной 1826 года он посетил Иран в составе посольства А. С. Меншикова, исполняя обязанности секретаря. Весной 1827 года он, считаясь же в какой-то степени знатоком нравов и обычаев Ирана, был прикомандирован к А. М .Обрескову, назначенному уполномоченным России для ведения будущих мирных переговоров с Ираном. На Кавказ дипломаты прибыли в мае 1827 года, когда во главе армии и края уже стоял сменивший А. П. Ермолова И. Ф. Паскевич, начавший весеннюю кампанию 1827 года. Известно, что, используя неподготовленность России к войне, армии Аббас-Мирзы летом 1826 года захватили южную часть Закавказья (провинции Бамбакскую, Карабахскую, Кубинскую, Ширванскую, Шекинскую, ханство Талышинское).

В воинственных планах иранских правящих кругов и их английских советчиков большое место занимали надежды на выступление народов Закавказья против России. Ещё перед началом войны в закавказские провинции было заслано немало эмиссаров из Ирана; многие бывшие правители прибыли в Закавказье вместе с армиями Аббас-Мирзы. Кое-где при поддержке местной знати удалось организовать мятежи, но широкие массы местного населения их не поддержали. Напротив, местное население оказывало большую помощь русским войскам в борьбе с вторгшимся нериятелем ¹⁰. В конце августа 1826 года войска Ермолова, используя [285] поддержку местного населения, перешли от обороны к наступлению и, одержав крупные победы при Шамхоре (3 сентября) и Елизаветполе (13 сентября), заставили иранскую армию покинуть русскую территорию и уйти за Аракс. Компания 1827 года развернулась уже на территории Ирана, в Нахичеванском и Эриванском ханствах.

Н. Д. Киселев в это время находился в Главной квартире армии, что позволило ему довольно подробно обрисовать в своих письмах ход военных действий с мая 1827 по январь 1828 гг., от начала осады Эривани до окончания мирных переговоров в Дех-Каргане. Отмечая, что военные действия протекают в тяжёлых условиях, что русские солдаты очень плохо переносят знойный климат и в войсках очень много больных, Н. Д. Киселев восхищается выдержкой и героизмом солдат, стойко переносивших все трудности и невзгоды. Он пишет также, что армия не всегда была снабжена необходимым (вооружением, продовольствием), часто жалуется на страшную дороговизну, на неустройство армейского быта, на затруднявшие получение продовольствия препятствия, в том числе отсутствие жителей в близлежащих селениях.

Рассказывая о тактике Аббас-Мирзы, о его стремлении избегать крупных сражений и нападать небольшими силами на мелкие, разрозненные русские отряды и обозы, Н. Д. Киселев осторожно критикует распоряжения и действия высших начальников и сообщает о некоторых неприятных последствиях их недальновидного руководства (потери в отряде Красовского при проходе в Эчмиадзин; оставление без охраны обозов и части штаба в Нахичевани, бесполезное пребывание в Главной квартире дипломатических чиновников и т.д.). Интересны его сообщения относительно переговоров Бенкендорфа с эриванским сардаром и об ответе последнего, показывающем, что иранское командование знало о затруднениях русской армии и надеялось на успех, надеясь на отсутствие у русских привычки к природным условиям Ирана. Любопытны замечания Н. Д.Киселева о военных действиях и мирных переговорах с Аббас-Мирзой, происходивших в июле 1827 года. Весьма подробно Н. Д. Киселев рассказывает об обстановке, в которой проходили мирные переговоры в Дех-Каргане, о приеме, оказанном Аббас-Мирзе, его поведении и методах ведения дипломатических дел.

Много внимания уделяется в письмах описанию быта и нравов Главной квартиры, упоминаются друзья и сослуживцы Н. Д. Киселева, в том числе А. С. Грибоедов, Н. Н. Раевский, А. М. Обресков, Н. А. Долгоруков, А. А. Суворов, А. К. Амбургер и другие. Публикуемые письма содержат интересные факты и сведения о кампании 1827 года, о деятельности дипломатической канцелярии при армии Паскевича, о переговорах в Дех-Каргане и являются ценным источником по истории русско-иранской войны 1825-1828 гг.; отдельные сообщения об А. С. Грибоедове, А. П. Ермолове и Д. В. Давыдове дают дополнительный материал для характеристики кавказского периода их жизни и деятельности.

Письма публикуются по современной орфографии, пунктуация подлинников не соблюдается, сохраняются лишь фонетические особенности и особенности эпохи, например, скушный, газартный [286], гошпиталь, шенель квартера. Описки автора оговариваются в подстрочных примечаниях, недописанные слова восстанавливаются в квадратных скобках. Географические названия даются в транскрипции подлинника.

Письма расположены в хронологическом порядке. Перевод письма к П. Д. Киселеву, написанного по-французски, помещен вслед за подлинником.

1.

П. П. Киселевой

Тифлис, 19-е мая 1827 года.

Наконец тягостное путешествие наше совершено. Третьего дня в 5 часов пополудни въехали мы в столицу Грузии и поместились в довольно дурной квартере. Но обращаюсь к пpинятой системе моей и стану прежде описывать вам, любезная матушка, что со мною происходило после последнего моего письма. Оно, кажется, было из Ставрополя, и потому прошу вас от этого города следовать за мною до Тифлиса.

Как я предполагал, так и выехал из Ставрополя на другой день на рассвете, и, если б не Са6анеев ¹¹, то я почти догнал бы Обрескова ¹² у Екатеринограда, но больной генерал на всякой станции забирал лошадей и тем заставил меня почти сутками приехать позже в место условленного свидания. Впрочем, это замедление удостоверило меня, что я в Обрескове нашел приятного и снисходительного начальника: он целые сутки потерял в скушном Екатеринограде в ожидании моего приезда и непременно требовал, чтобы я остановился в занимаемой им комнате. Тут было первое настоящее знакомство наше. 11-е мая рано утром побрели далее в сопровождении пехоты и нескольких козаков и в этот день могли только сделать 37 верст. На другой день выехали еще ранее, чтобы успеть отъехать 68 верст и к вечеру быть в крепости Владикавказской. Переменяя на каждом посту пехоту и довольствуясь малою эскортою, нам удалось исполнить трудное предприятие и к ночи прибыть в Владикавказ. Утром мы встретились с Алексеем Петровичем Ермоловым ¹³, который вместе с Денисом Давыдовым ¹⁴ оставляли, кажется, навсегда Грузию. Они долго с нами говорили; первый много смеялся и рассказывал, какие сделались перемены в Тифлисе, и наконец мы сели в коляски и продолжали путь. Все это происходило на большой дороге и в то самое время, когда сильная партия чеченцев намеревалась напасть на победителя своего и отмстить ему за весь вред, который он не переставал делать сим хищникам. К счастию, злое намерение их было открыто, и вместо пленения главнокомандующего им удалось только отогнать табун из аула, населенного преданными России горцами. Теперь надобно вам сказать, что, если б мы выехали часом прежде, то непременно попали бы в руки чеченцам, которые в то время дрались с мирными осетинами и отбивали у них на самой большой дороге упомянутый табун. Но все обошлось благополyчно, и путешественники (в обе стороны) избавились от неприятной встречи, которая могла бы совершенно переменить направление их пути.

Во Владикавказе мы пробыли целый день, оставили экипажи и приготовили вьюки к дальнейшему следованию чрез горы. Подъезжая к самому хребту, мы были встречены ужасною грозою и настигнуты такою темною ночью, что пехота ощупью искала дороги и что мы принуждены были пустить лошадей на волю божию и подавать друг другу голос, чтобы иметь :возможность двигаться вперед. Благодаря рвение и отважности солдат, мы счастливо достигли до поста и щедро наградили их за перенесенные ими труды, Приехали совершенно мокрые и для избежания дурных последствий при6егли к рому, которым с головы до ног вытерлись, и им же придали вкусу чаю, что и возымело самое благодетельное действие. От многих снеговых обвалов переезд чрез горы все еще чрезвычайно труден, так что в иных местах приходилось перебираться пешком И лошадей вытаскивать из рыхлого снега с помощию людей. Переправившись чрез Кавказ, на третий день достигли до Тифлиса и нашли его совершенно пустым. 12-е число главнокомандующий со всею Главною квартерою двинулся к Эривани, и потому ни военных, ни штатских много здесь остаться не могло ¹⁵. Выезд его отсюда принудил Обрескова ехать за ним вслед, чтобы вручить ему бумаги и узнать, что должно нам делать: жить в Тифлисе или следовать за армиею. Он поехал сегодня на рассвете, а я остался здесь в ожидании его возвращения и в совершенной неизвестности, что из нас будет. Мы нашли здесь Сипягина ¹⁶, который очень ласково меня принял, князя Мадатова с женою ¹⁷ и еще осталось два или три знакомые мне дома, между коими придется разделять незанятые минуты мои.

Теперь должен я вам признаться, что я несколько ошибся в моем расчете и что скука, а может быть, и долгое здесь житье будет неизбежным последствием этой ошибки: весенняя кампания только что теперь начинается, и совсем неизвестно, сколько времени война может продолжиться; пребывание же теперь в Тифлисе несносно до чрезвычайности, а следование за Главною квартерою есть настоящее кочевье, которое сопряжено с хлопотами, с беспокойствием и с лишением себя всех почти удобств мирной жизни. К тому же дороговизнь здесь невероятная, и даже с деньгами трудно найти необходимое для удобнейшего путешествия верхом со :вьюками.

Приехав сюда, я надеялся найти от вас письмо. Но, к сожалению, кроме газет ничего здесь меня не ожидало, и теперь надобно опять терпеть до будущей почты. Из Петербурга каждую неделю отправляется сюда экстра-почта, которая почти вдвое скорее ходит обыкновенной и потому прошу вас, любезная матушка, писать мне чрез нее и, если можно, не пропускать почтовых дней, не известив меня, что с вами происходит. Сестер ¹⁸ нижайше приглашаю побольше и почаще ко мне писать, чем докажут и дружбу, и снисхождение, и великодушие. Предчувствую, что этот раз Тифлис и весь здешний край ужасно как мне огадят и научат меня быть осторожнее в выборе вояжев моих по службе. Эта письмо доказывает вам, что я не очень доволен своею участью; посмотрю, что будет и как дурно начатое может кончиться.

Письмо мое будет писаться несколько дней: в день нашего приезда почта отсюда отправилась, и потому надобно ждать отъезда ее до будущей недели. [288]

21 мая

Вчера день провел уединенно, но зато сегодня был на званом обеде у военного губернатора, то есть у Сипягина, в мундире и по печатным приглашениям. Все было собрано, что в городе осталось, и с духовными особами на6ралось около 70 человек для празднования тезоименитства цесаревича ¹⁹. Вечер провел я у гражданского губернатора ²⁰ и, возвратясь от него, прибавил эти строки к прежнему отчету моему. Обрескова еще нет: жду его завтра или послезавтрего вечером и предчувствую, что нам придется следовать за Главною квартерою.

23-е мая

В надежде, что нам можно будет здесь несколько дней пожить по возвращении О6рескова, я выхлопотал хорошую квартеру, на которую вчера перебрался. Но сегодня за обедом у Сипягина получил письмо из Главной квартеры, в котором Обресков мне объявляет, что он остается при главнокомандующем и приглашает меня, не теряя времени, оставить Тифлис. Это неожиданное известие очень мне неприятно: надобно хлопотать, чтобы оставшиеся здесь вещи его доехали в целости, и к тому же придется вдруг закупить лошадей и обдумать, чтобы новое путешествие сделать сколь можно покойнее. Я только что опять начал привыкать к здешней жизни и находить даже в ней некоторые малые приятности, как вдруг принужден расстаться с покойною комнатою, из которой очень мало выходил, и приняться опять за кочевье, чего не терплю. К счастию, я запасся книгами и всякий день прочитываю по толстому волюму. В Главной квартере от уединения страдать не придется; но зато надолго прощусь с покоем. Бенкендорф с авангардом стоит под стенами эриванскими, а Паскевич с главным отрядом, в коем и я буду находиться, пойдет далее ²¹.

Опять увижу любезную Персию, из которой не предвижу, когда возвращусь ²². Сейчас иду на вечер к княгине Мадатовой, которая на этой неделе едет в Петербург ²³.

24 мая

Сегодня последнее прибавление к моему письму: завтра почта отходит и, вероятно, мне не удастся более приписать. Не могу на вас не пожаловаться: почта опять пришла, а писем от вас все нет. Один брат Павел обо мне вспомнил: пишет из Тульчина от 20-го прошлого месяца. Дружеское и милое письмо его нехотя заставило меня и в Тифлисе приятно провести день.

Отправляет жену свою в Карлсбад, хотя она хотела быть на Кавказских водах, но испугалась войны с персиянами ²⁴.

Я очень хлопочу: заказываю, закупаю, сержусь, бранюсь, мирюсь и так далее. В будущую пятницу, т е. 27 числа, [289] надеюсь расстаться с Тифлисом и совсем не охотно. Сегодня еще получил письма от Обрескова: завет к себе и приглашает всем здесь запастись. Дороговизнь страшная, и этот раз, кажется, я обочтусь по части казенных приходов.

Прошу вас адресовать письма в Тифлис. Они очень неаккуратно доходят в Главную квартеру и потому, может быть, и с поля брани не с большою скоростию будут и до вас доходить. Буду стараться как можно чаще к вам писать, любезная матушка, и пользоваться удобными случаями пересылать к вам письма.

Заключаю письма просьбою любить и чаще о себе извещать, преданного и почитающего вас сына Николая.

К Сергею не знаю, куда писать. Он, верно, еще не собрался и не подвинулся к нашим краям. Анна Алексеевна ²⁵ имела намерение и даже обещала вступить со мною в переписку. Считаю на eё слово и жду грамотку.

2.

П. Д. Киселеву

Nаkhitсhеvаn, lе 28 juin 1827.

Аu moment de mе mettre a chеval pour аllег rejaindre lе generаl Paskevitz, j'ai recu a Тiflis Votre lеttrе qui approuvait mon audacieuse resolution de revenir еnсore une fois dans lе pays barbare d'ou je V[ous] ecris dans се moment. Cette approbation de Votre part m'inspire trop de сourаgе рour oser V[ou]s depeindre l'espece de reрentir qui, a la verite, n'est que j'effet naturel de mon inconsequente entreprise. Le premier contre-temps qui dut neсеssаirеmеnt paralyser I'agrement que je pauvais аttеndrе de mon second voyage еn Perse, fut le changement de plenipotentiaire qu'on avait d'abard designe pour assister a lа futuтe conclusion de paix аvес lе schah, et je n'ai рu apparter de remedе a mon consentement trop precipite_ de venir ici, puisque je n'ai appris cette volonte supreme qu'a mon arrivee a Mos'oou. L'emреrеur nе voulant pas se separer du ргincе Menchikoff, attacha mon chef actuel Obrescoff аu g[еnеrаl] Paskevitz et les autorisa tous les deux a signer lе futur traite de paix. Le 29 d'avril je quittai donc Moscou рour allеr suivre lе second plenipotentiaire et lе 17 du mais de mai je revis les murs de Tiflis avec bien mois dе satisfaction qu'a mа premiere apparition dans cette ville. Trois jours аvаnt notre arrivee a Тiflis, lе generаl еn chef s'etait mis еn mаrсhе аvес lе gros de son аrmeе, et pour se conformer a ses ordres, les diplomates militaires se mirent egalement еn marche роur aller le rejoindre a unе centaine de verstes de lа саpitale de lа Georgie.

Рour le moment nоtrе presence ici nе fait que grassir lе nоmbrеuх quartier-general, et les chaleurs insupportables, jaintes аu реu d'еmрressеmеnt des Persans de recourir a lа paix, font de nous des faineans, auxquels оn aurait рu eраrgner les fatigues et les dangers d'une suite de marches farcees, qui jusqu' a present n'ont аbоuti a rien de satisfaisant. L'еnnеmi nе se mоntrе enсоrе qu'en petits [290] detachements et nous nе faisons lа guerre qu'au climat insolubre de lа Perse et a ses chaleurs brulantes. (Le thermometre montre ordinairement 43 et 44 degres аu soleil). Nos troupes sont biеn аррrovisionnees, mais nous autres pacificateurs, nous sommes prives de tout се que реut rendre un voyage militaire tant soit реu supportable; et pour соmblе de privation, mon ame devenue belliqueuse, n'а pas enсоrе appris a connaitre ni l'effet du саnоn, ni celui de lа baionnette.

Nous sommes ici depuis deux jours. Оn dit que nous у resterons encore trois оn quatre е que nous avancerons ensuite vers Тebriz; mais j'ai tout lieu de croire que nous ferons dans cette ville un plus long sejour, саr lе general еn chef а envoye се matin un fort detachement рour s'emparer de lа forteresse d'Abbas-Аbаd, qui est a 12 verstes de Nakhitchevan еt qui contient, dit-on, unе assez forte garnison. Оn nе doute pas du succes de cette tentative et lа prise de cette рlасе nous facilitera lе passage de l'Аrахе. C'est dans cette ville egаlеmеnt que nous attendrons l'arrivee du g[enerаl]! Pankratieff avec son detachement du Karabagh роur aller a lа rencontre d’Abbas-Мirzа dont l'аrmeе est саmрeе a 50 verstes de lа notre. Il est tres рrobаblе сeреndаnt qu'il se rеtirera a notre арргосhе; саr lе systeme que suit jusqu'a се moment nоtre еnnеmi consiste a nous epuiser par lеs сhаulеrs, et il semble qu'il а pris lе parti d'abandonner lе soin de nous exterminer аu climat et аu реu de ressources de son pays. Les villes et les villages que nous traversons sont depeuplees et tous les habitants se trouvent au-dela de l'Аrахе.

Le blocus d'Erivan est leve a cause du grand nоmbге de malades qui encombraient nos hopitaux еt il n'у а mаintеnаnt qu'une division d'observation qu'on а laissee аuх environs de сеttе forteresse sous les ordres du g[enerаl] Krassovsky. Notre artillerie de siege nе peut аrrivеr a Егivаn qu'au mois d'aout, ce qui fait penser qu'avant сеttе epoque nous nе serons pas еn possession de сеttе place importаntе. Le caractere personnlell du sardar, qui anime раr sa presence lа garnison de cette forteresse, nе laisse pas a esperer qu'il puisse j amais se rendre sans lе secours de lа grosse artillerie, еt lа reрonsе que fit се vieillard аu g[enerаl] Веnkеndоrff, quаnd сеlui-ci lе sоmmа de se rendre, est trop originale, роur que je lа passe sous silence. Il fit dire аu g[enerаl] que lа Perse а des abricots contre l'infanterie russe, des curdes contre notre cavalerie еt un soleil brulant contre tous. Quant a lui реrsоnnеllеmеnt, il etait trop vieux, pour faire cas du реu qu'il lui restait a vivre еt qu'il s'etait decide a se laisser plutot, ensevelir sous les debris des murs d'Erivan, que de rendre сettе forteresse de son propre gre.

Je prevois, avec biеn d'autres personnes, que сеttе gueтre durerа assez роur nous faire perdre lа moitie de notre monde. Les регsonnes gatees раr lа fortune sont privees ici de toutes les aises аuхquelles elles sont habituees еt lе pauvre soldаt est expose a des fatigues et еn meme temps a de telles privations, que lа Perse seule peut lui faire eprouver. Malgre сеlа de bons camarades nous font sоuvеnt oublier notre miserе et l'esprit qui anime nous troupes, lеur fait supporter lа lеur avec un courage vraiment heroique. Quant a moi individuellement, je tache de те consoler des suites de mоn imprevoyante entreprise, раr l'idee que je conserverai de bien d'oux [291] souvenirs de la nouvelle саrierе que j'ar inoрinemеnt еmbrаsseе, et qu'a l'experience d'un employe civil, j'aurai occasion de joindre celle d'un demi-militaire.

J'aurais biеn voulu V[aus] ecrire plus souvent; mais les сommunications ауес notre сherе patrie deviennent de jour еn jour plus difficiles et les moyens de correspondre plus rares. Toutefois je V[ous] promets, mon chеr frere, qil' a la moindre possibilite je m'еmpresserai de V[ous] informer de taut се que nous aurons d'interessant et j'espere que V[ous] nе mе laisserez pas nоn plus sans me danner de Vos nouvelles. Le meilleur moуеn de те faire parvenir Vos lettres est celui de les adresser аu g[enerаl] Sipiaguine, qui m'а recu a Tiflis avec toute la biеnvеillаnсе d'un аnсiеn camarade de mon frere.

Adieu, топ сhеr et bon frere. Je baise les mains de mon aimаblе belle-soeur et V[ous] prie de croire a l'attachement inalterаblе de Votre sincere et devoue ami et frere Nicolas K..

Alexandre Potocky doit venir avec le dettachement de Pankratieff. Je nе l'ai paint vu depuis mon arrivee еn Georgie. Dolgorouky, Raevsky, Griboedoff et biеn d'autres se rappellent а Votrе souvenir.

Notre dettachement est геvеnu dans се moment de son expedition. Оn n'а plus trouve l'ennemi a Abbas-Abad et l'an est rentre sans сouр ferir.

Перевод:

Нахичевань, 28 июня 1827,

В ту минуту, когда я садился на лошадь, чтобы догонять генерала Паскевича, я получил в Тифлисе Ваше письмо, в котором вы одобряете мое смелое решение еще раз вернуться в варварскую страну, откуда я Вам пишу в настоящий момент. Это одобрение с Вашей стороны вселяет в меня слишком много мужества, чтoбы осмелиться описать Вам то своего рада раскаяние, которое, по сути дела, есть лишь естественный результат моего необдуманного предприятия. Первым осложнением, которое неизбежно должно было ослабить удовольствие, ожидаемое мною oт второй поездки в Персию, была смена полномочнаго представителя, ранее назначенного присутствовать при предстоящем заключении мира с шахом, и я не мог найти средства отказаться от своего слишком поспешного согласия приехать сюда, потому что узнал о высочайшей воле только после моего приезда в Москву. Не желая расставаться с князем Меншиковым ²⁶, император назначил моего нынешнего шефа Обрескова к генералу Паскевичу и уполномочил их обоих подписать будущий мирный договор. Итак, 29 апреля я покинул Москву, чтобы следовать за вторым полномочным представителем, и 17 мая вновь увидел стены Тифлиса с гораздо меньшим удовлетворением, чем при моем первом появлении в этом городе. За три дня до нашего приезда в Тифлис главнокомандующий отправился в поход с основной частью своей армии [292] и, следуя его приказам, военные дипломаты также отправились в путь, чтобы догнать его в сотне верст от столицы Грузии.

В настоящее время наше присутствие здесь только увеличивает многочисленную Главную квартиру, и непереносимая жара в сочетании с тем, что персы не спешат с миром, превращает нас в бездельников, которых можно было бы избавить от тягот и опасностей многочисленных походов, до сих пор не привёдших ни к каким удовлетворительным результатам. Противник всё ещё показывается только мелкими отрядами, и мы воюем лишь с нездоровым климатом Персии и с её палящей жарой (термометр показывает обычно 43-44 градуса на солнце). Наши войска получают хорошее довольствие, а мы, миротворцы, лишены всего того, что может сделать военное путешествие хоть сколько-нибудь сносным, и в довершение всех лишений, моя душа, ставшая воинственной, всё ещё не познакомилась с действием пушки и штыка.

Мы находимся здесь два дня. Говорят, что мы тут останемся ещё три или четыре дня и затем двинемся к Тавризу; но у меня есть все основания думать, что наше пребывание в этом городе будет более длительным, так как главнокомандующий послал сегодня утром сильный отряд, чтобы занять крепость Аббас-Абад, в 12 верстах от Нахичевани, где находится, говорят, довольно сильный гарнизон ²⁷. В успехе этого предприятия не сомневаются, и взятие этой крепости облегчит нам переход через Аракс. В этом же городе мы будем ожидать прибытия генерала Панкратьева ²⁸ с его отрядом из Карабаха, чтобы пойти навстречу армии Аббас-Мирзы, которая расположилась в 50-ти верстах от нашей ²⁹. впрочем, очень возможно, что он отступит при нашем приближении, так как система, которой следует до настоящего времени наш противник, состоит в том, чтобы истощать нас жарой, и, кажется, он решил предоставить заботу о нашем истреблении климату и скудости ресурсов своей страны. Города и деревни, через которые мы проходим, безлюдны, и все жители находятся по ту сторону Аракса ³⁰.

Осада Эривани снята из-за большого числа больных, заполнивших наши госпитали, и там находится теперь только одна дивизия для наблюдения, оставленная в окрестностях этой крепости под командованием генерала Красовского ³¹. Наша осадная артиллерия может прибыть к Эривани только в августе, что заставляет думать, что до этого мы не можем овладеть этим важным пунктом. Личный характер сардара, воодушевляющего своим присутствием гарнизон этой крепости, не позволяет надеяться, чтобы он когда-либо её сдал без помощи тяжелой артиллерии, а ответ, который дал этот старик генералу Бенкендорфу, когда тот пpедложил ему сдаться, слишком оригинален, чтобы о нем не сказать. Он приказал сказать генералу, что у Персии есть абрикосы против русской пехоты, кypды против нашей кавалерии и палящее солнце против всех. Что касается до него лично, то он слишком стар, чтобы придавать значение тому немногому, что ему остается прожить, и что он решился скорее быть погребенным под развалинами стен Эривани, нежели добровольно сдать эту крепость ³². [293]

Как и многие другие, я предвижу, что эта война продлится достаточно долго для того, чтобы заставить нас потерять половину наших людей. Баловни фортуны лишены здесь всех удобств, к которым они привыкли, а бедный солдат изнемог от усталости и в то же время от таких лишений, которые только Персия может заставить его испытать. Несмотря на это, добрые товарищи часто заставляют нас забывать о наших бедствиях, а воодушевление наших войск позволяет им переносить их с поистине героическим мужествам. Что касается меня лично, то я стараюсь утешиться, видя последствия моего необдуманного предприятия, мыслью о том, что я сохраню очень приятные воспоминания о новой службе, которую я неожиданно избрал, и что у меня будет случай добавить к опыту гражданского чиновника опыт полувоенного.

Я очень хотел бы писать Вам чаще, но сообщение с нашей дорогой родиной становится день ото дня все труднее, и возможности переписки все более редкими. Все же обещаю Вам, дорогой брат, что, при малейшей возможности, я поспешу сообщить Вам обо вceм, что будет у нас интересного, и надеюсь, что Вы не оставите меня без известий о себе.

Наилучшее средство посылать мне Ваши письма - это адресовать их генералу Сипягину, который принял меня в Тифлисе со всей доброжелательностью старого товарища моего брата ³³.

Прощайте, мой дорогой и добрый брат. Целую руки моей милой невестки ³⁴ и прошу Вас верить в неизменную привязанность Вашего искреннего и преданного друга и брата Николая К.

Александр Потоцкий ³⁵ должен прибыть с отрядом Панкратьева. Я не видел его, со времени моего приезда в Грузию. Долгоруков ³⁶, Раевский ³⁷, Грибоедов ³⁸ и многие другие передают Вам привет.

Наш отряд только что, вернулся из своей экспедиции. Противника в А6бас-Абаде уже не обнаружили и возвратились без единого выстрела ³⁹.

3.

С. Д. Киселеву

Лагерь при крепости Карабаба в 30-ти верстах от Нахичевани.
22-е июля 1827-го

Со дня отъезда моего из Москвы беспрестанно собираюсь к тебе писать; но, не зная места твоего пребывания, не мог исполнить сего намерения и удовлетворить необходимость с тобою больше и чаще говорить. На днях только получил твои письма с вод и узнал с прискорбием, что участь твоя незавидна во многих отношениях. Разлука с милою и, как кажется, незавидное товарищество в продолжительном путешествии, заключают в себе важные причины к поддержанию грусти и скуки, от которых одни занятия [294] и благоразумие могут несколько нас избавить. Если б описание жизни, несносной и сопряженной со всевозможными неудобствами, могло быть точно утешением скучающему, то мне стоило бы только изложить подробно, что со мною происходит, чтобы заставить тебя вполне за6ыть все бремя жизни поднебесной, но я боюсь, чтобы это принятое средство не имело на тебя противного действия и потому скажу только, что с каждым днeм раскаяние мое (как и всех прочих) увеличивается, что опять заехал в проклятую страну. Не умолчу однако, что со всею неприятностию здешней жизни есть и у нас небольшие развлечения; но они так единообразны, что нехотя на них взираешь с равнодушием, и тоска нечувствительно вкрадывается и в те минуты, которые одни оставались нам отрадою. Не стану говорить тебе, любезный друг, о былом, которое с подробностями описано в письмах моих к матушке, ибо полагаю, что это письмо найдет тебя уже в Москве, а после всех жалоб на судьбу и более еще на собственно свою непредусмотрительность сообщу, что здесь делается с выезда нашего из крепости Аббас-Абад, откуда я также писал к матушке от 18-го числа (Прим. Н. С. Киселева на обороте – «Письма этого нет»)..

Я остановился в отчете моем на предложениях персиян приступить к мирным перегoворам. Главнокомандующий тем более поспешил сообщить присланному от Аббас-Мирзы чиновнику основания, на которых готовы с ними трактовать; что война в здешнем крае час от часу становится тягостнее. Персиянин уведомил свое правительство о наших требованиях; но они так не полюбились Аббас-Мирзе, что он предложил нам условия свои, не упоминая о тех, которые ему были сообщены. Дабы яснее изложить ему, чего мы хотим и узнать настоящие намерения его насчет мира, главнокомандующий послал к нему Грибоедова, который через двa или три дня должен привезти решительный ответ ⁴⁰. 20-е число, то есть в день отправления нашего посланного, большая часть нашего отряда отступила от Аб6ас-Абада в намерении избавить себя от жара и от житья на Apaкce, самого вредного во всей Персии, - и направила стопы к горам, составляющим границу нашей Карабахской области с ханством Нахичеванским. Вчера вечерам мы прибыли сюда, а завтра должны сделать остальной переход до того места, где предположено провесть 5 или 6 недель и где люди, лошади и волы должны найти отдохновение от перенесенных усталостей и от изнурительного климата. Мы здесь уже на большой высоте и вместо жара ощущаем большую прохладу, от которой совершенно отвыкли. Впереди обещают нам зелень, то есть тpaву, хорошие родники и не жар, а ещё более свежести, нежели здесь.

Должен перестать, чтобы глаз не испортить, смеркается, а от ветра свечи в палатке нельзя иметь, и к тому же на неё летят разные мошки.

Прощай, любезный друг; будь веселее и старайся найти утешение в доброй и умной жене. Вот чегo тебе желает твой друг и брат Николай. [295]

4.

П. П. Киселевой

C Кислых Вод при горе Салварти, в 16-ти верстах от Карабабы.
19-е августа 1827-го

Третьего дня я совсем сюда переселился и второй день уже, что пью воду и ею обливаюсь. Не расстроенное здоровье, но жары, тоска, мухи и вообще несносная жизнь в Главной квapтepe побудили меня здесь основаться на несколько времени. Кислая наша вода исцеляет всех, и, хотя я на нездоровье жаловаться не могу, но употребление её должно и мне быть полезно и необходимо подкрепить силы, истощенные жарами и гибельным климатом, в котором так давно нахожусь. Целительные воды наши привлекли сюда большую часть штаба, и теперь составилась около них презначительная колония, которая основалась на берегах быстрого и шумящего ручья. Наша артель состоит из трех членов: из Суворова ⁴¹, Амбургера (моего сослуживца) ⁴² и меня, и огромная палатка второго служит сборным местом всем здоровым и нездоровым колонистам. Для избавления себя от вечно шумной компании я перевёз также свою палатку, в которую не пускается толпа посетителей, иногда совсем не забавных. Регулярность в жизни, уверенность, что воды принесут всякому пользу, непринужденность во всех действиях и отдаленность от начальства и от несносной бытности в Главной квартере: вот что делает приятным здешнее пребывание, которое, впрочем, сопряжено с многими затруднениями, ибо все провизии и все необходимое для жизни должно привозиться из Карабабы, где также почти во всем недостаток. Несмотря на то, оставшиеся там нам завидуют, что мы здесь, а мы не нарадуемся, что с ними расстались. Мы тем более довольны, что могли сюда уехать, что этот месяц самый нестерпимый и даже самый опасный в здешних краях и что мы здесь coвершенно избавлены от вредной духоты, которая совершенно отравляет пребывание иноземцев в Персии. Нельзя представить себе, что мы здесь переносим и какое ужасное имеет влияние климат здешний на бедных солдат. Почти половина нашего отряда в гошпиталях, и одна надежда для их поправления на свежесть будущей осени и на благое действие здешних вод. С некоторых пор все слабые присылаются сюда, и, кажется, истощенные мучительным походом силы их начинают восстанавливаться. Водка и вино их немного поддерживали, но теперь ни того, ни другого нет. и вредные воды Персии расстроили все желудки, и понос есть общая болезнь во всем отряде. Не одни солдаты лишены необходимого: мы все почти ничего не имеем, а что и можно достать, то так дорого, что возможности нет изворачиваться с нашим содержанием. Представьте себе, что фунт свечей стоит 8 рублей, бутылка портеру - 16 рублей, полбутылки простого донского вина - 8 рублей, фунт макарон - 4 рубля, четверть ячменя - 20 рублей и всё, что ещё есть, продается в этой пропорции. Впрочем, все, что я вам [296] назвал, не всегда можно иметь, а когда что из Тифлиса и подвозят, то надобно доставать через приятелей и через протекцию. Вот какова наша жизнь, и ничто не обещает еще скорого её окончания. На днях генерал Красовский разбил персиян под Эриванью, но официально еще неизвестно, что он сделал ⁴³. Сейчас посылаю это письмо в Карабабу, чтобы с завтрешнею почтою была отправлено. Прощайте, любезная матушка, целую ваши ручки и с нетерпением ожидаю от вас известий.

Сестер и брата ⁴⁴ целую и благодарю их, что меня не забывают. Прошу напомнить обо мне Лачиновым ⁴⁵.

5.

С. Д. Киселеву

Лагерь при селении Карабаба.
2 сентября 1827-го

Как чувствую, что ты оставил наши воды ⁴⁶. Три почты сряду, или три недели, не получаю от тебя известия и признаюсь, что без них я здесь как сирота. Матушка и все прочие родственники к тому же не могут, кажется, похвастать большою аккуратностию, ибо вот уже несметное время прошло, что не знаю, что с ними делается, а здесь, как мне и тебе должно быть известно, письма имеют особенную цену и заменяют все приятные беседы и сношения с людьми, к которым душою привязан.

Дай теперь немного похныкать и излить желчь на гнусную страну, от которой, как кажется, не скоро ещё избавлюсь. Здесь все соединено, чтобы заставить самого терпеливого роптать на судьбу и не радоваться, что состоишь в цепи существ живущих. Лишены всего, и совершенно ничего нет, что бы мoгло назваться приятным и хотя сколько-нибудь вознаграждало бы все, что мы здесь переносим.

К тому же с некоторого времени победы наши и все удачные действия российских войск приняли какой-то невыгодный оборот, хотя везде сражались героями, и надежда увенчать мерзкую войну миром исчезла. Под вероятием, что борьба с Персиею продолжится на неопределенное время. Хотя физически мы везде оставались победителями, но впечатление моральное на войска и на народ персидский слишком для нас невыгодно, чтобы помышлять о скором окончании настоящей войны. Все это клонится к последним двум встречам русских с персиянами, где только многочисленность последних могла сделать сомнительным успех наших. Недели две назад баталион Грузинского гренадерского полка пошел отсюда на Аракс к Урдабаду, чтобы избавить передавшихся нам жителей этого города от мщения персиян. Возвращаясь с перешедшими на нашу сторону персиянами, Грузинский баталиан был в дефилеи атакован многочисленным отрядом неприятеля и, несмотря на храбрость русских, потеря с нашей стороны была значительна. Все имущества передавшихся жителей избавились от рук неприятельских, и после продолжительного и жаркого дела баталион наш [297] благополучно достиг до Главной квартиры. Мы всего потеряли 49 человек пленными и убитыми, но в Персии такого рада дело с русскими почтется за блистательнейшую победу и увеличит упорство их окончить мучительную войну ⁴⁷.

На днях опять генерал Красовский, шедший от нашей границы с транспортом в Эчмиадзин, встретился с 20-ю тысячьми персиян, под командою Аббас-Мирзы состоящих, и принужден был пробраться сквозь неприятеля с 3-тысячным отрядом. У нас paнeно и убито, слишком 1 000 человек, а персияне, как уверяют,. потеряли в этом деле более 3000 ⁴⁸. Хотя выигрыш опять с нашей стороны и генер[ал] Красовский достиг своей цели, доставив провиант в Монастырь, но не менее того персияне ещё более возгордились, что осмеливаются уже нападать на русских, и мнимая победа их, кажется, еще уменьшила нашу надежду заставить их согласиться на мирные наши предложения. Прошлое воскресенье (сегодня пятница) главнокомандующий пошел опять к Эривани, чтобы наказать Аббас-Мирзу за его дерзость и начать осаду этой крепости, от успеха которой мы можем ожидать удачнейшегo хода дел, касательно желаемого мира. Часть штаба здесь осталась под прикрытием двух баталионов и многих пушек, и наша братья, пасификаторы, ждем здесь будущих благ. На днях и мы, вероятно, двинемся к А6бас-Абаду, откуда yжe начнем опять действовать наступательно, как скоро только главнокомандующий окончит осаду Эривани. Жары миновались, и теперь нам придется страдать от пронзительного холода здешней осени и особенно персидской зимы. Вспомни, что в палатках придется скрываться от холода и сырости и что до взятия Тавриза нам нельзя надеяться быть под лучшим кровом.

В день отбытия генерала Паскевича я возвратился с Кислых вод, где несколько мог еще ценить жизнию *(Так в оригинале). Представь себе, что во время бытности моей в горах или на водах, здесь доходили жары до 51 градуса на солнце, и ты можешь вообразить, каково было положение всего отряда. Больных и слабых у нас почти более, нежели здоровых, и одно упование на перемену погоды, которая уже весьма ощутительна. Я и сам сегодня в числе недужущих: третьего дня приехал к нам Лазарев ⁴⁹ и подвез разной провизии, а вчера я так накушался, что всю ночь страдал от расстроенного желудка. Сегодня сижу на сухоедении и надеюсь завтра опять приступить к обеденным наслаждениям, в которых здесь заключаются и все прочие, понимается за неимением других. заключу длинную мою эпистолу повторением, что мне здесь несносно скучно и досадно, что попал впросак. Прощай, любезный друг; пиши почаще и не смей предаваться ни грусти, ни отчаянию.

Верный друг твой и брат Николай.

У матушки целую ручки. Сестер и барышень ⁵⁰ целую. Поблагодари за меня Лачинова, что вспомнил. Лазарев мне доставил его письмо, на которое скоро буду отвечать. [298]

6.

С. Д. Киселеву

Карабаба, 10 сентября 1827-го

Ещё две почты пришли после последнего моего письма и все от вас известий не имею. Все около меня аккуратно получают письма, а я один, несчастный, без них и не нахожу в пустой голове моей причин, которые лишают меня удовольствия знать, что с вами делается. Я в таком скверном духе, что ничего сегодня писать не буду, к тому же, к прошедшему 6ольшому письму моему и прибавить ещё нечего. Завтра мы выступаем к Нахичевани; что летом будет, неизвестно. Где же придется зимовать, то об этом, кажется, еще не подумали. Я же с своей стороны все старание употреблю, чтобы к зиме возвратиться в Тифлис, где сколько-нибудь отдохну от теперешних мучений и, если можно будет, брошу все, чтобы к вам приехать и придти в себя в покойной комнате и не под чистым небосклонам, а под железною крышею.

Прощай, любезный Сергей. Пожалей о моей глупости, что сюда заехал, и присоедини свои желания к моим, чтобы скорее отсюда вырваться.

Твой друг и брат Николай.

К матушке не пишу, потому что в дурном духе. Целую её ручки и желаю ей наилучшего здоровья.

Попробуй надписывать на конверте: по Экстра-почте, может быть, лучше буду получать ваши письма.

Сестер целую и прошу тебя Лачиновым сказать от меня множество нежностей.

7.

П. П. Киселевой

Лагерь при г. Нахичевани.
25 сентября 1827-го

Oстановка в отправлении почт по причине бродящих персидских партий по дороге к Тифлису лишила меня возможности писать к вам, любезная матушка, в обыкновенные почтовые дни, и оттого недели две вы не имели от меня известий. К тому же, должен вам признаться, что почти три недели был болен, и хотя болезнь моя была и не опасна, и не мучительна, но в здешних краях после всякого расстройства в здоровье остается такая слабость, от которой кроме терпения и восстановления аппетита ничто не может избавить. К счастию моему, после двухнедельного лечения в Караба6е отряд, при котором я теперь нахожусь, пошел в поход и увез с собою и аптеку, и всех лечителей. Три дня, которые я там оставался без лекарств и лекарей, поправили расстроенный мой желудок и прервали пароксизмы легкой моей лихорадки. На четвертый я сел на лошадь и, сделав 30 верст, добрел усталый до [299] наших войск На другой день прибытия моего к ним они пошли преследовать Аббас-Мирзу, который с l5-тысячным корпусом бежал от 4-тысячного отряда нашего, и четыре дня их преследования я опять оставался без способов лечения ⁵¹. К возвращению наших расстроенное здоровье мое совершенно поправилось, и перемена местопребывания, другой воздух и движение возвратили мне пропащий мой аппетит, который избавил меня от смешной и неопасной слабости. Теперь я, благодаря бога, совсем выздоровел, и главные дневные занятия мои состоят в насыщении тела моего, которое две недели сряду поддерживалось более воздухом, нежели пищею.

Приступлю теперь к рассказу военных наших действий. 27-е числа прошлого месяца главнокомандующий пошел из Карабабы на Эривань ⁵², узнав, что АббаС-Мирза с 20-ю тысячами обложил Эчмиадзин и намерен напасть на осадную нашу артиллерию, находившуюся тогда в 40 или 50 верстах от Эривани под прикрытием немногочисленного отряда генерала Красовского ⁵³. Появление главнокомандующего в тех местах принудило Аббас-Мирзу ретироваться, и намерение его мешать нашим войскам начать осаду Эривани не могло иметь никакого следствия. Оставленный в Карабабе генерал-лейтенант князь Эристав для составления отдельного отряда из войск, приходящих с транспортами из Карабаха, выступил оттуда 13-е числа сего месяца для прогнания Аббас-Мирзы из Нахичеванскай о6ласти и, как уже я сказал, имел полный успех в своем предприятии ⁵⁴. В продолжение похода кн. Эристава мы, дипломаты, все здесь оставались, и положение наше было самое критическое. Для охранения нас и вагенбурга ⁵⁵ могли только оставить 40 человек, и на вторую ночь странствования нашего отряда мы узнали, что 3000 персидской кавалерии переправились через Аракс и намерены ночью же сделать нападение на оставшиеся базы. Положение наше было совсем незавидное, и мы принуждены были ночью перетаскивать все наше имущества в так называемую крепость или, лучше сказать, в дом с оградою, куда пришла большая часть жителей Нахичевани с женами и детьми с намерением защищаться от нападения неприятеля. Всю ночь мы провели в ожидании посещения персиян, но, к счастию, утром пришла из Карабабы рота с 2-мя орудиями, И неприятельская кавалерия взяла другое направление и пошла грабить передавшиеся нам персидские же селения. В компании с ротою и в особенности с 2-мя пушками мы препокойно прожили несколько дней в Нахичевани и наконец дождались возвращения нашего отряда. На одни сутки ездили к нему навстречу к Aббас-Абаду, откуда опять все вместе пришли сюда, и только сегодня с ним опять распростились. Эристав идет по тавризской дороге к городу Маранду, где может отрезать сообщение Аббас-Мирзе с Тавризом и с войском шахским. Впрочем, я не знаю, какая настоящая цель этого движения, и мне кажется, что. и сами предводители в нем никакой пользы не могут видеть ⁵⁶. О6ресков с дипломатическою свитою своею отправляется в Аббас-Абад, где мы про6удем до прибытия сюда главнокомандующего или до возвращения сегодня отправившегося отряда. Вчера мы имели известие через Тагар, что крепость Сардар-Абад, в 20 верстах от Эчмиадзина на Араксе, взята нашими штурмом и что сам Паскевич осаждает Эривань ⁵⁷ . Если [300] ему удастся взять и эту крепость, и тотчас потом со всеми силами пойдет на Тавриз, то есть еще надежда, что персияне будут просить мира; в противном же случае нельзя предполагать, чтобы эта война скоро кончилась и тогда наши походы и мученья этого года будут для меня тщетны, потому что я не намерен оставаться здесь ещё на будущий год в уповании дождаться лучших успехов. По несчастию, нет сообщения с отрядом Паскевича, а то мы бы отправились к нему, чтобы к зиме добраться до Тифлиса, откуда, по получении позволения из Петербурга туда возвратиться, пустились бы в края, где нет ни томительных жаров, ни всех недостатков, от которых мы здесь так терпим.

Вчера наконец я получил ваше письмо от 18-го августа с милою припискою прекрасной Анны Алексеевны. С лишком месяц я ничего не знал, чтао с вами делается, и, признаюсь, без ваших писем я совсем здесь осиротел.

Иду обедать, а после обеда постараюсь ещё несколько бумаги измарать.

Весьма насытился и намерен пользоваться оставшимся получасом до отправления писем, чтобы прибавить несколько слов к сказанному. Поздравляю вас, любезная матушка, с переселением в вашу собственность. Своё и милее, и покойнее, и после долгого житья в низеньких конурках особенно приятно пере6раться в высокие и покойные комнаты. Я бы теперь согласился на всякую комнату, чтобы только бы избавиться от палаточного житья. Куда как надоело кочевать и не иметь стены, к которой бы можно было приставить стол или кровать. В сию минуту я хлопочу об устройстве дорожной кровати. По сих пор я спал на ложе узком и беспокойном; но сегодня надеюсь лечь в кровать широкую и покойную. За неимением парусины, я велел натянуть ковер, и, кажется, эта выдумка будет довольно удачна, потому что натянутый ковер будет преэластический.

Сегодня мы здесь остаемся ночевать, а завтра после обеда переберёмся в крепость, откуда мне очень хочется переселиться в монастырь, находящийся в 4-х верстах от А6бас-Aбада ⁵⁸. Там и воздух чище и, говорят, есть комнаты, или кельи, в которых спокойно можно поместиться. В Аббас-А6аде устроены гошпитали почти на 1 500 человек, и потому все жилища заняты больными, и воздух от этого общества не совсем сносен. Если нельзя поселиться в монастыре, то придется жить с больными и ожидать там будущих побед и успехов от мудрых распоряжений главнокомандующего.

Сергей, верно, более на меня не сердится: я несколько писем к нему писал в ответ на те, которые получил от него с вод. Вчера и сегодня много об нем говорил с майором Челаевым ⁵⁹, который с ним вместе путешествовал и который вчера приехал сюда воевать.

К брату Павлу я два раза писал, но имел глупость посылать письма прямо в Тульчин, а не через вac или через Булгакова ⁶⁰, и оттого они по несколько месяцев в дороге. На последней почте я послал к нему письма через Булгакова, а сегодня прилагаю при сем три на имя его и на имя Софьи Станиславовны и прошу вас, [301] любезная матушка, немедля их переслать. Все они от Александра Потоцкого, который пошел в поход и уверяет, что все преважные. Я с ним очень сблизился и нашёл в нём предоброго и прехорошего малого.

Лизу ⁶¹ и детей её целую. Очень бы желал, чтобы к возвращению моему в Петербург я там нашел Вариньку ⁶². Без Лачиновых у меня там никого не осталось. Зачем их к вам перевезли? В Москве она будет скучать, а я без них в Петербурге совершенно пропаду; но буду стараться, как можно скорее оттуда уехать.

Прощайте, любезная матушка, надобно и честь знать: я как начну, так и конца нет. Желаю вам счастия и здоровья и прошу любить почитающего вас сына Николая.

8.

С. Д. Киселеву

Дехарган ⁶³, 8-го ноября 1827-го

После предолгого и принуждённого молчания наконец пишу к тебе, любезный друг, из местечка Дехарган (в 50-ти верстах от Тавриза и в 20-ти от озера Урумийского), где соединились российские и персидские полномочные в благой цели положить конец томительной и несносной войне. С обеих сторон искренно желают мира; но в теперешних обстоятельствах трудно согласовать выгоды двух государств, из коих одна торжествует над другим победами своего оружия и потому требует от него всё, что может быть полезно и необходимо для собственных своих выгод. Впрочем, несмотря на все требования наши, дела до сих пор идут недурно, кажется, присутствию моему здесь скоро будет конец.

Я здесь уже пятый день и приехал сюда с Обресковым. Главнокомандующий прибыл 5-го числа вместе с сыном А6бас-Мирзы ⁶⁴, который послал его навстречу к победителю, а 6-го пожаловал к нам сам Аббас-Мирза и был принят со всеми должными ему почестями. Вчера он был с визитом у Паскевича, что очень замечательно, ибо он никогда ни у кого не бывал, и весь дeнь прошел в церемонных учтивостях. Сегодня же он присутствовал на параде и на завтраке, данном полковником Шиповым, командиром Сводного гвардейского полка ⁶⁵ по случаю тезоименитства великого князя Михаила Павловича, и также в первый раз в жизни сидел за одним столом не с равными себе званием и рождением. Войск здесь немного, т.е. всего 4 баталиона, 6 эскадронов и 6 легких орудий, но парад был очень удачен, и Аббас-Мирза, который в душе любит военную службу, не мог довольно нарадоваться дисциплине наших солдат. После молебствия и парада, что происходило в лагере, А6бас-.Мирзу пригласили на завтрак и вывели его в большую палатку, убранную с большим вкусом ружьями, тесаками, уланскими пиками и тому подобными и в которой накрыто было три стола почти на 60 человек. Во время съестных занятий потешали его разными музыками и песельниками и с пушечною пальбою пили за здоровье высокого именинника и многих других. Праздник [302] чрезвычайно ему полюбился, преумно и преласково благодарил за угощение и весьма довольный оставил весёлый лагерь своих победителей. Вот что у нac делается на Дехарганском конгрессе! Kак веселятся на войне!

Завтра начинаются мирные переговоры, и утром назначена первая конференция с А66ас-Мирзою, который сам желает быть полномочным со стороны шаха. Если персидский полномочный точно будет благоразумен и станет действовать для пользы своего отечества, то к концу сего месяца заключит мир и потoм распустит нас по домам. Дурак он будет, если заупрямится и не захочет принять мирные наши предложения, которые теперь не так ещё жестоки, как могут быть, если персиянам вздумается продолжать войну. .

После нескольких месяцев палаточной или лагерной жизни мне здесь теперь преважно: дали мне две комнаты, которые, по-здешнему, так хороши, что почти все завидуют моей участи. Хотя окошки моей обители заклеены масляною бумагою и в камине, которым должно её нагревать, не закрывается труба, но я все счастлив, что живу в каменных стенах, а не в холстинной палатке и что до минуты возвращения в Россию расстался с бивуарным житьем.

Я сегодня из предосторожности начал к тебе писать: знаю, что скоро едет курьер, и боюсь, чтоб в день отправления его меня не замучили писаньем. Что до отъезда его здесь случится, постараюсь довести до сведения твоего и увеличить это письмо, сколько будет только возможно. Прощай, до продолжения.

14-е ноября.

Шесть дней сряду собираюсь прибавить страничку к написанному и по сей час не имел свободной минуты, чтобы исполнить мое намерение. Наконец и мы начали трудиться, и, как кажется, труды наши не будут тщетны. Шах, Аббас-Мирза и все, что дышит в Персии, желают мира и страшатся будущих побед русских, если война продолжится. Конференции с А6бас-Мирзою начались и он согласился на все мирные условия наши после долгих и напрасных усилий уменьшить наши требования. Не могу тебе опиcaть как мне приятно присутствовать на сих переговорах и видеть унижение того самого Аббас-Мирзы, который прошлаго года трактовал нас свысока и заставлял нас делать, что ему хотелось. Присутствие моё здесь напомнило ему в первую минуту, когда я был представлен, все гадости и все подлости, которые с нами делались с самого выезда посольства из Султании, и ты можешь себе представить, как ему было неприятно опять меня увидеть ⁶⁶. Но теперь он несколько забыл прошедшее или, может быть, привык часто видеть меня у себя и обходится со мною чрезвычайно ласково. С 9-го числа русские и персидские полномочные всякий день имеют ожидания и дела наши шибко продвигаются к желаемой цели. Впрочем, в переговорах с персиянами никогда ни на что нельзя положиться и до той минуты, когда подпишется мирный тpaктaт, невозможно увериться, чтo они искренно желают того, о чем так ревностно заботятся. Итак: твори, Бог, волю свою и вынеси нас, грешных, из сей варварской страны! [303]

Вчера я получил твоё премрачное письмо от б-го октября, на которое так издалека трудно удовлетворительно отвечать. Я вхожу в теперешнее твоё положение и очень чувствую, что внезапная перемена в твоём образе жизни увлекла за собою многие приятности и почти все наслаждения твоего досуга; но всё это не должно заставлять тебя предаваться отчаянию и не искать новых вознаграждений за потерянное, которое с благоразумием и терпением может с выгодою заплатиться. Старайся искать развлечений и уверяй себя, что есть на свете разные предметы, которые могут утешить тебя и даже принудить не жалеть о прошедшем, и что самое время исцелит рану или наполнит ту пустоту, которую отъезд милой оставил в твоём сердце. Вот что необходимо для превращения мрачных мыслей твоих в весёлые он для возвращения душевного спокойствия, с которым всё покажется в сей жизни приятным и даже весьма усладительным ⁶⁷.

Сделай милость, не уезжай из Москвы до моего возвращения. Я, право, скоро буду, и потому можно немного меня подождать. Впрочем, куда ты намерен ехать? Если в Петербург, то дождись меня, и тогда вместе отправимся. Во всяком предположении не расставайся с Москвой до моего к вам прибытия, и я надеюсь, что к тому времени обстоятельства не доставят мне более случая видеть на лице твоём печаль и скуку, на довольствие, а может быть, и самую весёлость. Посоветуйся с Лачиновым, как в твоём положении утешаются: он по этой части смышлён, впрочем, прошу тебя не следовать его примеру и не приводить в исполнение того способа, который он употребил, чтобы избавить себя от грусти и от черных мыслей. Он сам раскаялся в найденном им средстве.

Сделай одолжение, перешли прилагаемое у сего письмо на имя брата Павла. За что ты с ним в контре? Может быть, курьер не прежде поедет 1б или 17 числа, но, вероятно, мне не удастся более к тебе до того времени писать, и потому пожелаю тебе, и от души, не предаваться отчаянию и попрошу любить верного твоего друга и брата Николая.

У матушки целую ручки. Сообщи ей это письмо и скажи, что все мне обещает скорого с нею свидания. Сестёр и хорошеньких барышень целую.

Просьба: если моя теплая шенель не в Mосквe, то попроси Лачинова, чтобы он написал к Айканову ⁶⁸ (который, кажется, по просьбе моей отдал её меховщику под сохранение), чтобы он немедля переслал её из Петербурга. Александра Петровича заблаговременно благодарю, а у супруги его пренежно целую ручки.

9.

С. Д. Киселеву

Дехарган, 18 декабря 1827-го

Единообразная жизнь, летний зной, который поневоле лишал возможности чем-нибудь порядочным заниматься, толпа праздношатающихся в лагере и вообще самые военные действия, долженствовавшие [304] сделать из дипломатов фенеанов ⁶⁹ - вот что заставило меня искать развлечений, чтобы не умереть со скуки, и понимается прибегнуть к карточным занятиям, с которыми кой-как убивал долгие и удушливые вечера томительных походов персидской войны. Недорогой положил начало моим упражнениям, за ним явилась мушка, за мушкою - почтенный банк, которого было достаточно, чтобы основать постоянную игру в лагере. С самого начала фортуна меня приласкала, и по милости её щедрот, я не мог рисковать попасть в число проигрывающих. Впрочем, воо6ще игра была слишком незначащая, чтобы я мог страшиться дурных последствий. С небольшим запасом должников я храбро продолжал играть, и самый большой мой выигрыш доходил до 700 червонных, которые обеспечивали меня насчет боязни быть в проигрыше. Успехи нашего оружия и первоначальные дипломатические занятия положили предел карточным упражнениям, и вот уже третий месяц, что я обменял карты на перья и не помышлял бы ни о банке, ни о других играх, если б твоё письмо не напомнилo мне о прошедшем. Я из здешней игры нашей делал настоящую игру, а не способ разориться или разбогатеть, чтобы мог считать за нужное к тебе об оном писать. Если б точно было что серьёзное, то, верно, первого тебя об оном известил; но так как я во все время не думал и не желал ни много выиграть, ни много проиграть, а хотел только с картами убить несколько скучных часов, то и не упоминал о сем общепринятом способе проводить пустопорожнее время.

Дружеские советы твои ценю в полной мере и, чтобы доказать тебе, что это не одни фразы, а истина, то даю тебе обещание более здесь ни в какую газартную игру не играть и вообще постараюсь и впредь по сей части никаких упреков от тебя не заслуживать. От брата Павла вчера получил письмо вроде твоего и, право, не постигаю, кто мог ему сказать, что я ужасно играю и проигрываюсь. Признаюсь, что играл, играл от означенных причин, но никогда не подвергался неприятности или невыгоде много проиграть. Начал самою бездельною игрою, несколько выиграл и никогда, кроме выигрыша, ничего не рисковал. Это, кажется, довольно благоразумно и что всего лучше, что при окончании моей игры оказалось, что я всего в выигрыше 100 или 150 червонных. Вот тебе все подробности о моей незначущей игре; кажется, довольно, и, вероятно, более об этом предмете переписки не будет.

Конгресс наш делается день ото дня несноснее. Персияне все так же обманывают, как и прежде; холод становится чувствителен, а жилища здешние все препрозpачные, и с каждым днём желание увеличивается возвратиться на родину. Впрочем, дела идут довольно хорошо и, кажется, мы недолго здесь пропируем. Персияне мира более нашего желают, но им жаль платить денег, и потому так все тянется.

Прощай, любезный дpyг. Подожди моего возвращения и забудь об Италии, которая ничего хорошего не обещает. Лачиновым разные от меня нежности (На л 2 об. письма помета С. Д. Киселева «Об шенели»). [305]

10.

С. Д. Киселеву

Тавриз, 12 генваря 1828-го

Вот уже 4 дня, что мы опять здесь и что прервали мирные переговоры с Аббас-Мирзою, который больной отправился из Дехаргана с русским конвоем за Кафланку, то есть за границу Адзер6айджана. Персияне час от часу делаются хуже, и, побежденные, они так же обманывают и так же плутуют, ,как и прежде. На все требования наши соглашаются, но ни одного ещё не исполнили, хотя все статьи трактата приняты и даже подписаны Аббас-Мирзою. Их надобно бить и тут же заставлять приводить в исполнение, что от них спрашивают; словами же и самою подписью никогда с ними дела не сделаешь и никогда не достигнешь желаемой цели. Вот с каким народом мы здесь трактуем и к тому же в стране, где почти всего лишены и совершенно никаких приятностей и никакого развлечения не имеем. Хотя вcё прервано с персиянами, но в самой этой решительной мере, можно надеяться, что мы найдем желаемый успех и что при движении наших войск вперед слабый, старый и трусливый шах исполнит все, что от него требуется ⁷⁰.

Зима здесь несноснее лета: во всем городе ни одной нет теплой квартеры, а морозы препорядочные. Я же себе устроил претеплую конурку, в которую толпа добрых приятелей приходит отогреваться, ругает вероломных персиян и сердится, что в морозы и непогоду должна идти вперед, чтобы стращать поганого шаха. Впрочем, кажется до общего движения не дойдет: Одна решительность наша касательно возобновления военных действий, без сомнения, заставит шаха прислать требуемые от него деньги и более не откладывать минуту, в которую во всяком случае он должен будет исполнить, что сила ему предписывает ⁷¹. Меня одно теперь очень тревожит: по милости обманов персиян нам придется возвращаться в Россию по самой дурной дороге и в самую слякоть, особенно от Тифлиса до Воронежа. Впрочем, только бы дожить до минуты, когда придется расставаться с Персиею, и все дорожные трудности покажутся приятными.

Дороговизнь здесь невероятная и царское жалованье мне не остaвляет на прожиток. 06рескову я уже много задолжал, но несмотря на то, он все сам предлагает брать у него деньги, что и принужден довольно часто повторять. Благодетелей Хрущевых я почти целый год не тревожил денежными прось6ами, но зато при приезде моем в Москву намереваюсь их немного пообеспокоить насчет уплаты сделанных мною здесь долгов ⁷². Представь себе, что одно отопление моей комнаты и людской стоит мне каждый день полчервонца или 6 руб. ассигнациями, что за фунт порядочного чая плачу 8 руб. серебром или 32 руб. ассигнациями, что содержание одних лошадей мне стоит с лишком червонец в день и что все ежедневные необходимости платятся здесь соразмерно этой жестокой цене. [306]

Прошу тебя, любезный друг, о содержании первых двух страниц этого письма не всем говорить; что же касается до третьей, то есть до денег и до здешней дороговизны, то не мешает довести оное до сведения милостивых моих администраторов и тем приготовить их к излиянию на меня будущей их благодати.

Писем от вас совершено не получаю. Это здесь участь всех, и потому я приписываю эту неаккуратность отдалённости переписывающихся и беспорядкам почты.

Прощай, любезный Сергей, будь здоров, весел и не забывай друга твоего Николая.

18 -го генваря. За неимением оказии письмо моё пролежало до нынешнего дня. Дела наши гораздо лучше идут, и есть надежда, что мы скоро отсюда уберемся. У матушки целую ручки. Где теперь Варинька? ⁷³ Прощай ещё раз; до скорого свидания.

Комментарии

1. См. Фадеев А. В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. М., 1958, стр. 125-165.

2. Акты Кавказской Археографической комиссии. Т. VI (ч.2) и VII. Тифлис, 1910.

3. "Кавказский сборник". Под ред. ген-майора Потто. Т. XXI-ХХХ. Тифлис, 1900-1910.

4. Кн. Щербатов. Генерал-фельдмаршал Паскевич. Его жизнь и деятельность. Т. 1-2. Спб. 1890-1891.

5. Записки Алексея Петровича Ермолова. С приложениями. Изд. Н. П. Ермолова, ч.II, 1816-182, М., 1869.

6. Записки Н. Н. Муравьева-Карского. – "Русский архив", 1889, № 2, стр. 177- 208; № 4, стр. 571 – 604; № 8, стр. 536 – 561; № 9, стр. 60 -97; № 11, стр. 273 – 316.

7. Архив Раевских. Т. 1. Изд. П. М. Раевского. Ред. и примеч. Б.Л.Молзалевского. Спб. 1908.

8. "Кавказский сборник". Т. XXII. Тифлис. 1908.

9. Там же.

10. См. Фадеев А. В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. М., 1958, стр. 151-156.

11. Сабанеев, Иван Васильевич (1770-1829), генерал-от-инфантерии, командир 6-го пехотного корпуса, в 1828 г. уволен от командования корпусом по болезни. Сабанеев ехал, по-видимому, с Кавказских минеральных вод (см. его письмо к А. А. Закревскому от 10 мая 1827 г.- Сборник русского исторического общества. т.713. Спб., 1890, стр. 600).

12. Обресков, Александр Михайлович (1793-1885), в апреле 1827 г, был назначен в корпус Паскевича начальником канцелярии по внешним сношениям и одним из уполномоченных для заключения мирного трактата с Ираном. (Кн. Щербатов. "Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность". Том II. Спб., 1890, стр. 248-249).

13. А. П. Ермолов был уволен от управления Грузией и командования Отдельным кавказским корпусом 29 марта 1827 г. На его место был назначен П. Ф. Паскевич. ("Записки Алексея Петровича Ермолова. С приложениями". Изд. Н. П. Ермолова. Ч. II, М., 1868. Цриложения, стр. 247). О взаимоотношениях Ермолова и Паскевича см.: "Ермолов, Дибич и Паскевич. 1826-1827" — "Русская старина", 1872, май, стр. 706-726; июль, стр. 39-69; сентябрь, стр, 243-280).

14. Дубровин Н. Ф. "Последние дни пребывания Ермолова на Кавказе". — "Военный сборник", 1888, № 2, стр. 189-222; № 3, стр. 5-23; № 7, стр. 5-37; № 8, стр. 207-248.

15. Д. В. Давыдов был в отставке, когда узнал о начавшейся войне с Ираном. Получив разрешение поступить вновь на военную службу, он выехал на Кавказ вместе с Паскевичем в августе 1826 г. ("Записки Алексея Петровича Ермолова". Приложения, стр. 217). Он был назначен временным начальником войск, расположенных на границе Эриванского ханства. После отставки А. П. Ермолова, оставшись без всякого назначения, вынужден был оставить службу в Отдельном кавказском корпусе и выехать в Россию.

16. Паскевич, приступивший к исполнению плана весенней кампании 1827 года.

17. Сипягин, Николай Мартынович (1785-1828), генерал-адъютант, прибыл в Тифлис в конце апреля 1827 г. (Щербатов. "Генерал-фельдмаршал Паскевич. Его жизнь и деятельность". Том второй. Спб., 1890, стр. 228-229).

18. Мадатов, Валериан Григорьевич (1782-1829) генерал-лейтенант, ближайший помощник А. П. Ермолова. После отставки Ермолова Мадатов 7 апреля 1827 г. был отстранен от управления Ширванской, Шекинской и Карабахской провинциями, а 22 апреля того же года — от командования Карабахским отрядом, который должен был играть большую роль в предстоящей весенней кампании против иранцев. Оставив командование отрядом, князь Мадатов приехал в Тифлис, где жил частным человеком в течение пяти месяцев, потом получил позволение выехать в Петербург. ("Жизнь генерал-лейтенанта князя Мaдaтoва", Спб., 1863, стр, 137-139). Был женат на Софье Александровне Саблуковой (1787-1875) .

19. Киселева (в замуж. Полторацкая), Варвара Дмитриевна (1798-1859), и Киселева (в замуж. Неелова), Александра Дмитриевна (1790--1858), жили в это время в доме матери.

20. 21 мая праздновались именины вел. кн. Константина Павловича. Современники отмечали, что вообще Сипягин очень любил устраивать всякие празднества. "Он любил роскошь, давал частые обеды, — писал Н. Н. Муравьев,- ими начинал и кончал предположения свои для усовершенствования Грузии ... " ("Записки Николая Николаевича Муравьева-Карского", — "Русский архив", 1889, № 9, стр. 80).

21. Обязанности гражданского губернатора Грузии исполнял Роман Иванович фон-дер Ховен (1775-1861), переведенный в Отдельный кавказский корпус в 1818 г. по настойчивому требованию А. П. Ермолова (Сборник Русского исторического общества. Т. 73. Спб., 1890, стр. 260. Письмо А. П. Ермолова к А. А. Закревскому от 30 ноября 1817 г.). После замены Ермолова Паскевичем Р. И. Ховен удержался на прежнем месте и оставался на Кавказе До 1829 г.

22. Бенкендорф, Константин Христофорович (1785-1828), генерал-адъютант, младший брат шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа, прибыл на Кавказ вместе с Паскевичем. После отставки Ермолова был назначен начальником авангарда для действия в Эриванском ханстве во время весенней кампании 1827 г. В его отряде насчитывалось 4882 человека пехоты, 839 казаков и 12 орудий. Перед авангардом была поставлена задача занять ханство и собрать побольше продовольствия для главных сил.

К блокированию Эривани Бенкендорф приступил 24 апреля, а 26 апреля 1827 г. обложение крепости было закончено. ("Рапорт генерал-адъютанта Бенкендорфа 2-го генерал-адъютанту Паскевичу от 25-го апреля 1827 года", № 97."Кавказский сборник". Т. XXVIII, стр. 69-71). Паскевич в это время был с главными силами на пути к Эривани, после взятия которой должен был начать наступление на Тавриз. Бенкендорф был в значительной степени виновен в неудачном штурме крепости 19 июля 1827 г.

Н. М. Муравьев в своих записках высказывался о нем и его деятельности отрицательно. Он писал, что его "способности и опытность были недостаточны для исполнения сего. Он мнил только о победах и подвигах, а думал только о своей личной славе". ("Русский архив", 1889, № 9, стр. 75).

23. Н. Д. Киселев ездил в Иран в 1826 г. в составе дипломатической миссии кн. А. С. Меншикова. ("Указатель воспоминаний, дневников и путевых записок XVIII-XIX вв". Под ред. П. А. Зайончковского и Е. Н. Коншиной. М., 1951, стр. 74).

24. С. А. Мадатова в своих воспоминаниях пишет: "Пять месяцев пришлось мужу моему пробыть в знойном Тифлисе, страдая от бездействия и тщетно испрашивая позволения возвратиться в Петербург для объяснений. На конец, он решился отправить меня одну". (Мадатова С. А. "Императрица Елисавета Алексеевна".- "Русская старина", 1884, ноябрь, стр. 388).

25. Жена П. Д. Киселева Софья Станиславовна (рожд. гр. Потоцкая). В 1827 г. она уехала лечиться в Одессу вместо Карлсбада. (Герасимова Ю. И. "Архив Киселевых". — Записки Отдела рукописей, вып. 19. М. 1957, пр. 65-66).

26. Анна Алексеевна Бакарева, воспитанница П. П. Киселевой.

27. Меншиков, Александр Сергеевич (17187-18169), возглавлял русскую дипломатическую миссию, посланную в Иран в 1826 г., в которой Н. Д. Киселев исполнял обязанности секретаря. Меншиков был очень расположен к Н. Д. Киселеву, о чем последний неоднократно писал родственникам. (IIБЛ, ф. 129, 105.33 и 34. Письма Н. Д. Киселева к С. Д. Киселеву).

Соо6ражения Н. Д. Киселева о Меншикове мало убедительны. Николай не назначил Меншикова для ведения будущих мирных переговоров, учитывая по-видимому, неприязнь к нему Паскевича. А. П. Ермолов в письме 1827 г. (октябрь) к А. А. Закревскому просил передать Меншикову, "что он ... имеет неприятелей, между коими Паскевич и за-Аракский Бенкендорф, которые, объединясь вместе, не будут делать ему добра". (Сборник русского исторического общества. Т. 73, стр. 455).

28. Упоминаний о движении русских войск к Аббас-Абаду 27 июня в других источниках мы не нашли. В записках Н. Н. Муравьева рассказывается о произведенной 29 июня рекогносцировке окрестностей Аббас-Абада отрядом под его личным начальством и о движении к этой крепости 30 июня отряда под командованием генерала Розена, за действиями которого наблюдал сам Паскевич. ("Русский архив", 1889, № 10, стр. 307-319). О рекогносцировке 29 июня окрестностей Аббас-Абада отрядом под руководством самого Паскевича сообщается в книге Щербатова. (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стр. 278).

29. Панкратьев, Никита Петрович (1788-1836), генерал-адъютант, любимец Паскевича, что помогло ему сделать блестящую военную карьеру. 19 апреля 1827 г. был назначен вместо кн. Мадатова командиром Карабахского отряда. ("Жизнь генерал-лейтенанта князя Мадатова". Спб., 1863, стр. 138-139).

30. Аббас-Мирза (1783-1833), наследник иранского престола , второй сын Фетх-Али-шаха, заместитель командующего вооруженными силами Ирана в войне с Россией (главнокомандующим был сам шах, фактически же всеми военными действиями руководил Аббас-Мирза). В это время Аббас-Мирза находился в Чорсе, в 5б-ти верстах от А66ас-Абада. (Щербатов. Указ. соч. Т. , II, стр. 277).

31. Жители Эриванской области были насильно угнаны иранцами за Аракс для того, чтобы затруднить снабжение русской армии продовольствием и помешать ее продвижению вперед. ("Кавказский сборник". Т. XXVIII, стр. 813, 861).

32. Красовский, Афанасий Иванович (ум. в 1843), генерал-лейтенант, после отставки Ермолова был временно назначен, вместо генерал-лейтенанта Вельяминова начальником штаба. После снятия блокады Эривани 19 июля Красовскому было поручено командование дивизией, оставленной под стенами крепости для наблюдения. Распространение болезней в отряде заставила его в ночь с 22 на 23 июня снять осаду и отвести отряд к Судагенту. ("Дневник генерала Красовского". — "Кавказский сборник". Т. ХХП. Тифлис, 1901, стр. 6).

33. В записках Н. Н. Муравьева приводится несколько иной вариант ответа эриванского сардара. Сардар ответил Бенкендорфу — пишет Н. Н. Муравьев, — " ... что он имел против нас и здоровья наших солдат — зной, плоды садов на предместьях и примеры прежних неудач наших, в коих два раза белились равнины эриванские от костей солдат наших, и что он потому советовал нам заблаговременно отступить". "Русский архив", 1889, № 10, стр. 218).

34. Н. М. Сипягин и П. Д. Киселев в 1812-1814 г.г. служили вместе в корпусе Милорадовича.

35. С. С. Киселева.

36. Потоцкий, Александр Станиславович (ум. в 1868), брат С. С. Киселевой; впоследствии был активным участникам польского восстания 1830-1831 г.г. после подавления которого эмигрировал за границу, где и оставался до конца жизни. (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Там двенадцатый. 1949, стр. 201; Остафьевский архив кн. Вяземских. Т. 1. Под ред. и с примеч. В. И. Саитова. Спб., 1899, стр. 668; Герасимова Ю. И. Архив Киселевых. Записки Отдела рукописей. Вып. 19, стр. 66-67).

37. Долгоруков, кн. Николай Андреевич (1792-1847), полковник, флигель-адъютант, был прислан на Кавказ после начала войны с Ираном с особыми поручениями от Николая I (говорили, что наблюдать за Ермоловым). Но Долгоруков сдружился с Ермоловым и даже был им выбран для ведения переговоров с Паскевичем. Попытка улучшить отношения, как известно, окончилась неудачей. (Щербатов. Указ. соч. Т. П, стр. 140).

38. Раевский, Николай Николаевич (1801-1843), имевший в эта время чин полковника, командовал Нижегородским драгунским полком. (Архив Раевских. Т. 1, стр. 274-275, 281-284).

39. В апреле 1827 г. по просьбе Паскевича А. С. Грибоедов был прикомандирован к нему в качестве чиновника Министерства иностранных дел. Фактически А. С. Грибоедов стал первым начальникам дипломатической канцелярии при главноуправляющем Закавказским краем. (Пашуто В. Т. Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова. — "Исторические записки", т. 24, стр. 121).

40. Сообщения Н. Д. Киселева о действиях русских войск под Аббас-Абадом расходятся с данными, имеющимися в официальных документах. По этим данным армия Паскевича 1 июля 1827 г. начала осаду крепости. Вечером 6 июля Аббас-Абад был сдан иранцами после поражения армии Аббас-Мирзы в Джеванбулакском сражении. (Сражение при Аббас-Абаде. — "Кавказский сборник". Т. ХХVШ. Тифлис, 1908, стр. 916-919).

41. Н. Д. Киселев имеет в виду переговоры, начатые Аббас-Мирзой по инициативе зятя шаха Мамед-Эмин-хана. Последний, попав в плен к русским после сдачи крепости Аббас-Абад, написал Аббас-Мирзе письма об этом. (См. Щербатов. Указ. соч. Т. П, стр. 291). Аббас-Мирза прислал в лагерь Паскевича чиновника, мирзу Сале, изложившего условия Ирана. А. С. Грибоедов, посланный вслед за мирзой Сале в лагерь Аббас-Мирзы, доносил Паскевичу 27 июля 1827 г.: "Я оставил персидский лагерь с ободрительным впечатлением, что неприятель войны не хочет, она ему тягостна и страшна; ... все духом упали, все недовольны ...но ожидать невозможно, чтобы они сейчас купили мир ценою предлагаемых им условий; и для этого нужна решительность: длить время в переговорах более им свойственно". ("Кавказский сборник". Т. ХХХ. Тифлис, 1910, стр. 17-18).

42. Суворов, Александр Аркадьевич (1804-1882), внук А. В. Суворова, корнeт лейб-гв. Конного полка. Причастный к движению декабристов, он был отправлен на Кавказ и поступил в отряд генерала Эристова. Позже состоял при Паскевиче, участвовал в сражениях при Аббас-Абаде, Сардар-Абаде и Эривани. По возвращении в Петербург 28 февраля 1828 г. получил звание флигель-адъютанта. (Архив Раевских. Т. 1, стр. 358-359).

43. Амбургер, Андрей Карлович, секретарь русского посольства в Иране. По окончании войны в апреле 1828 г. был назначен генеральным консулом в Тавриз. После убийства А. С. Грибоедова сопровождал его вдову от Тавриза до русской границы. (Берже А. "Смерть А. С. Грибоедова". — "Русcкая старина", 1872, август, стр. 163, 274).

44. Н. Д. Киселев, по-видимому, имеет в виду сражение отряда генерала Красовского 17 августа 1827 года с армией Аббас-Мирзы при проводе транспорта в Эчмиадзин — знаменитый монастырь, резиденцию католикоса Армении. ("Дневник генерала Красовского" — "Кавказский сборник". Т. ХХII, стр. 18-28)

45. С. Д. Киселева.

46. Лачинов, Александр Петрович (ум. в 1850), и Лачuнова, Евдокия Дмитриевна (ум. в 1856), — близкие знакомые Киселевых.

47. В 1827 г. С. Д. Киселев ездил лечиться от болезни печени на Кавказские минеральные воды. (ГБЛ, ф. 129, 14. 2-5. Письма С. Д. Киселева П. Д. Киселеву).

48. Н. Д. Киселев имеет в виду сражение 7 августа 1827 г., когда отряд генерала Багратиона был окружен значительными силами иранцев в ущелье у деревни Вананда. (Щербатов. Указ. соч .. Т. II, стр. 299-300).

Сведения Н. Д. Киселева о численности иранских и русских войск, принимавших участие в сражении под Эчмиадзином 17 августа 1827 г. не совпадают с официальными данными, помещенными в жизнеописании Паскевича. По официальным данным, у Аббас-Мирзы было 10 тысяч пехоты, 15 тысяч кавалерии и 28 орудий. В отряде Красовского было 4 батальона пехоты, 5 сотен казаков (всего около 2 тысяч человек) и 12 орудий. (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стр. 301-302).

49. Возможно, что речь идет о Лазареве, Иване Акимовиче (1787-1858). чиновнике Азиатского департамента Министерства иностранных дел, племяннике гр. И. Л. Лазарева. (Остафьевский архив князей Вяземских Т. III. Спб., 1901, стр. 385).

50. Воспитанниц П. П. Киселевой.

51. Н. Д. Киселев находился при отряде кн. Георгия Евсеевича Эристова, оставленном Паскевичем для прикрытия своего тыла и защиты Нахичевани. 16 сентября Эристов, узнав о движении Аббас-Мирзы с намерением напасть на Нахичевань, двинулся навстречу авангарду иранцев с 6 батальонами, двумя сводными уланскими полками, 7 сотнями черноморцев и 18 орудиями. Эристов заставил авангард Аббас-Мирзы повернуть и преследовал его около 30 верст. (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стр. 319).

52. У Щербатова указана другая дата выступления армии Паскевича из Карабабского лагеря, а именно 29 августа. (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стр. 30б).

53. В отряде генерала Красовского в Джангильском лагере насчитывалось всего до 3 тысяч человек. (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стр. 307).

54. Эристов в рапорте Паскевичу от 17 сентября 1827 г. (№ 470) доносил, что выступил против войск Аббас-Мирзы 10 сентября 1827 г. ("Кавказский сборник". Т. XXVII1. Тифлис, 1908. стр. 192).

55. Военный обоз.

56. Перед отрядом Эристова была поставлена задача — перейдя за Аракс "привлекать на себя внимание малочисленных неприятельских отрядов, около здешних мест находящихся, и даже приводя оные в совершенное недоумение". (Предписание ... Паскевича Эристову от 29 августа 1827 г. — "Кавказский сборник". Т. ХХVШ. Тифлис, 1908, стр. 175).

57. Крепость Сардар-Абад была взята 19 сентября. "Сие приобретение, — записал Паскевич в журнале военных действий, — есть истинная драгоценность и без сего осада Эривани была бы весьма сомнительна". (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стp. 317-318). Осада Эривани началась 24 сентября 1828 г. (Там же, стр. 323).

58. Монастырь Казиль-Венк находился на высоком утесистом берегу Аракса, не в 4 верстах, а в 800 саженях от крепости Аббас-Абад. (Щербатов. Указ. соч. Т. П, стр. 278).

59. В списке генералов, штаб- и обер-офицеров 7-го карабинерного полка, принимавшего участие в русско-иранской войне 1826-1828 гг., числился майор Борис Гаврилович Чиляев, переведенный туда из лейб-гвардии Финляндского полка 7 апреля 1827 г. В 1833 г. Б. Г. Чиляев был назначен командиром 42-го Егерского полка. (Бобровский П. О. "История 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его величества полка за 250 лет". Приложения к 4-й части, Спб., 1895, стр. 340). По всей вероятности, о нем и пишет Н. Д. Киселев, исказив немного его фамилию.

60. Булгаков, Константин Яковлевич (1782-1835), петербургский почт директор и директор Почтового департамента, близкий друг П. Д. Киселева.

61. Милютина (рожд. Киселева), Елизавета Дмитриевна, сестра Н. Д. Киселева, и её дети — Дмитрий Алексеевич (1816-1912), Николай Алексеевич (1818-1872), Владимир Алексеевич (1826-1855), и Мария Алексеевна 1822-1883), в замужестве Мордвинова. (См. "Дневник Д. А. Милютина". Т. 1, 1947, стр. 6. Биографический очерк П. А. 3айончковского).

62. Варвара Дмитриевна Киселева (в замуж. Полторацкая), сестра Н. Д. Киселева.

63. По современной транскрипции Дех-Карган.

64. Навстречу Паскевичу выезжал сын Аббас-Мирзы Хосров-Мирза (Хосроу-Мирза, Хозрев-Мирза). В 1829 г., он приезжал в Петербург во главе персидского посольства, присланного в Россию, чтобы принести торжественные извинения в зверском убийстве А. А.С. Грибоедова и других членов русской миссии. ("Персидское посольство в России 1829 года". (По бумагам графа П. П. Сухтелена) . — "Русский архив", 1889, № 1, стр. 209-260).

65. Шипов, Иван Павлович (1793-1845), полковник, командир Сводного лейб-гвардейского полка, образованного из отдельных рот Московского и Гренадeрского лейб-гвардии полков, принимавших участие в восстании 14 декабря 1825 г. Полк был отправлен на Кавказ и принимал активное участие в русско-иранской войне, особенно отличился при взятии Эривани. (Щербатов. Указ. соч. Т. II, стр. 328-329).

66. Н. Д. Киселев вспоминает о своей поездке в Иран в составе посольства А. С. Меншикова в 1826 г., об отношении к посольству Аббас-Мирзы в связи с начавшейся русско-иранской войной ("Указатель воспоминаний, дневников и путевых записок XVIII-XIX вв". Под ред. П. А. Зайончковского и Е. Н. Конюшиной. М., 1961, стр. 74).

67. Мрачное настроение С. Д. Киселева, по-видимому, объясняется отъездом из Москвы итальянской оперной труппы, с одной из артисток которой он был близок. (ГБЛ, ф. 129, 4.35 Киселева Е. Н. "Воспоминания былого, но счастливого времени", л. 3 об.).

68. Сведений об Айканове разыскать не удалось.

69. Образовано Н. Д. Киселевым от французского слова faineant, что значит "бездельник".

70. Переговоры в Дех-Каргане были прерваны из-за неуступчивости шаха в вопросе об уплате контрибуции. Россия, начав мирные переговоры, выдвинула следующие условия; уступка России ханств Нахичеванского и Эриванского; возвращение занятого иранцами Талышинского ханства, подтверждение свободы торгового мореплавания на Каспийском море и исключительное право России иметь здесь военный флот, выплата контрибуции в размере 15 куруров туманов (30 млн. руб.); 5 куруров должны были быть уплачены немедленно, а остальные в продолжение двух месяцев после подписания мира; до тех пор, пока не будет выплачена полностью вся контрибуция, русские войска останутся в Азербайджане. Прибывший 6 января 1828 г. в Дех-Карган министр иностранных дел Ирана Мирза Абдул-Гасан-хан объявил, что шах не утвердит подписанные Аббас-Мирзой условия мира, пока русские не уйдут из Азербайджана за Аракс. Неуступчивость шаха объяснялась происками английской дипломатии, стремившейся затянуть русско-иранские переговоры, и надеждой на финансовую помощь Англии, которая была заинтересована в сохранении у власти Аббас-Мирзы, бывшего проводником английского влияния в Иране. Шах настаивал на том, чтобы деньги Россия получала с Аббас-Мирзы, который был, по его мнению, главным виновником войны. У Аббас-Мирзы в этот момент почти нe было средств, даже на мелкие расходы ему пришлось занимать деньги у английского посланника Макдональда.. (Пашуто В. Т. "Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова". — "Исторические записки", т. 24, 1947, стр. 117, 124-127; Фадеев А. В. "Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века". М., 19-58, стр. 162-165; Щербатов. Указ. соч. Т. III, стр. 53-63).

71. Участники Дех-Карганской конференции разъехались 10 января 1828 г., 15 января русский отряд Лаптева занял город Урмию, отряд генерала Панкратьева — ханство Марагское и город Марату; Сухтелен 25 января — Ардебильское ханство, а главные силы под начальством Паскевича готовились к выступлению из Тавриза по тегеранской дороге. Боязнь дальнейших успехов русского оружия, а также давление англичан заставили шаха поторопиться с уплатой контрибуции. 1 февраля 1828 г. к аванпостам русской армии подошел вьючный транспорт с 3 курурами золотой монеты, и было получено донесение о том, что остальные 2 курура следуют из Тегерана. (Щербатов. Указ. соч. Т. III, стр. 65-74). Шахом Ирана был в это время Фетх-Али (1762-1832).

72. Хрущевы: Петр Петрович (1765-1829) и Александр Петрович (1776-1842), кредиторы Киселевых.

73. Варвара Дмитриевна Киселева (в замуж. Полторацкая).

Текст воспроизведен по изданию: Письма Н. Д. Киселева к родным во время русско-иранской войны 1826-1828 гг. // Записки отдела рукописей, Вып 20. М. Государственная библиотека СССР им В. И. Ленина. 1958 

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.