|
Депеша французского консула в Одессе Шаллэ французскому министру иностранных дел графу Моле, 23/11 декабря 1836 г. (ГАФКЭ, ф. I, А, д. № 133, л. 6. На французском языке. Документы подготовлены к печати Е.В.Александровой) Спешу сообщить вашему превосходительству об очень важном, по моему мнению, событии. В начале текущего месяца к берегам Черкесии около Суджук-кале причалило английское судно, нагруженное товарами для местного сбыта и оружием. На его борту находился судовой приказчик, англичанин по фамилии Белль. Когда он приступил к разгрузке товаров, прибыл русский военный бриг «Аякс», командир которого объявил, что он задерживает судно за нарушение блокады и дал распоряжение готовить паруса к отплытию. Англичанин ответил, что его король 1 никогда не признавал блокаду берегов Черкесии, что он протестует и будет противиться всеми возможными для него средствами насилию, которое хотят над ним совершить. Кроме того он заявил о своем решении подчиниться только силе. Русский командир ответил, что в случае сопротивления судно будет потоплено, и немедленно приступил к приготовлениям, которые показывали, что его слова не были пустой угрозой. Тогда англичанин сдался, после чего капитан «Аякса» принял на борт судового приказчика Белля, а на задержанное судно послал офицера с частью своей команды для обеспечения сохранности взятого в качестве приза судна. Затем, заручившись приказом главного командира крейсирующих там военных судов, он направился с английским кораблем по направлению к Крыму. Ночью порыв северо-западного ветра разделил оба судна и в Феодосию прибыл один «Аякс». Г-н Белль оттуда отправил письмо сюда своему консулу с заявлением своего протеста и с просьбой покровительства. До сих пор неизвестно о прибытии туда захваченного судна. Вот факт, а вот вызванные им предположения: некоторые лица даже из высших кругов общества предполагают, что захваченное у берегов Черкесии судно было умышленно туда направлено лордом Понсонби 2, а следовательно и английским правительством, с целью решительно и остро поставить вопрос о блокаде и пересмотреть его. Верить этому дает повод выбранное англичанином место побережья для выгрузки своих товаров, потому что как раз между Суджук-кале и Геленджиком находились военные суда, ускользнуть от которых не было никакой возможности. [196] Отношение русского посла в Константинополе Бутенева 3 драгоману при русском посольстве в Константинополе князю Ходжери, 31/19 декабря 1836 г. (ГАФКЭ, ф. Константинопольской миссии, картон № 630, д. № 734, лл. 60-61. На французском языке) Во время ваших последних собеседований с оттоманскими министрами и Вессаф-ефенди 4 был затронут, между прочим, вопрос относительно Черкесии с тем доверием и тою откровенностью, которые положены в основу наших отношений с Высокой Портой. Их превосходительство не преминули довести до нашего сведения те слухи и выдумки, посредством которых недоброжелательные иностранцы пытаются фиксировать общественное внимание на делах интересных по своей сущности только для России и не имеющих ничего общего с европейской политикой. Я, с своей стороны, также получил сведения об этом отчасти из газет, отчасти из других источников, но я не придаю им большего, чем они заслуживают, значения. Я узнал, например, из английской прессы о подавлении недавно Россией очень сильного восстания черкесов 5 и других горцев на Кавказе, причем императорским правительством были двинуты многочисленные корпуса войск, были осаждены и взяты приступом крепости; при этом были принесены в жертву миллионы солдат. Есть также сообщение, — не знаю, насколько оно основательно, — о грузах оружия, которые переправляют арматоры из Европы через Константинополь в Черкесию, воображая, что им удастся обмануть бдительность русских крайсеров. Есть даже известие о том, что для черкесов придуман как бы национальный флаг 6, чтобы закрепить официальное признание их в качестве независимого народа. Нелепость этих выдумок и затей — очевидна, и как только они будут обнаружены, их подвергнут осмеянию. Ни одно правительство, как бы оно ни было дурно расположено к России, не посмеет признаться в этом и покровительствовать подобным выходкам, понимая всю их бесплодность против могущественной России. Они скорее всего являются делом лиц, ослепленных беспокойными страстями и больше всего абсолютным незнанием действительного положения дел. Авторитет России не будет поколеблен, ей нечего бояться. Можно будет пожалеть только тех безумных спекулянтов, которые предпримут посылку оружия, военного снаряжения и других контрабандных товаров на берега Абхазии и Черкесии. Они потеряют свои капиталы, их суда будут конфискованы со всей строгостью законов о контрабанде и о нарушении санитарных установлений. Депеша русского поверенного в делах в Вене кн. Горчакова А. М. 7 вице-канцлеру графу Нессельроде, 6 января 1837 г./25 декабря 1836 г. (ГАФКЭ, Отдел личных фондов, ф. 159, д. № 324, л. 38. На французском языке.) Господин канцлер 8 сообщил мне о задержании английского товарного судна в черноморских водах. Господин Сент-Олер пришел ему сообщить об этом, очень встревоженный, с донесением французского консула в Одессе в руках. (См. выше, стр. 217, донесение Шаллэ министру иностранных дел Моле от 23 декабря 1836 г.) Хотя я и предполагаю, что этот документ небезызвестен императорскому министерству, тем не менее прилагаю его к сему; мне удалось его достать тайным путем. Австрийский консул в Одессе сообщает, что все без исключения [197] консулы пребывающие в этом городе, порицали попытку английского капитана, как противоречащую всем установленным правилам. Князь Меттерних, как мне показалось, не придал большого значения этому факту, вызванному к жизни, по его мнению, злой волей лорда Понсонби и еще более ненавистнической волей господина Уркарта. Депеша французского посла в Вене графа Сент-Олера французскому министру иностранных дел Моле, 7 января 1837 г./26 декабря 1836 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 133, л. 63 об. На французском языке.) Вы, конечно, осведомлены нашим одесским консулом о захвате судна русским крейсером у побережья Черкесии. Г-н Меттерних очень склонен предполагать, что этот инцидент рассчитан на то, чтобы вызвать прения в английских палатах. Кроме того он, не колеблясь, заявляет, что право на стороне России и что Англии менее, чем какой либо другой стране, подобает не признавать права, являющиеся неизбежным следствием блокады, потому что она сама, часто на эти права ссылалась. Депеша французского консула в Одессе Шаллэ французскому министру иностранных дел Моле, 9 января 1837 г./28 декабря 1836 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 133, л. 60. На французском языке.) Возвращаюсь еще раз к вопросу об английском судне, захваченном у берегов Черкесии русским крейсером. Судовой приказчик судна г-н Белль после того, как он был подвергнут в Феодосии карантину, отправился в Севастополь. Оттуда он отправил одесскому английскому консулу второе письмо с протестом против нарушения, по его словам, международного нрава, причем он говорит даже о пиратском акте. Он заявил, что погрузка была сделана в Лондоне и что владельцы груза перед его отправкой обратились за советом к лорду Пальмерстону, чтобы выяснить разрешено ли ехать торговать на восточный берег Черного моря, кроме того он указал, что он сам с таким же вопросом обратился в Константинополе к лорду Понсонби и что последний ему ответил, что он не видит, чтобы в этом деле были бы какие-либо затруднения 9. Все это произвело некоторое волнение в Одессе. В ее торговых кругах ожидают с нетерпением и не без беспокойства решения этого дела в Петербурге и последствий этого решения. Выдержка из газеты (Journal de St. Petersbourgo, 12 января 1837 г./31 Декабря 1836 г. (ГАФКЭ, ф. 11, д. № 1195, лл. 2-3. На французском языке.) 12 декабря в английской прессе, в частности в газете «Мorning Chronicle» появилось сообщение, что из Константинополя несколькими лондонскими арматорами отправлена шхуна «Виксен», причем совершенно открыто заявлено, что он отправлен с целью перевоза на берега Черкесии груза, состоявшего по большей части из пушечного пороха 10. Кроме того в газетах было сообщено, что товар этот в русском тарифе запрещен, и что отправка «Виксена» предпринята умышленно, из нежелания считаться с установленным для борьбы с запрещенной, тайной торговлей, наблюдением, проведение которого на этой прибрежной полосе возложено на русские крейсеры. В момент опубликования в газетах известия об этом преступном предприятии Черноморское адмиралтейство рапортовало 11 императорскому правительству, что действительно у берегов Черкесии [198] появилась шхуна «Виксен» , что она захвачена нашим военным судном и отправлена в Севастопольский порт. Вот обстоятельства, при кото рых это произошло: 12/24 ноября вечером, около берегов Черкесии, в виду Геленджика, появился «Виксен». Бриг императорского флота «Аякс», под командованием капитана Вульф, получив от командира поста приказ следить за движением этого судна, настиг его днем 14/26. Он его обнаружил на якоре в глубине бухты Суджук-кале, в том месте побережья, где не было ни таможни, ни карантина. В момент, когда «Аякс» настиг его и захватил, находившаяся на берегу часть его экипажа бросилась на веслах догонять судно. На вопрос о цели их прибытия капитан корабля Томас Чайльдс и собственник груза Джемс Белль заявили без всякого колебания что они прибыли с намерением торговать с населением побережья, что груз судна состоял из соли, — товара, ввоз которого в порты Черного моря и Азовского самым определенным образом запрещен 12. Признание было сделано, и факт контрабанды и преступное нарушение наших санитарных установлений доказан. На основании этих двух доказанных фактов, «Виксен» был немедленно задержан и отправлен 15/27 ноября в Геленджик, куда он прибыл на другой день 16/28. Там командир поста, контр-адмирал Эсмонт, экстренно образовал следственную комиссию, формально возложив на нее допрос экипажа и расследование обстоятельств, вызвавших задержание судна. Следствие установило, что шхуна «Виксен», под командованием капитана Томаса Чайльдс, является собственностью господ Александра Полдена и Томаса Мортона из Лондона; она была зафрахтована бухарестским торговым домом «Белль, Андерсон и К 0» для плаванья в Константинополь, по Дунаю, по Черному морю, Азовскому или Мраморному и в силу этого контракта помянутое судно было предоставлено в распоряжение г-на Джемса Белля, который нагрузил в Константинополе судно солью; что этот последний скрывал от капитана цель своего путешествия до 7/19 ноября, когда они вышли из Босфора; что капитан, узнав, что он должен направиться к совершенно ему неизвестному побережью, указал г-ну Беллю на необходимость взять пилота; что г-н Белль, наняв на эту должность пилота турка из Самсуна, 11/23 ноября дал капитану распоряжение направляться к Тугхе, Пшады или Суджук-кале, — три места, где нет ни таможни, ни карантина; что благодаря ветру он не мог пристать к двум первым пунктам, и ему пришлось направиться в Суджук-кале; что корабль, по показанию капитана, стоял на якоре 36 часов до того, как его настиг «Аякс»; что в этот промежуток времени г-н Белль вошел в сношения с обитателями побережья 13, по его признанию для того, чтобы торговать с ними; что груз корабля, по заявлению капитана, состоял исключительно из ста бочек соли. Точность этого заявления еще требует проверки, но из-за санитарных предосторожностей, которые необходимо соблюдать при посещении корабля, нельзя было осмотреть то, что могло лежать в глубине трюма под объявленным грузом; что пилот-турок, нанятый в Самсуне, был высажен и оставлен на берегу Черкесии (это обстоятельство отрицал Белль, но оно удостоверено показаниями капитана и очными ставками); что в продолжении 36 часов поддерживались сношения судна с обитателями страны; что, наконец, обнаружен факт, который при настоящем стечении обстоятельств приобретает очень серьезное значение, a именно, что из 4-х пушек, которыми был снаряжен корабль, по данным его документов, на борту находились только две. [199] На это обстоятельство необходимо тем более обратить внимание, потому что в «Morning Chronicle» утверждали, что груз «Виксена» составляет, главным образом, пушечный порох, для выгрузки которого достаточно было 36 часов. Для комиссии все эти соображения были решающими. Она постановила, что шхуна «Виксен» и ее груз на основании закона должны быть конфискованы 14. В силу этого постановления помянутое судно было отведено в Севастополь, куда оно прибыло 29 ноября/11 декабря. Как только все эти обстоятельства доведены были до сведения императорского правительства, тотчас же им был дан приказ адмиралтейству Черного моря конфисковать шхуну «Виксен» и ее груз и объявить, что они захвачены в качестве приза. Что касается экипажа, то, несмотря на то, что он навлек на себя за нарушение санитарных законов, установленных во всех европейских странах, самое строгое наказание 15, его величество император соблаговолил принять во внимание смягчающие их вину обстоятельства, на основании которых можно считать, что капитан Чайльдс с самого начала не знал о замысле, и вся ответственность за него и стыд падает только на арматоров, пытавшихся привести его в исполнение. Вследствие этого император отдал приказ прекратить дальнейшее следствие, возбужденное против капитана Чайльдса, освободить его, так же как его экипаж. Более того, узнав из расспросов адмиралтейств о том, что эти лица дошли до полного обнищания, его величество предписал новороссийскому генерал-губернатору графу Воронцову снабдить их деньгами, нужными им для возвращения в Константинополь. Из депеши вице-канцлера Нессельроде русскому послу в Лондоне графу Поццо-ди-Борго, 16/4 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константиновской миссии, картон № 636 (« Depeches de la cour»), лл. 13-17. На французском языке) Если вспомнить, граф, те выражения, какими «Morning Chronicle» возвестил об отправлении этого корабля, то нельзя сомневаться ни в причине, ни в цели этого преступного замысла. В самом деле оно является ничем иным, как новой попыткой политической фракции 18, состоящей из английских революционеров и осколков польского восстания, постоянно стремящихся под любым предлогом возбудить шум в парламенте против России и тем направить английское министерство по ложному пути и, наконец, посеять несогласие между двумя странами и привести их к серьезным осложнениям и даже к прямому конфликту. Во время последней сессии эта партия придерживалась той же тактики, как во время прений, возникших в палате общин по поводу наших санитарных учреждений в устье Дуная 17. Тогда нам удалось быстро разоблачить вероломные намерения наших противников. Мы восстановили истину, путем ясного и точного обнародования фактов, которые так сильно были извращены. Мы заявили о правах России, установленных Адрианопольским трактатом. Наконец мы заявили и о тех благожелательных намерениях, которых предполагало придерживаться императорское правительство при применении этих прав, имея в виду пользу мореплавания и торговли. Ясным и определенным изложением установленных мер, которых мы решили придерживаться, мы преследовали двойную цель, а именно: мы стремились просветить общественное мнение Англии и облегчить [200] британскому кабинету выход из того затруднительного положения, в которое стремились его поставить. Этого пути мы точно придерживаемся и теперь. Мы даем самую широкую гласность фактам, вызвавшим задержание «Виксена». Мы громко заявляем о всех незаконных и постыдных намерениях арматоров, замысливших отправление этого корабля. Но, в то же время, мы совершенно отказываемся от мысли, что это отправление может быть приписано английскому правительству. Мы сознательно не произносим имя лорда Понсонби, хотя он и скомпрометирован собственными показаниями капитана «Виксена», который заявил, что Белль, на которого было возложено руководство экспедицией «Виксена», выйдя из здания английского посольства в Тарапии 18 сейчас же дал распоряжение судну сняться с якоря и держать путь к берегу Черкесии, причем это место направления судна до сих пор было капитану неизвестно. Признания последнего навлекают на посла упрек в том, что он не предотвратил поездку, цели которой ему, как будто бы, были известны. Этот упрек, повторяем, мог бы поставить министерство в затруднительное полояжение в глазах общественного мнения. Итак, мы предпочли оставить без внимания обстоятельство, которое бросало тень на поведение лорда Пальмерстона, восстановление же того, как все это произошло в действительности, зависело не от нас. Вследствие этого мы ограничились тем, что возложили ответственность за это предприятие на арматоров, которые его замыслили на свой счет и риск. Кроме того, чтобы показать, что конфискация корабля сама по себе является актом высшей справедливости, и чтобы рассматривать его отдельно от всего, что могло бы с некоторым правом вызвать симпатии английского общества, наш августейший государь почел долгом распространить свое милосердие на капитана и весь его экипаж. Несмотря на то, что они навлекли на себя те наказания, которые по законодательству всех стран влечет за собой нарушение санитарных правил, император не хотел на этот раз применять к ним наши законы со всей строгостью. Его величество соблаговолил повелеть освободить их и, так как полное обнищание, в которое они впали, привлекло великодушное попечение о них императора, снабдить их средствами для возвращения в Константинополь. Что касается судна и груза, то они были конфискованы; император не преминул применить эту меру строгости, главным образом, потому, что всякое другое решение отнюдь не рассматривалось бы в Англии как проявление доброжелательности нашего правительства, а было бы приписано слабости, что по безнаказанности первой провокации послужило бы к поощрению наших политических врагов, которые предались бы новым провокациям по отношению к нам. Вот какие соображения, граф, руководили императором, при выборе им должного образа действий. Его величество дал мне распоряжение сообщить их во всей их совокупности лорду Дюрэм 19 и, таким образом, довести до его сведения решения, которые соблаговолило принять его величество по отношению к конфискации корабля и освобождению экипажа. Я должен отдать должное этому послу и сказать, что когда ему было сообщено это решение нашего правительства, то он проявил в высшей степени дух примирения и искреннего уважения к принципам права. Я имею основания думать, что в этом духе написано им письмо своему кабинету, которое он отправляет с курьером одновременно с письмом, которое получит ваше превосходительство. [201] С нашей стороны, граф, мы сознаем, что мы сделали все возможное, чтобы не придать этому инциденту серьезного политического значения, чтобы ограничить его, сведя все это дело к простой попытке нескольких безвестных арматоров приступить к незаконной торговле, попытке, пресеченной на законном основании строгим применением наших правил. Британскому министерству надлежит теперь воспользоваться всеми возможностями, которые мы ему предоставляем, чтобы общественному мнению Англии было известно истинное положение вопроса, и тем прекратить шум, который хотят вызвать в парламенте, чтобы принудить правительство возбудить перед нашим кабинетом протест против конфискации «Виксена». Мы убеждены, что министерство, ознакомившись со всеми документами, которые мы ему только что представили, будет иметь полную возможность свести на-нет этот протест, объявив, что если бы какое-нибудь судно под русским флагом приблизилось к берегам Ирландии или Индии с такими же намерениями, какие были у арматоров «Виксена», то с ним британское правительство поступило бы так же, как русские власти поступили с «Виксеном». Этой декларации, по нашему мнению, вполне достаточно, чтобы быстро положить конец парламентским прениям по вопросу слишком простому по своей сущности, чтобы допустить малейшее возражение. Но если, против нашего ожидания, английское министерство, вместо того, чтобы отклонить требования арматоров «Виксена», выразило бы намерение их поддержать, то было бы важно во время предупредить, этот неправильный с его стороны шаг, открыто объявив ему, что наш кабинет твердо решил противопоставить решительный отказ этим требованиям подставных лиц, за которыми скрывается подлая партия, стремящаяся, главным образом, постоянно нарушать мирные сношения обоих империй. Выступая в качестве адвоката в этом деле, английское министерство создает себе без всякого основания величайшие затруднения, потому что оно заставит тогда нас решительно отклонить его требования, что в конце концов будет способствовать только осложнению положения и послужит к выгоде его политических противников. Необходимо, граф, чтобы вы были подготовлены к сообщению этих соображений лорду Пальмерстону, в зависимости от того найдете ли вы его склонным признать справедливость соображений, которые ему сделает лорд Дюрэм. С своей же стороны соблаговолите взять на себя инициативу откровенно выяснить это дело с главным статс-секретарем 20, чтобы вы могли когда-нибудь осведомить нас о его плане действий, которому он намерен следовать в результате рапортов г-на Дюрэма и бесед с вами. Во всяком случае, необходимо, граф, чтобы вы высказали свою уверенность в том, что решение императора останется неизменным и что его величество не отступит ни перед какими последствиями, которые могут быть вызваны актом справедливости и строгости, примененным к арматорам «Виксена», несмотря на все усилия, которые употребит Англия для того чтобы отменить приведение его в исполнение, если в переговоры об этом деле лорд Пальмерстон внесет дух враждебных противоречий, которые мы привыкли выслушивать от этого министра. Но если вы найдете его воодушевленным более примирительными намерениями, то в этом случае соблаговолите воспользоваться этим, чтобы обратить его внимание на необходимость снабдить лорда Понсонби директивами, для предупреждения возобновления таких попыток, пример к которым впервые показан отправкой «Виксена». Возможно, что если бы английское посольство, [202] по примеру всех других миссий, обратилось бы формально к английским мореплавателям с предупреждениями, которые лорду Понсонби советовал сделать наш посол 21, то отправка «Виксена» конечно не состоялась бы. Депеша вице-канцлера Нессельроде русскому послу в Константинополе Бутеневу, 17/5 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константиновской миссии, картон № 636 (« Depeches de la cour»), лл. 9,10. На французском языке) Когда это письмо дойдет до вашего превосходительства, вы уже будете знать о фактах, приведших к захвату английского корабля «Виксен», который взят в плен отрядом наших военных судов около берегов Черкесии. Спешу, милостивый государь, довести до вашего сведения мнение императора, а также и то решение, которое его величество соблаговолил принять по этому делу. Они опубликованы в приложенной к сему газете «Journal de St. Petersbourg» от 31 декабря, а также вы их найдете в приложенной депеше, адресованной по повелению императора графу Доццо-ди-Борго. (См. предыдущий документ) Все заключающиеся в них сведения сводятся к следующему: что императорское правительство, желая заставить уважать свои постановления, прибегло в отношении «Виксена» к акту строгой справедливости и озаботилось возложить ответственность за это предприятие только на замысливших его отдельных лиц, сняв, таким образом, с английского правительства подозрения в его соучастии в этом преступном деле; что в связи с этим делом имя лорда Понсонби совсем не опорочено; что желательно было бы, чтобы этот посол, так же как и его правительство с искусством воспользовались указанной нами им линией поведения, чтобы снять с себя ответственность за это дело перед общественным мнением, и предоставили бы арматорам «Виксена» понести наказание, которое они сами на себя навлекли, пытаясь нарушить принципы, положенные в основу правил, которые мы в целях наблюдения установили на восточном берегу Черного моря. Депеша русского посла в Константинополе Бутенева вице-канцлеру Нессельроде, 17/5 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константиновской миссии, картон № 637, д. № 3 лл. 5-8. На французском языке) Здесь носятся слухи о задержании нашими крейсерами у берегов Черкесии английского судна. Эта новость сначала была принята с некоторым недоверием, но когда определенное и обстоятельное сообщение об этом появилось в полученном здесь «Journal de Smyrne», то это событие уже не возбуждает никаких сомнений. И действительно, захват английского судна «Виксен» и подробности этого события только что подтверждены мне графом Воронцовым и адмиралом Лазаревым, который сообщил, что рапорты об этом уже посланы в Петербург. Мне не надлежит вдаваться в подробное изложение обстоятельств этого события, рассмотрение и разрешение этого дела передано на усмотрение императорского двора, но я с своей стороны полагаю, что я должен представить вашему превосходительству некоторые соображения и разъяснения по этому вопросу. Факт задержания «Виксена» явился следствием применения правильных и заранее объявленных общих мер, установленных несколько [203] лет назад для обеспечения безопасности восточных берегов Черного моря, мер, о которых я объявлял в 1831 г. по мере их установления. Кроме того, я объявил о всех их вместе в сентябре 1836 г., так что они доведены до сведения Порты, а также и до сведения представителей тех иностранных государств, под флагом которых плавают в этом море суда. Циркулярные ноты, разосланные мною по этому делу, не вызвали ни от кого ни малейших замечаний, а встретили единодушный прием, на который мы в праве были рассчитывать. Правда, английский посланник в своем ответе ограничился сообщением о получении ноты и принятии ее ad referendum, не обещая, как то сделали другие посольства, немедленно известить об этом как коммерсантов, так и мореплавателей. Во всяком случае этот ответ аннулирует все ссылки на незнание мероприятий, о которых идет речь, и то, что произошло с «Виксеном», могло быть вне всякого сомнения предвидено и не может быть сюрпризом для английского посольства в Константинополе, которое, как будто, хранит до сих пор молчание об этом деле. Кроме того, необходимо отметить в связи с этим, что в течение 1832 и 1833 годов нашими крейсерами было захвачено у берегов Черкесии большое количество турецких судов на основании тех же правил, уже тогда существовавших и опубликованных. Эти суда, также как «Виксен», были отведены в Севастополь, где их объявили захваченными в качестве приза и оттоманское правительство не пыталось оспаривать законность этого решения. Вне всякого сомнения английское судно, о котором идет речь, открыто было нагружено солью, под солью тайно были положены боевые припасы. Отправлено оно было к берегам Черкесии с заранее обдуманным намерением. Это отправление очень похоже на путешествие лондонских арматоров, к которому поощряли их прошедшим летом с одной только целью — нарушить наши санитарные правила и спровоцировать споры между правительствами. Это предположение не вызывает никаких сомнений, потому что, судя по сведениям, полученным от адмирала Лазарева, отправка «Виксена» в Черное море состоялась под непосредственным влиянием английского посла в Константинополе. Уже довольно продолжительное время английская пресса и британские агенты в Турции не перестают распускать нелепейшие, ненавистнические утверждения, подвергая сомнению суверенитет России над народностями Кавказа и возражая против утверждения нашей власти в этой стране; эти толки злонамеренного невежества, я должен к сожалению это сказать, подкреплялись часто плохо завуалированными намерениями и поступками английского посольства в Константинополе. В то же время, различные британские эмиссары были направлены в те места, чтобы возбуждать восстания и раздавать горцам боевые припасы и убеждать их в том, что Порта не отказалась от своих старинных сюзеренных прав над ними и что иностранные державы поддержат их, что черкесские изгнанники, вроде Сефер-бея 22 и другие совсем неведомые, найдут здесь покровительство и поддержку английского посольства, которое пыталось разбудить давнюю ненависть турок убедить их, что Россия никогда не сможет поставить на твердое основание свою власть над народами Черкесии. Так, например, драгоман английского посольства без всяких колебаний серьезно заявил туркам, что фактическая независимость Черкесии накануне своего установления и будет формально признана Англией и другими государствами. Эти происки и инсинуации, как можно было предвидеть, Достигли высшей степени, когда совершилось странное назначение [204] г-на Уркарта на пост секретаря английского посла в Константинополе. Эта личность не преминула проявить себя поступками, какие можно было ожидать от автора таких выпадов против России и редактора «Portofolio». Поссорившись со своим шефом 23, протеже которого он был, он покинул здание посольства и стал кочевать из одного квартала города в другой; он завязал большие связи среди турок, часто он носит турецкий костюм и имеет вид и повадки скорее тайного эмиссара, чем дипломатического представителя. Я узнал недавно, что г-н Уркарт дошел до того, что придумал с большой экзальтацией как бы национальный флаг для черкесов и хвастался этим так открыто, что Порта была вынуждена запросить об этом драгомана британского посольства. Последний, заручившись распоряжениями посла, опроверг это смешное хвастовство, дав понять, что его шеф очень далек от одобрения повадок и поведения секретаря своего посольства. Несмотря на это порицание и расхождение, более может быть видимые, чем существующие на самом деле, можно предположить, что г-н Уркарт следует по существу побуждениям сверху, внося во все свойственное его характеру сильное преувеличение, которое он обнаруживает и в своих писаниях. Не желая вскрывать здесь того, как подобные происки мало согласуются с достоинством великой державы и с общественными функциями ее агентов, я вынужден признать, что политика Англии и Турции не пренебрегает такими средствами для того, чтобы вредить нашему влиянию и нарушить установившееся ныне согласие с Портой. Но я полагаю, что могу с уверенностью прибавить, что, теперь по крайней мере, эта злонамеренность проявляет себя осторожнее, она не так очевидна, потому что с одной стороны турки, судя по некоторым фактам, не воспринимают так легко, как раньше, направленные против России инсинуации, а с другой стороны, английская политика сама старается парализовать то зло, которое она хотела бы нам причинить, необдуманно теряя расположение Порты ничем необоснованными сплетнями, высокомерным неуместным тоном, оскорбляющими происками и бесплодными угрозами. Таким образом, не придавая большого значения этим проискам и недоброжелательным инсинуациям английского посольства, я не пропускаю ни одного случая показать Порте, когда это бывает необходимо, что мне небезызвестны эти происки, и указываю на необходимость ей самой разоблачить их и предупредить те неприятные последствия, которые могут быть следствием очевидного безразличия или недостатка бдительности с ее стороны. Депеша атташе при датском посольстве в Константинополе Гюбша датскому министру иностранных дел Краббе Каризиус, 18/6 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1, д. № 133, л. 179. На французском языке) Сюда, прибыл пилот задержанного Россией английского судна. Он австриец 24. Он дал показания лорду Понсонби о всех обстоятельствах задержания корабля. Предполагают, что Англия хотела убедиться, посмеют ли русские задержать судно, которое пожелает посетить блокированные берега. В обществе говорят, что если бы Россия обнаружила в данном случае слабость, то в скором бы времени к этим берегам прибыли бы другие суда, нагруженные оружием и боевыми припасами, которых так настойчиво требуют воинственные народности Черкесии и Мингрелии. [205] Из письма русского посла в Лондоне Поццо-ди-Борго вице-канцлеру Нессельроде, 31/19 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 3, д. № 89, ч. 2, л. 3. На французском языке) ... Я предполагаю, что лорд Понсонби будет заменен сэром Карлом Воган 25; я знаю его, он был ставленником и учеником Велочи. Это человек спокойный, холодный и очень осторожный. Я не считаю его интриганом, способным на провокации и дурные дела. Лорд Понсонби отправляется в отпуск, невероятно, что он сможет вернуться в Константинополь; вопрос в том, сможет ли он жить на свою пенсию, потому что у него на этом свете ничего нет кроме долгов, или придется вернуть его на прежний пост, чтобы он мог существовать, других же оснований к оставлению за ним его миссии не имеется. Назначение и отправление сэра Карла Воган показывает, как мало доверия питает кабинет к господину Уркарту, — протеже лорда Пальмерстона, автору «Portofolio». Говорят, что признали его неспособность; хотя он все еще одушевлен стремлением к интригам, чтобы служить своему господину во всех мерзких делах, которые им провоцируются. Депеша ганноверского посла в Вене Боденхаузена ганноверскому королю, 1 февраля, 20 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 133, л. 170. На французском языке) При первых сообщениях о задержании «Виксена» все считали себя в праве признавать его законным, считая, что русские, находясь в войне с черкесами, объявили их берега в состоянии блокады. Но на основании опубликованных постановлений, можно утверждать, что не в этом дело, и что есть некоторый оттенок в том, что Россия не произнесла слово «блокада», а ограничилась только словами «карантин» и «таможня» и, исходя из этого, она разрешила иностранным кораблям заходить только в два порта — Анапу и Редут-кале. Вопрос этот тем более деликатен потому, что Турция не привела еще народы Кавказа к полному подчинению себе и могла поэтому уступать России по Адрианопольскому трактату только те немногие места на побережье, которые находились в ее владении. Депеша французского посла в Вене Сент-Олера французскому послу в Петербурге барону Баранту, 1 февраля/20 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 133 л. 175. На французском языке) Если я замечаю легкое облачко на горизонте, то это там, на берегу Черкесии. Английский посол утверждает, что на его стороне принципы морского права и что в действительности русским всегда принадлежали только три небольших пункта на расстоянии 50 миль друг от друга, на протяжении побережья от Анапы до Поти; для того чтобы сделать обязательные таможенные и карантинные постановления, нужно владеть всем побережьем de facto и de jure. Если хотят говорить о блокаде, о состоянии войны, то, по его словам, объявления о них не было сделано и что если объявят войну, то этим будет констатирована независимость Черкесии, что очень изменит основное положение и вызовет новую серию аргументов. На все это г-н Меттерних ответил, что как только встанет вопрос о праве, то надо его рассматривать с беспристрастием и без всякого предубеждения. Мне еще ничего не написали об этом деле из Парижа; если говорят о нем там, где вы находитесь, то что? [206] Депеша французского посла в Вене Сент-Олера французскому послу в Константинополе маркизу д'Эйраг, 7 февраля/26 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 133 л. 177. На французском языке) Захват антлийского судна «Виксен» произвел здесь некоторую сенсацию. Русское посольство, сообразуясь с сообщением об этом петебургской газеты, рассматривает этот факт, как контрабанду и нарушение санитарных установлений, что не может как будто бы вызывать никаких дискуссий. Но г-н Меттерних, хотя и порицает поступок арматоров «Виксен», все же полагает, что необходимо рассмотреть вопрос с правовой точки зрения. Весь вопрос, действительно, только в выяснении происхождения власти России над кавказскими провинциями; по Адрианопольскому трактату императору Николаю I уступлено все побережье Черного моря до Поти. Но имела ли эта уступка какое-нибудь реальное основание? Действительно ли султан владел той страной, главенство над которой он уступил, и были ли народности Кавказа издавна фактически и юридически независимы? Прибегаю к вашей предупредительности и к вашей просвещенности, г-н маркиз, и прошу дать мне разъяснения на эти вопросы. До моего сведения дошло, что лорд Дюрэм предъявил императору достаточно сильный протест 26. В нем утверждается, что Россия, не имев ни фактически ни юридически права на владение этими странами, не могла устанавливать пунктов карантина и мест для выгрузки товаров. Если же она опирается на право блокады, то тем она объявляет себя в состоянии войны с независимой державой, откуда вытекает право Англии и Европы рассмотреть этот вопрос со всех сторон, прежде чем дать возможность России завоевать побережье Черного моря на протяжении больше 100 миль. Хотя сообщение английских правительственных газет, как будто бы, противоречит этим сведениям и говорит о том, что правительство не намерено доводить это дело до его конечных выводов, все же я полагаю, что эти подробности будут иметь для вас некоторый интерес. Письмо русского посла в Лондоне Поццо-ди-Борго вице-канцлеру Нессельроде, 7 февраля/26 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 3, д. № 89, ч. 2 л. 4. На французском языке) С этим куьером вы получаете продолжение той депеши относительно задержания «Виксена», которая была переслана мной с курьером, отправленным раньше. Хотя сведения, которые я вам сообщаю, не прибавляют ничего нового о способах разрешения вопроса, но они содержат сообщение о моих попытках осведомить расположенных к нам людей, с мнением которых, мне кажется, надо считаться. Все те, с которыми я говорил об этом деле, не выражали по отношению к нам никаких враждебных предубеждений, но вместо того, чтобы сразу же отнестись к делу так, как должно, они хотят рассмотреть его в зависимости от решения королевских адвокатов. Нет установлений более шатких и возбуждающих больше споров и толкований, чем те, совокупность которых называют «международным правом». В самом деле оно не является установленным законом, представляет собой только коллекцию правил и относящихся к этикету положений общего характера, классифицированных разными авторами. Их подвергают всевозможным толкованиям, применительно к отдельным государствам, в зависимости от имеющихся у них своих мотивов, которые они выдвигают при своих ссорах друг с другом. В доказательство этой [207] истины можно привести любой манифест с объявлением войны. Таким образом лорд Пальмерстон и коронные адвокаты 27, поскольку они не пожелали признать, что отправка «Виксена» сама по себе была незаконна и преступна, как только захотят обвинить нас, смогут сослаться формально и по существу на ту или иную его статью. Мы должны ожидать, что поставят вопрос, который по отношению к нам не является уместным. Разногласие тогда станет серьезным и неизбежным, я говорю серьезным потому, что повод к спорам является результатом заговора агитаторов и провокаторов войны. Хотя лорд Пальмерстон прямо замешан в этом заговоре, но он не пытался разубедить его участников и поощрял их соблазнительными подкупами, вызывая выступление против России и ненависть к ней. Как бы то ни было, мой дорогой граф, теперь перчатка брошена, отступить мы не можем, раз мы поставлены в такую необходимость. Депеша вице-канцлера Нессельроде русскому послу в Константинополе Бутеневу 14/2 февраля 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константинопольской миссии, картон № 636, лл. 31-34. На французском языке) Милостивый государь! Со времени отправления мною вам депеши от 19 января все ваши депеши, адресованные мне, включая № 12, мною сполна получены. Они укрепляют во мне уверенность, что наши сношения с Портой теперь установлены самым желательным для нас образом и в настоящий момент нам не надо желать большего и не надо требовать никаких изменений в направлении политики императорского кабинета. Теперь все наши заботы должны быть направлены на поддержку и укрепление этого положения вещей. Мы имеем все основания надеяться, что, неизменно направляя к этой цели все ваши старания, вы достигнете еще большего укрепления спокойствия в лоне Оттоманской империи, которое царит в ней, благодаря тесному союзу ее с Россией, и тем вы обеспечите покой на востоке, предотвращая все попытки нарушить его в дальнейшем. Необходимость поддерживать это спокойствие, связанное так тесно с поддержкой всеобщего мира, наконец осознана Англией. Доказательством этого служит необычайное спокойствие, проявленное лордом Пальмерстоном при переговорах по поводу захвата «Виксена». Возвратившийся на свой пост наш посол в Англии уже имел с главным статс-секретарем первую беседу о конфискации этого корабля. Все высказанное по этому случаю лордом Пальмерстоном было проникнуто большой умеренностью. Он ограничился только заявлением, что полученные им документы переданы на рассмотрение коронных адвокатов, и, что прежде чем высказываться по этому поводу, ему надо знать их мнение. С своей стороны граф Поццо-ди-Борго ответил, что по повелению императора он должен заявить следующее: император никогда не поставит своих прав в зависимость от мнения каких-либо иностранных авторитетов и что император решил защищать свои права и поддерживать их в данном случае, так, как он сам это находит нужным, не взирая на возражения и препятствия, которые хотят несправедливо ему противопоставить. Беседа продолжалась без всяких колкостей, и граф Поццо-ди-Борго почел необходимым дать понять лорду Пальмерстону, что в высшей степени желательно положить конец предприятиям, подобным попытке [208] «Виксена» , которые имеют одну только цель — нарушить сношения между двумя правительствами. Наш посол присовокупил, что в данном случае отправка «Виксена» была очевидно предпринята умышленно с намерением возбудить ссору между Англией и Россией, что британское посольство в Константинополе могло бы предупредить этот инцидент. Кроме того он заявил, что желательно, чтобы английское министерство впредь давало бы инструкции, имеющие целью устранить повторение таких недоразумений. Лорд Пальмерстон не возразил на эти соображения, но он воздержался от объяснений и ничего не обещал. Таково вкратце содержание первых переговоров главного статс-секретаря и нашего посла. От последнего только что получен нами с курьером отчет о них, отправленный 19/31 января и полученный здесь третьего дня. Спешу, милостивый государь, сообщить подробности происшедших в Лондоне переговоров, потому что они показывают, что дело о захвате «Виксена» хотя и может вызвать претензии со стороны английского министерства, которые нам будут предъявлены дипломатическим путем, но оно не должно стать ни предметом серьезных обсуждений, ни поводом к. прямому конфликту между обоими правительствами. Это наше мнение подкрепляет присоединенная к сему статья «Курьера», опубликованию которой придает большое значение лорд Дюрэм, потому что ему известны связи редакции этой газеты с бюро министерства. В добавление к моим разъяснениям я должен еще заметить, что изменения, только что внесенные в наш тариф, и облегчения в результате их в пользу английской торговли 28 произвели в Лондоне большое впечатление; вы убедитесь в этом при чтении последних статей об этом в «Morning Chronicle», в котором вам не трудно будет усмотреть влияние личных мнений лорда Дюрэма. Благоприятное положение, в которое этот посол стремится поставить английскую торговлю с Россией, служит в некотором роде противовесом усилиям наших политических противников, которые непрестанно пытаются возбудить против нашего правительства общественное мнение. Таким образом, счастливое стечение обстоятельств, а именно изменение нашего тарифа, предшествующее отправке «Виксена», сильно способствовало умеренности британского министерства и препятствовало проявлению им враждебности по отношению к нам из опасения встать в противоречие с индустриальными и торговыми интересами своей страны. Я почел необходимым сообщить все это вам, чтобы вы могли вынести верное суждение о вопросе, связанном во всех отношениях с политическими интересами, заботы о которых возложены на вас. Примите, милостивый государь, уверение в совершенном моем уважении. Нессельроде. Выдержка из венской газеты «Staatszeitung » от 6 февраля/25 января 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константинопольской миссии, картон № 636 (« Depeches de la cour»), л. 35. На французском языке. Приложение к депеше Нессельроде Бутеневу от 14/2 февраля 1837 г.) После того как статья, помещенная в «Journal de St. Petersbourg», посвященная задержанию английского купеческого судна «Виксен» русским военным кораблем, стала известна в Лондоне, «Курьер» [209] выступил со следующим заявлением об этом событии: «Мы надеемся, что официальное сообщение об этом деле положит конец опасениям, что конфискация этого судна может иметь серьезные и неприятные последствия. По русской версии, «Виксен» нарушил таможенные карантинные законы Российской империи. Этот случай аналогичен тому факту, если бы французское судно тайно выгрузило груз водки на остров Уайт. Без сомнения Россия имела право устанавливать по своему усмотрению подобные правила, но возбуждает сомнения вопрос, действительно ли подвластна ей та территория, на которую она распространяет свои претензии. Однако необходимо отметить, что она основывает свое право на Адрианопольском трактате 29, переговоры о котором велись при нашем посредничестве. В конце концов все вопросы, которые могут быть вызваны этой конфискацией, по своей сущности, по нашему мнению, не могут вызвать пререканий между обоими правительствами, также как их не вызвал бы захват у наших собственных берегов французского судна, которое было бы виновно в нарушении таможенных правил... » Из депеши вице-канцлера Нессельроде русскому поверенному в делах в Вене Горчакову А. М., 15/3 февраля 1837 г. (ГАФКЭ, отдел личных фондов, ф. 159, д. № 198, л. 66. На французском языке) Кажется, что дело «Виксена» продолжает беспокоить г-на Лайба 30, вернее сказать этот посол настойчиво преувеличивает важность этого дела перед венским кабинетом. В моей депеше от 27 января я просил вас проверить правдивость некоторых его утверждений и затем исправить их перед канцлером двора и государства. Известия из Лондона наверное докажут самому английскому послу ошибочность точки зрения его правительства на задержание «Виксена». Передо мной сейчас лежит статья «Английского курьера» от 29 января. Содержащиеся в ней рассуждения вполне приемлемы для императорского кабинета, если исключить соображения о возможности подвергнуть сомнению права России на владение азиатским побережьем Черного моря, и мы можем надеяться, что интрига, которая имела целью скомпрометировать наши политические отношения, будет разоблачена к стыду и наказанию тех, кто в ней участвовал. При всех переговорах, происходящих по этому поводу в Вене, о которых вы даете отчет, ваше поведение и объяснения встретили полное одобрение императорского министерства. Письмо русского посла в Лондоне Поццо-ди-Борго вице-канцлеру Нессельроде, 24/12 февраля, 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 3, д. № 889, л. 7. На французском языке) Сегодня утром в газетах появились корреспонденции г-на Уркарта — константинопольского любимого агента короля и лорда Пальмерстона. Посылаю Вам «Times» и «Moming Chronicle», в них помещены два письма, написанные, хотя в разных выражениях, но в одном духе. Их главная цель возбудить общественное мнение против нас и уколоть тщеславие и самолюбие нации и правительства. Они направлены против лорда Понсонби, который удалил от себя этого негодяя (Уркарта), и против лорда Дюрэма, хотя последний в них не назван. Какие раздоры и какой скандал в английском посольстве в Константинополе! Интриган низкого пошиба послан для контроля над послом, [210] при котором он состоит, а также и над английским представителем в Петербурге! Прочтите эти письма в вышеупомянутых журналах, и вы будете удивлены. Они появились в печати не без злого умысла, в них порицаются осторожность и бдительность, проявленные при этих событиях, которые изображены так превратно и так подло, что они неизбежно произведут очень дурное впечатление и ими воспользуются, как средством и как аргументами все те, которые хотят нарушить мир. Депеша французского посла в Вене Сент-Опера французскому министру иностранных дел Моле, 2 марта/18 февраля 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 137, л. 4. На французском языке) Ламб сказал мне, что он очень доволен переговорами с князем Меттернихом по делу «Виксена». Он прибавил поразительно уверенным тоном: «Это будет всегда так, надо, чтобы это было так». Я спросил, большое ли значение имеют переговоры, которые сейчас идут. «Да, огромное, — ответил он мне, — дело идет о спасении Азии». Затем, развернув карту, он объяснил мне, что в том случае, если народы Черкесии будут покорены Россией, то Персия совсем перестанет существовать. Черкесов может поддержать в их борьбе против России только то доверие, которое внушила им к себе Англия. Но захват «Виксена» может ослабить это доверие, вот почему Россия дала такую широкую огласку этому факту, надо, чтобы Англия, выдвинув во время переговоров правовой вопрос, ограничила его, с тем чтобы после, когда победа будет одержана, поднять большой шум и возвеличить важность этой победы. Намерения английского посланника вполне совпадают с теми, которые, по моему наблюдению, выражены в памфлете, опубликованном несколько месяцев тому назад стараниями г-на Реинг. Я советую вашему превосходительству распорядиться, чтобы его нашли для вас. Вот его заглавие «Progress and present position of Russia. London, John Murray, 1837» 31. Князь Меттерних, придерживаясь точки зрения права, рассматривает вопрос очень наивно, не замечая его политической стороны. Однажды он мне сказал: «Надо согласиться, что выступление России некорректно. Г-н Бутенев говорил о санитарных и таможенных правилах, а русский адмирал говорил о блокаде 32. Кроме того, эти меры были бы очень хороши каждая в отдельности, но нельзя к ним прибегать одновременно, потому что одни применяются в состоянии мира, другая же — в состоянии войны, так что сосуществовать они не могут». Депеша французского консула в Одессе Шаллэ французскому министру иностранных дел Моле (3 марта/19 февраля) 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 133, л. 329. На французском языке) Честь имею сообщить вашему превосходительству те немногие сведения, которые можно было получить здесь о происходящем на Кавказе. Кажется, решено в предстоящую кампанию очистить все побережье и утвердиться на нем. С этой целью генерал Вельяминов выступит из Анапы со своим корпусом. На соединение с ним будет направлен из Редут-кале кружным путем другой корпус, состоящий из грузинских войск, которые набираются в Мингрелии. Мой тифлисский коллега лучше меня осведомлен, и он наверное сообщит вам более ценные сведения обо всем этом. Но вот некоторые подробности, которые может быть не будут ему известны. В свое время я сообщил вам, что видели среди черкесов двух английских офицеров; теперь я узнал, что один из них носит фамилию Стюарт, отри нем и его товарище [211] состоит переводчик — по слухам итальянец матрос, когда то взятый черкесами в плен. Всем известно, как трудно проникнуть в глубь Кавказа; если не иметь защитника, покровителя, так называемого «кунака» в каждом кавказском племени, то неминуемо можно быть взятым в плен; можно предположить, что для господина Стюарта все было заранее подготовлено. Вот уже в течение восьми месяцев он вдоль и поперек изъездил всю страну и нигде не встретил никаких затруднений, его сопровождала везде толпа князьков и их вассалов. Однажды, когда эта свита приблизилась к русскому авангарду, было обнаружено, что она достигает пяти тысяч человек. Говорят, что Стюарт имел определенную миссию, что миссия эта — точная копия той, какую дал Наполеон господину Ласкарису 33 при отправлении последнего к бедуинам, она имела целью внушить многочисленным народностям Кавказа, что их спасение зависит от их союза, что единственным средством сопротивления русским является их объединение и создание центрального правительства, которое будет координировать и направлять к одной цели усилия отдельных племен, силы которых до сих пор были разрознены и потому бесплодны. Уверяют, что господин Стюарт имел успех. Надо отметить, что господин Стюарт уже давно поддерживает тесную связь с другим англичанином — господином Спенсером 34, которому с большим искусством удалось попасть в число лиц, сопровождающих графа Воронцова во время его путешествия по берегу Черкесии. Господин Белль, собственник груза «Виксена», ждет в Одессе открытия навигации, чтобы отправиться в Константинополь. В понедельник я очень был удивлен (и мое удивление разделяли все), когда я увидел его на вечернем парадном приеме у графа Воронцова, и тем, что он был приглашен английским консулом по просьбе Воронцова; уверяют, что в Севастополе и Николаеве он был очень предупредительно принят флотскими офицерами. Депеша датского посла в Константинополе Гюбш датскому министру иностранных дел Краббе Каризиус, 8 марта (24 февраля) 1837 г. (ГАФКЭ, ф. 1 А, д. № 135, л. 81. На французском языке) Посол, назначенный на пост лорда Понсонби, еще не приехал. Г-н Уркарт еще здесь. Предполагают, что если даже он будет удален, он не уедет отсюда, а останется жить в Турции, как частное лицо. Всем хорошо известно, что он отправил «Виксен» в Черное море, причем все, которые способствовали отправлению этого судна, конечно, полагали, что человек, занимающий высокий пост в государстве в качестве должностного лица, не мог участвовать в этом деле без соглашения с министерством. Это обстоятельство не принимают сейчас во внимание. На основании частных писем из Лондона утверждают обратное, а именно, что министры очень разозлены на г-на Уркарта за то, что он их поставил в такое неловкое положение по отношению к России. Отношение русского посла в Константинополе Бутенева командиру черноморского флота вице-адмиралу Лазареву, 17/5 марта 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константинопольской мисии, св. 645, л. 29) Милостивый государь Михаил Петрович! Недавно дошло до меня известие, будто бы со стороны английских мореплавателей готовится новое предприятие, подобное покушению захваченной нашими крейсерами шхуны «Виксен». Другая английская [212] шхуна, именуемая «Визард» под управлением шкипера Лоней, находящаяся ныне в Наваринской гавани для отыскания потопленных в 1827 г. орудий 35, должна, если верить вышеописанным известиям, прибыть через некоторое время в Константинополь и оттуда отправиться к берегам Абхазии для тайных сношений и торговли с горцами. Шхуна «Визард» будто бы снабжена несколькими пушками и принадлежит известному секретарю английского здесь посольства Уркарту и другим лицам. Сверх того мне сообщают, что в Смирнской гавани находятся несколько купеческих судов под английским флагом, нагруженных контрабандою также для черкесского берега. Хотя все эти уведомления недостаточно обстоятельны и нельзя положиться на совершенную их достоверность, со всем тем я счел нелишним сейчас же предварить о них ваше превосходительство, дабы наши крейсеры могли заблаговременно усилить свою бдительность. Если успею дополнительно узнать какие-либо дальнейшие подробности относительно вышепомянутых судов и в особенности шхуны «Визард», то не замедлю сообщить их для вашего, милостивый государь, сведения. Судя по дошедшим до меня, посредством разных лиц, рассказам Белля, арестованного на шхуне «Виксен» и возвратившегося на этих днях в Константинополь, он имел около Суджук-кале короткое свидание с шапсугским начальником муллою Хаджи-оглу, прежде нежели появился российский военный бриг, захвативший помянутую шхуну. Но черкесы, повидимому, приняли англичан не весьма дружелюбно и мулла Хаджи-оглу горько укорял Белля и его спутников в суетности обещаний и надежд, которыми англичане до сих пор манили горцев и которые служат ко вреду и гибели последних. Белль впрочем выхваляет снисходительность обхождения с ним российских начальников как в Севастополе, так и в Одессе. Депеша русского посла в Константинополе Бутенева вице-канцлеру Нессельроде, 20/8 марта 1837 г. (ГАФКЭ, ф. Константинопольской мисии, картон № 637, VIII, л. 21-16) В то время, когда приключение с «Виксеном» возбудило такой шум в прессе и вызвало такие пустые, абсурдные, напыщенные речи против прав России на восточном побережье Черного меря, я узнал, благодаря одному неожиданному обстоятельству, от одного осведомителя факты, разоблачающие интриги недоброжелательных иностранцев, к которым они прибегли в надежде поставить нас в затруднительное положение, возбудив восстание на Кавказе. Эти интриги, движущей пружиной которых уже давно был г-н Уркарт, не имели вне всякого сомнения большого значения, особенно с тех пор, как английский посол, шеф Уркарта, и английский кабинет стали притворно уверять, что они не одобряют поведение и злословие этой экстравагантной личности. Вменяю себе в обязанность обратить внимание вашего превосходительства на факты, о которых я узнал; я могу только представить их со всеми сопутствующими их подробностями на мудрое рассмотрение императорского кабинета, чтобы он решил — заслуживают ли они интереса и стоит ли выяснять, как намерения английского правительства, так и те побуждения отдельных лиц, которые влияли на его действия. В то время, как я был подвергнут в Буюкдера 38 карантину после случая заболевания чумой в здании, занимаемом нашим посольством, ко мне явился человек но имени Андрей Хай, назвавший себя [213] уроженцем Кавказа, и предъявил мне письмо, подписанное г-ном Сэрл, майором английской службы в отставке. В письме этом, копию которого я к сему прилагаю (см.ниже стр. 236), в таинственных терминах было выражено предложение сообщить мне важные сведения. Я не был знаком с автором этого письма и я не мог, следовательно, рассчитывать на доброжелательство незнакомца, потому я отослал его посланца с моим словесным ответом. Не сливши поощряя проявленную им откровенность, я все-таки предоставил ему полную свободу действий для доставления мне сведений в более удобное время. Несколько дней спустя, я через этого же посредника получил второе письмо от г-на Сэрл, копию которого я также прилагаю к сему.(см.ниже стр. 237) Меня удивило, что это письмо,- более ясное по своему содержанию, исходит от английского офицера. На всякий случай мне казалось, что из осторожности надо избегать сношений с этим лицом и под предлогом, что я поставлен в необходимость соблюдать строгое уединение, я возложил это дело на первого секретаря посольства Титова! который имел несколько свиданий подряд, сначала с подателем упомянутых писем, который как будто бы пользуется полным доверием майора Сэрл, а затем и с самим этим офицером. Сущность объяснений, данных им во время свиданий, убедила меня, что г-н Сэрл, несмотря на очень тяжелое материальное положение, действует, главным образом, под влиянием злопамятности и разочарования, жертвой которых он стал благодаря г-ну Уркарту, а также благодаря отказу лорда Понсонби удовлетворить его жалобы на секретаря посольства. Обуреваемый желанием отомстить во что бы то ни стало, г-н Сэрл рассчитывал только на мою официальную поддержку его перед Портой, чтобы или здесь или в другом месте удостоверить, что судно было вооружено г-ном Уркартом для того, чтобы установить контрабандную торговлю с побережьем Черного моря, принадлежащим русским. Более того, он предлагал немедленно поехать в Одессу и оттуда лично отправиться к черкесам, чтобы открыто разоблачить лживые уверения, распространяемые Уркартом вместе с главой шапсугов Сефер-беем о возможности вмешательства Англии в защиту независимости этих народностей. В связи с этим Сэрл предложил отправиться сначала в место ссылки Сефер-бея в Румелии и открыть ему глаза на обманные уверения Уркарта и получить от него циркулярные письма к старейшинам черкесов с тем, чтобы разубедить их и восстановить мир и покорность в горах, где воззвания, обращенные к ним, и происки Уркарта и Сефер-бея вызвали губительное восстание. Я счел своим долгом не поддаваться таким несвоевременным предложениям и старался доказать майору Сэрл, что он преувеличивает те ложные слухи, которые иностранцы — наши недоброжелатели — распространяют на Кавказе, питая химерические надежды повредить там авторитету русского правительства, и что мы не, нуждаемся ни в чьей помощи, чтобы подавить те частичные беспорядки, которые в них могут время от времени возникать. Кроме того я заявил, ему что расскаяние Сефер-бея не имеет в наших глазах ни малейшего значения, но в том случае если судно «Визард» действительно появится в принадлежащих России водах, в целях производства тайной торговли, то крейсирующий там отряд военных судов сможет воспрепятствовать этому и задержать в случае надобности судно. Я намекнул в конце нашего разговора майору Сэрл, что если бы я мог давать ему советы, то я рекомендовал бы ему вернуться без промедления в Англию и [214] предъявить там свои собственные претензии непосредственно г-ну Уркарту, не компрометируя себя в глазах своего правительства своими необдуманными и не имеющими никакого значения выступлениями в других государствах. Майор Сэрл пришел к решению принять мои советы, потому, что первоначальные его намерения не были серьезно обдуманы, а может быть и потому, что на него подействовали мои доводы. Все сведения, сообщенные им мне за это время о здешних происках среди черкесских dождей, которыми руководят из Лондона, я изложил в прилагаемой r сему записке с приложением двух оправдательных документов. Несомненно, что только после расследования, произведенного в самой Англии, мы будем в праве утверждать с знанием дела, являются ли махинации, сообщенные майором Сэрл, частным делом темных личностей, или они ведут свое начало от побуждений, исходящих свыше, причем они проводятся так, что в случае неудачи от них легко отречься; пока же я не премину довести все до сведения адмирала Лазарева и барона Розен, не сообщая им об источнике их получения. Они могут быть ими использованы в интересах дела в подведомственных им сферах деятельности. Кроме того я дал конфиденциально предписание консулу Иванову постараться по возможности точнее проверить сведения об английском корабле в Смирнском порту для своевременного уведомления в этом наших властей. Нелишним будет прибавить к сообщенным мною сведениям о г-не Белле, судовом приказчике на «Виксене», что, по дошедшим до меня сведениям, этот человек, кричавший о конфискации своего корабля, теперь с высоты своего величия отдает должное полному милосердию и деликатности поведения по отношению к нему со стороны русских властей в Севастополе и Одессе. Не лишённые интереса сведения, сообщенные нам майором Сэрл, его высокие родственные связи, которые он кажется имеет в Англии, и его стесненное положение материальное, побудили меня предложить ему некоторую денежную помощь, чтобы облегчить ему возвращение в его отечество. Предложение этой помощи, принятое им с признательностью, было мной мотивировано моим личным интересом к нему и к его положению, которое расположило меня в его пользу. Я впоследствии отдам отчет в размере той помощи, которая может быть оказана из находящихся в моем распоряжении секретных сумм. Комментарии 1. Вильгельм IV, король Англии (1830 — 1837). 2. Понсонби, Джон (1771 — 1855), дипломат. Английский посол в Константинополе с 1832 г. 3. Бутенев, А. II. (1787 — 1866), дипломат, член государственного совета. С 1830 г. по 1842 г. и с 1856 г. по 1858 г. был послом и полномочным министром в Константинополе. В 1837 г. в состав русского Константинопольского посольства кроме Бутенева входили: советник посольства барон Рикман, секретари — Титов, Туманский, Чирико, драгоман князь Ходжери и его помощник Пизани. 4. Вессаф-ефенди личный секретарь Махмута II (турецкого султана с 1808 г. по 1838 г.). 5. Русское правительство в 30-x годах XIX в. вело на северо-востоке Кавказа, борьбу с восстанием Шамиля, а на северо-западе — с восстанием черкесского племени — адыге. С 1830 г. для того, чтобы отрезать их от моря, русское правительство начало строить укрепления (Гагры, Геленджик), которые впоследствии, в 1838 году, были объединены в одно управление под названием Черноморской береговой линии. 6. В июне 1836 г. секретарь английского посольства в Константинополе прислал черкесским пламенам — шапсугам, натухайцам, абадзехам от имени английского короля флаг, названный им «знаменем независимости». На нем были изображены круг и три стрелы (см. «Акты кавказской археографической экспедиции», т. VIII, стр. 897. Письмо муллы Хаджи-оглу Масура шапсугскому князю Сефер-бею от апреля 1837 г.). 7. Горчаков А. М. (1798 — 1883), дипломат, впоследствии министр иностранных дел и канцлер. В начале своей карьеры с 1833 г. был советником русского посольства в Вене, до 1841 г. В 1837 г. во время отпуска посла Татищева, которого не предполагали вернуть в Вену, Горчаков исполнял его обязанности в звании поверенного в делах. 8. Меттерних, князь (1773 — 1859), с l809 г. по 1848 г. был австрийским министром иностранных дел и государственным канцлером. Один из крупнейших представителей европейской реакции, игравший руководящую роль в международной политике того времени. 9. По свидетельству самого Белля в его журнале — отправка «Виксена» из Константинополя к берегам Черкесии состоялась по желанию английского министра иностранных дел лорда Пальмерстона. (см. французское издание журнала Белля — «Joumal d'une residence en Circassie pendant les annees 1837, 1838 и 1838, t. I, Предисловие, стр. 71). 10. Шкиперы иностранных судов, нe заявившие при входе в русские порты о наличии на судах пороха, предавалась суду («Полное собрание законов», второе -издание, т. VII, № 5552). 11. Рапорт контр-адмирала. Эсмонта (главноуправляющеему гражданской частью Грузии и Кавказской области и командиру Кавказского корпyca барону Розену от 24 декабря 1836 г. опубликован в «Актах Кавказской археографической экспедиции», т. VIII, стр. 859. [237] 12. В русских тарифах 1830 и 1836 годов соль как запрещенная к ввозу не значится. 13. Побережье около бухты Суджук-Кале было заселено черкесским племенем - адыге. 14 См. статьи 4 и 5 «Правил для составления инструкций черноморским военным крейсерам» («Полное собрание законов», второе издание, т. VII, стр. 123 и 124). 16. Нарушение шхуной «Виксен» устава о карантинах от 20 октября 1832 г. было признано русским правительством преступлением «1-го разряда». Виновные в подобном преступлении предавались военному суду и подлежали смертной казни. («Полное собрание законов», второе издание, т. VII, № 5690, стр. 776, пар. 365). 16. Имеется в виду либеральная фракция английского парламента — виги, к которой принадлежал английский министр иностранных дел лорд Пальмерстон; при нем политика Англии по отношению к России носила, враждебный характер, вызванный, главным образом, территориальным расширением Россия, противоречищим торговым интересам Англии. Враждебную позицию по отношению к России заняли поляки, эмигрировавшие в Лондон после польского восстаиия 1830 — 1831 гг. Поляки поддерживали восстание кавказских национальностей против России непосредственным участием в военных действиях кавказских повстанцев против русских войск (см. рапорт Бутенева Розену, «Акты Кавказской археографической экспедиции», т. VII, стр. 895). 17. Речь идет о карантине, установленном русским правительством в устье Дуная 19 февраля 1836 г. и о прениях по этому поводу в палате общин английского парламента на заседании 20 апреля 1836 г., вызванных жалобами английских купцов на взимание русскими войсками пошлин с их судов при входе в Дунай. Эта жалоба была опровергнута русским правительством (см. «Полное собрание законов», второе издание, т. XI, № 8891 и «Архив кн. Воронцова», М., 1893 г., т. 39, стр. 243 — письмо Воронцова Бутеневу от 1/13 июня 1836 г.). 18. Тарапия или Ферапия находится на европейском берегу Босфора; там помещалось английское посольство. 19. Дюрем (1792 — 1840) был английским послом в Петербурге с 1833 г. 20. Лордом Пальмерстоном. 21. Речь идет о циркулярных нотах Бутенева дипломатическому корпусу в Константинополе, посланных там в 1831 г. и 1836 г. с предупреждением о мерах, принятых русским правительством для охраны кавказского побережья Черного моря и об установленном на нем карантине (см. «JournaI de St. Petersburg» от 31 декабря 1836 г.). 22. Сефер-бей Зан. («Заноков» нош «Ченоков») шапсугский князь. Во время русско-турецкой войны (1828 — 1829 гг.) был на турецкой службе и был взят русскими в плен. После Адрианопольского мира (1829 г.) поселился в Турции, жил то в Трапезунте, то в Самсуне и в 1834 году, по вызову Уркарта, переехал в Константинополь, откуда он поддерживал сношении с черкесами (шапсугами и натухайцами), посылая им воззвания с призывом к восстанию против русского правительства, причем им обещалась военная помощь египетского султана, Турции, Франции и главным образом, Англии. Черкесы со своей стороны направляли к нему своих депутатов для согласования с ним военных действий против русских. Деятельность Сефер-бея поощрялась турецким правительством, от которого он получал вознаграждение, кроме того он пользовался особым покровительством английского посольства, в лице Уркарта. По просьбе русского правительства Сефер-бей в октябре 1836 г. был выслан из Константинополя в глубь Турции (в Базарджик близ Филиппопели), в целях прекращения его сношений с Черкесией. Находясь в ссылке, он продолжает свою агитационную деятельность. Впоследствии, в 40-х годах, во время борьбы адыгов на Северо-западном Кавказе с русским правительством и местными феодалами, Сефар-бей выступал как организатор восставших, но, не имея твердой позиции, иногда своими выступлениями срывал восстания, действуя заодно с князьями-феодалами. Будучи в это время ставленником Турции, он предлагал также свои услуги русскому правительству. 23. Лордом Понсонби. 24. В документе неточность, шкипером «Виксен» был турок из Самсуна. Возможно, что речь идет о капитане, дававшем показания следственной комиссии, организованной контр-адмиралом Эсмонтом в Геленджике. 25. Воган принадлежал к консервативной фракции английского парламента — тори, стоявших за сближение с Россией, его назначение не состоялось (см. «Архива кн. Воронцова», М.. 1893 г., книга 39, стр. 271, 274, 276, 277). 26. Точка зрения английского правительства в лице лорда Пальмерстона изложена в депеше Поццо-ди Борго графу Нессельроде от 20 апреля (2 июня) 1837 г. (см. Мартенс «Собрание трактатов и конвенций», т. XII, стр. 63 — 65) 27. Свое решение по делу «Виксена» английское правительство поставило в зависимость от решения коронных (королевских) адвокатов, на рассмотрение которых были переданы полученные от русского правительства документы по этому делу. 28. Речь идет о тарифе 1836 года., в котором ввозные пошлины были снижены (см. «Полное собрание законов», второе издание, т. XI, № 9756). 29. IV статья Адрианопольского трактата (см. Юзефович, «Договоры России с востоком», СПБ, 1869 год, стр. 73). 30. Английский посол в Вене. 31. Полное заглавие этого анонимного памфлета «Progress and present position ol Russia in the East», London 1836. Памфлет этот посвящен анализу положении России на востоке, констатируются стремления России к территориальному расширению, причем объявляется, что это расширение угрожает независимости и благосостоянию Персии, Индии и всех европейских гocyдарств, в частности Англии. 32. В русских морских кругах мероприятия русского правительства в целях карантина принято было называть «блокадой» (см. статью Вульфа «Английская шхуна «Виксен» в «Морском сборнике», апрель 1886 г., стр. 92, 93.) 33. Ласкарис (1774 — 1815), дипломат. Наполеон, задумавший нападение на английские владения в Индии с суши, отправил Ласкариса в целях разведки и изучения во всех отношениях азиатских стран, лежащих на пути в Индию и примыкающий к ней. Ласкарис сначала отправился в Алей (в Сирии), затем в Месопотамию; дальнейшее его путешествие не состоялась. 34. Спенсер, Эдмунд посетил в 1836 г. Кавказ. В результате своего путешествия по Кавказу написал книгу «Travels in Circassie...», изданную в Лондоне в 1837 г. 35. Суда были потоплены во время войны Греции за свою независимость с Турцией, в которой на стороне Греции выступили Англия, Франция и Россия. Битва происходила в Наваринской бухте между объединенными английским, французским и русским флотами и турецко-египетским флотом. Участие России в этой битве, закоячившейся поражением Турции, послужило одним из поводов войны России с Турцией (1828 — 1829). 36. Место на европейском берегу Босфора. Летнее местопребывание дипломатического корпуса. 37. Мараты или маграты населяли западную часть средней Индии. 38. Сейки или сикхи - индусская секта (смешанного этнического состава, их общины носили военно-теократический характер, отличались большой воинственностью. Из них вербовались отборные солдаты англо-индийской армии. Текст воспроизведен по изданию: Англо-русский инцидент со шхуной "Виксен" (1836—1837 гг.) // Красный архив, № 5 (102). 1940 |
|